Текст книги "Голубой бриллиант (Сборник)"

Автор книги: Иван Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 49 страниц)

после его выхода в свет имя Ивана Шевцова стало известным.

Было ясно, что появилось произведение (немыслимое прежде

в советской литературе) сильное и яркое по способам,

приемам обличения зла. Изображенный мир идеологических

интриганов и мошенников был выписан так выпукло, что

ученики Остапа Давыдовича, выведенные на свет божий,

теряли свою камуфляжную форму. В этом все дело. Будь

роман слаб в художественном отношении, не подвергся бы

столь шумному шельмованию в критике и не снимался бы (к

стыду некоторых тогдашних руководителей культуры) с

библиотечных полок.

С потрясающей убедительностью была показана и

нелегкая судьба таланта в условиях господства

космополитствующих "мэтров". Такая наглядность и

убедительность дается только настоящим художникам. И.

Шевцов проявил эти свойства в "Тле" с достаточной

определенностью. А с другой стороны, оскорбительные

выпады (четырнадцать разгромных статей!) критики,

множество слухов и легенд, вплоть до того, что автор "Тли" -

будто бы самый, что ни есть "черносотенец"... Даже

литературная энциклопедия удостаивает его своим

вниманием, поместив информацию о "Тле" в разделе

"Пасквиль" (КЛЭ, Т. 5, М., 1968). Самое же любопытное здесь,

пожалуй, то, как КЛЭ определяет понятие пасквиля.

Оказывается, что это "сочинение, содержащее заведомо

ложные нападки" на какое-либо лицо или "группу, партию,

общественное движение, литературное направление".

Определение в общем-то правильное. Но если это так, то

несомненно и другое: в советском изобразительном искусстве

60-х годов были и группы, и партии и даже целые течения,

причем разного толка. Иначе зачем бы упоминать "Тлю" Ивана

Шевцова в качестве пасквильного произведения? Ведь

пасквиль как разновидность печатных нападок не может

появиться при отсутствии, так сказать, объекта самих нападок.

Так вольно или невольно (скорее последнее) составители

энциклопедии признали закономерность острого и глубокого

правдивого романа Шевцова "Тля".

651

Что

касается

наветов

относительно

"националистического душка" в романе, то это -

провокационная демагогия, потому что истинный пафос

произведения заключался в защите патриотизма, в одинаковой

степени дорогого и близкого всем народам, входившим в

состав Советского Союза.

Сколько горестных переживаний пришлось испытать

писателю, как, впрочем, и некоторым другим авторам тех лет

именно за то, что они старались донести правду до своего

народа, ударить, образно говоря, в набат по поводу угрозы

мировоззренческого и нравственного разложения – самого

опасного из всех разложений! – зарождающегося внутри

общества. И вот теперь, когда страна почти разрушена, мы

спрашиваем себя и недоумеваем: "Как же это могло

случиться?" Да так и случилось, как об этом предупреждали

лучшие авторы 60 – 80-х годов, также попавшие под огонь

критики ортодоксов и демагогов, приспособленцев и просто

недалеких людей от искусства, рассматривая его главным

образом как способ самоутверждения в жизни.

Но вернемся к самому Ивану Шевцову. К тому, что

сказано о художественных достоинствах романа, надо

Добавить еще такую подробность. В первые месяцы по выходе

из печати роман "Тля" свободно выдавался в библиотеках.

Спрос на него был огромен. В библиотеках записывались в

очередь для получения книги, отдельные ее части даже

перепечатывались на машинках. Успех был очевиден. Но

параллельно этому возрастало и сопротивление оппонентов.

Реакция их была предельно жесткой – на поражение. Очень

скоро кто-то "сверху" дал негласную команду изымать из

библиотек "вредную" книгу. В итоге опытный журналист в

течение почти пяти лет не мог опубликовать ни одной строки

ни в периодической печати, ни в издательствах. Влиятельные

силы из числа героев его романа выполнили свою угрозу:

вокруг Шевцова была создана глухая блокада, не прорванная и

поныне, хотя писатель продолжает плодотворно работать в

течение всех до и пост перестроечных лет.

С тех пор отношение к Шевцову и его роману в

общественно-литературных кругах стало своеобразным

барометром, определяющим уровень национально-

патриотического и гражданского самосознания. Кто-то, пугливо

озираясь, пожимал в темных коридорах руку и говорил:

"Мысленно мы с Вами, держитесь!" Кто-то поспешил

откреститься от знакомства с "опасным" писателем...

652

Но произошло то, чего не ожидали борзописцы: в

издательство "Советская Россия", выпустившее "Тлю" хлынул

поток читательских писем в защиту Шевцова и его романа.

Сейчас в эпоху всеобщего оцепенения и равнодушия кажется

фантастичной живая реакция читателей. Недаром же нас

именовали самой читающей в мире страной. Люди

интересовались новинками литературы, выражали свое

впечатление, стремились на творческие вечера. Письма были

присланы почти из всех уголков Советского Союза, их

количество исчисляется сотнями. Все они сводятся к одному:

читатели возвысили свой голос в защиту автора против

"носителей антинародной, космополитической идеологии",

"шайки" (цитаты из писем – Л. Щ,), о которой идет речь в

романе.

Народная поддержка дала возможность автору убедиться

в правоте своих выводов, поверить в свое призвание и не

сломаться под нажимом хорошо организованной сети "агентов

влияния". В партийном аппарате нашлись государственные

руководители, которые разделяли тревогу писателя. В

частности, Ивана Шевцова поддержал член Политбюро,

первый заместитель Главы правительства Д. С. Полянский и

первый секретарь МГК Н. Г. Егорычев.

Пять лет Шевцов не появлялся в печати. Все это время

Иван Михайлович, укрывшись на даче под сенью

благословенных лесов Родонежья, работал над новыми

произведениями.

В 1970 году, одновременно в двух издательствах

("Московский рабочий" и "Воениздат") вышли два романа И.

Шевцова: "Во имя отца и сына" и "Любовь и ненависть".

Сюжетную основу романа "Во имя отца и сына"

составила история борьбы секретаря парткома московского

завода "Богатырь" Емельяна Глебова, уже знакомого

читателям по романам "Семя грядущего" и "Среди долины

ровная...", с директором заводского Дома культуры

Александром Марининым. Борьба в основном ведется за

влияние в молодежной среде. Постепенно раскрывается

истинный смысл внешне как-будто малозначительных событий

заводской жизни.

Емельян Глебов, прошедший закалку на фронтах

Великой Отечественной войны, стремится преградить путь

духовным растлителям, защитить неокрепшие души от их

пагубного влияния.

653

Не менее остро, чем в "Тле", ставится вопрос о

дальнейшей судьбе России, так как молодое поколение,

выросшее после войны, нередко теряет иммунитет против

духовных болезней, а есть и такие, которые сами заражаются

цинизмом и безнравственностью.

Необходимо напомнить, что в 60 – 70-е годы

идеологическая борьба велась в основном в рамках партийной

работы. Многое зависело от того, кто и с какими

мировоззренческими установками займет тот или иной пост.

Местом столкновения оказывались комсомольские и

партийные ячейки. Некоторые лукавые острословы намеренно

игнорируют сейчас этот факт советской жизни, скрывая, что

борьба русских людей-державников, выигравших битву с

фашистским монстром, продолжилась в мирное время. Это

выразилось в стремлении отстоять свое право на самобытное

развитие. В те годы в сознании людей это право связывалось с

судьбой социалистических принципов жизнеустройства, с

коммунистической идеологией. Еще в конце 30-х годов

партийное руководство (и в этом безусловная заслуга Сталина)

выдвинуло Русский патриотизм в качестве основы советской

идеологии. Поэтому неприятие коммунистами-патриотами

космополитизма со всеми его политическими довесками

отражало глубинное движение русской истории.

Заслуга Шевцова в том и состоит, что он показал эти

процессы в своих романах с достаточной объективностью. И

самые поступки его героев, их заявления о верности

идеологическим принципам можно правильно оценить только о

контексте эпохи. Сквозь призму истории становится очевидной

актуальность и художественная значимость романов Шевцова

и в наши многострадальные дни. Знакомясь с произведениями

Шевцова, нагляднее видишь, под каким флагом "обновления"

коммунистической идеологии расшатывались основы

национальной государственности, русского патриотического

сознания. Конечно, печально осознавать, что русское

патриотическое сознание оказывалось под час в колодках

партийной ортодоксии. Но истинно социалистические начала

здесь ни при чем. Русскому духу никогда не были чужды идеи

коллективизма, сплоченности, справедливости, гуманизма,

добрососедства и добронравия, что, как известно, составляет

основу и социалистической идеологии.

Что касается Емельяна Глебова, главного героя романа

"Во имя отца и сына", то вышеперечисленные принципы

составляют суть его жизненного поведения просто как

654

порядочного человека, а не только как коммуниста. В этом

смысле он резко противоположен тем, кто сознательно хотел

бы выбросить из своей жизни понятия долга, чести, любви к

родной земле, уважение к предшествующим поколениям.

Поэтому свою работу на заводе Глебов начинает с

организации экскурсии на Бородинское поле. Размышления

ветерана завода рабочего Лугина над словами, высеченными

на одном из мраморных памятников ("Доблесть родителей -

наследие детей") являются логическим продолжением темы

преемственности опыта отцов. Начатая еще в романе "Семя

грядущего" эта темя становится ведущей в произведении "Во

имя отца и сына", получает углубленную философскую

трактовку в сопоставлении с библейским заветом.

К сожалению, "наследники" не торопятся "вступить в

права". "Условности. Традиции", – восклицает один из молодых

персонажей, захваченных индивидуалистическим поветрием.

"Кто их придумал?.. Для кого? Для рабов. Как цепи... Я

свободный человек цивилизованного мира. Я делаю то, что

нравится мне... История поставила перед нами

необыкновенные задачи. Мы ломаем чудовищную крепость,

созданную из предрассудков, пошлостей, догматизма... У нас

есть свои трубачи, своя запевалы." Комментировать, как

говорится, нет нужды. Но о таких "запевалах" хорошо сказал

Владислав Шошин (замечательный русский поэт 60-х годов,

замалчиваемый эстетствующими резонерами):

На бесчестных замыслах завеса,

Враг Руси способен ко всему

.................................

Хочет навязать моей Отчизне

Одичанья модный образец,

Свой американский образ жизни,

Ужас обескровленных сердец.

Многообразная, яркая палитра романа вобрала в себя

наиболее характерные приметы времени. Выведены образы

поэтов-экспериментаторов, буквально навязывающих публике

свои штампы. В метких сатирических характеристиках легко

узнаются крикливые "шестидесятники", выросшие как грибы

после дождя, во время так называемой "оттепели". Впервые

пророчески было сказано о неблаговидной роли журнала

"Юность", насаждавшем эстетический примитивизм,

равнодушие.

Модное поветрие среди молодежи называть друг друга не

по именам, а по кличкам на американский лад : Дин, Хол, Макс

655

– тоже один из симптомов обезличивания. Холам и максам все

"до лампочки". Вульгарный лозунг, внедренный в молодежное

сознание в 60 – 70-е годы, стал девизом нашего времени, когда

общественный индифферентизм обывателя позволяет

манипулировать многомиллионной массой народа. Но 30 лет

назад это казалось смелым прорывом к будущей свободной

жизни. В таком направлении общественного развития, в таком

"настрое" умов, писатель справедливо видел симптомы

распада человеческой личности, предугадывал возможности

духовного и политического рабства. Отсюда и острота

публицистической линии не только романа "Во имя отца и

сына", но и последующих произведений Шевцова. Гражданско

– публицистический пафос отражает характер идеологической

борьбы второй половины XX столетия. Более того, этот пафос

составляет и основу художественности романов Шевцова. Он

сумел без ущерба для художественности сделать главным

предметом (объектом) своего повествования вопросы

общественно – политического исторического содержания.

Противоречит ли это законам искусства, литературы?

Призывы освободить литературу от какой бы то ни было

идеологии, а уж тем более – политики – не новы. Они

раздавались и десять и семьдесят лет назад и даже

полтораста. Только литература не слушалась критиков и не

могла оставаться равнодушной к тому, что происходит в

обществе. Так появились "Властителям и судьям" Державина,

пушкинская "Деревня", "На могилах" Лескова и многое, многое

другое, что не укладывалось в рамки идиллических романов.

Поэтому незачем пытаться с помощью ярлычных определений,

наподобие "политическая повседневка", "не художественно"

обесценить и опошлить то, что по сути оказывается страстным

откликом на животрепещущие вопросы бытия. К тому же,

вопросы исторические и политические как раз и становятся

художественными, когда они оказываются одновременно

нравственными вопросами. Роман "Во имя отца и сына"

написан именно в таком ключе. Редкий для современной

литературы синтез высокого патриотизма, яркой образности,

публицистичности.

Выход в свет этого романа также был враждебно

встречен защитниками групповых, клановых интересов. В ход

пошли даже злонамеренные обвинения писателя в

антисемитизме, в клевете на советскую действительность, в

попытке поссорить интеллигенцию с народом.

656

Истерические крики о клевете на советскую

действительность имели целью через влиятельные партийные

и государственные структуры поставить писателя вне

литературы, вне общества. Литературные интриганы, не

желавшие мириться с любыми проявлениями русского духа,

очернили писателя, ссылаясь при этом на "заботу" о народе.

Но были и защитники Ивана Шевцова. 24 апреля 1970

года газета "Советская Россия" напечатала ответ поэта Игоря

Кобзева М. Синельникову, которой в "Комсомольской правде"

дал грубый разбор романа "Во имя отца и сына". И. Кобзев

отметил тенденциозность и примитивизм оценок критика.

Слово поэта было подкреплено подборкой читательских

писем, вновь поддержавших И. Шевцова.

Общий замысел романа, широкая, детально и правдиво

изображенная картина заводских будний нашла горячий отклик

в сердцах многих людей, трудившихся на заводах, полях, в

школах. Они понимали, что их время не только период новых

производственных свершений, но и время борьбы за свои

убеждения. Это их мысли воплотились в романе в думах

Сергея Кондратьевича Лугова: "Жизнь – сражение, постоянное,

нелегкое. Иногда с переменным успехом. Жизнь – это тоже

поле битвы, независимо от того, гремит артиллерийская

канонада или вместо нее, кто-то одержимый бредовыми

идеями своей исключительности и превосходства, заполняет

эфир и газетные полосы тлетворным ядом лицемерия,

человеконенавистничества". А исход битвы, как показывает

писатель, зависит от усилий каждого, от выборы позиции по

отношению к духовным растлителям, как называет их артист

Пасадов – один из тех, кто поддерживает Глебова в борьбе с

шарлатанами.

Пасадов руководит народным заводским театром. Он

придерживается наступательной тактики в борьбе с "пеной",

загрязняющей океан народной жизни. Напряженно думает он о

том, что "накипь" в сравнении с безбрежной ширью океана

ничтожна и не сможет отравить всю его поверхность. Стоит

только океану "рассердиться", как "вышвырнет на берег

неукротимой волной всякую нечисть". Поэтому важно не

потерять волю к сопротивлению, не допустить власти

марининых ...

С героем можно согласиться. Не понятно лишь, где же

тут антисемитизм, в котором упрекали писателя? Ведь все

конфликты в романе даны в плоскости духовно-нравственных

отношений, которые, как известно, многое решают и в которых

657

участвуют люди многих национальностей. И все решается в

романе под срезом убеждений, а не по признакам цвета кожи и

т.п.

Не случайно в финале романа к Глебову, подвергшемуся

несправедливым нападкам нечистоплотных репортеров,

приходит Арон Маркович Герцович. Он знал Глебова по

совместной работе в районной газете как честного и

порядочного человека . потому решил ему оказать моральную

поддержку, убеждая Глебова не сворачивать с избранного пути.

Роман "Любовь и ненависть" занимает особое место в

творчестве И. Шевцова. Его выход в свет (1970) окончательно

закрепил философскую доминанту художественного

творчества писателя – мотив "любви" и " ненависти".

В фронтовом дневнике писателя есть короткая запись

1942 года: "Я с детства воспитывался на контрасте любви и

ненависти." Действительно, этим определяется логика личных

человеческих поступков, и не только раздельно на войне.

Любовь как источник вдохновенного труда, подвига, как символ

света и добра. Ненависть как отвращения от низкого,

презрения к подлости, трусости, стремления искоренить зло.

Контрастность и одновременно тесное взаимодействие этих

двух чувств определяют в конечном итоге ценность любой

личности, способствует выработке мировоззренческих

ориентиров.

Значение для писателя именно такого восприятия союза

"любви и ненависти" станет еще более очевидным, если мы

вспомним, что в 70-е годы среди некоторой части

интеллигенции, назвавшей себя "элитой" (потом выяснилось,

что это обычные диссиденты), стало проскальзывать мысль о

пагубности любви, которая "умеет ненавидеть", что гуманизм

как важнейшее достоинство личности не может якобы

заключаться в "волевых" проявлениях. Под эту концепцию так

же подстраивалась извращенное представление о русском

характере, который будто бы нередко побеждал своим

мягкосердечием, "терпимостью". Возможность активного

действия тем самым исключалась из реестра высших

человеческих ценностей.

Нет надобности доказывать, что это не так. Русский

человек всегда формировался на контрасте любви и

ненависти. Такой сплав давал примеры высокого горения

души, именуемого доблестью.

658

Другое дело, что эти чувства не должны быть чисто

рефлекторными, проявлять себя на уровне примитивных или

безотчетных ощущений: "нравится" – "не нравится". Это уже

иная мера вещей. Степень и характер "любви" и "ненависти" в

оценке жизненных явлений ориентирует человека на высший

идеал, так сказать, по максимуму, требуя от него активного

отношения к происходящему.

Все эти пояснения необходимы для понимания того

важного шага, который осуществил Иван Шевцов как писатель

в романе "Любовь и ненависть".

Роману предпослан эпиграф: "То сердце не научится

любить, которое устало ненавидеть". Эти знаменитые

некрасовские слова получают очень своеобразное развитие

сюжетной линии романа, в трактовке его образов. Одни герои

живут и действуют во имя любви – будь то к человеку или

Отчизне в целом – другие – одержимые завистью, злобой

теряют способность к любви, а, значит, и возможность обрести

достойное место в жизни.

Первая часть романа называется "На краю света". В ней

рассказывается о жизни моряков Заполярья – стране белого

безмолвия. Главный герой Андрей Ясенев романтически

воспринимает Север: "Я люблю этот край всей душой, всем

сердцем, еще не уставшим, не охладевшим к жизни и не

разучившимся любить". Таким он и остается: удивительно

чистым и светлым, крепким, верным своему долгу, семье,

любви.

Благородство его натуры раскрывается не сразу. Это

человек внешне довольно сдержанный, иногда почти суровый,

но необыкновенно привлекательный своими истинно мужскими

чертами характера. В полной мере они проявляются на службе

в Московском уголовном розыске, куда попадает Андрей

Ясенев, уволенный в запас из Военно-морских сил.

Будням московской милиции, нелегкой работе по

ограждению общества от растлителей, уголовников посвящена

вторая часть романа.

Антиподом главного героя выведен Марат Инофатьев,

выбравший путь чистой "ненависти" без любви.

Когда-то они были друзьями – курсантами Военно-

морского училища. Но потом их дороги разошлись. Марат,

благодаря поддержке своего отца-адмирала, получает

назначение в южные края, где беспечно пускается в водоворот

"красивой" жизни: рестораны, женщины. Андрей попадает на

"край" света. Но в тяжелых полярных условиях не теряет

659

присутствия духа, хотя его личная жизнь поначалу

складывалась драматично: он тайно любил красавицу Ирину,

которая стала женой Марата.

Ирина, говоря бытовым слогом, "досталась" Марату так

же легко, как легко появлялись у него в силу высокого

служебного положения отца автомобиль, дача и даже

должность. Казалось бы довольно банальная ситуация... Но

Иван Шевцов сумел придать сюжетному развитию такую

остроту, которая усилила значимость типизируемых

характеров.

Оказывается, что Марат, лишенный любви и получавший

жизненные блага "по инерции", был не только легкомыслен, но

и слеп. Слеп духовно – вот порок, постигший в 70 – 80-е годы

многих и многих наших людей. Марат не смог рассмотреть и

оценить по достоинству внутренний мир своей молодой

супруги. Трещина в семейной жизни оказалась неизбежной.

Если в первой части романа Марат и Андрей соперники в

любви, то во второй соперничество переходит в иную

плоскость – в идеологическое противостояние. В такой

перестановке акцентов надо видеть удачу писателя: в жизни

очень часто бытовые привычки предопределяют в конечном

счете мировоззренческую линию. Это убедительно

подчеркнуто писателем на примере жизненных "перепетий"

Марата. Став редактором столичного журнала "Новости" "это

место он получил также легко, как и прочие блага" Марат,

однако, не способен сделать свой журнал глашатаем истинно

нового и полезного дня людей. Безалаберно прожитые годы

опустошили его, погружение в омут грязной жизни оказалось

неизбежным: у него появляются связи с наркоманами, всякого

рода темными личностями. Редактирование журнала и сам

журнал – лишь прикрытие "потаенной" и недостойной честного

человека жизни. Все это приводит героя к ожесточению (есть и

такая "ненависть", как мы понимаем), к деградации личности.

Таким образом, все решает духовно-нравственная

установка: для чего живешь, какая цель руководит твоими

поступками. Любовь – кому и чему, ненависть – во имя чего и

для чего?

В одном из писем к писателю находим такие строчки о

романе: "Прочитала роман залпом, на одном дыхании". Это

признание читательницы подтверждает наличие в "Любви и

ненависти" истинной художественности. Остросюжетность,

насыщенность повествования конфликтными ситуациями,

разнообразие и точность в характеристиках предметных

660

деталей сообщают роману тот динамизм, без которого трудно

завоевать внимание читателей.

Этому способствует и оригинальная композиционная

форма романа. Рассказ о событиях в первых двух частях идет

от имени главных персонажей (соответственно: Андрея,

Ирина, Марата, Василия – друга Ясенева, талантливого

хирурга. А в итоговой части повествовательная линия

переключается в свой традиционный регистр (изложение от

третьего лица). Таким образом создается как бы "спектр"

разных точек зрения, разных позиций, что глубже позволяет

усвоить центральную мысль романа о "любви" и "ненависти"

как качественных импульсах в духовно-нравственном и

социалистическом развитии личности.

К тому же смена повествовательных пластов позволяет

углубить психологический анализ. Автор как бы скрыт, а то и

вовсе отсутствует. Будучи "один на один" с героем, читатель

оказывается свидетелем его затаенных истинных желаний.

Всякого рода "разъяснительный" и даже публицистический

элемент в его прямом выражении при такой форме

повествования оказывается излишним. Хотя сама

публицистичность – одно из достоинств романов Шевцова -

отнюдь не исчезает. Она пронизывает всю фактуру романа

посредством самохарактеристики героев.

И, наконец, если говорить о степени наглядности,

типичности героев, то к числу наиболее ярких и убедительных

персонажей романа следует отнести образ Ирины. Она

воплощает в себе то, что именуют женственностью. Даже

ошибки, совершаемые ею, не мешают ее обаятельности.

Ирина – не "ходульный" персонаж, а живое лицо с резко

индивидуальными признаками. Но вместе с тем ее путь

(разрыв с Маратом, сближение с Андреем) отражает тот путь,

которым следуют чистые и честные натуры в поисках добра и

любви, отталкивая или преодолевая ненависть.

Заметной вехой в творческом развитии Ивана Шевцова

явился и роман "Бородинское поле" (1982).

Как свидетельствует название, писатель обратился к

одной из самых ответственных тем русской литературы и

истории вместе взятых – к теме Отечества, его защиты от

иноземного разрушения. Здесь и Пушкин, и Лермонтов, и

Загоскин и Л. Толстой сего обширным романом "Война и мир".

Нельзя было допустить ни повторения, ни сужения темы. И

Шевцову удалось избежать такой опасности.

661

"Бородинское поле" – многослойное, крупное, в полном

смысле эпопейное произведение. История – народ -

человеческие судьбы – вот панорама событий, которые

символически стянуты как бы к одной точке – полю под

Бородиным.

Это поле знакомо каждому русскому человеку со

школьных лет. И надо было отыскать свежие сюжетные ходы,

чтобы на знакомом материале высветить новые явления

русской жизни, точно и ярко обозначить ключевые повороты

истории. Шевцову удалось это сделать благодаря

"совмещению" временных пластов.

Роман имеет две части. Главным событием в первой

части является битва под Москвой, в том числе и на поле

русской славы, где каждый камень напоминает о былом

сражении. Автор прослеживает историческую связь военных

действий осени 1941 года с событиями Отечественной войны

1812 года.

Анатолий Иванов в предисловии к роману отметил

мастерство Шевцова в описании боев: "В художественную

ткань повествования Шевцов широко вплетает исторически

подлинные факты, события, имена. Они вливаются

органически, нисколько не нарушая целостности

произведения. Нарисованные им сцены боев до того объемны

и точны, что их видишь зримо, будто сам участвуешь в них".

Картины танковых поединков на улицах Мценска,

сражение в районе багратионовских флешей – как нельзя

лучше подтверждают сказанное. Но "батальная" живопись,

несмотря на достоинства, не могла сама по себе решить всех

художественных задач нового романа.

В конкретных, оригинальных, притом невыдуманных

картинах воплощен дух непрерывности ратно-патриотической

стойкости русского человека. Эти картины оставляют

неизгладимое впечатление, наталкивают на глубокие раздумья

об источнике народной стойкости, законной ярости лучших

сынов нашей Родины, проявленной в 1941 – 1945 годах.

Особо в этом ряду надо выделить эпизод, почти

немыслимый с точки зрения житейских представлений о

личном благе, но реальный и значимый в русле тех традиций,

которыми жива и по сей день земля русская. Речь идет о

самопожертвовании во имя интересов близких, а, значит, и во

имя чести Отчизны.

Войска были вынуждены оставить рубежи Бородинского

поля, как и тогда, в 1812 году, после кровопролитного

662

сражения. И вот торжествующая армада фашистов уже

вступает на священное русское поле... Но самоуверенность

немецких вояк переходит в растерянность, когда по колонне

внезапно ударил огонь из подбитого немецкого танка на

обочине дороги. Оказывается, что Кузьма Акулов – русский

солдат – дерзко , казалось бы безрассудно, решил "встретить"

немцев там, где они не ожидали уже никакого сопротивления.

Подвиг Кузьмы Акулова на Бородинском поле был

своеобразным напоминанием фашистам об уроке Наполеону.

В то же время – это свидетельство несгибаемости русского

духа и бессмертии воинской славы. Так действовали в свое

время русичи в эпоху татаро-монгольского нашествия, и во

времена Минина и Пожарского, и в 1812, когда бесчисленные

Карпы и Власы в одиночку истребляли непрошеных

завоевателей. Поступок Кузьмы Акулова, добровольно

решившего "замуровать" себя в бронированном танке и

нанести врагу ощутимый урон имеет глубоко символический

смысл. В сущности, перед нами высшая степень героического

самопожертвования (причем субъективного вовсе не

осознаваемого как "героическое"), которая отличала нашего

человека в моменты, когда возникала угроза не только его

личному существованию, но и существованию всей Земли

Русской. Побеждает чаще решимость умереть достойно, а не

крик бессильного отчаяния. Не в этом ли одна из "загадок"

русской души?

В необычном и редком, конечно, случае прошедшей

войны автор сумел показать то, что составляет глубинную

основу русского характера. Этот эпизод дан не для кичливости,

а для того, чтобы подчеркнуть необходимость личного подвига

в трагические минуты родной истории.

Знаменательно и то, что в ожидании вражеской колонны

и, значит, неминуемой смерти Кузьма Акулов думает не о

самой смерти, а о жизни, которая придет после победы.

Солдат верит в грядущую победу. Понятно, что он мечтает о

хорошем, о том, что за гранью нового послевоенного мира

немыслимы будут фальшь и цинизм, своекорыстие и эгоизм.

Порочное не смеет перешагнуть черту, отделяющую войну от

мира. Светлые добрые надежды...

Роман продолжает тему преемственности детьми

доблестных подвигов родителей. Во второй части

изображаются события, происшедшие двадцать лет спустя

после окончания войны.

663

По-разному складываются судьбы героев. Мечты Кузьмы

Акулова не во всем оправдались. Его командир Глеб Макаров,

уже постаревший генерал, озабочен тем, как

противодействовать наплыву потребительства, стяжательства,

идейной инфантильности, набирающему силу в обществе. Он

выступает перед молодежной аудиторией, размышляет о

нравственном облике советского гражданина, пытается

определить суть советского характера: готовность защищать

идеалы Отечества, честность и самопожертвование.

Благородные, хорошие намерения, но воспринимались они по-

разному новым поколением. В романе множество сюжетных

линий. Переплетаясь между собой, они образуют непрерывную

цепь событий, вовлекая читателя в потоки самой жизни,

освещая вопросы послевоенной действительности. В

частности, архитектуры, перспектив новых застроек Москвы и

других городов. Казалось бы частный вопрос, не имеющий

прямого отношения к самим основам нашей жизни. Но

оказывается это вовсе не так. Шевцов убедительно показывает,

что стандартность в архитектурных формах влияет на...

сужение внутреннего мира человека. Ограничение так

называемых архитектурных "излишеств" ведет к обеднению

духовных запросов личности, стандартизации мышления. За

индивидуальный архитектурный стиль, основанный на лучших

традициях русских зодчих выступает Олег Остапов -

талантливый архитектор. Споры ведутся по вопросам

градостроительства и неизбежным образом переходят и на

проблемы идеологии. Например, интересное толкование

получает на страницах романа движение диссидентов.

Американские родственники генерала Макарова,

защищая советских диссидентов, пытаются представить их

поборниками прав человека. Олег, обыгрывая последнее

слово, иронически называет их "поберушками", нищими духом,

которые побираются среди иностранцев. Это была явная