Текст книги "Аленкин клад. Повести"

Горячий хлеб

Обер-мастер доменного цеха Анатолий Иванович Ольховиков стоял на своем: горновых и подручных на печь «завсегда» будет подбирать только сам, другие в его дела «пущай» шибко-то нос не суют, поскольку он на своем посту тот же директор завода. Директор – и ничуть не ниже!

– Мы направляем вам людей, – забарабанил пальцами о стол начальник отдела кадров. – А вы… Вы возвращаете их назад.

– Это Левку-то Розена? Не выйдет из него горнового. Наш хлебушек ему шибко горячим показался.

– Пришлем еще одного новичка…

«Веселый» разговор немного огорчил старого доменщика, но он не унывал.

«Время покажет, кто из нас прав. На других печах новички понюхают вачеги[2]2
  Суконные рукавицы.


[Закрыть] – и поминай как звали. А у меня в трех бригадах робята – орлы! В четвертую подберу не хужих».

Анатолий Иванович, раскурив трубку, задумался. Вроде и недавно он стал металлургом, а воды с тех пор утекло много. Сыновья уже сталь в мартенах варят, жена бабкой стала… Эх, жизнь, жизнь!

Старый мастер не сетовал на скупо прожитые годы, а все-таки заныло, засосало под ложечкой. Кому хочется стареть? Ему бы сейчас на родной Вологодчине, откуда парнишкой укатил в Москву на завод Гужона[3]3
  Старое название завода «Серп и молот».


[Закрыть], только и расправить плечи. Он теперь не тот мальчишка-водонос, которого сталевары в голодном двадцатом выносили из мартеновского на воздух «малость очухаться». За плечами у него тысячи горячих вахт у печей «Серпа и молота» «Электростали», «Магнитки»… За сорок пять трудовых лет он был и сталеваром и прокатчиком, но больше всего пришлась по душе профессия доменщика. Выдавать чугунок Анатолий Иванович учился в Туле, на Косой Горе, у академика Петра Ивановича Бардина. Молодой советский ученый в тридцатые годы на тульских печах проводил первые опыты по обогащению дутья кислородом. После «тульской академии» Ольховиков уехал на Магнитку. Может быть, и работал бы на Магнитке до пенсии, но однажды пришлось приехать в Москву по служебным делам к самому министру. Иван Павлович Казанец знатного доменщика встретил, как желанного гостя, и за чашкой чаю повел такой разговор:

– Позарез нам нужны обер-мастера на домны в Череповец. Не тряхнешь стариной, Анатолий Иванович, а? Завод… Заводище-то какой! Во всей Европе равного не сыщешь!

– Коли надо, значит, точка. Когда выезжать?

– Договоримся так, – решил министр, – вначале слетаешь на курорт в Сочи, а тогда уж и за дело.

– С курортом можно погодить. Я слышал, что ты, Иван Палыч, в Череповец завтра собираешься ехать?

– Вторую домну задувать будем.

– Вместе и поедем. Только на Магнитку позвони, Иван Павлыч. Скажи директору: Ольховикова, мол, в Череповец для пользы дела перевожу…

Годы, годы! Летят они птицей быстрокрылой и никогда не возвращаются.

«Обучу еще десятка три робят горновому делу, – утешал себя старый мастер, – и моя искра никогда не погаснет».

На литейном дворе в то утро Анатолия Ивановича ждала вторая неприятность. Едва он переступил порог, старший горновой доложил:

– Еще одного богатыря прислали.

Плутоватая улыбка горнового болью отозвалась в сердце обер-мастера. Он неторопливо прошел в кабинет и встретился с новичком. Щуплый, невысокого роста парень застенчиво представился.

– В подручные? – тяжело опускаясь на вытертую робами до блеска скамейку, переспросил Анатолий Иванович. – Так-та-а-а-к…

Александр Гуторов растерянно посмотрел на плечистого обер-мастера. Анатолий Иванович, положив на стол чугунные кулаки, решал:

«В отдел кадров вернуть – опять „веселый“ разговор. На дело ставить – не потянет. Уж больно неказист: и ростом не вышел, и в руках-то, поди, силенка воробьиная. Вот не было печали…»

– Не выдюжишь. Дело-то у нас шибко горячее! – усомнился Анатолий Иванович. – Хошь, учеником к столяру приставлю?

Александр молчал.

– На кран опять же можно. Дел на заводе – уйма!

Александр молчал с затаенной печалью в глазах. Невысказанное горе новичка, наверное, и смягчило крутоватый норов Анатолия Ивановича.

«Парень-то, видно, не на белых хлебах возрастал. Поставлю на недельку-другую учеником к третьему подручному».

– Ты-то видел, как чугунок выпускают? Не задашь стрекача?

Выпуск чугуна Александр видел в Туле, на Косой Горе, когда там работал грузчиком. Довелось ему в шестнадцать повидать и другое: огненный Днепр, одетые пороховой гарью Неман, Вислу, Одер… Крепость характера мог бы подтвердить боевыми наградами. Да разве скажет об этом солдат?!

– Получай робу – и завтра на смену.

Первую смену Александр Гуторов запомнил, как первый бой на Днепре.

Старший горновой и подручные, точно солдаты перед атакой, замерли на своих постах. Бурильная машина стальным носом клюнула в летку. Доменщики забралами прикрыли бронзовые лица. Прикрылся забралом и Александр. Анатолий Иванович, поучая своих «орлов», стальной пикой с размаху ударил в наклюнутую летку. Печь с тяжким стоном выдохнула облако горячего дыма, и по главному желобу, рассыпая снопы искр, забурлила огненная река. Через минуту она разлилась на два русла. Одно понеслось в чугуновозный ковш, другое, слепящее как молния, к шлаковой эстакаде.

Густое облако дыма поднялось под крышу литейного двора. Двое подручных с запорками в руках бросились к желобу нижнего шлака, двое черной пековой массой начали набивать футляры шлаковых леток, старший горновой с пикой метнулся к чугунной летке… Александру стало как-то неловко от безделья.

– Не волнуйся, – положил тяжелую руку на плечо Гуторова обер-мастер. – Приглядывайся к делу. Придется по вкусу наш хлебушек, будешь верхний шлак качать.

Александр не стал долго приглядываться к делу. На первой смене он попросил старшего горнового доверить какую-либо работенку. Соглашался, наконец, и с метлой «потанцевать» на литейном дворе.

Метлы на домне не оказалось. Но совковая лопата с «коэффициентом полезного действия» пудика на полтора нашлась сразу. Старший горновой показал, как удалять скрап, обмазывать пеком разветвленные желоба нижнего шлака, высыпать песком дорожки, и с иронией заметил:

– Тонну перелопатишь – полтинник замозолишь.

«И то деньга, – не стал обижаться на подначку Александр. – Десять перелопачу – пятерку заплатят».

Первая пятерка. Ох и солона она показалась Александру! Жара на литейном дворе после выпуска чугуна поднялась до сорока пяти. Суконная роба не пропускала ни капли воздуха. Совковая лопата с шершавым черенком в руках казалась свинцовой. Но это все полбеды, выдержать можно. Самое тяжелое крылось в другом: Александр понимал, что ребята будут приглядываться к нему, проверять на рабочую закалку. И если он подкачает – пиши пропало.

– Эй, паря! – окликнул Гуторова часа через два старший горновой. – Ходи, покурим.

– Еще на папиросы не замозолил.

– В долг одну дадим.

– Спасибо. Я некурящий.

– Передохни минутку. Потом, поди, насквозь промок.

Александр передохнуть согласился, но присесть на скамейку не осмелился. Он еще на фронте познал роковое действие передышки, когда в походе разрешишь себе привал, а впереди – дорога, дорога и дорога.

– А ты к нам по охоте, – начали уточнять подручные горнового, – или жизнь хвост бубликом свернула? На домну попадают всякие: одних деньга прельщает, другим биографию подсушить надо…

«Чудаки! – обрадовался Александр. – Я такой же человек, как и вы».

– Не робей! Выкладывай все начистоту…

Простая беседа с ребятами лучше отдыха прибавила сил Гуторову. Говорить о личном он много не стал. Поведал, что на завод приехал из города Тулы, где работал такелажником, по комсомольской путевке. На том и закруглился.

Вторая половина смены у Александра прошла не легче первой. Жара и тяжелая лопата выжали сто потов. Но он не сдался. Выдержал жаркую вахту.

После выходного дня Александр пришел на работу с тремя метлами и легонькой совковой лопатой, насаженной на ухватистый черенок. Рачительность новичка кое-кому показалась мелочью. Подумаешь, невидаль – лопата и метлы! Анатолий Иванович Ольховиков в поступке Гуторова увидел настоящую жилку рабочего человека. Похвальных слов, которые у него так и срывались с языка, он не произнес. Но руку Гуторову пожал на виду у всей бригады и скупо обронил:

– Всем, робята, надо вот так.

Лопата, облаженная по руке, не ахти какая механизация. А как она помогла Александру! За смену он успел высыпать песком дорожки и на желобе нижнего шлака, и верхнего, и главный обрядил на загляденье. Лопата помогла ему выкроить еще и пару часиков на «танцы» с метлой по литейному двору. Пришла новая смена и перво-наперво:

– Комиссия была?

– Сам министр! – слукавил Анатолий Иванович. – Обещал и к вам наведаться…

Три месяца Александр ходил учеником у третьего подручного. Обер-мастер ставить его на верхний шлак не торопился, оставался верен своему правилу: «Жизнь в генералы сразу никогда не выводит».

Жаркие смены делали свое дело. Александр научился и желоба пеком набивать, да так – трещинки не сыщешь, и время скачки верхнего шлака точно определять, электропушку быстрее всех зарядить, поворотный желоб одним толчком направить в чугуновозный ковш… Тогда-то и поверил Анатолий Иванович, что «горячий хлеб» новичку пришелся по вкусу. Пригласил его в кабинет и, стараясь не перехвалить, сказал:

– Вижу хватку в нашем деле! Теперь месяц за партой сидеть будешь.

Состав шихты. Оборудование домны. Химические элементы чугуна. Приборы пульта управления… В голове у Александра хаос! Вторую неделю он слушает лекции, третью… В памяти кое-что остается. Но остается мало.

Кремний. Углерод. Фосфор… Эти слова, полные недоступной тайны, Александр услышал впервые. Ему бы с ними познакомиться в шестнадцать. Но тогда юношеская память усваивала другое: «Прикладом – бей! Коротким – коли!»

На экзамены Александр пришел подавленным. Взял билет – и в глазах зарябило. В голове зреет решение: билет положить на стол и бежать. Так бы все, пожалуй, и случилось, но рядом оказался Анатолий Иванович. Присел за столик и тепло так, по-отечески:

– Много… Шибко много у нас война отняла!..

Обер-мастер говорил что-то о суровой юности, о богах и горшках, но смысл его слов Александр понимал плохо. Он вспоминал совет «пойти учеником к столяру» и сетовал на свое упорство стать подручным горнового. Орешек оказался не по зубам.

Анатолий Иванович после беседы с Гуторовым пошептался с экзаменационной комиссией. Александра позвали к столу. Отвечать на билет с «тремя неизвестными» не пришлось.

– Как выполняется футеровка желобов?

Гуторов ответил точно и быстро.

Комиссия предложила рассказать устройство электропушки, «погоняла» по технике безопасности… Теорию, добытую потом, Александр сдал на «отлично». Председатель экзаменационной комиссии пожал ему руку и, вручив удостоверение третьего подручного горнового, посоветовал:

– Надо, молодой человек, поступать в вечернюю школу. С четырьмя классами за плечами далеко не пойдете.

Успех, даже самый маленький, окрыляет человека. На сердце у него становится легко, радостно. Еще бы! Вчера он был просто Александр Гуторов, а сегодня… Сегодня – третий подручный горнового!

Проходная завода Александру показалась шире, небо чище и выше над головой. Он влился в шумный поток металлургов и, шире расправляя плечи, твердым шагом направился мимо трамвайной остановки к новому зданию вечерней школы.

Утром на домну Александр пришел сияющим. Вся бригада была уже на месте. Анатолий Иванович поздравил его с поступлением в пятый класс и первой самостоятельной вахтой. Ребята торжественно соблюли ритуал «коронации»: старший горновой вручил новые вачеги, первый подручный – резак и стопор, второй – войлочную шляпу… Александр под аплодисменты поднялся к желобу верхнего шлака и чуточку дрогнувшим голосом доложил:

– Пост принят.

В печи неистовствует море огня. Оно то растекается оранжевыми гривами, то закипает сизоватыми волнами. Сизые волны наконец подергиваются маревом. Дрожащее марево вот-вот поднимется до воздушных фурм. Сердце в груди стучит громче обычного. Старший горновой поднял руку. Пора!

Александр сильным рывком выбил стопор из шлаковой амбразуры. Горячая волна захватывает дух, и по желобу льется огненная река. Человек и кипящий шлак схватываются в поединке. Он длится пять, десять, пятнадцать минут. Александр в пяти местах не дает шлаку вырваться на бровку желоба. Огненная река чуточку утихомиривается, рокочет глуховато, точно злится на человека за укорот.

Первая схватка выиграна. Но кипящий шлак еще не покорился. Он только присмирел. Оплошай на секунду – зальет литейный двор, железнодорожные рельсы… Александр точными толчками переводит поворотный желоб от ковша к ковшу. Кипящая лавина постепенно замедляет бег.

Глоток воды! Хотя бы один глоток!

Старший горновой хлопает вачегами. Александр подхватывает стопор и ловким ударом закрывает амбразуру. По желобу пробегает последний родничок укрощенной реки. Ребята поздравляют за «класс» в работе и награждают кружкой студеной газировки. Эх и вкусная же эта водица!

Время. Его не хватало Александру, как глотка воды на скачке верхнего шлака. Кончена жаркая смена – в школу. После уроков три-четыре часа потеет над домашними заданиями. Выходной наступит – еще тяжелей. Махнуть бы с рюкзаком в лес, развести костер на полянке, испечь картошки с поджаристой корочкой… Можно и просто растянуться на опьяняющей запахами траве и долго-долго смотреть в небо. Оно такое чистое, высокое, и бегут по нему куда-то белые облака. Не худо и по Шексне на теплоходе прокатиться. Смотришь на залитую солнцем гладь реки, а тебе навстречу плывут березовые рощи, старые ели по берегам манят в зеленую тишину… Хорошо, жена Ирина все понимает: улыбнется и помощь предложит:

– Давай вместе разберем теорему Пифагора.

Время Александр берег с какой-то особой, красивой жадностью. Каждая минута, каждый час ему приносили что-то новое. Все неизвестное он познавал чисто по-русски: глубоко, навсегда. И не только познавал, щедро делился знаниями с жизнью.

Приходит как-то к Анатолию Ивановичу и кладет на стол новый график работы. Обер-мастер посмотрел на листок и с радостью уточнил:

– Значится, так: шлак перед выпуском чугуна ты предлагаешь скачивать два-три раза. Это на десять процентов увеличит производительность печи?

– Я в книгах академика Бардина об этом читал, – подтвердил Александр. – И на практике не раз убеждался. Больше скачаем шлака – больше и чугуна выдадим. Работы, конечно, прибавится. Успевай только поворачиваться!

– Хорошо! – веселел Анатолий Иванович. – Отработку шлака вести коллективно? Литейный двор убирать сообща?..

– Два года я приглядывался к нашему делу, – признался Александр. – Работаем по старинке: каждый за себя…

– Говори, не стесняйся.

– Неправильная у нас организация труда. Я скачиваю шлак – двое подручных старшего горнового стоят. Они выпускают чугун – я и еще двое отдыхаем… Если мы все циклы работы будем выполнять коллективно, на каждой операции сэкономим уйму времени. Время – это дополнительные тонны чугуна…

– Не тонны – тысячи! Тысячи тонн, дорогой! Завтра начну учить робят работать по твоему графику. Молодец! Здорово ты нас, стариков, поддел. И поделом! Поделом!..

Выпуск чугуна «по-гуторовски» в бригадах приживался тяжело: сказывались профессиональные привычки «всяк на своем посту хозяин», неумение подручных справиться с делом горновых… Но самым трудным оказался «психологический барьер». Специалисты высоких разрядов неохотно выполняли работу подручных.

Перелом в сознании доменщиков произошел во второй бригаде, где работал Александр. Она каждую смену по новому графику стала выпускать сорок тонн сверхпланового чугуна. Рекорд второй через месяц побила третья – пятьдесят тонн! За третьей потянулись первая и четвертая. А вторая? Она взяла новый рубеж – шестьдесят тонн сверхпланового чугуна!

Почин череповецких доменщиков долетел до Москвы. В Министерстве черной металлургии решили: «Вторая домна возглавит всесоюзное соревнование».

Год доменщики Магнитки, Череповца, Кузнецка, Кривого Рога, Запорожья и других заводов боролись за рекордную цифру выпуска сверхпланового чугуна. Имена победителей менялись каждый месяц. Вырвется Магнитка вперед – глядишь, рекорд побит запорожцами. Только запорожцы закрепятся на взятых рубежах – их обойдут череповчане…

В главном штабе всесоюзного соревнования учитывалось все: объем печей, качество чугуна, его себестоимость, аварийные простои печей… Коллектив второй череповецкой домны по всем статьям обошел соперников. Он за год выпустил четыреста тысяч тонн сверхпланового чугуна.

Чествовать победителей всесоюзного соревнования приехали члены правительства, сотрудники Наградного отдела Президиума Верховного Совета СССР, работники Министерства черной металлургии, сталевары и прокатчики «Серпа и молота», «Электростали»…

Первым на сцену пригласили Анатолия Ивановича Ольховикова. Переполненный металлургами зал притих.

– Указом Президиума Верховного Совета СССР, – объявил министр черной металлургии, – обер-мастеру Анатолию Ивановичу Ольховикову присвоено почетное звание Героя Социалистического Труда.

Волна радости потрясла зал. А когда она немного утихла, старый обер-мастер по русскому обычаю трижды поклонился «миру», украдкой вытер глаза и чуточку дрогнувшим голосом заявил:

– Высокая награда, которой удостоило меня правительство за хорошую работу, это победа всего доменного цеха. Я верю: в нашей семье вырастут новые Герои. Спасибо вам, дорогие друзья!

Министр в тот вечер пригласил на сцену и Гуторова. Рядом с боевыми наградами на груди у Александра засияла медаль «За трудовую доблесть».

Награды и премии череповецкие металлурги «обмывали» на заводском банкете. Анатолий Иванович Ольховиков усадил Александра Гуторова рядом, по правую руку. Первый тост за главным «виновником» торжества. Анатолий Иванович поднял бокал шампанского и предложил выпить за надежную смену и первого подручного горнового Александра Ильича Гуторова.

– Второго, – поправил кто-то обер-мастера.

– Вчера был второй. Сегодня – первый!

Пять жарких лет на второй домне. Каждый год Александр Гуторов делал шаг вперед. Семь классов закончил, в Днепропетровский заочный металлургический техникум поступил, но рабочей лестнице на самую высокую ступеньку поднялся. Коммунисты завода приняли его в свои ряды… Но таков уж, видно, характер у русского человека: больше достигает – меньше зазнается. Пригласил как-то Александра к себе Анатолий Иванович и от чистого сердца:

– Пора, Саша, в мастера переходить. Я вот на пенсию собрался…

– По-моему, рановато. Хочу еще поучиться.

– Тебе видней. Есть еще предложение: начальник цеха метит тебя на третью домну старшим горновым. Печь, сам понимаешь, новая. Ее, как красавицу-недотрогу, обласкать надо. Бригады опять же надо научить работать по твоему графику.

Расставаться со второй домной Александру не хотелось. За пять лет он хорошо изучил ее «капризы», «болезни», «повадки» да и к ребятам сердцем прикипел. Идти на третью – все начинать сначала.

– Надо, Саша. Шибко надо.

На третьей Александр начал все заново. Не обходилось, конечно, и без курьезов. Взять того же Сергея Николаева. Парень работал неплохо, но аккуратности в труде не признавал. Лопату забросит куда попало, резак или пику под ногами оставит… Александр не раз делал ему замечания, а когда Сергей выбросил в мусор десяток огнеупорных кирпичей, его терпению пришел конец. Он вынул из кармана рубль и незаметно подбросил Николаеву. Сергей, заметив деньги, подобрал их тут же.

– А почему ты государственное добро не замечаешь? Рубль подобрал, а кирпич – в мусор, да?

– Хватит с ним церемониться! – поддержала бригада Гуторова. Высчитать за кирпич из зарплаты!

Коллективная «пропесочка» обидела Сергея. Два дня он работал молча. На третий заговорил с одним – парень отвернулся. Обратился к другому – молчит. Попросил третьего помочь – не слышит…

– Александр Ильич, я так больше не могу! Почему со мной никто не разговаривает?

– С тебя же пример берут.

Пришлось Николаеву поступиться гордыней. Он к ребятам лицом, и они к нему с открытым сердцем.

Два месяца Александр учил бригаду работать по новому графику. И только начал выпускать сверхплановый чугун – еще задание.

– Придется тебе, Саша, – предложил мастер Виктор Цуканов, – переходить в третью. Если мы не научим все бригады работать по твоему графику, не выйдем на проектную мощность.

– А в первую и четвертую кто пойдет?

– В первую Анатолий Иванович. Старик решил перед уходом на пенсию еще одно хорошее дело сделать. Я иду в четвертую.

– Пора нам перестроить и работу машинистов шихтоподачи, – заметил Гуторов. – Они невнимательно следят за качеством отсева шихты, ее влажностью, частенько нарушают дозировку… Зарплату им следует начислять от ровности хода печи и производства чугуна. И еще… Я вот хочу о новой технологии потолковать.

– О новой технологии?

– Академик Бардин на тульских домнах обогащал дутье кислородом.

– Эти опыты проводились при плавке литейного и специальных чугунов на малых печах, – согласился Виктор Цуканов. – А как поведет себя передельный чугун на наших махинах?

– Надо съездить к тулякам, днепродзержинцам, – не сдавался Гуторов. – Они в дутье применяют до двадцати двух процентов кислорода. Почему бы нам не перенять их опыт работы?

Совет двух коммунистов через неделю обсуждался на партийно-хозяйственном активе. Доменщики «северной Магнитки» в то время уже выпускали десятки тысяч тонн сверхпланового чугуна. Их показатели удивляли металлургов всех стран. Но они решили брать новые рубежи. Путь к этому был один: довести применение кислорода в дутье до двадцати восьми – тридцати процентов.

Тихим августовским вечером в 1965 году Александр Гуторов и Виктор Цуканов встали на необычную вахту: третью домну перевели на дутье с повышенным содержанием кислорода. Как поведет себя печь? На этот вопрос никто не мог дать точного ответа. История черной металлургии знала применение кислорода в дутье только до двадцати двух процентов. За этой чертой лежала полоса неизвестности.

Стрелки приборов показали двадцать два процента кислорода в дутье. Ход гигантской печи шел ровно. Виктор Цуканов и Александр Гуторов еще увеличили содержание кислорода в дутье.

Черная стрелка на белом циферблате залихорадила и медленно-медленно поползла вверх. Печь загудела тревожно и гулко. Гуторов и Цуканов еще прибавили два процента кислорода в дутье. Печь немного успокоилась. Ее ход постепенно выровнялся, и она, набрав спокойный ритм, загудела плавно и весело.

Первый выпуск чугуна по новой технологии Александр Гуторов и Виктор Цуканов провели на тридцать минут раньше обычных сроков. Каждый доменщик в тот вечер ликовал. Да и как было не радоваться? Всем стало ясно: печь за смену может давать на семьдесят тонн чугуна больше. Но и этот успех был не пределом. В запасе у доменщиков оставалось еще не опробованных два процента кислорода. Их горновые с подручными назвали «вторым дыханием» печи. Работать на «втором дыхании» – это означало каждым процентом кислорода в дутье повышать производительность печи еще на десятки тонн чугуна.

Четыре месяца бились череповецкие доменщики за два процента. Первую победу одержали на третьей домне Борис Куриликов, Виктор Цуканов и Александр Гуторов. Своими «секретами» они поделились с каждой бригадой. И на «северной Магнитке» начался новый поход за сверхплановый выпуск чугуна.

В любом деле всегда находятся запевалы. На третьей домне «запевалами» стали горновые и подручные бригады Гуторова. Они и вывели коллектив к намеченной цели. Проектная мощность домны в 1965 году была перекрыта. А еще через год мир облетела небывалая новость: третья доменная печь Череповецкого ордена Ленина металлургического завода объемом две тысячи кубометров за двенадцать месяцев выпустила один миллион шестьсот тысяч тонн первосортного чугуна! Трудовая победа лучшей бригады доменщиков была отмечена правительственными наградами. На груди у Александра Гуторова в тот год засияла Золотая Звезда Героя Социалистического Труда.

В Череповец со всех концов земли ехали металлурги. Побывали здесь и японцы, и англичане, и французы, и американцы, и представители фирмы «Дидиер Герин» из ФРГ. Визиты зарубежных делегаций на «северную Магнитку» говорят об одном: советские металлурги достигли небывалой в мире производительности труда.

Появится закордонный гость на третьей домне и только руки потирает. Еще бы! Два часа – шестьсот тонн чугуна! Четыре – тысяча двести! Считают капиталисты. Нет, их не обманули. Все сходится.

– Господин Гутороф, – обращается к Александру Герберт Верц из ФРГ, – зачем так много и бистро-бистро работать?

Приходится объяснять:

– Вам, господин Верц, этого не понять.

– Почему?

– Врагов-то у нас еще не мало.

«Коммунист, Герой Социалистического Труда, – удивляется господин Верц. – Техник-металлург. Работает простым рабочим».

– У вас нет факансий инженер, техник, да?

– Научу ребят выпускать один миллион шестьсот тысяч тонн чугуна в год – уйду работать мастером.

Герберт Верц морщит лоб, пожимает плечами.

Практичного американца интересует другое: почему специалисты с высокими разрядами помогают подручным выполнять «черную» работу? Такого он не видел ни в одной стране. Если он скажет на своем заводе, что лучший горновой Страны Советов подметает литейный двор, ему не поверят. Факт можно подтвердить фотографией, однако лучше воздержаться. Еще в лояльности к Советам заподозрят. Но любопытство одерживает верх.

– Товарищ Гуторов, – просит переводчик, – объясните, пожалуйста, мистеру Блэку, почему вы, «король» доменщиков мира, помогаете подручным выполнять «черную» работу?

– А у нас и в песне поется: «Один за всех и все за одного».

– Я понимайт! – кивает головой американец. – Систем социализма!..

Любознательный господин Нагатияма мило улыбается, цепкими глазами ощупывает каждый уголок домны, по приборам пытается «раскусить» советскую технологию выпуска чугуна, просится на колошник… Свой интерес объясняет по-русски:

– Япония купила в СССР проект этой домны. Ваши печи – лучшие в мире! Мы будем их строить у себя.

– Пожалуйста, стройте, – не возражает Гуторов.

– Проводите меня на колошник.

– Туда без газоспасателя нельзя.

– Хорошо. Я могу подождать.

Приходит газоспасатель. Господин Нагатияма доволен. Но – увы! Маска противогаза ему не подходит. Он просит маску газоспасателя, соглашается один подняться на колошник.

– Технику безопасности нарушать даже таким любезным гостям, как вы, не положено.

Улыбка на лице Нагатиямы исчезает. Так и не удалось ему взглянуть на крутящееся паровое колесо изобретателя Валентина Кайлова. Пришлось покупать в СССР патент.

Гости из-за кордона бывают разные. Одних интересует секрет производительности, другие подбросят заковыристый вопрос из международной обстановки, третьи, забывая простую элементарность гостей, прощупывают «советскую психологию»… Занятия в университете марксизма-ленинизма, хорошие знания политэкономии социализма и капиталистических стран, высокая техническая подготовка и большой опыт работы – все это помогает Александру Гуторову быть и дипломатом, и «королем» доменщиков мира.

Тринадцать жарких лет. За эти годы у Александра Гуторова появились тысячи друзей по «горячему хлебу» в Чехословакии, Польше, ГДР, молодых странах Африки. Они приезжают в Череповец учиться трудному, но очень нужному делу. И опять Александр Гуторов все начинает сначала. Но начинает не теми робкими шагами, как когда-то на второй домне. Ему теперь знаний и опыта не занимать.

Любой авторитет, самая яркая слава могут потускнеть, как медный пятак в сырости, если человек замкнется в свой узкий мирок и начнет жить достигнутым благополучием. Свою трудовую честь Александр Гуторов бережет не только жаркой работой.

Идет бюро парткома. Вопрос решается государственный: ускорить пуск четвертой домны. Одни предлагают стандартное: обязать строителей… Другие в этом видят «дублирование» задач государственной комиссии из Москвы, советуют в ее состав ввести от завода того-то и того-то. Этим, мол, и комиссию не обезличим, и себя настоящими хозяевами покажем. На первый взгляд и те и другие нравы. Но когда выступил Александр Гуторов, члены парткома пересмотрели свое отношение к пуску новой домны.

– Я прошу, – сказал Гуторов, – доверить мне приемку от строителей футеровки домны.

Мастера-огнеупорщики к первому визиту Александра Гуторова отнеслись спокойно: полазит час-другой по воздухопроводам, фурмам и уйдет. Александр оказался не из тех, кто «отбывает» партийное поручение. В этом строители убедились на второй день. Появился он на домне – и к бригадиру:

– Переделали венец на четвертой фурме?

Бригадир поторопился заверить, что замечания устранены, и тут же пожалел.

– Я только что осмотрел венец. Вы ничего там не сделали…

Два месяца мастера-огнеупорщики «проклинали» дотошного члена парткома. А он? Он «придирался» к каждому зазору между кирпичами, красоте, прочности кладки, ругался с мастерами, прорабом, требовал одно переделать, другое поправить… Но, когда пришло время строителям сдавать работу государственной комиссии, они не раз добрым словом вспоминали Александра Гуторова.

Александр Ильич, – обратился при мне к Гуторову рабочий Николай Сеничкин. – В столовке что-то давненько ушицу не готовят. Ты бы, как член профкома, занялся пищеблоком, а?

В тот же день Александр Гуторов побеседовал с рабочими о всех претензиях к столовой. Вечером директору ОРСа пришлось задуматься.

Если через три дня не устраните недостатки, – предупредил Гуторов, – будем вас слушать на заседании профкома и решать вопрос о дальнейшем пребывании на посту директора! И вообще, вам бы не мешало съездить в Москву на «Серп и молот» поучиться секретам кулинарии.

…Выходной день. Жена предлагает Александру съездить за город и, поглядывая на него, с улыбкой осведомляется:

– Опять чего-то не успел сделать?

– Сегодня я должен в подшефный класс заглянуть и отвезти в музей слиточки миллионной тонны стали.

– А как же наше путешествие? Опять отложим до пенсии, да?

– Нет, мы его сократим только на один час. Мне обязательно надо побыть в школе и похвалить Володю Костина. Парень другим человеком становится. Ты поезжай в музей, я в школу. Через час встретимся дома.

В семнадцатой средней школе Череповца Александр Гуторов помогает классному руководителю Зое Александровне Зверевой перековывать «трудных» ребят. На этой ниве он устает, пожалуй, больше, чем у домны. Ключик к сердцу каждого «трудного» Александр, как правило, начинает искать в семье. Ведь плохим ребенок не рождается. Почему же он с годами становится «трудным»?

Психология человеческой души сложнее и тоньше доменных процессов. Каким человеком вырастет ученик? Радость принесет людям или горе? Эти вопросы больше всего волнуют Александра Гуторова.