Текст книги "Собрание сочинений. Том 11"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 62 страниц)

II

Лондон, 28 июля. Относительно второго пункта в Бирмингемском документе говорится:

«Второй пункт предусматривал свободное судоходство по Дунаю. Прекращение свободного судоходства по Дунаю относится ко времени Адрианопольского договора 1829 г., когда Турция была вынуждена уступить России устье Дуная. Уступка устья Дуная России противоречила Лондонскому договору от 6 июля 1827 г., запрещавшему России приобретать какую-либо турецкую территорию. Тот факт, что Англия вначале молчаливо согласилась на это незаконное приобретение, а затем поддержала я признала его, свидетельствует о неоднократном нарушении ею международного права. Делалось все это под предлогом сохранения мира; предлог этот теперь, разумеется, отпадает благодаря состоянию войны. Возврат устья Дуная Турции являлся одним из существенных требований во всякой действительной войне между Англией и Россией. Однако в английских предложениях России никаких упоминаний об устье Дуная не содержится. Тем самым Англия превратила этот вопрос в средство нанесения оскорбления Австрии, заинтересованность которой в свободном судоходстве по Дунаю уступает разве только заинтересованности самой Турции. На четвертом заседании Венской конференции 21 марта 1855 г. барон Прокеш, полномочный представитель Австрии, внес предложение, чтобы Россия согласилась на нейтрализацию устья Дуная. Полномочный представитель России ответил, что «не даст своего согласия на условие, имеющее вид косвенной экспроприации». Лорд Джон Рассел не поддержал весьма умеренного предложения Австрии, и 23 марта вопрос был решен в пользу оставления устья Дуная во владении России. Уступив полностью в этом пункте России, Рассел 12 апреля написал лорду Кларендону: «Граф Буоль сказал мне, что он не настаивал на требовании нейтрализации островов в устье Дуная, так как был уверен, что Россия в этом случае сорвала бы конференцию». 16 апреля лорд Джон Рассел телеграфирует лорду Кларендону, что «Австрия не намерена поддерживать какие-либо требования относительно уступки территории». Упустив с самого начала случай поддержать Австрию, дав согласие на предложенную ею полумеру о нейтрализации устья Дуная и убедившись затем в том, что Австрия не будет поддерживать всю меру полностью, то есть уступку устья Турции – эта мера отпала сама по себе благодаря покорности, проявленной лордом Джоном 23 марта в отношении России, – Рассел теперь предлагает лорду Кларендону «потребовать возвращения Турции расположенных в устье Дуная островов, которые она уступила по Адрианопольскому договору».

Третий пункт гласит, что договор от июля 1841 г. должен быть пересмотрен договаривающимися сторонами в интересах европейского равновесия и в духе ограничения могущества России на Черном море? Если бы за этим пунктом скрывались искренние намерения, то в него следовало включить: во-первых – ограничение могущества России, во-вторых – восстановление прав Турции на Дарданеллы и Босфор. Для восстановления за султаном права исключительного контроля над проливами не требовалось особого соглашения. Это право возвращается султану вместе с аннулированием ввиду войны тех договоров, в силу которых оно было временно отменено. Эти простые соображения даже не выдвигались на Венской конференции,

Что касается ограничения господства России, то граф Буоль в своем письме от 20 мая 1855 г. справедливо отметил: «По нашему мнению. союзникам следовало бы направить свои совместные усилия на такое ограничение политического господства России, которое сделало бы для нее, если не невозможным, то, по крайней мере, в высшей степени затруднительным злоупотребление своими материальными ресурсами. Уменьшение и даже полное уничтожение русского флота на Черном море было бы само по себе еще недостаточным для лишения России преимуществ, вытекающих из со географического положения по отношению к Турции».

Из всех приемов, с помощью которых английское правительство пыталось ввести в заблуждение парламент, не удался только один – предложение об ограничении морского могущества России на Черном море. Если бы война действительно велась с той целью, которая была провозглашена, то с самого начала была бы гарантирована территориальная целостность Оттоманской империи, и тогда условия мира состояли бы в следующем: 1) возвращение устья Дуная Турции, во владении которой оно de jure находится до сих пор, 2) обязательство со стороны России покрыть военные издержки».

После некоторых замечаний документ заканчивается следующими словами:

«Комитет считает, что не все члены кабинета в одинаковой мере сознательно совершали свои проступки. Комитет не может не отметить особую роль четырех министров иностранных дел – Кларендона, Рассела, Абердина и прежде всего Пальмерстона. Пальмерстон обеспечил признание Адрианопольского мира, выплачивал России, даже во время войны, давно утративший свою силу долг, составил или санкционировал Ункяр-Искелесийский, Дарданелльский и Балта-Лиманский договоры и датский протокол 1850 года; вероломство Пальмерстона по отношению к Польше, Сицилии, Ломбардии и в неменьшей мере его предательство по отношению к Франции, Персии, Испании и Дании – все это изобличает его как непримиримого врага не только Турции, но и всех европейских стран. Все члены английского кабинета находятся в подчинении Пальмерстона; ему удалось сделать их соучастниками своих преступлений, разгадать которые им оказалось не под силу. И это дало возможность Пальмерстону полностью подчинить их своей воле. Только кара, предусмотренная английским законом за государственную измену, может избавить народ от заговорщиков, предавших его в интересах иностранной державы».

Написано К. Марксом 27 и 28 июля 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» №№ 349 и 351, 30 и 31 июля 1855 г. и в газете «New-York Daily Tribune» № 4464, 10 августа 1855 г.

Печатается по тексту «Neue Oder-Zeitung», сверенному с текстом газеты «New-York Daily Tribune»

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Ф. ЭНГЕЛЬС
АРМИИ ЕВРОПЫ[228]228
  Работа «Армии Европы» была написана Энгельсом по просьбе Маркса, которому она была заказана журналом «Putnam's Monthly» («Ежемесячник Патнема») через редактора «New-York Daily Tribune» Ч. Дана. Маркс помогал Энгельсу в написании работы, собирая для него в Британском музее материал о различных европейских армиях, в частности об испанской и неаполитанской. Раздел работы Энгельса об английской армии был воспроизведен Марксом в корреспонденциях для «Neue Oder-Zeitung», опубликованных в этой газете 28 августа, 31 августа и 1 сентября 1855 года: «Британская армия» («Die britische Armee»), «Наказания английских солдат» («Zuchtigung der Soldaten»), «Обмундирование и экипировка английского солдата» («Uniformirung und Equipirung des britischen Soldaten»). В настоящем томе помещена лишь вторая из вышеназванных статей, в которой Марксом был сделан ряд собственных добавлений и которая представляет самостоятельный интерес (см. стр. 538–540); текст остальных двух статей в «Neue Oder-Zeitung» полностью совпадает с текстом опубликованных в нью-йоркском журнале «Putnam's Monthly».


[Закрыть]

Написано Ф. Энгельсом в конце июня – сентябре 1855 г.

Напечатано в журнале «Putnam's Monthly» №№ 32, 33 и 36; август, сентябрь и декабрь 1855 г.

Печатается по тексту журнала

Перевод с английского

СТАТЬЯ ПЕРВАЯ

Война, бушующая в течение последних двух лет на берегах Черного моря, привлекла особое внимание к тем двум миллионам солдат, которых Европа содержит даже в мирное время и число которых, возможно, очень скоро увеличится вдвое. Если же война будет продолжаться, что почти несомненно, то мы, вероятно, будем свидетелями того, как эти четыре миллиона солдат будут втянуты в активные военные действия на театре, который протянется от моря до моря через весь европейский континент.

Наших читателей, поэтому, не может не заинтересовать характеристика не только армий, уже вовлеченных в восточный конфликт, но и других более или менее значительных европейских армий, тем более что по эту сторону Атлантического океана никогда еще не было, к счастью, таких армий, которые по своей численности могли бы в известной мере сравниться даже с второстепенными армиями Европы; в связи с этим в Америке об организации подобного рода армий неспециалисты имеют лишь смутное представление.

Прежде подозрительность и соперничество приводили к тому, что во всех странах армии были окружены строжайшей тайной, теперь этого больше нет. Как ни странно, но даже в странах, где меньше всего поощряется гласность, где все гражданские ведомства и по сей день окружаются тайной, свойственной абсолютизму, – даже здесь организация армий прекрасно известна широким кругам. Публикуются официальные сведения об армиях, в которых указывается не только деление вооруженных сил на корпуса, дивизии, бригады, полки, батальоны и эскадроны, но и их расположение, а также количество и имена офицеров, которые ими командуют. Когда устраиваются большие военные смотры, к присутствию на них иностранных офицеров относятся не только терпимо, но это даже приветствуют; их просят высказать критические замечания и поделиться своими наблюдениями, с ними ведут серьезные дискуссии о том, какие различия существуют в устройстве каждой армии и какие новшества вводятся; таким образом, здесь существует полная гласность в противоположность другим областям управления. Военные министерства в Европе могут теперь сохранить в тайне разве только несколько рецептов химических составов, какие-нибудь ракеты или снарядные трубки, но и эти секреты очень скоро раскрываются или устаревают благодаря новым изобретениям; так например, английская ракета Конгрива была вытеснена военной ракетой г-на Хейла, которая применялась в североамериканской армии, а теперь освоена также и английской.

Эта гласность ведет к тому, что в мирное время различные военные министерства цивилизованного мира образуют, так сказать, один большой военный комитет, цель которого обсуждать достоинства того или иного предлагаемого нововведения и дать возможность каждому из своих членов использовать опыт всех остальных. Это привело к тому, что устройство, организация и общее управление почти всех европейских армий приблизительно одинаковы, и в этом смысле можно сказать, что одна армия походит на другую. Однако национальный характер, исторические традиции и особенно различный уровень цивилизации создают много различий и порождают характерные для каждой армии ее сильные и слабые стороны. Французы и венгры, англичане и итальянцы, русские и немцы – все они при определенных условиях могут быть в равной мере хорошими и искусными солдатами; но, несмотря на единообразную систему обучения, как будто сглаживающую все различия, у каждого из этих солдат оказываются свои достоинства благодаря тому, что по своим данным он отличается от противников.

Это подводит нас к вопросу, не раз обсуждавшемуся военными патриотами различных наций: какие солдаты лучше всех? Разумеется, каждый народ ревниво относится к своей собственной славе/и, по мнению широкой публики, воспитанной на рассказах, которым может недоставать критического освещения и точности, по которые зато сильно приукрашены патриотическим чувством, – один полк той или иной страны в состоянии «смести» два или три полка любой другой страны. Военная история как наука, в которой правильная оценка фактов является единственным руководящим принципом, еще очень молода и не может пока похвастаться большим объемом литературы. Тем не менее это уже сложившаяся область знаний, и с каждым днем она все более и более отметает, как ненужную примесь, бесстыдное и глупое хвастовство, которым длительное время отличались произведения, именовавшиеся историческими лишь на том основании, что в них намеренно извращался каждый факт, о котором рассказывалось. Прошло то время, когда, описывая историю войны, авторы могли продолжать эту войну, так сказать, своими средствами, безопасно бомбардируя бывшего противника грязью, после того как заключение мира не позволяло им больше бомбардировать его металлом. И хотя много второстепенных вопросов в военной истории остаются еще неразрешенными, все же несомненно, что каждая цивилизованная нация имеет право гордиться тем, что в тот или иной период она дала лучших для своего времени солдат. Немецкие ландскнехты позднего средневековья, швейцарские солдаты XVI столетия были в течение известного периода такими же непобедимыми, как и прекрасные испанские воины, которые сменили их в качестве «лучшей пехоты мира»; французы Людовика XIV и австрийцы принца Евгения одно время оспаривали друг у друга это почетное звание, пока пруссаки Фридриха Великого не разрешили спора, разбив и тех и других; но и они в свою очередь потеряли свою славу в результате удара, нанесенного им при Йене, и французы снова получили всеобщее признание как самые лучшие солдаты Европы. Но это не помешало англичанам – в Испании – доказать свое превосходство над ними в определенных условиях и в определенные моменты боя. Несомненно, что легионы, которые в 1805 г. Наполеон привел из лагеря в Булони под Аустерлиц[229]229
  Лагерь в Булони – созданный Наполеоном I в 1803–1805 гг. военный плацдарм для вторжения в Англию через Ла-Манш.
  Под Аустерлицем 2 декабря (20 ноября) 1805 г. произошло сражение между русскими и австрийскими войсками, с одной стороны, и французскими – с другой, закончившееся победой Наполеона I.


[Закрыть], были лучшими войсками того времени; несомненно, что Веллингтон знал, что говорит, когда после окончания войны на Пиренейском полуострове[230]230
  Войной на Пиренейском полуострове, или Испанской войной, называют войну между Англией и Францией, которая велась в 1808–1814 гг. на территории Испании и Португалии. Одновременно на всей территории полуострова развернулась война испанского и португальского народов за свою независимость, против французской оккупации.


[Закрыть] назвал своих солдат «армией, с которой он может идти куда угодно и сделать все, что угодно», и все же цвет этой британской армии, воевавшей в Пиренеях, был разбит при Новом Орлеане[231]231
  Сражение между английскими и американскими войсками при Новом Орлеане (США) произошло 8 января 1815 года.


[Закрыть] ополченцами и волонтерами, не имевшими ни выучки, ни организации.

Опыт всех прошлых кампаний приводит нас к одному и тому же выводу, и каждый здравомыслящий бывалый солдат, не зараженный предрассудками, это подтвердит, что военными качествами – храбростью и боеспособностью – различные нации мира наделены в основном довольно равномерно; что солдаты различных наций отличаются друг от друга не столько степенью своих достоинств, сколько их спецификой; и, наконец, что при существующей теперь гласности в военном деле только напряженная работа мысли, непрерывные усовершенствования и изобретательность в военной области и в деле использования государственных ресурсов, а также развитие военных качеств, которыми отличается данная нация – только все это может выдвинуть на время ту или другую армию на первое место среди ее соперниц. Таким образом, мы видим, какое преимущество в военном отношении получает страна с более высоким уровнем цивилизации над своими менее развитыми соседями. В качестве примера мы можем указать на то, что русская армия при всех отличных боевых качествах ее солдат никогда не могла превзойти какую-нибудь из армий цивилизованной Европы. Если шансы бывали равны, то русских, как бы отчаянно они ни дрались, всегда – по крайней мере вплоть до нынешней войны – побеждали противники, будь то французы, пруссаки, поляки или англичане.

Прежде чем перейти к рассмотрению отдельных армий, необходимо сделать несколько общих замечаний, касающихся их всех.

Армия, особенно большая, в составе 300–500 и более тысяч человек, с ее необходимым подразделением, с ее различными родами войск, с ее потребностями в людях и материалах и с ее организацией, представляет собой настолько сложный организм, что максимальное упрощение ее становится необходимостью. В армии существует так много делений, без которых нельзя обойтись, что казалось маловероятным, чтобы число их было еще увеличено посредством дальнейшего искусственного и бессмысленного дробления. Однако традиция и тот дух пышности и парадности, которым отравлены все старые армии, до крайности усложнили организацию почти всех армий Европы.

Различия в росте, силе и темпераменте, которые наблюдаются в каждой стране среди людей, а также и разное достоинство лошадей, делают необходимым отделение легкой пехоты и кавалерии от тяжелой пехоты и кавалерии. Попытка совершенно уничтожить это деление означала бы сведение в одной и той же части людей с противоположными по своей природе боевыми качествами и, следовательно, взаимную нейтрализацию этих качеств, а это ослабило бы боеспособность данной части в целом. Таким образом, каждый род войск естественно делится на две группы: одна из них состоит из более тяжелых, неповоротливых людей (и соответственно лошадей) и предназначена главным образом для больших решительных атак и боя в сомкнутом строю, а вторая – из людей более легких и более подвижных, особо приспособленных к действиям в рассыпном строю, к несению службы в охранении и в авангарде, к быстрому маневру и т. п. Это деление вполне законно. Но кроме такого естественного деления почти в каждой армии рода войск подразделяются на разные виды, которые отличаются лишь причудливым разнообразием формы одежды и создание которых обосновывается теоретическими соображениями, постоянно опровергаемыми опытом и практикой.

Так, в каждой европейской армии существует вид войск, именуемый гвардией, которая претендует на то, чтобы быть elite [отборной частью. Ред.] армии, тогда как в действительности она состоит просто из наиболее высоких и широкоплечих людей, каких только можно было набрать. Русская и английская гвардии особенно отличаются в этом отношении, хотя ничем не доказано, что они превосходят храбростью и боеспособностью другие полки соответствующего рода войск. Старая наполеоновская гвардия была совершенно иным учреждением; это была действительно elite армии, и физические данные не играли никакой роли при ее формировании. Но даже и эта гвардия ослабляла остальную часть армии, поглощая ее лучшие элементы. Оберегая эти лучшие свои войска, Наполеон тем самым иногда делал ошибки; так, при Бородине[232]232
  Речь идет о Бородинском сражении (под Москвой) 7 сентября (26 августа) 1812 г., крупнейшем сражении Отечественной войны 1812 г., в котором русские войска проявили высокие боевые качества и нанесли тяжелый урон французской армии; исход сражения подготовил поворот в ходе войны в пользу России и поражение наполеоновской армии, несмотря на вынужденное, но целесообразное в тех условиях оставление Москвы русской армией.


[Закрыть] он в решающий момент не двинул вперед гвардию и тем самым упустил случай помешать русским войскам отступить в полном порядке. У французов, кроме императорской гвардии, имеется что-то вроде elite в каждом батальоне; она состоит из двух рот – гренадер и вольтижеров и без нужды усложняет тактические действия батальона. У других наций также имеется подобный вид войск. Все эти отборные части отличаются не только особым способом формирования и особой формой одежды, но и получают более высокое жалованье. Говорят, что подобная система подстегивает честолюбие рядового солдата, особенно у легко возбудимых народов – французов и итальянцев; однако той же цели можно было бы достигнуть и, пожалуй, с большим успехом, если бы солдаты, заслужившие такое отличие, оставались в составе своих рот, а не использовались как предлог для нарушения тактического единства и слаженности действий батальона.

Еще более поразительную нелепость можно наблюдать в кавалерии. Здесь различие между легкой и тяжелой лошадью служит основанием для разделения кавалерии на всевозможные виды – кирасиры, драгуны, карабинеры, уланы, егеря, гусары и т. д. Все эти подразделения не только бесполезны: они просто бессмысленны, поскольку создают излишние сложности. Гусары и уланы заимствованы у венгров и поляков. Но в Венгрии и в Польше эти виды кавалерии имеют определенное значение; это были национальные войска, и форма одежды этих войск являлась национальной одеждой страны. Переносить подобные особенности в другие страны, где нет того национального духа, который придавал бы им смысл, – по меньшей мере нелепо. Не без основания в 1814 г. один венгерский гусар ответил русскому гусару, назвавшему его «товарищем»: «Что за товарищ? Я гусар, а ты – шут!» («Nix Kamarad, ich Husar, du Hanswurst!»). Другой столь же нелепый вид кавалерии представляют собой почти во всех армиях кирасиры. Эти кавалеристы фактически небоеспособны и делают небоеспособными своих лошадей вследствие большого веса кирас (французская кираса весит 22 фунта); причем кирасы не защищают их даже от ружейной пули, пущенной с расстояния 150 ярдов! От кирасы избавились уже было почти во всех армиях Европы, но страсть Наполеона к парадности и к монархическим традициям снова ввела ее в употребление во Франции, а примеру Франции скоро последовали все европейские государства.

Если не считать небольшой американской армии, то сардинская армия является единственной среди армий цивилизованных стран, где кавалерия делится только на легкую и тяжелую, без дальнейшего ее подразделения, и где окончательно распрощались с кирасой.

В полевой артиллерии всех армий большую сложность создает разнообразие калибров. Теоретически у англичан это разнообразие особенно велико – 8 калибров и 12 различных образцов пушек, – но на практике огромные запасы материальной части позволяют им значительно упростить свою артиллерию. В Крыму, например, они применяют почти исключительно девятифунтовые и двадцатичетырехфунтовые гаубицы. Французы в течение последних нескольких лет в высшей степени упростили свою артиллерию, заменив четыре различных калибра одним – легкой двенадцатифунтовой пушкой, о которой мы будем говорить в соответствующем месте. В большинстве остальных армий до сих пор еще существует три – четыре калибра, не говоря о различиях в лафетах» повозках, колесах и т. п.

Технические части различных армий, инженерные войска и т. д., к которым мы можем добавить также штаб, организованы во всех армиях почти одинаково, за исключением британской армии, в которой – что очень ей вредит – штаб вообще не представляет собой самостоятельной организации. О других, менее значительных, различиях будет сказано в соответствующих местах.

Мы начнем с той армии, которая, получив свою организацию во время революции и при Наполеоне, служила своего рода образцом для всех европейских армий с самого начала этого столетия.