Текст книги "Обрушившая мир (СИ)"

Автор книги: Каролина Лирийская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

В какой-то момент я обнаруживаю себя в центре зала, забравшуюся на стол, горланящую что-то злое и бессильное, размахивающую пустой почти бутылкой. Скалюсь во внимательные лица.

– Смотрите, сукины дети, – кричу я, не отделяя себя от демонья, – смотрите, до чего мы опустились, как мы не можем защитить свой дом от бесконечных нападений. Наши родные, наши дети гибнут на границе, а мы только и можем, что отправлять еще и еще. Навстречу недостижимой победе. Бросьте, мы и тысячу лет назад знали, что этой битве нет конца, знаем и сейчас, а по-прежнему с ебаной христианской покорностью подставляем щеки под их хлесткие пощечины! Ну, кто скажет, что это не так?! У кого тут не гибла семья, неясно, ради чего?! – Я останавливаюсь, я слушаю блаженную тишину, слышу общий вздох, вижу дикий свет в их глазах. – Мы все боимся этих светлокрылых, дрожим в норах! – продолжаю страшно. – Боимся наконец посмотреть правде в глаза: их Бог ушел, оставил нас грызться одних. Мы можем их победить. Можем положить конец войнам и смертям. Вместе. В последней, Святой войне. Повергнуть их в прах раз и навсегда. Хватит бояться страшного слова «Апокалипсис», может, мы и были созданы ради того, чтобы его начать.

Мои слушатели разражаются сотней голосов, стоит мне умолкнуть, и я тону в их шуме. Тону, но в последний момент замечаю нескольких демонов, стоящих у стен. У них слишком лощеные и умные лица, слишком проницательные. Слуги Сатаны неотрывно следуют за мной, и я дала им достойный концерт.

Завтра я могу не проснуться или же проснуться в тюрьме; все не важно. Не важно, как я, пьяно шатаясь, добредаю до дома, как мучаюсь с заклинивающим замком и бессильно пинаю ногой стену. Как дико вою, точно обезумевшая тартарская гарпия, а мне вторит тоскливым голосом соседская собака.

Я, не раздеваясь, падаю на кровать и закрываю глаза. В голове все мысли о последних днях, об Апокалипсисе, о его притягательной неизбежности, о том, как можно уничтожить Небеса, и я усиленно пытаюсь их отогнать, чтобы поспать спокойно. А потом все же проваливаюсь в забытье.

Сны – липкие, как клочья старой паутины, и темные, пачкающие меня, словно чернила. Просыпаюсь я несколько раз, но все равно упрямо пытаюсь заснуть. Сны не отступают, все набирая обороты. В какой-то миг мне чудится, что я, потеряв крылья, падаю во тьму, скованная страхом, оттого что больше не могу летать.

Я открываю глаза и понимаю, что меня колотит дрожь. С трудом встав с кровати, я ползу на кухню, где залпом опрокидываю в себя две кружки воды. Почувствовав себя немного получше, оборачиваюсь к окну.

В стекло ветер бросает пригоршню алого песка. Хочется думать, что он сам по себе такого цвета, а не из-за впитанной крови. Где-то вдалеке гремит битва, отзвуки которой отлично доносятся до окраин города, прилежащих к пустыне.

Там может быть Ишим или Нат, быть может, Рахаб – наша общая подруга, и Ройс, хоть и дух, мог ввязаться в битву. Они сражаются с ангелами, пытаясь отвоевать свой дом. Наш дом.

Я неимоверно злюсь на себя за бездействие, за упрямство, не дающее кинуться в битву, а ждущее Апокалипсиса и уничтожения, тотального геноцида ангелов, но ничего не могу поделать. Именно это кажется мне правильным. Не игра с ними, не попытки договориться и ненадолго заключить мир, а только бешеная и последняя резня. Не мир, но меч, – так они говорили?.. С этой мыслью я вырубаюсь прямо на столе и спокойно сплю до рассвета.

Наутро за мной посылает пристава сам Люцифер. Наплевав на все, я достаю бутылку коньяка и не выхожу из квартиры, пока обозленный демон не выносит дверь.

Глава 2. Начало игры

Когда дверь распахивается, я уже стою с раскинутыми руками – крестом, как распятая. Стою ровно, ничуть не горбясь: те, кто носит крылья, знают, что они вынуждают следить за осанкой и всегда держать спину ровно. На мне нет оружия, ржавый меч валяется где-то под хламом в спальне, короткий нож я выкинула минуту назад. Я напоказ безоружна, рубашка расстегнутая, расхристанная. Демон долго стоит в дверях, неловко говорит что-то уставно-безликое. Я позволяю вывести себя из квартиры, не сопротивляюсь, следую вперед конвоя по знакомым улицам.

Ад с утра встречает сонными лицами, расслабленными разговорами и пряными запахами. Солнце шпарит в спину, я проклинаю себя за то, что напялила черную рубаху – ткань тонкая, неприятно липнет к мокрой от пота спине. Я шиплю сквозь зубы, сбиваюсь с выверенного шага, но демон позади даже ничего не говорит, просто ждет, когда я пойду дальше ко Дворцу.

У Дворца и имени-то как такового нет, как и у Столицы, и хотя некогда и замку, и городу пытались давать какие-то названия на гортанно-резком языке древних демонов, ныне существующем только для заклинаний, все они не прижились, распались пылью во времени. Когда кто-то говорит о Дворце, всем сразу понятно, что имеется в виду, и так правда удобнее; не знать же грандиозное сооружение в псевдоготическом стиле посреди верхнего демонического города мог бы разве что глухонемой парализованный слепец. Блистательное здание из черного мрамора возвышается над городом, откуда ни глянь, пронзает красноватое небо остро отточенными шпилями, на которых сияют прозрачные кристаллы, обеспечивающие город магией. Восьмое чудо света – первое достояние Ада. Единственная резиденция Люцифера, вокруг которой и разросся за тысячелетия город.

Все эти экскурсоводческие темы я обдумываю, проходя хитрыми маршрутами и раскланиваясь со знакомыми к явному неудовольствию пристава за спиной: он сквозь зубы цедит угрозы, один раз ощутимо подгоняет меня тычком в спину. Улыбаюсь расслабленно, почти весело, киваю, не слушая его болтовни. Вслед нам слышится свист – демонята радостно так смотрят и шепчутся: узнали меня, поняли, что во Дворец меня не на чашечку кофе пригласили. В руках у одного мелкого с выбитым прямо впереди клыком оказывается нехитрая рогатка – я ускоряю шаг.

Когда мимо уха пролетает уголек, я едва удерживаюсь от собачьего грозного рыка, хочу обернуться и выскалиться прямо в их озаренные азартом лица, чтобы сорванцы порскнули в разные стороны напуганными мышатами. Притормозив, пристав кричит им что-то, рот искажается страшной гримасой.

Сопротивляться бесполезно, потому я и иду так мирно и спокойно, покорно снося сердитые окрики своего проводника – впрочем, это я сама уверенно выбираю дорогу, ведущую в центральный квартал, а он только следит цепким строгим взглядом, чтобы я не сбежала. Бежать не хочется: догонят, деваться мне некуда. Зачем я понадобилась правителю Преисподней, я даже не сомневаюсь. Весь Ад знает, что я пыталась отправить Самаэля уничтожать мир, многие по ночам слышали мои пафосные и бессильные крики в барах – и многие согласны с ними. Почему Люцифер сам так против Апокалипсиса, я не знаю и, видимо, не узнаю никогда.

С нарушителями правопорядка у нас разговор короткий, тут не щадят, казни разрешены и даже поощряются. Воображаю, какая толпа соберется, чтобы поглядеть, как отсекают мою бедовую голову, но вряд ли Люцифер предоставит им такое блистательное зрелище. Скорее уж, бросит загнивать в тюрьму. Скучно, тривиально, век назад меня бы просто отправили в адский огонь, жаркий и все пожирающий – такой сразу обращает в пепел.

Для меня Люцифер наверняка способен сделать исключение. От понимания, что в серый пепел я вскорости могу переродиться сама, пробирает неприятная дрожь – почти страх. Умирать я однозначно не хочу, как бы хуево мне ни было. Я привыкла выживать всем назло.

За размышлениями я не замечаю, как мы оказываемся на просторной площади, простирающейся перед Дворцом. Кованые ворота приглашающе приоткрыты.

– Пришли, дальше сама, – усмехается демон, указывая на приоткрытые специально для меня створки: в железе что-то натужно поскрипывает, зловеще ноет. – Я надеюсь, не сбежишь?

Я запрокидываю голову до хруста шейных позвонков, хмуро разглядываю Дворец во всем его мрачном великолепии и качаю головой:

– Надо оно мне? Меня ж, блять, адскими гончими травить станут, не так ли?

– И то верно, – кивает пристав, слегка смягчается, видя растерянность на моем лице. – Надеюсь, тебя не сожрут. Я… то есть, многие… Многие согласны с тем, что ты говоришь, многие готовы идти… за тобой, – неловко заканчивает он. – Удачи там.

Не зная, что ответить, благодарить или рассмеяться ему в лицо, в небо, в ворота, я молчу. Когда оборачиваюсь, обнаруживаю, что демон уже бросил меня на произвол судьбы. Я могу бежать, но смысла нет: если я нужна Люциферу, он выроет меня из-под земли, отряхнет и поставит пред собой. Да и не отказываться же от щедрого приглашения во Дворец…

Заходя в ворота, я не оглядываюсь, не позволяю себе сомневаться, чеканю шаг по брусчатке, занесенной красным песком из пустыни. Дальше поднимает хребет лестница, ведущая к тяжелым дверям; я начинаю бодро взбираться по ней, надеясь, что доживу до заката. Алое солнце, находящееся далеко от центра неба, словно издевательски светит прямо в глаза.

Понятия не имею, что там за комплексы у архитектора были, но дворец Люцифера оказывается не просто большим – огромным; двери ему под стать. Пытаюсь открыть, несмело стучу, чуть прижигая ладонь, – двери натужно скрипят, загораются по контуру черным огнем, раскрывают беззубую пасть. Высоко у меня над головой где-то глухо скрипит-рычит. Делаю шаг, оглядываю удивительно светлое помещение с черными стенами. Прямой коридор, высокие потолки, купольные своды, античные колонны – тоже черные, все тут черное, дышащее злобой изнутри. Неуютно давит на плечи, стискивает ребра невидимо – дышать мешает.

Но коридор с высокими окнами – почти галерея искусств, надо сказать, кругом суровые демонские лица на портретах – герои войны, полководцы Ада; я смотрю в них, неловко усмехаюсь – извиняюсь, что осмелилась потревожить. Периодически останавливаясь, я медленно продвигаюсь вперед. По стенам висят фрески, красочно изображающие жизнь всех кругов Ада. Я предпочитаю держаться в Столице, а то и вообще в человеческом мире, и поэтому слабо представляю себе жизнь внизу. Не грешница же, так что нечего на девять этажей вниз шляться, не заслуживаю ледяных объятий Девятого круга, не хочу окунаться в его грязь и нищету.

– Кара? – зовет меня кто-то по имени, отвлекая.

Я отдергиваюсь от разглядываемой фрески, настороженная голосом внезапно появившегося демона, незаметно для себя хищно подбираюсь, пока не узнаю его. Князь Фурфур, один из Высших – сильных мира сего. Он улыбается мне, показывает клыки. Выглядит он издали обычным, заурядным человеком, только с точеными козьими рогами, с длинной лоснящейся косой, переброшенной через плечо, – местная адская мода. Я неловко приглаживаю свои непричесанные волосы, свалявшиеся в черную паклю, и мне впервые за долгое время стыдно за свой вид.

– Совсем не скучал по тебе! – клятвенно сообщает Фурфур, сверкая адским пламенем глаз, обнимает крепко, едва не выдавливая из меня вскрик.

– Ага, конечно.

Тихо, понимающе смеюсь, похлопываю его по широкой спине. Мы недолго сражались вместе на передовой, там и познакомились; теперь Фурфур разодет в шелка, а не в доспехи, даже не в парадный мундир, и мне незнакомо видеть его таким: приглаженным, пахнущим чем-то сладковатым и пряным. Все мелочи: он мой товарищ, испытанный боем, Фурфуру я верю. И все бы ничего, но есть у него странная привычка: врет все время, не способен не врать, на пограничье, где мы стояли, ходил слух, что его родители прогневали сильного мага и навлекли на князя проклятие. В остальном же, довольно приятный собеседник…

– Прогуливаюсь тут и вдруг вижу знакомое лицо… – продолжает он, сияя оскалом все ярче.

– Люцифер вызывал? Я надеюсь, за тот наш бой на границе? О, помню, ты сбил пару ангелов не из последних рядов… – Я улыбаюсь, вспоминая нашу маленькую победу. – Да где же орден?

Я угадываю, и Фурфур немного смущается, как каждый раз, когда его ловят на лжи, но улыбается, разводит руками и говорит на удивление честно и прямо, с сожалением вздыхает:

– Ну, какой орден, просто повышение, премия, небольшая благодарность от Сатаны лично. Глупый, мелочный бой на самом деле, пусть и победа. До переломных баталий нам еще долго. – Он смутно смотрит на меня, как будто спохватывается: – Ты потому и ушла? Не хотел вспоминать. Тебе к Люциферу тоже?

– Да. Проводишь? – улыбаюсь я. – Тут такие лабиринты, а мне надо лично… Ты ведь только от него?

Фурфур не говорит ни слова: не хочет врать лишний раз, зато сам тащит в сторону следующей двери. Я покорно позволяю князю вести меня в нужном направлении и болтать всякие столичные новости, которые я не слушала: правды в них нет ни грамма, так чего зря мысли засорять? Да и слишком я не люблю общество Высших, чтобы им интересоваться. Фурфур ничуть не огорчается и замолчать не спешит. Давящая тишина Дворца потихоньку исчезает, и я в какой-то степени благодарна ему.

Та часть Дворца, куда он меня привел, оказывается просторными залами – куда оживленней, тут я наконец замечаю стражу, отсутствие которой угнетало меня еще с самого начала, вижу нескольких демонов в богатых одеждах, пару молодых лиц – чьих-то посыльных. Похоже, я вошла через черный ход – это многое объясняет. Мы идем, медленно оглядываясь, кивая случайным знакомым. В Фурфура тут едва не врезается растрепанная рыжеволосая демоница, спешно дробящая каблуками по полу. Избежав столкновения, она, однако, останавливается, ласково глядя на меня.

– Лилит? – удивляюсь, разглядев красивое лицо демоницы. – Ты что здесь делаешь?

Она крутит на пальчике огненно-рыжую прядь волос, улыбается, вздергивает верхнюю губу, обнажая аккуратные клычки. Долго гляжу на нее, проходясь по рогам, по обнаженным острым ключицам, по тонкому платью…

– Работа идет полным ходом, – подает голос Фурфур. – Почти все сделано, свободного времени навалом, вот Лилит и решила заняться прогулками по Дворцу…

Демоница кивает князю, привыкшая к его манере:

– Да-да. Конец квартала, загибаемся все, совершенно ничего не успеваем, отчеты писать нужно… А ты… – Она глядит на меня бархатно, зелеными глубокими глазищами, – о, точно, прости. Уволили же, верно?

Сил заявлять, что я и без того прекрасно живу, нет, потому я просто киваю. На самом деле я немного скучаю по работе. Скучаю по жаркому воздуху Чистилища, по натужно поскрипывающим Вратам. И по другой – той, где надо было брать в руки меч и рваться ввысь, против светлокрылых, – тоже скучаю.

– Этот твой… – Лилит щелкает пальцами, пытаясь вспомнить. – Ройс! Тоже где-то ошивается, его Люцифер вытащил. Ну ты и выкинула, подруга! Бодрые речи толкаешь, красивые, вдохновляющие… Не моргай, я была раз, слушала: затаилась в уголке, нацепила капюшон поглубже, никто и не узнал…

Скажи хоть слово против Сатаны – и через час об этом будут знать все, включая последних людей-грешников. И ничего с этим не поделать. Киваю, пожимаю плечами: Ройс взрослый мальчик, сам способен выкрутиться…

– Я на самом деле не из-за отчетов, меня Люцифер вызывал, – понизив голос до шепота, признается Лилит. – Ты двигаешь силы, которые тревожить не стоит, Кара. Сама подумай, готов ли истощенный Ад к последней войне?

– Предлагаешь подождать еще пару столетий, чтобы мы истощились полностью? – зло прищуриваюсь.

– Скоро собирались заключать временное перемирие с ангелами…

– А потом снова война и снова перемирие. Снова смерти, – хрипло выговариваю я. – Надоело. Заебало. Мы сидим тут, как перепуганные крысы. Если Люцифер не согласен, я сама пойду, одна против Света.

Она понимает – я же вижу, что понимает. Лилит одна из тех, кто умел мыслить своей головой с самого начала и идти наперекор всемогущему Богу, – а именно это я своим Апокалипсисом, похоже, и собираюсь сделать. Ласково улыбнувшись, похлопав меня по плечу, Лилит уходит.

Шепот в приемной Сатаны шуршит мне прямо в уши, мне смотрят в спину, впиваются совершенно прямо и беззастенчиво. Смущенный таким пристальным вниманием, Фурфур уже тащит меня дальше, поднимает по лестнице, вводит в новый коридор. Я оглядываюсь, поражаясь белой лепнине на черных обсидиановых стенах. От камня разит холодом.

– Долго стоять собираешься? – грубовато уточняет Фурфур. – Правая дверь.

Очнувшись, я смотрю на двери перед собой. Значит, левая, – сложно иногда не забыться и помнить причуды товарища. Благо, выбор дверей ограничен – их всего две, – а то неудобно было бы заглядывать в каждую по очереди. Оглянувшись и найдя желанную поддержку в выражении лица Фурфура, я решительно отворяю тяжелую дверь едва ли не пинком. Так выходит случайно: дверь слишком тяжелая, а Фурфур не спешит помогать…

Я, к громадному своему удивлению, оказываюсь в отнюдь не тронном зале – в скромном по адским меркам рабочем кабинете: массивный стол, застланный бумагами и пергаментами, за ним кресло с черной бархатной обивкой, в углу еще парочка таких же изгибает ножки, стены полностью скрыты книжными полками, хранящими крупные тяжеловесные тома. Здесь странно душно, нечем дышать – может, из-за книжной пыли, может, из-за темной силы, овевающей это место. Я нахожу Сатану у высокого окна, стоящим возле вышитой золотом черной шторы; он смотрит вдаль, расслабленно поводит плечами – привычка, известная любому Падшему, когда сложенные, не материализованные крылья зудом отзываются. В руках зажимает простенький амулет связи – судя по обрывочным фразам, доносящимся от него, говорит с сыном.

– Здравствуй, Люцифер, – немного путаюсь я, но стою прямо, пусть и скосив глаза, не впериваясь ему в лицо. Но склониться – ни за что, крылья требуют держать спину идеально ровно.

Он полуоборачивается, легонько улыбается, наблюдая за тем, как я переминаюсь с ноги на ногу. Я не знаю их этикета, никогда не бывала во Дворце не по делу – его забавляет моя дикость. Вообще-то, даме полагается сделать что-то вроде книксена, как секундой позже вспоминаю я из прошлой ангельской жизни, но Люцифера это мало заботит. Он торопливо кивает и вновь возвращается к разговору с Самаэлем, словно не звал меня.

Дожидаясь своей очереди, я незаметно парадно вытягиваюсь – не вытравить эту военную привычку. «Вольно», – мысленно рычу я, расслабляя мышцы. И краем глаза наблюдаю за Люцифером. В который раз вижу, как демоны любят принимать людской облик, и даже сам Сатана не исключение. Есть в этом какая-то ирония, ведь он мог бы прикинуться хоть огнедышащим драконом, хоть даже ненадолго принять форму светоносного архангела, которым некогда был, а выбрал слабое человеческое тело.

Он сжимает амулет крепче, гася его, но в кабинете тут же появляется Самаэль лично – медленно, вдумчиво телепортируется; по плечам у него пляшут опавшие за рывок магические искорки – колют глаза. Я мимоходом отмечаю, что Самаэль на отца похож сильнее, когда они стоят рядом: длинные вороновые волосы, глаза одного цвета – глубокого синего, небесного, худощавое телосложение, изящные пальцы, но у Люцифера острые обсидиановые рога и – я знаю точно – две пары крыльев за спиной, его сын же – сущий человек, мальчишка.

– Я так и думал, что ты опоздаешь, – усмехается Самаэль, которому тоже неведомы местные условности. Я расслабляюсь немного, выдыхаю.

Я ожидала страшного рыка, но ничего не происходит, меня не трогают по-прежнему: отец и сын безмолвно смотрят друг на друга, продолжая разговор; искры магии снова колюче загораются, но в этот раз в глубине синих глаз. Я засматриваюсь на них – Люцифер ледяно косится, ставя на место. Встряхивается, как крупный мокрый пес, обрывая связь, садится за стол.

– Тоже присаживайся, – просто говорит он мне; улыбка чуть обнажает клыки. Движение глаз – и кресло само оказывается у меня за спиной.

Стараясь не показывать вновь накатившего волнения, я сажусь, внимательно гляжу на Люцифера. На мгновение он отвлекается на какой-то документ, смотрит на него внимательно, словно не может понять, как это попало к нему на стол. Пока лист бумаги истлевает черным огнем у него в руках, я успеваю взглянуть на Самаэля, стоящего за отцом по левое плечо. Он разводит руками.

– А ты многих завлекла своими речами, – признается Люцифер отстраненно. – Удивительно, никогда Ад не желал войны, как сейчас, – обычно мы выбивали себе мир, передышку. Ты попала в нужное время, Кариэль.

Я морщусь, как от зубной боли, не в силах сдержаться и сохранить лицо. Старое имя причиняет почти физические страдания, и я давно отказалась от него, меня его лишили, но Люцифер – он потому и Сатана, что не забудет напомнить, ужалить побольнее, впрыснуть змеиный яд. Он любит играть с именами – чего стоил скандал с Небесами, когда он выбрал родившемуся Антихристу ангельское имя.

– Все взбудоражены, это точно. – Самаэль говорит проще, приземленнее, не чеканит так страшно слова. – Даже моя мать пришла узнать, что происходит, ты наверняка с ней встретилась.

– Лилит против войны, она сказала, Ада на нее не хватит, – смелея понемногу, говорю я, испытующе прищуриваюсь. – Вы тоже так думаете? Полагаете, у нас нет шанса рискнуть? Ангелы сейчас ожидают того, что скоро мы сдадимся. Ослабили нападения, стали реже прорываться в пустыню, потому переход в наступление будет неожиданным и, вполне возможно, переломным!..

Я спотыкаюсь на снисходительном взгляде Люцифера, перестаю частить, захлебываясь словами.

– Хотя я не хотела оспорить ваши решения касательно Апокалипсиса, – говорю я, нервно обкусывая губы. – Всего лишь высказала свои мысли.

– В наше время опасно высказывать мысли. Каждый подумает что-то не то, и в итоге… – с явным намеком произносит Люцифер. – Против меня ты действительно не говорила ничего, ты обвиняла в трусости сам Ад. Взгляни, пара моих посланников запротоколировала твои самые яркие выступления.

В руках у меня появляется сшитая стопка плотных листов. Каллиграфический почерк, ровные строки, завитушки у букв слегка угловаты. Я не помню, что кричала со стола вчера, что – неделю назад, я все время была слишком уж пьяна. Пробегаюсь по тексту, узнаю свою манеру речи, узнаю выкрики, резкие фразы. А я, блядь, была хороша – жаль, что не помню.

– По-хорошему, такое нельзя оставлять без внимания. Ты не сделала ничего особо ужасного, действительно не поднимала никого на революцию – свергать меня, – устало размышляет вслух Люцифер. – Но ты удивительно всколыхнула народ. Если завтра площадь будет заполнена теми, кто хочет Последней Войны, я не удивлюсь. И тогда придется принимать некоторые меры…

Люцифер делает многозначительную паузу, предоставляя мне придумать продолжение. А меня внезапно разбирает злость. По горло уже сыта пустыми обещаниями. Я и в Ад подалась, потому что хотела уничтожить ангелов, хотела охотиться на светлокрылых, но мы сидим на одном месте.

Встреченный в грозовой вечер человек пообещал, что мы вместе обрушим этот мир. Я знала, кто он, и все же пошла следом. Не знала, что Люцифер может лгать. Смешно даже. И вот я который век гнию в Преисподней, а мир – хоть какой – как-то не спешит кончаться, а ангелы живы-здоровы.

– Вы ведь хотели все это прекратить! – вырывается у меня. – Антихрист, масштабная кампания против Рая, вот только после того, как Избранная Сотня нас разбила, вы забросили эту идею. Я сама была на той битве, чудом выжила. Но меня этот проигрыш только злит, он толкает меня вперед, я хочу отомстить им, доказать, что мы не рабы, готовые умолять о помиловании, выбивающие себе мир. Я это понимаю, Ад это понимает, но мы не готовы идти дальше!

Я задыхаюсь, не знаю, что еще сказать. Если это последние мои слова, мне не жаль говорить про Ад, ставший мне родным. Ад, загнивающий, задыхающийся от войны, стоящий на пороге смерти.

– Ад не готов к концу Света, – как ни странно, пытается объяснить Люцифер. – У нас есть войско, но… Все мы понимаем, что с ангелами тягаться мы способны едва-едва. У них есть крылья, есть небесная сталь. Я рассказываю то, что тебе известно.

Он молчит, долго думает.

– Твоя задумка – это очень смело, Кара, это по-юношески максималистично. В какой-нибудь другой вселенной, в ответвлении мира тебе бы нести крест Антихриста.

– Мы можем подсобрать силы, потянуть время, – вспыхиваю я. – Нужен мобильный отряд, который способен переломить ход войны. У Рая есть Избранная Сотня, а у нас что, бесконечные легионы живого мяса?

– А из Высших песок сыплется, – тихонько вмешивается Самаэль.

Мы улыбаемся все трое. Удивительно, тут я ощущаю себя больше на своем месте, здесь нет Высших демонов, хлещущих во все стороны самомнением, а Люцифер, сброшенный за гордыню, вежливо слушает меня, чуть склоняет голову набок. Я знаю: он видит во мне себя. Молодого Падшего с невъебенными амбициями, который хотел бы уничтожить Небеса. Втоптать в землю, растерзать налетевшим коршуном.

– Это личное, верно? – произносит он. – Мы оба знаем, что желание обрушить Небеса рождается тогда, когда у тебя выдирают первое перо. Нет тех, кто смог бы перенести ту боль и не научился бы ненавидеть – это ведь ангелам не проповедуют. Это мы постигали сами. Скажи мне, Кариэль, ты готова идти до конца? Готова стать не рукой Господней, но моей?

Правая рука Дьявола. Или левая? Я некрасиво скалюсь в усмешке. Даруй мне любые титулы, только дай испить золотой крови, дай поглядеть в глаза перепуганным маленьким ангелочкам. Я умру только ради этого.

– Мобильный отряд, – ухмыляется Люцифер. – Ты его и поведешь. Поведешь однажды, когда мы сможем отомкнуть Врата Рая. Я знаю, что у нас получится: это предрешено. Мне нужно твое безумие и самопожертвование.

Он подвигает мне еще один лист. Кладет медленно небольшой ножичек, которым вскрывают письма. Я смотрю на сигил Люцифера внизу страницы, в глазах рябит от неровных букв архидемонского языка. Неприятно колет лопатки.

– Я продаю душу?

– У нас нет душ. Это удел смертных. Ты продаешь себя целиком, свой меч, свою голову, которую сложишь за Ад. Ты пойдешь по моему приказу куда угодно, станешь карать и миловать. Ты когда-то была наемником – все то же самое ждет тебя. Выполнять точно, беспрекословно. Нам надо сначала поработать на Земле, ослабить ангелов, вернуть былую мощь, прежде чем перейти в наступление. Ты знаешь мир людей лучше многих, даже, не боюсь признаться, лучше меня. Ты нужна Аду, Кара.

Красивые речи, Искуситель. Я впервые чуть склоняю голову, признавая свое поражение. Провалилась с крахом. Я хочу этого – хочу не покровительства Люцифера, не быть его собачонкой, которая сорвется в погоню за теми, на кого он укажет. Сражаться – не сидеть без дела, не мучиться в клетке-квартирке, слыша отдаленно, как моих знакомых убивают.

Нож режет глубоко, остро, больно, а красная, такая человеческая кровь заливает сигил. Он голодно вспыхивает, впитывает ее, слизывает со страницы. Поднимая взгляд на Люцифера, я вижу, как глаза его темнеют, становятся полностью черными на пару долгих мгновений, и я сижу, завороженная. Он медленно забирает бумагу у меня из рук.

– И что, Конец Света начнется с этого? – уточняю я. – С моей крови?

Мне не спешат отвечать: он сначала аккуратно надрезает свою ладонь, я внимательно смотрю, как сигил снова нажирается кровью. В ушах надрывно воет магия.

– И с моей тоже, – говорит Люцифер. – Иди, Кара. Война еще не начата, но мы стоим на ее пороге. И, возможно, преодолеем его именно благодаря тебе.

***

На площади слишком много народа, слишком много шума. Я забиваюсь в угол, прижимаюсь боком к раскаленной стене какой-то городской администрации. Не знаю, что заставило меня остаться рядом с Дворцом, а не сбежать.

Лилит говорила про Ройса – моего приятеля, с которым я служила на границе. Не знаю, что с ним стряслось, но я решаю подождать его, пристально слежу за всеми, кто выходит из Дворца. Толпа медленно прибывает, я расслабленно вздыхаю, когда вижу вставших перед воротами нерушимой цепью легионеров. Если революция в Аду и случится, то не сегодня: собравшихся пугают их доспехи и страшные рожи на шлемах.

– Кара! – слышу я знакомый голосок. – Кара!

Сквозь толпу ко мне пробивается невысокая Ишимка, радостно размахивает руками, приветствуя меня. На лице у меня расплывается глупая совершенно улыбка. За ее спиной я замечаю хмурого бледного парня – Ройс собственной персоной.

– Нас легионеры допрашивали, – говорит он, подойдя ближе. – Меня – потому что работал с тобой, Ишим – потому что слышала, как ты задираешься с Самаэлем. Нет, нас не трогали, просто говорили! – поспешно мотает лохматой кудрявой головой Ройс, видя, как меняется мое лицо: перекашиваюсь, показываю зубы, как сердитый пес.

Я снова пристально оглядываю Ишим – ей, конечно, неловко, но она молчит, уткнувшись взглядом в брусчатку.

– Ты уже успела во что-то ввязаться! – возмущается она. – На что ты подписалась?

Ладонь каплет кровью, а я и не замечаю.

– Ладно вам, – пытаюсь успокоить друзей – жалко, нелепо, ни капли не убедительно. – Все не так плохо. Я справлюсь – мы справимся… Это моя война, я готова на ней погибнуть.

– Но… – всхлипывает Ишим.

Особо не размышляя над тем, что я делаю, я кладу руку ей на плечо и шепчу что-то успокаивающее. Ишим вздрагивает и жмется ближе, красная кровь пропитывает плечо ее светлого сарафана. Я оттого теряюсь и медлю.

– Кара справится, конечно, справится, – уверенно заявляет Ройс, не в силах смотреть на всхлипывающую Ишим.

Я ухмыляюсь:

– Конец Света – не самое страшное, что могло произойти.

Наконец-то! Еще немного, и Рай умоется золотой кровью перед окончательной гибелью. Я хочу отомстить, зная, что этим ничего не добьюсь, но все же заветное желание не отпускает до сих пор. Мне нужен этот конец Света, просто необходим, иначе я сойду с ума.

Я думала, что успокоилась, несколько раз. Оставалась в мире людей, но меня оттуда выдернул Люцифер. После, думая, что сполна насладилась убийствами, я ушла из наемников, но теперь понимаю, как я лгала самой себе. От жажды убийства невозможно избавиться, я ведь помню, какова на вкус кровь светлокрылых, и видения мучают меня во снах. Но я отчаянно верила, что справилась с этим. Даже работу себе нашла – Привратником Ада стала.

Все это не могло изменить того факта, что при виде ангела я хочу впиться ему зубами в глотку, и с каждым разом желание становится труднее побороть. Мне нужна эта месть, необходима, как глоток свежего воздуха.

И она свершится.

Руки дрожат, но в груди ворочается забытое чувство триумфа.