Текст книги "Обрушившая мир (СИ)"

Автор книги: Каролина Лирийская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Быстрая фигурка с двумя длинными кинжалами – или короткими мечами, с такого расстояния не разобрать – это определенно демоница из бара, но я нигде не вижу ее напарника. Не хочется признавать, но, похоже, подручные Сатаны оказались не так надежны, как он меня уверял.

Вмешаться нужно в определенный момент, когда ты не сможешь помешать своему же союзнику, так что я терпеливо жду, когда представится такая возможность. Демоница, хоть и мельтешит вокруг ангела, не может пробить его защиту, как ни пытается, а от его ударов старается уворачиваться. Вроде бы Рагуил не был воином на моей памяти, но видимо, при крайней нужде он берется за меч – и как берется! Не хотелось бы получить такой удар: убьет на месте. Чуть поодаль от сражающихся я рассматриваю тело демона, рассеченное пополам. Такая рана могла быть нанесена только двуручником в руках архангела, и мне становятся понятны пляски демоницы.

Наконец что-то случается – Рагуил сбивается из-за пепла, пригоршню которого демоница швыряет ему в глаза, и он тянется к ним рукой, ненадолго открываясь. В Аду редко сражаются по правилам, а уж от отступницы честности я и не ждала. Не тратя время на приказы Габриэль, я кидаюсь к нему из-за угла, надеясь нанести сразу если не смертельный, то уж точно тяжелый удар.

Каким-то чудом он парирует, и я срываюсь с боевого клича на возмущенный вой. Тут же бросаюсь в сторону, перекатываюсь, уходя от удара, нацеленного сверху мне на голову. Пользуясь тем, что я отвлекла архангела, сзади на него остервенело налетает отступница, за ее клинками невозможно уследить. Но Рагуил обходится легкими ранами и ничуть не слабеет.

Жестом показываю Габриэль, чтобы оставалась на месте и не вздумала лезть в схватку. Она наш единственный козырь, который нужно бросить к самому концу игры, а пока можно справиться, вытянуть и самим.

Нельзя. Он отшвыривает демоницу в стену, как заигравшегося котенка, и мгновенно переключается на меня, оставив ее глотать кровь позади. Не успеваю уйти в сторону, остается только парировать. В ушах гудит, когда наши мечи сталкиваются, и я благодарю Люцифера за отличное оружие: мой прежний меч не выдержал бы такого удара и сломался, но этот только чуть подрагивает. Рагуил не спешит расходиться, напряжение растет, вибрация из-за трения стали усиливается, и я яростно всматриваюсь ему в глаза, пытаясь заставить отступить. Если ошибусь и не вовремя отпрыгну назад, я буду мертва. Вцепляюсь в рукоять с дополнительной силой, подстегнутая ужасом.

В глазах архангела сияет один только праведный гнев. Он не моргает, держится расслабленно, тогда как я вкладываю всю силу в уже ноющие мышцы рук, чтобы продолжать держать меч. Надо решиться и рискнуть, и на это у меня смелости хватит, но когда? Глупо было бы умереть от руки какого-то случайного архангела, не дойдя до Михаила.

Пора. Стиснув зубы, я делаю глубокий вдох и одновременно распахиваю крылья, позволяя им отнести меня на метров пять назад. Лезвие мелькает там, где совсем недавно – долю секунды назад – было мое лицо. Рассерженный взгляд архангела находит меня у стены.

Успела! Обрадованная победой, я вновь охвачена азартом битвы. Но нужно действовать умнее. Итак, он мощнее меня, и в лобовую я идти не могу, уворачиваться же от его атак будет не так просто, учитывая, что я так быстро устану. Может, вытащить его в небо? Маневренней будут все же мои крылья.

Подумать еще дольше мне не дают; архангел налетает на меня с такой яростью, что я едва отбиваюсь от него широкими взмахами, ухватившись за меч обеими руками и лишая себя шанса сделать знак Габриэль. Проорать ее имя все еще возможно, но как донести до нее точный приказ?

Отступница встает, пошатываясь, и я каким-то боком зла на нее: лучше бы притворилась мертвой. Следующий удар или добьет ее, или оставит калекой на всю жизнь. Поэтому я не позволяю Рагуилу обернуться в ту сторону, перевожу все его внимание на себя. Фехтование затягивается, я спешно ищу бреши в его защите, но не нахожу. Не нахожу, так еще и ошибаюсь.

Удар эфесом заставляет неуклюже отпрыгнуть назад, но теперь, когда в глазах архангела не осталось пепла, он не медлит и наносит следующий удар. Весь мир сливается в стальную полосу, несущуюся на меня, и я сдерживаю порыв зажмуриться: не хочу встречать смерть вот так. Последняя попытка парировать проваливается. Уже поднимая меч, я чувствую, что не успею. Воображение весьма живо рисует то, что от меня сейчас останется.

Между нами вклинивается кто-то, принимая удар на себя, и падает на колени передо мной. Тело реагирует само – в руке оказывается револьвер, который раньше достать я бы ни за что не успела, и я быстро стреляю в голову архангела три раза. Этого хватает, и с грохотом доспехов Рагуил валится на землю.

Взглядом я натыкаюсь на демоницу, закрывшую меня собой, и на быстро расползающуюся вокруг лужу черной крови. Двуручник неслабо полоснул ее под грудью, не повезло бы еще чуть-чуть, и она оказалась бы рассечена надвое. Кусая губы, я смотрю на задыхающуюся отступницу, на искаженное страшной болью татуированное лицо.

На тот безумный миг мне казалось, что это Габриэль решила меня спасти – это было даже кое-как логично. Но та, кто никогда не высказывала абсолютной преданности Аду и со скрипом подчинялась приказам… отступница, которая сама ушла в мир людей, вдруг спасает мою жизнь.

– Почему? – хмуро спрашиваю я, глядя то на умирающую демоницу, то на тело архангела.

– Ты важнее нас, – хрипло отвечает она. – Я не могла позволить тебе так глупо умереть.

Твою мать. Нам нужны были сведения, но я только что убила шанс найти Михаила побыстрее. Не рассчитала силы и ринулась в бой, помня о Рагуиле лишь то, что он никогда не был хорошим воином. Но времена меняются, и я в очередной раз попалась в эту ловушку, пожертвовав двумя воинами и бесценной информацией.

– Ты не обязана была… – начинаю я, чувствуя себя очень странно: спорить с умирающей вроде бы не стоит.

– Рика, – тихо говорит отступница. – Меня зовут Рика.

Ее скручивает новый приступ боли – на этот раз от магических узоров на ее лице. Покинув Ад, она лишилась всего, даже имени, но сейчас, на смертном одре, ей плевать на все законы и запреты – в последние мгновения своей жизни она хочет побыть собой.

– Спасибо, Рика, – шепотом говорю я. – И прости меня.

Ее алые глаза медленно угасают, теряя блеск. Последний раз вздохнув, она замирает, а лицо ее расплывается в блаженной улыбке. Несколько секунд я неотрывно наблюдаю эту картину, отвлекаюсь только, слыша за спиной осторожные, тихие шаги Габриэль.

Еще одна жертва на моей совести. Это другое, это не Нираэль, но она поступила бы так же.

– Почему ты не позволила мне помочь? – неожиданно робко интересуется она.

– Три на одного – это уже свалка, а не битва. Так вероятность случайно помереть увеличивается вдвойне. Мы ведь не умеем работать в команде.

Помолчав еще, я разворачиваюсь к мертвому архангелу. У него ничего уже не узнаешь, а жаль. Нужно было выстрелить один раз: это его сразу не убило бы, но страдал бы он знатно, и за это время можно было бы выведать все, что нам необходимо знать.

Ругаясь вполголоса, я поднимаюсь в воздух. Ни одного столба сигнального дыма не видно, значит, поймать второго архангела не сможем, да и так рисковать снова я не хочу. И если мы так плохо справились с Рагуилом, что там с остальными? Влад может взять магией, Азраэль сама архангел, а Рахаб умелый воин, так что за них и их напарников волноваться не приходится. Но вот подручные Люцифера или ребята из моего приграничного отряда…

– Как думаешь, сколько целей уже убрали? – Габриэль нагоняет меня.

– Три как минимум.

Это учитывая, что одного убили на моих глазах, а второго я вынесла сама. Но есть шанс все исправить, если поспешим и измотаем Михаила до прибытия Сатаны, который сейчас по моим прикидкам находится где-то на центральной площади, где идет основное сражение: над тем местом носятся ангелы и Падшие.

– Габриэль, думай! – Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить ее за плечи и не встряхнуть как следует.

Конечно, я не надеялась, что вся битва пройдет по четко выверенному плану – так просто не бывает. Но я хочу закончить побыстрее, пока не так много бессмысленных жертв. Однако Михаил или забаррикадировался в дворце Архангелов, или сражается в тылу. С уверенностью можно было ставить на оба варианта: никто никогда не знал, чего ожидать от Михаила.

– Я… я не знаю, – неуверенно признается Габриэль. – Они сменили планы, когда я ушла.

– Так, ладно, – оглядываюсь, оценивая ситуацию. – Предлагаю действовать по уже уговоренной тактике – будем приманкой.

– Что?

Она не успевает сказать ничего больше, когда я хватаю ее за руку и уверенно тащу вверх; Габриэль остается только лететь следом, если она не хочет остаться без руки. Поднявшись на необходимую высоту, я отпускаю ее.

– Крылья, – кратко приказываю я.

Наверняка архангел догадывается, чего именно я от нее хочу, но пока делает вид, что не понимает задумки. Ла-адно.

– Ты же архистратиг, черт тебя дери! Так что расправила крылья по-настоящему, чтобы Михаил обратил на нас внимание.

С сомнением глядя вниз, она почти готова согласиться.

– Тебе лучше закрыть глаза.

– Не сдохну, но спасибо за заботу.

Прерывисто вздохнув, Габриэль резко дергает плечами, и в тот же миг мой мир на мгновение меркнет в яркой вспышке сверхновой – в свете ее крыльев. За спиной ее обычные – из костей и перьев, а за ними тенью – сотканные из света крылья в метров пятнадцать каждое. Легкие, сверкающие, они не предназначены для битв или устрашения врагов, они просто призваны знаменовать величие Небес.

Застываю, ощущая резь в глазах: трудно Падшей смотреть на такое. Окажись рядом демон, его бы развеяло. Габриэль обеспокоенно косится на меня, но я в порядке, в полном порядке, только близость света немного пьянит.

Лишь два архангела удостоились чести иметь такие крылья, и сейчас им предстоит встретиться в битве. Судьба любит такие парадоксы, как я заметила. Рядом с Габриэль мои собственные крылья выглядят жалкими и обтрепанными.

Долго ждать не приходится, а то я чувствую себя немного на виду, хотя на фоне Габриэль меня не увидел бы и самый зоркий.

Где-то вдалеке я вижу будто бы вспышку молнии, но не думаю особо о том, что это, прежде чем нырнуть вниз. Копье света пронзает левое крыло Габриэль, но не причиняет никакого вреда – она по-прежнему на стороне Добра, и мысли ее по-прежнему не желают смерти Раю. Я с удивлением наблюдаю, как копье возвращается туда же, откуда появилось, и потом на том же месте прорисовываются такие же громадные крылья, но не золотистые, как у Габриэль, а неоново-белые.

– Кажется, мы его разозлили, – усмехаюсь я.

Габриэль не до шуток – она правда испугана, видимо, зная, на что способен архангел Михаил. Я тоже знаю, я помню прилюдные казни с детства, и я помню, что однажды казнили моих родителей, – и нет, я не боюсь, я в чистой и беспощадной ярости, и кончик меча дрожит вместе с моей рукой.

Нас накрывает волной света, заполнившей полнеба, – он надеется не испепелить нас, а втоптать в землю, чтобы разрушить своими руками. Пытаться бежать и прятаться уже поздно, я просто усмехаюсь навстречу белому сверкающему потоку. А потом волчья ухмылка сменяется диким воплем, когда свет врезается в нас.

Словно удар по всему телу разом, по каждой его клетке. Мне кажется, что на секунду я теряю сознание, а прихожу в себя уже у самой земли, видя приближающиеся обломки домов. Из последних сил пытаюсь сгруппироваться и не переломать все кости от удара. Первой падает Габриэль, поднимая пыль, и я валюсь на камни следом, чувствуя каждый из них сквозь кожаную одежду.

Похоже, меня просто не заметили, а сшибить на землю хотели Габриэль, поэтому ей, как ни странно, досталось больше. Пошатываясь, я встаю, лицо покрывает корка крови, а все кости нестерпимо ноют, будто прошлись по каждой. Но я стою – я упрямая.

Архангел Михаил – правитель Небес – торжественно и торжествуя опускается чуть поодаль и с сомнением смотрит на лежащую среди камней Габриэль и на меня, взявшую в руки меч и пистолет. Извалянная в пыли и окровавленная, я явно не чета ему, сверкающему доспехами и щитом. Молодое лицо с глазами старца; кажущиеся седыми, но на самом деле чисто-белые волосы… С легкой улыбкой я смотрю ему прямо в глаза.

– Ol sonuf vaoresaji, gohu iad Balata, elanusaha caelazod: vonupeho sobra zod-ol Roray i ta nazodapesad, Giraa ta maelpereji, das hoel-qo qaa notahoa zodimezod, od comemahe ta nobeloha zodien [1], – рвано декламирую я.

– Ты смеешь говорить на святом языке, презренная изгнанница? – холодно спрашивает Михаил. – Ты не достойна стоять на этой земле…

– Я смею, Heleh [2], – нагло щурю глаза я. – Потому что кто-то должен его помнить, когда Небеса падут. Смотри, твой мир уже горит.

Его лицо не выражает ровно никаких эмоций.

– Они не падут. Это невозможно.

– До твоей смерти – конечно, нет. Но я намерена совершить то, чего никто никогда не делал: убить наместника Божьего. Как думаешь, моих сил хватит? Или я всего лишь наглая зарвавшаяся девчонка, которая не достойна твоего внимания? Но взгляни на меня, я здесь, и я стою на ногах.

Он намеревается просто испепелить меня своим светом, но я только начинаю распаляться. Весь страх улетучивается, сменяется странной мыслью: я смогла! Я дошла до конца, я стою напротив самого могущественного существа в трех мирах, и я осмеливаюсь дерзить ему в лицо.

А еще я осмеливаюсь встать ровней, потому что большая часть ран уже регенерировала и по венам снова течет чистый адреналин, и осмеливаюсь взять меч и направить его прямиком на Михаила. Такого никто не делал уже тысячи лет, и вот я, всего лишь один из многих Падших, готова сразиться с тем, кто равен Богу.

Я сошла с ума. Это совершенно точно.

Награждаю улыбкой спокойного, как каменная статуя, Михаила. Меня ждет самая важная битва моей жизни, и, возможно, она станет последней.

Но это, черт возьми, стоит всего пройденного пути!

Глава 32. Мене, текел, фарес

Говорят, в самые ужасные моменты перед глазами проносится вся твоя никчемная жизнь. Говорят, то, о чем ты думаешь перед несвоевременной кончиной, на деле является для тебя самым важным. Ну, любовь там, неоконченные дела, несбывшиеся мечты и прочее.

Стоя напротив архистратига с обнаженным мечом, я не думаю. Вот вообще – все мысли напрочь выметает бьющий в глаза яркий свет, зло щерящийся на мои черные крылья. Итак, впереди моя погибель, а я смеюсь в голос, срывая связки. Нет, не моя погибель – в лучшем случае она наша.

– Твоя неудавшаяся революция будет позором всех трех миров, – снисходительно говорит Михаил, поднимая копье высоко над головой – не чтобы бросить, но чтобы оно плавно перетекло в форму изящного, поющего клинка, нацеленного прямо на меня.

Gladio Domini, меч Господень. Мне с ним не тягаться: в нем больше святости, чем во всех убитых мной ангелах, я могу лишь попытаться не умереть в первую же секунду нашего поединка. Собраться, не сдаваться, не отступать ни на шаг – вроде бы все просто. На словах.

Тело инстинктивно принимает боевую стойку, вбитую мне в юности, – боевую стойку ангелов. Светлые глаза Михаила чуть щурятся – он то ли зол, то ли просто выбирает наиболее легкий способ, которым меня можно прихлопнуть: одним ударом, как надоедливое насекомое. В ответ я демонстрирую острые клыки и делаю несколько движений кистью – меч сливается в единое вращающееся колесо.

Где-то позади меня отплевывается кровью Габриэль, с трудом поднимаясь и облокачиваясь на неровный обломок. Еще дальше гремит бой, умирают ангелы и демоны, и там Люцифер – тот, ради кого я стою здесь, сдерживая архангела до прибытия кого-то, кто сможет его остановить.

Он нападает неожиданно, бросается вперед всем телом, тактикой напоминая какую-нибудь обезумевшую бестию. Я понимаю его: что-то похожее я испытывала, когда на меня бросался Тэал – парнишка, который и близко не стоял к моему уровню фехтования.

Как и демоненок, я оказываюсь вертлявой. Очень.

Меч опускается туда, где я была секунду назад, впивается не в тело, а в камень, но Михаил не произносит ни звука, просто разворачивается и смотрит на меня спокойно, вызывая этим неприятную дрожь в основании крыльев. Он держит тяжелый, смертоубийственный меч одной рукой, не прилагая к этому никаких усилий. На секунду я вижу свое перекошенное отражение на зеркале клинка – там нет ни капли ангельского, там только страшное лицо и темные провалы глаз. Михаил знает, что я зло, а зло нужно искоренять.

Я вновь бросаюсь в сторону – это больше походит не на битву, а на догонялки. Да к черту, вся моя жизнь больше походит на это! Сверкающий меч почти настигает, но я успеваю уклониться, почти падаю наземь. С той сосредоточенностью, с какой обычные смертные выкашивают траву, архангел вздымает меч вновь, ведь ему не нужно делать передышку, чтобы вздохнуть. Оступившись, я едва выравниваюсь, но уже вижу стремительно уменьшающийся разрыв между моей головой и острой кромкой лезвия. Еще немного, и она вопьется в шею, как дикий зверь, охочий до крови.

Его можно понять: я мелкая сошка, которая решила взобраться повыше, случайное стечение обстоятельств, убившее, однако, тысячи и тысячи ангелов всего парой слов: «Пора начинать». Это было неминуемо, Небеса лишь отсрочивали свою смерть, и у них это выходило довольно неплохо. Но вот мы здесь, а город лежит в руинах – и что должен сделать архистратиг? Конечно, убить меня. Это, в конце концов, его долг.

Только вот я против того, чтобы меня убивали. Да и остальные, видимо, тоже.

Движения Габриэль не замечает никто из нас, поглощенных этим сражением, она просто вдруг возникает где-то между, в том маленьком пространстве, отделяющем меня от смерти. Я уже вижу за крылатой спиной фигуру тоненькой девочки со страшными глазами – сама Всадница пришла засвидетельствовать мой провал. Только через секунду ее лицо мрачнеет – и я вижу Габриэль, с воем прижимающую руку к груди. Руку… отсутствующее запястье.

Она успела выставить передо мной только руку. Ради меня пожертвовала шансом сражаться и держать меч. Михаил изумленно останавливается, глядя на кривое от боли лицо и слыша ее отчаянный крик. Бьющий прямо по ушам.

Пользуясь моментом, я выхватываю из сапога заговоренный нож и быстрым движением отправляю его в шею архангела, но руки трясутся, и бросок выходит кривым. Острие врезается в руку Михаила, да и недостаточно глубоко, но все же так, чтобы доставить ему немного неудобств в обращении с оружием. Архангел резко вырывает нож, часто моргая от боли, но не позволяя себе морщиться.

Я готова умереть тысячу раз, чтобы еще раз увидеть это выражение его лица: когда слетает маска всемогущего архангела и проступает нечто живое, настоящее. На секунду в его глазах мелькает – нет, не страх – всего лишь легкое беспокойство, но это уже в какой-то степени победа.

Победа над убеждениями и устоями – моя кровавая революция, которую свершить нужно было давно, еще в далеком детстве. Потому что я отлично помню лицо архангела Михаила, помню, что он когда-то тоже был живым. Когда казнил восставших против Небес.

Нет Света. Нет Тьмы. Есть лишь мы сами. Есть три мира, три народа. И Вселенной пора бы уже избавиться от предрассудков и стереотипов: я видела великодушных демонов и ангелов, взмахивающих мечами над невинными. Я видела все изнанки миров, все грани ангелов, демонов и людей.

Габриэль прекращает выть, потому что отрубленное запястье это уже не вернет. Вероятно, в этот момент она окончательно отрекается от Рая и четырех золотых крыльев. Я не знаю – мне некогда об этом думать.

На мече Господнем кровь архангела. Не предательницы своих братьев и сестер, а той, кто сделал выбор в этой войне. Она выбрала меня, выбрала, потому что ее надежда не угасает, как и моя. И это срывает мне крышу.

Ошарашенный этим бессмысленным поступком, Михаил окончательно ломается. На миг кажется, что он отчаянно хочет что-то спросить у Габриэль, но перехватывает ее взгляд и осекается. Так смотрят демоны, так у них темнеют от ярости глаза – и так же они будут стоять твердо и ровно, будто на параде, несмотря на страшнейшие раны. Ни один демон не склонится перед врагом. Даже перед единовластным правителем небес.

Габриэль теряет сознание от боли – и вполне может умереть от кровопотери, но я точно знаю, что Михаил не берется ее добивать. Трудно винить во всех ошибках бывшую соратницу, когда рядом есть амбициозный Падший ангел.

Я бросаюсь вперед, выстреливая три раза и отбрасывая бесполезный разряженный мушкет в сторону. Мой удар блокируют, но не так уж и уверенно. В сверкающей броне три отвратительных дыры, и хотя для существа его уровня это только царапины, Михаил сбивается, понимая: его можно ранить. Его можно убить, как и любого из нас, из идущих в атаку очертя голову и приносящих себя в жертву новому миру.

– Ты безумна, – непослушными губами говорит архангел, пораженный моим рвением: я бросаюсь прямо на меч, как вырвавшаяся из глубин Тартара гарпия. – Ты безумна…

Это ни черта не молитва, но он повторяет это именно что с тем самым выражением священного ужаса. Лицо остается прежним, как у безучастной античной статуи, но голос – голос дрожит, словно его колотит лихорадка. Лихорадка понимания, что его правда могут победить сегодня, уничтожить на обломках того, что он построил и хранил две тысячи лет.

Эта мысль придает Михаилу сил, и он отшвыривает меня на пару метров назад, наседая. Коротко блокировав его удар, взлетаю невысоко и снова обрушиваюсь на архангела. Сталкиваясь, мечи высекают искры из друг друга, я вынуждена держать оружие одной рукой. Не сразу поняв подвох, Михаил выполняет финт, открываясь немного, но не особо беспокоясь об этом: мой меч так не изогнется, а для разворота потребуется слишком много времени, которым я не буду рисковать.

Он не учитывает только короткий клинок у меня в рукаве. Особым способом выворачивая ладонь, я чувствую, как срабатывает механизм, и мне руку плавно скользит нож. Не медля, я наношу удар в предплечье, пробивая легкий доспех, который защищен только панцирем и впаянными в кожу налокотниками. По всей видимости, громыхать железом Михаил не любил и, как и я, ценил быстроту. Зря.

Оставляя нож в его руке, я чуть отступаю, принимая оборонительную позу. Несколько ответных рубящих ударов я избегаю, уклоняясь, и буквально кожей ощущаю, как свирепеет архистратиг, допустивший уже несколько ошибок. По всей видимости, давно не брал меч в руки, проводя время на троне, а не на тренировочной площадке. А я вот с радостью рассказала бы ему, как провела эту тысячу лет.

Успешно комбинируя фехтование и замашки наемника, я отражаю его атаку без особого для себя вреда. Скользящий удар меча Господня достает меня, страдает, к счастью, лишь левая рука, которая мне не особо и нужна в этой схватке. Нет смысла дожидаться, пока Михаил устанет, этого просто не случится, нужно просто тянуть время, чего я с успехом добиваюсь, прибегая к наскоро вспомнившимся финтам и уклонениям. Чтобы не сковывали движений, я убираю крылья, чего архистратиг себе позволить не может. Несколько перекатов – ладони саднит от мелких камешков, врезавшихся в тело, но в целом я пока жива.

– Кара! – крик Влада должен был раздаться на весь город, но звучит всего лишь у меня в голове, заставив пропустить удар. Неглубокая, но неприятная царапина украшает мое бедро.

Ответить магу я не могу: битва не дает сосредоточиться для телепатического ответа, я банально не могу делать два дела одновременно. К счастью, Влад это понимает, и на меня налетает новый крик, к которому я теперь, слава Дьяволу, готова.

– Уходи оттуда, живо! Люцифер приказал убираться от Михаила.

Краем глаза я вглядываюсь в небо, но ни Антихриста, ни его отца вверху не вижу. Удаленный магический удар? Не так надежно, как если бы отправить геенну огненную прямо на светлые локоны Михаила, но это может сработать. Пока раненый архангел будет приходить в себя, с ним справится Сатана.

Мне нужно как можно скорее убираться отсюда. Была бы Габриэль в сознании…

Уходя от очередного удара, пригибаюсь к земле, отпрыгиваю вправо. До этого я переносила вес на левую ногу, таким образом выиграв немного времени, пока Михаил атаковал меня с другой стороны. Черт, сама я могу взлететь, но Габриэль без сознания, да и трогать ее сейчас – идея плохая.

– Кара, ты меня слышишь?! – взвывает в ухе. – Сейчас мы с Самаэлем откроем портал, живо туда, если не хочешь немножко расплавиться!

«Вообще-то, у меня есть проблемы поважней, например, как не утратить пару лишних конечностей!»

К моему удивлению, этот вопль пробивается к Владу, пока я прячусь от архангела за камнем, спешно осматривая свои раны и считая расстояние до Габриэль. Не могу я ее бросить, не после такого. Итак, у меня будет пара секунд, пока Михаил поймет, что я собираюсь сбежать.

«Чувствуешь меня? А Габри?» – Ответ приходит вроде утвердительный, но из-за торопливости и помех телепатической связи я не могу говорить точно. – «Молодец. Теперь ставь свой портал за Габриэль. Без вопросов, скорее!»

В нужное время Влад всегда слушается, и сейчас неполадок не выходит: сразу за бесчувственным архангелом потихоньку начинает сдвигаться пространство. Пока легонько, словно бы прозрачное стекло потихоньку начинает трескаться, но я вся подбираюсь, выпускаю крылья, готовясь к последнему рывку. Успеть бы…

Думать некогда, есть только приоткрытая Завеса прямо позади Габриэль, есть дрожащие от напряжения крылья, что кажется, их кости вот-вот сломаются. Есть шанс спасти свою шкуру, вернуться к тем, кто меня ждет, кто правда ждет: вот даже выдергивает меня из-под обстрела, что в Аду – неслыханная привилегия.

Портал вспыхивает, на мгновение ослепляя и архангела, и меня. Но зрение мне и не нужно, я просто длинным прыжком устремляюсь вперед, вкладывая скорость в крылья. Проскакиваю прямо перед тем, как тяжело опускается меч, бьющий лишь землю, я врезаюсь прямо в Габриэль, и мы с ней вместе летим в портал, единым клубком рук, ног и крыльев.

Сбивая локти и колени, выплевывая кровь, я падаю на покосившуюся крышу где-то неподалеку от выжженной воронки. Боль пульсирует в районе поясницы, но я стараюсь не зацикливаться на ней: это просто царапины по сравнению с тем, чего мы избежали. Пришедшая в себя Габриэль болезненно стонет, стараясь не смотреть на обрубок руки, хотя кровь идти уже перестала: чертовы архангелы с их регенерацией.

Кажется, мы украли у этого мира пару секунд: такое случается. Вероятно, сейчас Михаил только догадывается, куда бы это мы могли исчезнуть и почему.

Как завороженная, я смотрю вверх.

Над архангелом разворачивается в небе магическая печать черного цвета: страшная магия, подвластная лишь Сатане, извращенное понимание древних заклинаний и ритуалов, повергнутое во вред всему живому. Тут не спасет ничто: ни регенерация, ни сила, ни молитвы. Оно просто грядет.

– Мене, текел, фарес, – шепчет Габриэль, прижимающая искалеченную руку к груди.

Нас обеих бьет словно бы озноб: об этом слишком страшно думать, не то что произносить. Всего три слова, и на Михаила сорвется вся ярость Дьявола и приспешников его, накопленная годами. Ярость, смешанная с беспросветным отчаянием, и оттого такая губительная.

Этот израненный, изорванный, почти спаленный мир не выдержит такого удара. Он умрет вместе с архистратигом, когда некому больше будет держать его.

– Исчислил Бог царство твое, – хрипло подтверждаю я, – и положил конец ему.

Раз.

Два.

Три.

Печать вспыхивает, и огромная, неизмеримая сила срывается вниз, полыхая всеми цветами разом и просто вбивая в землю Михаила. Непонятная дрожь охватывает все мое тело, дрожит и крыша под нами, и земля. Небеса содрогаются от основания и до конца.

Еще немного, и они просто падут.

Слабый стон издает и ослабевший Михаил, чьи раны не успевают залечиваться, и земля. Дрожь под ногами означает нечто ужасное, нечто настолько неправильное, что аж душа выворачивается. Не моя – моя ликует, но это все равно невозможно оставить без внимания.

Неясный порыв заставляет меня взлететь. Я должна быть там, должна видеть, как это все кончится. Должна слышать последний вздох архангела, должна услышать, что он скажет, поверженный теми, кого он презирал всю свою долгую жизнь.

За мной следует Габриэль, но я не пытаюсь остановить ее. За нами к воронке следуют осторожно легионы демонов, ангелы же остаются на местах, окоченевшие от ужаса. Вся Преисподняя тихо подползает к полумертвому врагу, к врагу, в которого каждый хотел бы вонзить свои клыки и рвать, рвать, рвать…

Сверху спускается Люцифер, как это совсем недавно делал сам архистратиг. Те же движения крыльями, та же презрительная неспешность. Только крылья у него антрацитово-черные, и силой от него не разит, она наоборот притягивает тебя, напевая песни о могуществе и всевластии.

Спускаясь на край воронки, я некоторое время не могу найти отвагу, чтобы сдвинуться хоть на шаг. Видя мои сомнения, Самаэль небрежно взмахивает крылом, призывая – нет, приказывая – подойти ближе. Лицо у него… неправильное какое-то. Будто маска застывшая. Хмурюсь, подходя ближе и пытаясь понять, почему у него глаза такие… пустые.

Рядом с ним – остатки Гвардии. Ройс, чуть кренящийся вбок из-за раны, бес изо всех сил пытается изображать героя и не хочет облокачиваться на Рахаб. Чуть справа – Влад, его все еще трясет от такого выброса силы. Жмутся друг к другу Азраэль и Эл, чудом выбравшиеся из мясорубки, тут же Татрасиэль.

Сердце пропускает удар, потому что меня обнимают сзади, потому что кто-то доверчиво утыкается носом мне в шею и счастливо урчит. Ишим.

Живые. Они живые – те, кто мне дорог. Израненные все, окровавленные и какие-то слегка дрожащие, но – живые.

Я ненадолго бросаю взгляд на Самаэля и на Люцифера потом. Их схожесть прочитывается даже лучше, чем обычно, их схожесть именно в этих страшных глазах цвета бушующего моря. Ногой Сатана прижимает к земле Михаила, хищно склоняясь над ним с мечом в руках. Целясь в крылья.

– Кто? – тихо спрашиваю я.

– Лилит, – тоже шепотом отвечает Ишим. – Она принесла себя в жертву. Отдала всю свою душу заклинанию.

Мене, текел, фарес.

Твою же ж мать.

Я в ужасе думаю, что было бы, произойди такое с Ишим. Наверное, у меня были бы такие же страшные глаза, такие же сверлящие душу омуты зрачков, сливающиеся с радужкой. И, наверное, у меня тоже дрожал бы голос от ярости. И руки вцеплялись бы в чужие ломкие перья, желая причинить как можно больше боли – но что может сравниться с той болью, что гложет тебя изнутри?

– Как хорошо, что мы обе живы, – всхлипывает Ишим. – Как хорошо…

– Теперь все будет иначе.