Текст книги "Том 17. Убийца среди нас"

Автор книги: Картер Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

– Чарльз, дорогой! – тревожно воскликнула Максин. – И что же случилось?

– На следующее утро он все разыграл как по нотам. – Хатчинс, припоминая, довольно улыбнулся. – Позволил мне вырваться вперед, стервец, и плотно висел за моей спиной, чтобы я держал скорость на пределе возможности. Я как раз вошел в крутой поворот, когда рулевое управление внезапно отказало… – Он печально призадумался. – Да, теперь уже автозаводы не строят такие шедевры! Где сейчас найдешь машину, которая смогла бы вскарабкаться на двадцать футов вверх по дереву, сохраняя скорость восемьдесят миль в час?

– Ты, наверное, ужасно разбился, Чарли, дорогой? – тихо спросила Максин.

– Ерунда, – отмахнулся он. – Я провел три месяца в больнице и вскоре опять был в норме. Но старина Ирв буквально лез из кожи вон. Он связался с моей страховой компанией, наплел им, что я сел в машину в то утро абсолютно пьяным и, если я попытаюсь выколотить из них страховку, он с радостью выступит в качестве свидетеля!

– Ты мог бы разбиться насмерть! – прошептала Максин с запоздалой тревогой.

– Хойт сообщил вам, конечно, все подробности своей диверсии?

– А как же! Это же был величайший момент в его жизни!

– Но после – где-то за последние четверть века – Хойту ни разу не удалось вас обставить?

– Ни разу, – гордо подтвердил Чарли. – Даже в наших похождениях с женщинами!

– Он был без ума от Бабе, когда женился на ней?

– Как сопливый мальчишка. Она могла делать с ним все, что угодно, а он только улыбался!

– Как он прореагировал, когда вы рассказали ему, что подстроили его развод? Что это вы подставили ему блондинку из кордебалета, а потом шепнули Бабе, где их найти?

– Я никогда не видел старину Ирва в таком состоянии, – залился Чарли смехом, – прямо хоть смирительную рубашку на него надевай! Я уже готов был вызвать парней в белых халатах, чтобы его увезли куда следует. Он бросился на меня с ножом для разрезания бумаги, а когда я вырвал его, схватил полупустую бутылку бурбона за горлышко, разбил о край стола и кинулся с нею на меня…

– Может, именно тогда он достиг критической точки, откуда больше нет возврата, Чарли? – спросил я. – Все многолетние предыдущие проигрыши еще можно было терпеть. Конечно, потерять любимую женщину – тяжелый удар для Хойта, но осознавать, что вы опять его победили, было абсолютно нестерпимо. Вы уничтожили единственную глубокую привязанность в его жизни. Видимо, именно тогда он превратился в психопата. Он надеялся вернуть Бабе Дюан, но еще больше он жаждал отмщения.

– Только не старина Ирв, – возразил Чарли. – Для таких страстей он слишком слаб!

– Объясняю вам в последний раз, Чарли, – внятно растолковывал я. – Он узнал, что Максин вынуждена отказаться от новой роли и Бабе занимает ее место. Его это обрадовало, потому что вам явно пришлось не по вкусу, но только и всего. Потом ему доносят об эмоциональной реакции Максин на то, что Бабе ее вытеснила, и как она поклялась, что Дюан никогда не сыграет ее роль. Ситуация показалась Хойту выгодной, и он принялся составлять план мести. Верно? Имея рядом Соню Скотт, он больше не чувствовал себя одиноким и решил, что Бабе Дюан ему не нужна. Он готов был на что угодно, если это давало ему возможность рассчитаться с вами раз и навсегда. «Скорее Бабе попадет в ад, чем получит эту роль!» – пригрозила тогда Максин и уединилась в Манхэттене, предоставив вам утешать ее. И Хойт увидел прекрасную возможность подорвать репутацию звезды. Он нанял бандитов, один из которых явно профессиональный убийца, и поручил ему сделать несколько не совсем удавшихся покушений на Бабе.

– Как понимать – не совсем удавшихся? – Чарли смотрел на меня, открыв от умственного напряжения рот.

– Одна из попыток – с автомобилем. Здесь нужен настоящий профессионал. Для Ирвинга было важно, чтобы при наезде присутствовали свидетели, тогда все выглядело бы натурально. Это дало ему возможность тут же переместить Бабе в отель, распространяя слухи, что он защищает ее от ужасной Максин Барр, которая всегда ненавидела крошку Бабе и теперь использует в качестве орудия мести злобного и опасного человека, всегда склонного к насилию – вас, Чарли.

Хатчинс угрюмо молчал.

– Через пару дней он поручает Киршу совершить вторую не совсем удавшуюся попытку с прожектором. А глупое покушение с отравленными конфетами Хойт, очевидно, придумал и выполнил сам, настолько оно нелепо. Кто еще мог пройти в отель с коробкой конфет под мышкой, имея ключ, который подходит к двери номера Бабе, и выйти оттуда незаметно? Только Хойт! Трех подтвержденных свидетелями попыток убить Бабе было более чем достаточно. Он вынудил Фрайберга позвонить Лестеру Найту с угрозой рассказать в газетах, как вы двое пытались прикончить Бабе – если произойдет еще одно покушение. Он, конечно, понимал, что Найт запаникует и тут же обратится к вам.

– Все складывается в ужасную картину, Рик, – неуверенно произнесла Максин. – Но я не понимаю, чего он добивается?

– Угрозы настолько встревожили Лестера Найта, что он нанял меня, надеясь любым способом предотвратить публикацию, – размышлял я вслух. – Вы двое тоже изрядно разволновались вчера после нашего разговора, попросили меня оказать помощь и уладить дело. А вы, Чарли, зарезервировали для меня номер, купили билет на поезд, угостили выпивкой в баре и пригрозили разрушить мою репутацию на Западном побережье, если я не сумею обезопасить Максин и защитить ее знаменитое имя.

– Но зачем все это нужно Ирвингу Хойту, Рик? – настаивала она. – По-настоящему отомстить ему пока не удалось.

– Вы правы, – устало сказал я. – И вот я вступаю в игру. Ситуация отвратительная, и я не знаю, чем я или кто-либо другой может помочь, вы понимаете? И теперь, как мне кажется, Ирв планирует четвертое покушение на жизнь Бабе, только на этот раз не будет осечки. Вполне допускаю, что он прикажет Киршу прикончить ее.

– Он прикажет убить Бабе? – тупо спросил Чарли. – И что это ему даст? Я имею в виду наше соперничество?

– Не могу сказать определенно, – признался я. – Но уверен, что Хойт разрабатывает детальный план, точное время, место и обстоятельства убийства Бабе Дюан и цепь доказательств, которая свяжет вас, Чарли, по рукам и ногам и в конечном итоге приведет на электрический стул.

– Как? – Он подпрыгнул в кресле и уставился на меня, челюсть его отвисла.

– Такой представляется окончательная победа старого Ирва, – подвел я итог. – Готов поспорить, он не спит ночами, воображая, что посещает вас в ночь перед исполнением приговора и детально объясняет, как ему удалось подвести черту под вашим спором и стереть вас с лица земли.

Хатчинс так свирепо грыз костяшки своих пальцев, будто это были руки старины Ирва, а не его собственные. Максин смотрела на меня, вся трепеща, побелев как мел, и невольно перед этой парочкой я чувствовал себя в роли древнего пророка, только что объявившего о конце света.

– Рик, – Максин наконец обрела дар речи, – я могу поверить в то, что вы сказали о планах Хойта в отношении Бабе. Это же настоящий кошмар! Но как ему удастся повесить гнусное преступление на Чарли?

– Не знаю, – уныло ответил я. – Может быть, его наемники похитят Чарли и потом оставят на месте преступления в подходящее время. Может быть, раздастся звонок от старого, доброго Ирва и он скажет: «Давай забудем все, Чарли-бой, это была просто многолетняя вздорная шутка. Приезжай вместе с Максин в Нью-Блейден, Бабе здесь, и мы вчетвером закатим гулянку, чтобы как следует вспомнить старые времена!»

– Я немедленно позвоню Найту, – внезапно сказал Чарли. – Лучше, чтобы он знал обо всем и сейчас же прилетел сюда!

– Он откажется, – осадил я его. – А если и согласится, его приезд ничего не изменит. Чем Лестер Найт может нам помочь?

– Он говорит правду, Чарли, дорогой, – сказала Максин жалобным голоском. – Теперь я понимаю, почему Рик назвал ситуацию сложной, она может еще усложниться, и никто нас не защитит.

– У вас есть квартира в центре города, Чарли? – спросил я.

– На Шестьдесят шестой улице, между Мэдисон и парком, – удивился он. – А в чем дело?

– Не исключено, что вы придете туда однажды вечером и найдете труп Бабе Дюан на ковре вашей гостиной, – предположил я. – Безумный Хойт вполне может решить, что если Магомет не идет в их захудалый городишко, они всегда могут привезти труп в Нью-Йорк.

На лбу у Хатчинса вздулись вены, и он бросил на меня убийственный взгляд.

– Держите язык за зубами, Холман, не каркайте, коли уж не можете предложить ничего путного!

– Но это не разговор, дорогой Чарли! – прервала его Максин. – Твои нервы опять на пределе. Иди-ка пройдись пешочком и успокойся немного!

– Пожалуй, так и сделаю, – согласился он. – Я чувствую себя как баран на привязи в ожидании тигра!

– Ты устал, Чарли, дорогой, – примирительно сказала она. – Иди прогуляйся как следует, а потом хорошо выспись, а мы с Риком попробуем что-нибудь придумать. Позвони мне завтра утром, хорошо?

– Да, да, обязательно! – Он направился к двери, потом остановился, помешкал и посмотрел на меня без радости. – Снимите меня с крючка, Холман! – сказал он сдавленным голосом. – И можете назвать любую цену, вплоть до пятидесяти тысяч!

Глава 7

– Рик, милый, – пропела Максин голосом маленькой девочки, как только дверь закрылась за Чарли Хатчинсом, и подмигнула мне с видом лукавой сообщницы, – организуй что-нибудь выпить, мы это заслужили.

– Прекрасно, – поддержал я с удовольствием начатую ею игру. – Что тебе приготовить?

– Не знаю. – Она наклонила голову, задумавшись. – Что-нибудь чувственное: бренди «Александр» или «Стингер».

– Ты считаешь, что есть чувственные коктейли? – спросил я изумленно.

– Скорее, есть женские и мужские напитки, – уточнила она. – Например, бурбон типично мужской напиток. А бренди – женский, как и все, что производится из винограда.

– Это же целая новая область, совершенно неизвестная психиатрам, – обрадовался я, пораженный необычной идеей. – А что ты скажешь о шотландском виски?

– Пожалуй, шотландское виски очень многолико и сложно, типичный приспособленец – вот самое точное определение!

– А джин, на мой вкус, – честная, работящая девушка, зарабатывающая на жизнь в темных переулках, – подхватил я заданную ею тему. – А ликеры – дорогие содержанки, без умолку твердящие о чистой любви, если только вы платите за их квартиру и храните в роскошных бутылках с цветными этикетками!

– Ты хороший ученик, милый, – одобрительно отозвалась она. – Но что ты скажешь про водку?

– Исключительно мужской напиток, – ответил я после минутного раздумья. – Трудяга крестьянин, без цвета, запаха и вкуса, не замечаешь его присутствия, пока он исподволь не закончит свою работу, а ты не окажешься лежащим на полу в беспомощном состоянии.

– Твое последнее определение мне не нравится. – Она вздрогнула. – Слишком уж напоминает Ирвинга Хойта.

Я подошел к бару, чтобы заняться коктейлями. Мужественный бурбон со льдом для меня и «Стингер» для Максин – женственная основа с приличной добавкой дорогой содержанки – мятного ликера. Смешай эти две составляющие, вылей их в бокал со льдом, и что получится? – спросил я сам себя. Конечно, ответ может быть только один – Максин Барр.

– Рик? – раздался ее голос с дивана. – Ты почти убедил меня, что Ирвинг Хойт подстроил неудавшиеся покушения на Бабе Дюан. Но твоя последняя версия о том, что теперь он планирует настоящее убийство и хочет его повесить на Чарли… Тебе в самом деле так кажется или ты немножко приврал?

– Это очень реально, дорогая Максин, – заверил я ее. – Насколько я понимаю, твой Чарли тот еще тип, настоящий хиппи! И давно он зовет тебя пышечкой?

– Только не напоминай мне о нем, – застонала она. – А то я вспомню наш медовый месяц и ту сумасшедшую ночь, когда он взглянул на меня с высоты своей неконтролируемой страсти и воскликнул: «Максин! Дитя мое!»

– А что, мне очень нравится эта трогательная история о пылком парне, – сказал я, не сумев скрыть упрек и раздражение. – Может, он просто хотел дать понять, что по сравнению с тобой он всего лишь старый козел?

– Вполне согласна с тобой, – произнесла она ледяным тоном.

Я подошел к дивану, отдал ей «Стингер» и сел рядом – не слишком близко; она бросила на меня оценивающий взгляд и подняла свой бокал:

– Давай выпьем за чувственные напитки, дорогой!

И тут же я понял, что зря уселся на диван. Я все же оказался в опасной близости от возбуждающей ауры Максин. Тогда я решил быть объективным и нелицеприятным – можно сказать, клиническим обозревателем, – и принялся набрасывать мысленные заметки о деталях, которых и не заметил бы, если бы находился в другой половине комнаты. Из кресла, в котором я сидел раньше, казалось, что на ней надето обычное домашнее платье с кружевной вставкой спереди. Но сейчас, сидя вблизи, всего за два изучающих взгляда я уловил массу деталей. Во-первых, кружевная вставка была треугольной формы, начиная с широкого основания у самого ее горла и заканчивая острой вершиной глубоко между ее грудями; и под кружевами не было ничего, кроме самой Максин. Во-вторых, платье издалека выглядело непрозрачным шелком, но вблизи стало заметно, что оно почти прозрачное, нежно обнимающее каждую выпуклость и впадину с любовным вниманием к деталям.

Почти с благодарностью и облегчением я принял от нее пустой бокал – еще минута сосредоточенного внимания к деталям, и у меня бы вырвался возглас: «О дитя мое!»

Я приготовил свежие коктейли и принес их на диван устойчивой походкой ветерана-лунатика. Приняв свой «Стингер», Максин стрельнула в меня еще одним испытующим взглядом.

– А Чарли, наверное, уже на полпути к дому, – многозначительно сказала она. – И полностью уверен, что, пока он прогуливается, успокаивая нервы, мы трудолюбиво работаем над планом, как снять его с крючка Ирва Хойта. Неужели тебе не стыдно бездельничать?

– У меня нет никаких новых идей для «Лиги по спасению Чарли Хатчинса», – признался я без особого сожаления.

Она демонстративно пожала плечами так, что это движение передалось платью, которое покрылось возбуждающими складками вплоть до колен.

– Должна признаться, что и у меня нет новых конструктивных идей для этой лиги. Придется поговорить о чем-то другом. Как насчет яркой, остроумной беседы, милый?

– Да, яркой, остроумной, – уныло сказал я, понимая, что острить по заказу не всегда под силу даже комику. – У меня сегодня была встреча с твоим мужем, и он показался мне очень приличным парнем.

– Который из них? – спросила она автоматически. – А! Ты имеешь в виду Пата?

– Кого же еще? – Я удивленно поднял брови. – Разве ты не знаешь, что женщине положено иметь только одного мужа на каждый отдельный отрезок времени?

– Но Пат для меня уже давно прошедшее время, – равнодушно сообщила она. – Развод состоится где-то в следующем месяце – у меня должна быть записана дата.

– Он разработал целую удивительную теорию о тебе и твоих мужьях, – продолжал я. – Хочешь послушать?

– У меня такое чувство, что я уже слышала ее от самого Пата, – сухо парировала она. – Что-то о мужских травмах и отказах со стороны женских особей, ранящих первобытное мужское тщеславие.

– Точно, – согласился я. – А может, тебя заинтересует теория мистера Найта?

– О травмах девочки-кинозвезды, которая остается ребенком в зрелом возрасте, что объясняет ее неосознанную эгоистическую жестокость и постоянный поиск образа отца?

– Ты, конечно, слышала эту теорию от самого Лестера?

– Лестер умен и хитер, – пробормотала она. – Очень изобретательный прощелыга. Я ничего не имею против тех, у кого правая рука не знает, что делает левая, но меня всегда расстраивает, когда я все внимание сосредоточиваю на правой руке и вдруг внезапно убеждаюсь, что левая уже сделала все то, чего я так опасалась.

– И мы, надо полагать, знаем философию Чарли о Максин Барр, – добавил я, – которую он изложил во время медового месяца. Итак, остался только один.

– Ирландская кровь Уэлса заставляет его рассказывать каждому встречному, что случилось с Джином Хаммондом, – спокойно подхватила она. – Да, это правда – Джин провел в санатории последние пять лет, и нет никакой надежды, что он выйдет оттуда в обозримом будущем. Но он попал туда не из-за меня, дорогой Рик. Его трудности начались задолго до нашей первой встречи. Он чересчур усердно старался быть мужчиной, не будучи уверен, что таковым является. Это главная причина, по которой он выбрал меня в жены. Мне было всего двадцать лет, и киностудия потратила три года и целое состояние на формирование в глазах зрителя образа невинного, но чувственного создания. Видимо, Джин решил, что если у него не получится со мной, то не получится ни с кем. – Она сделала крупный глоток из бокала и вздохнула. – Но Джина постигла неудача. Поскольку я знала его слабость, то дала ему еще шесть месяцев для верности, прежде чем указала на дверь. Я старалась помочь ему, так старалась, когда он рассказал мне о своих сложностях, но, к сожалению, не родилась еще на свет женщина, которая могла бы вытащить его из беды. После нашего разрыва он обращался со своими проблемами ко многим людям, пока не убедился, что единственное место для него – санаторий. Мне жаль его, но я не испытываю чувства вины.

– Понятно, – согласился я. – Так что, если пройтись по всему списку, окажется, что Лестер Найт наиболее интересный из всех бывших мужей?

– Да, пожалуй, это верно. Такие проходимцы, как Лестер, редко встречаются. И в конечном итоге даже самой намного интересней, когда знаешь, что тот же человек, который готов принести тебе свое сердце на тарелочке, если его попросить, в то же время нагло старается одурачить тебя, подсовывая драконовский контракт.

– Да, Лестер очень изобретателен, ничего не скажешь.

– Ну а теперь твоя очередь, Рик. – Она повернулась ко мне, и отраженный свет превратил ее волосы в пламенеющий бронзовый шлем. В следующее мгновение в мои зрачки была ударно введена инъекция фиалкового лучистого взгляда. – Давай поговорим о тебе, милый Рик! – с особым значением произнесла она. – Мы прошлись по всей моей семейной карьере, детально проанализировали теории ряда фанатичных исследователей, рассмотрев их открытия и допущения во всех мыслимых сочетаниях, а теперь примемся за изучение нового вида «Holmanus Rickus»!

– Может, сначала нальем? – вяло попытался я сменить пластинку.

– Нет, нет! – Она хрипловато рассмеялась. – Оставайся на своем месте, под микроскопом. Что произошло ровно двадцать четыре часа назад, когда ты сидел здесь же, на этом самом диване?

– Ты оскорбила меня, – ответил я обиженно.

– Грубо оттолкнув? – Ее рот насмешливо скривился. – Ты удивляешь меня своей чувствительностью, Рик, дорогой!

– А меня удивили предложенные тобой дешевые расценки, милая Максин, – честно ответил я. – Ты решила, что короткие минуты на твоей роскошной груди будут достаточным вознаграждением за мой поход на Нью-Блейден, где я должен был победить или умереть за Максин Барр. Думаешь, меня так легко купить?

– Но я же признала свою ошибку, Рик, мое солнышко, – тихо сказала она. – Я была готова заплатить самую высокую цену, а ты меня бросил. Почему, Рик?

– Я должен был доказать сам себе, что способен не поддаться даже на твою крайнюю провокацию, милая Максин. – Я улыбнулся ей. – Тогда, каким бы ни оказалось наше будущее, тебе никогда не удастся превратить меня в марионетку, как всех остальных.

– Какое тщеславие! – фыркнула она. – Какая мелкая бравада! Самодовольный маленький бычок не станет прыгать через изгородь, если не захочет, да?

– Почему мы все время говорим о тебе так, как будто ты единственная женщина в мире? – Я искусственно зевнул. – Разве ты не замечала, что вокруг есть и другие прелестницы?

– Ага! – В ее глазах мелькнула холодная сталь. – Как же, как же, я помню! Крупная блондинка, молодая и привлекательная, с потрясающей фигурой и великолепным лицом. Кажется, ее имя Соня Скотт? Ты ее описывал, как кобылу благородных кровей из конюшни гордого владельца и тренера Ирвинга Хойта.

– Ты все перепутала, дорогая Максин, – возразил я спокойно. – У этой девушки есть незнакомое тебе качество – достоинство. Его сразу видно – по тому, как она двигается, говорит, как смотрит прямо на вас, по саркастическому блеску глаз, в которых светится ум.

Она что-то совершенно особое, Максин, дорогая, поверь.

Ее фиалковые глаза испустили целый сноп ярких искр, когда она свирепо взглянула на меня:

– Достоинство? Да ведь она из класса ликеров! Типичная содержанка в мехах, которая твердит старому доброму Ирву о своей любви только до тех пор, пока он осыпает ее соболями и бриллиантами! Где здесь достоинство? – Максин откинула голову и хрипло, зло рассмеялась.

– У нее есть чувство внутреннего достоинства, – защищался я. – Это чувство невозможно приобрести, Максин, радость моя. С ним или рождаешься, или нет. Так вот, она родилась с ним, а тебя судьба обошла.

– Хорошо! – Максин внезапно вскочила с дивана и встала передо мной. Все ее тело дрожало от ярости. – Хорошо! – повторила она. – У нее есть чувство собственного достоинства! – Каждая черточка ее лица выражала насмешку. – Подумаешь, достоинство!

– Да! А у тебя его нет, и ты его не купишь! – Мы играли, и я тоже придал своему лицу едко-насмешливое выражение, но в искусстве лицедейства я не годился ей в подметки.

– Смотри на меня! – приказала она.

Когда я взглянул на нее, насмешливость исчезла так же, как и искры в глазах. Ее лицо стало нежным личиком невинного ребенка, рот подчеркивал такую трогательную ранимость, что я устыдился своих грубых природных инстинктов. Глаза взывали к моим рыцарским чувствам, требуя, чтобы я защитил ее невинность от посягательств всех мужчин, включая меня самого.

Пока я оглядывался, разыскивая свои рыцарские доспехи, выражение ее лица снова разительно преобразилось. Чуть заметный подъем подбородка и мягкость сменились гордой уверенностью женщины, закаленной жизненным опытом. Ее рот слегка приоткрылся, и губы округлились с откровенной чувственностью. Искорка, мелькнувшая в глубине глаз, внезапно вспыхнула ярким пламенем, осветив нескончаемую вереницу эротических восторгов, предназначавшихся только мне.

И вдруг, как будто щелкнул выключатель, ее актерская маска мгновенно превратилась в нормальное, привычное лицо Максин Барр.

– Она когда-нибудь смотрела на тебя так, как я? – спросила она вызывающе.

– Никогда, – честно признался я.

– Сначала ты скорее бы умер, чем усомнился в моей девственности, а потом настолько же был уверен, что я последняя шлюха!

– Твоя правда, – подтвердил я, испытывая подавленность и восхищение одновременно.

– Зато у нее есть чувство собственного достоинства? – безжалостно насмехалась Максин.

Она нетерпеливо расстегнула пуговицы своего домашнего платья и швырнула его в другой угол комнаты. Вздрагивая всем телом в такт прыгающему пульсу на висках, я убедился, что оно действительно из очень тонкого шелка, а последний оставшийся на ней покров – и вовсе совершенно прозрачный. Ее ночная рубашка, так внезапно открывшаяся моим глазам, держалась на двух узеньких бретельках, а декольте казалось безбрежным.

Максин быстро наклонилась вперед, и я торопливо отвел глаза, когда она, выпрямившись, приподняла шелковый подол, обнажив бедра.

– Ты наверняка заглядывался на ее ноги! Ну и как, они лучше моих?

– Нет, мэм, – тяжело выдохнул я.

Она опустила подол и слегка повернулась, представ передо мной в ракурсе 3/4, не торопясь сделала глубокий вдох и задержала его секунд на двадцать.

Ее голос звучал теперь мягче:

– Так что же, ее ноги лучше?

– Нет, – ответил я с чувством. – Клянусь, нет!

– Встань! – приказала она.

Я немедленно повиновался. В ту минуту, если бы она потребовала повиснуть вниз головой на потолке, я бы так и сделал без колебаний. Она шагнула ко мне и была теперь так близко, что я не видел ничего, кроме фиалковых глаз, изливающих на меня огненную страсть, как внезапно пробудившийся вулкан.

Кажется, она сделала еще один шаг, и я почувствовал ее упругую грудь, тесно прильнувшую ко мне, как и все соблазнительные контуры ее тела. Обвив мою шею руками, она притянула меня к себе. Наши губы на мгновение соприкоснулись с эффектом короткого замыкания. Острые хищные зубки прикусили мое ухо, как бы пробуя его на вкус.

– Только один вопрос, милый Рик, – страстно прошептала Максин. – Ты хочешь достоинство или меня?

Экстаз напоминает деньги: чтобы насладиться им, нужно его потратить, и всегда наступает момент, когда он иссякает. Я не знаю, когда это началось; но было уже около девяти вечера, когда я вновь занялся приготовлением коктейлей, а Максин появилась в маленьком черном платье, явно вышедшем из-под руки настоящего мастера, ибо любое добавление к нему только исказило бы чистоту и совершенство линий. Правда, усыпанный бриллиантами браслет на ее правой щиколотке, напоминающий рабские кандалы, несколько портил общее яркое впечатление. Но какое нужно иметь состояние, чтобы держать эту рабыню в таких кандалах?

Максин сделала изящный пируэт:

– Ну, как я тебе?

– Платье великолепное, – похвалил я.

– Сам Джиоджиоло, – самодовольно заявила она. – Он лично шьет только для меня, ну и еще одной-двум своим знакомым. А его мастерская обшивает всех остальных клиентов. Вот почему мне так нравится быть богатой, милый Рик. Можно позволить себе дьявольскую исключительность!

Максин приподняла правую ногу, и на щиколотке вульгарно блеснул браслет.

– Символично, ты не находишь? Я надела его специально для тебя, Рик, дорогой. Тебе нравится?

Я осторожно кашлянул:

– Он не сочетается с платьем, радость моя. Платье говорит, что у тебя есть десять миллионов долларов и ты знаешь, как их истратить, а браслет убеждает, что не знаешь.

Она сморщила свой уморительный носик:

– Ты умеешь поставить меня на место, дорогой! Ведь я надела этот чертов браслет лишь для того, чтобы порадовать тебя. – Сняв браслет, она беззаботно швырнула его на диван. – Отныне с символами покончено! Давай быстренько выпьем и побежим, я ужасно проголодалась! Найдем элегантное уединенное местечко, где можно спрятаться в темном укромном уголке, чтобы я могла и наслаждаться едой, и чувствовать твои мышцы. Я знаю…

Ее прервала мелодичная телефонная трель. Я смотрел, как она идет по комнате, и испытывал теплые чувства собственника, которые были приятными, хотя и, надо думать, недолговечными. Потом я занялся приготовлением коктейля «Александр», который она захотела. Несколько привычных движений – и напиток готов. Я закурил и окунулся в радужный поток приятных воспоминаний на фоне ее невнятной телефонной болтовни. Вскоре я осознал, что она закончила разговор. Я даже слышал, как она положила телефонную трубку.

Вернувшись из страны ярких грез в повседневную реальность, я увидел Максин, стоявшую рядом с телефоном с видом быстрозамороженной языческой богини. Она смотрела на меня таким тревожным взглядом, как будто я только что вернулся из космоса. Ну, хорошо, пусть я прибыл из дальнего космоса, но она же была рядом все это время!

– Солнышко, – спросил я с оттенком недоумения, – случилось что-нибудь страшное? Может быть, ты потеряла кошелек с мелочью?

Она глянула на меня, чуть оттаивая, и громко вздохнула:

– Ты что, шизофреник, милый?

– Значит, кошелек был не с мелочью? – торопливо переспросил я.

– Ты знаешь, кто говорил со мной? – Максин испуганно оглянулась и прошептала: – Ирвинг Хойт! И знаешь, что он предложил? Забыть былые ссоры со своим старым приятелем Чарли. Завтра он устраивает вечеринку у себя в Нью-Блейдене и хочет, чтобы Чарли и я приняли в ней участие. Не больше дюжины гостей, сказал он, и Бабе, конечно, тоже будет там. «Все как в старые добрые времена!» – добавил он. Нет, ты представляешь?

– Значит, я сделал удачную – может быть, даже гениальную – профессиональную догадку, – сказал я с подобающей скромностью.

– Он спросил меня, где ты, и я ответила ему, что ты здесь, со мной, и он сказал – прекрасно, потому что хотел бы попросить тебя тоже участвовать в вечеринке и чтобы я передала тебе приглашение. Он просил особо подчеркнуть, что на сей раз все обойдется без глупых шуток. Что бы это значило?

– Мало ли что может быть на уме у психопата?

Но она была настолько охвачена паникой, что даже не слушала.

– Рик! – В ее голосе звенел неподдельный ужас. – Что же мне делать?

– Позвони Чарли, если он дома, скажи ему, что вы приглашены на завтра на вечеринку и оба поедете туда.

– Поедем туда? – Она зажмурилась и издала мучительный стон. – Ты что, в самом деле с ума сошел?

– Даже если старина Ирв подготовил набор пакостей для завтрашнего вечера, у нас есть серьезный шанс разрушить его планы, – сказал я обнадеживающе. – Кто знает? Может быть, завтра вечером тебе даже удастся остаться в живых!

– Рик!..

Я прыгнул вперед, как газель, и успел как раз вовремя подхватить ее: она потеряла сознание.