Текст книги "Обрушившая мир (СИ)"

Автор книги: Каролина Лирийская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Глава 3. Ainoo Daarkha

Я со стоном сползаю с кровати утром, когда слышу неприятный пронзительный звук совсем близко от себя. Голова со сна словно потяжелевшая, и оттого я некоторое время сижу на кровати, тупо глядя перед собой, прежде чем собираюсь и обнаруживаю источник звуков. Для начала я хватаю пульсирующий черным огнем амулет связи, валяющийся на полу, и сжимаю горячее стекло в ладони. Тотчас же мою квартиру сотрясает до неприличия бодрый голос Антихриста:

– Кара, ты проснулась?

Будто я могу ему отвечать, не проснувшись. Чувствуя закипающее раздражение, я киваю, пытаясь подавить сводящий челюсти зевок, пятерней причесать волосы и нашарить на холодном полу рядом свои тапки. Самаэль напряженно молчит, и я вспоминаю, что мой старенький амулет не передает изображение – с другой стороны, и хорошо, что он не видит моего измученного сонного лица. Поэтому я собираюсь и начинаю сипло разговаривать вслух:

– Проснулась. Ты что-то хотел?

– Кого ты там пытаешь? – интересуется Антихрист.

Не понимая, что он имеет в виду, я оглядываюсь по сторонам и чересчур медленно осознаю, что противный дребезжащий звук, меня разбудивший, не был вызовом через кристалл. Привстав и внимательно разглядев полку, я понимаю, в чем дело.

– Будильник воскрес, – поясняю я Самаэлю. – Надо же, полгода не работал, а сейчас… Не затыкается. Блядь.

– Так упокой его обратно! – злится он.

Кнопка выключения тихо щелкает, и я наконец могу вздохнуть спокойно – тишина. Подумав, я решаю позже избавиться от будильника, невесть отчего вновь заработавшего, а пока возвращаюсь к разговору с Антихристом. Просто так он не стал бы меня будить ни свет ни заря – часы услужливо подсказали, что по времени Преисподней сейчас около пяти утра. Подозрительно покосившись на амулет, я размышляю, мог ли он неосознанно включить будильник. Возможно, силы его хватит на простой трюк. На простой трюк, но не на то, чтобы повергнуть ангелов легким мановением, конечно, – а ведь так хотелось… Я тоскливо вздыхаю.

– Ты меня слышишь? – Я киваю и неразборчиво, но утвердительно мычу. – Хорошо. Отец просил передать, что у него есть задание для тебя.

С того момента, как я заключила с Сатаной контракт, прошла неделя, а дело так и не двигается с места. Иногда мне кажется, что про меня вовсе забыли, успокоили обещаниями, накормили мечтами сполна. И вот что-то происходит. Сон забывается быстро: я подбираюсь, встаю с кровати, тянусь.

Самаэль ждет; он явно не в восторге от того, что выступает связистом между нами, но я благодарна Сатане за такое решение. Если бы он решил разбудить меня сам, одним будильником дело бы не обошлось, а мне, скорее всего, пришлось бы выпрыгивать в окно из горящего здания. А я как раз привыкла к этой небольшой квартирке.

– Что нужно от меня? – собранно интересуюсь я.

– Собрать несколько душ.

Я, протирая заспанные глаза, хмурюсь:

– Это работа приставов, если не ошибаюсь. Это они должны ходить по тем, кто продался нам, и выколачивать долг. А я…

Запинаюсь, потому что сама не знаю, что сказать. Не Привратник уже – уволена, просто Падшей тоже не назовешься, а у моей нынешней работы – устраивать конец Света – пока нет названия. Но все равно я не настолько низко пала, чтобы выколачивать души из должников.

– Я воин, – угрюмо говорю я, обида плещет через край. – И рассчитывала, что меня отправят в бой…

– Ты наемник Люцифера – снова. Это не должники, – насладившись паузой, говорит Самаэль. – Несколько людей, которые могли бы изменить ход войны, будущие пророки, святые, и поэтому их необходимо убрать. Приставы сделали несколько послаблений для нас, занесли их в списки, но сами выходить на работу боятся: вдруг на ангелов напорются, а этих душ в списках нет. Для этого нам как раз и нужен воин.

– Потрошить людей – не совсем то, что я хотела.

– Не людей. Души.

И без каких-либо пояснений он обрывает связь. Прошипев пару нелестных слов в его адрес, я падаю обратно на жалобно скрипнувшую кровать и кусаю губы. Я ведь хотела действовать и не сидеть сложа руки – пожалуйста, Люцифер придумал задание, но оно не воодушевляет. Но все-таки это поручили мне, а у Сатаны ничего не происходит просто так. Я думаю о том, какой здесь подвох, глядя в потолок. Старательно изучаю трещины в старом бетоне.

Внезапный стук в дверь заставляет меня вздрогнуть и приподняться на локтях, изучающе следя за коридором. Гостей я не жду, и потому чувство тревоги, никак не способное угомониться, начинает ворочаться в душе все сильнее и сильнее. Решительно встав, я направляюсь к двери.

– Кого там черт принес?

Но это оказывается не мифический черт, а скромно улыбающаяся Ишим, прижимающая к груди плотно упакованный длинный сверток, в котором я наметанным глазом определяю оружие. Она переминается с ноги на ногу и никак не может спросить разрешения войти.

– Что вам всем надо, а? – возможно, слишком грубо спрашиваю я. Устало вздыхаю, тру лицо руками: – Ох, сука… Прости, я это так, слегка на взводе с утра. Знаешь, что этот Люцифер придумал?

Ишим колеблется, тревожно вертит хвостиком. Пока она молчит, я, внутри ругая себя за такое обращение последними словами, хватаю ее за руку и втаскиваю в квартиру, захлопнув дверь с громким стуком. Ключ проворачивается пару раз со скрипом. Ишим растерянно поглаживает запястье, и я почти готова извиниться за причиненную ей боль – наверное, сильно сжала пальцы, – но она заговаривает первой:

– Вообще-то, я на минутку…

– Задержись, мне надо кому-то пожаловаться на жизнь, – настаиваю я и первая иду на кухню.

Я исподтишка разглядываю сверток в ее руках, а в голове роится множество вопросов, которые можно задать ей за чаем. К тому же я нуждаюсь в кружке крепкого кофе, иначе так и прохожу весь день с полузакрытыми глазами. На кухне я первым делом лезу к раковине, врубаю ледяную воду, умываюсь долго и со вкусом, под конец уже не чувствую кожи.

Чайник вскипает, вспыхивая магией, заменяющей нам все электричество. Ишим садится за стол и нервно подметает пол кисточкой хвоста, пока я вожусь с чаем: лезу на табуретке наверх, к кухонным шкафчикам, грохочу в них пустыми банками, пока не отыскиваю нужную. Чая совсем мало осталось, но я не отваживаюсь предлагать ей кофе, зная, что растворимый Ишим на дух не переносит. Ишимка терпеливо ждет, пока ее напиток заварится, и я понимаю, что нам обеим нужно это время. Я все чаще возвращаюсь взглядом к таинственному свертку.

– Т-так вот, – заикнувшись, начинает Ишим. – Мне приказано передать тебе оружие для сбора душ. Самаэль явился и сказал, что я должна тебе помогать, поэтому и перекинул на меня доставку. А сам он куда-то спешил – мне так показалось… – Она пододвигает предположительный меч к моей стороне стола.

Я задумчиво касаюсь белой ткани пальцами, прислушиваясь к ощущениям. Опасности для меня оружие не несет – это точно, иначе бы все инстинкты взвыли во весь голос, а я ошпаренной кошкой взвилась бы прочь, но я все равно медлю и не вскрываю сверток. Ишим ерзает на стуле, чем немного отвлекает, и я недовольно повожу плечами.

– Что-то случилось? – напрямик спрашиваю я.

Она вертит головой, словно на кухне есть еще кто-то, к кому я могла обратиться, но понимает, что отвечать так или иначе ей придется. Вздыхает тихонечко.

– Ты правда этого хочешь?

– Чего?

– Ну, конца Рая, – поежившись, уточняет Ишим. – Это же… ужасно! Есть ведь и ни в чем не повинные ангелы, которые никогда на нас не нападали. Там же не все воины, как и у нас. Я знаю многих демонов, не способных взять оружие в руки, и среди ангелов наверняка много таких. А ты готова уничтожить их всех без разбора! Кара, это… это неправильно.

Я медлю с ответом, хотя сама отлично знаю его. Ишим вымученно улыбается и встает к утихшему чайнику, наливает себе чай, чтобы успокоиться. Пытаясь ответить, я вдруг понимаю, что не могу сказать ни слова. Не для нее.

– Последняя битва была предрешена. Это должно случиться рано или поздно. Какая разница, начну я это сейчас или через сотни лет придет кто-то еще, такой же ебанутый на всю голову. Это война, Ишим. Вечная война. Или они нас, или мы их, третьего не дано. Мы не сможем жить в мире, станем опять грызться за людей, которым стали нахуй не нужны.

– Ты не похожа ни на одного из нас, Кара. Я так никогда тебя и не пойму.

В ее голосе слышится застарелая и хроническая уже грусть, и я растерянно думаю, что зря мы начали этот разговор. Ничем хорошим он закончиться не мог точно. Чтобы отвлечься, я расшнуровываю ткань на мече. И пораженно выдыхаю.

– Это мой меч?

Ишим на самом деле рада, что я сменила тему. По крайней мере, я надеюсь.

– Как я поняла, копия. Твой старый меч поражал на физическом уровне, этот способен рассекать души. Специально для задания. Это неиспытанный аналог небесной стали.

Я нерешительно провожу пальцами по поверхности лезвия, осторожно касаюсь острия. Короткая и внезапная вспышка боли заставляет пропустить пару вдохов, а кровь пачкает столешницу. Ишим закатывает глаза и осторожно отбирает у меня меч, как у неразумного ребенка.

– Аккуратней быть надо, – ворчит она, разглядывая короткий порез у меня на ладони. Совсем рядом с прошлым – от контракта. – Не будет мешать? Может, сбегать в аптеку за лечебными амулетами?

Отстраняясь, я небрежно вытираю кровь о свободную домашнюю рубашку. Красное на черном не видно, и это подсознательно успокаивает.

– Мне пора, к сожалению, – напоминаю я. – Прости, сама не в восторге. Ты заглядывай в любое время, если хочешь о чем-то поговорить, я…

Я так и не знаю, что хочу ей донести, потому удрученно замолкаю. Ишим внимательно следит, но не идет за мной, когда я прохожу мимо нее в свою комнату и открываю шкаф. Защита в этом деле вряд ли понадобится, но на всякий случай я достаю из глубин тяжеловатую куртку из черной кожи какого-то местного зверя – мечом такое не прорубить, а на ней еще и защитные пластины с рунными насечками. Я быстро скидываю одежду, слыша шорох на кухне, и поспешно достаю рубаху и штаны поприличнее, чем то домашнее тряпье, в котором я сплю. Ишим допивает чай, а я застегиваю пояс ножен. Меч подходит идеально.

– Ничего себе! – Ишим стоит в дверном проеме и рассматривает меня. – Я давно тебя в этой куртке не видела. Классная…

– И дорогущая, – вполголоса говорю я, добавляю громче: – Мне пора.

Я почти выбегаю из квартиры, но вдруг меня настигает ее крик:

– Береги себя!

Крылья немыслимо дерут спину, а я все набираю высоту. Здесь это делать легче, чем в мире людей, потому что облака не мешаются и я отлично вижу Столицу сверху. Каждая крыша, каждая улочка, каждое кривое дерево без листьев, шпили Дворца, купола строений, мощные арки, соседствующие с ровными блоками пятиэтажек спальных районов… Это все настолько обыденно, настолько по-человечески, что аж тошно немного.

Мне надо вырваться в небо, подальше от удушающей тяжести Ада, но там ждут ангелы, которых я ненавижу. Там ждут и люди, от которых я иногда безмерно далека: понять их сложнее, чем тысячелетних владык Ада. Смешно наблюдать, как смертные грызутся между собой, уничтожая и мир, и себя, но становится не так забавно, когда понимаешь, что рано или поздно они могут добраться и до нас. Они ведь устраивают всякие исследования паранормального, ходят в церковь и истово верят в своего Бога. И если им придет в голову, что где-то внизу действительно есть Ад…

А это мой дом. Мои друзья. И мое решение положить конец непримиримой войне с ангелами. Пусть так и будет, пока не стало слишком поздно, пока у нас есть шанс обрушить Небеса…

Я решительно стискиваю амулет перехода, ввинчиваюсь в красноватое небо и оказываюсь в мире людей. Оглушающие звуки сразу валятся на меня, и я, пользуясь тем, что смертные не могут меня видеть – укрылась, укуталась надежно заклинанием невидимости, – просто стою на месте, тяжело дыша, с расправленными крыльями. Незнакомый город, в который меня швырнуло иногда такой непокорной магией. Я оглядываюсь. Везде бетон, асфальт, отражающее солнце стекло, ревущие машины, яркие вывески. Живой, дышащий загнанно мегаполис, каких тысячи… Потом, опомнившись, взлетаю на крышу и склоняюсь над ее краем, вглядываясь в людской поток.

Кого мне нужно забрать? Сердце стучит, как будто предвещая охоту. Гончий пес Люцифера – титул или оскорбление?

На эфесе услужливо проступает надпись. Имя и фамилия, год рождения и город. Этого всего не нужно, хватит лишь имени. Остальное я пойму сама, по душе. Но спорить с руководством я не могу и просто закрываю глаза, фокусируюсь на образе этого человека. Крылья сами несут в нужную точку мира – магия ревет, мечет меня из одного места в другое.

Шрифт забористый, неразборчивый, а сталь темно сияет на солнце. Я щурюсь слегка подслеповато, различаю: Ингрид Сарас. Вот и она: улыбчивая блондинка лет двадцати, остановившаяся возле киоска с мороженым, выбирающая меж эскимо и пломбиром. Сложный выбор ей выпал – ничего не скажешь. Я же не чувствую колебаний, я снова леденею, закрываюсь, подчиняюсь приказу. И заношу меч, собираясь разделаться с работой поскорее.

– Милая? – зовет ее кто-то, и она оборачивается с сияющей, солнечной улыбкой. Я замираю заинтересованно.

Девушка машет рукой спешащему к ней парню, счастливо крича что-то в ответ, громко, звонко. Я вижу ее душу насквозь и отчетливо понимаю, что она может перевернуть мир ради своего любимого, одной лишь улыбкой. Сила странная, такой я никогда не видела, пылает в глубине груди, вспыхивает, солнечным зайчиком поблескивает на моем клинке. Меч тяжелит руки.

Я опускаю меч, рассекая душу напополам. Девушка падает без дыхания, выронив мелочь, и блестящие монетки, звеня, рассыпаются по асфальту. Звон въедается в уши, а я стремительно исчезаю, поспешно сбегаю.

Она могла перейти на сторону ангелов в этой войне. Такое объяснение не кажется надежным и правильным, а я уже в другой части мира, подхваченная течением магии. Сожаления нет, только легкое беспокойство.

Старушка, сидящая дома одна. Со спокойным сердцем я взмахиваю мечом. Парнишка, распивающий пиво в компании друзей за гаражами. Беспокойно вглядываясь в небо, я забираю и его душу. Все эти люди – частицы грядущих событий, грозящих поражением Аду, я это вижу, слышу, чувствую.

На мгновение настораживает отсутствие ангельской охраны возле них. Хоть пернатых я не люблю и без них легче, я не могла упустить это из виду. Слишком подозрительно, думаю я, впиваясь острием меча в сердце какой-то девушки, щебечущей с подругой по телефону. Слишком просто мне позволяют убивать.

В больнице девочка с переломом руки – упала, бедолага, с новенького велосипеда. Родители пытаются успокоить ее, протягивают какие-то сладости, гладят по волосам. Я, сплевывая, понимаю, что душа моя черней некуда, потому что пульс ни на такт не сбивается, когда девочка внезапно замирает на середине фразы и падает на подушку. Небеса молчат.

Спускается ночь, когда я уношу очередную жизнь. На эфесе загорается еще одно имя. Устало вздохнув, я переношусь к следующей душе.

Темный переулок, дешевая проститутка, курящая сигарету, в которой, как я видела, табаком и не пахло. Какие-то дешевые тряпки, открывающие полосы кожи, бижутерное колье на шее, больше напоминающее тяжелый ошейник… Какая же мерзость. Не тратя времени на разглядывание девушки, я вынимаю меч из ножен.

– Стой, исчадие Ада! – дрожащим голосом требуют у меня.

Меня не к месту разбирает громкий визгливый смех. Серьезно, блядь, сейчас? Именно на ней? Срываясь на скулеж, я сползаю по стене, пока спустившийся с небес ангелок растерянно рассматривает меня, кусает нижнюю губу. Дрожит сам осиновым листом, вцепляется в рукоять спасительного клинка.

– Именем небес требую остановиться, Антихрист!

Мой хохот просто достигает апогея, и мне плевать, что сумасшедшую Падшую может убить даже такой вот неудачник. Будь я человеком, решила бы, что нервный срыв.

– Нихуево меня повысили! – криво ухмыляюсь я. – Эй, мотылек белобрысый, ты чего один против меня поперся, подкрепления не дождался? Господи…

Ангел свирепеет, слыша, как легко я произношу Его имя, и выхватывает меч. Острие пляшет, руки у него дрожат. Я мельком определяю, что это у него первый бой: ни толком держать оружие не может, ни боевую небесную стойку он не знает – а я еще помню, мышцы помнят, и я надменно зеркалю его изломанную нервную позу.

– Отойди от этой души!

Я кошусь на невозмутимую девушку, не подозревающую, какой спор развернулся из-за ее никчемной душонки. Она бросает сигарету на землю, гасит каблуком и удаляется вглубь дома.

Слов просто нет, насколько это мерзко и несправедливо. Это Небеса, напоминаю я себе. Там всегда так.

– Ты серьезно пришел ее защитить?

Ангел, принявший меня за Самаэля, явно сомневается, можно ли вести беседы с врагом. Обдумывает приказ, вертит в голове уставы. У них всегда так: четкая инструкция, ничего больше. Но, видя, что я не пытаюсь убить его или девушку – черт с ней, пусть проваливает пока, – немного расслабляется.

– Пути Господни…

– Скажешь «неисповедимы», прирежу, – скалюсь безумно. – Чем она лучше других? Чем?!

Парень бледнеет, беззвучно шевелит губами. Отступает на шажочек назад, смущенный и спутанный.

– Не слышу! – срываюсь я. – Я убивала и других, светоносный, многих хороших людей, детей и стариков, тех, у кого все впереди, тех, кто уже сделал многое. Чем лучше них этот сосуд порока? – Он тщетно пытается спрятать глаза. – Я просто пытаюсь понять. Почему Небеса схватили меня за руку, только когда я занесла ее над этой головой?!

– Она молилась о спасении.

Да мать вашу! Так просто, так страшно, так… по-райски привычно, что снова разбирает, раздирает смех изнутри, вскрывает ноющую от предыдущей вспышки глотку. Я сжимаю пальцы на рукояти меча – лезвие темнеет, просит крови.

– Я тоже…

– Что? – Ангел недоверчиво склоняет голову.

Черт знает, зачем я сказала. Но я правда молилась, там, в главном зале Небесного дворца, когда стража грубо швырнула меня, отступницу, к ногам архангелов. Я молилась, срывая голос, потому что была по-настоящему напугана, разрывая в клочья собственное сердце. Потом я предпочла забыть. Но перед концом Рая как-то само вспоминается, ностальгически накатывает.

А я до сих пор не понимаю, чем некоторые заслуживают прощение.

– Свали отсюда, парень, – охрипшим голосом прошу я. – Не твоя это война.

– Твоя, что ли? – смелеет он слегка.

– Моя. Против всего вашего ебаного мира, раз уж на то пошло. Уйди, пока твоя душа не отпечаталась на моем клинке. Не знаю, есть ли она у ангелов. У меня вот точно уже ни грамма ее не осталось.

Исходя ядом, я выплевываю слова. Ангел со светлыми крыльями за спиной – пустяк на моем пути, один точный удар – и его здесь не будет.

– Почему? – спрашивает он. – Ты ведь почти раскаялась тогда. Я чувствую это по голосу…

– Не нужна мне ваша надежда, я и без нее проживу. Разве не такими должны быть ангелы, парень? Без сомнений, руки по локоть в крови, но одни против всех. Я была лучшей, кого они воспитали, я была их гордостью – а сама-то тешила свою гордыню, теперь понимаю.

– Ты не ангел, – растерянно бормочет он.

Мальчишка ожидал увидеть чудовище, отвратительную, животную адскую тварь, которую так просто будет поднять на клинок, но наталкивается на меня – как же несправедлив твой Господь! Мне охота уже кинуться на него, испить крови, но пока мы только стоим, забыв про девицу, забыв про все, – мы перекидываемся фразами, как будто фехтуя.

– Если мерить по крыльям, я просто преступница. А ты тогда кто? Ты ведь тоже не ангел, так, Его шутка, воплощение всего Небесного воинства. Дрожишь, но стоишь на месте. Как это благородно, как воодушевляет!

– Таков приказ.

– С каких пор ангелы слушаются приказов? Мы ведь были воинами без страха и упрека! Или как там в песне поется? Светлые, непоколебимые, защитники человечества. А у нас внизу один демон достойней крыльев, чем сотня ваших, хотя бы потому что он настоящий, а не созданный из человеческих верований.

Им говорят, кого ненавидеть, а кого боготворить. Жить так легче, верно.

Но какая это жизнь – во лжи?

Ангел терпеливо выслушивает меня, устремив взгляд куда-то мне за спину, и в глазах его твердая уверенность, что он-то точно уйдет отсюда живым. Что я упустила?

– Ты ничуть не поумнела. Думала, тебе позволят творить все, что вздумается.

Сердце застывает, леденеет от звука этого голоса. А потом с треском рассыпается осколками. В горле зреет рык, и я правда должна напоминать взбесившуюся нежить больше всего: адская гончая, отправленная на охоту, бешеный пес. Безумно хочется кусать и чувствовать рвущиеся ткани клыками. Глубже, сильнее, яростнее…

Я разворачиваюсь, взмахивая мечом. Мы застываем друг напротив друга, прижав клинок каждая к горлу другой; усмешки на губах – отражения, взгляды – пылающие яростью бездны. Я когда-то могла бы убить и умереть за тебя, а теперь твой меч холодит мою шею. Как иронично.

– Избранная Сотня Михаила? – кривлюсь я, замечая золотые метины на ее подрагивающих крыльях. – Сколько коек ты прошла, чтобы носить такое золото?

– Наемница Люцифера? – в тон мне откликается Нираэль. – Ты до сих пор жива. Не сгорела в огне Преисподней. Какая жалость.

Она властно взмахивает рукой, и парень тут же взлетает. А моего приказа он не послушался, вот ведь обидно…

– Ну, вот мы опять вдвоем, – развожу руками я. Меч черкает по шее Нираэль, тонкая струйка крови стекает за ворот светлой кожаной куртки. – Возбуждает, не правда ли?

Ангел с едва различимой за яростью грустью смотрит на меня. Я впиваюсь взглядом в ответ, бесцеремонно осматриваю платину волос, порывистые крылья, стройную тонкую фигурку и светлые глаза.

– Что же с тобой стало? – отчасти грустно выдыхает Нираэль.

– Ты меня этим сделала. Ты и никто другой.

Ухмыляюсь: на, смотри на клыки, смотри на темнеющие, вбирающие мрак ночи глаза.

– Это ведь ты начала Апокалипсис.

– О, слава так и бежит! – Оскал все шире и шире становится. – Ты зря пришла, Нираэль. Но если уж пришла, то бери меч и дерись со мной, а не болтай!

– Ainoo Daarkha, – кивает себе Нираэль.

– А я помню, ты часто на енохианском кричала. Особенно по ночам.

Мы скрещиваем мечи, рассыпая в разные стороны искры. Нираэль сосредоточенно просчитывает каждый ход, отступает в защиту, чтобы прогадать мою тактику. Я с легкостью принимаю игру, вертя клинок излюбленной «мельницей», скорее зрелища ради. Она пытается меня достать, но я блокирую удары. Я представляла эту битву сотни – сотни тысяч раз! И проигрывать не намерена! Не ей, не сейчас – никогда!

Короткий укол в бедро выбивает вскрик. Куда больнее бьют воспоминания.

Нираэль не успевает уклониться и теряет несколько перьев. Она отлетает в сторону, шипя на меня, как рассерженный кот, угрожающе глядя прищуренными глазами. Я устремляюсь вперед, выбивая меч из ее рук.

– Кариэль! – слышу я знакомый голос в своей голове. Будь проклят Люцифер – лично рвет мой мозг изнутри! – В Чистилище засекли отряд ангелов из Сотни, они почти перешли в мир людей, скоро будут рядом с тобой…

– Я немного занята! – рычу разъяренно.

– Это приказ. Ты нужна нам, нельзя так рисковать.

Я с криком вонзаю внезапно потяжелевший меч в землю. Нираэль обеспокоенно смотрит на небо, выдавая свои планы. Я готова убить Сатану собственноручно, и он, зная это, тихо смеется.

– Я ведь вернусь, – шепчу я, склоняясь к уху замершей Нираэль. – Как всегда. Вернусь со своим войском.

Нираэль улыбается, но эта улыбка самая фальшивая из виденных мной.

Подобрав ее и свой мечи, я взмываю вверх, перемещаясь в свой мир на лету.

Ainoo Daarkha – Ангел Тьмы, да? У Нираэль всегда было отменное чувство вкуса. Я с радостью приму брошенное ей прозвище. Ведь в голосе ангела, произносившей эти два слова, был страх.