Текст книги "Фирсов Русские флотоводцы"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Наступили сумерки, но кругом все полыхало. Тут и там горели турецкие и египетские корабли, взрыва-/un i., разбрасывая далеко горящие части рангоута. 11 точная канонада сама собой затихла. Исход битвы fti.i I очевиден.

♦ Взорвано и пущено ко дну 70 военных судов и 8 транспортов», – доносил Гейден.

(’о склона холма почерневший от ярости верховод гурок Ибрагим-паша взирал на догорающие остатки флота. Тагир-паша с нескрываемой иронией произнес: Аллах наказал нас ослеплением разума.

Ибрагим-паша процедил сквозь зубы:

Кто же мог знать, что у них корабли железные, м люди настоящие шайтаны...

Командир «Азова» представил к заслуженным наградам своих подчиненных. Первыми он отметил по В<н лугам Баранова, Нахимова, Бутенева. Не забыл ж гх, в том числе и гардемарин, Владимира Истомина и Дмитрия Шишмарева.

Первую боевую аттестацию своего наставника I пряведливо заслужил мичман Корнилов. «Командо-иил тремя пушками нижнего дека и действовал как весьма деятельный и храбрый офицер».

Лазарева произвели в контр-адмиралы, а Корнилин получил первую боевую награду – орден Святой Лины IV степени.

Вскоре Россия объявила войну Турции. Корнилов л.на года на «Азове» участвовал в блокаде Дарданелл.

Весной 1830 года эскадра, которой командовал контр-адмирал М. Лазарев, направилась в Кронштадт. Флаг-офицером при флагмане состоял В. Корнилов. Лазарев не ошибся в выборе и по приходе на I -злтику оценил сполна своего помощника:

«Во время перехода из Архипелага до Кронштадта он исполнял должность флаг-офицера, но до того времени всегда командовал вахтой. Весьма деятельный и по познаниям своим искусный морской офицер, которому с надеждою можно доверить командование хорошим военным судном».

В конце кампании на «Азов» приходит другая радостная для Корнилова весть – «перевести в 14 флотский экипаж с назначением командиром строящегося тендера «Лебедь».

Тендер, одномачтовый парусник, по вооружению десяток пушек, моряки чаще называли катером. Предназначался он для разведки, дозора и охраны рейда.

Не ожидая начала кампании 1832 года, тендер «Лебедь» одним из первых покинул Кронштадт. Корнилов повез срочные донесения в Данциг. Там войска Дибича, который внезапно скончался от холеры, завершили усмирение польской шляхты.

С началам весны в Кронштадте знали, что контр-адмирал Лазарев убывает к новому месту службы в Николаев. Одним из первых узнал об этом Путятин и с огорчением высказался Корнилову:

– Ежели сие подтвердится, Володя, беспеременно стану проситься под начало Михаила Петровича.

Корнилов поддержал товарища:

– Хотя государь, слыхать, недоволен частыми переводами флотских офицеров, но ежели сие правда, мне тоже не с руки оставаться на Балтике.

И Корнилов добился своего. 18 января 1833 года его зачислили в 34-й Черноморский флотский экипаж. Одним из первых об этом узнал Лазарев, находившийся с эскадрой и войсками в Босфоре.

Не откладывая, в тот же день Лазарев отсылает с очередным донесением свое ходатайство командующему флотом:

«7 марта 1833 года. Босфор.

...Я нашел в последнем «Инвалиде», что лейтенант Корнилов сдал чудесный тендер, которым командовал на Балтике, для перевода на службу в Черное море. Он отличный офицер и совершенный джентльмен. Он назначен в 34 экипаж. В случае его прибытия я буду чувствовать себя лично обязанным в. пр-ву, если вы поручите его под мое начальство (по особым поручениям) и прикажете, чтобы он был при-

н сюда с первым транспортом или другим судном, которое присоединится к эскадре. Путятин и Корни >£*'< ~ это два офицера, о которых я так много и час-HI' говорил в. пр-ву. Я не сомневаюсь, что они найдут случай встретить ваше такое же одобрение.

Лазарев».

будучи от природы сметливым и прозорливым, Ла-Шцч-н на службе всегда смотрел в перспективу. Всего mi . яц находился Лазарев на берегах проливов и, оценок обстановку, сразу понял, что русскому флоту не миновать действовать здесь, на военном театре. Но на 'I юте не было ни одной карты или описи Босфора и Дарданелл. Потому и направил срочно прибывших К< ч>нилова и Путятина в проливы. Инструктировал их дотошно:

– На днях фрегат «Эревань» отправится в Галлиполи. Генерал Муравьев посылает туда, с разрешения турок, своих офицеров для осмотра тамошних крепос-ми и приведения их в порядок, на случай нападения египтян. Наиглавнейшая ваша задача – обозначить на карте якорные места, отмели, течения в Дарданеллах. Нанести на карту все укрепления азиатского и европейского берега, число орудий, калибр. Как и чем шщищены. Такой случай больше может и не выпасть. Д там, как знать, быть может, и нашему флоту ваши выкладки пользу принесут. Турки, они народ переменчивый.

Путятин и Корнилов начали опись с окрестностей столицы, где «Эревань» сделал первую остановку. Фрегат становился на якорь через день-другой. За месяц, пока прошли на выход из Дарданелл, у города Галлиполи, закончив съемку, Путятин и Корнилов сошли на берег и поспешили в Константинополь по сухопутью. Там их ждал сюрприз – обоих произвели в капитан-лейтенанты. Просмотрев их работу, Лазарев восхитился проделанным.

– Нынче же, не откладывая, все переложите и пересчитайте начисто. Доложим вашу съемку государю.

Вскоре русская эскадра погрузила войска и снялась с якорей. За экспедицию в Босфор Корнилова наградили орденом Святого Владимира IV степени, а турецкий султан пожаловал его золотой медалью.

В феврале 1834 года новый главный командир Черноморского флота, вице-адмирал Лазарев поздравил Корнилова с назначением командиром 18-пушечного брига «Фемистокл». В разгар лета «Фемистокл» поступил в распоряжение русского посла в Константинополе, а глубокой осенью Корнилов с бригом отправился в Архипелаг, в распоряжение посла России в Греции. Почти две кампании бриг находился в самостоятельном плавании в Средиземном море. Избороздил Эгейское море и Адриатику. Побывал в Италии, Триесте, Черногории. Всюду за ним и его товарищем Путятиным ревниво присматривали английские и французские моряки, втайне восхищаясь внешним видом судов и мастерством команды и экипажей. Приятно было это знать и Лазареву:

«Слышал, что суда наши, построенные и отделанные при мне и командуемые моими питомцами, отличаются теперь между англичанами и французами в Греции».

Во время пребывания в Греции Корнилов познакомился и подружился с известным художником К. Брюлловым²⁹.

Представляя Корнилова к званию «капитан-лейтенант», Лазарев отметил: «Вот один из тех офицеров, которые поддерживают честь нашего флота».

Такой похвалы от Лазарева до сих пор никто из офицеров не заслужил.

В апреле 1835 года Корнилова произвели в капитан-лейтенанты, а в августе «Фемистокл» бросил якорь в Севастопольской бухте.

В кампании 1836—1837 гг. Корнилов командует корветом «Орест» и за усердную службу награжден орденом Святого Станислава III степени.

С января 1838 года он в Николаеве, где на стапелях

его фрегат «Ф_ЛОр_а>

Корнилова и назна ’ ^{8 апреле} Лазарев отзывает

Предстоят десанты ^{Начальником} штаба эскадры, высадка сухопутны ^В°^{И на} Кавказе. Планировалась Укрепленных ф₀р_?^{Х В}°^{ИСК с Ко}Раблей и создание сети Кавказа. ^{0В на} Черноморском побережье

~ Фрегат потеппит

стапелях красоватьс _1^{6Му еще не менее г}°Д^{ика на}

мирал. – Будете з ^Я' ^встретил такими словами ад-чальником штаба эс ^{КаМПанию п}Ри мне состоять на-листрии». – Лазап^СКаДРЫ' ^У^стР^адвайтесь на «Си-Надлежит нам _Спеп ^{В П}°^Манил Корнилова к карте: – ского у Керчи. Зате ^ ^За^^{рать в}°йска генерала Раев-сантируем. ^{М Двине}мся к Туапсе, те войска де-

В Керчи забот Ко

сбился с ног. Расппр^РНИЛ°^{Ву хватало}> с первых дней пехоту, куда пуц_1Кц^{ЛЯЛ в}°йска по кораблям: куда Задумал и, полу_Чи ’ ^{КУДа Л0Щадей}’ порох, провизию, вал солдат в пос_адк^В °^{добрени}е Лазарева, практико-Как никак, а боязно ^ ^{Шлюпки и} выгрузку на берег, ря, сигать в пенисть ~^еХ°^Те’ ^Никогда не видевшей мо-зу в атаку. ^{ги п}Р^ибой с ружьем и бежать сра-

В первых числах м

в Туапсинской бу_Хт ^{ЙЯ ЭСКадра} становилась на якоря можно ближе. В прн^⁰¹³⁸⁶^ ^подх°Дили к берегу как лись горцы, готовил ^{Р6ЖНЫХ р01дах}> «е таясь, скопили их предводители ^{ИСЬ К} ^^0!0‘ Между ними разъезжа-Корнилов еще вкеп

первый приказ а_ДМ1 ^рченском проливе подготовил мыслы и указания ^{Ирала На} высадку десанта. Все за-надцати пунктам. _и^{ДМярала} были расписаны по один-местная операция ^{Н9Че Нельзя}’ Д^есант сложная, сов-четко определено ^{ЙРМИИ и} Флота. Все должно быть на корабле и в рот_ах°^{НЯТНО И ясно каж}Д°^мУ °Ф^ирерУ сайте. ’ ^кажДому матросу и солдату в де-

Лазарев не оставил к

десант разбили на °^{63 Работы и} Корнилова. Весь Правым командовя ^{ДВ8 атак}Ующих фланга-отряда.

^{Л кап}итан 1*го ранга Серебряков,

Of,.

левый фланг адмирал поручил Корнилову. Все, кажется, предусмотрено, где, когда, кому и как действовать. Выделены все гребные шлюпки с кораблей, распределены войска между ними. Заряжена артиллерия кораблей для поддержки первого броска, предусмотрены сигналы.

Корнилов накануне зашел к Лазареву:

– Ваше превосходительство, предусмотрены нами сигналы, в том числе и пушками. Во время атаки как бы не перепутать. Флажные сигналы закроет пороховым дымом, пушечные сигналы потонут в общих залпах, могут проспать или перепутать.

– Что же ты предлагаешь?

– Обозначить два важных сигнала общим криком «Ура!».

Лазарев мгновение раздумывал:

– Когда и как?

– Первый крик матросам на вантах, для начала движения десанта к берегу, другой на гребных судах кричать с приставанием к берегу, покуда не все высадятся на сушу, для нашей артиллерии.

Ну что ж, Лазарев, видимо, не ошибся в Корнилове, «смышлен и озабочен делом».

– Добро, отдайте приказ от моего имени и разошлите немедля по судам.

Так появился первый приказ за подписью Корнилова на флоте:

«Корабль «Силистрия» под парусами при Туапсе. По приказанию г. командира честь имею объявить по эскадре к надлежащему исполнению следующее:

1. По окончании пальбы кораблям, следуя флагману, прокричать три раза «Ура!», что будет сигналом для гребных судов грести к берегу, на последних должны принять последнее «Ура» и, со спуском, сигнала «Прекратить бой», начать греблю.

2. На гребных судах при приставании к берегу по окончании последних своих выстрелов, так же кричать «Ура!», что и продолжать, покуда не выскочит десант. Это «Ура» должно быть принято с катера командующего отрядом, который будет в средине между правого и левого фланга.»

11ачальник штаба капитан-лейтенант Корнилов».

... Начали атаку корабельные пушки. Двести пятьдесят орудий залп за залпом посылали смертельный град на береговую полосу. Треск и гром были страшные, ядра больших калибров рыли землю, косили деревья.

По новому сигналу матросы взбегали на ванты е криком «Ура!», а гребные суда дружно двинулись к берегу, стреляя из карронад, находившихся на носу.

На подходе к берегу на головной шлюпке Корнилов • командовал открыть огонь из ружей и первым выскочил в пенистые волны небольшого прибоя.

Высадка оказалась на редкость удачной, без потерь, кроме нескольких раненых.

На следующий день, докладывая Лазареву, генерал Раевский от души благодарил за помощь и все же иыделил Корнилова:

«Начальник левой половины гребных судов десанта капитан-лейтенант Корнилов имел весьма большое влияние на успех высадки. Когда огонь с кораблей прекратился, по случаю движения гребных судов к берегу, капитан-лейтенант Корнилов открыл с гребных судов сильный и удачный огонь, который он продолжал до самого берега; с самой большой быстротой он двинул все суда к берегу, сохраняя между ними отличный порядок, через что все войска вышли на берег без малейшего беспорядка. Наконец с десятью солдатами Тенгинского пехотного полка и столько же матросами он одним из первых выскочил на берег для занятия точки, весьма важной для прикрытия прибывающих войск».

8 июня «за отличие, оказанное при занятии местечка Туапсе на Абхазском берегу», Корнилова произвели в капитаны 2-го ранга.

В первый день нового, 1839 года Корнилов вступил в должность командира недавно заложенного на стапелях Николаева 120-пушечного корабля «Двенадцать апостолов».

Прибыв в Николаев, Корнилов увлеченно, с рвением принялся обхаживать свое судно, заложенное на стапеле три месяца назад.

Узнав от Лазарева об улучшении здоровья Нахимова, уехавшего на лечение, Корнилов искренне переживает за товарища и сообщает Матюшкину в Севастополь:

«Он должен возвратиться, только что получил облегчение... Дай Бог ему счастья'⁰. Жаль, очень будет жаль, если он приедет в том же положении, в котором нас оставил».

Минуло всего три месяца, и Лазарев вновь назначил Корнилова в десантную операцию на Кавказе, в Субаши, неподалеку от Сочи.

На рассвете 3 мая 1839 года эскадра подошла к берегу на полтораста саженей. Корабли стали на якоря, спустили шлюпки и баркасы по сигналу, начали грузить войска. И опять Корнилов, командуя всеми гребными судами десанта, одним из первых выскочил на берег и встретил огонь черкесов, во главе авангарда отразил натиск неприятеля и обеспечил высадку первого эталона. Вернувшись на «Силистрию», он отправился с пехотой в десант, и как вновь заметил генерал Раевский:

«Никогда порядок и быстрота гребных судов не были столь полезны, как в сем случае. Несмотря на близость эскадры, неприятель встретил десант в пятидесяти саженях от берега. Несколько минут позже, и он бы встретил первый рейс еще на гребных судах». Корнилов «один из первых выскочил на берег, и когда на самой опушке леса неприятель встретил авангард, Корнилов с вооруженными гребцами бросился вместе с авангардом для их отражения, чем весьма способствовал первому и решительному успеху. После высадки второго рейса капитан Корнилов, соста-on сводную команду из гребцов, с примерной решительностью повел их в атаку... Во все время сражения Корнилов показывал замечательное соображение и неустрашимость».

Боевой генерал Раевский в своих выводах о Корнилове всюду подчеркивает личную храбрость и неустрашимость моряка. Все эти характерные качества с особой яркостью проявились у Корнилова во время обороны Севастополя.

За распорядительность и отвагу у Субаша Корнилова пожаловали орденом Святой Анны II степени. Вернувшись в Николаев» спешил он на стапель, где уже вырисовывались контуры его «Двенадцати апостолов». С особым тщанием он следит за качеством постройки судна. Особое внимание обращает на ударную силу – артиллерию. Сразу оценив по достоинству новшество – бомбические пушки, – Корнилов добился, чтобы его корабль впервые в России вооружили бом-бической артиллерией. Правда, дело оказалось хлопотным, пришлось заново придумывать к ним новые, прочные станки. Теперь частенько вечерами Корнилов задерживался в Адмиралтействе. Второй год он имеете с мичманом Львовым до позднего вечера лопатили сотни документов, делали тысячи расчетов и таблиц, вычисляя подробный перечень штатного имущества для всех классов судов флота.

В это же время Корнилов перевел с английского и издал, снабдив своими примечаниями, книгу Глас-кока «Морская служба в Англии, или Руководство для морских офицеров всякого звания». Книга стала настольным руководством для всех офицеров флота.

В марте 1840 года Корнилов опять с Лазаревым на «Силистрии» – в должности начальника штаба эскадры у берегов Кавказа. На этот раз он отличается в десантах по занятию фортов Лазарева и Вельяминовско-го. После экспедиции Лазарев представлял морскому министру труд Корнилова «Штаты вооружения судов флота», 66 тысяч страниц. Теперь все суда флота строят по четкому регламенту. В Петербурге оценили этот труд по достоинству, Корнилов награжден орденом Святого Станислава II степени. В конце года он произведен в капитаны 1-го ранга.

Начало следующей кампании Корнилов исполняет обязанности начальника штаба эскадры у Лазарева, а поздней осенью наконец-то приводит законченные постройкой «Двенадцать апостолов» из Николаева в Севастополь.

Следующие три кампании Лазарев поднимает свой флаг на «Двенадцати апостолах», а командир Корнилов – тот же начальник штаба и одновременно совершенствует организацию и боевую выучку экипажа. Изучая и проверяя на своем корабле на деле всевозможные случаи из морской практики и применение оружия, Корнилов скрупулезно познает корабельную жизнь во всех допустимых вариантах. И затем свои выводы и решения доводит до каждого члена экипажа путем издания десятков инструкций, приказов и наставлений, добивается, что «Двенадцать апостолов» становится образцом и лучшим кораблем на флоте.

Высокую оценку заслужил корабль не только от командующего флотом. Осенью впервые за пятнадцать лет на флоте появился князь Меншиков. Приезд князя выглядел скорее первой серьезной проверкой высшим начальством деятельности Лазарева на посту командующего флотом. Прибыл Меншиков на флот не по своей инициативе, а «по высочайшему императорскому повелению». Еще в Петербурге поставил себе целью придирчиво проверить и состояние, и боевую готовность кораблей. Поневоле пришлось выйти в море на флагмане «Двенадцать апостолов».

«Я провел с ними три дня на рейде, где осмотрел во всей подробности, потом видел их в море, – рапортовал он Николаю, – и сказать должен, что исправность, чистота и доведение в морском деле сей эскадры превзошли мои ожидания, в особенности блестящее состояние в коем находится корабль «Двенадцать апостолов» (капитан первого ранга Корнилов), чистотой вооружения, превосходной от-л той всех подробностей, быстротой команды в пушечном учении и в корабельных работах. Для взятия двух рифов с полным потом закреплением всех парусов употреблено было только две минуты с половиной. Корабль «Двенадцать апостолов» притом едва •ш не из сильнейших кораблей в Европе и Америке, ибо весь нижний дек состоит из 68-фунтовых бомбовых пушек...»

В донесении князь, быть может, несколько преувеличил, но оценка мощи пушек «Двенадцати апостолов» справедлива.

Итак, официально лучшим из всех судов эскадры признан корабль «Двенадцать апостолов». С некоторых пор, возвращаясь с моря, мнения многих командиров раздваивались, одни отдавали предпочтение -Силистрии» Нахимова, но многие ставили теперь на первое место «Двенадцать апостолов»...

Недавно вернувшись из Англии, наслышанный об успехах черноморцев, царь вознамерился воочию убедиться в достижениях моряков.

Впереди себя он послал восемнадцатилетнего сына Константина, недавно получившего звание капитана 2-го ранга.

– Поезжай на Черное море, загляни обязательно па «Двенадцать апостолов». Меншиков безмерно его

хвалит.

Впервые великий князь выходил в море на 120-пу-шечном корабле. Без суеты, главное, в считанные мгновения разбегаются по вантам и реям матросы, распускаются десятки парусов. «Двенадцать апостолов» ложится на заданный румб. На воде играют яркие блики от заходящего, прямо по курсу, солнца.

– Позвольте, ваше высочество, сыграть тревогу? – спросил командир.

– Конечно! – не раздумывает Константин, и в ту же минуту барабанная дробь заглушила все звуки.

С момента тревоги не прошло и минуты, а уже откинуты порты, раскреплены пушечные станки, матросы схватились за канаты-тали, передвигают орудия к борту, разбирают разные принадлежности, проворно подносят картузы в кокорах.

Великий князь в заметном смущении. Ничего подобного на Балтике он не видел. Константин поманил мичмана.

– Как славно управляются ваши канониры. В чем причина высокой выучки?

Мичман внутренне весьма польщен дарственным вниманием, но вида не показывает. Довольно спокойно он достает из-за обшлага вчетверо сложенный лист бумаги и разворачивает его.

– Ваше величество, извольте взглянуть. Сие подробная инструкция каждому номеру орудийной прислуги. Матросы лишь добросовестно исполняют, что предписано. Само собой, сие достигнуто неустанными тренировками.

– Сие весьма поучительно, такого на Балтике я не видывал, – удивился Константин перед отъездом в Петербург.

Великий князь восхищался выучкой экипажа, не подозревая, сколько сил и энергии вложил в его выучку высокоэрудированный, мыслящий не по шаблону командир.

Еще в 1830 году он под руководством Лазарева участвовал в составлении брошюры «О сигнальных флагов». Корнилов стремился расширить кругозор у молодых офицеров. Это ярко проявилось в его участии в обновлении Севастопольской морской библиотеки. В феврале 1843 года он был избран в комитет директоров, а в самом комитете нес обязанности секретаря-казначея. Корнилов с энтузиазмом взялся за дело. Уже летом 1843 года стали заметны первые сдвиги в деятельности библиотеки. «Старая библиотека переменила свою гробовую физиономию – всегда почти полна офицерами», – отмечал Корнилов.

Артачились адмиралы, требуя доставлять себе книги на дом.

«Казалось бы, что адмиралам, в заведении этом не следовало бы и гнаться за собственными выгода ни, возмущался Корнилов в письме Лазареву, – кони же. как не высшим, думать об этой молодежи, бро чинной сюда за тысячи верст, от своих родных и знакомых, и которая, не имея книг, поневоле обратится и картам и другим несчастным занятиям... Но что 7. с делать, когда у нас на Руси не созрело понятие общего блага, общей пользы. Горько признаться, а оно так. Всякий думает только о собственных своих выгодах, о собственном своем чине».

Корнилов сам выписывал пушкинский «Современник», «Художественную газету», увлекался историей, археологией. Известно его дружелюбие с К. Брюлловым и И. Айвазовским. Корнилов не оставался в стороне и от общественной жизни.

« Нигде Россия столько не нуждается в людях благомыслящих и образованных, – писал он, – как в основе благосостояния государства по разным отраслям внутреннего управления. Но время все сделает, его не остановишь и не придашь ему рыси». Высказы-иал свое мнение и о внешней политике царя. «Большая часть наших заморских затей – колоброд; нам слишком много дела дома! Чтобы пускаться в океан-море, надо выстроить крепкое судно и дать ему надежное вооружение, а то первый шквал – и все планы рушатся. Что в шелку без рубахи?» И в то же время понимал безнадежность высказывать свои взгляды окружающим. «О политике я никогда ведь ни гугу, не тронь г...» – писал он в одном из писем.

Как и задумал Николай I, вскоре после сына наведался на Черное море.

Смотрины Николая I черноморцев подтвердили впечатления великого князя. На тех же «Двенадцати апостолах» император, в отличие от сына, дотошно всматривался в каждую мелочь, начал знакомиться с верхней палубной. Пока матросы ставили паруса, просмотрел весь корабль с юта до бака по правому борту, а назад возвратился по левому. Нигде ни пылинки, ни соринки, вощенная палуба выглядела не хуже пар кета в Георгиевском зале, всюду сверкает надраенная медяшка, на снастях все подтянуто и подобрано, зер кально блестят стекла на световых люках салоном и офицерских кают. Матросы, как на подбор, ухожены, чисто выбриты, подтянуты.

Задержавшись у грот-мачты, царь невольно залюбовался проворными действиями матросов на самом верхнем бом-брам-рее. Ловко переступая на пертах, не держась за что-либо руками, они балансировали, распускали паруса.

На верхнем артиллерийском деке император велел зарядить по две пушки с каждого борта и, глядя на хронометр, довольно ухмыляясь, проговорил:

– Выдать нижним чинам по рублю за мой счет.

Больше всего времени царь провел на нижнем деке, где на оба борта высунули черные жерла бомбичес-кие пушки. Каждая из них со станком весила около 190 пудов, но расчет канониров без видимых усилий раскатывал их на станках, орудовали ганшпугами и другими приспособлениями для наводки пушек в цель.

Как и великий князь, царь вчитывался в памятки канониров, удивленно поднимал брови, холодная улыбка пробегала по его лицу.

Остановившись в конце дека, заложив руки за спину и вглядываясь в длинные, на оба борта, уходящие далеко к носу ряды пушек, вдруг весело проговорил, обернувшись к свите:

– А ведь этот корабль порядком отделает своего противника, кто бы он ни был!

Казалось бы, это вершина желаемого, однако на поприще командира образцового парусного корабля Корнилов не забывает своей давней увлеченности новым для флота явлением – пароходами.

Три года назад, став командиром 38 экипажа, он получил в подчинение экипаж парохода «Бессарабии*. Его воззрением на применение военных парохо-дон, замены ими парусников все больше склоняется и игобходимости и быстрейшей замене первых. Он находит единомышленника Лазарева, который ратует за о проходы.

Но по этому поводу не раз у него происходили рез-| нс полемики с Нахимовым, который не мог терпеть • черных, коптящих небо» пароходов.

Занимаясь подбором книг для библиотеки, Корниши обращает внимание на те, в которых пишут о паро-41 »дах, выписывает литературу «о имеемых в России инодах и фабриках», знакомит своих офицеров с устройством парового двигателя. Говорит о заветном.

– Если бы Севастопольское адмиралтейство подарило бы нам модель пароходной машины! Как бы это било полезно!

Провожая императора в Николаев, Лазарев напомнил о своем заветном:

– Ваше величество, флот наш беден пароходами. Крайняя нужда построить нам военные суда в четыреста сил. На Балтике, я знаю, имеется пароходов более нас.

– Ты про «Камчатку» вспоминаешь? – слегка нахмурился царь.

– «Камчатка», ваше величество, судно красивое, но весьма дорогая игрушка. Мое мнение, американцы с нас деньги взяли лишние.

Глаза императора сверкнули холодным блеском.

– Нынче казна пуста, не к спеху...

Эту рубленую, черствую фразу царя слышал и Корнилов и, когда царь уехал, первым заговорил о насущном:

– Будто для своей пользы выпрашиваем, ваше превосходительство, а не для нужд флота.

Зимой 1845 года во время отпуска в Петербурге Корнилов осмотрел пароходы Балтийского флота, в том числе и пароходо-фрегат «Камчатку», считавшийся одним из новейших пароходовых судов того времени.

В 1846 году Корнилов особенно усиленно занимается изучением механики и проблем, относящихся к паровым двигателям.

– Я принялся за пароходство, и особенно за винт, – писал он Лазареву в июне 1846 года и просил выслать литературу о паровых машинах.

После долгих мытарств Лазарев заказал в Англии военный пароход за счет средств флота. Тут же он назначил «наблюдать за выполнением сего заказа со всеми новейшими усовершенствованиями, как в меха низме, так и в корпусе, вооружении и снабжении парохода, капитана 1-го ранга Корнилова. Я уверен, что офицер этот по образованию своему и любознательности вполне оправдает настоящее назначению и, сверх того, он с особой пользой может заниматься собранием самых подробных и обстоятельных сведений о нововведениях в английских адмиралтействах и на военных судах».

Не прошло и месяца после прибытия в Лондон, а Корнилов уже выбрал среди многочисленных подрядчиков фирму для постройки судна. Теперь надлежало внести изменения в конструкцию, подобрать для судна подходящую машину.

Особое внимание Корнилов уделил предназначению парохода: «Всегда выгоднее военное судно готовить для сильнейшей артиллерии, чем для слабейшей». Упомянул он в рапорте Лазареву и об изъянах в конструкциях. «Несмотря на то что некоторые из английских военных пароходов одного ранга с нашим имеют порты в верхнем деке, я не полагаю прорезать их, ибо, сколько мне известно, ни один из пароходов этих не только не имеет в деке артиллерии, но и не может поставить ее; порта же иметь для виду или для воздуха считаю неблагоразумным, ибо во всяком случае они ослабляют связи судна». Решил Корнилов поставить на пароходе три мачты, а не две. Учитывая

г

h i miuiTft, что иногда при попутном ветре выгоднее ис-¹ жип.зовать парус, экономить дорогостоящий уголь. *Нчгода для трехмачтового вооружения для большо-'> поенного парохода, которому иногда придется держаться при флоте, под одними парусами, заставили •<> пя войти в подробное рассмотрение этого вопроса. Но пароходе «Медея» оставлены три мачты и это нисколько не мешает действию ее кормового орудия. Ни случай, что, ваше превосходительство, мою мысль вооружить заказываемый пароход-фрегат тремя мачтами, предлагаю чертежи вооружения и парусов, составленный Дигборном.. Кажется, тут ничто не мешает пароходу быть боевым судном».

Ответ из Николаева пришел через месяц. Лазарев v I нордил все чертежи и принял все предложения Корнилова, написав на полях его рапорта резолюцию:

• < оиершенно согласен, как на весьма умное и полезное улучшение».

Не ограничиваясь своими заданиями, Корнилов мботится о будущем пароходного флота, подготовке члм пароходов экипажей. «Стоит только подумать

• I возможности разрыва с Англией, и тогда придется ним наш пароходный флот за недостатком механиков вмести в гавань и разоружить», – сообщает он Лазареву и просит срочно назначить командира на стройнится пароход «Владимир».

В конце марта 1848 года «Владимир» сошел со стапелей, заколыхался на волнах Темзы, вскоре приехал и первый командир Аркас. В августе—сентябре про-тли первые ходовые испытания. Результаты испытаний были вполне успешны: машина действовала безотказно, корабль имел скорость в 11 узлов и прекрасно слушался руля.

В конце сентября «Владимир» покинул Англию и в начале ноября стал на якорь в Севастополе.

Вскоре после возвращения на родину Корнилов пыл произведен в контр-адмиралы.

Зимой 1848/49 г. произошли непредвиденные перемены на ответственных флотских должностях в Ни колаеве и Севастополе. Из-за тяжелой болезни подал рапорт об увольнении с поста командира Севастополь ского порта вице-адмирал Авинов, а на его место был переведен начальник штаба флота вице-адмирал Хрущев.

Еще до присвоения Корнилову звания контр-адмирала, Лазарев ходатайствует о назначении его своим преемником, начальником штаба флота. «Контр-адмиралов у нас много, – сообщает он Меншикову, – но легко ли избрать такого, который соединил бы в себе и познание морского дела, и просвещение настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага, и честь нации?»

Лазарев прозорливо предвидит испытания военной силой для России в недалеком будущем...

Ответ пришел через четыре месяца. Корнилову разрешили лишь временно исполнять должность, а назначение состоялось через полтора года.

Окунувшись в первые дни в канцелярскую заводь, Корнилов ужаснулся. «Входящих» и «исходящих» бумаг за прошлый год через канцелярию «прошелестело» семьдесят тысяч!

Лазарев посмеивался:

– Бумажная канитель увеличилась за мое время вдвое, а толку в делопроизводстве не прибавилось. Все вконец запутывают столичные борзописцы.

Корнилов никогда не жаловался на усталость от работы, но тут не выдержал:

– От бумаг, ваше превосходительство, голова идет кругом, а путаница неимоверная. Дозвольте мне заняться делом на практике. Бумага потерпит. Мне ка* жется, больше пользы от моего присутствия на кораблях. Смотреть за порядком в арсеналах, экипажах, госпиталях. Думается, отчеты оттуда наполовину вранье.