Текст книги "Собрание сочинений. Том 11"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 62 страниц)

Во Франции, и в этом не может быть никакого сомнения, всякая новая революционная буря рано или поздно приведет рабочий класс к власти. В Англии дела скоро примут такой же оборот. Аристократия желает продолжать войну, но не способна на это, а плохое ведение войны в прошлую зиму совершенно скомпрометировало ее. Буржуазия не желает продолжать войну, но войне сейчас не может быть положен конец; идя на все ради мира, буржуазия доказывает тем самым свою неспособность управлять Англией. Если события отстранят от власти первую с ее различными фракциями и не допустят к власти вторую, то останутся лишь два класса, к которым может перейти власть: мелкая буржуазия, класс мелких хозяев, у которого каждый раз, когда его призывали перейти от слов к делу, обнаруживался недостаток энергии и решимости, и рабочий класс, которого постоянно упрекали в том, что он проявлял слишком много энергии и решимости, когда начинал действовать как класс.

Какой же из этих классов выведет Англию из нынешней схватки и тех затруднений, которые вот-вот возникнут в связи с ней?

Написано К. Марксом 10 апреля 1855 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4375, 27 апреля 1855 г.

Подпись: Карл Маркс

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Ф. ЭНГЕЛЬС КРИТИКА НАПОЛЕОНОВСКОЙ СТАТЬИ В «MONITEUR»[125]125
  Данная статья была также опубликована в газете «New-York Daily Tribune» 30 апреля 1855 г. в качестве передовой под заглавием «Оправдания Наполеона» («Napoleon's apology»).


[Закрыть]

Лондон, 14 апреля. Публика, даже во Франции, проникла, по-видимому, в тайны осады Севастополя. Поэтому Луи Бонапарт в качестве редактора en chef [главного. Ред.] газеты «Moniteur» снова разразился пространной передовой статьей по данному вопросу. Этой статьей он надеялся достичь нескольких целей: в общем – утешить публику по поводу неудачи затеянного предприятия; в особенности – снять ответственность за неудачу с плеч преемника Наполеона I и, в частности, ответить на Брюссельский мемуар. В статье, написанной полуфамильярным, полуофициальным стилем, столь характерным для человека, пишущего одновременно для французских крестьян и для европейских кабинетов, дается нечто вроде истории кампании с мнимым обоснованием каждого предпринятого шага. Документ этот в высшей степени неполитичен, так как он чрезвычайно слаб и неубедителен. Между тем pressure from without [давление извне. Ред.], видимо, очень сильно, если Бонапарт вынужден выступать и защищать себя таким образом.

После растянутого введения сообщается часть инструкций, полученных Сент-Арно в начале кампании, и дается объяснение, почему войска союзников высадились сначала в Галли-поли. Русские, говорится там, могли форсировать Дунай у Рущука и, обойдя линию Шумла – Варна, перейти Балканы и двинуться на Константинополь. Из всех доводов, которые можно было бы привести в оправдание высадки в Галлиполи, этот – самый неудачный. Во-первых, Рущук – крепость, а не открытый город, как, по-видимому, представляет себе августейший издатель «Moniteur». Это напоминает нам историческую ошибку, которую, между прочим, допустила недавно газета «Moniteur» в своем некрологе об императоре Николае, спутав Адрианопольский договор с Кючук-Кайнарджийским[126]126
  Об Адрианополъском договоре см. примечание [19]19
  Адрианопольский мир – мирный договор, заключенный в сентябре 1829 г. между Турцией и Россией в результате успешной для последней войны 1828–1829 годов. По договору к России переходили устье Дуная с островами и значительная часть восточного побережья Черного моря к югу от устья Кубани. Турция должна была признать автономию Молдавии и Валахии, предоставив им право самостоятельного избрания господарей. Гарантия этой автономии возлагалась на Россию, что было равносильно установлению протектората царя над княжествами. Правительство Турции обязывалось также признать Грецию самостоятельным государством, связанным с Турцией лишь уплатой ежегодной дани султану, и соблюдать все предыдущие договоры в отношении автономии Сербии, узаконив эту автономию специальным фирманом.


[Закрыть].
  Кючук-Кайнарджийский договор – мирный договор, заключенный 21 (10) июля 1774 г. между Россией и Турцией в результате успешной для России русско-турецкой войны 1768–1774 годов. По договору Россия получила часть северного побережья Черного моря между Южным Бугом и Днепром с крепостью Кинбурн, а также Азов, Керчь и Еникале, и добилась признания независимости Крыма, что облегчило в дальнейшем его присоединение. Русским торговым судам предоставлялось право свободного плавания через Босфор и Дарданеллы. По договору султан должен был предоставить ряд привилегий православной церкви, в частности, в статье 14 предусматривалось сооружение православной церкви в Константинополе.
  Упомянутый Энгельсом некролог об императоре Николае напечатан в газете «Moniteur» 27 марта 1855 года; в нем утверждалось, что поводом к Крымской войне послужило тенденциозное истолкование Россией Адрианопольского договора. Между тем в споре, развернувшемся накануне Крымской войны вокруг вопроса о «святых местах», Россия исходила из условий Кючук-Кайнарджийского договора, где привилегии православной церкви были оговорены специальной статьей.


[Закрыть]. Что касается опасности такого флангового марша русских, то следует напомнить. что русские не могли безнаказанно оставить у себя в тылу турецкую армию в 60000 человек, прочно обосновавшуюся между четырьмя сильными крепостями, не выделив крупных сил, которые сковывали бы эту армию; что этот фланговый марш поставил бы русских в ущельях Балкан в такое же положение, в каком оказался Дюпон у Байлена и Вандам у Кульма[127]127
  20 июля 1808 г. в сражении при Байлене в период войны Испании за независимость (1808–1814) французские войска под командованием генерала Дюпона были окружены испанцами и сложили оружие.
  29—30 августа 1813 г. у Кульма (Чехия) во время войны коалиции европейских держав против наполеоновской Франции французские войска под командованием генерала Вандама были окружены австрийскими войсками и взяты в плен.


[Закрыть], и что в лучшем случае они смогли бы довести до Адрианополя лишь 25000 человек. Тот, кто такую армию считает опасной для Константинополя, может извлечь кое-что полезное для себя из книги майора Мольтке о русско-турецкой войне 1828–1829 годов[128]128
  Moltke. «Der russisch-turkische Feldzug in der europaischen Turkei 1828 und 1829». Berlin, 1845 (Мольтке. «Русско-турецкая кампания в европейской Турции в 1828 и 1829 годах». Берлин, 1845).


[Закрыть]. Послушаем дальше. Если Константинополю не будет угрожать никакая опасность, союзникам следует продвинуть несколько дивизий к Варне, чтобы отразить всякую попытку осады Силистрии. После этого будут возможны две операции: либо высадиться у Одессы, либо овладеть Крымом. Вопрос об этих двух операциях союзные генералы должны обсудить на месте. Инструкции кончаются несколькими мудрыми военными советами в виде наставлений и кратких изречений:

«Будьте всегда в курсе того, что делает противник. Держите войска вместе, не дробите их; если же Вы вынуждены их дробить, то делайте это так, чтобы в течение суток Вы могли снова собрать их в намеченном пункте» и т. д.

Все это действительно весьма ценные правила поведения, но настолько избитые, настолько общеизвестные, что сейчас же напрашивается вывод: Сент-Арно был, по-видимому, в глазах своего повелителя полным невеждой, если он нуждался в подобных наставлениях. И вдруг неожиданно инструкции прерываются следующими словами:

«Вы пользуетесь моим полным доверием, маршал! Отправляйтесь в путь, я уверен, что под Вашим опытным руководством французский орел добьется новой славы».

Что касается главного пункта, крымской экспедиции, то, по признанию Бонапарта, это был его излюбленный план, и позже он послал Сент-Арно по этому поводу новую пачку инструкций. Он отрицает, однако, что сам разработал план экспедиции во всех деталях и отослал его в ставку. По его словам, генералам предоставлялась возможность предпочесть высадку у Одессы.

В доказательство приводится одно место из этих новых инструкций, где Бонапарт предлагает высадиться у Феодосии (Кафы), принимая во внимание, что там имеется безопасная и обширная якорная стоянка для флота, который должен оставаться постоянной операционной базой армии. Понятие операционной базы он уже в первых инструкциях пытался разъяснить знаменитому маршалу самым подробным образом ив самой популярной форме. Из этого пункта – Кафы – армия должна была направиться к Симферополю, отбросить русских к Севастополю, перед укреплениями которого, вероятно, произошло бы сражение, и, наконец, осадить Севастополь. «К несчастью», союзные генералы не выполнили предложенного им плана. Этот «несчастный» случай представляется тем более счастливым, что он позволяет Бонапарту снять с себя всю ответственность за это неприятное дело и переложить ее на генералов. План высадки у города Кафы 60000 солдат для того, чтобы направиться отсюда к Севастополю, является поистине оригинальным. Если принять за общее правило, что наступательная сила армии, находящейся на вражеской территории, уменьшается, по крайней мере, пропорционально тому расстоянию, на которое она удаляется от своей операционной базы, то спрашивается: сколько же человек привели бы союзники к Севастополю, пройдя расстояние свыше 120 миль? Сколько им пришлось бы оставить в Кафе? Сколько человек понадобилось бы для того, чтобы удержать и укрепить промежуточные пункты? Сколько человек – для охраны транспортов и очищения территории? И 20000 солдат не удалось бы собрать под стенами крепости, для одной лишь блокады которой требуется втрое больше войск. Если Луи Бонапарт когда-либо вздумает сам отправиться на войну и вести ее согласно этим принципам, то одна и та же фамилия Бонапартов явит собой несомненно самый разительный контраст в военной истории [В статье Ф. Энгельса, написанной для «New-York Daily Tribune», эта фраза дается в следующей редакции: «Если Луи-Наполеон когда-либо вздумает сам отправиться на войну и вести ее согласно этим принципам, то он может сразу же позаботиться об апартаментах для себя в лондонском особняке Миварт, ибо Парижа ему больше не видать». Ред.]. Что касается безопасной стоянки у Кафы, то каждый матрос на Черном море знает и любая карта показывает, что Кафа является открытым рейдом, защищенным только от северных и западных ветров, тогда как самыми опасными штормами на Черном море грозят юго-западные и юго-восточные ветры. Таким, например, был шторм 14 ноября. Если бы флот стоял тогда на якоре у Кафы, он несомненно был бы выброшен на берег.

Затем идет самая щекотливая часть статьи. Сам Луи Бонапарт, как он полагает, счастливо отделался от ответственности, которую возлагает на него Брюссельский мемуар. Но неудобно приносить в жертву Раглана и Канробера. Поэтому, чтобы доказать способности этих генералов, он пишет очерк осадного искусства. Однако этот очерк по существу только показывает, что Севастополь не может быть взят, ибо в нем определенно подчеркивается, что все обычные правила неприменимы к Севастополю.

«Например», – говорится в статье, – «при обычной осаде, когда атака ведется с одного направления, длина последней параллели составила бы приблизительно 300 метров, а общая протяженность траншей не превысила бы 4000 метров. Здесь же длина параллели составляет 3000 метров, а общая протяженность траншей доходит до 41000 метров».

Правильно, но как раз и возникает вопрос, почему была допущена такая громадная растянутость линии атаки, когда все обстоятельства требовали возможно большего сосредоточения огня на одном или двух пунктах? Ответ гласит:

«Севастополь не похож на другие крепости. Там имеется только один неглубокий ров; каменные эскарпы отсутствуют и эти оборонительные укрепления заменены засеками и палисадами. Таким образом, наш огонь мог оказать лишь слабое действие на земляные брустверы».

Так как это не могло быть написано для маршала Сент-Арно, который, возможно, и поверил бы этому, то, очевидно, предназначено исключительно для французских крестьян, ибо любой унтер-офицер французской армии рассмеялся бы над такой галиматьей. Палисады, если они только не устроены на дне рва или, по крайней мере, не скрыты от противника, очень быстро уничтожаются картечью. Засеки можно поджечь. Они должны находиться у подошвы гласиса, на расстоянии приблизительно 60–80 ярдов от брустверов, иначе они мешали бы ведению артиллерийского огня. Но откуда могли взять лес для этих засек – больших деревьев, прочно скрепленных между собой и положенных на землю так, чтобы острые сучья были обращены в сторону противника, – откуда мог оказаться лес в этой безлесной местности – об этом «Moniteur» умалчивает. Что палисады являются прогрессом в сравнении с каменными эскарпами, это поистине открытие; ведь эти деревянные сооружения очень легко поджечь, и они, таким образом, не могут помешать штурму после того, как огонь артиллерии противника подавлен.

В заключение мы узнаем – это призвана доказать разбираемая статья, – что союзные генералы сделали все возможное, больше, чем от них можно было ожидать при данных условиях, и даже покрыли себя славой. Плохая слава, если ее приходится доказывать, да еще таким образом! Если господа генералы не смогли окружить Севастополь, если они не смогли отогнать русскую обсервационную армию, если они до сих пор еще не в Севастополе, – то только потому, что они были недостаточно сильны! Так оно и есть на самом деле. Но если они недостаточно сильны, то кто же ответственен за эту самую большую из всех ошибок? Не кто иной, как Бонапарт. Вот неизбежный вывод к которому ведет передовая статья «Moniteur». Какое впечатление эта статья произвела в Париже, показывает следующая выдержка из письма обычно столь раболепного парижского корреспондента «Times»:

«Некоторые лица рассматривают эту статью просто как пролог к полной эвакуации Крыма. В легитимистских кругах можно услышать: нам сулили войну a la Наполеон; но, кажется, мы получим теперь мир a la Луи-Филипп. С другой стороны, подобные же настроения господствуют и среди рабочего населения предместья Сент-Антуан. Там считают статью открытым признанием полного бессилия».

Написано Ф. Энгельсом около 14 апреля 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 177, 17 апреля 1855 г. и в газете «New-York Daily Tribune»№ 4377, 30 апреля 1855 г. в качестве передовой

Печатается по тексту «Neue Oder-Zeitung», сверенному с текстом газеты «New-York Daily Tribune»

Перевод с немецкого

Ф. ЭНГЕЛЬС
ВЫЛАЗКА 23 МАРТА[129]129
  Статья «Вылазка 23 марта» является переводом статьи Энгельса «Осада Севастополя» («The Siege of Sevas-topol»), написанной для «New-York Daily Tribune» и опубликованной в газете 30 апреля 1855 г. в качестве передовой. При переводе статьи Маркс внес в нее небольшие редакционные изменения.


[Закрыть]

Лондон, 15 апреля. Осада Севастополя тянется по-прежнему медленно, вяло, не происходит никаких серьезных событий и ничего не решается; некоторое оживление вносят лишь отдельные безрезультатные стычки и разрозненные атаки, каждая из которых является копией предыдущей и образчиком последующей. Если не говорить о превосходстве, проявленном обороной в инженерном деле, то наверняка найдется мало примеров военных кампаний такой же длительности, которые давали бы картину подобной посредственности командного состава обеих сторон.

Перед нами французские и английские официальные сообщения о вылазке 23 марта; подробного русского сообщения мы еще не видели. Как обычно, сообщения союзных генералов нарочито составлены так туманно, что ничего определенного из них узнать нельзя. И все же при помощи частных писем англичан и газетных корреспонденции можно, хотя бы в общих чертах, воспроизвести картину этого события. Правый фланг атаки союзников, направленный против юго-восточного участка обороны Севастополя, выдвинут вперед на расстояние 600 ярдов от первой оборонительной линии русских посредством трех линий апрошей или зигзагообразных траншей, соединенных в конце так называемой второй параллелью. От этой последней, правда медленно и без всякой системы, эти 3 апроша стали вести дальше, чтобы соединить их третьей параллелью и создать в центральном апроше укрепленную позицию или укрытое место, достаточно большое для размещения резерва. Средний из этих трех апрошей находится в руках англичан, правый и левый занимают французы. Эти два фланговых апроша выдвинуты вперед дальше, чем центральный, так что здесь французские траншеи приблизительно на 50 ярдов ближе к крепости, чем позиция, занимаемая англичанами.

23 марта перед рассветом значительные силы русских, приблизительно 12 батальонов, устремились из города на осадные сооружения. Хорошо зная, что траншеи устроены с полным пренебрежением к установленным и предписанным уставами мерам предосторожности, что фланги их не оттянуты назад должным образом и не защищены редутами, что, следовательно, смелый натиск на крайние фланги параллели безусловно приведет их в траншеи, русские начали свою атаку внезапным и стремительным маневром, в результате которого восточный и западный фланги параллели оказались обойденными. В то время как атака с фронта отвлекала боевое охранение траншеи и его резервы, обходные колонны русских, несмотря на храброе сопротивление французов, спустились в осадные сооружения и начали быстро продвигаться по траншее, пока не достигли центральной позиции, обороняемой англичанами. Английские позиции, гарантированные от серьезной угрозы с фронта, не подвергались атаке, пока происходившая справа и слева ружейная стрельба не втянула в бой часть английских резервов; и даже после этого фронтальная атака не отличалась большой силой, так как основная масса атакующих была сосредоточена в обходных колоннах. Но и эти последние, пройдя с боем большое расстояние по захваченной ими траншее, утратили свой первоначальный боевой пыл, и с того момента, когда русские пришли в соприкосновение с англичанами, их офицеры уже всецело были заняты мыслью о том, как обеспечить завершающий вылазку отход. Таким образом, борьба очень скоро достигла такой стадии, когда ни одна из сторон не сдает своих позиций, а именно в этот момент отряду, предпринявшему вылазку, следует позаботиться о безопасном отходе. Русские так и поступили. Не предпринимая серьезной попытки выбить англичан с занимаемых ими позиций, русские продолжали поддерживать бой до тех пор, пока большая часть их войск не подошла достаточно близко к Севастополю, после чего отступил и их арьергард, неся большие потери в столкновении с французскими и английскими резервами.

Русские, видимо, рассчитывали найти во второй параллели много орудий, значительное количество боевых припасов и прочих военных материалов. Их вылазка могла преследовать лишь одну цель – все это уничтожить. Но они почти ничего там не нашли и, таким образом, в результате этой вылазки ничего не приобрели, кроме уверенности в том, что и на таком расстоянии от своих укреплений они могут в первые часы вылазки сохранять превосходство, пока противник не сосредоточит свои резервы. Это, конечно, имело какое-то значение, но едва ли оправдывало понесенные при этой вылазке потери. Материальный ущерб, причиненный русскими осадным сооружениям, был ликвидирован в какие-нибудь один-два дня, а моральный эффект этой вылазки можно считать равным нулю. Поскольку всякая вылазка неизбежно заканчивается отходом, то осаждающие всегда считают себя победителями. Моральный эффект вылазки обычно более благоприятен для осаждающих, чем для осажденных, за исключением тех случаев, когда потери последних неизмеримо меньше потерь первых.

В данном случае, когда Канробер и Раглан больше чем когда-либо нуждались в видимости успеха, эта вылазка с ее ничтожными результатами и заключительным поспешным отходом русских пришлась им очень кстати. Французские войска особенно кичатся тем, что они преследовали противника до самых севастопольских укреплений. При данных обстоятельствах, однако, это было не так уже трудно, так как крепостные орудия не могли вести огонь из опасения поразить свои собственные войска. В свою очередь англичане, обходя молчанием то обстоятельство, что их позиции были чрезмерно оттянуты назад, в силу чего они скорее играли роль резерва, чем войск первой линии фронта, снова превозносят, – но на этот раз с меньшим основанием, чем когда-либо, – свою собственную непобедимость и несгибаемое мужество английского солдата, которое не позволяет ему отступать ни на шаг. Полковник Келли и другие английские офицеры, захваченные русскими в плен прямо в расположении этих несгибаемых солдат и преспокойно отправленные в Севастополь, знают, чего стоит все это cant [бахвальство. Ред.].

Между тем великие стратеги английской прессы продолжают с большим пафосом твердить, что прежде чем помышлять о штурме Севастополя, нужно во что бы то ни стало овладеть новыми внешними укреплениями, возведенными русскими; и они надеются, что это скоро будет осуществлено. Их утверждение, разумеется, столь же правильно, сколь и банально; но вопрос в том, как овладеть этими укреплениями, если союзники не сумели даже помешать их возведению на виду у своих же собственных батарей? Атака на Селенгинский редут (на Сапун-горе) достаточно ясно показала, что ценой больших потерь таким укреплением можно овладеть на короткое время, но трудно понять, для чего это нужно, если данное укрепление нельзя удержать даже на тот срок, который необходим для его разрушения. Дело в том, что эти новые укрепления, которые составляют органическую часть всей оборонительной системы русских и над которыми с флангов и с тыла господствует их главная оборонительная линия, не могут быть взяты без применения тех же самых средств, которые нужны для овладения самой главной линией. Прежде чем всерьез помышлять об атаке и захвате этих внешних укреплений, необходимо продвинуть на достаточное расстояние апроши, устроить крытые параллели с плацдармами, соорудить и вооружить батареи для обстрела главной линии русских. Газета «Times», трубящая громче всех и настаивающая на немедленном захвате этих внешних укреплений, забыла лишь сказать, в чем состоит новый метод, позволяющий в течение нескольких часов решить эту нелегкую задачу, о чем т'ак уверенно возвещала газета. Но не успела она выразить свои оптимистические надежды, как пришло письмо от ее крымского корреспондента, который не только объявил эти новые внешние укрепления русских неприступными, но и заявил, что они являются лишь первым рубежом, от которого русские намерены планомерно продвигать дальше вперед свои контрапроши. Стрелковые окопы перед Мамелонским редутом (русские назвали его Камчатским) соединены между собой правильной траншеей и представляют собой, таким образом, новую оборонительную линию. Между Мамелонским и Селенгинским редутами (на Сапун-горе) отрыта новая траншея, которая образует три стороны квадрата и из которой можно обстреливать продольным огнем часть французских апрошей. Во всяком случае ясно, что русские преследуют цель создания законченной системы передовых оборонительных сооружений, чтобы прикрыть Малахов курган с обоих флангов и с фронта, а возможно, в конце концов, и овладеть траншеями союзников. В случае удачи подобной попытки, линии осады на этом участке атаки оказались бы прорваны. В то время как союзники в течение последних шести месяцев лишь удерживали свои позиции и больше укрепляли свои батареи, нежели продвигали их вперед, русские за один месяц значительно продвинулись к позициям противника и продолжают еще продвигаться. Конечно, были примеры и более славной обороны, чем оборона Севастополя, но зато в анналах войн со времен осады Трои невозможно указать ни одной осады, которая велась бы так бессистемно, бессмысленно и бесславно, как осада Севастополя.

Написано Ф. Энгельсом около 15 апреля 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 179, 18 апреля 1855 г. и в газете «New-York Daily Tribune»№ 4377, 30 апреля 1855 г. в качестве передовой

Печатается по тексту «Neue Oder-Zeitung», сверенному с текстом газеты «New-York Daily Tribune»

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые