Текст книги "Аленкин клад. Повести"
Автор книги: Иван Краснобрыжий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)
Глава девятая
Пятнадцать шагов от кресла до трибуны Осокину показались верстой. Он прошел этот путь с единой думой в голове: «Неужели конец?»
– Товарищ Осокин, – объявил Артем Максимович Полюшкин, – объясните причины, создавшие на втором участке в цехе аммиака критическое положение.
Слово «товарищ» Андрею Карповичу показалось грубоватым, официальным, даже чем-то оскорбительным. Он на какой-то миг растерялся и, немного успокоившись, попытался вспомнить, кто и когда называл его «товарищем».
– Мы слушаем, – напомнил Полюшкин.
Андрей Карпович посадил очки на толстый нос, помолчал и, чуточку откинув назад голову, заученно начал:
– Товарищи, нет таких крепостей, которые не одолеют коммунисты! Нет и не будет! В годы первых пятилеток рабочий класс…
– Ближе к делу, – предложил кто-то из членов бюро.
Андрей Карпович возмутился:
– Прошу не перебивать. Я повторяю: не было и не будет таких крепостей. Рабочий класс, так сказать, под руководством…
– Умных и талантливых руководителей, – сострил Глыба, – справится с любой задачей.
– Точно! – схватился за нить оборванной: мысли Осокин. – Взять, к примеру, сегодняшний случай. Аким Сидорович из Москвы, наша инициатива на месте…
Смешок в зале помог Осокину понять, что он началом выступления выставляет себя на позор. Эта догадка снова выбила его из колеи. Он, тяжело посапывая, посмотрел на Полюшкина. Тот сидел за столом красный, как созревший помидор, и что-то записывал в блокнот.
– Продолжайте, Андрей Карпович, – раздраженно попросил Гай, проклиная свои промахи: «Три года этот человек руководит самым крупным предприятием в городе. Я ни разу не заглянул ему в душу. Неужели и мне показатели химкомбината закрыли глаза на истину дела?»
– Так я вот о чем, – пробасил Осокин. – Я сегодня воочию убедился: рабочий класс вместе с нашими доблестными пожарниками и при самой активной помощи Акима Сидоровича…
Пропеть оду другу детства Осокину не удалось. Аким Сидорович Вереница встал из-за стола, извинился и настойчиво попросил:
– Андрей Карпович, не приписывайте мне никаких заслуг. Я только выполнял роль связного.
Скромность заместителя министра окончательно подкосила Осокина. Все его расчеты на поддержку рухнули. Но сдаваться он не торопился:
– Товарищи, Аким Сидорович показал нам, низовым работникам, пример советского руководителя. Товарищи, мы должны… Мы, так сказать, обязаны…
– Андрей Карпович, – остановил Полюшкин Осокина, – если вы не можете ясно объяснить причины, создавшие критическое положение на втором участке в цехе аммиака, кончайте.
– Я почти закругляюсь. Если, так сказать, разрешите помочь вам сделать правильные оргвыводы…
– Попросим других осветить этот вопрос, – настоял Гай. – Я думаю, что члены бюро возражать не будут.
Осокин снял очки, вложил их в кожаный футляр и развалистой походкой направился к своему креслу.
– Послушаем главного технолога, – объявил Полюшкин. – Демьян Михайлович, пожалуйста.
– Можно с места? – Пилипчук бегающими глазками обвел сидящих за столом и, присаживаясь на краешек стула, сказал: – В основном я согласен с Андреем Карповичем.
Выступление Пилипчука породило в зале гнетущую обстановку. Она настолько сковала людей, что они стеснялись посмотреть друг другу в лицо. Прошла одна минута, вторая… В тишине раздался хруст карандаша, вздох, жалобный скрип стула…
Иван Алексеевич Гай вышел к трибуне и спокойным голосом нарушил молчание:
– Мы слушали руководителя огромного предприятия. Вместо глубокого анализа причин, породивших на втором участке критическое положение, Осокин плел тут какую-то околесицу. Слушая его, я сгорел от стыда. И главный технолог нас «порадовал». Неужели вы, товарищи Осокин и Пилипчук, думаете, что нам не ясна ваша цель? Почему у вас не хватает мужества признать свою вину? Почему вы изворачиваетесь ужами?..
Вопросы первого секретаря горкома прошибали Осокина до холодного пота. Он, ерзая в мягком кресле, украдкой взглянул на главного технолога. Демьян Михайлович Пилипчук сидел на краешке стула, как воробей на жердочке.
«Подхалим патентованный! Давно следовало бы его призвать к порядку в коллективе. Теперь бы груз держать на одних плечах не пришлось…»
– Участие в спасении платиновых катализаторов, – продолжал Гай, – меня убедило в непростительном равнодушии Осокина и Пилипчука.
Халатность и равнодушие руководителей химкомбината Иван Алексеевич обнажил до корней. И не только обнажил, добрался до той почвы, которая питает живительными соками эти пороки.
Выводы Гая снимали с глаз Акима Сидоровича пелену. Он сам частенько задумывался над причинами, о которых с болью говорил Иван Алексеевич, и, не добравшись до корней, успокаивался ложной самокритикой: «Все это мне только кажется. Наш народ за последние годы достиг потрясающих успехов в покорении космоса… Неужели будничными неурядицами можно заслонить достижения во всех отраслях народного хозяйства? Стареть, пожалуй, начинаю…»
Вереница выводы Гая начал записывать в блокнот и делать пометки: «Глубоко! Удивительно точно! Угодил прямо в цель! Я согласен! Читает мои мысли!..»
– Высокая техническая культура рабочего класса, армия инженеров, техников, дают возможность отдельным руководителям почивать на лаврах. Такие руководители поле своей деятельности стали видеть с колокольни администраторов-бюрократов. За примерами далеко ходить не надо. Товарищи Осокин и Пилипчук свою роль так и понимают. О работе цехов они судят по рапортичкам. Если требуется решать какие-то производственные задачи, подчиненных обязывают выполнить то-то в такой-то срок. – Иван Алексеевич отпил из стакана глоток воды и ударил Осокина по самому уязвимому месту: – Руководителем современного предприятия должен быть ученый. Ученый с аналитическим умом, способный достижения науки ставить на широкие производственные рельсы.
Осокин, подавив вздох, крепче уперся руками в подлокотники кресла.
– Случай в цехе аммиака – пример халатности и равнодушия. Старший аппаратчик Гришин не единожды предлагал для контроля за чистотой отмывки водорода поставить на каждой колонне синтеза дополнительный фильтроприбор. Так, Василий Денисович?
– Три докладных подавал.
– Предложение Гришина дальше кабинета Осокина не пошло.
Иван Алексеевич попросил директора химкомбината объяснить причину недопустимого равнодушия. Андрей Карпович сослался на забывчивость:
– Не помню такого случая.
– Допустим, – не поверил Гай. – Но когда вам стало ясно о беде в цехе, какие вы приняли меры?
Осокин молчал.
– Может быть вы, Демьян Михайлович, ответите?
Пилипчук тоже промолчал.
– Всю ответственность вы хотели взвалить на плечи начальника смены. И надо сказать, действовали хитро, умело. Задольный в критической обстановке искал выход из беды. Осокин и Пилипчук не верили, что последствия можно предотвратить. Спасая себя, они сковывали любую инициативу Задольного, стараясь получить от него юридический документ, которым можно прикрыться, как щитом. Таким документом служит рапорт Задольного.
Андрей Карпович, чего с ним раньше не случалось, взорвался:
– Это поклеп!..
– Игорь Николаевич, – обратился Гай к Задольному, – познакомьте членов бюро с рапортом.
Задольный положил рапорт на стол. Листок с размашистыми строчками, перерезанный резолюцией Осокина, пошел по рукам.
– Понимаете, какой это ход?..
Иван Алексеевич свои выводы подкрепил еще десятками фактов, бьющими Осокина и Пилипчука прямо в глаз, и, заканчивая выступление, предложил:
– Мы желаем услышать от вас, как от руководителей, честное признание. Играть в прятки с партийной совестью не советуем.
– Я сказал все, – буркнул Осокин, вспоминая золотые деньки: «Оно конечно, когда была острая нужда в специалистах… Теперь другие времена. Инженеров – пруд пруди! На химкомбинате каждый четвертый – техник. Эх, сказал бы Аким Сидорович в защиту словечко! Я бы зубами схватился за эту ниточку и размотал бы весь клубок».
Андрею Карповичу после таких мыслей захотелось снова выйти на трибуну, напомнить членам бюро свое прошлое, подкрепить его кое-какими примерами сегодняшних дней… Но кто-то другой, осторожный и расчетливый в поступках, советовал не горячиться, выждать подходящий момент.
– Демьян Михайлович, скажите вы свое слово, – предложил Гай. – Я, может быть, исказил истину?
– Добавить ничего не могу, – признался Пилипчук.
– Андрей Карпович, выходит, я прав?
Осокин отвечать не торопился. Он взвешивал каждое слово Гая, пытался трезво оценить свое положение и пришел к такому решению: «Послушаю выступления Задольного, Гришина, Полюшкина, уточню взгляды на событие Акима Сидоровича и начну действовать».
Погрузившись в думы, Осокин не слышал, когда Полюшкин объявил перерыв. Он так бы и продолжал сидеть в кресле, не окажись рядом главного технолога.
– Карпович, – шепнул на ухо Пилипчук. – Вы, наверное, хотели обмолвиться словечком с Акимом Сидоровичем. Не теряйте время.
Глава десятая
«Руководителем современного предприятия, – соглашался Аким Сидорович с выводами Гая, – должен быть ученый с аналитическим умом, способный достижения науки быстро ставить на широкие производственные рельсы».
Холодная коридорная тишина, гулко разносящая каждый шаг, и что-то другое, еще не совсем осознанное, помогли Веренице немного успокоиться.
«Такие мысли и мне не раз приходили в голову, – думал он. – Но я почему-то не решался высказывать их вслух. Гай обвинял Андрея Карповича во многом: трусости, халатности, равнодушии. Но мы его считаем хорошим работником. Его предложение о выпуске минеральных удобрений высокой концентрации – дело государственной важности».
Аким Сидорович вспоминал работу Осокина на разных постах и все больше приходил к убеждению: Андрей Карпович человек дисциплинированный, честный… Такие выводы он делал из фактов. Годы первых пятилеток инженер-комсомолец Андрюшка Осокин провел на самых горячих стройках. Грянула Великая Отечественная – Андрей Карпович быстро переводит химический завод на выпуск фронтовой продукции. Неутомимым организатором он проявил себя и в послевоенную пору восстановления промышленности. Акиму Сидоровичу не раз приходилось для пользы дела перебрасывать Осокина с одного предприятия на другое, доверять самые трудные участки. В такие моменты Андрей Карпович никогда не скисал, не пытался, пользуясь старой дружбой, намекнуть о местечке спокойном, обжитом.
«Неужели Гай лучше меня разглядел Карповича? – удивлялся Вереница. – В Яснодольске Осокин проработал только три года. Коллектив комбината за это время перекрыл проектную мощность по выпуску продукции. Работу Этого предприятия мы ставим в пример многим руководителям…»
Аким Сидорович хорошо знал один свой недостаток: видеть в человеке только прекрасное. Второй – не замечать в деятельности руководителя работу коллектива – всегда опускал. И не только опускал, твердо стоял на позициях вождизма: каков руководитель – таков и коллектив. Приглядываясь, как говорится, со всех сторон к Осокину, он не мог найти чего-то порочащего друга детства. Одно, правда, Акиму Сидоровичу не нравилось у Андрея Карповича. Но эту слабинку он ценил высоко, даже гордился неспособностью друга произносить зажигательных речей на больших совещаниях и коллегиях министерства.
Посасывая мундштук погасшей трубки, Аким Сидорович задумался над поведением Осокина во время борьбы за спасение платиновых катализаторов. «Обстановка действительно сложилась чертовски сложная. Подобного случая на химкомбинатах еще не бывало. Тут не мудрено и растеряться».
Аким Сидорович попытался поставить себя на место Осокина.
«Андрею можно простить растерянность, неспособность сразу найти выход из беды…»
Вереница раскурил погасшую трубку, остановился у широкого окна, разрисованного морозом, и снова задумался.
«Понизить Осокина в должности – дело нехитрое. Надо хорошенько, неторопливо разобраться в сложившейся обстановке, еще раз проанализировать действия Андрея и поговорить с ним как на духу. Неужели он не пойдет на откровенный разговор? Нет, Андрей хитрить со мной не будет!..»
Аким Сидорович не заметил, когда подошел Осокин. Он только услышал его голос.
– Хотелось поговорить наедине, – тихо произнес Андрей Карпович. – Надеюсь, не откажешься?
Вид Осокина, обмякший и какой-то подавленный, пробудил у Акима Сидоровича не то чувство жалости, не то превосходства, и он, оставаясь верным своему правилу: никогда не отворачиваться от человека, попавшего в беду, с нарочитой грубоватостью ответил:
– Разговор будет крутой. Мария Антоновна не разучилась чаек студенческий заваривать? Кстати, как ее здоровье? Ты позвонил, что все обошлось хорошо? Позвони немедленно и спроси разрешения приехать на чаек.
Краткая беседа с Акимом Сидоровичем подбодрила Осокина.
«Мы еще постоим за себя! – воспрянул он духом. – Главное – сохранить выдержку, проявить гибкость…»
Кресло Андрею Карповичу показалось таким же мягким, удобным, как и в первый день приезда на комбинат. Он по старой привычке скрестил руки на животе и начал приглядываться к членам бюро.
Люди. Какие они разные! Как они не похожи друг на друга! Попробуй догадайся, о чем перешептываются Гай и Полюшкин. Гай больше слушает и делает пометки в блокноте. Низкорослый, кряжистый Гришин, высокий, подтянутый Глыба и гибкий, как лоза, Задольный что-то вполголоса обсуждают у окна, задернутого белой шелковой шторой.
«Все они перемывают мои косточки! – злился Осокин. – У нас это умеют!»
Робкий кашель Пилипчука заставил Андрея Карповича оглянуться. Демьян Михайлович сидел на краешке стула. Его маленькая, лысеющая на макушке голова быстро повернулась к двери, в которую неторопливым шагом входил задумчивый Аким Сидорович,
«Только начальство привык замечать! – с отвращением подумал о Пилипчуке Осокин. – И как я раньше не раскусил Этого типа? Ему бы день и ночь в цехах торчать. А он только на ухо шептал: „Дорогой Карпыч!.. Милый Андрей Карпыч!..“»
Члены бюро заняли за столом свои места. Осокин, услышав спокойный голос Полюшкина, насторожился.
– Послушаем начальника смены, – предложил секретарь бюро. – Пожалуйста, Игорь Николаевич.
Трибуна. Десятки внимательных глаз, немало всякого повидавшие на веку, раскрытые блокноты на столах… Все это Задольному приходилось видеть не раз. Но тогда такая обстановка в его душе не вызывала тревогу. Он был слушателем. Слова докладчика, если они казались пустыми, мог пропускать мимо ушей…
Скрип стульев, подбадривающие знаки Глыбы, взгляд Василия Денисовича Гришина, требующий не робеть, помогли Задольному собраться с мыслями.
– Причина всех неурядиц на втором участке, – чуточку растягивая слова, произнес Игорь, – каждому теперь ясна. Повторять сказанное, пожалуй, не стоит. Я хочу остановиться на другом. Три года работы на комбинате меня окончательно убедили… Это точно, товарищи. Мы пускаем на ветер уйму государственных денег…
«Теоретик! – скривился Осокин. – Молоко на губах не обсохло – поучать начинает. А словечки!.. Какими словечками бросается: „Уйма государственных денег! Анализ работы!“ Послушаем, голубчик, о чем дальше петь будешь?»
– Недостатки в нашей работе, – громче продолжил Игорь, – я буду доказывать с помощью цифр. Они говорят: комбинат пора переводить на выпуск минеральных удобрений высокой концентрации.
Задольный, заметив, как Аким Сидорович вынул из кармана записную книжку, подумал:
«Может быть, мои проблемы – изобретение велосипеда?»
– Продолжайте, – попросил Аким Сидорович. – Слова подтверждайте расчетами.
Цифры Игорю всегда казались сухим языком математиков. Но на комбинате он за каждым килограммом аммиака научился видеть тревоги, радости, поиски инженеров-технологов, аппаратчиков… Мелом на черной доске Задольный написал годовую цифру производства цехом аммиака и, вернувшись к трибуне, начал спокойно объяснять:
– Эти тонны аммиака – главный компонент минеральных удобрений. Доставка нашей продукции в разные уголки страны государству обходится в десять миллионов рублей. Если к этой статье расходов прибавить затраченные средства по доставке минеральных удобрений с железнодорожных вокзалов в колхозы и совхозы…
– Так, так, – кивнул головой Аким Сидорович. – Продолжайте.
– Внесение минеральных удобрений только нашего комбината на поля сельхозавиацией ставит государство перед необходимостью ежегодно затрачивать еще пять миллионов рублей…
Задольный перелистал блокнот с цифрами и заговорил снова:
– Выпуск минеральных удобрений высокой концентрации сократит эти расходы в десять – пятнадцать раз. Строительство обогатительных фабрик на химкомбинатах – дело неотложное. Чем быстрее мы их построим, тем больше сбережем народных средств. Интенсификация производства – Это экономическая политика наших дней.
«В философию полез! – негодовал Осокин. – Тут без Гая не обошлось. Ясно, в чей огород булыжники бросает. И главное, на экономику, на самое модное жмет».
– Вопрос о переводе химкомбинатов на выпуск минеральных удобрений высокой концентрации без новой технологии нам не решить. Я несколько раз на эту тему беседовал с Андреем Карповичем, Демьяном Михайловичем…
«Метит прямо в сердце, – заерзал в кресле Осокин. – Пора осадить этого юнца».
– И не только беседовал, просил разрешения широко развернуть в нашей лаборатории работы по обогащению минеральных удобрений. Мою просьбу обещали обсудить, согласовать…
Лежать на лопатках Андрею Карповичу не хотелось. Он отлично понимал: выступление Задольного может выдать его с головой, как человека, подавшего вместе с Пилипчуком в министерство докладную записку с предложением построить на химкомбинате обогатительную фабрику.
В министерстве Андрея Карповича за дальновидность вознесли чуть ли не в главные новаторы. Сам Аким Сидорович на одной из коллегий заявил: «Пора Андрея Карповича в интересах государственного дела перевести с производства на научно-исследовательскую работу».
Свой человек из министерства шепнул Осокину о «прицеле» Акима Сидоровича. Пост руководителя научно-исследовательского института в столице! Такая должность Андрею Карповичу казалась несбыточной мечтой. Он постепенно до того свыкся с «прицелом» Акима Сидоровича, что и сам не заметил, как почувствовал себя счастливым временщиком на комбинате. Своей надеждой Осокин не делился ни с кем. И только один раз дома, после чаепития, как бы невзначай намекнул жене:
– Скоро придется тянуть возок потяжелей.
Супруга Андрея Карповича в тот вечер и так и этак пыталась разведать о «тяжелом возке». Андрей Карпович улыбался, хитровато щурил глаза, а когда любопытство жены надоело, поучительно произнес:
– Охраняющий уста свои оберегает жизнь свою…
– Поддержки со стороны администрации, – рассказывал Задольный, – мы не получили до сих пор. Обогащением минеральных удобрений занимались после работы…
«Пора! Пора осадить! – твердо решил Осокин. – Он смешает меня с грязью!»
Андрей Карпович кашлянул и, глядя прямо в глаза Задольному, заявил:
– Товарищи, докладную записку о выпуске минеральных удобрений высокой концентрации мы с Демьяном Михайловичем давно подали в министерство.
Задольный умолк. Андрей Карпович обрадовался заминке и, поднявшись с кресла, решил дать сокрушительный отпор. Гай, разгадав тактику Осокина, нанес контрудар:
– Андрей Карпович, а почему вы об этом не поставили в известность горком партии?
– Мы, так сказать… – замялся Осокин. – Мы думали вначале согласовать этот вопрос с министерством…
– Вам не хватает честности и мужества!
После второго контрудара Андрей Карпович понял, что подливать масла в огонь не стоит. Аким Сидорович, постукивая карандашом о блокнот, подтвердил заявление Осокина:
– Докладная записка в министерстве действительно есть. Идею выпуска минеральных удобрений высокой концентрации мы оценили очень высоко…
Аким Сидорович после справки пристально посмотрел на побледневшего Осокина и что-то записал в блокнот. Игорь дрогнувшим голосом пояснил:
– Обогащать минеральные удобрения первой предложила Аня Подлесная. После экономических расчетов… Они меня убедили: новшество принесет государству большую пользу. Мы в лаборатории… Короче, мы занялись разработкой новой технологии…
– Игорь Николаевич, не волнуйтесь, – посоветовал Гай Задольному. – Рассказывайте спокойно.
Теплое слово. Как оно нужно малоопытному в житейских битвах человеку! Совет Гая помог Задольному сосредоточиться на главном. Но говорить он больше не стал. Десять страниц формул по обогащению минеральных удобрений продолжили его речь. Листки, густо испещренные формулами, он положил на стол перед Акимом Сидоровичем.
Первую формулу Аким Сидорович прочитал без очков. Высокая концентрация аммиачной селитры, полученная в лаборатории путем обогащения, настолько обрадовала его, что он не мог произнести ни слова.
– Образцы обогащенных удобрений мы храним в пробирках, – сообщил Игорь. – Если желаете посмотреть, прошу в лабораторию.
Листки с формулами Аким Сидорович перечитывал долго. Каждая страница для него была открытием. Ему, как химику-технологу, стало ясно: труд группы Игоря Задольного сделает революцию в технологии выпуска минеральных удобрений.
– И суперфосфат есть обогащенный? – сдерживаясь, чтобы не обнять Задольного, осведомился Аким Сидорович.
– Только двести первый опыт принес хороший результат.
Скромных людей Акиму Сидоровичу довелось повидать немало. Но такое, когда группа энтузиастов прямо на производстве решила задачу научно-исследовательского коллектива, пришлось встретить впервые.
– Простите, Игорь Николаевич, сколько вам лет?
– Старик. Двадцать пять стукнуло.
– Ну, старик, – улыбнулся Аким Сидорович, – покажи нам образцы новых минеральных удобрений.
Секретарь парткома Полюшкин предложил заседание бюро прервать до двух часов дня. Кабинет опустел. Минут через десять Игорь Задольный в лаборатории показал образцы новых удобрений. После проверки их на процентное содержание азота, фосфора Акиму Сидоровичу хотелось назвать Задольного героем, но «модная» привычка, родившаяся в министерстве за последние годы, сдерживаться до последнего взяла свое. И не только взяла, посоветовала не торопиться, доложить вышестоящему начальству, выслушать его мнение и после одобрений, если таковые будут, скромненько высказать свою точку зрения.
Химанализы обогащенных удобрений подтвердили точность каждой формулы Задольного. Аким Сидорович распорядился новую технологию немедленно зарегистрировать в Государственном комитете по научным открытиям и изобретениям при Совете Министров СССР.
– Мы это мигом! – засуетился Пилипчук. – Утречком с первым поездом отправим человека в Москву.
Чужие успехи всегда раздражали Осокина. В такие минуты он чувствовал себя как будто обворованным, приниженным, попусту растратившим лучшие годы жизни на летучки, мобилизации, призывы… Но дело государственной важности, рожденное на возглавляемом комбинате, подсказало Осокину, что таким событием можно не только затемнить каверзный случай в цехе аммиака, но и как-то прославиться, чуточку обогреться у чужого костра, и Андрей Карпович с холодной улыбкой на лице пожал руку Задольному.
