Текст книги "Голубой бриллиант (Сборник)"

Автор книги: Иван Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 49 страниц)

Испанию.

Силин хотел спросить: "тоже насовсем"? Но решил не

проявлять чрезмерного любопытства и промолвил, как бы

размышляя про себя:

– Теперь все понятно.

– Что именно? – Таня уже пожалела о сказанном.

– У вас такие печальные глаза, Татьяна Васильевна, что

мне подумалось: у этой девушки какая-то неприятность.

Сказанное так естественно слово "девушки" вызвало у

Тани легкую улыбку, и, быстро погасив ее, Таня согласно

кивнула:

– Да, теперешняя жизнь – одни сплошные неприятности.

– Неприятности? Нет, уважаемая, – кошмар. Иногда

думаешь – а может это сон? Просто не верится, что такое

возможно!.. История такого не знала.

– Приятно слышать, значит, вы патриот, – искренне

похвалила Таня. – Для судьи это очень важно.

Силин понял, что она имеет в виду. Сказал:

– Суд должен при любой власти быть праведным.

Должен бы... – И потом без всякого перехода: – Тут на днях по

телевидению русский американец небезызвестный

телеопричник Познер изгалялся над великим Тютчевым, над

его стихом "Умом Россию не понять" и, конечно, над Россией.

Издевательски, цинично сравнил Россию с Панамой. Конечно,

познерам Россию не понять. Для них она – географическое

понятие, объект для грабежа и издевательства, жирная

кормушка.

При этих словах Таня вспомнила Анатолия Натановича

Ярового и с болью в голосе произнесла:

– И откуда только их набралось, этих познеров?

Заполонили всю Россию.

Амур заволновался, встал на ноги, огромный, могучий,

понимающе посмотрел на хозяина.

– Зовет. Нам пора, – сказал Силин. – Очень приятно было

познакомиться. – Затем достал визитную карточку и протянул

Тане: – Вот, возьмите на всякий случай. А вдруг понадобится

консультация юриста. Обращайтесь, не стесняйтесь. Буду

рад... – Он немного волновался, хотя и пытался скрыть это

волнение, но скрыть от проницательных глаз Тани было

невозможно. Она взяла визитку, поблагодарила, протянула руку

Силину, которую он задержал чуть больше обычного, потом

дотронулась до Амура, и они расстались.

328

4.

Таня решила еще немного погулять в парке. Встреча с

Силиным не внесла успокоение в ее душу, а между тем мысли

ее вертелись вокруг этого, как ей показалось, необычного,

интересного человека. Ее занимало прежде всего, почему от

него ушла, а вернее улетела за океан жена? И почему он

воспринял этот разрыв равнодушно и даже с легкой иронией.

"Наблюдательный глаз и проницательный ум: сразу понял мое

душевное состояние – печальные глаза. А может это была

лишь ответная учтивость? Нет, он человек искренний и прямой.

И честный. С каким нетерпимым ожесточением он говорил о

кошмаре нынешней жизни, об опричниках-познерах. Виден

беспокойный, жадный ум. И деликатный. Не спросил о муже,

уехавшем в Испанию. Ожидал, что я сама расскажу. Однако ж

визитку свою предложил, и этот факт слегка заинтриговал

Таню, хотя она и не была обижена вниманием мужчин.

Домой Таня возвратилась в четвертом часу и посмотрела

на табло телефонного аппарата. Да, был звонок. Включила

запись автоответчика. Ба, знакомый голос Ярового. Анатолий

Натанович настоятельно просил ее срочно позвонить ему. Она

заволновалась: "Зачем? Что-нибудь с Евгением?" Она не

испытывала желания разговаривать с Яровым: она была сыта

от часов, проведенных с ним в их доме. Но этот неожиданный

звонок в день отъезда Евгения ее насторожил.

Таня набрала номер, указанный Яровым. Он сам взял

трубку. Таня представилась.

– Татьяна Васильевна, нам с вами нужно срочно

встретиться, – очень решительно заговорил Яровой, даже

забыв поздороваться. – И не задавайте никаких вопросов. Я

буду у вас ровно через час. Когда подъеду к вашему дому,

снизу позвоню из машины. До встречи через час. – Он говорил

плотно, без пауз, не дав ей и слова вставить, и положил трубку.

Озадаченная Таня в первые минуты почувствовала

растерянность. В разгоряченном мозгу всплыла масса

вопросов и предположений, и все они вертелись вокруг

главных неприятностей: стрельбы по машине,

предполагаемого краха банка и отбытия в командировку

Евгения. Судя по тону, каким разговаривал Яровой, случилось

что-то неприятное. Таня готовила себя к худшему. Она надела

ту же, что и в прошлый раз, кофточку и те же брюки и стала

ждать.

329

Ровно через час, после телефонного звонка из машины.

Яровой вместе с телохранителем позвонил в дверь. Таня на

всякий случай – о предосторожности ее предупреждал Евгений

– посмотрела в глазок и, убедившись, что это Яровой, открыла

дверь. Анатолий Натанович, к ее удивлению, был в темно-

синей рубахе с погончиками, без галстука и пиджака.

Расстегнутый ворот обнажал высокую породистую шею,

особую гордость Ярового, рыжие волосы по-прежнему были

тщательно причесаны на боковой пробор, лицо, моложавое,

цветущее, сияло счастьем!

– Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой, -

продекламировал он сходу заранее приготовленную фразу и,

войдя в прихожую, подал Тане огромный букет на этот раз не

белых, а ярко алых роз. Здоровенный розоволицый верзила

стоял сзади у порога с тремя коробками. Передав коробки

Яровому, телохранитель бесшумно исчез, тихо прикрыв за

собой дверь, а Яровой бесцеремонно шагнул в комнату,

положив на стол коробки. В одной была бутылка "Амаретто", в

другой – шикарный набор шоколадных конфет, в третьей -

набор духов "Все ароматы Франции". Он вел себя свободно,

раскованно, с преувеличенным возбуждением, как будто был

не то что старым знакомым в этом доме, но другом семьи.

Тане даже показалось, что он слегка "навеселе". А Яровой,

представ перед Таней во весь свой спортивный рост,

непристойно уставился на нее пожирающим влюбленным

взглядом и поддельно жалостливо вымолвил:

– Татьяна Васильевна, дорогой доктор, я безнадежно

болен, и спасти меня может только единственный в целом

мире врач – вы, несравненная, божественная Татьяна

Васильевна.

Таня все поняла, и тревога, напряженность ожидания

худшего отлегли от сердца. Ей было забавно смотреть на

ловеласа высшей пробы, и она решила съязвить:

– Вы же совсем недавно в этом доме утверждали, что

наша медицина ломаного рубля не стоит. Что лучшие врачи

обитают в Израиле и Штатах. Почему бы вам, при ваших-то

возможностях, не обратиться к ним.

– Все это так, я мог бы и в Израиль и в Штаты. Но моя

болезнь особая, специфическая, подвластная только вам, -

дурачился Яровой.

– И что ж это за болезнь? – все так же иронически

спросила Таня, догадываясь об ответе.

– У меня болит душа. Понимаете – душа!

330

– Тогда вам надо обратиться к психиатру, а я терапевт.

– Нет, Татьяна Васильевна, не хотите вы меня понять, -

раздосадованно вздохнул Яровой и начал открывать

"Амаретто". – Доставайте, пожалуйста, рюмки, и мы отведаем

этого божественного напитка, которого Евгений так и не мог

достать. Я вам должен буду сообщить нечто важное и не

совсем приятное.

Таня насторожилась, нерешительно поставила на стол

две хрустальные рюмки, а он тем временем открыл коробку с

конфетами, сел к столу и быстро разлил по рюмкам вино.

– Вы мне напрасно налили: у меня нет настроения, -

сказала Таня, все еще не садясь за стол. Она не решила, как

себя вести с этим непрошеным визитером.

– Настроение создаст "Амаретто". У меня есть повод

выпить: вчера я встречался с президентом Ельциным.

Состоялся хороший разговор.

– У меня тоже есть повод, – решительно подняла рюмку

Таня. – И у меня, не вчера, а сегодня, только что состоялась

встреча с одним очень интересным человеком. За его

здоровье я с удовольствием выпью. Ну а вы пейте за своего

президента.

Яровой внимательно посмотрел, как Таня залпом выпила

свою рюмку, и он вдруг явственно ощутил ее отчужденность и

тоже выпил.

– А человек, за здоровье которого вы пили, он что, лучше

меня? – спросил как бы шутя.

– Вы очень разные, даже антиподы. Он – истинный

патриот, – с мягкой иронией ответила Таня.

– А я по-вашему кто? Сионист, масон? – Это была

тяжеловесная попытка сострить. Таня в ответ слегка

улыбнулась и неопределенно пожала плечами. – Кстати,

сионисты не такие уж страшные, как их малюют разные

патриоты. Остерегаться надо не сионистов, а их лакеев и

полукровок. И, разумеется, масонов. Но не будем о политике. -

Он снова наполнил рюмки, продолжая аппетитно жевать

шоколадные конфеты.

– Почему же? В прошлый раз вы так интересно

рассказывали. Например, о возможной американской

оккупации, о Руцком, – напомнила Таня. Она сохраняла

внешнее спокойствие.

– Забудем этот вздор. Мало ли что по пьянке можно

наболтать, – раздосадованно сказал Анатолий Натанович. -

Все это чушь, фантазия.

331

– А как же с пословицей: что у трезвого на уме, то у

пьяного на языке?

Яровой осклабился и с любезной небрежностью

произнес:

– Да будет вам, Татьяна Васильевна... Танечка. Мне

можно вас так называть?

– Для этого должны быть основания, которых у вас нет,

Анатолий Натанович, – холодно осадила Таня. Однако это не

смутило Ярового. Он напомнил:

– В прошлый раз мы пили на брудершаф. – Таня

промолчала, и он продолжал: – Я буду откровенен: когда я

увидел вас, ваше лицо, ваши глаза, у меня дух захватило.

– Вы повторяетесь, Анатолий Натанович, – перебила

Таня: ей неприятно было слушать его излияния. Но он не

обратил внимания на ее реплику и продолжал:

– Побывав у вас дома, я понял, как вы несчастны. Понял,

почему. Я знаю, что у Евгения есть любовница. И вы об этом

знаете. Вас это угнетает, оскорбляет. Вам так же, наверно,

известно, что Евгений решил расторгнуть ваш брак и связать

себя семейными узами с Любочкой, этой высокой, костистой,

сексуальной кобылой. Вы, конечно, знаете, о ком я говорю. Он

не скрывает с ней своих отношений. Сегодня они вдвоем

улетели в Испанию на песчаные пляжи. В ваших глазах я,

наверно, со своей откровенностью выгляжу не лучшим

образом. Но поверьте, мне искренне горько и обидно за вас, на

которую я молюсь. Для меня вы святая. Не возражайте,

выслушайте. Вы – моя мечта, идеал, который может только

присниться в розовом сне. Я всю жизнь грезил встретить

такую, в ком внутренняя красота, ее душа, так бы

ослепительно сияли. Вы исключительное, неповторимое

творение природы.

– Я уже слышала – реликтовый экземпляр, – снова

перебила Таня, но уже как-то помягче. – Остановитесь. Мы же

не юноши, мы взрослые и, я надеюсь, не глупые, серьезные

люди. – Хорошо, Татьяна Васильевна. Согласен. Давайте

перейдем от лирики не на прозу, а на деловой тон. Ваш

"Пресс-банк" обречен, как и другие ему подобные. Евгений это

понимает. И он не станет ждать, когда его засадят в тюрягу, он

смоется, как смылись уже некоторые. Я не уверен, что он из

этой поездки возвратится. У Любочки хватка кобры. Возможно,

она уже беременна. Из нашего разговора в прошлую встречу я

понял, что вы ни за какие блага не покините страну, не

332

составите компании мужу, который вам изменил и которого вы

не любите. Пожалуйста, не перебивайте, выслушайте. – Он

говорил быстро, напористо, не давая ей возможности вставить

хотя б одно слово, страстно глядя ей в глаза. – Я предлагаю

вам себя. Мое положение прочно, как никогда.

– Вы в этом уверены? – не без иронии спросила Таня. -

Ваш президент, по-моему, не уверен.

– Мне наплевать на президента. Уйдет он, придет другой,

до которого мне так же нет дела. У меня есть прочный

фундамент. Это мой капитал, который Евгению и не снился. У

меня есть все, о чем может мечтать нормальный человек. -

Похоже, он терял терпение.

– Нормальный человек не может мечтать об

излишествах, о бешеной роскоши, – возразила Таня. – Это

противоестественно самой природе. Она не потерпит

непосильного грабежа. Она просто не выдержит, и планета

погибнет от варварского истощения ее ресурсов.

– Вы извините, вы начитались всякой ерунды разных там

экологов, зеленых и красно-коричневых. Человек живет в свое

удовольствие. Это высшее благо, в этом есть то, что

называется счастьем.

– Не может быть счастья за счет несчастья других, -

сказала Таня. Незаметно для себя она ввязывалась в спор, ей

хотелось высказать свое кредо. – Материальную роскошь,

излишество вы возводите в критерий счастья.

– Нет, конечно, не это главное, роскошь – сопутствующее

счастью. Главное – любовь. Я с вами согласен. Но любовь в

шалаше, извините, это сказка для простаков, ради утешения.

– Любовь должна быть взаимной. Только такая любовь

приносит счастье. Я так понимаю.

– Но ведь вы не любите Евгения, а он любит не вас а

свою сотрудницу, с которой укатил на приморские пляжи.

Следовательно, вы несчастливы, – подтрунивал Яровой.

У Тани не нашлось слов, чтоб немедленно парировать, и

она сказала с наигранной улыбкой:

– Но ведь вы тоже не счастливы, коль вам не хватает

любви.

– Именно так. И тут я встретил вас...

– И что же? – в вопросе Тани прозвучали насмешливые

нотки. – И полюбил вас с первого взгляда. И говорю вам

словами гения: "Я опущусь на дно морское, я полечу за облака.

Я дам тебе все, все земное – люби меня".

333

– На Демона вы не похожи, не тянете, – с нескрываемой

насмешкой сказала Таня.

– Тогда кто же я по-вашему? Мефистофель? – И

побагровевшее лицо Ярового исказила вымученная улыбка.

Таня тоже улыбнулась и заметила:

– Прямо, как в кино. Вы артист. Вы сами сказали, что

играете роль в великом спектакле, который называется русской

трагедией. Зачем же вам переходить на комедийную роль? Вы

знаете такие стихи: И чувства нет в твоих очах,

И правды нет в твоих речах,

И нет души в тебе?

– Чьи это? – небрежно поинтересовался Яровой.

– Федор Тютчев, над которым недавно по телевидению

измывался пошляк Познер. Допустим, что тютчевские строки

не о вас. Но ведь я вас не люблю и никогда не смогу полюбить,

потому что вы мне не нравитесь. Извините за откровенность.

Как говорят, сердцу не прикажешь, вы – не мой идеал.

– А чем же я нехорош?

– Я этого не сказала. Вы прекрасный, видный, богатый,

удачливый, но не мой.

В Яровом закипала злоба, болезненная обидчивость.

Устремив на Таню разъяренный взгляд неподвижных,

непроницаемых глаз, он выдавил:

– Вам, как красно-коричневой, не нравится мое отчество?

– Странно. Не ожидала я от вас такого, Анатолий

Натанович. Почему вы окрестили меня красно-коричневой?

Потому что я люблю свою родину, свой несчастный народ,

потому что я русская? Да, я горжусь своей многострадальной

Россией, ее нелегкой, но славной историей, где были и взлеты

и падения. Кстати такого падения, как сейчас, Россия никогда

не знала. Я горжусь Пушкиным и Чайковским, Менделеевым и

маршалом Жуковым, Есениным и Гагариным, Репиным и

Шаляпиным, Шолоховым и Георгием Свиридовым. Горжусь

моим талантливым народом и огорчаюсь его наивной

доверчивостью, излишней добротой и гостеприимством,

неоправданным терпением.

Он слушал этот монолог Тани молча, понурив взгляд и

держа в руке полную рюмку, это было неодобрительное

молчание. Он не хотел ее перебивать и не имел желания

спорить с ней. Да и о чем тут спорить? А она, бросив на

Ярового быстрый, неприветливый взгляд, продолжала:

334

– Меня вот преследуют недавно прочитанные стихи

Валентина Сорокина: Стонет русская земля:

Банда стала у руля.

Неужели их не сбросит

Пролетарий с корабля ?!

И я спрашиваю себя вместе с поэтом: почему не

сбросит? Нет ответа. Может, вы, Анатолий Натанович, знаете

ответ?Он слушал Таню подозрительно и с любопытством,

жесткие глаза его пытались проникнуть ей в самую душу. С

легкой усмешкой он резко выплеснул себе в пасть вино и тут

же снова наполнил свою рюмку. Потом поднял на Таню

холодный, недружелюбный взгляд, глухо произнес:

– За ваше здоровье и счастье. Надеюсь, вы найдете свой

идеал.Опорожнив и эту рюмку, он устало поднялся и

направился к выходу, буркнув на ходу с холодной усмешкой:

– Телефон вы мой знаете.

– Минуточку, – спохватилась Таня. Она взяла со стола

коробку духов "Все ароматы Франции" и протянула ему: -

Заберите, пожалуйста. – Но он даже не обернулся, негромко

вымолвил:

– Будет желание – звоните.

И ушел.

Глава четвертая

1.

После ухода Ярового Таня вдруг почувствовала себя

смертельно усталой, измученной и расстроенной. Яровой

вызывал в ней физическую гадливость. Она попробовала

найти слово, точное и меткое, чтоб определить им Ярового,

дать ему характеристику одним или двумя словами. "Циник?"

"Подонок?" Да, конечно. И все же не совсем всеобъемлюще. И

наконец решила: "Пошлая душонка", не просто пошляк, а

именно – с пошлой душонкой, вообразившим себя Демоном.

Честь, порядочность, приличие – для него пустые звуки. Ее

больно поразило его откровенное доносительство о

сожительстве Евгения с Любочкой – факт, о котором она даже

не догадывалась. Сначала ей не хотелось верить: сочинил с

подлой целью, чтоб добиться своего. И тут же соглашалась:

335

похоже на правду. Но почему раньше ей эта мысль не

приходила в голову – поводов для подозрений было больше,

чем достаточно, но она их сходу отметала, она верила ему,

своему Евгению, и считала, что и он верит ей. Впрочем, у него

не было повода подозревать ее в измене, о которой она не

помышляла, он даже не ревновал, когда мужчины глазели на

нее бесцеремонно и делали дух захватывающие комплименты,

он даже гордился, и ее это обижало.

Усталая, издерганная, она впала в состояние

безнадежной растерянности. Мысли об измене Евгения ее

терзали сильнее всего: человек, которого она искренне

любила, которого боготворила, оказался способен на

предательство. Ну разлюбил, полубил другую, в жизни такое

случается и довольно нередко. Что ж, скажи честно,

откровенно, можно решить все по-хорошему. Все эти

последние страшные годы русской трагедии, когда душа ее

изнывала от переживаний за судьбу России и людские беды,

он от души наслаждался жизнью и врал. Честная и гордая, она

была ужасно оскорблена и не находила оправдания

поведению Евгения. У нее даже возникло подозрение, что он

преднамеренно, по обоюдному сговору подослал к ней сегодня

Ярового.

Вообще-то во второй половине дня она собиралась

поехать на дачу, но появление Ярового спутало все карты. И

теперь, не находя себе места под тяжестью размышлений, она

подумала: "А может, сейчас, пока еще не поздно, уехать на

дачу и провести там воскресный день?" Но одного такого

желания оказалось недостаточно: у нее не было сил заставить

себя выйти из дома. Не лучше ли завтра встать пораньше и

уехать, а сейчас заняться домашними делами, которых у

женщин всегда невпроворот. Так и порешила. В девять вечера,

посмотрев по телевидению новости, она легла в постель,

приняв таблетку успокоительного. Разбудил ее телефонный

звонок. Часы показывали четверть одиннадцатого. Спросонья

ей показалось, что звонок междугородний, и она решила, что

это Евгений: он обещал позвонить. В трубке послышался уже

знакомый ей гнусавый голос анонима. Он спрашивал Евгения.

Она машинально, прежде чем поинтересоваться, кто говорит,

ответила, что он в загранкомандировке.

– Смылся, – прогнусавила трубка. – Найдем, из-под земли

достанем и рассчитаемся.

И к Тане вернулся страх, тот самый, охвативший ее после

стрельбы по машине и, казалось, приглушенный, отодвинутый

336

на задний план другими переживаниями. Сон как рукой сняло,

душа сжалась в комок. Значит, охота за Евгением не

прекращена, они требуют расчета, значит, он им что-то должен

и они не упустят своего, заставят расплатиться, возможно,

кровью и жизнью. С кем он связался? Почему она об этом

ничего не знает? Ведь их угрозы падут на нее, на Егора. Нет-

нет, только не на Егора – мальчик тут не при чем, как, впрочем,

и она. А эти твари – она имеет в виду преступников -

непредсказуемы. В печати, по телевидению она читала и

слышала: убийство стало повседневным явлением, убивают

средь бела дня. Убивают по заказу. Но что-то ей не

приходилось слышать, что задержаны и осуждены убийцы.

Она чувствовала себя совершенно беззащитной. В стране

хозяйничают уголовники сплошные, сверху до низу уголовники.

Никакие законы не действуют. Их никто не выполняет, начиная

с самого президента. Он подает пример беззаконию. Это

известно всем и каждому.

Так она лежала в постели с открытыми глазами и

зажженным у изголовья ночником. До двенадцати часов

предавалась тяжким, тревожащим душу размышлениям. Сон

не приходил, и она приняла таблетку снотворного. Засыпала

медленно, погружаясь в хаос неприятных сновидений. Ей

снилось, что за ней охотятся, ее преследуют какие-то

субъекты, натравляемые Яровым, ей виделись его холодные

глаза, язвительная усмешка на плотоядных губах. Она убегала,

хотела спрятаться на даче, подбежала к калитке, нажала на

кнопку звонка. И звонок разлаялся, только не мелодичный, а

резкий, трескучий, от которого она с дрожью проснулась. Она с

опаской посмотрела на телефон, потом на часы. Было начало

третьего. Она не сразу взяла трубку: сердце ее трепетало. А

звонки были настойчивыми, резкими. После пятого звонка она

сняла трубку и тихо сказала:

– Я слушаю.

Ответа не было, но она знала, определенно чувствовала,

что ее слышат, она даже ощущала дыхание в трубке.

– Ну говорите же, я вас слушаю, – повторила Таня. Ей

почему-то подумалось, что это звонит пьяный Яровой. Но

трубка упорно молчала.

Восточная сторона неба уже алела, и прячущийся далеко

за горизонтом первый луч солнца заиграл на зловещей игле

останкинского шприца. Начинался ранний рассвет. "Может,

вставать не торопясь да ехать на дачу?" – подумала Таня и,

вспомнив, что еще так рано, решила вздремнуть часок-другой.

337

Очевидно, под воздействием снотворного ей удалось уснуть

тревожным сном. И совсем не надолго: в пятом часу она

явственно услышала странные звуки у входной двери, точно

кто-то пытался совладать с замками. Таня встала с постели и

без халата на цыпочках, крадучись, вышла в прихожую и с

предельной осторожностью посмотрела в дверной глазок,

напрягая слух. Так она стояла, затаясь и не дыша минуты три.

Но никаких звуков, все было тихо. "Может, мне показалось", -

подумала она и возвратилась в спальню, преследуемая

страхом, который теперь безраздельно владел ею.

Она подошла к окну: молодое солнце низко висело над

подковообразной гостиницей "Космос", но с южной стороны

небо хмурилось. Она вспомнила прогноз погоды на сегодня:

облачно, с прояснениями, возможен местами небольшой

дождь. Похоже, что прогноз оправдается, так стоит ли ей ехать

на дачу? А в голове стучало: пытался ли кто-то открыть дверь

квартиры или ей это показалось? Шорохи, похожие на возню с

замком, она слышала явственно. Дверь у них железная,

укрепленная, замки и внутренняя задвижка надежны. Ее

можно открыть только взрывом. Неплохо бы иметь сторожевую

собаку, у них с Евгением была такая мысль, но потом

прикинули: с ней много мороки – выводить на прогулку два раза

в день. И сразу вспомнила судью с Амуром: вот же как-то

управляется мужик, и без жены. Интересно, есть ли у него дети

или живет один? И что за причина развода?

Да, решено – на дачу сегодня она не поедет: погуляет в

парке. Возможно, встретит там этого симпатичного судью – как

его имя? Ах, вспомнила: Константин Фомич. Нет, не Фомич,

Харитонович. Кстати, можно рассказать ему о ночных звонках,

посоветоваться. Он же сам просил обращаться за

консультацией.

Завтракала без аппетита – бутерброд с маслом и сыром и

чашка крепкого кофе без молока. Вспомнила про вчерашние

газеты, которые извлекла из ящика, возвращаясь из парка, и

не успела прочитать: помешал Яровой. Развернула "Советскую

Россию" и сразу на первой полосе вместо передовой

небольшая заметка в виде письма в редакцию из Тулы. Автор -

56-летняя учительница Князева Эмма Ивановна, получающая

нищенскую пенсию, писала: "Я вообще ничего не могу купить -

ни лампочки, ни халата, ни тапочек. Пенсии едва хватает на

квартиру, свет и кой-какое питание. Люди, я не могу так жить!..

Петлю на шею – единственный выход. Я сердечница, но не

имею возможности купить самые необходимые лекарства.

338

Даже валидол мне недоступен... Всю жизнь я учила своих

учеников жить по чести и справедливости. А что получила за

все свои труды? Медленную смерть. Погибаю".

Таня зримо представила положение этой несчастной

женщины, которая всю жизнь сеяла разумное, доброе, вечное,

а теперь на склоне лет своих, больная, не имеет возможности

купить даже валидол, чтоб поддержать свое сердце. Это жутко,

страшно. Но ведь таких Князевых в России миллионы.

Вымирающая нация, погибающий народ. И она почувствовала

от этого письма какую-то неловкость и даже свою вину, потому

что она врач Соколова, ни в чем не нуждается, что для нее и

лампочки, и тапочки и халаты – это такие мелочи, пустяки... А

сердце выстукивает слова поэта: "Стонет русская земля, банда

стала у руля..." Да, банда, жестокая хищная, лишенная совести

и чести, кровожадная и циничная, поселилась и в Кремле и в

"Белом доме". Она получила приказ из Вашингтона и Тель-

Авива уничтожить великую Россию, и она выполняет этот

приказ.

После завтрака Таня пошла в Шереметевский парк.

Выходя из подъезда, пугливо осматривались по сторонам:

страх теперь следовал за ней по пятам. День был

безветренный, теплый, но не жаркий: солнце изредка

выползало из-за низких туч всего на несколько минут. На Тане

был легкий светлый плащ, она надела его на случай дождя, да

еще на всякий случай зонт прихватила. Вообще весна этого

года была сырой и мокрой, и люди выходили из дома с

зонтами. Пестрые, колючие мысли, отталкивая друг друга,

подобно облакам, плыли в ее разгоряченном мозгу. Может, все-

таки следовало вместо парка поехать на дачу, поделиться

последними событиями с отцом, от которого у нее не было

никаких секретов? Он человек, умудренный жизнью,

прошедший милицейской дорогой нелегкий путь от участкового

до полковника – заместителя начальника отдела в

следственном управлении. Потому ей незачем советоваться с

каким-то случайным человеком, пусть даже судьей. Во всяком

случае, Василий Иванович не меньше искушен в

криминальных делах. И все же она шла, как и вчера, по самой

многолюдной центральной аллее легкой, даже торопливой

походкой, инстинктивно спеша к той вчерашней скамейке, на

которой сейчас, к ее разочарованию, сидели незнакомые

люди.

339

"Почему не позвонил? Обещал же сразу, как прилетит в

Лондон. Ах, да, если верить Яровому, то он где-то на испанских

пляжах", – больно уколола мысль.

И вдруг ее обогнала молоденькая легкая девушка с

огромной собакой такой же породы, как и вчерашний Амур,

Поравнявшись с Таней, собака притормозила. дружески

посмотрела на Таню, ткнулась в нее мордой и приветливо

завизжала. Девушка остановилась, дернула поводок, но собака

не послушалась и по-прежнему ластилась к Тане.

– Амур, – нежно молвила Таня и дотронулась рукой до

головы собаки. Девушка стрельнула в Таню быстрым

взглядом, на губах ее промелькнула тень улыбки. Взгляды их

встретились: вопросительно пристальный девушки и чарующий

Тани. – Мы с ним знакомы, – теплым голосом объяснила Таня и

чтоб окончательно убедиться, спросила: – Это Амур, да?

– Да, Амур. – Девушка смотрела на Таню изучающе. – Вы

из нашего дома?

– Нет. Мы познакомились с Амуром вчера, случайно,

здесь, в парке, – все так же мило улыбаясь, отвечала Таня, как

бы желая задержать эту симпатичную девушку с большими

синими глазами и огромной охапкой каштановых волос.

Оценивающий взгляд девушки излучал откровенное

изумление, она не спешила уходить и проговорила дружески:

– Вчера папа с ним гулял, а сегодня он уехал на дачу и

оставил Амура на мое попечение.

– Значит, вы дочь Константина Харитоновича? – Девушка

кивнула. – А как ваше имя? – поинтересовалась Таня.

– Меня зовут Оля. А вас?

– Татьяна Васильевна.

– А-а, папа говорил, что вы с Амуром подружились. Он у

нас скучает по маме, – сказала она и осеклась, уголки рта ее

опустились, а слегка смущенный взгляд она отвела в сторону.

Таня не обратила на это внимания и ласково спросила:

– А вы тоже скучаете? – Теперь они медленно шли по

аллее бок о бок. Оля нахмурилась, тонкое лицо вдруг стало

строгим, и Таня сразу поняла неделикатность своего вопроса и

потому, не ожидая ответа, спросила совсем о другом:

– Вы школьница или студентка?

– Второго курса МГУ, – весело и непринужденно ответила

Оля. У нее приятный голос и открытое детское лицо. Держится

она легко и свободно. Оля не знала, что Татьяна Васильевна

только вчера встретилась с се отцом, она почему-то думала,

340

что они старые знакомые, и поэтому держалась с ней

достаточно откровенно, чему способствовало и то, что Таня с

первого взгляда вызвала симпатию сердечной теплотой и

лаской, какой-то неизъяснимой прелестью своих глаз,

излучающих нежность и теплоту. Скоро они разговаривали

словно давние знакомые. Оля принадлежала к числу молодых

людей, совершенно чуждых замкнутости и подозрительности,

людей, которых мать-природа наделила открытой, доверчивой

душой. От Оли Таня узнала, что ее младший брат – школьник-

десятиклассник погиб третьего октября в Останкино возле

телецентра во время кровавого побоища, устроенного

американскими лакеями. Именно так она и сказала:

"американскими лакеями".

– Колонны людей с красными знаменами шли по нашей

улице, по Королева, к телецентру. Коля в это время гулял с

ребятами во дворе, ну они и пошли вместе со всеми, -

рассказывала она. – Просто интересно было. Я в это время

находилась дома, занималась и тоже хотела пойти

посмотреть, но мама меня не пустила. Она как чувствовала. А

то и я могла попасть под пули. Мы с мамой из окна видели, как

летели огоньки пуль. Там много людей полегло... И наш Коля.

Мы все очень переживали смерть Коли. Мы его очень любили.

Он был отличником в школе. Мама не могла этого перенести,

она заболела, начала поговаривать об отъезде вообще из

России. В смерти Коли винила папу. А при чем тут папа, он

совсем не виноват. Мама у нас была, как вам сказать, ну не то

что демократка, но и не одобряла все антиправительственные

демонстрации, хотя и правительству не сочувствовала. Она

была далека от политики. По этим делам они с папой часто

спорили.

– А она работала, ваша мама?

– Да, она преподавала английский язык и институте, а

потом, когда началась эта перестройка, пошла работать

переводчицей в иностранную фирму. Она требовала от папы,

чтоб он поменял свою работу, ей не нравилось, что он судья.

– А почему?

– Она боялась. Преступники угрожали папе. Вы же

знаете: они заложников берут. Она больше за меня и за себя

боялась.

В парке было все невыносимо прекрасно, воздух, густо

напитанный ароматом цветов, молодой листвы и трав, пьянил

и возбуждал высокие порывы души. Под кронами деревьев

пенсионеры играли в шахматы и домино. Звучные голоса

341

дроздов и зябликов раздавались со всех сторон. Соловей

почему-то молчал, должно быть ночной певец берег голос до

своего часа. Оля шла легкой твердой походкой, но без особой

грации, ослепительная улыбка играла на розовощеком юном

лице. Тане все нравилось в этой девушке – и открытая душа, и