Текст книги "Собрание сочинений. Том 11"
Автор книги: Карл Генрих Маркс
Соавторы: Фридрих Энгельс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 62 страниц)
К. МАРКС
НАПОЛЕОН И БАРБЕС. – ШТЕМПЕЛЬНЫЙ СБОР С ГАЗЕТ
Лондон, 27 марта. Из достоверных источников нам стало известно, что посещение Бонапартом Сеит-Джемсского дворца[117]117
Сент-Джемсский дворец в Лондоне – с конца XVII в. резиденция английских королей, в XIX в. служил местом торжественных церемоний и приемов.
[Закрыть], намеченное на 16 апреля, послужит поводом для большой демонстрации протеста. Чартисты пригласили французского эмигранта Армана Барбеса приехать в Лондон также 16 апреля, где по случаю его приезда будут организованы уличное шествие и большой митинг. Однако пока неизвестно, позволит ли Барбесу состояние здоровья предпринять поездку по морю.
Вчера в палате общий во втором чтении прошел билль об. отмене штемпельного сбора с газет. Основные положения этого билля сводятся к следующему: 1) Принудительный штемпельный сбор с газет отменяется. 2) Периодические издания, печатаемые на бумаге со штемпелем, пользуются, как и прежде, привилегией бесплатной рассылки по почте. Третий пункт касается объема печатных материалов, пересылаемых по почте, и, наконец, еще один пункт гласит, что газеты, печатаемые на бумаге со штемпелем, обязаны вносить залог на случай возможных судебных процессов за клевету. Для характеристики старой системы налогового обложения газет достаточно привести пару примеров. Издание ежедневной газеты в Лондоне требует капитала по меньшей мере в 50000—60000 фунтов стерлингов. Вся английская печать, за редким исключением, подняла против нового билля самую беззастенчивую и непристойную кампанию. Разве нужны другие доказательства того, что старая система является покровительственной системой по отношению к существующей печати и запретительной системой по отношению к продукции свободного духовного творчества? Свобода печати была до сих пор в Англии исключительной привилегией капитала. Незначительное число еженедельников, представляющих интересы рабочего класса, – об издании ежедневных газет, разумеется, не могло быть и речи, – с трудом поддерживают свое существование благодаря еженедельным пожертвованиям английских рабочих, которые приносят совершенно иные жертвы во имя общих целей, чем рабочие континента. С трагикомическим пафосом левиафан английской печати – «Times» – громогласно взывает к борьбе pro aris et focis [за алтари и очаги, за свое кровное дело. Ред.], то есть за газетную монополию, то скромно сравнивая себя при этом с Дельфийским оракулом, то уверяя, что в Англии существует лишь один-единственный, достойный сохранения институт, а именно «Times», то претендуя на господство в области мировой журналистики и – без всякого Кючук-Кайнарджийского договора – на протекторат над всеми журналистами Европы.
Все это «cant» [ «бахвальство». Ред.] газеты «Times» получило достойную отповедь на вчерашнем заседании палаты общин в выступлении чудака Драммонда, который сказал:
«Печать в настоящее время является коммерческим предприятием и ничем больше… Господа Уолтеры» (главные акционеры «Times») «имеют, разумеется, такое же право учредить фабрику политической болтовни, как г-н Брайт фабрику хлопчатобумажных изделий… Газета «Times» умеет вести дела лучше, чем ее соперники. Уолтеры всегда имели под рукой ловких людей, – адвокатов с долголетней практикой и подобных им лиц, – всегда готовых выступать и за и против по любому вопросу. Таковы, например, гг. Барнс, Олсейджер, Стерлинг, Делейн, Моррис, Лоу и Дейсент. Все эти джентльмены придерживаются различных точек зрения. Глупые же газеты, не умеющие вести дело, например, «Morning Chronicle», примыкают к какой-нибудь определенной партии. Одна газета становится органом пилитов, другая – дербитов и т. д. Пока процветает партия пилитов, процветает и ее газета, но если только дела пилитов идут плохо, приходится плохо и их газете. Сразу видно неделовых людей. Настоящее искусство – и тут «Times» показывает свое мастерство – состоит в том, чтобы нанимать целую ватагу джентльменов, придерживающихся различных мнений, и заставлять их писать. Разумеется, ни одного из этих господ нельзя обвинить в непоследовательности; допустим, что каждый из них всегда придерживается одних и тех же взглядов, и, таким образом, каждый из этих журналистов в отдельности весьма последователен; но если взять их всех вместе, то придется признать, что нет ничего более непоследовательного на свете. Настоящее совершенство журналистики состоит, по-видимому, в соблюдении принципа: индивидуальная порядочность и коллективная бесчестность как в политике, так и в литературе. Такой принцип очень выгоден, и «Times» всегда напоминает ему одного из его арендаторов, которому он предложил осушить заболоченный участок земли. «Ни за что! – сказал арендатор. – Только не осушайте его! В дождливую погоду на нем найдется что-либо для коровы, а если для коровы ничего не будет, то вырастет что-нибудь для свиньи; ну а если и для свиньи ничего не окажется, то всегда найдется что-нибудь для гуся». Что касается продажности газет, то тут имеются прямые доказательства в отношении «Times», о которой Наполеон в свое время сказал: «они прислали мне «Times», подлую «Times», газету Бурбонов». В одной из книг О'Мара утверждается, что газета «Times» получала от него ежемесячно 6000 франков. В руках О'Мара имелись официальные расписки в получении денег за подписью издателя газеты. О'Мара также рассказывает, что Наполеон до своего изгнания на Эльбу получал предложения от различных газет, в частности от «Times», писать в его защиту. Наполеон эти предложения отклонил, но позже ему пришлось пожалеть о своем решении».
К вышеизложенному мы только добавим, что газета «Times» в 1815 г. настаивала на том, чтобы Наполеон, которого она изображала главой европейской демагогии, был предан военному суду и приговорен к расстрелу. А в 1816 г. та же газета добивалась, чтобы Соединенные Штаты Северной Америки, «этот гибельный пример победоносного мятежа», были вновь отданы под власть английского деспотизма.
Написано К. Марксом 27 марта 1855 г.
Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 151, 30 марта 1855 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого Н
а русском языке публикуется впервые
К. МАРКС
РАЗОБЛАЧЕНИЯ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ
Лондон, 28 марта. Следственная комиссия палаты общин имела уже больше 12 заседаний, и результаты ее расследования в значительной своей части известны публике. Были допрошены свидетели из самых различных слоев общества, начиная с герцога Кембриджского и кончая г-ном Макдональдом из «Times», и все их показания отличались редким единодушием. Проверке подверглись различные отрасли управления и все они оказались не только в неудовлетворительном, а прямо-таки в позорном, скандальном состоянии. Штаб армии, медицинская служба, управление поставок, интендантство, транспортная служба, управление госпиталями, санитарная полиция, портовая полиция в Балаклаве и Константинополе – все были признаны негодными без единого возражения. Но как ни плохо было каждое ведомство в отдельности, все великолепие этой системы обнаружилось лишь в процессе соприкосновения и взаимодействия их друг с другом. Регламенты были так изумительно составлены, что когда они вступили в силу, никто не знал, где его компетенция начинается, где кончается и к кому следует обращаться. Прочтите описание положения дел в госпиталях, описание тех позорно жестоких условий, в которых – не то из-за нерадивости, не то из-за беспечности – находились больные и раненые как на борту транспортных судов, так и по прибытии на место назначения. При отступлении из Москвы не было подобных ужасов. И все эти факты имели место в Скутари, в двух шагах от Константинополя, – большого города с его богатыми ресурсами, – а не при поспешном отступлении, когда казаки по пятам преследовали отступавших, отрезая им пути
снабжения; все это происходило во время еще успешной кампании, в пункте, защищенном от нападений противника, на большом центральном складе, где Великобритания сосредоточила запасы для своей армии. И виновниками всех этих ужасов были не варвары, а джентльмены, принадлежащие к «высшим 10 тысячам», по-своему мягкосердечные люди. Fiat [Да здравствует. Ред.] регламент, pereat [пусть погибнет. Ред.] армия! «Обратитесь к другому ведомству, это дело не входит в нашу компетенцию!» – «Но куда же обратиться?» – «В нашу компетенцию не входит знать, какое ведомство является компетентным, а если бы даже это и входило в нашу компетенцию, то мы не компетентны вам это сообщать». – «Но больные нуждаются в рубахах, мыле, постельном белье, жилище, медикаментах, питательной муке, портвейне. Они умирают сотнями». – «Нам, право, очень жаль, что цвет Англии так быстро гибнет, но мы не можем ничем помочь. Мы ничего не можем дать, даже если и имеем, без соответствующих официальных распоряжений, подписанных полдюжиной лиц, две трети из которых отсутствуют, находятся в Крыму или в других местах». И солдаты, подобно Танталу, должны были умирать, видя, даже ощущая все те блага, которые могли бы спасти им жизнь. На месте не нашлось ни одного мужчины, обладавшего достаточной энергией, чтобы разорвать эту сеть рутины и действовать на свою ответственность, руководствуясь требованиями момента и вопреки регламенту. Лишь одно лицо осмелилось это сделать, и это была женщина, мисс Найтингейл. Убедившись, что необходимые вещи находятся на складе, она взяла с собой нескольких смельчаков и совершила самую настоящую кражу со взломом из склада ее величества, заявив при этом остолбеневшим от страха интендантам:
«У меня, наконец, есть все, что мне было нужно. А теперь идите и сообщите в Англию о том, что вы видели. Всю ответственность я беру на себя».
Старые бабы, заправлявшие делами в Константинополе и Скутари, не только не были способны на подобный отважный шаг, но оказались такими трусами, что в это трудно было бы поверить, если бы у нас не было их собственных откровенных признаний. Например, у одного из них, некоего д-ра Эндрью Смита, бывшего некоторое время начальником госпиталей, следственная комиссия спросила: разве в Константинополе не было средств на покупку необходимых вещей и не было рынка, где можно было бы их достать?
«О да!» – ответил он, – «ко, поверьте, после сорока лет рутины и волокиты на родине мне трудно было в течение нескольких месяцев освоиться с мыслью, что какие-то средства действительно находятся в моем полном распоряжении».
И подобным старым бабам была вверена британская армия! Самые живые описания, приводившиеся в печати и парламенте, бледнеют перед картиной действительности, раскрывшейся нам в показаниях свидетелей. Что же сказать о гг. Гербертах, Гладстонах, Ньюкаслах и tutti quanti [им подобных. Ред.], о фешенебельных чиновниках Пиля, которые не раз называли в парламенте ложью ныне уже доказанные факты и отвергали их с таким яростным ожесточением, которого трудно было ожидать от этих «высокочтимых» господ! Эти денди из Exeter Hall[118]118
Exeter Hall – здание в Лондоне, место собраний различных религиозных и филантропических обществ.
[Закрыть], пью-зиитские щеголи, для которых разница между «пресуществлением» и «истинным присутствием» является вопросом жизни, взялись с такой характерной для них «скромной» самоуверенностью за руководство войной и настолько преуспели в «пресуществлении» британской армии, что она утратила всякое «истинное присутствие». «Она где-то находится, – отвечает Гладстон, – на 1 января британская армия в Крыму насчитывала 32000 человек». К несчастью для него, мы располагаем свидетельством герцога Кембриджского о том, что после сражения при Инкермане, 6 ноября, британская армия не насчитывала и 13000 штыков, а мы знаем, что с ноября – декабря она потеряла почти 3000 человек.
Между тем известия о возмущении палаты общин против министров, о комиссии Робака и о широком недовольстве в Англии достигли Крыма. С радостью встреченные солдатами, эти известия нагнали страху на генералов и начальников различных ведомств. Неделю спустя пришло сообщение, что в дороге находятся представители комиссии, имеющие полномочия вести переговоры и расследование. Это подействовало как гальванический ток на паралитиков. Одновременно принялись за работу железнодорожные рабочие, не связанные ни традициями, ни правилами, ни бюрократическими привычками. Они обеспечили место высадки, пустили в ход заступы, построили верфи, укрытия, плотины, и не успели забавные старые джентльмены опомниться, как первые рельсы были уже уложены. Для осады эта железная дорога не имеет, вероятно, особого значения – всех преимуществ, которые она дает, можно было добиться проще и дешевле, – но она принесла огромную пользу одним своим примером, воочию противопоставив беспомощной Англии рутины современную промышленную Англию. Энергичное «движение вперед» железнодорожных рабочих вывело британскую армию из состояния колдовского оцепенения, – оцепенения, порожденного иллюзией мнимых невозможностей, которая довела английских офицеров и солдат до тупого фатализма турок и заставила их спокойно смотреть на верную гибель, как на неумолимый рок. Благодаря железнодорожным рабочим в армии снова стали говорить: «Aide-toi et le ciel t'aidera» [ «Помогай себе сам, и небо тебе поможет». Ред.]. В течение шести недель все приняло другой вид. Раглан и его штаб, дивизионные и бригадные генералы ежедневно показываются в траншеях, все осматривают и отдают приказы. У интендантства нашлись лошади, повозки и погонщики, а войска сумели сделать укрытия для своих больных и отчасти для самих себя. Медицинский персонал устранил в госпитальных палатках и бараках наиболее вопиющие безобразия. Начали появляться боевые припасы, обмундирование, даже свежее мясо и овощи. В известной мере порядок начинает брать верх, и хотя еще остается много старых зол, которые следует устранить, все же улучшение в положении дел неоспоримо и разительно.
Написано К. Марксом 28 марта 1855 г.
Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 153, 31 марта 1855 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
К. МАРКС
БРИТАНСКАЯ АРМИЯ
Мы имели возможность ознакомиться с отчетами примерно двенадцати заседаний известной комиссии, назначенной палатой общин для расследования положения британской армии в Крыму. Были допрошены свидетели из всех слоев общества, начиная с герцога Кембриджского, и все их показания отличались удивительным единодушием. Проверке подверглись все отрасли управления, и все они оказались не только в неудовлетворительном, а прямо-таки в скандальном состоянии. Штаб армии, медицинская служба, управление поставок, интендантство, транспортная служба, управление госпиталями, санитарная и исправительная полиция, портовая полиция в Балаклаве – все были признаны негодными без единого возражения.
Но как ни плохо было каждое ведомство в отдельности, все великолепие этой системы обнаружилось лишь в процессе соприкосновения и взаимодействия их друг с другом. Регламенты этих учреждений были так изумительно составлены, что когда после высадки войск в Турции они вступили в силу, никто не знал, где его компетенция начинается и где кончается и к кому следует обращаться по тому или иному вопросу. Поэтому из спасительного страха перед ответственностью все стали перекладывать обязанности со своих плеч на чужие. При такой системе больные в госпиталях находились в позорно жестоких условиях. Беспечность и нерадивость тяжело отражались на больных и раненых как на борту транспортных судов, так и по прибытии на место назначения. Вскрытые факты кажутся просто невероятными; при отступлении из Москвы не было подобных ужасов. А между тем эти факты действительно имели место в Скутари, в двух шагах от Константинополя, большого города, располагающего и рабочей силой и материальными ресурсами. Происходило все это не при поспешном отступлении, когда казаки по пятам преследовали отступавших и отрезали им пути снабжения, а во время относительно успешной кампании, в пункте, защищенном от нападений противника, на большом центральном складе, где Великобритания сосредоточила запасы для своей армии. И виновниками всех этих ужасов и мерзостей были не жестокосердные варвары. Виновниками были воспитанные английские джентльмены знатного происхождения, склонные к мягкосердечию, филантропии и благочестию. Как человек, каждый из них, несомненно, охотно сделал бы все необходимое; как официальные лица они обязаны были сидеть сложа руки и хладнокровно взирать на все эти гнусности, утешая себя мыслью, что данный случай не предусмотрен нн одним из касающихся их параграфов регламента ее величества. Пусть лучше погибнет тысяча солдат, чем будет нарушен регламент ее величества! И солдаты, подобно Танталу, должны были умирать, хотя совсем близко от них – кажется, только протяни руку! – находились все блага, которые могли бы спасти им жизнь.
На месте не нашлось ни одного мужчины, обладавшего достаточной энергией, чтобы разорвать эту сеть рутины и действовать на свою ответственность, руководствуясь требованием момента и вопреки регламенту. Лишь одно лицо осмелилось это сделать, и это была женщина, мисс Найтингейл. Убедившись, что необходимые вещи находятся на складе, она, как сообщают, взяла с собой нескольких смельчаков и совершила самую настоящую кражу со взломом из склада ее величества! Старые бабы, заправлявшие делами в Константинополе и Скутари, не только не были способны на подобный отважный шаг, но оказались такими трусами, что этому трудно было бы поверить, если бы не их собственные признания. У одного из них, д-ра Эндрью Смита, бывшего некоторое время начальником госпиталей, спросили: разве в Константинополе не было средств на покупку многих из необходимых вещей и не было рынка, где можно было бы их достать?
«О да!» – ответил он, – «но, поверьте, после сорока лет рутины и волокиты на родине мне трудно было в течение нескольких месяцев освоиться с мыслью, что какие-то средства действительно находятся в моем полном распоряжении!»
Самые мрачные описания положения дел, приводившиеся в газетах и парламентских речах, бледнеют перед раскрывшейся нам картиной действительности. Некоторые самые вопиющие факты уже раньше получили огласку, но теперь они выступают в еще более мрачном свете. Хотя картина далеко еще не полная, все же мы знаем достаточно, чтобы судить о положении дел в целом. За исключением сопровождающих войска сестер милосердия, нет в этой картине ни одной светлой личности. Все группы работников одинаково плохи и глупы, и если члены комиссии осмелятся говорить в своем докладе в духе свидетельских показаний, то им трудно будет найти в английском языке достаточно сильные слова, чтобы выразить свое осуждение.
После всех этих разоблачений невозможно подавить в себе чувство сильнейшего негодования и презрения не только к непосредственным виновникам, но прежде всего к правительству, организовавшему эту экспедицию и бесстыдно объявившему вымыслом совершенно очевидные факты. Где теперь эта великая коалиция «всех талантов», эта плеяда государственных мужей, приход которых к власти должен был означать наступление золотого века в Англии? Виги и пилиты, приверженцы Рассела и сторонники Пальмерстона, ирландцы и англичане, либеральные консерваторы и консервативные либералы – все они только и делали, что торговались и заключали между собой сделки, и все, кого они назначали на государственные посты, оказывались либо старыми бабами, либо просто глупцами. Эти государственные мужи были настолько уверены в том, что машина, которой они управляли в течение тридцати лет, будет работать превосходно, что не удосужились даже, на случай непредвиденных обстоятельств, послать в Крым человека, наделенного чрезвычайными полномочиями; какие еще могут быть непредвиденные обстоятельства при таком хорошо налаженном управлении! Эти английские министры, по своей натуре и в силу привычки умеющие лишь повиноваться, оказавшись внезапно на командных постах, довели Англию до величайшего позора. Взять хотя бы старика Раглана; это человек, всю жизнь просидевший в штабе Веллингтона; человек, которому никогда не разрешали действовать на свою ответственность и которого до 65-летнего возраста приучали лишь слепо повиноваться приказам. И этому человеку поручают вдруг вести против врага целую армию, быстро и самостоятельно решать все вопросы! Он и показал себя во всем своем блеске. Колебания, нерешительность, полнейшее отсутствие веры в себя, твердости и инициативы характеризуют каждый его шаг. Теперь нам известно, как малодушно он вел себя на военном совете, когда принимались решение о крымской экспедиции. Оказаться на поводу у такого хвастуна и прохвоста, как Сент-Арно, которого старик Веллингтон заставил бы замолчать одним лишь сухим, ироническим замечанием! А его нерешительный марш на Балаклаву, его беспомощность во время осады и в период зимних бедствия, когда он не нашел ничего лучшего, как прятаться от людей! Затем идет лорд Хардинг, по своему характеру тоже годный только для подчиненных ролей, – командующий армией здесь, в Англии. Хотя он и старый участник военных кампаний, но, судя по его системе управления и по тому, как он отстаивает ее в палате лордов, можно подумать, что он никогда не выходил за пределы своих казарм и канцелярии. Сказать, что он не имеет никакого понятия о самых элементарных нуждах действующей армии или что ему лень вспомнить о них, будет самой мягкой характеристикой, какую можно дать его деятельности. Далее следуют чиновники Пиля – Кардуэлл, Гладстон, Ньюкасл, Герберт и tutti quanti [им подобные. Ред.]. Все это благовоспитанные, приятные на вид молодые джентльмены, элегантные манеры и возвышенные чувства которых не позволяют им действовать грубо или выказывать хотя бы видимость решительности в делах мира сего. Их девиз – «внимательное рассмотрение». Они все принимают во внимание; они всему уделяют должное внимание; они ко всем относятся внимательно и рассчитывают на то, что все, приняв это во внимание, будут относиться с должным вниманием и к ним самим. Они любят, чтобы все было кругло и гладко. Ничто так не претит им, как угловатость, являющаяся признаком энергии и силы.
Эти мягкосердечные, правдивые и набожные джентльмены бесстыдно опровергали все поступающие из армии сообщения о том, что ее губит бездарное руководство; кому же как не им было выступать с подобными опровержениями, раз они a priori [заранее. Ред.] были убеждены в безукоризненности своего управления. И когда обвинения стали выдвигаться все настойчивее, а официальные сообщения с театра военных действий даже вынудили их частично признать справедливость предъявленных им обвинений, в их опровержениях все еще продолжали звучать раздражение и едкость. Противодействие, которое они оказали предложению Робака о проведении расследования, является невиданно скандальным примером упорного публичного отрицания истины. Лондонская газета «Times», Лейард, Стаффорд и даже их собственный коллега Рассел обвиняли этих джентльменов во лжи, однако они упорствовали. Вся палата общин большинством в две трети голосов обвиняла их во лжи, а они все упорствовали. В настоящее время они предстали перед комиссией Робака и изобличены, но, насколько нам известно, все же продолжают упорствовать. Однако теперь их упорство почти не имеет значения. Истина открылась миру во всей своей ужасной наготе, и это неизбежно приведет к изменениям в организации и в управлении британской армией.
Написано К. Марксом 28 марта 1855 г.
Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4364, 14 апреля 1855 г. в качестве передовой
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
На русском языке публикуется впервые
