Текст книги "Аленкин клад. Повести"
Автор книги: Иван Краснобрыжий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
Глава шестая
Голоса подгулявших гостей затихли. Дарья Федоровна Светозарова утицей проплыла меж столами к раскрытой двери. Виктор повернул голову в ту сторону, куда были обращены взгляды других, и увидел Наташу. Она показалась ему красивее, чем была два года назад, но ее большие голубые глаза, смотревшие с удивлением и растерянностью, стали задумчивыми, грустными. Виктор в первые минуты не заметил рядом с любимой смуглую худенькую девочку. Когда мать, наклонившись, взяла малышку на руки и начала ее целовать, он пристально посмотрел на отца. Алексей Андреевич повернулся к Якову Силычу с таким видом, точно хотел что-то сказать. Виктор, чувствуя прикованное к себе внимание заводских друзей, взглянул на бывшего учителя.
– Вишь ли, дело-то какое, – пробасил Силыч. – Поначалу, значится, мы хотели прописать все как есть… Тут, одним словом, меня виновать. Душу твою не велел никому бередить. Вот так, значится, Лексеич.
Десять шагов от стола к двери Виктору показались самой длинной дорогой в жизни.
«Я верю: ты будешь ей хорошим отцом, – вспомнились ему строчки из письма Риваса, – и, как мне, настоящим другом»,
Виктор на виду у гостей поцеловал Наташу в губы и, взяв у матери смуглую девочку, прижался щекой к ее черной головке. Малышка, упираясь дрожащими ручонками ему в грудь, залепетала:
– Нэ па-по… Нэ па-по…
– Я – Виктор! – лаская девочку, пытался объяснить Светозаров. – Я друг твоего папы. Антонио мой друг…
– Нэ па-по, – лепетала смуглянка, протягивая ручонки к Наташе. – Нэ па-по…
– Марийка привыкнет, – успокаивала Наташа Виктора. – Она девочка умная, ласковая…
– Факт, все поймет, – подтвердил Силыч. – Марийка, ходи-ка сюда.
– Дэ-э-до-о Си-и-лё, – указала пальчиком на Силыча Марийка. – Си-и-лё…
– Вот видишь, Лексеич, – прибодрился Яков Силыч. – Она, стало быть, уже знает, что я дедушка ейный, зовусь – Силыч. Ясно?
– Дэ-э-до-о Лёнь, – указала Марийка на отца Виктора. – Лёнь…
– А это, стало быть, – переводил Силыч, – дед Лексей. Твой отец, значится, так по-испански прозывается.
Виктор взял со стола горсть конфет в красивых обертках и, присев на корточки, начал угощать малышку. Она посветлевшими глазенками посмотрела на Наташу, Дарью Федоровну и, покачав головкой, отказалась:
– Нэ можьно…
– Можьно! – подражая малышке, пробасил за столом Силыч. – Можьно, Марийка!
Якова Силыча поддержали Наташа, Дарья Федоровна, Алексей Андреевич… Марийка взяла из рук Виктора пару конфет, доверчиво прижалась к Наташе и по слогам выговорила:
– Спа-си-бо.
– Дети, за стол! – распорядилась Дарья Федоровна. – Мы с Марийкой пойдем на кухню кота Ваську кормить.
– Ва-сю-ку!.. – захлопала в ладоши малышка. – Ва-сю-ку!..
Дарья Федоровна и Марийка ушли на кухню. Виктор и Наташа сели за стол.
– Вот такие дела, сынок, – неторопливо проговорил Алексей Андреевич. – Получили мы вначале посылку от Антонио из Одессы. Судили-рядили, так ничего и не поняли. Посля, месяца через три, пригласили нас в «Красный Крест» и вручили два письма, точнее – одно. Первое не по-нашенски написано, а в нем другой листок, пропечатанный на машинке. Этот листок и поведал нам, что в первом письме прописано. Собрались мы, обсудили все промеж собой, и Наташа поехала в Одессу за Марийкой. В детском доме она там находилась. Теперь вот у нас проживает.
– А где письмо? – спросил Виктор.
– Успеется, – насупился Силыч. – Ты бы, Лексеич, рассказал, какая она, эта самая Америка?
«Америка… А какая она на самом деле? – задумался Виктор. – Что я могу о ней рассказать? А видел ли я ее, хотя и проработал там два года?»
Московские станкостроители, желая послушать правду о чужой стране, притихли. Виктор, стараясь вспомнить Америку, уныло проговорил:
– Америка… Это страна… Как бы точнее сказать? По-моему, каменная и нахальная.
– Каменная, значит, и наглая! – повторил Силыч. – Иной она и быть не может, потому как там миллионеры-живоглоты всему делу голова. Продолжай, Лексеич.
– По дому тосковал, – вздохнул Виктор. – Сильно скучал по Москве. Там все не наше, не русское. Работать приходилось много: станки принимали, памятки по ремонту и наладке писали, английский язык изучал, контрольные работы в институт отсылал… Миллионер Билард жадный сухой старик.
– В харчах, скотина, себе отказывает, – сделал вывод Силыч. – Вот подлец!
– Улицы в Нью-Йорке узкие, дома – небоскребы. Идешь по городу и чувствуешь себя в каменных тисках. Когда работали с Антонио, время летело веселей. После его отъезда я взял к себе переводчиком Андрея Кулиша, сына русского эмигранта. Он работал слесарем-сборщиком на фирме Биларда и в профсоюзе видный пост занимал. Я, конечно, с ним запросто, по-нашенски. Человека, думаю, рабочие в вожаки выбрали, он борется за их права с хозяином… Вся его борьба имела одну цель: сколотить капиталец и заняться своим бизнесом.
– Вот делец! – выкрикнул кто-то из гостей. – На горбу рабочих наживался.
– Я попросил его заниматься со мной английским языком, – вспоминал Виктор. – Он согласился и через месяц спокойно так: «Господин Светозаров, с вас причитается сто долларов». Правда, после одной забастовки рабочие разоблачили его как шкурника и выгнали из профсоюза. Но он не унывал. Гордился: «Теперь у меня хватит долларов закончить институт и стать порядочным человеком».
– Таким же, как миллионер Билард? – поинтересовался Силыч.
– Может быть, еще чище.
– Ну, а наш, мастеровой брат, как? – не унимался Силыч. – Они-то, поди, с шариками в голове?
– Миллионеры, Силыч, хитрые люди. Они рабочий класс разделяют на несколько слоев. Одних прикармливают, других – обдирают, третьих тешат надеждой выбиться в хорошие специалисты…
– Бромлеевская хватка – кость им в глотку! – чертыхнулся Силыч. – Только Бромлеи обдирали поголовно, а Биларды свежуют через одного.
Гости слушали Виктора внимательно, с уважением. Он понимал: станкостроители не успокоятся до тех пор, пока не услышат об Америке самое важное и точное. Ему как бы невольно вспомнился тот вечер, когда с Ривасом ходил в фотоателье к Выдыбаю, разговор по пути в гостиницу, и он нашел самое удачное сравнение:
– Торгашеская она. Продажная.
– Каменная – раз! Жадная – два! Продажная – три! – засвидетельствовал Силыч. – Во как!
– Ну а у вас какие новости? – облегченно вздохнул Виктор. – Теперь, Силыч, просвещайте меня.
– Как у нас? Мы эго самое… Мы – ничего! – повеселел Силыч, польщенный тем, что с таким важным вопросом Виктор обращается именно к нему. – Ну, перво-наперво, станков выдаем в два раза больше. Михайло Иванович Калинин наше заводское знамя орденом Ленина украсил. Заслужили! – Силыч пожалел, что повесил пиджак в коридоре и сел за стол в одной рубашке. Ему захотелось, чтобы Виктор увидел, какой чести удостоила его, Пятуню, Родина, и он нарочито поежился. – Зябковато что-то, Федоровна. Подай-ка пиджачишко. Он в коридоре на вешалке. Вот так, значится, наши дела идут. Спасибо, Федоровна.
Яков Силыч не спеша надел пиджак, на котором сиял новенький орден Трудового Красного Знамени, ладонью пригладил усы и с прежним достоинством продолжил:
– Цех, говорю, расширили. Свою санаторию и дом отдыха открыли…
– Силыч! – обрадовался Виктор. – Я смотрю, и тебя Верховный Совет не забыл?..
– Факт! – чуточку выпятил грудь старый металлист. – Не думал, право, удостоиться такой чести. Человечек я на заводе вроде бы и не видный, по всем статьям рядовой…
– Полно, Силыч, прибедняться, – засмеялись станкостроители. – Это у Бромлеев ты был человечек. А теперь – Человек!
Алексей Андреевич Светозаров поднял руку. Гости поутихли. Силыч от небывалого внимания к своей личности чуток прослезился, Краснопролетарцы постарались «не заметить» его слабость, прислушиваясь к голосу старшего Светозарова. Алексей Андреевич говорить на людях всегда стеснялся, а тут осмелел и произнес, пожалуй, самую длинную речь в жизни.
– Друзья и товарищи! – сказал он растроганно. – Я – простой сапожник. Дарьюшка – портниха… А вот сын наш, Виктор Алексеевич, вон куда пошел!.. А почему? Наша родная власть всем нам дорогу к счастью открыла и верный путь указала. Я, друзья и товарищи, предлагаю выпить за нашу, пролетарскую власть, как она нам есть мать родная.
Гости не успели поставить бокалы на стол, слова попросил Силыч.
– Может быть, я, того самое, вперед забегаю, – улыбнулся старый металлист. – Да уж лучше раньше, чем никогда. Тут вот, значится, в чем дело. Да. Чем Виктор и Наташа не пара? Как оно там после будет, не ведаю, а сей мент, кумекаю, самый раз за жениха и невесту уважить по единой.
– Силыч, да ты, никак, в сваты подрядился? – захохотали гости. – Неужели они сами этот вопрос не могут решить?
– Оно-то, конечно, – стушевался Яков Силыч. – Но желательно и нам при таком деле не остаться в стороне.
Виктор покраснел. Старый металлист поднял наполненный бокал и предложил тост за счастье молодых. По такому случаю позвали к столу Дарью Федоровну, которая укладывала в другой комнате Марийку спать, предложили ей сказать детям напутственное слово. Она смотрела на мужа счастливыми глазами, и по щекам у нее катились слезы.
Луна расстелила в старой аллее светло-голубые дорожки. В темных, угрюмых башнях Донского монастыря сонно ворковали голуби. Чистое небо в рясных звездах дрожало и перемигивалось. Крупные звезды висели так низко над головой, что казалось, их можно было достать рукой, взобравшись на тополь, который стоял в стороне от аллеи.
Виктор радовался, что он снова в Москве, среди знакомых, друзей… Там, в Америке, ему думалось: «Вернусь домой и не узнаю родные места». А тут, наоборот, все оставалось прежним: деревянные домишки утопали в зелени, шумели вековые липы, хмурился угрюмый монастырь… И только ночная прохлада казалась удивительно чистой, сладковатой, как ключевая вода, когда ее пьешь в лесу прямо из родника, журчащего из-под цветущей черемухи.
«Хорошо! – наслаждался тишиной Виктор. – Теперь я знаю, чего мне так не хватало в Америке. Я никогда и никому не поверю, что русский человек может жить без России».
Наташа, склонив голову на плечо Виктора, вспоминала Одессу, детский дом на Дерибасовской, плачущую Марийку… В тот день она почувствовала в себе какую-то огромную перемену. Наташа долго не могла разобраться в нахлынувших чувствах, которые отодвинули все ее личное на задний план и заставили жить постоянной заботой о черноволосой робкой девочке. И на работе и в институте Наташа называла ее своей смугляночкой, не замечая, как Марийка входит в ее жизнь большим и светлым счастьем.
Пережитая Виктором радость во время встречи наконец улеглась. Он почувствовал себя всем сердцем дома, где было все близкое до боли и милое до бесконечности. Сидя на скамейке рядом с Наташей, он тихо спросил:
– Ты читала письмо из Испании?
– Тяжелое, Виктор, оно. Я два дня не могла успокоиться. – Наташа помолчала. – Письмо написали боевые друзья Риваса. Он погиб в рукопашном бою. Его Анну фашисты раненой взяли в плен, привязали к дереву и разожгли у нее под ногами костер.
– Звери!.. Хуже зверей!.. Неужели они осмелятся пойти на Россию?
– Нет, Виктор, этого никогда не будет!
– Эх, Наташа! Одного из этих человекоподобных я хорошо запомнил. Он нас дразнил на пароходе красной подкладкой пиджака, как тореадор быков на арене. В Испании его кокнули. Такие, как тот, готовы весь мир залить кровью… А это в нашей литейке зори полыхают? – Виктор посмотрел на оранжевые всполохи в стороне завода. – Жарковато сейчас ребятам! Знаешь, Наташа, как я соскучился по заводу?
– Больше, чем по мне?
– Завод для меня – это ты, Силыч… Я готов хоть сейчас на смену. Повкалывал бы до седьмого пота, и на сердце бы веселее стало.
– Неужели ты скучаешь?
– Да нет. Все как-то сразу: и Антонио, и Марийка…
– И сватовство?
– Ты не желаешь?
– Может быть, я другого полюбила? Думаешь, на заводе мало хороших парней?
– Ты это брось! – Голос у Виктора погрубел. – Мы теперь не одни.
– Марийку я и с другим воспитаю.
– А я тебе ее не отдам. У меня есть письмо от Антонио. Ясно?
– Неужели ты подумал, что я ее отнимать буду?
– Опять разыгрывать начинаешь? Не выйдет.
– Чудак, – засмеялась Наташа. – Когда удочерим Марийку?
Виктор отвечать не торопился. Ему хотелось до женитьбы защитить диплом в институте, как это успела сделать Наташа, закончить работу над книгой по ремонту и наладке американских станков и сдать вступительные экзамены в аспирантуру.
– Чего же ты молчишь?
– Может быть, и я другую полюбил. Встретил вот так – и полюбил.
Наташа вскочила со скамьи и, закрыв лицо ладонями, всхлипнула.
«Ну и дурака я свалял! – спохватился Виктор. – Она ждала, надеялась… А я?.. Неужели она поверила?»
Наташа вытерла платочком заплаканные глаза, с каким-то отчаяньем махнула рукой и быстро зашагала по аллее.
– Постой!.. Я же пошутил!..
– Не провожай меня!.. Я сама!.. Я сама во всем виновата!
Злой и обиженный голос Наташи заставил Виктора остановиться.
«Что с ней? Я никогда ее такой не видел».
Каблуки Наташиных туфель рассыпали по аллее бойкий говорок и, постепенно удаляясь, затихли где-то у монастырской стены.
«Неужели это все? Нет, этого не может быть. Она же сама сказала, что во всем виновата».
Домой Виктор вернулся угрюмым. Дарья Федоровна, убирая со столов посуду, заметила, что сын встревожен, но расспрашивать его ни о чем не стала.
«Приморился с дороги, – решила она. – Отдохнет денек-другой и повеселеет».
– Мама, я сейчас тебе помогу, – снимая пиджак, пообещал Виктор. – Переоденусь и помогу.
Дарья Федоровна улыбнулась и, глядя на сына радостными глазами, посоветовала:
– Ложись-ка лучше отдыхать.
Виктор ушел в спальню, разделся, лег в прохладную постель и не заметил, когда уснул. Утром его разбудила Наташа, и они вместе пошли на завод.
Глава седьмая
Виктор на цыпочках вошел в детскую. Марийка стояла между двух кроваток и тихо напевала Андрюшке и Яшке какую-то песенку без слов. Малыши протягивали к ней ручонки, улыбались. Виктор удивился, как быстро подросли сыновья-близнецы. Ему казалось, что они совсем недавно были розовыми орущими комочками с полузакрытыми глазенками.
Полугодовалые сыновья, увидев взлохмаченного и небритого отца, задергали губенками, подняли такой визг – уши затыкай. Виктору хотелось обласкать, успокоить сынишек, но их крик заставил его попятиться к порогу. Марийка склонилась над одной кроваткой, затем над второй, и малыши затихли.
– Куда? Куда ты такой грязный идешь? – заругалась Наташа. – Марш в ванную!..
«Хорош! – разглядывая себя в зеркало, удивился Светозаров. – Бородищу отпустил, усы, на голове черт копейку искал… Хорош!»
После бритья и горячей ванны Виктор почувствовал себя удивительно легко. Переодевшись в чистую одежду, он сел за стол и подумал: «Неужели я до войны трижды ел в день, по субботам ездил в баню, не пропускал с Наташей ни одного нового кинофильма?..» То, что в мирные дни Светозарову казалось простым, закономерным, стало чем-то сверхсчастливым, давным-давно прошедшим.
Похлебка из чечевицы с мелкими блестками подсолнечного масла, вязкий, как глина, хлеб Виктору показались дьявольски вкусными. После первого Наташа подала на стол жареные картофельные очистки. Они Виктору тоже показались настоящим лакомством. Выпить стакан чая с сахаром он отказался. Наташа обиделась, но Виктор ничего уже не замечал. Сидя за столом, он всем телом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Разбудили Виктора взрывы и умоляющий голос Наташи.
– Воздушная тревога! – тормоша мужа, кричала она. – Долетели и до нас, сволочи! Детей я отнесла в бомбоубежище!…
– Тревога, да? Я… Я еще немного посплю.
– Воздушная тревога!.. Воздушная тревога!..
– Тревога, да? – Светозаров вскочил, надел промасленный ватник, сапоги. – Получен приказ эвакуировать завод. Немцы заняли Наро-Фоминск. Вы поедете на Урал. Я остаюсь на заводе.
– Никуда мы не поедем, – возразила Наташа. – Если… Я уйду с тобой в партизанский отряд.
– А дети?
– Мама останется с ними. – Наташа вздохнула и крепко прижалась к мужу. – Мы с ней обо всем договорились. Наши места в эшелоне уступи Силычу.
Во дворе Донского монастыря захлопали зенитки. Где-то в стороне Воробьевых гор раздались тяжелые раскатистые взрывы. Виктор попросил жену пойти в бомбоубежище и, выскочив из дому, побежал на завод.
IПоследний эшелон тяжело и медленно выполз за ворота, лязгнул буферами и, набирая скорость, все быстрее и быстрее покатился в холодную темень. Виктор Светозаров, не слыша перестука колес, еще долго видел красный огонек на последнем вагоне уходящего эшелона. Когда красный огонек погас и пронизывающий ноябрьский ветер пробрал Виктора до костей, он, пошатываясь, пошел во второй механический цех. Огромный корпус, в котором еще вчера разливался монотонный гул станков, ему показался тихим, сиротливым, как старое, заброшенное кладбище. Освещая дорогу карманным фонариком, Светозаров медленно проходил мимо возвышающихся фундаментов, похожих на надгробные плиты, перепрыгивал кабельные траншеи, удивляясь, как могли рабочие так быстро погрузить станки и оборудование на платформы эшелона.
Светозаров не вспоминал бессонных ночей, позабыл лица тех, кто, падая от устали, грузил, грузил и грузил станки на платформы, сматывал кабель на деревянные бухты… Ему во время эвакуации все это казалось естественным, жил он в те горячие дни и ночи, как и все, одной заботой: быстрее погрузить завод на колеса и отправить на Урал.
Тишина, темень и пронизывающий сквознячок встречали Виктора в каждом цехе, но он шел и шел туда, где продолжало биться сердце завода. Биться сердцу «Красного пролетария» было суждено до последней минуты, до того рокового момента, когда Светозаров нажмет кнопку дистанционного взрывателя.
«Неужели такое случится? Неужели фашисты ворвутся в Москву?..»
В литейном Светозаров немного согрелся, успокоился, а когда его крепко обругал литейщик, пробегавший мимо с ковшом кипящего чугуна, он даже улыбнулся.
– Не стой на дороге! – закричал на Виктора второй рабочий. – Носит тут… всяких!
Люди в суконных робах работали напористо, торопливо, с красивым и злым задором. Виктор минут десять полюбовался слаженным делом литейщиков и, чувствуя, как тело покидает усталость, зашагал в свой цех, куда из литейки маленький паровозик, пыхтя и отфыркиваясь, увозил вагонетки с грузом.
На заводском дворе Светозаров услышал рокот моторов и увидел два танка. Впереди грозных машин суетился человек в полушубке. Танки, развернувшись, направились ко второму цеху. Человек в полушубке открыл ворота. Когда танки скрылись в корпусе, Виктор услышал голос Силыча.
Левее, говорю, надо было держать! – негодовал старый металлист. – Начисто фундамент карусельного станка своротил! Ладно уж, не оправдывайся. Сей мент притащим автоген и все заделаем.
«Почему Силыч на заводе? – удивился Светозаров. – Он ведь уезжал с эшелоном. Неужели наши вернулись? Если гак, немцев погнали назад».
Виктор, запыхавшись, вбежал в цех и радостным голосом спросил:
– Вернулись, да?
– А я никуда не поехал, – спокойно ответил Силыч. – Некуда, Лексеич, мне подаваться.
– У вас же больная жена…
– Старуха отболела. – Силыч помолчал, откашлялся. – Вчера вечером похоронил. Танки вот, Лексеич, надо подлечивать. На одном коленчатый вал расточить требуется, другому дырки залатать.
– Вы с передовой? – обратился Виктор к танкистам. – Немцы еще продвинулись к Москве?..
Танкисты попросили быстрее отремонтировать машины и объяснили, что к рассвету обязаны быть в Голицыне. Расточить коленчатый вал особого труда не представляло. На заводе работали токарные станки. Но как залатать пробоины? Такая работа Светозарову казалась невыполнимой, но его сомнения развеял Силыч:
– Латки посажу на болтах. За красоту не ручаюсь. Прочность будет отменная.
– У вас тут с харчишками туговато, – посочувствовали танкисты, подавая Светозарову тяжелый солдатский вещмешок. – Вчера мы отбили у фрицев колонну автомашин с продовольствием.
Виктор, смутившись, начал объяснять, что рабочие получают по карточкам регулярно сносные продукты, мыло и даже соль.
– Знаю, – остановил Светозарова пожилой танкист. – Моя дочь у вас в цехе работает… Забегал проведать.
IIПерестук вагонеток, пыхтенье маленького паровоза и привычный шум станков успокоили Светозарова. Он зашел в свою контору, разложил на столе лист ватмана и занялся расчетами. Цифры на бумаге выстраивались колонками, вытягивались шеренгами. Виктор перечеркивал старые нормы выработки на станках, новые выносил под красную линию и, поощряя сам себя, поддакивал:
– Так-так-так… А вот здесь мы попробуем иначе. Так-так-так…
Когда расчеты на бумаге были закончены, Виктор на втором листе ватмана по памяти нарисовал квадратики, кружочки, треугольники, обозначающие станки, проставил в них время обработки изделий и, подсчитав срок выхода готовой продукции, сделал печальные выводы: одни станки будут перегружены, другим, наоборот, грозил простой.
«А если переставить станки согласно технологии? – размышлял Светозаров. – В эту линию добавим пару фрезерных, сюда подкинем токарный…»
Квадратики, кружочки, треугольники на ватмане перестраивались по два-три раза. Светозаров учитывал в циклах работ секунды, подводил итоги и, чертыхаясь, опять начинал с нуля. Занятый расчетами, он не заметил, когда в конторку вошли танкисты и Силыч. Поддакивая и чертыхаясь, Светозаров еще раз переставил в технологической цепочке станки, подсчитал выигранное время и вслух проговорил:
– Подбросим фрицам гостинцев…
– Горяченьких, говоришь, подкинем? – поинтересовался Силыч.
Светозаров, заметив вошедших, смутился. Танкисты перед дорогой присели на минутку, помолчали и, молодецки откозыряв, вышли в цех. Виктор увидел через окно конторки, как пожилой танкист попрощался с дочерью, повернулся к Силычу и участливо спросил:
– Как же это Ефросинья Павловна, а?
– Не о том бедуешь. Нынче молодых гибнет жуть сколько. Давай-ка раскинем умом, как второй цех получше оборудовать для ремонтных работ. – Силыч скрестил на коленях тяжелые руки. – Я, пожалуй, старичков наших, которые остались в Москве, соберу на завод. Глядишь, танк подлаштуем, пушку какую переберем… Оно все для фронта подмога.
Виктор похвалил старого металлиста за смекалку и пригласил к столу. Силыч протер чистой тряпочкой очки, посмотрел-посмотрел на квадратики, кружочки, треугольники, развел руками: я, мол, ничего не понимаю.
Светозаров объяснил, что цех при новой расстановке станков и замене на них двигателей может выдавать фронтовой продукции в два раза больше.
– Дельно! – Силыч разгладил усы. – Струмент, говорю, на таких скоростях будет быстро изнашиваться.
– Надо немедленно перевести несколько станков на новый режим работы. – Виктор потер ладонями виски. – Помоги, Силыч, на первом пролете заменить двигатели на станках.
– Не с того начинаешь. Надо решить вопрос с охлаждением струмента.
Старый металлист и его бывший ученик снова склонились над листом ватмана. Виктор конструировал то одну, то другую схему охлаждения режущих инструментов и, перечеркивая их, искал новые пути.
– По-моему, – рассудил Силыч, – схему охлаждения менять не стоит.
– Какой выход?
– Поступим проще: будем сразу охлаждать изделие и струмент.
Светозаров, силясь побороть одолевающую дрему, склонил голову на плечо Силыча и тут же уснул. Старый металлист не. стал будить Виктора. Он позвал из цеха на помощь подростков и уложил его на диван.
– Уходился, – покачал головой Силыч. – Оно и понятно. Недели полторы, поди, не засыпал. Ну, хлопчики, пора и нам за дело.
Завод Яков Силыч Пятуня знал, пожалуй, лучше своего дома. Он с ребятами без особого труда разыскал в опустевших цехах резиновые шланги, трубы нужного сечения, соединительные муфты… И работа закипела. Когда Светозаров проснулся, в промороженные окна цеха заглядывало холодное солнце. Проспать пять часов! Такой роскоши Виктор давно себе не позволял. Наскоро умывшись, он решил идти в цех и на пороге конторки чуть не столкнулся с женой. Наташа тяжело опустилась на скамейку. Лицо у нее было бледное, глаза заплаканы.
«Неужели отца?.. – вздрогнул Виктор. – А может быть, с мамой что случилось?»
Наташа вынула из кармана желтый конверт.
«Ваш отец, муж, сын, – сообщалось в похоронке, – Светозаров Алексей Андреевич погиб смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками…»
– Маме… Я ничего ей не сказала, – вытерла слезы Наташа. – И ты не говори. Она за последнее время сильно ослабла. Питается очень плохо. Все старается меня и детей получше накормить.
Виктор свернул козью ножку, затянулся до кашля самосадом. Наташа задумчиво опустила голову.
– Война! – вздохнул Светозаров. – Страшная идет война!..
– Ты на войну все не списывай. – Голос у Наташи окреп. – Я в заводском общежитии в постелях у девочек нашла вшей. Мужчины и подростки спят в одежде. В столовой грязь…
Виктор попытался уразумить жену: рабочие, мол, эвакуировали завод, в цехе работают по две смены… Наташа, дав мужу выговориться, предупредила:
– Я, как врач, закрою столовую. Всех рабочих отправлю в баню.
– Ты понимаешь, что говоришь? – растерялся Виктор. – Мы же остановим завод!..
– Если на заводе вспыхнет эпидемия сыпного или брюшного тифа, тебя как руководителя будут судить. Да ты на себя взгляни. На кого похож? – Наташа устало поднялась со скамейки. – Немедленно организуй для рабочих баню, стирку и марш домой мыться.
Виктор хотел заверить жену, что все будет сделано, но не успел. В конторку вбежал побледневший Силыч и скороговоркой выпалил:
– Беда, Лексеич! Страшная беда! Телефонь скорее!..
– Какая беда?
– Продукты!.. Продукты со склада подчистую загребли!..
– А сторож? Где был сторож?
– Связанный лежит.
Светозаров грохнул кулаком о стол.
– Телефонь!.. Телефонь, Лексеич, скорее!..
Начальник особого отряда, выслушав Светозарова, заверил:
– Продукты найдем! Мародеров – расстреляем!
– Ну что? Что сказали?.. – не унимался Силыч. – Души-то подлые! Кого? Кого грабить, мерзавцы, решили? Да за такое дело…
– Продукты найдут! Мародеров – расстреляют! – Виктор положил телефонную трубку на аппарат и так посмотрел на жену, словно хотел сказать: «Видишь, милая, сколько приходится решать неотложных вопросов».
Наташа повторила:
– За эпидемию на заводе тебя как руководителя будут судить.
– Апидемия? – Силыч попятился к порогу. – Неужто, Лексеич, еще беда?
– Наташа в общежитии насекомых вдруг обнаружила. Баню надо немедленно организовать.
– Баню, ясно дело, надо, – согласился Силыч. – А вошь… Эту паскудину мы в гражданку морозом давили. Сегодня погодка в самый аккурат вошебойная. Выбросим постели на снежок – и каюк этой нечисти.
– А как с баней?
– Проще простого. Двадцать железных бочек в душевую для женщин, десять в котельную для мужчин – и все тут!
– Но воду надо горячую.
– Тьфу – и готова! Литье-то после обрубки на мороз вывозим остывать. Две горячих болванки в бочку – и считай закипела.
– Бери, Силыч, пять подростков и занимайся баней, – распорядился Виктор. – Я с Наташей пробегу в общежития и загляну в столовку.
– Я сама этим займусь. Ты иди домой. Чистое белье и одежда в шкафу.
Светозаров взглядом попросил Силыча задержаться. Тот понимающе кивнул головой и, проводив Наташу, быстро вернулся в конторку.
– Как с охлаждением? Почему меня не разбудили? Я спрашиваю: по-че-му?
Телефонный звонок заставил Виктора умолкнуть. Он взял трубку и бодрым голосом ответил:
– Светозаров слушает. Нашли?! У начальника ОРСа Кухманина на даче? Продукты и сто везете на завод? Хорошо. Что будет с ворами? Отдаем под суд военного трибунала.
