Текст книги "У Южного полюса"
Автор книги: Карстен Борхгревинк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
и обследовал квадрант к югу от Австралии; там открыл он
возвышенный участок суши, который был им назван Южной Землей
Виктории. Главной задачей этой экспедиции являлось
достижение Южного магнитного полюса. Ей, однако, так же
как и предыдущим экспедициям, не удалось высадиться на
берег.
Росс провел свои корабли через южные паковые льды,
которые впервые встретились ему на 67° южной широты и 174°
восточной долготы. После того как льды остались позади, он увидел
дальше по направлению к югу открытую воду, которая
раскинулась примерно на 600 миль. К западу от этого морского залива
увидел он мощную цепь гор с вулканами, покрытыми снегом;
это был берег Южной Земли Виктории. Росс проследовал
на почтительном расстоянии от берега еще примерно на 500
миль к югу, где был остановлен мощным ледяным барьером,
высота которого, по определению Росса, достигала 180—200
футов.
В 1874 году «Челленджер» направился на юг и обследовал
море вблизи Земли Уилкса. В 1893 и 1894 годах норвежский
китобой капитан Ларсен посетил острова, лежащие к северо-
западу от антарктического континента, или, иначе говоря, к югу
от мыса Горн. Наиболее любопытным открытием этой экспедиции
было то, что она нашла окаменелости, включавшие куски дерева,
причем удалось выяснить, что это дерево не было принесено
течением.
Это обстоятельство свидетельствует о том, что в указанных
районах, где ныне можно встретить лишь низшие формы
растительной жизни, некогда господствовала пышная, богато разви-
тая флора. Большие перемены происходили, видимо, на
протяжении геологических эпох и в южном полушарии.
Я прибыл в Австралию в 1888 году. Объем привезенной мною
из Норвегии эрудиции исчерпывался теми знаниями, которые
я приобрел, обучаясь в течение трех лет после смерти отца
в Саксонской королевской лесоводческой академии в Таранде.
Получив свидетельство об ее окончании, я вступил в жизнь с
неплохим запасом практических знаний. Наилучшим, однако, из
того, что я получил в Таранде, было пробуждение интереса к
природе и к ее изучению, чему я обязан моему выдающемуся
преподавателю зоологии, профессору Фридриху Нитше. Я буду также
всегда с благодарностью вспоминать моего старого почтенного
учителя географии в Христиании Ганса Сиверса. Он с великой
заботой взращивал интерес к географии, обнаруженный им
у меня уже в юные годы.
Полярные области с их~ своеобразной фауной пленили меня
еще в бытность мальчиком. В Австралии, которую я в качестве
геодезиста и естествоиспытателя исколесил вдоль и поперек,
мой интерес все более и более сосредоточивался на
антарктических областях. Там для исследователя лежало большое
и невозделанное поле. Еще в юности я устремился туда в своих
мечтах и представлял, как, изучая Антарктику, я принесу
такую же пользу науке, какую принесли и продолжают
приносить мои соотечественники в Арктике.
Но тогда в Австралии я был одиноким пришельцем в чуждой
стране... Когда я вспоминаю ныне об этой поре, с ее
бесперспективной тяжелой работой, мне она кажется нереальной, не
имеющей никакой связи с тем временем, когда я отправлялся в
качестве руководителя большой, прекрасно снаряженной
экспедиции вместе с тридцатью смельчаками по направлению к
Южному полюсу, поставив целью: подчинить человеческому разуму
новые районы земного шара.
Находясь в Австралии, я завязал обширную переписку
с людьми, проживавшими во всех уголках Земли и
интересовавшимися полярными исследованиями. Главной моей опорой был,
однако, старый и неутомимый австралийский ученый,
профессор Мельбурнского университета барон фон Мюллер, немец
по происхождению. Он постоянно обращал мое внимание на
антарктические области, и в частности, на большое пространство
суши, которое Росс видел к югу от Австралии. Переписка и
беседы с моим ныне покойным другом и советчиком Арчибальдом
Арчером* определили дело моей жизни. Поступив работать
преподавателем естествознания в Корвельском филиале
Сиднейского университета, я в процессе организации естественноистори-
ческого музея близко сошелся с несколькими выдающимися
* Братом Коллнна Арчера (из Лаурвига), построившего корабль
«Фрам».
людьми с ясной головой, украшающими собой научный мир
Австралии. Общение с этими талантливыми людьми, которые
глубоко были заинтересованы в занимавших меня проблемах,
все более и более укрепляло мое решение целиком посвятить
себя антарктическим исследованиям.
Когда в 1894 году до меня дошла весть, что Свен Фойн
собирается послать пробное китобойное судно в Южный Ледовитый
океан, я принял окончательное решение. В тот день, когда «Ан-
тарктик» бросил якорь у Мельбурна, я отказался от должности
преподавателя и явился на борт для переговоров с капитаном
Кристенсеном и коммерческим уполномоченным Генриком
Булл ем.
Несколько молодых австралийских ученых также пытались
устроиться на судно, однако я, как норвежец, имел
преимущественное право. Кроме того, когда эти молодые люди услышали
на палубе китобойного судна запах ворвани и разлагающегося
китового жира, у них захватило дыхание. Но и меня самого
капитан согласился зачислить лишь в качестве рядового матроса.
На свои сбережения я купил себе самый необходимый
инструмент и явился с ним на борт «Антарктика».
Тяжелой была эта первая ночь на старом промысловом судне.
Единственная незанятая койка, которую мне предоставили,
освободилась накануне лишь потому, что бывший ее владелец
был отпущен на берег и на обратном пути утонул. Койка
закрывалась со всех сторон и была похожа на гроб. Под ней помещался
ларь с тюленьим салом. Запах разлагающегося от жары сала
смешивался с испарениями спящих матросов и насыщал собой
тесное пространство.
Я позавидовал своим австралийским друзьям, оставшимся
дома, и готов был вернуться на землю, но измученный за
последние дни подготовкой к путешествию вскоре заснул. Во сне
я уже видел себя на далеком юге, смотрел на вулканы Эребус
и Террор, на Великий ледяной барьер—на все то, к чему влекла
меня фантазия.
В задачи экипажа «Антарктик» входили поиски в Южном
Ледовитом океане гренландских китов. Несмотря на то, что эта
задача не была выполнена—удалось лишь установить, что ценное
китообразное животное гренландских вод здесь не встречается,—
в научном отношении значение плавания было велико. Раньше
«Антарктик» назывался «Кап-Норд» (впоследствии это судно
было использовано в нескольких научных экспедициях и в 1903
году погибло во время плавания О. Норденшельда). Под
управлением капитана Кристенсена ему удалось пробиться сквозь
паковые льды, преграждающие путь к южнополярному материку.
Ледовая обстановка была в том году особенно
благоприятной.
Никогда не забуду я старых грубых китобоев, которые, сидя
на ящиках, рассказывали мне множество историй; эти истории
оказались для моей будущей работы неоценимо полезными.
На борту «Антарктика» я встретился и со старым штурманом
Бернгардом Йенсеном, которого впоследствии назначил
капитаном «Южного Креста».
«Антарктик» дошел до 74°10' южной широты. Мы видели
множество синих китов, но у нас не было ни желания, ни
необходимых приспособлений для охоты на них. Когда мы повернули
назад, чтобы избежать опасности быть затертыми льдами, и на
обратном пути проходили мимо Земли Виктории севернее мыса
Адэр, я, к своей большой радости, заметил с наблюдательного
пункта на мачте в бинокль, что часть берега вблизи мыса Адэр
свободна от льда.
В моих последующих экспедициях этот участок берега сыграл
большую роль.
Мое страстное желание ступить на неведомую землю заразило
и капитана Кристенсена. Была спущена шлюпка, на которой
мы попытались добраться сквозь льды до берега. «Антарктик»
в это время ждал нас под парами на море. В лодке находились
капитан Кристенсен, Булль, я и еще три матроса.
Перетащив шлюпку через лед, нам удалось в конце концов
достичь пустынного берега нового неведомого континента, на
который еще ни разу не ступала нога человека.
Трудно сказать, кто первым ступил на землю. Охваченный
юношеским пылом, я спрыгнул с лодки, прежде чем киль коснулся
дна, и мне пришлось добираться до берега вброд. Капитан
Кристенсен перепрыгнул с форштевня, когда лодка была уже у
берега, прямо на землю, не замочив ног. Так или иначе земля
была у нас обоих под ногами. Путь, выбранный капитаном Кри-
стенсеном, был, по-моему, более разумным—и во всяком случае
более сухим. Достоверно то, что на землю новой, шестой части
света ступили впервые именно норвежцы.
Мы провели там несколько часов. Для научных изысканий
времени не было, но я все же успел собрать некоторые образцы,
установить наличие на почве растительности, а в прибрежной
океанской воде животной жизни: на глубине примерно одной
сажени я обнаружил медузу. По моем возвращении в Лондон,
этот факт время от времени подвергался сомнению. Однако
коллекции, которые доставил «Южный Крест» в 1900 году,
подтвердили правильность моего первоначального сообщения.
После короткого пребывания на суше мы вновь вернулись
на судно. Машины «Антарктика» заработали, и мы направились
на всех парах к северу. Этот был опасный путь между огромными
айсбергами, которые мы огибали во тьме и под завывание
снежной бури. Мы благополучно пересекли, однако, полярный круг
и в мае 1895 года счастливо вернулись в Мельбурн.
Результаты моего первого антарктического путешествия были
невелики. Поскольку я служил промысловым матросом, у меня
оставалось мало времени для научной работы. Не было минуты,.
чтобы мне не поручали сделать то или другое. То надо было
смолить канат, то свежевать тюленя, то чистить кухонный котел.
Однажды во время этого путешествия мне пришлось оказать
и медицинскую помощь—накладывать лубки на сломанную
ногу.
И все же плавание на «Антарктике» имело для меня
определенное значение. Я получил возможность вплотную соприкоснуться
с теми проблемами, которые живо интересовали лучших
географов мира. Обнаружение у мыса Адэр маленького свободного от
льда участка берега подстрекнуло меня к тому, что уже на пути
в Мельбурн я стал набрасывать в общих чертах план научной
экспедиции на южнополярный континент.
Все трудное и неприятное остается позади. Лишь о самой
работе сохраняется воспоминание.
Славный старик—комендант Свен Фойн, снарядивший
экспедицию, тем самым обессмертил свое имя в области южнополярных
исследований; коммерческий уполномоченный Булль и капитан
Кристенсен, которые боролись с исключительными
трудностями и потерпели крушение собственных надежд в отношении
ловли китов, оказали науке неоценимые услуги—несмотря на все
опасности, они осуществили плавание «Антарктика» и
чрезвычайно далеко продвинулись на юг. А моя поездка на «Антарктике»
позволила мне сделать первые наблюдения по ту сторону Южного
полярного круга и подготовила меня к дальнейшей
антарктической работе.
План, который я разрабатывал уже на обратном пути в
Мельбурн, состоял в том, чтобы организовать крупную научную
экспедицию, которая бы высадилась на южнополярном континенте
и перезимовала там. В случае удачи можно будет изучить и
побережье и глубже расположенные части суши.
В ближайшем году я хотел продвинуться с экспедицией как
можно дальше на юг, надеясь достичь Великого ледяного барьера,
с тем чтобы получить о нем ясное представление и, если повезет,
подняться на него.
В геологическом, зоологическом и ботаническом отношениях
лодобная экспедиция могла бы доставить очень ценные материалы
для характеристики этих неизведанных районов Земли. Не
меньший интерес представили бы и метеорологические
наблюдения.
Особенное внимание хотелось мне уделить наблюдениям над
земным магнетизмом.
Наблюдения над магнетизмом в непосредственной близости
к Южному магнитному полюсу восполнило бы недостающее звено
в человеческих знаниях этой своеобразнейшей особенности Земли.
Я намеревался побывать настолько близко к Южному магнитному
полюсу, насколько это позволит рельеф местности, проникнуть
в тот пункт или в те пункты, где явления земного магнетизма
проявляются с наибольшей интенсивностью.
Я еще не предвидел тогда тех больших трудностей, которые
придется преодолеть, прежде чем удастся снарядить экспедицию.
Я был молод и сравнительно мало известен ученому миру. Это
обстоятельство явилось в ближайшие годы одним из самых
серьезных препятствий.
После прибытия в Мельбурн я сделал прежде всего в
Мельбурнском географическом обществе короткий доклад о том, что
видел и чего мне удалось добиться. Там присутствовал старый
барон фон Мюллер, который на склоне своих дней радовался
тому, что я обнаружил растительность на южнополярном
материке. Несколько позже я выступал в Сиднее.
Для дальнейшего продвижения моих планов настоятельно
требовалось возвращение в Европу. В ближайшее время в
Лондоне должен был состояться VI Международный географический
конгресс и на нем в порядке дня несомненно должна была стоять
проблема Антарктики. Мне нельзя было медлить.
На последние деньги я купил билет третьего класса на
пароход «Оруба» и отправился в Лондон. Пока мы плыли до
Суэцкого канала, я считал дни и часы. Мне нужно было попасть
в Лондон вовремя.
По прибытии в Неаполь стало ясно, что если я буду
следовать дальше на пароходе через Гибралтар, то окажусь в
Лондоне слишком поздно. Колебания были недолги. Моих средств,
к счастью, как раз хватало, чтобы оплатить проезд через Европу
по железной дороге. Я расстался с пароходо*м и приехал
в Лондон в тот день, когда антарктическая секция Конгресса
собралась на свое последнее заседание.
В Лондоне мне повезло. Я встретил там профессора Ингвара
Нильсена, делегированного на Конгресс университетом
Христиании. Он с большой предупредительностью оказал мне полную
поддержку.
Важность сообщений, которые я собирался сделать, была
принята во внимание, и на рассмотрение антарктической
проблемы был выделен еще один день с тем, чтобы дать мне
возможность доложить Конгрессу мои материалы. И вот на другой день
после моего прибытия я выступил в Лондоне, в Королевском
обществе, перед многочисленной аудиторией из географов всего
цивилизованного мира—в черном сюртуке профессора Нильсена.
Дело в том, что портной, как я объяснил профессору, не успел
сшить мне сюртук.
Среди участников заседания, на котором председательствовал
профессор Неймайер, находились: сэр Джозеф Гукер, уже
старик (в 1841 году он был спутником Росса), адмирал Оммэни, сэр
Джон Мёррей (известный ученый, входивший в состав
экспедиции на «Челленджере»), сэр Клементе Маркем, генерал Грили
{руководитель широко известной американской экспедиции
в Гренландию), австрийский полярный исследователь Юлиус
Пайер, Генри М. Стэнли и многие другие.
Я изложил скромные результаты поездки на «Антарктике»
и сообщил вкратце свой план будущей экспедиции на
южнополярный континент. После этого развернулась дискуссия, в конце
которой выступил сэр Джон Мёррей. Очень лестно для меня
и ободряюще прозвучали его слова о том, что важность моих
наблюдений не поддается оценке.
Директор морской обсерватории в Гамбурге, Неймайер,
предложил резолюцию, единогласно принятую. Она имела
следующее содержание:
«Шестой международный лондонский конгресс 1895 года
признает, что изучение антарктических районов является
важнейшей, но еще не выполненной географической задачей. Учитывая,
что почти все отрасли науки могут получить многое в результате
антарктической экспедиции, Конгресс рекомендует научным
обществам всего мира сделать все возможное, чтобы еще до
окончания настоящего столетия приступить к этой работе».
После Росса в течение полувека изучением Антарктики по
существу никто не занимался. Эта резолюция вдохнула новук>
жизнь в исследовательскую работу по Антарктике. Она оказывала
мне огромную поддержку в той напряженной работе, которая
последовала за Конгрессом.
С самого начала было ясно, что в Норвегии я не смогу
раздобыть средств на выполнение своих антарктических замыслов.
Моя родина, кроме того, уже принесла большие жертвы на
алтарь науки в деле изучения Арктики. «Фрам» к этому моменту
еще не вернулся. Могла возникнуть необходимость посылки
экспедиции в помощь ему.
Надо было также считаться с тем, что расходы на
южнополярную экспедицию того масштаба и с теми задачами, которые
я предлагал, значительно превысили бы расходы, которые
обычно требовались для арктической экспедиции. Не говоря уже оба
всем остальном, число участников южнополярной экспедиции
должно было, само собой разумеется, быть значительно большим.
В то время как экипаж «Фрама» состоял из 13 человек, «Южному
Кресту» требовался 31 человек. Расстояние южнополярных
областей от районов цивилизации значительно больше того*
расстояния, которое отделяет от аналогичных районов
северные полярные области; судно и все снаряжение его должны быть
приспособлены к длительному путешествию из одного полушария
в другое и к пересечению жаркой экваториальной зоны.
В промежуток времени, последовавший непосредственно за
Географическим конгрессом, я написал ряд статей для газет
и журналов по южнополярным вопросам; в 1895—1897 годах
выступил с большим количеством докладов на эту же тему в
Англии, Германии, Америке и Австралии.
Тем временем была организована бельгийская антарктическая
экспедиция под руководством капитана Жерл яша. Экспедиционное
судно «Бельджика», отправившееся к югу от Америки, дошла
только до 71° ю. ш. и там было зажато льдами. За время зимовки
экспедиция сумела провести ценные наблюдения и собрать
интересные коллекции.
Сэр Клементе Маркем начал также разрабатывать план южно-
лолярной экспедиции. Это сильно ухудшило мои шансы на
помощь в Англии.
Ожесточенное сопротивление вызвала основная идея
экспедиции. Предполагалось, что судно, которое доставит меня к
намеченной точке, уйдет обратно, обрубив, таким образом, всякую
связь с внешним миром, а я останусь зимовать на обледеневшем
южнополярном материке. Мой замысел стали со всех сторон
признавать несбыточным. Говорили, что ни один человек не
в состоянии вынести зимний холод Антарктики. Но у меня не
было недостатка и в друзьях, которые продолжали стоять на
моей стороне. В Англии таких было двое: езр Джон Мёррей и мой
соотечественник Гуде—тогдашний секретарь объединенного
шведско-норвежского посольства. Пользуюсь случаем принести
им обоим благодарность.
В конце 1896 года я побывал в Шотландии и повидался там
с сэром Джоном Мёрреем. В те времена, когда все мои планы
были под угрозой крушения, этот человек поддержал и ободрил
меня. Он был болен, лежал в постели и никого не принимал.
Но услышав, что я явился, велел позвать меня в спальню—так
силен был его интерес к антарктическим проблемам. С глубоким
сожалением сообщил он мне, что, по его мнению, я не имею в
настоящее время в Англии ни малейших шансов на успех. Но
трудности только укрепляли мою решимость. С удвоенной
энергией я стремился раздобыть средства для реализации своих
планов.
В 1897 году в Хобарте6 я встретился со всеми
премьер-министрами австралийских колоний и внес предложение организовать
экспедицию.
Это предложение привлекло всеобщее внимание, и у меня
появилась слабая надежда на поддержку со стороны пяти
колоний. Но я уже знал по опыту, что всякие проекты такого рода
требуют санкции австралийских парламентов, на что было
трудно рассчитывать. Вконец измученный, вернулся я в Европу.
И тут мне улыбнулось счастье.
Уже вскоре после Географического конгресса 1895 года
у меня завязалось знакомство с крупным английским
книгоиздателем Джорджем Ньюнсом, членом парламента. В
дальнейшем он принимал участие в детальной разработке моих
планов и в боях, которые мне приходилось вести за их
осуществление.
И вот теперь он предоставил в -мое распоряжение 35 тысяч
фунтов стерлингов для возможно более быстрого снаряжения
экспедиции.
Таким образом, сэр Джордж Ньюнс—тот человек, который
сделал возможной экспедицию «Южного Креста»; именно он создал
предпосылки для прекрасных результатов, явившихся
ценным вкладом в науку. Экспедиция на «Южном Кресте» была
предпринята на английские деньги. На гафеле судна развевался
английский флаг, подаренный мне нынешним наследным
принцем Англии. Тем не менее экипаж в количестве 31 человека,
который довел экспедицию до счастливого окончания, состоял
в большинстве из норвежцев; все оборудование также было
изготовлено в основном из норвежских материалов.
СЭ Р ДЖОРДЖ НЬЮНС предоставил мне полную
свободу действий как в подборе спутников, так и в подготовке
материальной части экспедиции. Я решил включить в состав экспедиции
как можно большее число моих соотечественников. Они,
во-первых, еще с юности привычны к снегу и льду, во-вторых, в
большинстве своем—хорошие лыжники.
Точно так же максимальную и наиболее важную часть
оборудования я заготовил в Норвегии—в стране, имеющей гораздо
больший опыт, нежели Англия, в деле снаряжения полярных
экспедиций.
Чтобы не утомлять своих читателей, я не стану приводить
здесь списки заготовленного провианта и оборудования. Все это
я упомяну по ходу описания путешествия, когда речь будет идти
о применении тех или иных предметов.
Запасы продовольствия делались на три года. Поскольку
при отъезде из Европы мы насчитывали 31 человека и 90 собак,
то дел у меня, понятно, оказалось по горло. Все запасы и
предметы снаряжения должны были быть высшего качества и, кроме
того, по возможности легкими и малогабаритными.
Судно, на котором я остановил свой выбор, было построено
по чертежам Коллина Арчера (из Лаурвига), строителя «Фрама».
Я назвал корабль «Южный Крест», по имени созвездия,
сверкающего в небе южного полушария.
Это судно не строилось специально для нашей экспедиции.
Оно предназначалось для охоты на тюленей в Северном
Ледовитом океане, где успело, правда, побывать лишь один раз.
«Южный Крест» был чрезвычайно прочным судном. Корпус
его был яйцеобразной формы. Оно имело парусное оснащение
барка; водоизмещение его составляло 521 тонну, чистая
вместимость—276 регистровых тонн; длина—146,5 фута, ширина—
30,7 фута, осадка—18 футов. У него были две палубы и круглый
ахтерштевень1. В качестве двигателя служила прямоточная
машина тройного расширения в 360 лошадиных сил. С ее
помощью судно могло развивать в тихую погоду скорость в 9
узлов. Гребной винт имел две лопасти. Его можно было поднимать
на борт. Последнее обстоятельство имеет большое значение для
судов, которые маневрируют среди льдов, ибо ледовые массы
могут легко сломать винт. Помимо того, мы имели с собой
запасной, легко насаживаемый винт.
Пожалуй, самое трудное при организации полярной
экспедиции—это подбор людей. Были сотни заявлений, из всех
частей света приходили просьбы о зачислении.
Почти все претенденты отзывались о себе в самых теплых
тонах и именовали себя вполне квалифицированными людьми.
Само чтение писем представляло большой интерес. Некоторые
наперед рассматривали себя как мучеников науки, изображали
в цветистых фразах все земные блага, от которых они
отказывались, чтобы следовать за мной, и не сомневались в том, что
мой выбор падет на них.
Очень трудно, однако, бывает определить в отношении
каждого данного лица, имеется ли у него подлинный интерес к
полярным исследованиям или тут налицо только внезапная
вспышка энтузиазма. Наиболее пригодными надо считать тех людей,
которые обладают ровным, хорошим характером и наделены
острой наблюдательностью. Есть немало дельных людей, но
нелегко бывает найти спутников, у которых хорошие способности
сочетались бы с открытым, ровным, веселым характером. Во время
полярной экспедиции самое лучшее настроение духа
подвергается серьезнейшим испытаниям.
При отборе своих спутников я предпочтительно принимал
людей, которые были бы в состоянии точно регистрировать
факты. Это казалось мне полезней, чем окружить себя учеными
специалистами. Я не считал ни желательным, ни возможным
разрабатывать в процессе самой экспедиции собираемые материалы.
Это легко понять, если представить себе те обстоятельства, при
которых нам пришлось жить и работать.
В особенности не имело смысла углубляться в изучение
зоологических коллекций прежде, чем они попадут в руки
специалистов, работающих в цивилизованных условиях. То отличное
состояние, в котором все коллекции «Южного Креста» были
доставлены в Британский музей, надо, по-моему, в первую очередь
объяснить быстротой, с которой отдельные особи погружались
в спирт, формалин, либо консервировались иным каким-либо
образом.
Необходимо было включить в состав экспедиции людей,
привыкших к суровым зимним условиям и умеющих ходить
на лыжах. Отбор 30 человек продолжался сравнительно долго.
Они принадлежали к трем нациям. В числе научных
сотрудников находилось 3 англичанина, стьюард был шведом,
кроме того, имелось два лапландца; все остальные были
норвежцами.
Капитаном «Южного Креста» я назначил Бернгарда Йенсена,
второго штурмана «Антарктика», 1853 года рождения, двадцать
лет плававшего в арктических водах. Я выбрал на этот
ответственный пост именно его потому, что ранее имел возможность высоко
оценить его опытность и предусмотрительность.
Первым магнитологом был назначен Уильям Колбек, офицер
запаса английского военно-морского флота, 1871 года рождения,
получивший образование в Халле. Он имел английские дипломы
штурмана и шкипера и до своего назначения плавал вторым
штурманом на пассажирском пароходе «Монтебелло», ходившем
между Халлом и Христианией (Осло). Врач экспедиции Гер-
луф Клевстад родился в 1866 году и получил медицинское
образование в университете Христиании. Луи Берначчи, родившийся
в Тасмании в 1876 году, учился сперва в Хобарте, а впоследствии
работал в Мельбурнской обсерватории. Антон Фоугнер,
«прислуга за все», посещал городское училище и сдал экзамен на
штурмана. Он родился в Христиании в 1870 году. Хью Ивенс,
1874 года рождения, учился в Глочестерской школе в Англии
и провел в дальнейшем четыре года в Канаде, где приобрел
большой охотничий опыт. Позднее он сопровождал консула Гундер-
сена в его экспедиции на остров Кергелен. Николай Гансон,
препаратор, родившийся в 1870 году в Христиансунне, был
воспитанником реального училища и являлся большим
любителем водного спорта. В течение ряда лет он ведал коллекциями
в Британском музее и в Зоологическом музее в Христиании. Коль-
бейн Элефсен, хороший гребец, работал в качестве повара в
правительственных экспедициях; Йорген Петерсен, штурман, имел
большой опыт плавания во льдах; Ганс Гансен, второй штурман,
также обладал этим опытом и, кроме того, был хорошим
охотником. На должность первого машиниста был зачислен Христиан
Ольсен, второго машиниста—Юлиус Иоганнесен, на должность
плотника—Ганс Улис, стьюарда—швед Карл Андерсен. В
состав экспедиции вошли, кроме того, 14 крепких закаленных
норвежских матросов. Их имена: боцман Клемент Клементсен,
Иоганнес Янсен, Франц Иоганн Магнуссен, Оскар М. Бьарке,
Ганс Нильсен, Ингвар Самуэльсен, Ганс И. Йонсон, Иоганн
А. Андерсен, Улаф Ларсен, Ларе А. Ларсен, Адольф М. Карлсен,
Карл X. И. Беен, Аксель Иогансен, Карл Брюнильсен.
На судно были приняты также уроженец норвежской части
Лапландии2 Савио, родившийся в 1877 году, отличный лыжник,
разумный и отважный, и его земляк и ровесник Муст, также
опытный и надежный лыжник.
Оба лапландца родом из южного Варангера оказались очень
полезны для экспедиции. Их ценные качества проявились еще
при оборудовании материальной части. Привычные к холодному
климату, они подсказали мне кое-что полезное. О цивилизации,
правда, лапландцы не имели ни малейшего понятия и ни разу,
например, не видели железнодорожного поезда. Первый в своей
жизни поезд пришлось им увидеть в Тронхейме.
Я сам перевез их из Норвегии в Англию, где им нужно было
ухаживать за 90 сибирскими собаками, доставленными в Лондон
для экспедиции. В своих красивых своеобразных одеждах оба
лапландца по прибытии в Англию возбудили, понятно,
всеобщий интерес. Мне трудно забыть поездку по железной дороге
из Халла в Лондон, которую я с ними совершил. На одной
маленькой станции нам надо было выйти из вагона, чтобы
пересесть на другой поезд. Мне удалось благополучно сойти на
перрон с обоими детьми природы. Вдруг паровоз потащил в сторону
багажный вагон, в котором находилось все имущество Савио
и Муста. В ужасе бросились они к вагону, схватились за
дверную ручку и изо всех сил пытались остановить вагон,
одновременно взывая на своем родном языке о помощи.
С особенно большой благодарностью вспоминаю я о
лапландце Савио. Руководить им было трудновато, но пользу во время
экспедиции он принес огромную. Не раз спасал он с опасностью
для самого себя жизнь мою и других участников экспедиции.
Позже я еще расскажу об этом более подробно.
Все оборудование было заказано в Германии, Англии и
Норвегии. До отплытия экспедиции его проверили в обсерватории
г. Кью, близ Лондона.
Большую часть продовольствия доставило военное интен-
данство в Лондоне, меньшая часть прибыла из Норвегии и
Дании. Как уже сказано выше, требовалось обеспечить запасы на
три года для 31 человека и 90 собак. Помимо учета того, сколько
все это весит и занимает места, необходимо было тщательно
соблюдать все требования гигиены. Коньки, лыжи и шубы были
доставлены из Норвегии. Доктор Клевстад получил из Норвегии
в свое распоряжение хорошо оснащенную аптеку с наилучшим
хирургическим инструментарием. При подборе медикаментов нам
следовало думать как о полярных областях, так и о тропиках
и иметь в запасе лекарства не только для людей, но и для наших
90 собак.
И вот, наконец, «Южный Крест» стоял в гавани Христиании
уже вполне готовым к отплытию. 30 июля 1898 года я поднял
английский флаг, подарок герцога Йоркского. При этом наши
пушечки старались произвести как можно больше шума.
Норвежцы—участники экспедиции распрощались с родными,
и «Южный Крест», разукрашенный флагами, при ярком свете
солнца заскользил по воде, покидая гавань Христиании. Пушки
старой крепости Акерсхус гремели, как будто вкладывая в свой
гул все пожелания счастливого пути, которыми нас провожала
родина.
Через пять дней мы достигли Лондона и приняли на борт
английских участников экспедиции и 90 упряжных собак.
Трудно описать ту напряженную деятельность, которая наблюдалась
в эти дни на «Южном Кресте». Ящик за ящиком поступал на борт.
Ящики были уже навалены до высоты двух футов, а между тем
места требовалось еще и еще.
Часть наших продовольственных запасов мы решили
отправить вперед в Тасманию на пароходе. Мы рассчитали, что пока
сами доберемся туда, то благодаря хорошему морскому аппетиту
освободим достаточно места на своем собственном судне. На судне
было так тесно, что уже в лондонском доке мы подняли на
верхушку главной мачты наблюдательную бочку («воронье гнездо»),
которая нам впервые должна была понадобиться, только в
