Текст книги "Свет всему свету"
Автор книги: Иван Сотников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)
глава пятая
О ЖИВОМ И МЕРТВОМ
1
Судьба ещё ни разу не смеялась над Памфилом Кугрою. В жены дала ему сдобную толстушку Флорию, сметливую хозяйку с завидным приданым. Её не нужно учить беречь и наживать – в этом она преуспевала лучше мужа, тогда захудалого боярина из поместья за Сучавой. Женившись, Кугра быстро пошел в гору и к пятидесяти годам завел кондитерскую фабрику, стал владельцем одного из самых популярных кафе и беговых конюшен столицы.
Его Флория с утра до ночи хозяйничала за буфетом, изощряясь в меню, занимала знатных посетителей, а он почти все время проводил на черной бирже или на ипподроме. У них большой дом, сын – офицер на фронте, и в семейной жизни со стороны все выглядело пристойно, хотя от всевидящего ока Флории и не ускальзывали проделки мужа. Она смотрела на них сквозь пальцы: пусть перебесится, и сама не оставалась в долгу, о чем он не подозревал вовсе и мог хоть головой ручаться за ее скромность и постоянство.
Даже война нисколько не нарушила их благополучие, а, скорее наоборот, упрочила его. Пусть среди завсегдатаев кафе стало меньше столичных жуиров, зато как выросло число офицеров и биржевых маклеров. Фантастические спекуляции черной биржи просто кружили голову.
И вдруг случилось невероятное – судьба взяла и отвернулась. Что бы теперь ни затевал Кугра, она над всем смеялась зло и беспощадно. И чем он только прогневил ее? Не роптал, когда, случалось, она не спешила с благодеяниями. Можно сказать, не жадничал. Даже молебны служил. И вот награда. А все русские. Хорошо, их остановили под Яссами и где-то у гор на Молдове. Еще довольно далеко от Букурешти, а огорчения и беды – как из рога изобилия.
Началось с Лили. Он любил все шикарное, изысканное, и молоденькая актриса, как никакая другая женщина, вскружила ему голову. «Изумительный экстерьер!» – восхищался ею Кугра. Возил ее на бега, приобщил к тайнам тотализатора, катал на чистокровных рысаках, угощал сластями – все безрезультатно. Он уже начал терять надежду, как нежданно-негаданно она сама назначила свидание, обещала быть доброй и благосклонной, если он исполнит всего одну просьбу. Он, не задумываясь, обещал исполнить ее любое желание, любой каприз. Оказывается, нужен заграничный паспорт, вернее, чистый бланк с подписями и печатями, чтоб можно было вписать любую фамилию. Памфил сразу потерял голос и замолчал, вытирая платком повлажневший лоб. Разговор шел в машине. Он за рулем, Лили рядом. Она с задором глядела на него, откинувшись на спинку сиденья. Если он боится, Лили обратится к другим. Памфил встрепенулся. Нет, нет, он сам доставит ей бланк паспорта.
Связи и деньги решили все. Чем только не торгует черная биржа. Кугра весь день готовился к свиданию. Заказал безукоризненно тонкое белье. Изысканные духи, цветы. Паспорт паспортом – нужен шикарный подарок. Ювелир приготовил именной кулон. Когда же вечером он появился в ее комнатах, его потрясло случившееся. На высоком постаменте стоял голубой гроб, и в нем – его Лили. Американская бомба подкараулила ее у самого дома. Все прахом!
Бланк паспорта пришлось продать. А с этой перепродажей, сто чертей ей в спину, ни с того ни с сего открылся новый бизнес, как любили выражаться американские дельцы. С их маклерами, перекрасившимися под представителей румынских и немецких фирм, он каждый день встречался на бирже. Торговля фальшивыми паспортами с фальшивыми заграничными визами стала на редкость выгодной.
Спрос на них беспределен. Многие предприниматели и крупные чиновники в панике рвались за границу. Ну, прямо крысы с тонущего корабля. Турция казалась им обетованной землей, откуда можно податься в любом направлении. Директор банка перевел туда ценности. Знакомый юрист отправил семью. Ресторатор с королевской площади сам стремился туда же. Все, кому было страшно в завтрашнем дне, спешили за границу. Кугра и его сподручные не успевали доставать паспорта. Бешеный ажиотаж. Сам Кугра не спешил. На кого оставить кафе, фабрику, конюшни? Что ни будет, а дома лучше.
Все шло отлично, и черная биржа просто неистовствовала. А затем что ни день – арест за арестом. Новоиспеченных эмигрантов стали вылавливать у всех пограничных застав. Нити потянулись к тем, кто снабжал беглецов паспортами и визами. Кугре повезло (судьба что ли, нечаянно обернулась в его сторону), и он отделался крупной взяткой. Спасибо, спас американец Сайкс, что подвизался на нефтепромыслах Плоешти, с маклерами которого он орудовал на черной бирже. Другим пришлось совсем туго: их запрятали в тюрьму.
Не успел Кугра оправиться от этих ударов, как грянул новый. Он не раз поставлял рысаков в королевские конюшни. Режеле Михай знал толк в конях. Кугра втайне вырастил трехгодовалого жеребенка чистых кровей. Сущий огонь. Будущий фаворит бухарестского ипподрома. Придет время, и Кугра сорвет не один куш. Но вышло иначе. С конюшни Гогенцоллернов все же разнюхали про жеребенка. Хотел не хотел Кугра, а к очередным бегам он взялся поставить туда своего Тедди. Шеф королевской конюшни – сам маршал двора Орляну – обещал похлопотать в военном ведомстве о переводе сына в крупный бухарестский штаб. Вопрос уже вроде решен, и сын едет из армии, чтобы выполнить необходимые формальности на месте. А тут опять несчастье. Ох, эта судьба! Сдох Тедди. Шеф захотел лично взглянуть на павшего жеребца. Не верит, бестия. Пора бы свезти труп на живодерню, а как свезти, не показав шефу. Съест ведь. Скажет обман.
2
Бухарест неласково встретил Станчиу Кымпяну. Люди ожесточились. В магазинах пусто. А на черном рынке ни к чему не подступись: бешеные цены. День и ночь идут аресты. Всюду секут кнутами дезертиров и ставят им клейма. Русские еще под Яссами, а в богатых кварталах переполох. Что же станет, когда начнется советское наступление? На стенах домов и заборов тысячи листовок и надписей против гитлеровцев. Какой разительный контраст с тем, что видел и пережил Станчиу там, в Фелтичени, куда пришли русские. После тюрьмы, ему казалось, больше ни к чему прятаться, ни один шпик не будет его преследовать. А тут все по-старому, и даже хуже.
Но Станчиу знал, куда и зачем ехал, пробираясь через фронт. Надо лишь быстрее установить связи, влиться в ряды подпольщиков. Ясно, сигуранца не бездействовала. Адреса, которые он знал, давно провалились. Когда же он разыскал одну из явок, все стало на место. Раздобыв на чужое имя паспорт, он с помощью своих людей устроился наездником ипподрома. Старый Кугра охотно взял его к себе на конюшню и вскоре доверил свою любимицу Флорию. У Станчиу оставалось довольно времени, чтоб справляться и с подпольной партийной работой. Вечерами писал и печатал листовки. Помощников было достаточно. По поручению партийного центра ездил в Плоешти к братьям Бануш. С ними он больше года сидел в бухарестской тюрьме. Встреча была радостной. Ясно, дни режима Антонеску сочтены. Работая с людьми, Станчиу чувствовал, как зреют силы для решающей схватки. Центральный комитет собирал коммунистов, знающих военное дело, и готовил для них курсы. Может, недалек срок, когда придется снова засесть за учебу, ведь Станчиу еще в первую мировую войну воевал в чине капитана. А перед этой войной уже майором служил у Антонеску. Выдал его провокатор, и маршал засадил Станчиу в тюрьму.
Бог мой, какой был переполох! Еще бы, коммунист в штабе самого диктатора.
Станчиу до тошноты претила атмосфера интриг и шантажа, царившая на ипподроме, где ему против воли приходилось быть соучастником махинаций в подготовке к бегам.
Как раз в эти дни к хозяину приехал сын с фронта. Маршал Орляну обещал устроить его в бухарестском штабе. Осматривая конюшню, он ни с того ни с сего бросился на Станчиу.
– Все вы разбойники, все негодяи! – засучивая рукава, подступил он к наезднику.
Лицо Станчиу свело судорогой, руки сами собой сжались в кулаки. Он готов был к действию.
– Не смейте, господин капитан! – предупредил Станчиу.
– Я еще доберусь до тебя! – зло сплюнул офицер, опуская руки.
Лишь когда подошел старый Кугра атмосфера несколько разрядилась. Долго любовались Флорией. Как понял Станчиу, с нею у хозяина связывались особые надежды. Надо лишь, чтоб на предстоящих в воскресенье соревнованиях она опередила всех.
– Как, не подведет Флория? – обратился к Станчиу старый Кугра.
– Флория в отличной форме.
– Смотри, она наш главный козырь...
Отец с сыном ушли, и Кымпяну долго смотрел им вслед. Как ограничен и мерзок их мир. Деньги, женщины, карьера. Вот он, Станчиу, живет в чужом доме, ходит под чужим именем, приставлен к чужому делу. А жизнь прекрасна. Это она, вопреки всему, дала и свое дело, высокое и нужное всем. И разве не счастье всей душой принадлежать такому делу? Пусть они, временщики, строят свой затхлый и душный мир, он, Станчиу, будет его разрушать!
3
Капитан Кугра завидовал тыловикам. Им все дано: вина, зрелища, женщины. Одни удовольствия. Вот он, удел избранных. Только б оформить этот перевод в бухарестский штаб! Тогда еще можно наверстать упущенное.
Капитан сидел с отцом в ложе прямо против финиша. Старый Кугра вполголоса рассказывал сыну о завсегдатаях ипподрома – о ловких дельцах, умеющих сорвать куш с рысака, на которого никто другой никогда не поставит; о красотках аристократических кварталов, спускающих в тотализатор состояния мужей и любовников, о маклерах азарта и стяжательства.
Всюду полно иностранцев, и румынская речь слышалась вперемешку с английской, турецкой и греческой. Сущий Вавилон.
В одной из лож находился плотный бритоголовый мужчина в светлом клетчатом костюме.
– Это кто? – указал капитан на бритоголового.
– О, крупный делец, – сразу оживился старый Кугра. – Из бывшей американской фирмы, в Плоешти орудует. Большой капитал, большие связи, большой бизнес. Это Сайкс.
– Говоришь, американец? Значит, одни бомбят, другие торгуют?
– Война – не помеха коммерции. – Ты на какую ставишь? – обернулся Кугра к сыну.
– Разумеется, на Флорию.
Ладную трехлетку как раз выводили прогулять перед очередным заездом, и сын залюбовался: очень красива.
– Не только по имени, но и по характеру на мать похожа, – подчеркнул старый Кугра. – Не лошадь, а молния. Еще вон на ту взгляни, – указал он на серую кобылу. – Правда, красавица? А когда из провинции привез, страшно смотреть было: кожа да кости, шерсть клочьями, а ноги золотые. Сразу разглядел. Как бог бежит. Это Диана. Я продал ее.
– А это кто? – указал Тедди на смуглого мужчину в полотняном костюме, подходившего к их ложе.
– Мать-богородица! Сам шеф, маршал Орляну, – засуетился старый Кугра. И тихо сыну: – Приближенный короля.
Маршал Орляну не понравился капитану. Слишком важен. Слишком хитер. Слишком себе на уме.
Прозвучал гонг, и семь рысаков рванулись с места. Флория сразу на полкорпуса опередила Диану. Все другие значительно отстали. Но прошло очень немного времени, Диана дожала, и обе пошли ухо в ухо. Напряжение зрителей возрастало. Заключались новые пари. Увеличивались ставки. Всеобщий азарт мигом захватил и капитана, хотя он пришел сюда совсем с другими намерениями. Что скажет Орляну о переводе? Придется или нет возвращаться ему на фронт в Мулини? Искоса взглянув на шефа, он увидел вдруг, как тот тоже заерзал на стуле. Капитан перевел глаза на беговую дорожку. Диана на целый корпус вынеслась вперед. На скамьях заулюлюкали. Не промахнулся ли отец, перепродав Диану? Резва как ветер. Но вот вся фигура Станчиу как-то подалась вперед, словно облегчая бег Флории, и она снова летела ухо в ухо, а затем секунда за секундой начала опережать соперницу. До финиша совсем немного, а Флория на целый корпус опередила Диану. Старый Кугра уже откровенно потирал руки. Но вдруг случилось невероятное: почти у самого финиша Флория скакнула и взвилась на дыбы. Диана финишировала первой.
– Проклятый наездник! – вскочил капитан, вытирая взмокший лоб.
– Я его сегодня же выгоню! – рассвирепел старый Кугра.
Ипподром гудел. Выигравшие азартно изъявляли свой восторг. Проигравшие зло рвали билеты. Орляну молча покусывал губы и мял в кулаке конец галстука. Он тоже ставил на Флорию. Смущенный Кугра не знал, как приступить к разговору. Чувствовал, обстановка совсем неподходящая, а откладывать нельзя. Когда еще представится такой случай. Черт бы побрал наездника, всю обедню испортил. Все же Кугра собрался с духом.
– Мой капитан, – указал он на сына, – в вашем распоряжении, шеф. Можете назначить любой срок, чтоб выполнить необходимые формальности, ради которых он примчался с фронта.
– К сожалению, господин Кугра, – развел руками Орляну, – все невероятно осложнилось. Прошу извинить, придется обождать.
Старый Кугра бессильно опустился на стул, а Орляну, раскланявшись, удалился. Капитан Кугра в ярости кинулся к месту, где прогуливали лошадей.
– Негодяй! Подлец! – подскочил он к Станчиу с кулаками.
– Убью, не подходи! – глухо произнес Кымпяну.
Это сразу отрезвило офицера.
– Ты уволен, убирайся немедленно.
– И без того ушел бы, – зло сплюнул Станчиу и зашагал прочь.
Когда капитан вернулся в ложу, отец беседовал с Сайксом и женщиной в белом. Кугра представил сына. Сайкс, оказывается, ставил на Диану. Славный выигрыш. Он довольно потирал руки. «Зачем делать, как все? – объяснил он свой выбор. – Я не люблю поддаваться гипнозу массы. Не один со всеми, а один над всеми!» – захохотал он, одобряя свое остроумие. Извинившись, Кугра отозвал Сайкса в сторону, и они начали о чем-то перешептываться.
– Мой капитан вне себя от проигрыша? – кокетливо улыбнулась спутница Сайкса.
– К сожалению, мой проигрыш очень велик, – галантно шаркнул он ногою.
– Да? Была крупная ставка?
– Нет, тут совсем другое.
– Большой секрет?
Как объяснить ей? Да и нужно ли? Но женщина в белом с таким участием глядела на него, что он разоткровенничался. Да, он приехал с фронта за переводом. Его интересует работа в крупном штабе. Нет, он не честолюбив. Но война в окопах принижает человека, ограничивает его возможности. И вот ничего не вышло.
– Хотя я предпочел бы, особенно теперь, – пристально поглядел он на нее, – остаться здесь,
Она понимающе опустила глаза.
– Почему же вы не обратились к Сайксу? Джек все может.
– Если б я знал...
– Джек, капитан Кугра очень нуждается в вашей помощи, – и спутница Сайкса объяснила суть дела.
– Что ж, это возможно, – отозвался Сайкс, – только потребуется некоторое время. Генерал, от которого все зависит, выехал сейчас под Яссы и возвратится дней через десять. А почему вы раньше не сказали мне? – повернулся он к старому Кугре. – Давно бы все и решили. Вы, капитан, поезжайте в полк. Мы все решим без вас. Обязательно решим, – заверил он, прощаясь...
3
Еще затемно Фомич залег в искусно замаскированный окоп. С рассветом пулеметы начали методично прочесывать местность.
Затаившись, Фомич следил, как пули взбивали легкую пыль. Никаких примет. У него занемели руки и ноги, пересохли губы, устали глаза.
С наступлением темноты снайперы собирались вместе и горячо обсуждали итоги дня. Ничего нового. Правда, кто-то видел шевельнувшуюся ветку, замечал блеснувшее стеклышко, у кого-то вызывал подозрение странный куст. Били по ветке, по кусту, по стеклышку – все безрезультатно. А на следующий день с вражеских позиций снова раздавался роковой выстрел.
Седьмой день охоты выдался пасмурным, и видимость ухудшилась. Фомич напряг все силы и следил, как наши пулеметы прочищали кустарник, что справа на взгорье. А рядом голые склоны. Место вовсе пустое, но только полоснули – глядь, вскочил человек и бегом наверх. Упусти миг – немец скрылся бы. Но Фомич успел и приложиться и прицелиться, он успел бы и выстрелить по бегущему, но немец упал и, тесно прижавшись к земле, остался недвижим. Фомич замешкался на какую-то долю секунды и раз за разом выстрелил дважды.
– Наконец-то – облегченно вздохнул Амосов и вдруг нахмурился. Нет, не так он представлял себе конец этого поединка. «Кто же сразил Карла?» – недоумевал Фомич, поглядывая вправо, откуда, он слышал, раздался одиночный выстрел. Кто же опередил старого таежника, которого никто и никогда не опережал? А может, того выстрела и не было? Может, ему послышалось, и немец упал, споткнувшись, а Фомич прикончил упавшего? Поздравлять его начали еще в траншее:
– С удачей, Фомич!
– Ну и ловко его срезал!
Смущенно отмахиваясь, Фомич отвечал на поздравления одной и той же фразой:
– Еще не знаю, меня ли благодарить...
Выбравшись, наконец, из траншеи, он замедлил шаг и не спеша поплелся на базу разведчиков, куда уже сходились все снайперы. Тут тоже не обошлось без шумных поздравлений. Фомич отмалчивался, и никто не мог понять, чего он хмурится.
Амосов построил команду, молча обошел строй:
– Кто был справа от меня, выйди из строя!
Вышли Зубец, Высоцкая.
– Ты стрелял, Семен? – обратился он к Зубцу.
– Никак нет, не успел.
– А ты, Вера?
– Я тоже.
– Вы чего мне голову морочите! – рассердился Амосов. – А ну, винтовки! – властно протянул он руку.
Недоумевая, Зубец отдал свою винтовку.
– Иди в строй! – осмотрев ее, приказал Амосов.
Фомич строго взглянул на Веру.
Девушка вспыхнула.
– Почему обманывала?
Вера смутилась вовсе.
– Снайперу Высоцкой, – повернулся Фомич к строю, – объявляю... благодарность за выстрел, сразивший «неуловимого Карла»! – И, подойдя к девушке, крепко обнял ее, расцеловал. – А теперь разрешаю, поздравляйте, – обернулся он к строю.
– Гордей Фомич, я не уверена... я не знаю...
– Зато я знаю, сам видел, – твердо сказал Фомич.
4
Руководить полковой разведкой оказалось сложнее, чем это представлялось Леону Самохину. Изо дня в день следи за противником, изучай. Сегодня у него одно, завтра – другое. А ты знай. Помимо войсковой тут тебе и артиллерийская, и инженерная, и химическая разведка. Все учти, все взвесь, и каждый день будь готов точно доложить командиру о противнике. А порой и доложить нечего. Много увидишь через стереотрубу. Поиск – тоже нелегкое дело. Один взвод идет, другой – все вхолостую. А тебе докладывать. Жаров не ждет.
И все же тут своя романтика, свой азарт. Перехитрить противника! Сложное дело. Как ни отважны разведчики, только и они не все могут.
В разведку ночью ходили, подразделения Хмырова и Якорева, и оба задачи не выполнили. Но Якорев, ворвавшись в траншею противника, затеял серьезную схватку, он долго бился врукопашную, пытаясь захватить пленного. Но не захватил, а двоих потерял убитыми. У Хмырова потерь нет: вовремя вышел из-под огня.
Подводя итоги, Леон упрекал Якорева за потери, Хмырова за нерешительность.
– Хмыров трезво действовал: видит, трудно – вышел из боя и людей сохранил, – защищал Костров своего командира. – А Якорев рисковал бесцельно: и задачи не выполнил, и людей потерял.
– А по-моему, так, – возразил комбату Жаров, – упрека заслуживает не тот, кто в стремлении уничтожить врага еще не достиг цели, а тот, кто, боясь ответственности, проявил бездействие.
– Значит, что же?.. – начал было Хмыров.
– Значит, вы особенно виновны, – перебил его майор. – Не переосторожничай вы, а вцепись в противника зубами, кто знает, как бы закончился поиск. А вы что, примолкли и, как говорится, ни бе, ни ме, ни кукареку. Получил задачу – отвечай и действуй! Так-то вот. Разбор окончен.
Жаров тут же доложил комдиву о неудаче и о новом поиске.
– Это который будет? – рассердился комдив.
– Счет потеряли, товарищ генерал...
– То-то, счет потеряли, – чуть смягчился Виногоров. – Командарм никаких объяснений не принимает. Говорит, не могут – с должностей снимай: пусть учатся. Сейчас действовать надо. Завтра чтоб был пленный!
На всем рубеже дивизии не могли взять пленного ни полковые, ни дивизионные разведчики. Враг был силен и бдителен.
К вечеру в полк прибыл Виногоров. Долго изучал позиции противника. Нет к ним подступа. Лишь в одном месте кустарник, а как пойдут туда, неудача за неудачей.
– Успех разведки, – сказал генерал, – требует прежде всего внезапности, а вы утратили ее: противник знает, вам нужен пленный, и знает место, где вы попробуете взять его. Какая тут внезапность!
– Негде ж больше: все открыто.
– И противник уверен, там к нему не подступиться, – по-своему подытожил комдив, – а значит, и не ждет. Лучшая гарантия внезапности! Да вот и объект, – указал он на дзот у самого крутого ската, поросшего травой.
– На самом виду? – не сдержался Самохин.
– Вот и хорошо: там вас не ждут.
глава шестая
НА БЕРЕГАХ МОЛДОВЫ
1
Весь день ушел на подготовку поиска. Максим час за часом изучал объект из траншеи. Вон она, злополучная точка. Тут не хитро потерять полвзвода и вернуться ни с чем. Как же преодолеть эти триста метров открытой ничейной полосы? Чем отвлечь противника? Как ворваться в дзот? Мысленно он провел взвод по одному пути, затем по другому, третьему. Он ворвется в точку справа, ударит в лоб. Все неплохо. Но как лучше, вернее? Сотни метров ползти. Снять мины. Разрезать проволоку. Один неверный шаг – и все рухнет.
А все-таки чем отвлечь противника? Ложным маневром, ложным ударом в другом месте? Это насторожит его по всему рубежу. А что, если косоприцельный огонь пулеметов? Да трассирующими? Пожалуй, ослепит. Меньше станут глазеть. А главное – пусть бы немцы чем-нибудь занимались. Ремонтом дзота, например. Значит, разбить его перед вечером. Разбить – и точка!
На поиск взвод вышел в полночь. Зубец продвигался в дозоре. С ним полз Закиров с саперами. Часто останавливались, ничком припадая к земле. Стихала стрельба – ползли дальше. Темь непроглядная. Приходится то и дело посматривать на компас, чтоб не сбиться с азимута. «Ох и труден будет этот пленный!» – с горечью подумал Зубец и хотел было ползти дальше, как Закиров предупреждающе толкнул его в бок.
У минного поля лежали минут тридцать. Всюду тихо. Лишь изредка отрывистые очереди пулеметов. Зубец плотнее прижимался к земле. Ракета. Ощущение такое – ты весь на виду. Сразу свист пуль над головой. Это свои бьют на вспышку каждой ракеты, чтоб помешать наблюдению.
Саперы осторожно проделали проход. Бойцы один за другим пробрались за проволоку. Якорев лег рядом с Зубцом и прислушался. Да, работают. Слышно легкое постукивание топора и чужой приглушенный говор. Пора. И сразу треск пулеметов и автоматов, частые разрывы мин на всем рубеже. Разберись, где и что происходит. Но разведчикам все ясно. Зубец с Якоревым навалились на замешкавшегося солдата, заткнули тряпкой рот, скрутили руки за спину и, подталкивая перед собой, заспешили обратно.
Возвратились без потерь. Захваченный солдат дрожит с перепугу. Он из правофланговой роты румынского батальона. Справа от них немцы. Завтра смена частей. «Вот те и раз! – расстроился Самохин. – Значит, нужен еще пленный. Где его брать теперь?..»
– Повторный поиск на том же месте! – решил Жаров.
Леон изумленно взглянул на Якорева. Легко сказать, на том же месте, поежился Максим. Это ж растревоженный улей. Понятно, противник ошеломлен, ему и в голову не придет, что наши разведчики будут действовать здесь же. Видно, на том и построен расчет Жарова.
Снова день подготовки полон тревог и забот. А едва стемнело – весь взвод, усиленный саперами и автоматчиками, тронулся по тому же пути. Ракеты вспыхивали чаще. Приходилось подолгу лежать в невысокой траве. Если смена состоялась, у немцев немало дел. Вот и мины, и проволока позади. Сейчас решится наконец все.
Вперед! Оглушителен огонь автоматчиков. Вражеская траншея у ног. Прыжок – и общая свалка.
Новый пленный оказался немцем. Его рота сменила румын, которые подвинулись левее. Прибывшие части получили задачу усилить оборону и быть готовыми к наступлению. Показания ценны. Но их должен подтвердить контрольный пленный.
Весь ход событий требовал одного – взять его там же.
2
Ранним утром разведчики расположились на завтрак, который принесли им в объемистых термосах.
– Зубцу двойную порцию, – пошутил Якорев, – за важного «языка».
– За что наказание? Ведь и одной не съедаю.
На завтрак пришли Жаров с Самохиным.
– В горы пора, засиделись! – начал разговор Закиров.
– А то Москва не знает, пора иль нет, – перебил его Якорев.
Обмундирование, чистое и выглаженное, сидит на нем по-особому ладно и щеголевато.
– А правда, – заинтересовался Зубец, и синие глаза его заблестели лукаво, – правда, будто приказ есть всех раненых и больных из полкового медпункта в тыл направлять? Как, товарищ майор?
Ответить Жаров не успел – прибежал Валимовский.
– Вот, товарищ майор, – протянул Серьга исписанный карандашом листок, – только что по радио получено.
Все привстали, подтянулись, как по команде перед построением.
– Нет, товарищи, это не приказ к наступлению, – поняв их душевное движение, сказал майор солдатам. – Тут другое. Англо-американские войска высадились в Нормандии...
– Фью-ю!.. – присвистнул Зубец. – Улитка тронулась.
– Опять станут ярдами мерить.
– Не скажи, могут и заспешить...
– По всем данным, – вглядываясь в листок с сообщением о втором фронте, сказал Жаров, – операция крупная.
– Наши удары торопят, – уточнил Якорев.
– Пусть так, но мы не будем ослаблять усилий! – заключил Жаров.
– Одним словом, – скороговоркой сымпровизировал Соколов, – на союзничка не уповай, знай себе наступай!
Весть о втором фронте не вызвала у Самохина энтузиазма. Мол, нечего гадать: поживем – увидим. Занятый своими мыслями, он нетерпеливо ждал, когда же начнется разговор о главном, ради чего они пришли к разведчикам.
– Ну что ж, – начал наконец Жаров, – с «языком» хорошо получилось. Теперь мы лучше знаем противника, и сейчас нужно ежедневно знать, чем он занят.
– Еще «языка»! – не удержался Сахнов.
– Нет, задача сложнее – заслать во вражеский тыл разведгруппу.
– Боюсь, прохода не найти, – опять не стерпел Сахнов.
– Да, туго придется, – добавил Соколов, – тесно сидят.
– Будем искать! – И Жаров начал излагать план действий.
Якорев молча переглянулся с Самохиным. Задача! Кто-кто, а они лучше других знали, как крепко засел противник.
Теперь день за днем разведчики не вылезали из первой траншеи. Едва темнело, они выползали за колючую проволоку, за минные поля и чуть не вплотную подбирались к вражеским позициям. Проходов не было. Командующий торопил Виногорова. Комдив нажимал на Жарова. Жаров – на Самохина с Якоревым. Максим потерял аппетит, потемнел лицом, исхудал. А дело явно не ладилось, пока наконец надежды не породил неожиданный случай.
3
Разведчики разместились во дворе усадьбы румынского крестьянина Семена Фулея, которого они повстречали еще при переправе через Прут. Они сменили ему тогда рассыпавшееся колесо, помогли уехать домой. Тощий старик-хозяин жил одиноко: старуха, забрав дочерей и загрузив каруцу домашним скарбом, выехала из прифронтовой полосы к родственникам за Сучаву и поселилась у брата – Василе Савулеску, которому бойцы Якорева помогли построить новый дом. Сын, как и многие, скрывался от мобилизации в Карпатах.
– Партизан! – гордился им старик, вглядываясь в поросшие лесом нагорья за Молдовой. – Бог даст, выживет, горы не выдадут.
В длинной холщовой рубахе и узких посконных шароварах, Фулей целыми днями копался в саду, ухаживая за черешнями. В свободные минуты старик расспрашивал разведчиков о жизни в России. В свое время он побывал там в плену и еще не забыл русской речи.
Подружившись с Фулеем, сибиряк Амосов рассказывал ему о колхозных садах, обучал мичуринским прививкам, помог расчистить пустырь и посадить вишневый сад. Однажды он повстречал его за плугом. Отощавший за зиму саврасый едва тащился бороздою. Неважная пахота, покачал Фомич головою. Развязал мешок с пшеницей. Зерно сорное, мелкое. Небогатый принесет оно урожай.
– Добрая земля, – сказал Фомич, – только разве так пашут?
Сибиряк сходил в роту, поговорил с командиром. Взял крепкого коня и снова отправился в поле. Амосов запряг битюга, а саврасого пристроил присяжным. Работа сразу пошла веселее. Когда земля была готова для посева, Фомич сказал Фулею:
– Хочу подарить тебе немного уссурийской пшеницы. У нас ее называют «ленинкой». Я вырастил ее в колхозе имени Ленина.
Достал Фомич заветный узелок из вещмешка и стал не спеша развязывать. Румынский крестьянин с любопытством наблюдал за ним.
– Будет у нас такая? – спросил он, любуясь отборным зерном.
– Обязательно будет, – ответил сибиряк. – Посей ее рядом со своей, и это маленькое поле станет полем дружбы.
– Да, да, – обрадовался румын, – поле дружбы!
С того дня Фулей еще крепче сдружился с Амосовым. Оба они почти однолетки. Но Фомич выглядел моложе своих лет, а Фулей – намного старше.
Приходил Фомич обычно под вечер. Вместе с Фулеем они садились на чурбан у порога и не спеша свертывали цигарки. Потом ровно и тихо, как вечерний ручей в горной долине, текла их беседа.
– А у нас будут колхозы? – допытывался Фулей.
– Захотите – будут, – отвечал Фомич.
– А правда, крестьянских детей отбирают в колхоз?
– Тьфу, черт! – сплюнул Амосов. – Антонеску вам много набрехал.
Крестьянин задумался, потом тихо спросил:
– А тракторы у нас будут?
– Непременно будут, – подтвердил Амосов.
Фулей недоверчиво взглянул на собеседника и огляделся вокруг. Много, ой как много лет стоят тут эти приземистые домики с их несложным хозяйством. За ними – земля, арендуемая у бояр и местных богатеев. Чтоб ее обработать, часто недостает даже плуга, и смущенное лицо крестьянина как бы говорило: где же взять тракторы?
Фомич догадался, о чем думает Фулей.
– Поначалу и у нас не было тракторов, а научились делать.
– Помрешь – не дождешься, – огорченно вздохнул старый румын.
– Эка маловер какой! – усмехнулся Фомич. – Мы ведь на голом месте начинали. Вам будет легче: советские друзья всегда помогут.
Эти разговоры шли изо дня в день. Они бередили душу, и, когда все расходились, Фулею долго еще не спалось. Едва же забывался он, как к нему будто снова приходил Фомич и все говорил и говорил о заманчивой и непривычной жизни.
А однажды Фулей обратился к Амосову:
– Дай звездочку!
– Зачем тебе? – допытывался Фомич, роясь в своем вещмешке.
– Сыну сберегу. Пусть и он народным солдатом станет.
– Это добре, на, бери.
Приняв подарок, румын долго рассматривал красную звездочку. Чувствовалось, он видел в ней не редкую диковинку, которую издалека занесли чужие люди, а символ чего-то чистого и всемогущего, что близко и дорого.
4
Однажды ночью Соколов услышал легкий посвист. Прислушался. Посвист повторился еще раз. Знать, уловил его и старый Фулей. Опасливо поглядел по сторонам. Затем осторожно встал и, крадучись, вышел на улицу. Глеб толкнул в бок Зубца, и оба последовали за Фулеем. Тихо пробрались в сад и замерли от удивления. Старый румын с кем-то разговаривал шепотом. Разведчики бросились к незнакомцу.
– Не надо, Зубец, не надо! – испугался старик. – Это сын мой.
– Сын! – удивился Семен. – Откуда?
