Текст книги "Аленкин клад. Повести"
Автор книги: Иван Краснобрыжий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
Розмысл
Буран рыдал, всхлипывал, терся хвостами сыпучего снега о стекла промороженных рам и, завывая осипшим голосом, неукротимым гулеваном колобродил в ночи. Начальник обжимного цеха, прохаживаясь по кабинету, говорил глуховатым голосом:
– Если мы при сдвоенном прокате не добьемся безотходного раскроя металла, в каждой смене десятки тонн стали будут идти в отходы.
Тревога Николая Григорьевича Маковецкого электромонтеру Николаю Кузнецову была близкой. Он хорошо знал, сколько при внедрении нового метода проката проявили упорства и смекалки операторы станов. Вместе с ними подсчитывал дополнительные тысячи тонн металла, которые череповчане обязались дать Родине, как и они, гордился тем, что «северная Магнитка» снова во всесоюзном соревновании может занять первое место. Цифры сверхпланового металла на бумаге получались огромные и, главное, реальные. А вот отходы… Электронносчетная машина безотходного раскроя металла старой конструкции до внедрения на заводе сдвоенного проката справлялась с делом неплохо. При новой технологии «отстала от жизни».
– Операторы, – продолжал Николай Григорьевич Маковецкий, – сдвоенный прокат могут вести на самых высоких скоростях. А вот вы, энергетики, не даете нам развернуться. Не работает ваша чудо-техника! Неужели ничего нельзя придумать?
– Рады бы в рай…
– Знаю, что электронносчетная машина устарела. Знаю, что ученые обещают создать новую…
Начальник обжимного цеха пригласил Кузнецова к столу, красным карандашом вывел на листке предполагаемую цифру годового отхода металла и, подчеркнув ее жирной линией, заметил:
– Спасти эти тонны нам поможет только новая машина безотходного раскроя металла. Она заводу нужна сегодня.
– Выходит, на институт надо крепче поднажать?
– Институт, конечно, машину создаст. Но когда это будет…
– Какой же искать выход?
– Он есть. Надо прямо на заводе в кратчайший срок создать новую машину.
– Самим?!
Начальник обжимного цеха внимательно посмотрел на Электромонтера:
– Да, самим. Отходы металла могут заводу принести миллион рублей убытка.
– Но кто у нас осилит это дело?..
– Разработать проект новой машины безотходного раскроя металла сможете вы, Николай Демидович. Никто на заводе лучше вас не разбирается в электронике. Подумайте хорошенько.
Идея начальника цеха создать на заводе новую машину понравилась Кузнецову дерзкой смелостью. Но он не думал, что это дело поручат ему. Правда, в электронике он действительно был не новичок. За десять лет работы на заводе демобилизованному солдату-связисту довелось немало потрудиться рука об руку с московскими инженерами, создателями уникальных машин, приборов, доводить, как говорится, до ума электронновычислительную аппаратуру…
Десять лет работы вместе с замечательными специалистами для Николая Кузнецова, как он сам выражается, были «бездипломной академией». В этой «академии» ученые помогли ему освоить высшую математику, законы физики, электротехники, научили читать, настраивать и самостоятельно разрабатывать целые узлы сложных схем…
Хорошая школа всегда остается школой. Она многому научит человека, но свой собственный шаг каждому ученику суждено сделать самостоятельно. Одни на это решаются сразу и, как правило, терпят неудачу. Николай Кузнецов, работая рядом с московскими инженерами, кандидатами технических наук и докторами, видел, сколько те затрачивают сил, энергии, чтобы завершить автоматизацию какого-то участка на заводе. Поэтому он на путь изобретателя становиться не торопился, хотя москвичи называли его за природный ум и смекалку розмыслом и настойчиво советовали ему испытать себя в конструировании электронновычислительных приборов.
Дня через два после разговора о создании новой машины Николай Григорьевич Маковецкий снова встретился с Кузнецовым.
– Думал, Николай Демидович?
– Конечно, думал. Но уж больно сложное дело вы хотите поручить мне. Как бы не оскандалиться.
Начальник обжимного цеха понял: если он не заронит искру надежды в душу розмысла, не укрепит его веру в успех, создание на заводе новой машины будет обречено на провал.
– Сдвоенный прокат на наших станах, Николай Демидович, я тоже считал фантазией до тех пор, пока в эту фантазию сам не поверил. Нужна смелость, понимаешь? Новая машина позарез заводу нужна. Иначе придется отказаться от сдвоенного проката и ждать, пока ученые не создадут новую машину. Ты все-таки, Демидович, дерзни.
Схему устаревшей электронносчетной машины Кузнецов знал наизусть, хорошо представлял в ней взаимодействие каждого узла, блока, как говорится, с закрытыми глазами производил ее наладку. Но этого «багажа» для создания новой машины было недостаточно. Он понимал: в изобретательской работе нужна именно своя мысль, свой шаг. Нужно было найти самое уязвимое место в старой машине, чтобы идти дальше. Самым больным местом «старушки» оказался стан «600». На этот стан при сдвоенном прокате раскаленные заготовки стали приходить гораздо быстрее, чем это было раньше, и скапливаться здесь по нескольку штук. Фотоэлементы старой машины длину заготовок измеряли с большими погрешностями. Электронновычислительное устройство ложные размеры делило на равные части. Летучие ножницы, получая импульсы, срабатывали на глазок. Раскрой металла получался с большими отходами.
Ошибки в работе старой машины помогли Николаю Кузнецову найти свой метод раскроя металла. Он в технологической цепочке сдвоенного проката отыскал такую точку, откуда фотоэлементы могли бы передавать на вычислительный блок будущей машины недостающие размеры заданной величины заготовок. Вычислительный блок обязан был эти размеры «плюсовать» и «минусовать» по длине всей заготовки. Такой принцип в работе будущей машины гарантировал безотходный раскрой металла.
…Десятки схем и сотни расчетов летели в корзину. Но эта работа для Кузнецова была не самой тяжелой. Тут он «воевал» только на бумаге, вооружившись законами электротехники, физики, математики. А вот когда о его работе узнали некоторые людишки, пришлось еще туже. В любом деле всегда найдутся доброжелатели и тут же замельтешат перед глазами, точно комарье, скептики, маловеры, неудачники.
– Посмотрим, посмотрим, что у тебя выйдет? – задудели скептики. – Силен ты, Демидович! Ученых, значится, решил без куска хлеба оставить?..
– А вы уверены, дорогой, в победе? – вторили скептикам маловеры. – Время розмыслов-одиночек кануло в Лету… В наши дни изобретают аспиранты, кандидаты, доктора технических наук!..
Некоторые неудачники щурили глазки, туманно намекая:
– Учтите, машину в Комитете по делам изобретений и открытий будут рассматривать! А там… Кхе-кхе-кхе…
Николай Кузнецов теперь иногда вспоминает:
– Сейчас все позади… Тогда было чертовски трудно: техникум энергетический я экстерном кончал, над проектом машины целые ночи напролет просиживал… Хорошо, что рядом много настоящих друзей оказалось.
Теплое слово друга всегда окрыляет человека, помогает ему верить в победу… Желание сберечь для Родины тысячи тонн металла шаг за шагом вело Николая Кузнецова к цели. Через два месяца упорной работы он положил на стол начальника обжимного цеха проект своей машины. Николай Григорьевич Маковецкий в тот же день на совещании у директора завода доложил:
– Проект новой машины безотходного раскроя металла готов.
– А вы уверены, что она будет работать? – тут же осведомился Ашот Иванович Будавас. – Если мне не изменяет память, Кузнецов даже среднетехнического образования не имеет. По-моему, его проект надо показать компетентным людям…
– Да, да, товарищи! – поддержал Ашота Ивановича кандидат технических наук Сидор Ромазанович Карапетян. – Знаете, создать на заводе проект электронносчетной машины… Давайте действительно покажем проект компетентным людям, чтобы после самим не краснеть за нашу самодеятельность.
Начальник обжимного цеха предложил пригласить на завод одного из авторов старой машины, чтобы тот дал техническое заключение на проект Кузнецова. Предложение Маковецкого поддержал директор завода Владимир Алексеевич Ванчиков. Представитель одного московского НИИ доктор технических наук Кирилл Петрович Русаков через два дня прибыл в Череповец. Ознакомившись со схемами новой Электронносчетной машины безотходного раскроя металла, он дал краткое заключение:
«Машина изобретателя Кузнецова ничего общего со старой не имеет. Она проще по конструкции, надежнее в работе и в сорок раз дешевле выбывшей из строя».
Одобренный проект – это еще не машина. Для ее создания потребовались дефицитные детали и материалы. На специальном заседании, посвященном сборке машины, одни предлагали проект Кузнецова отправить заводу-изготовителю. Другие, учитывая сроки и трудности пристройки заказа, склонялись к тому, чтобы «протолкнуть» этот вопрос через Министерство черной металлургии СССР. Автор проекта избрал третий путь: решил обратиться к энергетикам заводов «Серп и молот», «Электросталь», к руководителям электротехнических и радиотехнических предприятий Москвы с просьбой обеспечить сборку электронносчетной машины необходимыми деталями и материалами.
Путь изобретателя кое-кому показался «самодеятельным», «сподвижническим»… Крупнейшее предприятие страны и вдруг будет рассылать «просителей». Директор завода спросил у Кузнецова, сколько потребуется времени для сборки новой машины.
– Две недели, – последовал ответ.
На следующий день изобретатель с десятками писем улетел за деталями будущей машины в Москву.
– Добывать дефицитные детали и материалы, – рассказывает Николай Кузнецов, – мне помогали энергетики «Серпа и молота», «Электростали», работники отдела снабжения Министерства черной металлургии СССР, доценты, аспиранты, мои старые знакомые инженеры и кандидаты технических наук, с которыми я пускал наш завод. А Кирилл Петрович Русаков даже отпуск недельный для этой цели брал. Все предприятия Москвы и Подмосковья мы на ноги поставили. И всюду люди к нашим просьбам относились, как к государственному делу.
На «северную Магнитку» Кузнецов вернулся из Москвы через неделю с полным комплектом фотоэлементов, операционных усилителей, датчиков, диодов, триодов… Пока он добывал в столице необходимые детали и материалы, Маковецкий подобрал ему бригаду сборщиков.
Центральная лаборатория Череповецкого ордена Ленина металлургического завода две недели чем-то напоминала конвейер. Одни здесь делали каркасы, другие, развесив размноженные на светокопировальном устройстве схемы, обращивали каркасы сотнями тонких проводков, третьи «прозванивали» собранные узлы, четвертые соединяли их в блоки, пятые вели настройку… Николай Кузнецов работу принимал тщательно, скрупулезно и собственными руками готовые блоки соединял в общую схему.
Первое испытание созданной машины. Оно волновало Кузнецова, как первый шаг родного ребенка. В те минуты он жил одним: скорее или оскандалиться или победить.
Долгожданная минута наконец пришла. Алексей Лобанов на блюминге обжал слитки литвиновской стали. Клети-тысячницы подали заготовки на стан «700». Николай Кузнецов включил машину. Она ожила сразу: замигала разноцветными огоньками электрических глаз, тихо защелкала датчиками, зашуршала, точно книжными страницами, вычислительным устройством…
Раскаленная добела стосорокаметровая заготовка со скоростью шесть метров в секунду вылетела из чистовой группы клетей. Еще две-три секунды, и рольганги принесут ее к летучим ножницам, чем-то похожим на краба с двумя клешнями. Они должны эту заготовку раскроить так, чтобы последняя оказалась равной предыдущим. Если ножницы дадут «сбой», завод выбросит на ветер пятьсот – шестьсот рублей.
Летучие ножницы вздрогнули и занесли для удара одну «клешню». Раскаленная заготовка ворвалась в зону раскроя. Удар. Второй. Третий… Раскроенный без отхода металл автоматические толкатели свалили с рольгангов на огромную площадку холодильника.
Заготовки квадрата одна за другой вылетали из чистовой группы клетей. Летучие ножницы, получая импульсные сигналы с главного блока электронносчетной машины, раскраивали их с точностью до сантиметра. Друзья от чистого сердца пожимали Кузнецову руку. Но он по-прежнему был озабочен.
– Ты чего это, Коля, затужил? – поинтересовался Александр Гуторов. – На твоем месте плясать надо! Ты же заводу миллион рублей спас!
– Есть одна недоделка в проекте, – тихо ответил Кузнецов. – Для верности, Саша, надо машину подстраховать второй. Если первая выйдет из строя, безотходный раскрой металла тут же возьмет на себя другая. Надо снова ехать в Москву за деталями.
Спаренная электронносчетная машина безотходного раскроя металла, созданная электромонтером Николаем Кузнецовым, в Государственном комитете по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР получила высокую оценку. Пройдет немного времени, и она будет внедрена на всех металлургических заводах страны. Изобретателю, вопреки «прогнозам», выдано солидное денежное вознаграждение и авторское свидетельство № 229429.
Познакомиться с чудо-машиной на «северную Магнитку» приезжают прокатчики многих заводов нашей страны, студенты вузов, аспиранты, кандидаты технических наук, зарубежные гости. Спаренная электронносчетная машина безотходного раскроя металла поражает их безотказностью и точностью в работе.
Заместитель министра черной металлургии Болгарии, побывав в Череповце, обратился в Тяжпромэкспорт СССР с письмом:
«Просим командировать изобретателя Николая Кузнецова в Софию на Кримиковский комбинат. Металлурги Болгарии, перенимая опыт советских коллег, решили внедрить на прокатных станах безотходный раскрой металла».
Весточка из Болгарии – десятое зарубежное признание большого изобретательского таланта Николая Кузнецова.
Что же дала его электронносчетная машина Череповецкому заводу? Я спросил об этом старшего мастера обжимного цеха Николая Андреевича Волкова.
– Один миллион двести тысяч рублей экономии в год!
Недавно с металлургами московского завода «Серп и молот» я снова побывал в Череповце.
– Наш Кузнецов опять отличился! – с радостью сообщил мне Николай Андреевич Волков. – Потолкуйте с ним.
…В обжимном цехе шло производственное собрание. Решался один вопрос: как повысить производительность труда? Операторы блюминга, прокатных станов выступали редко, говорили по-рабочему скуповато: мы, мол, по призыву московских металлургов постараемся вскрыть кое-какие запасы мощности. Начальник цеха подсчитывал «кое-какие запасы», которые выражались в сотнях тысяч тонн проката, и частенько поглядывал на Кузнецова. Увеличить выпуск проката мешали летучие ножницы. Надо было во что бы то ни стало заставить их раскраивать металл быстрее.
После собрания, на котором присутствовали москвичи, Маковецкий попросил Николая Кузнецова задержаться:
– Выручай, Демидович. Мы можем увеличить выпуск проката на двести пятьдесят тысяч тонн. Но для этого надо заставить ножницы работать быстрее.
– Хорошо, я подумаю.
Думал Кузнецов в этот раз не один. В соавторстве с Леонидом Бондаренко и Валерием Черепенькиным он создал еще одно электронносчетное устройство – «Пропуск последнего реза». Применение его на Череповецком заводе дало возможность увеличить выпуск проката на двести пятьдесят тысяч тонн!
Мне, как энергетику, захотелось детально познакомиться с этим изобретением. Кузнецов показал схему, а затем мы пошли посмотреть электронносчетное устройство в действии. Небольшая панель, связанная с электронносчетной машиной безотходного раскроя металла, поражает простотой конструкции. Принцип ее работы – замедление хода летучих ножниц.
– Выходит, замедление скорости позволило увеличить производительность прокатных станов?
Николай улыбнулся:
– Пора нам переходить на непрерывный прокат. Раскат металла в клетях у нас длится тридцать восемь секунд. Пауза между выходом заготовок была двенадцать секунд. Шесть секунд мы взяли на «пропуск последнего реза». Они-то и дали нам двести пятьдесят тысяч тонн сверхпланового проката. Но у нас осталось еще в запасе шесть секунд. Это еще двести пятьдесят тысяч тонн проката. На днях к нам приезжал из Москвы доктор технических наук Кирилл Петрович Русаков, и мы вместе советовались, как «покорить» холостые секунды.
– Придумали?
– Приезжайте на завод через полгодика. Своими глазами увидите.
Мартеновское солнце
Когда наступали погожие весенние дни, Лешка Ефремов любил после школы уехать за город, устроиться на взлобке с этюдником и легкими мазками кисти наносить на холст посветлевшие дали, зеленоватый дымок над березовой рощей, буксиры в затоне Шексны… Буксиры были еще в ледовых тисках, но Лешина кисть потемневший лед мигом превращала в крутоплечие волны, заставляла их биться в причальную стенку и белыми чайками взмывать в голубое небо.
Дома свои этюды он показывал только отцу. Демьян Акимович в живописи не ахти какой знаток, но работы сына никогда не хулил.
– Хорошо, брат! – одобрял он. – Правда, Шексна у тебя больше на Москву-реку похожа. Но это ничего. И солнца вот маловато. Надо тебе у нас в мартеновском побывать. Там у нас столько солнца – ахнешь!
– Как в мартеновском «Серпа и молота»?
– Нет. Тут побольше.
Лешка неделю ожидал заветного дня, когда с отцом пойдет в мартеновский. Он даже красок приготовил, пару маленьких полотен загрунтовал… Но случилось неожиданное. Перед выходным отца привезли с вечерней смены на легковой автомашине. Он был бледный, говорил еле слышно и часто прижимал руку к груди.
– Нельзя вам, Акимович, в горячем цехе, – убеждал врач. – Если бы мы знали…
– В тень, значится?..
Боль под левой лопаткой заставила Демьяна Акимовича умолкнуть. Лешка испуганно смотрел на побледневшего отца и кусал губы. Врач вынул из желтого баула шприц, сделал в руку Лешкиному отцу уколы. Минут через двадцать Демьян Акимович вздохнул полной грудью.
– Если почувствуете себя хуже, – предупредил врач, – звоните в «Скорую».
Вечером в квартире Ефремовых стояла гнетущая тишина. Лешкины сестры и младший братишка-пятиклассник говорили шепотом, мать на кухне тайком утирала слезы. Отец глазами позвал Лешку к кровати и указал на стул:
– Не успели мы, брат, поглядеть «мартеновское солнце».
Демьян Акимович уронил голову на грудь. Комната, залитая мягким голубоватым светом, опрокинулась в его глазах. Он не слышал, как всхлипывал Лешка, как жена дрожащим голосом вызывала по телефону «Скорую помощь»… Сознание Демьяна Акимовича прояснилось в больнице. Открыл он глаза и спрашивает:
– Командир роты жив?
– Спокойно, герой, спокойно, – начал его умолять хирург. – Самое страшное позади…
Демьян Акимович ничего не понимал. Он только что под Кубинкой врывался в траншею, где командир роты с горсткой солдат отбивался от наседающих фашистов, а человек в белом халате толкует о покое, вынутом из-под самого сердца осколке…
Домой из больницы Лешкин отец вернулся через три месяца. Врачи запретили ему варить сталь и «сердце записали в инвалиды». Каждый день к Демьяну Акимовичу приходили друзья по заводу. Они советовали больному крепиться, обещали помогать. В такие минуты Лешкин отец веселел, даже улыбался, а когда друзья уходили, он подолгу смотрел в распахнутое окно на мартеновские трубы и снова становился грустным.
Однажды Лешка, вернувшись из школы, услышал разговор отца с матерью.
– Ты уж, Матрена, не обессудь меня… Крепился я до последнего. Тяжело тебе одной четверых-то до ума доводить.
– Годок еще потерпим. Я устроюсь по совместительству магазин или столовку убирать. Пущай парень-то восьмой закончит.
– Не те годы у тебя, Матрена. Завтра бери Лешку и пристраивай до дела. А учиться… Учебу в вечерке продолжит.
Завод встретил новичка по-деловому. Начальник хозцеха, где Лешкина мать работала техничкой, познакомил «товарища Ефремова» с дедом Никифором и, улыбаясь, сказал:
– Походишь месяц в помощниках у «директора порядка», а там и учеником к слесарю-водопроводчику определим. Можно было бы и сейчас, но тебе еще шестнадцати не стукнуло. Законы, брат, я нарушать не имею права.
Лешка с дедом Никифором подружился в первый же день. Им тогда пришлось сжигать по территории завода опавшие с деревьев листья. Лешке нравилось бросать пылающие факелы на мягкие золотые кучи. Они разгорались спокойно, дым от них шел сладковатый и такими высоченными столбами – точь-в-точь как из мартеновских труб!
– Ходи-ка, паря, ко мне в заместители, – уговаривал Лешку дед Никифор. – Поручу тебе техническую часть. Машин у нас поливочных пять штук, четыре снегоочистителя, бензокос десятка полтора… Станешь при мне как бы главным механиком.
– Я же на слесаря-водопроводчика буду учиться.
– В нашем деле быстрее в гору пойдешь. Освоишь всю технику, и тогда… Да с тобой сам министр, Иван Палыч Казанец, вот как со мной, за руку здороваться будет. Да ты дилехтору наипервейшим помощником станешь. И премии, и благодарности, как, скажем, мне, легулярно пойдуть.
Дед Никифор о работе дворника рассуждал с таким достоинством, точно он на заводе после «дилехтора» – главное лицо, с которым сам министр специально из Москвы приезжает за руку здороваться. Лешка этому верил и не верил. Отец ему не раз говорил, что на заводе первая голова – сталевар. О доменщиках и прокатчиках он тоже отзывался с большим уважением, но не так горячо, как о сталеварах. А вот дед Никифор толкует иное. Кому верить?
Лешку в своем высочайшем авторитете дед Никифор убедил, когда они пришли наводить порядок в заводском сквере, где стояла Доска почета.
– Погляди! – указал пальцем на свой портрет старик. – Сюда, милок, попадает не всякий!..
Портрет деда Никифора действительно открывал Доску почета. Правда, сам на себя он не очень-то походил: голову держал выше всех, седой чуб у него стоял дыбом, взгляд был устремлен куда-то далеко-далеко. Рядом с ним – доменщики, сталевары с Золотыми Звездами на груди, прокатчики с орденами, инженеры, молоденькие лаборантки-хохотушки…
– Вот так! – орудуя метлой, повышал сам себя в Лешкиных глазах дед Никифор. – И твой портрет рядом с моим могут поместить!.. Только, опять же, не сразу…
Месяц под командой деда Никифора у Лешки пролетел весело. А когда настала пора расставаться (Лешке стукнуло шестнадцать), старик ходил мрачным и целый день бормотал:
– М-да-а!.. Всяк птенец чуток оперится – и полетел! И полетел! Каждому свое: богу – богово, кесарю – кесарево…
– А при чем тут бог? – спросил Лешка.
Дед Никифор положил ему руку на плечо, насупил брови и с горькой обидой уточнил:
– Значится, не желаешь ко мне в первые заместители? А может, подумаешь, а?..
Лешка виновато опустил голову.
– Будь по-твоему! Слесарное ремесло дело неплохое. Только наперед скажу: в слесарях ты долго не находишь. Вижу, куда тебя тянет!..
Вечером дед Никифор пригласил Лешку к себе домой, усадил за столом рядом, потчует чаем, а сам нет-нет и взглянет на портрет молодого парня в солдатской форме.
– Сын? – догадался Лешка.
Восемнадцать весен только и пожил. Его на этом… Река такая у них есть, не по-нашенски зовется – Бродер или Гродер.
– Одер?
– Точно. На этом самом Бродере и сложил голову мой Тимофей. Слесарем-лекальщиком мечтал стать.
Дед Никифор подложил Лешке варенья на блюдце, вышел из комнаты в сени, погремел-погремел там чем-то и вернулся с фанерным чемоданчиком.
– Тимофею покупал. Теперь, значится, тебе, постреленок, дарю.
Лешка открыл чемоданчик – и замер от радости: полный набор слесарного инструмента!
– Ну, словом, сам понимаешь. А варенье… Ты, Леша, варенье ложкой! Ложкой! Оно шибко пользительный продукт!
Домой из гостей Лешка вернулся поздновато. Отец, увидев чемоданчик, удивился:
– Это еще что за штучка?
Лешка неторопливо открыл чемоданчик. Демьян Акимович преобразился: взгляд его потеплел, бледное лицо озарила улыбка.
– Дед Никифор подарил! – с гордостью пояснил Лешка. – Сыну своему когда-то покупал…
Демьян Акимович, присев на корточки, стал перебирать инструмент. Ключи, шабровки, линейки, угольники, керна и напильники он с каким-то священнодействием нянчил в больших ладонях и, поглаживая, снова укладывал на место. Лешка, стараясь подчеркнуть необычность подарка, рассказывал отцу:
– Этим инструментом тульский Левша блоху подковал…
– Тут, брат, ты малость загибаешь.
– Дед Никифор обманывать не будет.
Демьян Акимович, уловив в голосе сына обиду, сдался:
– А ты, пожалуй, прав. Сверлочки-то! Сверл очки – тоньше волоса! А молоточки!..
Лешке слесарное дело на первых порах давалось туго. Поручают сальник в задвижке набить – целый день провозится. Попросят трубу нужного дюйма найти – опять копается не меньше часа. Но больше всего ему приходилось потеть с газовой резьбой и ремонтом водомерных приборов. Тут не дни – недели в бестолковом старании пролетали.
– В нашем деле главное – терпенье! – поучал Лешку мастер Сурин. – Ты не горячись. Резьбу нарезай плавно, спокойно. Водомерные приборы опять же с головой ремонтировать надо: в устройстве, принципе работы разберись, а уж тогда и поплавки начинай регулировать.
Советы мастера Лешка выслушивал терпеливо. Любую работу начинал выполнять продуманно, с душой. Он свое дело полюбил, и оно ему покоряться стало. Через три месяца Лешка научился и сальники отменно набивать, и воздушные пробки в отопительной системе запросто ликвидировать, в душевых установках смесители ставить и любой змеевик из трубы выгнуть… А когда ему доверили паровые вентили притереть к гнездам, он такой класс точности показал – мастер Сурин позавидовал и заявил прямо:
– Третий разряд обеспечен!
Присвоение разряда для рабочего человека – праздник. У Лешки этот день совпал с получкой. Расписался он в ведомости за целых сорок пять рублей, вышел с завода – и грудь колесом. Шагает Лешка по городу мимо магазинов и хозяином многих вещей себя чувствует. Вот он может зайти в художественный салон и на целую пятерку красок купить. Его получки хватит и на три пары валенок, которые он может взять сестренкам и братишке, и на портфель. Неудобно же слесарю третьего разряда ходить в вечернюю школу с потертым ученическим ранцем.
Шагает Лешка по городу, снежок картавит у него под ногами, но на сердце у парня весна. Сегодня он может и с Люськой, соседкой по квартире, рассчитаться. Только он не одно – три эскимо купит Люське. Пусть она сильно нос не задирает, что в здравпункте медсестрой работает. Лешка теперь тоже не лыком шит!
Дома Лешку в тот день встретили с особой теплотой. Отец за столом ему уступил свое место. Мать первому налила в тарелку щей и самый большой кусок мяса положила. Сестренка Лена ложку подала, братишка дневник показал. Лешка пожурил Василька за тройку по рисованию и дал слово помочь на «горячем участке». А Светка… Ох, и хитрюга эта Светка: «Леша! Миленький! Сегодня в театре „Лебединое озеро“!» Как тут не понять Светку! Раньше Лешку и чертом рыжим, и ушастиком называла, а теперь – «миленький».
– Уймитесь, сороки! – прикрикнула мать на дочек. – Поужинать спокойно рабочему человеку не дадите.
Лешка отложил ложку в сторону, вынул получку из кармана и чисто по-отцовски:
– Распоряжайся, мать!..
Время у трудового человека летит быстро. Лешка Ефремов не заметил, как прошел год. Много это или мало? Для кого как. Лешка успел восьмой класс закончить, четвертый разряд слесаря-водопроводчика получить и, главное, стать на заводе своим человеком. Пришел он, скажем, сегодня на работу, мастер дает наряд: кран поставить в умывальнике на четвертой домне. Лучшего задания Лешке не надо. Положит он кран в сумку с инструментом и айда на четвертую. Кран он, конечно, поставит, но прежде Александру Ильичу Гуторову доложит: «Пришел порядочек у вас навести!» Если Гуторов улыбнется, Лешка тут же справится о сроке выпуска чугуна, вместе с ним в гляделки домны посмотрит. А в домне – море огня! Оно яркое, слепящее, как летнее солнце, которого не хватает на Лешкиных картинах. На пульт управления Лешка тоже обязательно наведается. Здесь он знает все-все. Сам Александр Ильич Гуторов ему о назначении каждого прибора рассказывает.
Но самые счастливые минуты у Лешки впереди. Они вот-вот наступят. Лешка приближение этих минут угадывает по поведению старшего горнового и подручных. Перед выпуском чугуна они разговаривают кратко и часто курят. Но Лешке, как бывало, удалиться с литейного двора не предлагают, наоборот, его даже в операторскую будку сам Гуторов пускает. Стоит Лешка рядом с ним, внизу клокочет солнечная река. Русло в ней ослепительное, волны с белесой дымкой. Они захлестывают одна другую и радугой сливаются в огромный ковш. Лешка обязательно подберет краски для живой радуги. Он будет их искать месяц, год, два, но обязательно найдет.
…Домна после выпуска чугуна дохнула лютой жарынью и густым коричневым дымом. Старший горновой разворачивает электропушку. Домна совсем шалеет: бьет из летки облаками дыма, плюется длинными хвостами огня… Попробуй в такой обстановочке полуторатонным зарядом огнеупорной массы точно угодить ей в раскаленную пасть. У Гуторова это получается красиво и быстро. Один раз он даже Лешке позволил на рычажок нажать. Лешка схватился двумя руками за черную ручку, жиманул – и знай наших! Правда, в тот день не обошлось и без конфуза. Лешка, забив летку, сунулся без разрешения на желоб верхнего шлака – и подпалил штаны на самом неподходящем месте. Но это все чепуха! Можно было перетерпеть. Главная неприятность крылась в другом: пришлось ему бежать к Люське в здравпункт. А там как на грех мать оказалась. Люськину профилактику он выдержал стойко. А вот материну… После ее подзатыльников пришлось задать стрекача. И правильно сделал. Она бы еще при Люське, которую Лешка до конфуза со штанами приглашал в кино, не постеснялась и веником по спине отходить. У нее это получается запросто. Он в этом убедился не раз.
В прошлом году прибежал Лешка из мартеновского с белым волдырем на ладони в свой цех – и ни гу-гу! В мартеновском он налаживал установку газированной воды и попросил разрешения у Владимира Хрисанфовича Литвинова собственноручно «мартеновское солнце» на пробу ложкой зачерпнуть. Лешке тогда хотелось двух зайцев убить: себя в деле показать и цвет «солнца» получше разглядеть. Когда идет выдача плавки, на него не слишком-то наглядишься. Глаза до слез слепит. Владимир Хрисанфович уважил Лешкину просьбу. А он… Он от радости даже вачеги суконные забыл надеть.
Лешкина оплошность в мартеновском могла бы остаться незамеченной. Он даже сталеварам ни в чем не сознался. Подумаешь – волдырь на ладони! Быть в горячем деле да не обжечься. Все бы сошло. Все бы осталось шито-крыто. А вот мать… Она сразу догадалась, что с Лешкой. Подходит к верстаку, цап его за ухо и понесла:
– Ах ты, гопник! Сколь разов тебя упреждать, чтобы ты не совал свой нос куда не следует?.. Сказывай, где руку пришкварил?..
