355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Карл Генрих Маркс » Собрание сочинений. Том 11 » Текст книги (страница 17)
Собрание сочинений. Том 11
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:42

Текст книги "Собрание сочинений. Том 11"


Автор книги: Карл Генрих Маркс


Соавторы: Фридрих Энгельс

Жанры:

   

Философия

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 62 страниц)

Ф. ЭНГЕЛЬС
ХОД ВОЙНЫ

В то время как дипломаты, собравшиеся в Вене, обсуждают судьбу Севастополя, а союзники пытаются заключить мир на наиболее выгодных для себя условиях, русские в Крыму, используя серьезные ошибки своих противников, а также свое центральное положение на полуострове, снова повсеместно переходят в наступление. Положение курьезно и выглядит как едкая сатира на человеческую самонадеянность и глупость, если вспомнить хвастливые заверения союзников в начало их вторжения. Но несмотря на комическую сторону дела, драма в целом глубоко трагична, и мы еще раз предлагаем читателю вдумчиво изучить факты, как они описываются в наших последних сообщениях, полученных здесь в воскресенье утром с пароходом «Америка»[119]119
  В первом абзаце данной статьи заметны следы вмешательства редакции «New-York Daily Tribune».


[Закрыть]
.

В Евпатории Омер-паша фактически блокирован со стороны суши. Численное превосходство в кавалерии позволяет русским расставлять свои пикеты и кавалерийские посты почти у самого города, патрулировать окрестности, отрезая тем самым пути снабжения, а в случае серьезной вылазки – отступать к своей пехоте. Таким образом, они делают то, что мы предвидели раньше – сковывают превосходящие по численности турецкие силы при помощи вчетверо или втрое меньшего, чем у турок, количества войск[120]120
  Энгельс имеет в виду свою статью «Итоги военных действий в Крыму», немецкий вариант которой помещен в настоящем томе, стр. 126–129.


[Закрыть]
. Поэтому Омер-паша ждет прибытия кавалерийских подкреплений, а тем временем он побывал в англо-французском лагере и сообщил союзникам, что в данный момент ничего предпринять не может и считает крайне желательным присылку подкреплений в количестве примерно 10000 французских войск. Подкрепления, несомненно, желательны, но не менее нужны они и самому Канроберу, который уже успел обнаружить, что в его распоряжении слишком много и в то же время слишком мало войск – слишком много для продолжения осады по старому методу и для обороны реки Черной, но недостаточно для того, чтобы форсировать Черную, отбросить русских в глубь полуострова и осадить Северное укрепление. Отправка 10000 человек в Евпаторию не дала бы туркам возможности начать успешные военные действия, вместе с тем их отсутствие поставило бы французскую армию в тяжелое положение как раз в такое время, когда весной с прибытием подкреплений предполагается начать кампанию.

В настоящее время с осадой дело обстоит и в самом деле очень плохо. Результаты ночной атаки зуавов 24 февраля оказались еще более плачевными, чем мы сообщали неделю тому назад. Из донесения Канробера видно, что он сам не понимал, что делает, когда отдавал приказ об этой атаке. Он говорит:

«Поскольку цель атаки была достигнута, наши войска отступили, ибо никто и не помышлял о том, чтобы закрепиться в пункте, который полностью простреливается противником».

Но какая же цель была достигнута? Зачем было предпринимать атаку, если пункт нельзя удержать? Совершенно незачем. Редут не был разрушен, да и не мог быть разрушен под огнем противника, даже если бы зуавы, как утверждалось в первом донесении, на какое-то время полностью им овладели, но зуавы этого не сделали. Русские решительно опровергают этот факт в своих донесениях, а Канробер даже не претендует на что-либо подобное. Для чего же в таком случае была предпринята эта атака? Дело вот в чем: Канробер, видя, что русские укрепляются на позиции, ставящей осаждающих в весьма затруднительное и в равной степени унизительное положение, не дал себе труда подумать и взвесить возможный исход операции и бросил войска в атаку. Это была настоящая бессмысленная бойня, которая останется позорным пятном на военной репутации Канробера. Единственным оправданием могло бы служить предположение, что французские войска жаждали начать штурм, и генерал решил дать им возможность получить некоторое представление о том, каким будет этот штурм. Но подобное оправдание дискредитирует Канробера не меньше, чем сама атака.

В результате. боя у Малахова кургана русские установили свое превосходство на участке непосредственно перед своими оборонительными сооружениями. Укрепление, расположенное на гребне высоты и подвергшееся безрезультатной атаке зуавов, русские назвали Селенгинским редутом в честь оборонявшего его полка. Воодушевленные результатом боя, они сразу же приняли меры к закреплению своего успеха. Селенгинский редут сейчас расширен и укреплен, на нем установлены орудия, несмотря на то, что их пришлось подтягивать под сильнейшим огнем осаждающих, и от него проведены контрапроши, вероятно, с целью построить перед редутом еще одно или два небольших укрепления. В другом месте, перед бастионом Корнилова, также построен ряд новых редутов в 300 ярдах впереди старых русских укреплений. Если верить прежним английским донесениям, то подобные действия покажутся невероятными: ведь нам все время говорили, что союзники уже давно выдвинули свои траншеи на более близкую от русских линий дистанцию. Но как нам удалось установить на основании авторитетного военного источника, примерно месяц тому назад французские линии находились все еще на расстоянии 400 ярдов от русских внешних укреплений, а английские – даже вдвое дальше. Теперь, наконец, корреспондент «Times» в сообщении от 16 марта признает, что до самого последнего времени английские траншеи находились еще на расстоянии 600–800 ярдов от русских и что батареи, готовые открыть огонь по неприятелю, были в действительности теми же батареями, которые открыли огонь 17 октября прошлого года! Вот как велики, оказывается, успехи в осаде, вот как далеко вперед выдвинуты траншеи, что стоило жизни двум третям английской армии!

При таких обстоятельствах оказалось вполне достаточно места для сооружения русскими новых укреплений в промежутке между двумя линиями батарей, и тем не менее сооружение их является беспримерным по смелости и искусству шагом, который когда-либо был предпринят осажденным гарнизоном. Это означает по существу закладку новой параллели против союзников на расстоянии в 300–400 ярдов от их укреплений, огромнейшего контрапроша против осаждающих, которые вследствие этого сразу же были вынуждены перейти к обороне, тогда как первое и основное условие всякой осады заключается в том, чтобы осаждающие держали в положении обороны осажденных. Таким образом, роли совершенно переменились, и русские добились серьезных преимуществ.

Какие бы грубые ошибки ни допустили русские инженеры и какие бы фантастические эксперименты ни проводили они под командованием Шильдера в Силистрии, здесь, в Севастополе, союзникам, видимо, приходится иметь дело с людьми другого сорта. Уменье быстро и правильно ориентироваться, оперативность, смелость и четкость в реализации замыслов, проявленные русскими инженерами при строительстве оборонительных линий вокруг Севастополя, постоянное внимание, направленное на защиту слабых мест обороны, как только их обнаруживал противник, великолепная организация системы огня, дающая возможность сосредоточить на любом участке фронта более сильный огонь, чем огонь противника, работы по сооружению второй, третьей и четвертой линий укреплений в тылу первой линии, – короче говоря, вся организация этой обороны была поставлена образцово. Сооружение за последнее время на Малаховом кургане и перед бастионом Корнилова выдвинутых вперед укреплений не имеет себе равных в истории осад и характеризует их организаторов как первоклассных специалистов в своей области. Справедливость требует добавить, что начальником инженерной службы в Севастополе является полковник Тотлебен, сравнительно мало известная фигура в русской армии. Однако не следует рассматривать оборону Севастополя как типичный образец русского инженерного искусства. Ближе к действительности – нечто среднее между Силистрией и Севастополем.

Как в Крыму, так и в Англии и Франции начинают теперь понимать, хотя и очень медленно, что нет никаких шансов взять Севастополь штурмом. Поставленная в затруднительное положение газета «Times» обратилась к «крупному военному авторитету» и узнала, что необходимо перейти в наступление, для чего следует либо форсировать Черную и соединиться с турецкой армией Омер-паши – будь то до или после сражения с русской обсервационной армией, – либо предпринять диверсию против Кафы, что-вынудило бы русских разделить свои силы. Поскольку, как предполагают, армия союзников насчитывает теперь 110000– 120000 человек, такие операции должны быть ей под силу. Но ведь Канробер и Раглан лучше, чем кто-либо, знают, насколько желательно было бы форсировать Черную и Соединиться с армией Омер-паши; к сожалению, однако, как мы неоднократно доказывали, у союзников на высотах под Севастополем нет и никогда не было 110000—120000 человек. На первое марта они насчитывали там не более 90000 годных к службе солдат. Что же касается экспедиции в Кафу, то русские ничего бы так не хотели, как увидеть войска союзников рассредоточенными в трех различных пунктах на расстоянии 60—150 миль от центрального пункта, и в такое время, когда ни в одном из двух удерживаемых союзниками сейчас пунктов они не располагают достаточными силами для выполнения поставленной перед ними задачи! «Крупный военный авторитет» явно издевался над «Times», всерьез советуя газете выступить за повторение экспедиции в Евпаторию!

Написано Ф. Энгельсом около 30 марта 1855 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4366, 17 апреля 1855 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке публикуется впервые

Ф. ЭНГЕЛЬС
О ПОЛОЖЕНИИ В КРЫМУ

Лондон, 30 марта. Характер сообщений о ходе мирных переговоров каждый день меняется. Сегодня несомненен мир, завтра – война. Пальмерстон в газете «Post» [ «Morning Post». Ред.] грозит пушками и мечом – доказательство, что он в любой момент готов заключить мир. Наполеон приказывает своей прессе воспевать пальму мира – вернейшее доказательство, что он намерен продолжать войну. Ход событий в Крыму меньше всего позволяет говорить о близком падении Севастополя. В Евпатории Омер-паша фактически блокирован со стороны суши. Численное превосходство в кавалерии позволяет русским расставлять свои пикеты и кавалерийские посты почти у самого города, патрулировать окрестности, отрезая тем самым пути снабжения, а в случае серьезной вылазки отступать к расположенной за ними пехоте. Таким образом, как мы и предвидели [См. настоящий том, стр. 127–129. Ред.], русским удается сковывать превосходящие турецкие силы при помощи вчетверо или втрое меньшего, чем у них, количества войск. Вылазка, предпринятая турецкой кавалерией под командованием Искандер-бека (поляк Ильинский, прославившийся под Калафатом), была отбита тремя отрядами русских, атаковавших турок из трех различных пунктов одновременно. Как и всякая плохо обученная и нерешительная кавалерия, турки, вместо того чтобы с саблей наголо броситься на русских, остановились на почтительном расстоянии и открыли огонь из карабинов. Это очевидное свидетельство нерешительности турок побудило русских перейти в наступление. Искандер-бек с одним эскадроном попытался атаковать противника, но покинутый всеми, кроме башибузуков, был вынужден отступать, пробиваясь сквозь ряды русских. Омер-паша ждет прибытия кавалерийских подкреплений, а тем временем он побывал в англо-французском лагере и сообщил союзникам, что в данный момент ничего предпринять не может и считает крайне желательной присылку подкреплений в количестве примерно 10000 французских войск. Подкрепления, несомненно, желательны, но не менее нужны они и самому Канроберу, который уже обнаружил, что в его распоряжении слишком много и в то же время слишком мало войск. Слишком много для осады Севастополя по старому методу и для обороны реки Черной; слишком мало для того, чтобы форсировать Черную, отбросить русских в глубь полуострова и блокировать Северную сторону. Отправка 10000 человек в Евпаторию не дала бы туркам возможности начать успешные военные действия, вместе с тем французская армия была бы ослаблена для операций в открытом поле. Осада Севастополя с каждым днем ставит осаждающих во все более критическое положение.

Мы видели, что русские 24 февраля удержали редут на Сапун-горе (у Малахова кургана)[121]121
  Имеется в виду статья «Последние события в Крыму», английский вариант которой помещен в настоящем томе, стр. 157–161.


[Закрыть]
. Этот редут сейчас расширен и укреплен, на нем установлены орудия и от него проведены контрапроши. В другом месте, перед бастионом Корнилова, также построен ряд новых редутов в 300 ярдах впереди старых русских укреплений. Читателю «Times» это покажется невероятным, так как, согласно сообщениям этой газеты, союзники уже давно выдвинули свои траншеи на более близкую от русских линий дистанцию. Теперь, наконец, корреспондент «Times» признает, например в своем сообщении от 16 марта, что до самого последнего времени английские траншеи находились еще на расстоянии 600–800 ярдов и что батареи, готовые открыть огонь по неприятелю, были в действительности теми же батареями, которые открыли огонь 17 октября прошлого года. Вот как велики, оказывается, успехи в осаде, вот как далеко вперед выдвинуты траншеи, что стоило жизни и здоровья двум третям английской армии! При таких обстоятельствах оказалось вполне достаточно места для сооружения русскими новых укреплений в промежутке между двумя линиями батарей. Эти сооружения можно рассматривать как закладку новой параллели против осаждающих на расстоянии 300–400 ярдов от их укреплений, как огромнейший контрапрош против осаждающей армии. Последняя, таким образом, была вынуждена перейти к обороне, тогда как первое и основное условие всякой осады заключается в том, чтобы осаждающие поставили в положение обороны осажденных.

Как в лагере под Севастополем, так и в самой Англии начинают теперь понимать, что нет никаких шансов взять Севастополь штурмом. Поставленная в затруднительное положение газета «Times» обратилась к «крупному военному авторитету» и узнала, что необходимо перейти в наступление, для чего следует либо форсировать Черную и соединиться с турецкой армией Омер-паши – будь то до или после сражения с русской обсервационной армией, – либо предпринять диверсию против Кафы, что вынудило бы русских разделить свои силы. Поскольку армия союзников насчитывает теперь 110000—120000 человек, такие операции должны быть ей под силу. Так полагает «Times».

Раглан и Канробер лучше, чем кто-либо, знают, насколько желательно было бы теперь соединиться с армией Омер-паши, но, к сожалению, в распоряжении союзников на высотах под Севастополем до сих пор не было 110000—120000 человек; они имели там самое большее 80000—90000 годных к службе солдат. Что же касается экспедиции в Кафу, то ничего лучшего русские не могли бы и пожелать. Рассредоточить войска союзников в трех различных пунктах на расстоянии 60—150 миль от центрального пункта, и в такое время, когда ни в одном из двух удерживаемых ими пунктов они не располагают достаточными силами для выполнения поставленной перед ними задачи! Уж не заимствовала ли газета «Times» свой совет у «русских» военных специалистов?

Так как 11-я и 12-я французские дивизии, по крайней мере часть их, находятся теперь в дороге, а оставшаяся часть вместе с 13-й, 14-й и двумя пьемонтскими дивизиями готовы за ними последовать, то к концу мая армия союзников достигнет такой численности, которая даст ей возможность и заставит ее двинуться вперед от своих оборонительных позиций на реке Черной. Войска сосредоточатся в Константинополе и, скорее всего, будут посажены на корабли одновременно, чтобы на злополучном Херсонесе им пришлось находиться возможно более короткое время. Эта мера несколько замедлит дело, но принесет большую пользу. Подкрепления, посылавшиеся до сих пор в Крым постепенно, небольшими отрядами, хотя и образуют в совокупности целую армию, никогда не усиливали экспедиционную армию в такой степени, чтобы дать ей возможность перейти в наступление.

Написано Ф. Энгельсом около 30 марта 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitungv № 155, 2 апреля 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

К. МАРКС
СКАНДАЛ ВО ФРАНЦУЗСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬНОМ КОРПУСЕ. – ВЛИЯНИЕ ДРУЭН ДЕ ЛЮИСА. – СОСТОЯНИЕ МИЛИЦИИ

Лондон, 3 апреля. Из Парижа нам пишут:

«В бонапартистском Законодательном корпусе произошла сцена, сведения о которой не проникли в английскую прессу. Во время прений по поводу закона о заместительстве[122]122
  Система заместительства в армии была долгое время широко распространена во Франции и составляла одну из привилегий имущих классов. Каждый состоятельный человек, призываемый на военную службу, мог за известную плату нанять себе заместителя. В период французской революции конца XVIII века заместительство было запрещено, однако Наполеон I вновь его узаконил. В апреле 1855 г. в систему заместительства в армии были внесены изменения: по новому закону заместители, если они не являлись близкими родственниками призываемого, подбирались государственными органами, а денежные суммы на замещение вносились в специальный фонд «дотации армии». Новый закон преследовал цель создания более стабильной и проданной императору армии. В 1872 г. система заместительства во Франции была отменена.


[Закрыть]
вскочил с места Гранье де Кассаньяк – после речи Монталамбера – и в пылу возмущения проболтался. Только когда этот закон вступит в силу, – сказал он, – армия станет тем, чем она должна быть, преданной порядку и императору, и нам не придется больше видеть позорное зрелище – солдат, поворачивающих штыки в обратную сторону (soldats a baionnettes renversees). Конец этой речи, в которой открыто восхвалялась система янычар как идеал для французской армии, вызвал даже в этом собрании громкий ропот, и Гранье пришлось сесть. Тогда взял слово другой депутат Законодательного корпуса и отхлестал Гранье. Разыгрался такой скандал, что даже Морни вынужден был потребовать объяснений от Кассаньяка». (Гизо, как известно, называл последнего le roi des droles [королем шутов. Ред.] еще тогда, когда он редактировал свою захудалую газетку «Globe».) «Гранье с исключительным малодушием принес формальные извинения и сам предложил, чтобы весь этот инцидент был обойден молчанием в «Moniteur». Заседание было таким же бурным, как в лучшие дни палаты депутатов времен Луи-Филиппа».

Газета «Morning Chronicle» в своем сегодняшнем номере пишет:

«Английская публика пришла к заключению, что г-н Друэн де Люис отправился в Вену, чтобы путем нашептывания и науськивания воздействовать на лорда Джона Рассела, поведение которого не удовлетворяло до сих пор ни его собственных соотечественников, ни наших союзников. Благородный лорд славится своими приливами и отливами патриотизма и либерализма, своей исключительной активностью в общественных делах, пока он находится в оппозиции или поскольку ему нужно нажить себе политический капитал, и своим полным бездействием, как только исчезает прямая заинтересованность. Нечто подобное происходит с ним, по-видимому, и на этот раз, и народ уже начинает роптать… После пребывания г-на Друэн де Люиса в Лондоне в высших кругах стал заметен более решительный тон. Говорили даже, что его миссия была настолько успешной, что мирные устремления лорда Джона Рассела встретили противодействие правительства и что наш человек действия» (Пальмерстон) «волей-неволей должен был дать согласие на предъявление ультиматума, который Россия, видимо, с презрением отвергнет».

Английская армия уже исчезла, английская милиция тоже мало-помалу исчезает. Милиция, созданная парламентским актом 1852 г. – в период правления лорда Дерби, – по закону должна была призываться в обычное время не больше чем на 28 дней в году. Однако, в случае вторжения неприятеля или в связи с какими-либо другими чрезвычайными обстоятельствами, милиция могла быть призвана и на постоянную службу. Напротив, в силу парламентского акта 1854 г. все завербованные после 12 мая 1854 г. обязаны были служить до конца войны. Возник вопрос, как быть с обязательствами тех, кто был завербован на основании акта 1852 года. Юридические советники короны заявили, что они считают и эту категорию обязанной нести постоянную военную службу в течение всей войны. Лорд Панмюр, вопреки этому заключению юристов, издал несколько недель тому назад приказ, согласно которому все завербованные до акта 1854 г. могут уволиться, но получат вознаграждение в размере 1 ф. ст., если пожелают вновь завербоваться на пять лет. Так как вознаграждение для рекрутов, поступающих на службу в регулярную армию на 2 года, составляет в настоящее время в пехоте 7, а в кавалерии 10 ф. ст., то вознаграждение всего в 1 ф. ст. за пятилетнюю службу в милиции было самым верным средством распустить ее. Лорд Пальмерстон, который почти год медлил с призывом милиции, хочет, по-видимому, при первой возможности снова от нее избавиться. В соответствии с этим мы узнаем, что за последние две недели один полк милиции за другим потеряли от 2/3 до 5/8 своего личного состава. Так, в графстве Сомерсет в первом полку милиции уволилось 414 человек из 500, в милиции Северного Дургама – 770 из 800, в милиции Лестера – 340 человек из 460, в артиллерийском полку графства Суффолк уволилось 90 человек из 130 и т. д.

Написано К. Марксом 3 апреля 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 163, 7 апреля 1855 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

К. МАРКС
БЛИЖАЙШИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ВО ФРАНЦИИ И АНГЛИИ

Лондон, вторник, 10 апреля 1855 г.

Разрешите мне после продолжительного перерыва возобновить свои корреспонденции в «Tribune».

Вчерашний и сегодняшний дни будут, вероятно, первыми двумя решающими днями Венской конференции, так как заседание 9 апреля должно было открыться в присутствии г-на Друэн де Люиса, и, кроме того, ожидалось, что русский посол получит к этому времени инструкции относительно третьего и четвертого пунктов. Поездку г-на Друэн де Люиса с самого начала рекламировали на всех биржах как верный симптом мира. Утверждали, что столь выдающийся дипломат, конечно, не принял бы личного участия в этих переговорах, если бы не был уверен в их успехе. Что касается «выдающихся качеств» этого дипломата, то они весьма мифического свойства и существуют главным образом в оплаченных им газетных статьях, в которых он превозносится как второй Талейран, как будто в течение его долголетней карьеры при Луи-Филиппе за ним не утвердилась уже слава «выдающейся» посредственности. Действительной причиной его поездки является следующее: лорд Джон Рассел, благодаря своему всем известному незнанию французского языка, умудрился в течение нескольких недель связать союзников такими уступками, которые он никогда не намеревался делать, и теперь потребуется немало усилий, чтобы взять эти уступки обратно. Французский язык лорда Джона – это язык типичного Джона Буля, на котором говорит «милорд» во «Фра Дьяволо»[123]123
  «Фра Дьяволо» («Брат Дьявол») – комическая опера французского композитора Обера на либретто Скриба.


[Закрыть]
и в других в прошлом популярных во Франции пьесах; он начинает словами «monsieur l'aubergiste» [ «г-н хозяин гостиницы». Ред.] и кончает словами «tres bien» [ «очень хорошо». Ред.]. Если он понимает лишь половину того, что ему говорят, то утешением ему служит сознание, что другие понимают еще меньше из того, что он произносит. Именно из этих соображений лорд Пальмерстон, его друг и соперник, отправил его в Вену, полагая, что пары серьезных промахов на этом поприще будет достаточно, чтобы окончательно погубить бедного маленького Джона. Так оно и случилось. Рассел в большинстве случаев не мог понять, о чем шла речь, и на каждую острую и неожиданную интерполяцию со стороны Горчакова или Буоля сей незадачливый дипломат-дебютант неизменно отвечал смущенным «tres bien». Это дало возможность России, а в известной степени и Австрии, утверждать, что некоторые пункты, поскольку они касаются Англии, уже согласованы, хотя бедный лорд Джон никогда и не думал идти на такие уступки. Пальмерстон, разумеется, не стал бы возражать против этого, раз вся вина ложилась на голову его несчастного коллеги. Но Луи Бонапарт не мог допустить, чтобы его таким обманным путем заставили пойти на мир. Желая положить конец подобного рода дипломатии, французское правительство решило сразу повести дело к развязке. Оно составило ультиматум, с которым Друэн де Люис поехал в Лондон, где заручился согласием английского правительства, а затем направился с этим документом в Вену. Таким образом, Друэн де Люиса можно рассматривать в настоящее время как общего представителя Англии и Франции, и он, несомненно, сумеет наилучшим образом использовать это положение в интересах своего господина. А так как единственный и исключительный интерес Луи Бонапарта состоит в том, чтобы не заключать мира до тех пор, пока он не добьется новой славы и новых преимуществ для Франции и пока война не оправдает в полной мере своего назначения как «moyen de gouvernement» [ «средства управления». Ред.], то становится ясным, что миссия Друэн де Люиса отнюдь не является мирной; напротив, цель ее, несомненно, заключается в том, чтобы под возможно более приличным предлогом обеспечить продолжение войны.

В кругах французской и английской буржуазии эта война решительно не пользуется популярностью. У французской буржуазии война была непопулярной с самого начала, так как, начиная со 2 декабря, этот класс находится полностью в оппозиции к правительству «спасителя общества». В Англии буржуазия разделилась. Большая часть ее свою национальную вражду к французам перенесла на русских. Хотя сам Джон Буль позволяет себе совершать время от времени кое-какие аннексии в Индии, однако он и не думает разрешать другим странам делать то же самое в иных местах, в неприятной близости от самой Англии или ее владений. Россия является страной, которая в этом отношении уже давно вызывает у него тревогу. В связи с расширяющейся в огромных размерах британской торговлей с Левантом и через Трапезунд с внутренними районами Азии вопрос о свободном проходе судов через Дарданеллы приобретает для Англии исключительно важное значение. Англия не может допустить, чтобы Россия постепенно поглотила придунайские страны, значение которых как хлебной житницы все возрастает; она не может позволить, чтобы Россия закрыла судоходство по Дунаю. Русский хлеб и теперь составляет слишком важную статью в потреблении Англии, присоединение же к России этих производящих зерно пограничных с нею стран поставило бы Великобританию в полную зависимость от России и Соединенных Штатов и превратило бы эти две страны в регуляторов мирового хлебного рынка. Кроме того, в Англии постоянно циркулируют какие-то неопределенные и тревожные слухи относительно продвижения русских в Средней Азии; этим слухам, усиленно распространяемым заинтересованными в индийских делах политиками и перепуганными фантастами, легко верит плохо разбирающаяся в географии английская публика. Поэтому, когда Россия начала свою агрессию против Турции, национальная вражда сразу же прорвалась наружу; пожалуй, ни одна война не была так популярна, как эта. Партии мира пришлось на время замолчать; даже значительная часть ее членов была увлечена общим потоком. Но кто знает характер англичан, тот не сомневался, что этот воинственный энтузиазм не мог долго продолжаться, по крайней мере поскольку речь шла о буржуазии. Как только война ударяет по карману буржуазии, ее торгашеская природа берет верх над ее национальной гордостью, и страх перед немедленной потерей личных выгод оказывается сильнее страха перед неизбежной постепенной потерей огромных преимуществ для всей нации. Пилиты – противники войны не столько из-за действительной любви к миру, сколько благодаря своей ограниченности и робости, что всегда держало их в страхе перед любым большим кризисом и решительными действиями – приняли все меры к тому, чтобы приблизить тот великий момент, когда каждый английский купец и фабрикант сможет подсчитать с точностью до одного фартинга, во что ему лично обойдется война per annum [в год, ежегодно. Ред.].

Г-н Гладстон, пренебрегая обычной идеей о выпуске займа, сразу удвоил подоходный налог и приостановил финансовую реформу. Результат не замедлил сказаться. Партия мира снова подняла голову. Джон Брайт со свойственными ему энергией и упорством осмелился выступить против господствующих в стране настроений, и ему удалось, в конце концов, склонить на свою сторону промышленные округа. В Лондоне настроение все еще в пользу войны, но усиление влияния партии мира становится заметным даже и здесь. Между прочим, следует напомнить, что Общество мира никогда прежде не пользовалось сколько-нибудь серьезным влиянием в столице. Тем не менее его агитация усиливается по всей стране, и достаточно пройти еще году с удвоенным подоходным налогом и к тому же с займом, – а выпуск займа считают теперь неизбежным, – чтобы исчезли последние следы воинственного духа среди торгово-промышленного класса.

Совсем иначе обстоит дело с народными массами в обеих странах. Крестьянство во Франции, начиная с 1789 г., было самым горячим приверженцем войны и военной славы. На этот раз крестьяне убеждены, что им не придется сильно почувствовать тяготы войны, ибо в стране, где земля до бесконечности раздроблена между мелкими собственниками, набор не только освобождает сельскохозяйственные округа от избыточной рабочей силы, но и предоставляет ежегодно примерно 20000 молодых людей удобный случай заработать порядочную сумму денег, давая им возможность поступить на военную службу в качестве заместителей. Только затяжная война могла бы тяжело сказаться на крестьянах. Что касается военных налогов, то император не посмеет наложить их на крестьянство, не рискуя своей короной и жизнью. Единственное средство поддержать среди крестьян бонапартизм – это освободить их от военных налогов и тем купить их расположение; следовательно, в течение ближайших лет, они, вероятно, будут свободны от этого вида гнета.

В Англии дела обстоят примерно так же. В сельскохозяйственных округах имеется обычно избыток рабочей силы, они поставляют основную массу солдат, в которую лишь в более поздний период войны вливаются значительные пополнения из среды беспокойных элементов городов. Так как в начале войны торговля находилась в более или менее удовлетворительном состоянии и недавно был проведен ряд улучшений в земледелии, число деревенских рекрутов было на этот раз меньше, чем раньше, и городской элемент явно преобладает в нынешней милиции. Но и незначительного числа завербованных в армию было достаточно для того, чтобы благоприятно повлиять на заработную плату, а симпатии деревенских жителей всегда были на стороне солдат, которые выходили из их среды и становились затем в их глазах героями. Прямые налоги не затрагивают мелких арендаторов и сельскохозяйственных рабочих, и нужно несколько лет войны, чтобы они почувствовали на себе увеличение косвенных налогов. Среди этих людей воинственный энтузиазм сильней, чем когда-либо; нет ни одной деревни, где бы не открылась новая пивная под вывеской «Герои Альмы» или что-то в этом роде, где почти в каждом доме стены не украшались бы удивительными олеографиями с изображениями Альмы, Инкермана, атаки под Балаклавой, портретами лорда Раглана и других. Но если во Франции громадное преобладание мелких крестьян (четыре пятых населения) и их своеобразное отношение к Луи-Наполеону придают большой вес их мнению, то в Англии сельское население, составляющее лишь одну треть населения страны, не имеет почти никакого влияния, выступая лишь в роли придатка и подголоска земельной аристократии.

Промышленный пролетариат занимает по отношению к войне особую позицию, почти одинаковую в обеих странах. Как английские, так и французские пролетарии преисполнены благородным национальным чувством, хотя они более или менее свободны от устарелых национальных предрассудков, свойственных крестьянству обеих стран. Непосредственно они мало заинтересованы в войне, если не считать того, что победы соотечественников льстят их национальной гордости, а руководство войной, безрассудное и самонадеянное со стороны французов, робкое и бестолковое со стороны англичан, предоставляет им удобный случай для агитации против существующих правительств и правящих классов. Но самое главное для них заключается в следующем: эта война, в сочетании с торговым кризисом, – налицо пока еще лишь первые проявления его, – руководимая людьми, не способными справиться со стоящей перед ними задачей, и принимающая вместе с тем европейские масштабы, неизбежно вызовет события, которые дадут пролетариату возможность вновь занять положение, утраченное им в результате июньской битвы 1848 г. во Франции[124]124
  Речь идет о героическом восстании парижского пролетариата 23–26 июня 1848 г., жестоко подавленном французской буржуазией. Поражение июньского восстания явилось сигналом к наступлению контрреволюции в европейских странах.


[Закрыть]
. И это касается не только Франции, но и всей Центральной Европы, включая Англию.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю