Текст книги "Аленкин клад. Повести"
Автор книги: Иван Краснобрыжий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Порог
Глава первая
Февральский мороз расписал окна в кабинете Игоря Задольного такими картинами – залюбуешься. Правда, с первого взгляда не каждому удастся понять красоту полотен зимушки студеной. Тайну шедевров она открывает глазу острому, душе чистой, широкой. И чем дольше Игорь смотрел на разрисованные стужей окна – яснее видел.
В левом углу одного окна из кипящей морской пучины на каменистый берег выходил широкогрудый дядька Черномор с разудалыми молодцами. Богатырей у разлапистого дуба встречал кот ученый хлебом-солью. Голоплечие русалки, наоборот, прятались за кустами разбутонившихся камелий. В центре окна на буйногривых скакунах величаво и гордо, как цари на троне, восседали три русских воина. Старший из них, окладистобородый, в сверкающей кольчуге, широкую ладонь козырьком держал у глаз и тревожно глядел на опушку соснового леса, словно из-за нее должна была вот-вот появиться несметная сила врагов.
Игорь Задольный весело, как закадычному другу, подмигнул старому богатырю и на чистом листке написал:
«Ирина, здравствуй!»
Письма Игорь сочинять не мог и не любил. Они всегда у него получались сухими, краткими. Но ответить на весточку из Москвы надо было обязательно. И не просто: жив, здоров… Ему хотелось рассказать Ирине Златогорской о своем житье-бытье подробно, откровенно и спросить прямо: приедет она в Яснодольск или снова будет «пробиваться» в аспирантуру?
Игорь попытался продолжить первые строчки письма – ничего не получалось. Слова на бумагу ложились бледные, какие-то холодные и, главное, говорили совсем не о том, о чем хотелось поведать. Но стоило ему начать рассказ о химкомбинате, молодом городе, плохих концертах в новом Дворце культуры, дело пошло на лад.
Убористые строчки письма Игорь прочел дважды и опять остался недоволен. Ответ Ирине получался деловым, суховатым, без романтики, красоты. Но где все это взять? Подмосковье не Сибирь. Может быть, красота Яснодольска в белых фасадах домов, ровных, как натянутая струна, улицах? Да разве москвичку таким удивишь! Она живет в Кунцевском районе столицы. Ее дом стоит в десяти шагах от березового леса. По утрам Ирина из окна кооперативной квартиры, расположенной на двенадцатом этаже, любуется Ленинскими горами. Перед восходом солнца они одеты чистым туманом и кажутся совсем рядом. Когда солнце немного поднимется над землей и туман легкими волнами скатывается по зеленым склонам к Москве-реке, Ирина видит выгнутый янтарной радугой трамплин, синеющие леса… Но самая лучшая картина впереди. Она вырисовывается неторопливо, как выплывающий из-за морского горизонта теплоход. Разница в одном: человек с морского берега корабль начинает замечать по мачтам, надстройкам, трубам… Университет выплывает из чистой голубизны вначале пристройками, чем-то похожими на крылья огромной птицы, затем над крыльями растет здание главного корпуса, и храм науки на Ленинских горах становится похожим на хрустальный дворец.
Вот и попробуй Игорь козырнуть красотой Яснодольска. Ирина прочтет письмо, прищурит чуточку выпуклые глаза и, улыбаясь краешком тонких губ, обязательно упрекнет Задольного в опрощении, попытках разбудить у нее, коренной москвички, любовь к «чертовым куличкам»… Он, конечно, мог бы рассказать, как весной на окраинах Яснодольска по вечерам поют соловьи и в сосновых борах, когда начинают увядать зори, глухари справляют свадьбы. Ирину и этим не удивишь. Соловьи у нее заливаются прямо под окнами. Яснодольские сосновые леса она нарисует в своем воображении таежной глухоманью, вялые зори идиллией провинциалов… Нет, все это не то. Честное слово, не то! Ирина обязательно сделает вывод: «Каждый кулик свое болото хвалит».
Игорь перебрал в памяти почти все приметы нового местожительства, события в личной жизни, но чего-то красивого, большого так и не нашел. Все ему казалось обыкновенным, простым. Он скомкал лист бумаги, испещренный торопливыми строчками, бросил в корзину и занялся проверкой экономических расчетов, подкрепляющих содержание докладной записки на имя министра.
Колонки цифр, выверенные десятки раз, доказывали неопровержимую истину: Яснодольский химкомбинат надо переводить на выпуск минеральных удобрений высокой концентрации.
После небольших поправок в статье транспортных расходов Игорь остановился на пятой странице докладной записки и прочитал вслух один абзац:
– «Производство минеральных удобрений высокой концентрации позволит государству сберечь десятки миллионов рублей на строительстве в колхозах и совхозах аэродромов, хранилищ… Зачем производить миллионы тонн удобрений? Время и жизнь требуют количество заменять качеством».
Шестую и седьмую страницы Задольный перелистал, не читая, на восьмой подчеркнул красным карандашом строчки:
«На всех химкомбинатах, производящих минеральные удобрения, надо построить обогатительные фабрики. Капиталовложения окупятся с лихвой через два-три года. Ведь наше сельское хозяйство с помощью химии становится на путь индустриализации, выступает в качестве прямого „продолжения промышленности. В производстве хлеба сейчас участвуют не только крестьяне, но и их верные помощники – машиностроители, химики, работники науки… Используя плоды общественного труда, селяне с каждым годом повышают урожаи зерновых. Если мы дадим труженикам села минеральные удобрения высокой концентрации и они повысят урожайность на один процент – страна получит дополнительной продукции на 500 миллионов рублей. Эти средства можно вложить в дальнейшее развитие сельского хозяйства. Они дадут возможность государству снизить закупочные цены на сельхозпродукты. Снижение первых цен повлечет за собой снижение розничных на мясо, масло, молоко… Выгода получается двойная: и крестьянам и рабочим“.
Докладную записку, расчеты, новую технологию выпуска минеральных удобрений высокой концентрации Игорь запечатал в конверт и только стал писать на нем адрес, как в кабинет торопливо вошел старший аппаратчик Василий Денисович Гришин. Задольный взглядом пригласил его присесть на диван.
– Некогда, Николаевич. Давление почему-то в двух колоннах синтеза чуток упало. Подстегни компрессорщиков.
– Давление? – снимая телефонную трубку, удивился Задольный. – Алло! Алло! Компрессорную! Компрессорная? Вы что, уснули? Да, Задольный. Давление, говорю, в двух колоннах синтеза падает. Нормальное держите? Кончайте темнить! Прибавьте немедленно! Не можете? А если прекратится синтез аммиака? Попробуете? Так бы сразу и действовали. У меня все. Привет семье и детям.
Телефонную трубку Игорь положил на аппарат, чертыхнулся в адрес компрессорщиков и заверил Гришина, что все будет в порядке.
– Ну, мне пора в цех, – заторопился старший аппаратчик, поправляя на голове кепку-блин. – Загляну на шестую установку. Там сегодня новичок дежурит.
– Незабудкин?
– Он самый.
– В институт собирается поступать. Решил стать технологом. Советую ему идти в Менделеевский.
– Такого за порог не выставят, – заметил Василий Денисович. – Он сразу прямую линию в жизни поведет.
– Как это понять?
– Просто. Такой парень не будет шарахаться из одной стороны в другую, как молодые герои в некоторых книжках. Вчера читал одну – плевался. И в какие только края в ней не порхают желторотики. Не обессудь, Николаевич, доживут такие оболтусы до седых… в поисках-побегушках и еще гордиться „подвигами“ начнут. Для них бы особый закон надо придумать. Они бы сразу перестали мотаться как неприкаянные по земле-кормилице за родительские грошики. Ну, я пошел.
Василий Денисович сдвинул на затылок кепку и, чуточку припадая на правую ногу, скрылся за дверью. Игорь взял новый лист бумаги, сосредоточился и, обдумывая каждое слово, начал писать второе письмо:
„…Ирина, я не знаю, какой бы из меня вышел кандидат наук, если бы я до сих пор сидел под крылышками предков. На эту тему я хотел с тобой поговорить еще летом, когда приезжал на недельку в Москву погостить к старикам. Но увы! Ты укатила на Рижское взморье. Так вот, мои мысли о кандидатской степени отошли на задний план. В Яснодольске я, пожалуй, стану настоящим инженером-технологом. Недавно меня назначили начальником смены в цех аммиака. Должность, скрывать не буду, беспокойная, хлопотливая. Но я не тужу, не сетую на рок судьбы. Выдаю, как говорится, план на-гора. И ничего. Получается. Работа на химкомбинате развеяла мои мысли о скороспелой гениальности. Здесь я понял: светочем в науке мне, пожалуй, не быть. А вот хорошим инженером-технологом я, пожалуй, стану. Этот орешек, кажется, по моим зубам“.
Страницу нового письма Игорь прочитал неторопливо и. вспомнив, что Ирина как бы ненароком в одной из весточек сообщала, что ее „маман“ приглянулся лысеющий аспирант, подающий колоссальные надежды, и спрашивала напрямую о его „романе“ в Яснодольске, без утайки рассказал:
„Подружился я здесь с очень хорошим человеком – Николаем Ивановичем Глыбой. Он работает начальником пожарной охраны. Мы часто бродим с ним по лесам, иногда охотимся на глухаришек, рыбачим. Я поначалу стрелял архискверно, быстро уставал в походах и вместо трофеев добывал грипп, ангину… Николай Иванович составил для меня спартанский режим дня, и все мои недуги – тю-тю-ю! Интересный он человек. Каждый день по два часа занимается химией, требует за ответы ставить оценки. Я как-то спросил: зачем ему химия? Он обиделся и целый вечер доказывал: „Люди двадцатого века обязаны знать новинки времени!..““
Кстати, я говорил ему о нашей дружбе, показывал твою фотографию… Он так рассудил: „Не приедет – считай дезертиром!“ Правда, чудак? Ирина, напиши: ждать тебя или нет? Ты долго не думай и меньше слушай „маман“. Она, вероятно, по-прежнему твердит: „За порогом Москвы – дыра! В ней прозябают тупицы, неудачники…“ Поверь, ее представления о Подмосковье не выдерживают никакой критики. А учиться в аспирантуре можно и в Яснодольске. Правда, придется заочно. На химкомбинате тем для диссертаций – уйма!»
Игорь немного подумал и, приглаживая левой рукой задиристый бобрик, продолжил письмо:
«Ирина, в жизни главное не искать себя – найти. Наше счастье всегда на нашем пороге. А то действительно можно дожить до седых волос в поисках непотерянного. Что еще сказать? Квартиру дали отдельную, как молодому специалисту. И еще: сочинил „талмуд“ в министерство. Развернули мы тут работу по обогащению минеральных удобрений. Ты, как очень практичный человек, справишься о результатах. Идем вперед. Когда начали проводить в лаборатории первые опыты, директор химкомбината Андрей Карпович Осокин вежливо заметил: „Все это хорошо! Прекрасно! А кто будет выполнять план?“ Я долго думал над его вопросом. С одной стороны, директор, пожалуй, прав, но с другой… Ирина, я не собираюсь обвинять его в консерватизме, рутинерстве… Государственный план для комбината – закон. Мы это отлично понимаем. Ради этого и начали заниматься обогащением минеральных удобрений.
Главный технолог Демьян Михайлович Пилипчук, как всегда, директору поддакивает, нас горячо убеждает: „Повышением концентрации минеральных удобрений обязаны заниматься научно-исследовательские институты…“ Мы стоим на своем. Я на этой почве даже крепенько поцапался с директором. Андрей Карпович вроде бы согласился с нашей затеей, но как только встал вопрос о финансировании исследовательских работ, посмотрел на меня снисходительно и спокойно заметил: „Вы, товарищ Задольный, больше жмите на план. На план нажимайте, дорогой Игорь Николаевич“. Но мы отступать не собираемся. Будем биться до победы. Первые образцы минеральных удобрений высокой концентрации уже получили.
И технологию выпуска новых удобрений разработали. Теперь будем проталкивать в министерстве вопрос о строительстве на химкомбинате обогатительной фабрики.
Ирина, мы ведь действуем не в корыстных целях. В наше время каждый человек обязан участвовать в создании материальной базы коммунизма. Ты только не думай, что это „ложный пафос“, стремление „выслужиться“, „отличиться“… На химкомбинате я совсем по-другому стал смотреть на жизнь. До скорой встречи. Жду!»
Ответ Ирине Задольный отложил на край стола, развернул ее весточку и просмотрел конец:
«…Моей маман кретины снизили за папу пенсию, поскольку я закончила институт. В этом году мы уже лишены возможности поехать на Рижское взморье. Эти кретины все экономят! А папа, как инженер-строитель, отдавал себя делу безрассудно. В министерстве я тоже крепенько повздорила. Говорила прямо: отремонтируйте дачу Златогорского. Они, представь себе, отказали. Но я до них доберусь! Они у меня еще повертятся!..»
Игорь не понимал: жалуется ли Ирина ему как другу, то ли за ее обидой кроется что-то неясное, рассчитанное на сочувствие, помощь… Он запечатал свое письмо в конверт и, услышав торопливые шаги за дверью, сунул его в карман.
– Николаевич, – взволнованно заговорил с порога Василий Денисович Гришин, – давление в пятой и шестой колоннах синтеза опять под гору катится. И температура на катализаторах падать начинает.
– В компрессорную и теплотехникам звонили?
– Говорят, у них все в ажуре.
– Врут! – Игорь попросил дежурную коммутатора немедленно соединить его с компрессорной и чуточку дрогнувшим голосом спросил: – Братцы, почему падает давление в пятой и шестой колоннах синтеза? Не морочьте мозги! Чихать я хотел на ваши приборы! Они у вас врут! Прибавьте, говорю, и точка!
После резковатого разговора с компрессорщиками Задольный навалился на теплотехников:
– Почему падает температура на катализаторах? Вася, не темни! Утром, как на лучшего друга, докладную директору подам. Прибавишь? Вот это другой разговор. Письмо от Ирины? Получил. Ответ? Написал. Тебя разрисовал так: «Вася Чайка в Яснодольске пьет стаканами девичьи слезы…» Вычеркнуть? Будешь держать нормальную температуру на катализаторах – уважу. Ничего не случится с твоими генераторами. Сам хвалился: «Мои машины – звери!..» Договорились? Салют!
Глава вторая
Огромные поршни на установках сжатия азота вздыхали редко и глухо. Десятки вентиляторов, наоборот, жужжали бойко, весело, точно шмели-медовозы в жаркий день на цветущем лугу.
Старший аппаратчик Гришин, низкорослый, чубастенький, с противогазом на боку, Игорю казался похожим на сказочного колобка. Он не шагал по цеху – катился так быстро на коротких ногах, чуточку припадая на правую, что Игорю все время приходилось прибавлять ходу.
– Денисович, на отмывке водорода какие-то неполадки, – забегая вперед, заметил Игорь. – Посмотрите, как суетится Аня Подлесная.
– Верно, – согласился Гришин. – Эта дивчина зря горячку пороть не будет.
Догадка Задольного оправдалась. Едва они остановились у отмывки водорода, Аня скороговоркой пояснила:
– Давление и температура в пятой и шестой продолжают падать.
– Сейчас режим наладится, – заверил Игорь. – Я звонил в компрессорную и теплотехникам.
Аня, теребя пояс белого халата, потупилась. Задольный, вспомнив, что она всегда при встречах с ним немного теряется и мигает ресницами, как обиженный ребенок, взглянул на нее так, словно увидел впервые. Ему в рту минуту почему-то стало обидно на самого себя. И как это он раньше не замечал Аниных глаз с затаенной грустинкой, золотистых локонов, овальных плеч и какой-то особой легкости в движениях, которая подчеркивала в ней удивительную стройность и красоту. Аня, подняв голову, чуточку зарделась, но взгляд Игоря выдержала до конца.
– Николаевич! Николаевич! – засуетился Гришин. – Нас кличет Незабудкин.
Игорь обернулся. Анатолий Незабудкин махал кепкой. Задольный и Гришин тревожно переглянулись и молча зашагали к шестой установке сжатия азота.
– Какая-то неразбериха получается! – доложил Незабудкин. – Посмотрите, как стрелки на приборах пляшут.
– Давление обещали поднять, – заверил Игорь. – А вот падение температуры на катализаторах – загадка. Такого в нашей смене еще не бывало.
– Гляди, Николаевич! Гляди! – указал пальцем на манометр Василий Денисович. – Давление опять падает.
– Я их сейчас по молекулам разложу! – побагровел Игорь. – Денисович, прикажите аппаратчикам нарушение технологического режима регистрировать в журналах. Утром напишем директору докладную…
– А они там не того? – Василий Денисович почесал указательным пальцем горло. – Теплотехники вечерком спирт для промывки каких-то контактов получали.
– Я им мозги промою! Так прополоскаю – всю жизнь помнить будут!
В кабинет из цеха Игорь прибежал злым, побледневшим. Следом за ним порог перешагнула Аня Подлесная и тихо прошептала:
– Температура падает…
– Пожалуйста, меньше паники!
Аня попятилась и робко прикрыла дверь. Игорь, упрекнув себя за горячность, сжал в руке телефонную трубку. Секунды вызова компрессорной тянулись удивительно долго, а когда она наконец отозвалась, он гневно прокричал:
– Вы какого дьявола устраиваете неразбериху? Нормальное, говорите, держите давление? Врете! В пятой и шестой колоннах синтеза на пятьдесят атмосфер упало! Я буду докладывать директору и главному технологу. Повторяю: чихать я хотел на ваши приборы! Поднимите давление до нормали!
Перебранка с компрессорщиками взбеленила Игоря. Барабаня пальцами о стол, он обрушился на теплотехников:
– Вася, почему падает температура на катализаторах? Нормальную держите? Не темни! Да ничего не случится с твоими генераторами. Наладится режим – уменьшишь нагрузку. Добавишь на собственный риск? Узнаю тебя, старче!
Задольный налил из графина в стакан газировки, но выпить не успел. В кабинет вбежал запыхавшийся Василий Денисович Гришин и, не говоря ни слова, стал комкать в руках старенькую кепку.
– Я тоже не пойму причину, – приуныл Игорь. – Компрессорщики и теплотехники заверяют, что у них полный порядок. Кстати, как работала вторая смена?
– Нарушений технологического режима не наблюдалось.
– Будем действовать так: я бегу в компрессорную и загляну к теплотехникам. Вы остаетесь в цехе. У рабочих химзащитные костюмы в порядке?
– Как всегда.
– Проверьте еще раз.
На улице ветер сорвал с головы Игоря ушанку. Он попытался подхватить шапку рукой и с досадой выругался. Ветер унес ее куда-то в мутную завесу снежной круговерти. Игорь, чертыхаясь, поднял воротник пальто и прямо по сугробам полез к зданию компрессорной.
– Ты чего это как с цепи сорвался? – спокойно встретил Задольного дежурный инженер Валентин Чепуренко. – В снегу! Без шапки!..
– Какое держишь давление на пятой и шестой?
– Выше нормали на пятьдесят атмосфер.
Игорь кулаком протер запорошенные снегом глаза. Посмотрел на манометры:
– Не барахлят?
– У нас, друг, порядок железный!
– Сбрось атмосфер десять.
– Дядя Костя, – окликнул Чепуренко компрессорщика, – сбрось на пятой и шестой десяток атмосфер.
– Это можно.
Стрелки манометров залихорадили и медленно поползли вниз.
– Теперь убедился?
– Не пойму причину. Давление и температура в пятой и шестой колоннах синтеза продолжают падать…
Телефонный звонок помешал Игорю рассказать о неполадках в цехе. Чепуренко подал ему трубку.
– Да. Понятно. Загляну к теплотехникам и бегу обратно.
Валентин Чепуренко, как бы оправдываясь за работу компрессорщиков, посоветовал Игорю:
– Немедленно докладывай начальству.
– Можно еще увеличить давление?
– Нет! Ты, друг, лучше начальству доложи.
Игорь выскочил из компрессорной и через минуту появился у теплотехников. «Промывать мозги» теплотехникам ему тоже не пришлось. Его друг по институту Вася Чайка, худенький блондин в пенсне, чем-то похожий на служащего нотариальной конторы, увеличить температуру на катализаторах наотрез отказался.
Просторное, залитое мягким светом здание теплотехников растаяло в снежной завесе. Игорь, не чувствуя ледяного ветра, возвратился в цех. Василий Денисович встретил его кратким докладом:
– В пятой и шестой прекратился синтез аммиака.
Игорь, отряхиваясь от снега, промолчал. Гришин упавшим голосом посоветовал:
– Докладывай, Николаевич, обстановку главному технологу. Понимаешь, чем это пахнет?..
Пояснять Игорю, «чем это пахнет», не требовалось.
– Директору и главному технологу надо звякнуть, – повторил Василий Денисович.
– Они спросят причину. А мы… Что мы ответим?
Василий Денисович, потирая ладонью изрезанный морщинами лоб, начал сокрушаться:
– Где же собака зарыта?..
– Водород в эти колонны синтеза чистый поступает? – поинтересовался Игорь.
– Николаевич! – в голосе Гришина прозвучала обида. – Водород после отмывки от угарного газа проверяет Подлесная. Лаборантка она опытная, внимательная.
– А что показывают фильтроприборы?
– Порядок.
– Точно?
– Николаевич!..
– Проверим.
Игорь осторожно постучал пальцем по защитному стеклу прибора. Стрелка чуть-чуть вздрогнула и замерла на нуле.
– Проверьте фильтроприбор загрязненным водородом.
– Водород с угарным газом подавать? – насторожилась Аня.
– Для проверки прибора.
– Пишите приказ. – Аня открыла сменный журнал и с тревогой предупредила: – Загрязненный водород может попасть в колонны синтеза…
– Перекройте магистраль. Проверять будем только фильтроприбор.
– Пишите приказ и обязательно укажите время.
Приказ Игорь написал краткий, подпись поставил крупную, разборчивую. Аня сменный журнал спрятала в ящик стола.
– Выполняйте! – тверже повторил Игорь.
Аня отключила пятую и шестую колонны синтеза от магистрали, подошла к автоматическому вентилю и нажала кнопку. В змеевике фильтроприбора раздалось шипенье газа. Игорь, не мигая, следил за стрелкой. Она оставалась мертвой.
– Включите вентиль еще раз.
Вторая подача загрязненного водорода в змеевик окончательно убедила Задольного в самом страшном.
– Прибор, как видите, испорчен! – сдерживая приступ гнева, произнес Игорь. – А чистота азота, Денисович, тоже нормальная?
– Тревожных сигналов с блока разделения воздуха не поступало.
– Возьмите газы на химанализ. Я сбегаю на блок разделения воздуха.
Шаги Задольного гулко простучали на кафельном полу и где-то затихли за жужжащими вентиляторами. Василий Денисович, насупив седые брови, пробормотал:
– Доработались!..
– Пробу, Денисович, надо брать, – напомнила Аня. —
Игорь Николаевич сейчас вернется, а мы ничего не сделали.
– Это факт…
Герметические колбы с газами Аня и Василий Денисович поставили на тумбочку и стали ожидать Задольного.
Сколько раз я предлагал поставить для контроля за чистотой газов на каждой колонне синтеза еще по одному фильтроприбору, – начал сокрушаться Василий Денисович. – Осокин и слушать не хотел. И Пилипчук не лучше: перестраховщиком меня называл…
– Директору и главному технологу доложили обстановку в цехе? – поинтересовалась Аня.
– Николаевич не велит. Я, пожалуй, звякну, а?
– Не советую. Игорь Николаевич переживает не меньше нас, но паники не поднимает.
Задольный с блока разделения воздуха вернулся хмурым, взял колбы и убежал в центральную лабораторию.
