Текст книги "Собрание сочинений. Том 11"

Автор книги: Карл Генрих Маркс

Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 62 страниц)

К. МАРКС
БУРЖУАЗНАЯ ОППОЗИЦИЯ И ЧАРТИСТЫ[150]150
  Данная статья была напечатана в «Neue Oder-Zeitung» под заглавием «Волнения вне парламента» («Die Aufregung auserhalb des Parlaments»), В настоящем издании сохранено редакционное заглавие первого издания Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса.


[Закрыть]

Лондон, 16 мая. Негодование буржуазной оппозиции по поводу голосования в палате лордов в связи с предложением Элленборо является показателем ее слабости. Она должна была бы, напротив, праздновать, как победу, отклонение этого предложения. Заставить палату лордов, этот высший совет аристократии, в ходе торжественных и публичных дебатов заявить, что она удовлетворена тем, как до сих пор велась война, заставить ее во всеуслышание признать Пальмерстона своим вождем и представителем и окончательно отвергнуть даже благие пожелания административной реформы и вообще всякой реформы – какого же более благоприятного результата могли ожидать враги аристократии от предложения Элленборо? Они должны были бы прежде всего постараться дискредитировать палату лордов, этот последний оплот английской аристократии. А они жалуются, что палата лордов пренебрегла возможностью приобрести мимолетную популярность не за счет своих привилегий, а за счет нынешнего кабинета! Если жалуется «Morning Herald», орган тори, орган всех предрассудков «нашей непревзойденной конституции», то это в порядке вещей. Газета «Morning Herald» утешалась надеждой, что после того как вигская олигархия в течение полутора столетий выполняла обязанность друзей буржуазии и «либерального прогресса», роли переменятся, и в течение следующих полутора столетий роль «аристократических» представителей буржуазии и «либерального прогресса» будет поручена тори. «Morning Herald» имела полное законное право сетовать. А буржуазная оппозиция? Неужели она вообразила, что умеренной демонстрации купцов Сити будет достаточно, чтобы толкнуть аристократию на самоубийство, на отречение от власти? Истина, однако, заключается в том, что буржуазия желает компромисса, что она ожидает уступчивости со стороны противника, чтобы получить возможность самой быть уступчивой, что она по возможности хотела бы избежать действительной борьбы. Как только начинается настоящая борьба, на арену проталкивается «миллион», как они называют «низшие» классы, и включается в нее не только в качестве зрителя или третейского судьи, но и в качестве борющейся стороны. А этого буржуазия хотела бы избежать во что бы то ни стало. Аналогичная причина заставляла вигов оставаться вне кабинета с 1808 по 1830 год. Они хотели выбросить своих противников любой ценой, но только не ценой действительных уступок буржуазии, без помощи которой нельзя было выгнать тори, только не ценой парламентской реформы. Мы видели, как двусмысленно пожимая плечами, с какими оговорками и в какой иронической, ничего не говорящей форме Элленборо и Дерби объявили себя сторонниками буржуазной административной реформы, одновременно отмахиваясь руками и ногами от своих мнимых союзников. С другой стороны, мы сейчас увидим, с каким трусливым коварством купцы-реформаторы из Сити с самого начала старались предупредить всякое противодействие со стороны чартистов и временно обеспечить их молчание, чтобы затем, под шумок, вытеснить их с добровольно уступленных ими позиций. У господ из Сити страх и враждебность к мнимым союзникам в такой же мере, как у тори, перевешивают неприязнь к мнимым противникам. Вкратце события развертывались следующим образом:

Ассоциация административной реформы боялась оппозиции чартистов, которые на двух больших митингах, как читатель припомнит, в Сент-Мартинс холле и в Саутуарке, дали успешный бой Национальной и конституционной ассоциации и вынудили ее к отступлению с избранной ею позиции. 26 апреля на квартиру Эрнеста Джонса явился г-н Джемс Акленд (в прошлом агитатор против хлебных законов) и заявил, что он «посланник» Ассоциации административной реформы, которая рассчитывает на поддержку чартистов, так как она стремится к уничтожению «классового законодательства» и к созданию народного правительства. Он пригласил Эрнеста Джонса встретиться в ближайший день с комитетом упомянутой Ассоциации. Джонс заявил, что он не уполномочен давать ответ от имени чартистской партии. Он вынужден отказаться от встречи, пока не посоветуется с Лондонским чартистским исполнительным комитетом[151]151
  Речь идет о Лондонском чартистском организационном комитете, возникшем в феврале 1855 г. в результате преобразования «Комитета приветствия и протеста». (Последний был создан по инициативе Э. Джонса в октябре 1854 г. с целью организации торжественной встречи в Лондоне освобожденного из тюрьмы участника революции 1848 г. во Франции Барбеса, а также для подготовки демонстрации протеста против предполагавшегося в это же время приезда в Лондон Наполеона III.) Лондонский организационный комитет действовал наряду с центральным чартистским Исполнительным комитетом и ставил своей задачей возрождение массового чартистского движения в Лондоне, а также укрепление международного сотрудничества демократических сил. В состав комитета входили: Джонс, Харрисон, Тейлор и другие; задачу установления международных связей выполняла выделенная комитетом комиссия из 7 членов, которая вместе с представителями французских, немецких и других эмигрантов в Лондоне образовала Международный комитет. В конце 1855 г. Лондонский организационный комитет прекратил свое существование, а Международный комитет стал самостоятельной организацией. Переименованный в 1856 г. в Международную ассоциацию, он просуществовал под этим названием до 1859 года.


[Закрыть], который собирается в ближайшее воскресенье.

В воскресенье вечером 29 апреля Джонс сообщил обо всем этом Чартистскому комитету и был уполномочен продолжать переговоры. На следующее утро Джонс имел встречу с г-ном Ингрехемом Траверсом, руководителем движения Сити, который лично представил ему Джемса Акленда как уполномоченного и представителя своей партии. Г-н И. Траверс заверил Джонса, что они ставят себе целью создание народного правительства. Резолюции, в том виде как они напечатаны в «Times», являются-де лишь предварительными; средства для достижения этой цели будут еще определены исполнительным комитетом, который предстоит избрать на митинге в Лондон-таверн. Чартистам в доказательство сочувствия административной реформе предлагается назначить оратора, который будет представлять их на митинге. По приглашению председателя он должен будет поддержать одну из резолюций. Чартистам следует также назначить представителя, который по предложению временного комитета купцов из Сити будет избран на митинге постоянным членом исполнительного комитета Ассоциации реформы. Наконец, пришли к соглашению, что поскольку вход на митинг будет только по билетам, чартисты получат соответствующую долю этих билетов. Джонс не согласился ограничиться одними словесными переговорами и заявил г-ну Ингрехему, что все упомянутые пункты должны быть переданы Чартистскому исполнительному комитету в письменном виде.

Так и было сделано. Письмо, полное торжественных заверений, было получено. Однако когда настало время присылки входных билетов, то их поступило только 12 штук. В ответ на протест Чартистского комитета, указывавшего, что это является нарушением данного слова, отговаривались тем, что не хватило билетов, но если, мол, Чартистский комитет пожелает поставить двух своих членов у ворот Таверны, то они получат право пропускать кого хотят и без билетов. Для этой цели чартистами были избраны гг. Слоком и Уоркмен, которые и получили полномочия от г-на Траверса. Чтобы устранить всякие подозрения, Ассоциация административной реформы в самый день митинга, за несколько часов до его открытия, послала специального курьера с письмом на имя Джонса, чтобы напомнить ему, что председатель вызовет его поддерживать четвертую резолюцию и что кандидатура Джонса, как представителя чартистов, будет предложена митингу для избрания его в члены исполнительного комитета.

Приблизительно за час до начала митинга перед Таверной собралась большая толпа чартистов. Как только ворота были открыты, гг. Слокому и Уоркмену было запрещено впускать кого бы то ни было без билетов. Восемь билетов весьма неохотно были розданы, чтобы получить отсрочку в момент, когда натиск извне становился серьезным. Отсрочка была использована для того, чтобы ввести заранее расставленный на прилегающей улице отряд полиции. С этого момента никого больше не пускали, кроме «известных купцов и банкиров». Люди в рабочей одежде, в знакомых всем вельветовых куртках, не допускались, даже если у них имелись входные билеты. Чтобы обмануть ожидавшие на улице массы рабочих, двери были внезапно заперты и вывешено объявление следующего содержания: «Зал переполнен. Вход в него прекращен». В действительности к этому времени зал не был заполнен и наполовину, и «джентльмены», которые приезжали в своих экипажах, пропускались в него через окна и в заднюю дверь через кухню. Не подозревая предательства, рабочие массы спокойно разошлись. Несмотря на то, что Эрнест Джонс представил во время митинга свой «билет на трибуну», он на трибуну допущен не был и слова, конечно, не получил. Ассоциация достигла двух целей: предотвратила оппозицию чартистов и получила возможность указывать на собравшиеся на улице массы как на своих сторонников. Но массы должны были фигурировать только на улице в качестве статистов.

В воззвании к рабочим Англии Эрнест Джонс раскрывает весь ход этой комедии интриг и от имени чартистов бросает вызов Ассоциации административной реформы[152]152
  Маркс имеет в виду передовую статью «People's Paper» от 12 мая 1855 г., в которой разоблачаются интриги Ассоциации административной реформы и смысл ее заигрываний с чартистами.


[Закрыть].

Написано К. Марксом. 16 мая 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 229, 19 мая 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

К. МАРКС
ДЕНЕЖНЫЙ РЫНОК

Лондон, 19 мая. По мнению оптимистов английской прессы, торгово-промышленный кризис в Англии окончился, и промышленность и торговля развиваются опять по восходящей линии. Факт, из которого они выводят это утешительное заключение, это улучшение положения на денежном рынке. А именно, с одной стороны, увеличился золотой запас в подвалах Английского банка, а, с другой, – банк понизил учетную ставку. В то время как золотой запас на 20 января 1855 г. составлял лишь 12162000 ф. ст., к 12 мая 1855 г. он достиг 16045000 ф. ст., – увеличился на 3883000 фунтов стерлингов. Учетная ставка, которая 20 января 1855 г. равнялась 5 %, была понижена банком 31 марта до 4¹/₂, а 28 апреля – до 4 процентов. Однако эти господа не учли того, что накопление золота в подвалах банка и понижение учетной ставки могут иметь и другую причину, кроме экономического процветания, и как раз обратную: застой в делах и связанное с ним уменьшение спроса на капитал. Таблицы, еженедельно публикуемые Английским банком, показывают, что на этот раз действительной причиной является именно последнее. Не следует только, подобно вышеупомянутым оптимистам, обращать внимание лишь на две графы в этих таблицах, на золотой запас и учетную ставку. Необходимо сравнить две другие графы —резервные банкноты и учтенные векселя.

Английский банк состоит, как известно, из двух различных отделений: Issuing department (эмиссионное отделение) и Banking department (банковое отделение). Первый мы можем назвать монетным двором Английского банка. Вся его деятельность заключается в выпуске банкнот. Актом Роберта Пиля 1844 г. выпуск банкнот ограничен законом. А именно: сверх суммы в 14000000 ф. ст., представляющих тот капитал, который Английскому банку должно государство, банк имеет право выпускать банкноты лишь на сумму, не превышающую золотого запаса, хранящегося в его подвалах. Следовательно, если банк, например, выпускает банкнот на 20 млн. ф. ст., то в его подвалах должно находиться 6 млн. ф. ст. золотом. К этому регулируемому таким путем изготовлению и выпуску банкнот сводится вся деятельность Issuing department банка. Все количество изготовленных им банкнот он передает Banking department, банку в собственном смысле слова, банку, который имеет дело с публикой, как всякий другой депозитный или учетный банк, и пускает банкноты в обращение путем учета векселей, выдачи ссуд под процентные бумаги, выплаты дивидендов государственным кредиторам, выдачи помещенных у него вкладов и т. д. Это изумительное изобретение – разделение Английского банка на два друг от друга независимых отделения и указанное регулирование количества выпускаемых банкнот, – сделано было Робертом Пилем, который воображал, что таким путем будут предотвращены все будущие денежные кризисы и бумажное обращение будет согласовываться с металлическим посредством автоматически действующего механического закона. Но прославленный государственный деятель просмотрел тот немаловажный факт, что его регулирование регулирует только обращение между Issuing и Banking department, между двумя отделениями Английского банка, но отнюдь не обращение между банковым отделением и внешним миром. Эмиссионное отделение банка передает банковому отделению такое количество банкнот, какое оно имеет право изготовить по закону, например 20 миллионов, если в его сейфах находится 6 миллионов золота. Сколько, однако, из этих 20 миллионов действительно попадет в обращение, зависит от состояния дел, от потребностей и спроса торгового мира. Остаток, который банк не может пустить в оборот и который поэтому остается лежать в сейфах Banking department, фигурирует в отчетах банка под именем резервных банкнот.

Если, как мы видели, золотой запас банка увеличился с 20 января 1855 г. до 12 мая 1855 г. на 3883000 ф. ст., то сумма резервных банкнот поднялась за это время, оказывается, с 5463000 до 9417000, то есть на 3954000 фунтов стерлингов. Чем больше сумма резервных банкнот, то есть банкнот, лежащих в сейфах Banking department, тем меньше количество фактически обращающихся банкнот. Но из приведенных выше цифр следует, что одновременно с накоплением золота в подвалах банка уменьшилось количество обращающихся банкнот. В чем причина этого сокращения обращения? Да просто в ослаблении деловой активности и сокращении числа торговых сделок. Правильность этого взгляда целиком подтверждается теми же самыми отчетами банка, из которых видно, что стоимость учтенных банком векселей, достигавшая к 20 января 1855 г. 25282000 ф. ст., к 12 мая 1855 г., напротив, упала до 23007000 ф. ст., то есть уменьшилась на 2275000 фунтов стерлингов. Но стоимость учтенных банком векселей является самым верным мерилом числа заключенных им сделок с торговым миром. Результат еще более поразителен, если принять во внимание, что банк 28 апреля снизил учетную ставку до 4 % и, таким образом, предложил свой товар – капитал – на 20 % дешевле, чем в истекшем январе. Между тем с 28 апреля, когда банк снизил учетную ставку, до 12 мая сумма банкнот, выпущенных банком для учета векселей, уменьшилась, вместо того, чтобы увеличиться. Это доказывает, что при нынешней конъюнктуре капитал даже при ставке в 4 % оказывается слишком дорогим для того, чтобы найти хотя бы только такой спрос, который он еще в начале января находил при ставке в 5 %. Это доказывает, что падение учетной ставки надо приписать не большему притоку капиталов, а только меньшему спросу на капитал для торговой и промышленной деятельности. Это доказывает, наконец, что увеличение металлического запаса в подвалах банка является лишь увеличением лежащего без дела и в настоящий момент не находящего себе применения капитала.

Написано К. Марксом 19 мая 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 233, 22 мая 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

Ф. ЭНГЕЛЬС
КРЫМСКАЯ ВОЙНА

В момент, когда пишутся эти строки, полевые действия в Крыму, о подготовке которых мы упоминали несколько дней тому назад[153]153
  Здесь и ниже Энгельс ссылается на свою статью «Новое наступление в Крыму», немецкий вариант которой помещен в настоящем томе, стр. 222–225.


[Закрыть], должно быть, уже начались. Тем самым война, поскольку она ограничивается рамками полуострова, входит в новую и, возможно, решающую стадию развития. Быстрое прибытие пьемонтских и французских резервов и в особенности неожиданно проведенные изменения, в результате которых Канробер ушел с поста командующего на пост командира корпуса, а главное командование было возложено на Пелисье, с несомненностью свидетельствуют о том, что наступило время изменить тактику ведения боевых действий союзниками.

Общее описание местности, на которую должен быть перенесен театр военных действий, и ориентировочные данные о силах, которые должны вступить в бой, читатель может найти в нашей предыдущей статье. Следует вспомнить, что основная позиция русской обсервационной армии, поддерживающей связь с Северной стороной Севастополя, расположена на плато между Инкерманом и пунктом, где дорога Балаклава – Симферополь пересекает горную гряду, разделяющую долины рек Черной и Бельбек. Эту позицию, имеющую большие естественные преимущества, русские буквально изрыли окопами. Она простирается почти на четыре мили между оконечностью Севастопольской бухты и непроходимой грядой гор, и русские смогут сосредоточить там по меньшей мере 50000—60000 человек пехоты и артиллерии – количество, вполне достаточное для обороны.

Для того чтобы атаковать эту позицию в лоб, потребовалось бы большое численное превосходство и потери были бы огромны; между тем союзники не могут ни создать первого, ни позволить себе второго. Даже если бы им удалось овладеть русскими укреплениями, потери были бы столь велики, что лишили бы их возможности активно и решительно продолжать кампанию. Поэтому они должны попытаться оттянуть некоторое количество русских с этой позиции и найти пути для ее обхода. С этой целью была предпринята таинственная экспедиция в Керчь. Около 15000 войск союзников погрузились на суда, проследовали на глазах у русских мимо Ялты, направились в Керчь и вернулись обратно. Тот факт, что они не попытались высадиться, объясняется якобы телеграфным приказом из Парижа. Во всяком случае эту, с позволения сказать, демонстрацию следует квалифицировать как полный провал: ни одного генерала в здравом уме нельзя заставить раздробить свои войска для проведения экспедиции, которая не закончилась бы хотя бы видимостью сражения. От наступления на Кафу, даже если оно планировалось штабом, по-видимому, в конце концов, тоже отказались. Не может быть, чтобы сейчас стоял вопрос о переброске войск в Евпаторию с целью предпринять вылазку из этого пункта; если бы это было так, туда сразу же были бы брошены пьемонтские и французские резервы. И поскольку на побережье ни между Балаклавой и Кафой, ни между Севастополем и Евпаторией нет никакой другой гавани или хорошего рейда, мысль о том, чтобы обойти русских с моря, в конце концов, была, очевидно, отброшена, и теперь не остается ничего другого, как обойти их с суши, что, как мы уже отмечали, будет чрезвычайно трудной операцией.

Кроме дороги, занятой русскими выше Инкермана, имеется еще лишь одна большая дорога, ведущая из Балаклавы в Симферополь. Она проходит вдоль южного побережья до Алушты, поворачивает здесь в глубь полуострова, проходит через горы восточнее Чатыр-Дага, или Шатер-горы, самой высокой горы в Крыму, на высоте 2800 футов над уровнем моря и спускается к Симферополю через долину реки Салгир, являющейся самой большой рекой Крыма. От Балаклавы до Алушты – четыре дневных перехода, от Алушты до Симферополя – три; в целом около 95 английских миль. Но поскольку рядом нет других дорог, которые позволили бы войскам двигаться несколькими параллельными колоннами, вся армия должна была бы двигаться по одной дороге, одной чрезвычайно растянутой колонной; это потребовало бы, по крайней мере, четырех-пятидневного марша одной растянувшейся на большое расстояние колонной. Близ Алушты и на перевале имеется несколько старых укреплений, и можно не сомневаться, что сам перевал окажется сильно укрепленным. Вместо семи дней армии, возможно, потребовалось бы двенадцать, прежде чем она смогла бы перейти через перевал Чатыр-Дага, – время, достаточное для того, чтобы русские нанесли удар по армии, оставленной для проведения осады, или бросили большую часть своих войск против неприятеля и встретили его превосходящими силами в момент выхода его из теснины, тогда как легкие маневренные колонны, направленные по тропам Верхней Качи и Альмы, ударили бы с флангов и с тыла. Крупнейшим недостатком флангового движения через Алушту было бы, однако, отсутствие там операционной базы. Открытый рейд Алушты исключает мысль о превращении этого города даже во временную базу; таким образом, даже до того, как будет пройдена Алушта, русская легкая пехота, спустившись по горным тропам, сможет весьма успешно перерезать коммуникации с Балаклавой.

Марш через Алушту, поэтому, вряд ли может быть предпринят. Риск, сопряженный с ним, намного перевешивает пользу, которую он мог бы принести. Однако имеется другой способ обойти русских. Если при движении через Алушту все преимущества, которые дает союзникам большая дорога, в значительной мере сводятся на нет тем обстоятельством, что русские могут использовать для нападения горные тропы, то не могут ли союзники также использовать эти тропы в своих интересах? Но это означало бы проведение совершенно иной операции. В таком случае союзники расположили бы основную массу своих полевых. частей, включая войска, предназначенные для осады Северной стороны Севастополя, непосредственно против русского лагеря у Инкермана, тем самым вынуждая противника держать значительную часть своих войск сосредоточенными в окопах. Тем временем из зуавов, французских стрелков, легкой пехоты, английских стрелков и даже конных Chasseurs d'Afrique [африканских стрелков. Ред.], а также того количества горной артиллерии, которое можно было бы собрать, были бы образованы колонны по количеству горных троп, ведущих из Байдарской долины и с Южного берега близ Алупки, в 30 милях от Балаклавы, в долины рек Бельбек и Качи. В результате одного ночного перехода войска, предназначенные для обхода крайнего левого фланга русских, могли бы пройти через Байдарскую долину и выйти на Южный берег, где они были бы уже вне досягаемости противника. Еще один переход привел бы их в Алупку. Над Алупкой возвышается отвесная гряда Яйлы, образующая на северном склоне, на высоте около 2000 футов над уровнем моря, возвышенное плато с прекрасными пастбищами для овец; плато спускается скалистыми обрывами в узкие долины небольших речек Биюк Узень и Узень Баш, при слиянии которых образуется река Бельбек. Три тропы ведут к этому плато из района Алупки и затем приводят в узкие долины обоих Узеней. Вся эта местность вполне проходима для таких пехотных войск, как зуавы или французские стрелки, которые в Африке привыкли к военным действиям в горах в значительно более сложных условиях. Далее, из долины, в верховьях реки Черной, более известной под названием Байдарской долины, по меньшей мере две тропы ведут в долину, расположенную в верховьях реки Бельбек, и, наконец, одна тропа отходит от дороги Балаклава – Симферополь перед самым горным перевалом, пересекает гряду в трех милях юго-восточнее хутора Мекензи и подходит непосредственно к левому флангу укрепленных позиций русских. Как бы трудны ни были эти тропы для армии, они все же должны быть проходимы для французских легких войск из Африки. «Где может пройти козел, там может пройти человек; где пройдет один человек, там пройдет батальон; где пройдет батальон, с некоторыми трудностями смогут пройти одна-две лошади; и, в конце концов, вам, возможно, удастся протащить и полевое орудие». В сущности нет ничего удивительного, если эти козьи тропы и пешеходные тропинки, обозначенные на картах, окажутся даже проселочными дорогами, весьма скверными, но все же пригодными для флангового движения, при котором в составе колонны, вероятно, будет следовать и артиллерия. В таком случае обходный маневр должен проводиться возможно более крупными силами, и тогда русские скоро будут вынуждены оставить свои окопы, даже без серьезной фронтальной атаки. Если же эти тропы окажутся непроходимыми для полевой артиллерии (ракетная артиллерия и горные гаубицы могут пройти повсюду), то совершающие обход части превратятся в простые подвижные отряды, вытеснят насколько возможно русские войска из долин в верховьях реки Бельбек, проникнут в долину реки Качи, создадут угрозу тылу русских, будут перерезать их коммуникации, уничтожать их транспортные колонны, собирать достоверную информацию, производить разведку местности, отвлекать на себя возможно большее количество русских войск, пока дорога, которая окажется наименее трудной, не будет приведена в такое состояние, чтобы по ней могла пройти артиллерия. Затем, вслед за ними смогут быть направлены большие силы, и тыл русских может оказаться под такой серьезной угрозой, что русские будут вынуждены оставить свои укрепления. Мы не думаем, что продвижение одной только пехоты и легкой кавалерии через эти горы на левый фланг и в тыл русских может иметь такой результат, так как эти войска не могли бы представить серьезной угрозы для русских коммуникаций, не спустившись в такую местность, где артиллерия вновь приобретает все свое значение и потому обеспечивает преимущество той стороне, которая обладает ею. Нонет сомнения, что при известной изобретательности артиллерия сможет сопровождать совершающие обход колонны. При Йене[154]154
  Сражение при Йене между прусскими и французскими войсками произошло 14 октября 1806 г. и закончилось разгромом прусских войск.


[Закрыть] Наполеон показал, что можно сделать, используя простую пешеходную тропу, ведущую к вершине крутого холма: за пять часов она была превращена в дорогу, достаточно широкую для движения орудий, пруссаки были атакованы с фланга, и победа следующего дня была обеспечена. А там, где может пройти крымская арба, может пройти и полевое орудие; некоторые из троп, о которых идет речь, особенно те, что ведут от реки Черной к реке Бельбек, по-видимому, являются такими старыми проселочными дорогами для арб.

Но первым условием для осуществления такого маневра является наличие достаточных сил. Русские, безусловно, будут иметь численное превосходство; их преимуществом будет и лучшее знание местности. Первое может быть сведено на нет смелым продвижением войск Омер-паши из Евпатории к Альме. Хотя превосходство русских в кавалерии не позволит ему продвигаться быстро и на большое расстояние, все же, умело маневрируя и хорошо обеспечивая свои коммуникации, он может вынудить князя Горчакова бросить против него больше пехоты. Но союзники не могут строить свои расчеты на подобного рода второстепенных операциях – это значило бы полагаться на случай. Лучшее, что они могли бы сделать для осуществления наступления из Балаклавы, это перебросить (что, как сообщалось некоторое время тому назад, они уже сделали [Фраза в скобках, по-видимому, вставлена редакцией «New-York Daily Tribune». Ред.]) за день или два до начала действительного наступления около 20000 турок к Херсонееу, где каждый солдат был бы равен двум солдатам в Евпатории. Это дало бы им возможность атаковать русских силами почти в 110000 человек, включая около 6000 кавалеристов, которым русские могли бы противопоставить около 65000 или 75000 человек пехоты (в том числе 15000– 20000 человек из гарнизона Северной стороны) и 10000 кавалеристов. Но как только группировка, совершающая обход, начнет угрожать левому флангу и тылу русских, силы, которые могли бы быть противопоставлены ей, будут сравнительно слабы, так как переброска войск с Северной стороны поставила бы их под угрозу быть отрезанными от своего укреплённого лагеря, расположенного вокруг цитадели; и поэтому союзники, получив возможность использовать всю имеющуюся в их распоряжении полевую армию в любом пункте, обладали бы значительным превосходством. В этом случае они могли бы безусловно рассчитывать на успех; но если они атакуют русских без посторонней помощи, и если соотношение численности обеих армий, приводившееся наиболее заслуживающими доверия авторитетами, соответствует действительности, то у них будет мало шансов на успех. Их группировка, совершающая обход, была бы слишком слаба, и русские могли бы, не считаясь с нею, смелой вылазкой со своих позиций сбросить ослабленных союзников с высот в реку Черную.

Считается возможным и другой маневр союзников: незамедлительный штурм Южной стороны Севастополя. Есть сведения даже, что из Парижа был передан по телеграфу безоговорочный приказ предпринять такой штурм и Канробер подал в отставку вследствие того, что он не считал возможным осуществлять маневр, который, по его мнению, привел бы к потере 40000 человек. Судя по тому, какие познания показал Луи-Наполеон в военной области при вмешательстве в руководство нынешней кампанией, можно, пожалуй, допустить, что такой приказ был отдан. Менее вероятно, однако, чтобы даже такой безрассудный sabreur [рубака. Ред.], как Пелисье, взялся выполнить подобный приказ. События последнего месяца должны были дать французским солдатам достаточно хорошее представление о том, какое сопротивление они встретят в случае штурма. К тому же операция, которая не может быть осуществлена без потери 40000 человек– более одной трети всей армии, предназначенной для штурма, – имеет безусловно очень мало благоприятных шансов на успех. Пелисье может быть и жаждет получить маршальский жезл, который ускользнул из рук Канробера, но все же мы сильно сомневаемся, что он является в достаточной мере бонапартистом, чтобы рисковать своей судьбой и репутацией в столь неблагоприятных условиях. Предположим даже, что такой штурм оказался успешным, что не только первая линия обороны, но также и вторая взяты, что даже баррикады, укрепленные дома и блиндажи, преграждающие путь к береговым фортам, и эти береговые форты захвачены, что вся Южная сторона попала в руки союзников, которые потеряли, скажем, лишь 30000 человек, тогда как русские – 20000. Что тогда? Союзники потеряли бы на 10000 человек больше, чем русские, и захваченную крепость пришлось бы тотчас оставить, а проведение полевых операций было бы еще более затруднено.

Во имеется один момент, который исключает всякую мысль о немедленном общем штурме. Основываясь на некоторых полуофициальных сообщениях, мы исходили в одной из предыдущих статей об осаде, в чисто полемических целях, из предположения, что русские были выбиты из своих новых внешних укреплений перед Севастополем. В то же время мы отмечали, что у нас есть все основания сомневаться в правильности этих сообщений, так как о любом успехе такого рода союзники заявили бы громко и определенно. И действительно, в настоящее время мы располагаем достоверными сведениями из русских источников о том, что Камчатский (Мамелон), Селенгинский и Волынский редуты все еще находятся в их руках, причем сообщения, поступающие из лагеря союзников, не только подтверждают это, но и признают тот факт, что осажденными возведены новые внешние укрепления. Таким образом, преимущество, полученное союзниками благодаря тому, что они выдвинули апроши ближе к крепости, было сведено на нет контрапрошами русских, и линия, на которой обе стороны могут встретиться с равными силами, все еще весьма удалена от главного рва. Между тем штурм целесообразно проводить лишь в момент, когда линия, на которой силы наступающих, предназначенные для осадных операций, равны силам обороняющихся, проходит по главному оборонительному рву. Совершенно ясно, что в противном случае идущие на штурм колонны будут разбиты и уничтожены прежде, чем они смогут выйти на вершину бруствера. Вот почему союзники, пока они не в состоянии отбросить русских за главный ров, не могут штурмовать главный вал, расположенный позади этого главного рва. Что же касается овладения второй линией, возведенной позади этого рва, то в настоящее время об этом не может быть и речи.

Возможно, что создалась благоприятная обстановка для частичного штурма левой или Городской стороны на участке от Карантинного бастиона до Мачтового, где французы проводят свою главную инженерную атаку. Но вследствие политики французского правительства мы не имеем никакого представления о протяженности и мощности находящихся здесь русских внешних укреплений, а недавние русские донесения, поступавшие последнее время только по телеграфу, не содержат каких-либо определенных и подробных описаний. Однако у Мачтового бастиона, как признают сами русские, французские укрепления находятся поблизости от главного вала, и под ним была взорвана мина, хотя и без каких-либо существенных результатов. Поэтому штурм на этом участке может быть успешным, но ввиду того, что данный бастион выдается вперед, а местность позади него (русский Язоновский редут) является командной, весьма сомнительно, чтобы можно было добиться чего-нибудь захватом этого бастиона; бастион, должно быть, изолирован от остальной части укреплений одним или двумя поперечными валами, проходящими позади него, что помешает штурмующим колоннам обосноваться в нем или, по меньшей мере, продвинуться сколько-нибудь вперед.