Текст книги "Фирсов Русские флотоводцы"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

На следующий день Ушаков наставлял перед походом контр-адмирала Пустошкина. В подчинение ему выделялась эскадра из семи кораблей. Надлежало оказать содействие Суворову.

Ушаков повел русско-турецкую эскадру в Палермо. Там ожидало подкрепление с Балтики. Предстояла первая встреча с Нельсоном. Царь требовал согласовать действия с англичанами.

На рейде стояла английская эскадра. Русские и турецкие корабли по сигналу флагмана становились на якорь.

При входе в Палермо адмиральскому флагу Ушакова салютовала семью залпами эскадра вице-адмирала Карцева. Неделю назад она прибыла из Кронштадта в его подчинение. На рейде находился «Фудроянт» под флагом Нельсона и другие британские корабли.

Первым на «Святой Павел» прибыл флаг-офицер Нельсона.

– Контр-адмирал Нельсон передает искренние поздравления вашему превосходительству с благополучным прибытием.

Ушаков слегка наклонил голову.

– Их превосходительство с нетерпением ждет возможности завтра поутру лично засвидетельствовать свое уважение вашему высокопревосходительству.

Еще до прихода в Палермо, из постоянной переписки с Нельсоном Ушаков имел твердое суждение о нем, не только как о моряке, но и как о человеке. Ад-ми рал знал о тех делах, кои совершила английская эскадра в городе Неаполе, и суждение это укреплялось, и нынче и подтвердилось окончательно. Не в пользу Нельсона. Поэтому, когда на следующий день английский адмирал прибыл с визитом, Федор Федорович приблизительно предполагал, о чем и как будет идти разговор.

У трапа «Святого Павла» Нельсона и английского посланника Уильяма Гамильтона встречали командир корабля и флаг-офицер адмирала.

Худощавый, невысокого роста англичанин с черной повязкой, закрывающей правый глаз, и пустым рукавом, замкнутым за пояс, с любопытством огляды-пился по сторонам.

В первые минуты, когда лейтенант Головачев распихнул перед Нельсоном дверь и тот, обменявшись обычными любезностями с Ушаковым, быстро прошел в угол каюты и стал боком к присутствующим, Федор Федорович проникся к нему состраданием. Одни ко по мере того как, не переставая улыбаться, Нельсон настойчиво, под разными предлогами отвергал помощь русской эскадры в овладении Мальтой, чувство это постепенно улетучивалось. Гортанным го-юсом, весьма резко, Нельсон произносил каждую фразу, подкрепляя ее не менее энергичными движениями руки.

Нельсон довольно бесцеремонно отверг упреки м насилиях над пленными в Неаполе, на что Ушаков ответил:

– На островах Ионических пленено российским флотом пять тыщ французов. Все они, за исключением плененных эскадрой турецкой, отправлены в свои места. Повстанцев же мы миловали.

Ушаков встречался с Нельсоном еще не раз, но такого накала беседы уже не принимали. Они и проходи-in во время деловых встреч с министрами короля, ма официальных приемах. Было окончательно решено, что соединенная русско-турецкая эскадра уйдет в Неаполь, восстановит там порядок, высадит десант и двинется в Рим, чтобы помочь войскам короля освободить город от французов.

Но накануне выхода эскадры, 31 августа, в Палер мо произошла кровавая драка между турецкими матросами, которые занимались грабежами на берегу, и местными жителями. Десятки людей были убиты.., Турки взбунтовались, вместе с офицерами отказались участвовать в военных действиях и 1 сентября сня лись с якоря и ушли в Константинополь. Эскадра Ушакова теперь уже не была союзной.

Англичане за спиной русских сговорились с французами в Риме о капитуляции, выпустили их с оружием и отправили в Геную, куда подходили войска Суворова. Но Ушаков получил повеление царя направить войска в Рим для помощи королю.

7 сентября русская эскадра вошла в Неаполитанский залив. На следующий день рано утром на берег свозили десант, пушки, амуницию. Для марша на Рим Ушаков выделил 820 офицеров, матросов и солдат под командой полковника Скипора.

17 сентября 1799 года отряд русских моряков выступил на Рим. Не прошло и двух дней, как Ушаков узнал о том. 30 сентября многолюдные улицы Рима впервые встречали и приветствовали русские войска. До стен Вечного города давно докатилась молва от Анконы и Бриндизи, Манфредонии и Неаполя: русские матросы благонравны и добропорядочны. Не только разбой не учиняют, но и, наоборот, щадят пленных, защищают невинных.

Впервые за многие годы римляне столь бурно выражали свой восторг иностранным войскам, глядя на стройную колонну русских моряков: «Виват, моско-вито!» – неслось из открытых окон и с балконов. В голове отряда шли полковник Скипор и лейтенант Бала-бин. За их спинами в крепких руках шелестел, гордо рея.на ветру, Андреевский стяг. По улицам и площадям древней столицы Италии гремела удалая русская

песня, волной перекатывалась вдоль рядов ушаков-I гких чудо-богатырей.

То было в уходящем году последнее радостное со-' бытие.

Накануне прихода в Мессину Ушаков получил императорский рескрипт: «Эскадрам забрать войска и следовать в черноморские порты». Эскадра перешла мм Корфу, готовилась к возвращению в Севастополь.

Близились дни расставаний с республикой Семи островов. Благодарные жители по-разному выражали « мои чувства к русским морякам и их адмиралу. Мм Кефалонии выбили медаль. С одной стороны был изображен Федор Федорович, а по ободу шла надпись: • Знаменитый почитаемый Федор Ушаков, главный русский флотоводец. 1800 г.», с другой – русские корабли и тоже надпись: «Кефалония всех Ионических островов спасителю». Жители острова Итаки также преподнесли медаль, но изобразили адмирала в образе Одиссея, который, по преданию, родился на Итаке. (’ Банте прислали серебряный позолоченный щит < изображением Семи конических островов.

Накануне ухода эскадры на «Святой Павел» припыла депутация Корфу, с поклоном преподнесли шпагу, украшенную алмазами, и с надписью: «Корфу освободителю своему Ушакову». Растроганный Федор Федорович, принимая подарки, каждый раз просил и славном для него, чтобы после ухода эскадры граж-дмне островов жили дружно, в спокойствии. Сенат Ионических островов выразил признательность за доброе управление островами:

«...Господин адмирал и кавалер Ушаков, освободитель и отец Соединенных Ионических островов, при-тает, что благоденствие оных зависит от точного наблюдения временной Конституции... и доказательством тому служит добрый порядок, умеренность и спокойствие, утвержденные на всех островах к общему удовольствию жителей и всерадостно восхищенных».

б июля 1800 года крепостные стены Корфу были сплошь усеяны жителями острова.

Флагман поднял сигнал: «С якоря сниматься. Сле ] довать за мной».

Буднично и до обиды заурядно встречал Севасто– | поль свою эскадру после почти трехлетней разлуки, как будто не было сражений и побед в Средиземно* морье, а ведь все корабли возвратились целехоньки– I ми. Главнокомандующий флотом, фаворит Павла I, фон Дезин благодушествовал в Николаеве, и Ушакову оставалось действовать по заведенному порядку, разоружать эскадру, приводить в порядок обшарпанные за долгие годы скитаний в чужеземных пор– | тах корабли, готовить отчеты по всем расходам и ждать своего часа. Все решилось весной. В столице, по странной традиции, отправили на тот свет законного царя Павла I, а новый властелин Александр I прислал командовать флотом слащавого француза маркиза де Траверсе. Адмирал Ушаков как боевой черноморский флагман в Петербурге никого не интересовал. О нем вспомнили год спустя и поручили командовать гребным флотом на Балтике, на замену де Траверсе. Скрепя сердце Ушаков покидал Черноморский флот, становлению которого он отдал столько сил и энергии, победами которого прославил Россию. Гребной флот на Балтике давно потерял свою значимость и доживал последние годы. Новый император, Александр I, равнодушно, мимоходом, изредка вспоминал о флоте. Уже в преклонных годах Ушаков, хотя и недужил временами, изнывал от тоски по морю, но крепился. Служба в Петербурге тяготила манерами, необходимостью ловчить и приспосабливаться. А он не мог «изгибаться» и потакать начальству против совести. А тут вдруг услыхал на заседании Адмиралтейств-коллегии: «Посылка наших эскадр в Средиземное море стоила государству много, сделала государству блеску, а пользы никакой...»

В декабре 1806 года Ушаков подал рапорт об отставке, ссылаясь на «душевную и телесную болезнь, чтобы не быть в тягость службе».

11,арь с издевкой попросил министра П. Чичагова: Разузнай, в чем заключается его душевная бо-

'ПШНЬ.

Ушаков ответил без обиняков:

«...Не прошу я награды, знатных имен, высокослав-и ы ми предками вашими за службу мне обещанных... II ьше же, после окончания знаменитой кампании, оывшей в Средиземном море, честью прославившей Флот наш, замечаю лишенным себя... милостивого воз-зрения».

1 7 января 1807 года он был уволен со службы «с нощи нием мундира и с полным жалованьем», а 4 июля последовал указ Адмиралтейств-коллегии, в котором были перечислены все его заслуги.

Вскоре обрадовала весточка из Средиземноморья. 'Гам его питомец, вице-адмирал Дмитрий Сенявин, громил турок в сражениях.

Ушаков покуда жил в Измайловском городке, удерживало его в Петербурге стремление помочь ста-И'тлению на морской стезе племяннику Ивану Ушакову. После его нелепой гибели в водах Невы Ушаков решил покинуть столицу.

Перед отъездом, 30 мая 1810 года, Ушаков собрал чрузей-сослуживцев адмиралов Петра Карцева, Гавриила Голенкина, Александра Сорокина, пригласил нотариуса. Поначалу монотонным голосом нотариус .ычитал составленный накануне документ, завещание Ушакова.

«Препоручая себя во власть Всемогущего Бога на-следниками оного по прямой линии следующих определяю детей покойного брата моего коллежского асессора Ивана Федоровича сына Ушакова, родных моих племянников флота мичмана Николая Иванова сына Ушакова, Морского кадетского корпуса гар-д< марина Федора Иванова сына Ушакова и племян-

ницу мою девицу Павлу Ивановну дочь Ушакову, ко торых почитаю я вместо детей моих'⁶ и о благе их стараюсь, как собственный их отец, и они... почита ют меня таковым... Означенному племяннику мое му флота мичману Николаю Ивановичу сыну Уши кова отдаю в вечное и потомственное его владение недвижимое мое имение, состоящее, за мной в Яро славской губернии Романовского уезда в сельцах Бур каково, в Кузине и в Дымовском...» Еще полчаса перечислялись разные деревни близ Череповца, Рыбинска. Как положено, адмиралы скрепили документ и спросили:

– Себе-то на пропитание чего оставил?

– Под Тамбовом поселюсь, в Темникове, в деревеньке дяди моего Ивана Игнатьевича, которую он мне завещал.

Ушаков в 1810 году уехал в Темниковский уезд Тамбовской губернии, в небольшое имение своего дяди. Поселился он в скромном домике на опушке леса, поблизости от Санаксарского монастыря. Большую часть своего имущества он. отдал своим многочисленным племянникам.

Пришлось в 1811 году наведаться в Крым по своим личным хозяйственным делам. Не удержался, побывал в Севастополе, последний раз ступил на палубу кораблей.

В своей деревне Алексеевке отставной адмирал отпустил на волю крестьян, оставив только семерых слуг. Надвигался грозный 1812 год. Ушакова дворянское собрание избрало предводителем губернского ополчения, но он, поблагодарив, отказался, слег в постель. На его средства в Темникове открыли небольшой госпиталь для раненых, все свои сбережения в Петербурге он отдал в пользу неимущих.

Уединяясь, Ушаков все больше времени уделяет посещению монастыря, усердно молится, жертвует деньги Темииковскому монастырю. Как вспоминал иеромонах Нафанаил:

«Оный адмирал Ушаков... знаменитый благотворитель Санаксарской обители, вел жизнь уединен-иую... по воскресным и праздничным дням приезжал Оля богомолия в монастырь к служителям Божьим во всякое время, а в Великий пост живал в монастыре и келье для своего посещения по целой седьмице и всякую продолжительную службу с братией в церкви выстаивал неукоснительно, слушая благоговейно».

Другой современник дополнил образ жизни и облик адмирала Ушакова:

«Он довольно жил для Отечества, для службы и для славы; но бедные, пользующиеся неистощимой его благотворительностью, со скорбью и со слезами говорят: «Он мало жил для нас!» Имя адмирала Ушакова причислилось к именам знаменитых русских мореходов, а добродетели его запечатлелись в сердцах всех тех, которые пользовались его знакомством н последние годы жизни его, посвященной Вере и благотворению».

Скончался Федор Ушаков в последних числах сентября 1817 года и погребен в Санаксарском монастыре Темниковского уезда. Над его могилой в ограде возвышается бюст прославленного адмирала, а рядом сооружен величественный памятный знак.

Православная церковь причислила Федора Федоровича Ушакова к лику святых Темниковского Санак-тмрского Богородицкого монастыря. Такой чести не '/достаивался ни один флотоводец.

Потомки не забыли боевые дела Ушакова. Броненосец и крейсер «Адмирал Ушаков» бороздили моря и океаны. Указом Президиума Верховного Совета СССР 14 марта 1944 года учреждены орден и медаль Ушакова, которыми награждались офицеры и матро-< ы за боевые подвиги.

Деятельность выдающегося русского флотоводца Ф. Ушакова явилась важнейшей вехой в истории нашего флота. Яркая личность Ушакова моряка-новато-ра в тактике и стратегии неизменно сопутствовали победам Черноморской эскадры над превосходящими силами неприятеля. Он умел сплотить и вдохновить на подвиги подчиненных офицеров и матросов. Первым из русских адмиралов, в условиях самодержавия, Ушаков проявил талант политика и дипломата в Сре-диземноморье. Ему также принадлежит приоритет плодотворного взаимодействия с сухопутными войсками генералиссимуса А. Суворова.

А гениальный полководец образно и по заслугам оценил деятельность своего верного товарища по оружию:

«Ура! Русскому флоту! Я теперь говорю самому себе: зачем не был я при Корфу хотя мичманом!»

Дмитрий Сенявин

очти полтора столетия родословная Се-нявиных, единственная среди знаменитостей прошлого, была неразрывно связана с историей зарождения, становления и бытием Военно-морского флота России. Начало династии моряков положили при Петре I братья Ceil нвины: Наум, Иван и Ульян. Из них самый известный – адмирал Наум Акимович прославился в 1719 году громкой победой русского корабельного флота над шведами у острова Эзель. Дело отца продолжил П.1Н Алексей. Он явился создателем Азовской флотилии и в чине вице-адмирала вывел первую русскую эскадру в Черное море...

Вице-адмирал был первым о поводырем» Дмитрия ('енявина на морской стезе.

Дмитрий Сенявин, автор примечательных «Записок», описал так свои первые шаги:

«Я родился в 1763 году, августа 6 в полдень, в селе Камлево, Боровского уезда. Священник прихода сего учил меня грамоте, а на 8-м году я читал хорошо и пи-еал изрядно... Дядюшка мой, адмирал Алексей Наумович Сенявин, проезжая из Таганрога в Петербург, остановился в Москве. Батюшка мой находился при нем генеральс-адъютантом. Перед самым выездом их из Москвы батюшка представил меня дядюшке, я ему очень понравился, взяли меня с собой, привезли в Петербург и очень скоро определили в Морской корпус.

Первые годы учения Сенявин, несмотря на способности, попросту отлынивал, бедокурил, три года просидел в одном классе. На путь истинный его «наставил секанцами» дядя, капитан 2-го ранга Иван Сенявин. Дело пошло успешно, и в 1777 году Дмитрия произвели в гардемарины. Одно из первых его плаваний на Север, к мысу Нордкап, на линейном корабле «Преслава» дало хорошую закалку.

«Преслава» входила в состав эскадры контр-адмирала Степана Хметевского, которая по указу императрицы должна была пресечь действия американских каперов на торговых путях на Севере России. В начале мая 1779 года эта эскадра направилась в дальний вояж.

Чем ближе к Нордкапу, тем ярче озарялся ночью и без того светлый небосвод. Однажды в полночь, к изумлению высыпавших на бак матросов, красный диск солнца покатился по горизонту, едва касаясь его, к востоку, а затем поднялся, отсчитывая новые сутки.

У Нордкапа Хметевский разделил эскадру и назначил каждому кораблю свою акваторию для охраны. «Преславе» выпало крейсировать к западу на меридиане Нордкапа.

Шли недели, изредка у горизонта вдали белели паруса. «Преслава» устремлялась к ним, но это оказывались обычные «купцы», направлявшиеся в Архангельск. Командир « Преславы»,= капитан 2-го ранга Верх решил подняться к северу, и за неделю с небольшим «Преслава» ушла на триста миль от Нордкапа. Зачастили снежные заряды, переходящие в снегопад. Утром в Петров день на верхнюю палубу насыпало сугробы в пол-аршина. Ванты и паруса обледенели, и «Преслава» повернула обратно. За все время крейси-рования американские каперы так и не встретились. Видимо, они прознали о русской эскадре.

В начале сентября корабли собрались на назначенном Хметевским рандеву у Нордкапа. К ним присоединился отряд кораблей из Архангельска, и вся эска-нрА направилась в Кронштадт. Погода с каждым днем ухудшалась. Море штормило, все время налетали шквалы. Матросам прибавилось работы, то и дело приходилось менять паруса, а главное – успевать брать рифы, уменьшая парусности. Однажды ночью крепкий норд-вест развел крупную волну, корабли ва-I 1ло с борта на борт. На рассвете, едва матросы «Пре-• павы» успели взять марс-рифы, как налетел сильный шквал. Следом раздался встревоженный возглас вахтенного офицера:

– На «Храбром» грот-мачту снесло!

Прямо по корме, сильно накренившись на левый порт, зарывался носом в волны фрегат «Храбрый», рухнувшая грот-мачта волочилась и била по борту, грозя проломить его. Было видно, как лихорадочно рубили ванты матросы, среди волн появлялись и исче-шчн упавшие за борт. Не успел «Храбрый» освободиться от сломанной мачты, как рухнула бизань-мач-Ки, а следом оторвало и швырнуло в бушующие волны марс-рею вместе с матросами, так и не успевшими паять рифы...

Подоспевшие корабли вылавливали из воды матро-< оп, но спасти удалось немногих. В волнах погибло сорок три человека. Хметевский приказал одному из кораблей взять «Храбрый» на буксир и отвести его на ремонт в ближайший норвежский порт, эскадра направилась на Балтику.

Во время обеда в гардемаринской каюте Дмитрий вдруг озорно выпалил:

– В охотку бы мне побывать на «Храбром» в тот миг, когда там мачты рушились!

Гардемарины вначале опешили, а потом наперебой начали ругать Сенявина за неуместную шутку. Спор разгорелся, и на шум в каюту заглянул Верх. Узнан* в чем дело, он насупился:

– Негоже, когда товарищи в несчастий гибнут, потеху устраивать. А дабы тебе, Сенявин, в науку сир пошло, отправляйся-ка на фор-салинг вахту нести Авось тебя там бурный ветер развеселит!

Все же Сенявин за время практики заслужил по хвалу, успешно сдал экзамен и в 1780 году был прош» веден в мичманы, первый офицерский чин.

В ту пору испанские крейсеры по королевскому указу начали перехватывать россиян у Гибралтара, в Средиземном море.

Испании сделали демарш. Императрица повелели снарядить эскадру в те края. В феврале Россия «для покровительства чести российского флага и безопасности торговли», приняла Декларацию, которую на звали «О морском вооруженном нейтралитете». Воюющим державам – Англии, Франции, Испании —4 объявлялись российские правила «для поддержания ее подданных противу кого бы то ни было».

В составе эскадры ушел в плавание корабль «Князь Владимир», куда назначили мичмана Сенявина.

Около года «Князь Владимир» патрулировал в ис панских водах, временами отстаивался в Лиссабоне. Кроме добротной морской практики Сенявин воочию знакомился с бытом и нравами европейской державы, иногда с товарищами гостил на берегу у негоциантов¹⁷.

По возвращении летом 1782 года мичмана Сенявина назначили в Азовскую флотилию и зачислили в экипаж корвета «Хотин». Вскоре «Хотину» привелось доставить в Петровскую крепость крымского хана Шагин-Гирея. Там Сенявин впервые увидел князй Потемкина.

Осенью того года Сенявин был переведен на только что построенный фрегат «Крым», а в январе 1783 года произведен в чин лейтенанта.

Образцового, расторопного офицера присмотрел младший флагман, контр-адмирал Мекензи, и Сеня-ним 2 мая 1783 года с эскадрой вице-адмирала Федота К кжачева вошел в Ахтиарскую бухту. Флагман Кло-кнчеи сразу оценил Ахтиарскую гавань по достоинст-иv. «О которой могу вам объявить, – сообщал он и письме, – подобной еще гавани не видали, в Европе действительно таковой хорошей нет; вход в сию га-пань самый лучший, натура сама разделила бухту на рапные гавани, т.е. военную и купеческую, довольная о каждом лимане глубина, положение ж берегового места хорошее и надежно к здоровью, словом сказать, 7учше нельзя найти к содержанию флота места».

Вскоре Клокачев убыл в Херсон, а новый флагман Мскензи поручил своему адъютанту обустраивать rail «мь и порт. Томас Мекензи больше занимался личными делами, «спроворил себе дачу», балагур по натуре, мм любил повеселиться. «Ко всему этому, адмирал наш, – заметил Сенявин, – очень любил давать празднества и беспрестанно веселиться, что была так чес страсть его. В каждое воскресенье и торжествен-иые дни у него обед, а ввечеру бал. Ни свадьба, ни крестины и даже похороны без присутствия его не обходились, везде он бывал, а потом все у него обедают и танцуют всегда почти до рассвета».

Все заботы по строительству порта и города Мекен-III постепенно переложил на Сенявина.

Неделями без отдыха метался флаг-офицер по бухточкам и берегам. Договорился с командирами полков – на стройки стали высылать солдат в помощь матросам. Съездил в Балаклаву, подрядил тамошних ма-гтеровых-каменщиков. Не хватало материалов – Сенявин приказал брать камень в Херсонесской бухте. Доставляли на тех же самых карбасах, которые здесь отыскали полгода назад. Мекензи обычно отмахивался от просьб своего флаг-офицера – доложить начальству о нехватке леса, камня, и тогда Сенявин сам обратился в Адмиралтейство.

Постепенно все наладилось, и весной 1784 года Се-мпстополь уже обозначился первой улицей с каменными домами. Слева от пристани расположились кузни цы, склады, шлюпочный эллинг. Инженеры и артиллеристы полков к этому времени укрепили на мысах при входе в Ахтиарскую бухту батареи, сооруженные Суворовым для отражения возможного нападения с моря.

«Построили первую часовню«Святого Нико лая», – так отметил Сенявин в своих записках это знаменательное событие. – Часовня освящена 6 августа, кузница была готова в три недели, пристань сделана с небольшим в месяц, а в дом перешел адмирал и дал бал на новоселье 1 ноября. Вот откуда начало города Севастополя».

Осенью корабли эскадры салютовали первенцу херсонских верфей, 70-пушечному кораблю «Слава Екатерины» под командой капитана 1~го ранга Марка Войновича.

Минул год. У самого входа в Южную бухту неподалеку от приметного мыска загрохотал якорь, отданный 50-пушечным фрегатом «Святой Павел». Фрегат встал на якорь лихо, без суеты и излишнего шума. Капитан 1-го ранга Федор Ушаков отдал команду:

– Опустить шлюпки. Экипажу дозволено на два часа съехать на берег.

К прибывшим кораблям Мекензи относился с прохладцей. Больше занимался увеселениями и своими делами. Осенью, когда в Севастополе объявилась ревизия, посла иная Потемкиным, который с того года стал главнокомандующим нового Черноморского флота, Мекензи сразу сказался больным и устранился от проверки. Ревизия обнаружила крупные недостачи, и высочайшим повелением «главный командир» был привлечен к ответственности «за неправильное расходование казенных сумм». После этих событий Мекензи занемог по-настоящему, проболел недолго и после Рождества скончался.

Вместо него Потемкин назначил своего протеже Войновича. Вступив в должность, Войнович хотел ос-гм вить при себе Сенявина флаг-офицером. Сенявин согласился, но попросил:

– Ваше превосходительство, должность сия отлучила меня от службы корабельной. Посему, оставаясь при вас, желал бы предстоящую кампанию самостоятельно судном управлять.

Потемкин сам указал на Сенявина:

– Нынче с Константинополем сношения обретают пижный смысл. Посланник наш, Булгаков, просил надежного офицера отыскать.

Русский посланник Яков Иванович Булгаков об-рмдовался новому человеку из России. За двадцать нет дипломатической службы он научился с одного ии’ляда оценивать людей. Сенявин пришелся ему явно по душе. За обедом он рассказывал новому знакомому о разных интригах и происках дипломатов | Стамбуле. Частенько они не ладили, но потом сходились и мирились, чтобы сообща воздействовать на Порту.

– Но при всем том, братец вы мой, – попросту го-норил посланник, – вся эта шатия – и французы, и пруссаки, и англичане – цель имеют превосходную: предать как можно больше России-матушке.

Осенью Войнович усиленно просил вернуть Сеня-ип на в Севастополь. Приближался момент выезда из Петербурга императрицы в путешествие по южным областям для обозрения недавно присоединенных про-ми пций. Поездку эту с неимоверным размахом задумал Потемкин – деньги-то из казны для него лились беспрерывным ручьем.

Едва из Херсона пришло известие, что Екатерина намерена посмотреть Севастополь и флот, как все и Дхтиарской бухте и вокруг взбудоражилось. Коман-дпры кораблей меняли рангоут pi такелаж, шили но-мме паруса, заказывали новую форму для служите-миЙ. Войнович, как только появился Сенявин, вцепился а него мертвой хваткой. Первым делом он надумал перестроить дом Мекензи под царский дворец, потом

помпезно обставить встречу и сопровождение Екате рины от Инкермана до дворца.

Накануне приезда императрицы в Крым Войтови ча произвели в контр-адмиралы, а Сенявин стал капп тан-лейтенантом.

В жаркий полдень 22 мая 1787 года Екатерина со спутниками приехала в Инкерман. Еще издали, спускаясь с гор, прибывшие увидели лазурную гладь громадной бухты и застывшие на рейде корабли эскадры.

У пристани, в устье Черной речки, стояли наготове катера, в парадной форме Войнович ожидал Екатерину. Милостиво подав ему руку, Екатерина легко вошла на катер. Дальнейшие события красочно описал Сенявин. «Лишь только катер государыни отвалил от берега и показался штандарт, в то самое время, со всего флота и крепостей салютовали с каждого по 101 выстрелу. Потом поравнявшись, государыне противу середины флота салютовано в другой раз, по прибытии к пристани и снятии штандарта салютовано в третий раз по столько же выстрелов. День ясный клонился к вечеру, теплота воздуха охлаждалась легким ветром. с моря, и все это вместе приветствовало шествие государыни наивеликолепным образом.

По прибытии ее величества во дворец генералитет, штаб– и обер-офицеры были представлены и все удостоены руки ее величества. Я и капитан морской артиллерии Юхарин были в это время на корабле за няты некоторыми распоряжениями и представлялись спустя часа два особо.

Когда я. целовал руку государыне, тогда князь Гри горий Александрович сказал несколько слов в пользу мою. Ее величество изволило подать мне и другую руку и сказало: «Вот ему в другой раз и другая моя рука за хорошую его службу». Я не могу выразить тогдашний мой восторг, а скажу только, что все последующие мои награждения никак уже сравниться с сим не могли. В то время целование царской руки делалось с коленопреклонением, может, я и ошибаюсь, это мне

нашлось тогда и теперь весьма и очень хорошо». Когда сгустились сумерки, бомбардирское судно, стоящее Посреди бухты, открыло ураганный огонь по укрепленному городку на Северной стороне. С третьего выпрела городок загорелся, а после пятого запылали все фш ни и и стены. Гости были поражены меткостью канониров, а Екатерина восхитилась:

Передай благоволение наше Войновичу, – ска-Мплм она Потемкину, – особливо за пальбу пушечную.

Канониров, матушка-государыня, меткой Стрельбе обучал бригадрф Ушаков, – пояснил свет-чеГнпий князь. – Сей опытный капитан держится не токмо догм, а сам учиняет новизну в экзерцициях.

Минуло два месяца после посещения Екатериной Крыма, и Турция без объявления войны неожиданно пинала на русские сторожевые корабли в Днепровском лимане у Кинбурна. Султан намеревался вначале расправиться с Лиманской эскадрой, а затем уничтожить Hpvryio эскадру, Войновича, в Севастополе. Но у Кин-дурия десант турок был наголову разбит войсками Суворова, а накануне Потемкин распорядился Войновичу выйти в море, искать и атаковать неприятеля. Тру-■ "питый Войнович замедлил с выходом в море, и это привело к беде. Флаг-офицер Сенявин вспоминал:

<*2-го сентября поутру вступили мы с добрым по-путным ветром проворно под паруса: три 70-пушечных корабля, два пятидесяти и шесть 40-пушечных фрегатов, – все тут, что было налицо морских наших сил. Проплыв половину расстояния, 4-го числа случились нам ветры тихие и переменные, 8-го числа 0 поддень мы были от Варны в сорока милях итальян ских, ветер дул от W, ввечеру ветер стал крепчать и отходить к NO, а с полуночи сделался ужасный шторм от NNW.

9 числа на рассвете видели мы. только один кор-яичп и два фрегата без мачт. В 9-м. часу у нас на корабле осе три мачты сломались разом, сделалась большая течь. Мы положили якорь на глубине 55-ти саже-

нях, выдали полтора каната; якорь задержал, ко рабль пришел к ветру и течь несколько уменьшилась. В полдень никого от нас не было видно. 10-го течь у нас прибавилась, а 11-го числа с вечера до полуночи так увеличилась, что во все помпы, котлами и ведро м.и изо всех люков едва только могли удерживать во ду, и мы в это время были точно на краю погибели».

Войнович занемог и не покидал каюту. Командир флагманского корабля «Преображение Господне» капитан 2-го ранга Иван Селивачев растерялся, и тут проявил характер флаг-офицер Сенявин, первым делом взял в руки топор и вместе с боцманом, отрубив ванты, сбросил за борт обломки мачт. Взяв в руки ушат и прикрикнув на приунывших матросов, начал черпать воду из трюма. Пристыженные матросы взялись за дело, и вскоре корабль обрел устойчивость. Приспособив запасной рангоут, поставили паруса и пришли в Севастополь. Итог похода оказался плачевным. Без боя эскадра потеряла два судна. Один фрегат погиб, а второй, линейный корабль, отнесло к Босфору, и турки его пленили.

Войнович послал с такими вестями к Потемкину своего флаг-офицера. Сенявин, как мог, смягчил обстоятельства и заверил Потемкина, что эскадра весной атакует турецкий флот.

Летом 1788 года Сенявин получил боевое крещение в сражении Севастопольской эскадры, выведенной Войновичем в море для отвлечения турецкой эскадры от Очакова, осажденного Потемкиным. 3 июля вдвое превосходящая в силах русских турецкая эскадра была атакована авангардом под командой капитана-бри-гадира Ушакова, который стал героем этой баталии. Основной состав эскадры Войновича маневрировал вдали, и только действия капитан-лейтенанта Сеняви-на способствовали успеху. Видя нерешительность Войновича, по собственной инициативе он от имени командующего отдавал приказания по маневрированию. Войнович отметил в своем донесении: