Текст книги "Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта"

Автор книги: Ирвинг Гофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 43 страниц)

Игровые фабрикации имеют очевидные границы, нарушение которых может привести к сомнениям относительно моральных и психических качеств фабрикатора. В определенных случаях его поведение могут посчитать «из ряда вон выходящим». В любом случае, вопрос о границе дозволенного и наказании преступивших черту решается не путем апелляции к закону. Во всяких проказах необходимо знать меру и не слишком увлекаться организационной стороной дела. Каковы бы ни были шутливые выходки, они не должны вызывать у обманываемого впечатления о серьезных изменениях в своей жизненной ситуации, если же у него возникнут какие-либо ожидания и надежды, которые вскоре обернутся разочарованием и неприятностями (скажем, утратой положения в обществе или потерей близких людей), то они являются результатом неудачной шутки.

2. Рассмотрим «экспериментальный обман» (experimental hoaxing). Он практикуется, когда методика проведения экспериментов над людьми требует, чтобы подопытный не знал, что именно исследуется, а еще лучше, чтобы он вообще не догадывался о постановке эксперимента. Впрочем, это требуется почти во всех экспериментах. Неосведомленность испытуемого расценивается как защита от сознательного искажения собственной реакции, например из желания самоутвердиться или помочь экспериментаторам получить тот результат, который, как ему кажется, от него хотят получить. После завершения эксперимента испытуемому сообщают о том, что происходило «в действительности», и задним числом получают его согласие на участие в эксперименте[241]241
  Стандартное высказывание по этому поводу (превосходное в своей непосредственности) принадлежит Соломону Ашу, который известен экспериментом по изучению группового давления. В эксперименте участвовали семь подставных лиц и один испытуемый. «По завершении интервью каждому испытуемому сообщались цель эксперимента, его роль и роль большинства, – пишет С. Аш. – Следует добавить, что неправомерно и нежелательно отпускать испытуемого, не дав ему полных разъяснений об условиях эксперимента. Экспериментатор несет ответственность за то, чтобы у испытуемого не осталось сомнений по поводу того, ради чего над ним ставили эксперимент». См.: Asch S.E. Effects of group pressure upon the modification and distortion of judgments // Readings in Social Psychology / Ed. by E.E. Maccoby, et als. New York: Henry Holt & Company, 1958. p. 175–176.


[Закрыть]. Он благосклонно принимает произошедшее, поскольку внес посильный вклад в развитие науки и, в конце концов, никакого вреда ему не причинили. Иногда среди испытуемых помещают осведомленных людей, которые фактически участвуют в наблюдении за ходом эксперимента; их называют подставными, подсадными или участниками исследования. Вероятно, можно смело сказать, что почти все студенты, специализировавшиеся по психологии, использовались в экспериментах в качестве «лопухов», некоторые и в качестве сотрудников.

Вообще говоря, само втягивание кого-либо в ситуацию обманным путем и есть эксперимент. В таких случаях экспериментальный обман явно содержит фабрикацию того, что уже является переключением деятельности, а именно деятельности, представленной в качестве эксперимента[242]242
  Чтобы избежать искажений, экспериментаторы часто помещают испытуемого в обстановку, которая кажется ему обычной и которая на самом деле тщательно спланирована под будущие действия испытуемых. Он думает, что проверяется меткость стрельбы, а на самом деле попадание мячика в «молоко» тайно запланировано – так замеряется реакция испытуемого в типичных ситуациях. Он думает, что общается с другим испытуемым, а тот на самом деле является экспериментатором, чье поведение задано инструкцией. Испытуемому внушается мысль, что он взаимодействует с таким же, как и он, испытуемым, помещенным в соседнюю комнату, но все реакции другого на действия подопытного заранее распланированы. В итоге испытуемый взаимодействует не с человеком, а с исследовательским проектом. Об этом см.: Ofshe R., Ofshe S.L. Choice behavior in coalition games // Behavioral Science. 1970. vol. XV. p. 337–349. Хотя экспериментаторы неоднократно высказывались о необходимости обеспечивать определенную неприкосновенность тела человека, они уделяли мало внимания неприкосновенности чувств и переживаний испытуемых; психические и моральные состояния людей еще в большей степени заслуживают осторожного отношения.


[Закрыть]. Настройку можно перенастроить, но можно превратить ее в фабрикацию; тогда получится, что мы удалим два слоя с непревращенных событий, а с непосредственной деятельности – только один.

В последнее время предпринимаются попытки проводить экспериментальные опыты в естественной обстановке, на улицах и в общественных местах. Экспериментатор вступает в короткое общение с несколькими людьми, создает у них ложное впечатление о происходящем и поддерживает его в течение определенного времени. Как правило, в таких случаях испытуемый после эксперимента не посвящается в суть дела, скорее всего потому, что все знают: обман столь непродолжителен и незначителен, что согласие испытуемого принимается как бы по умолчанию[243]243
  Эксперименты с нарушением общественного порядка очень похожи на розыгрыши, которые устраивал в своей телепередаче «Прямой эфир» Аллен Фунт; правда, он был обязан получать официальное согласие «жертвы».


[Закрыть]. Можно привести в пример работу замечательного лингвиста У. Лабова, который пытался компенсировать недостаток материала в исследовании речевого узуса американцев и использовал обманный прием для стимулирования ответов. Он рассчитывал на то, что респонденты не догадаются о предмете исследования, в противном случае они, конечно же, постарались бы соответствующим образом изменить свое произношение.

Интервьюирование по программе изучения американского английского языка (ALS[244]244
  ALS – American Language Survey. – Прим. ред.


[Закрыть]) было направлено на получение информации об употреблении пяти изменяющихся фонем теми, кто не был охвачен обследованием телезрителей. Методика разрабатывалась именно для тех, кто отказался от участия в стандартном интервью, а затем использовалась при опросе лиц, не попавших в выборку на основном этапе полевой работы.

Если у респондента не было телефона или номер телефона отсутствовал в справочнике, интервью проводилось лично. Если респондент отказался беседовать с одним интервьюером, его посещал другой. Респондентов, чьи телефоны имелись в телефонном справочнике, опрашивали по телефону. В первой части интервью задавались вопросы о качестве телевизионного изображения на разных каналах. Предмет обсуждения выбран с расчетом на то, чтобы добиться максимального количества ответов от тех респондентов, которые отказались от обычного интервью по программе ALS. Каждый вопрос был спроектирован таким образом, чтобы установить употребление хотя бы одной изменяющейся фонемы.

Какие каналы принимаются у вас лучше других? хуже других? какой канал вы смотрите чаще всех? реже всех?

При помощи этих вопросов регистрировалось произношение звука (r) в слове four, звука (th) в слове thirteen и еще две вспомогательные фонемы (о которых пойдет речь далее): гласный звук в слове nine и первый гласный звук в слове thirteen.

Для регистрации звука [eh], который редко встречается в коротких высказываниях, в исследовании фиксировалось слово bad. Не могли бы вы сказать, изображение было очень плохим (very bad) или не очень плохим (not so bad)?

Употребить слово bad в вопросе было необходимо для того, чтобы получить запрограммированный ответ. Влияние интервьюера на ответ респондента минимизировалось тем, что интервьюер делал сильное ударение на словах very и not so и погашал слово bad так, чтобы не распознавалось его собственное произношение изучаемого звука[245]245
  Labov W. The social stratification of English in New York City. Washington, D.C.: Center for Applied Linguistics, 1966. p. 182–183.


[Закрыть].

Такого рода эксперименты обычно непродолжительны и, конечно, привязаны к определенному месту. Существуют и другие возможности. Оценочные исследования «терапевтического» характера, которые проводятся, как правило, по месту жительства, могут порождать гораздо более масштабные манипуляции, чем те, которые упоминались до сих пор. Все это непосредственно связано с вопросом о границе фрейма[246]246
  Здесь социологов, равно как и психологов, считают злоумышленниками. См., например: Empy L.M., Rabow J. The provo experiment in delinquency rehabilitation // American Sociological Review. 1961. vol. XXVI. p. 679–695.


[Закрыть].

Интересно сравнить экспериментальный обман с другим методом – скрытым включенным наблюдением[247]247
  Пример см. в публикации К. Эриксона: Erikson К. Comment on disguised participant observation in sociology // Social Problems. 1967. vol. XIV. p. 357–366.


[Закрыть]. В данном случае наблюдаемое поведение не является результатом экспериментирования и, как правило, не обесценивается обнаружением хитроумных приемов исследователя. Разрушается лишь отношение доверия между наблюдаемыми и наблюдателем, поскольку последний оказывается не тем, кем его считали ранее. В таких случаях ссылки на то, что наблюдатель старался ради науки, чаще всего не достигают цели, и на протяжении довольно продолжительного времени испытуемые могут сильно переживать из-за того, что с ними проделали. И это совершенно естественно.

Правомерность вовлечения людей в экспериментальный обман, особенно в таких больших масштабах, как это делается в колледжах, пока не особенно осуждается, хотя, наверное, оно могло бы вызвать и большее неодобрение[248]248
  Следует подчеркнуть, что здесь обман – не совсем обман, поскольку фрейм экспериментального взаимодействия порождает не столько среду эксперимента над испытуемыми, сколько среду, в которой испытуемые активно стараются разгадать, чего именно от них хочет экспериментатор, от чего зависит успех всего предприятия, короче говоря, что от них требуется. См. например: Orne М.Т. On the social psychology of the psychological experiment: With particular reference to demand characteristics and their implications // American Psychologist. 1962. vol. XVII. p. 776–783; Rosenthal R. On the social psychology of the psychological experiment: The experimenter’s hypothesis as unintended determinant of experimental results // American Scientist. 1963. vol. LI. p. 268–283; Friedman N. The social nature of psychological research: The psychological experiments as a social interaction. New York: Basic Books, 1967.


[Закрыть]. Однако в последнее время в связи с назревшими вопросами медицинской этики внимание общественности привлекли моральные ограничения в этой области. Первая проблема связана с самим фактом обмана, а именно с правом экспериментатора скрывать от испытуемых факт проведения эксперимента или (когда об эксперименте сообщается) предмет экспериментального исследования. Другая проблема связана с разного рода риском и опасностями, которым подвергаются испытуемые без их ведома, а следовательно, и без их согласия. Если говорить о медицине, то наиболее этически уязвимыми являются исследования раковых заболеваний доктором Честером Саутхемом[249]249
  Отчет см.: Lear J. Do we need new rules for experiments on people? // Saturday Review. 1966. February 5. p. 65–70. Особое беспокойство вызвало введение предположительно безвредных раковых клеток экспериментальной группе пожилых пациентов для изучения отторжения; при этом пациентам не сообщали о том, что им вводят. Солидное собрание документов по данной проблеме содержится в монографии: Katz J., et al. Experimentation with human beings. New York: Russell Sage Foundation, 1972.


[Закрыть]; в психологии, вероятно, наиболее рискованны исследования подчинения авторитету Стэнли Милграма[250]250
  См.: Milgram S. Behavioral study of obedience // Journal of Abnormal and Social Psychology. 1963. vol. LXV1I. № 4. p. 371–378; Milgram S. Some Conditions of Obedience and Disobedience to Authority // Human Relations. 1965. vol. XVIII. p. 57–76. В эксперименте Милграма испытуемый должен был по команде экспериментатора подавать сильные, как он думал, электрические разряды для стимуляции другого испытуемого, которого изображал экспериментатор. Таким образом изучался стресс, испытываемый при применении антигуманных методов исследования. [Русский перевод: Милграм С. Эксперимент в социальной психологии / Пер. с англ. Н. Вахтина и др. СПб.: Питер, 2000. – Прим. ред.]


[Закрыть]. Обеспокоенность возникает, конечно же, в связи с указанием на аналогичные медицинские эксперименты в немецких концентрационных лагерях.

3. В качестве приложения к профессиональному обучению создается «учебный обман» (training hoax). С новичком обращаются так, будто он вовлечен в серьезную работу, и только позднее раскрывают ему секрет, что все его действия были надежно ограждены от того мира, который, как он думал, был ему открыт. (Отличным примером такого рода является инсценировка, в которой англичане, как утверждается, обучают агентов разведки ведению допросов с применением холода, голода и избиений[251]251
  Одно из описаний см. в книге: Wynne G. The man from Moscow. London: Hutchinson & Co., 1967. p. 92–95.


[Закрыть].) Практикантов иногда обучают профессиональным навыкам на клиентах, которые ни о чем не догадываются. В некоторых случаях жертве обмана открывают действительное положение дел после завершения подготовки; например, когда будущие разведчики практикуются в краже документов в местных учреждениях, сведения о недостатках в работе служб безопасности потом становятся предметом разбирательства. Но так происходит не всегда. Студенты-медики, обучающиеся на третьем курсе, могут проходить стажировку в больнице, позволяя пациентам принимать себя за врачей. Вот что рекомендует пособие для следователей в качестве обучающей методики.

Следователь должен понимать, что ничто не может заменить опыт. Даже в свободное от работы время надо тренироваться и ходить за кем-нибудь по пятам, чтобы не утратить навыков наружного наблюдения. Во время езды на автомобиле нетрудно проверить, как долго можно не терять из виду незнакомую машину. Во время прогулки интересно узнать, как долго можно незаметно вести какого-нибудь прохожего. Если пешеход обнаружит, что за ним следят – не беда[252]252
  Fisher J. The art of detection. New York: Sterling Publishing Co, 1961. p. 96. Фишера не интересует, что чувствует случайно выбранный для преследования объект, когда обнаруживает за собой слежку и потом пытается объяснить происходящее обстоятельствами своей жизни.


[Закрыть].

В описаниях персонажей дна британского общества можно почерпнуть сведения о профессионале, который при подготовке ограбления кассира средь бела дня на оживленной улице отрабатывал один из элементов операции, связывая случайных людей в различных местах города и кляпом затыкая им рот. Когда на «испытуемых» нападали, связывали их и оставляли лежать на улице, они ничего не понимали[253]253
  Phelan J. The underworld. London: George G. Harrap & Со., 1954. p. 81–82.


[Закрыть].

4. Особый класс составляют фабрикации, которые во многом похожи на учебные обманы. Но при их помощи ни о чем не подозревающих людей обманывают, чтобы проверить их верность и характер. Классическим примером таких «жизненных проверок» является жестокое испытание, которому Господь по настоянию сатаны подверг Иова («Вот, все, что у него в руке, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей»[254]254
  Иов, I, 12. – Прим. ред.


[Закрыть]). Невзирая на обрушившиеся на него бедствия испытуемый твердо держится веры во всеблагость Господа, и на исходе испытания, когда уже ничего более худшего не может произойти с его родственниками, рабами и имуществом, Иов провозглашается праведником и вознаграждается вдвое по сравнению с тем, что он имел до этого, тем самым получая большую прибыль на капитал, поскольку не продал Бога быстро и задешево. Это выглядит, как прогонка агрегата, только агрегатом в данном случае является человек. Чтобы тест сработал, испытуемому нельзя говорить, что это тест.

Вероятно, «жизненные проверки» лучше всего известны в сфере информационной безопасности: агенту, относительно преданности которого имеются подозрения, коллега может передать сведения стратегической важности, чтобы посмотреть, будет ли утечка. Известно, что сотрудники разведслужб проверяют личный состав и, как говорят, такой тест иногда стоит человеческих жизней. Например, подозреваемому агенту сообщают о предстоящем внезапном нападении, и вывод о его лояльности или нелояльности делается на основании готовности противника к отражению атаки. (Возможно, в качестве стратегического противовеса подобному тесту авторы, пишущие о секретных службах, обсуждают вопрос, не слишком ли далеко заходит правительство, не предупреждая свой народ о раскрытых планах врага ради защиты секретных каналов коммуникации.) Деятельность органов внутренних дел тоже изобилует подобными примерами.

Скотленд-Ярд [популярное название оперативно-розыскного отдела чикагской полиции] неоднократно подозревал, что кто-то из служащих муниципального суда предупреждает рэкетиров о внезапных облавах полиции, пользуясь информацией из направлявшихся в суд заявлений о выдаче ордеров на обыск. Воспользовавшись случаем, сотрудники Скотленд-Ярда установили прослушивающее устройство на телефон судьи и направили к нему офицера полиции с просьбой о выдаче очередного ордера. Через несколько минут полицейские услышали, как помощник судьи звонит в городской офис [преступного] синдиката и предупреждает об облаве[255]255
  Dash S., et al. The eavesdroppers. New Brunswick, N.J.: Rutgers University Press, 1959. p. 221.


[Закрыть].

Жизненные проверки используются также крупными организациями для контроля за поведением сотрудников: их честностью, быстротой и вежливостью. Такие проверки приносят сенсационные результаты только тогда, когда из заказывают сторонней организации.

Порто-Алегре. Бразилия. 14 сентября (Ассошиэйтед Пресс). Полицейские были удивлены, когда по подозрению в угоне в машине был задержан начальник управления полиции подполковник Педро Америко Леал. Он пояснил, что таким образом проверял бдительность двух полицейских, которые его и арестовали. Выражая им поощрение, он намекнул, что они могли быстрее реагировать на происшествие, а не преследовать его два квартала. Во всяком случае, эта пара проявила себя лучше, чем двое других полицейских, которых Леал запер в комнате, когда застал их спящими во время дежурства[256]256
  Philadelphia Inquirer. 1968. September 15.


[Закрыть].

Но не следует думать, что такое случается только в крупных организациях. Рассмотрим «домашний» вариант.

Дорогая Эбби, мы с Роем встречаемся три года. Оба мы не дети – нам обоим за пятьдесят.

Рой неоднократно упоминал о свадьбе, но не говорил ничего определенного о том, когда она будет.

Я всегда подозревала, что Рой по-прежнему интересуется другими женщинами, хотя он постоянно говорил, что я не права. Что ж, я решила испытать его и написала ему записку, что как-то видела его, и просила о встрече в определенном месте и в определенное время. Я подписалась именем другой женщины. Я пошла к «месту встречи» в назначенное время и спряталась неподалеку. Конечно же, туда пришел Рой, весь разряженный!

Разве это не говорит о том, что он пойдет на встречу с другой женщиной при удобном случае?[257]257
  San Francisco Chronicle. 1968. March 27.


[Закрыть]

Особенность крупных организаций состоит не в том, что они используют жизненные проверки, а в том, что они в состоянии узаконить подобную деятельность.

При всей своей значимости для повседневного существования жизненные проверки играют определенную роль и в нашем воображении. Когда происходит непредвиденное событие, влекущее за собой определенные последствия, человек может отчасти избежать их влияния, если определит это событие как ниспосланное судьбой жизненное испытание, а не как чистую случайность. Здесь (как мы рассмотрим ниже) развертывается идея о бессилии человека перед неумолимыми фактами объективного мира. Муж пациентки психиатрического отделения на вопрос о том, как его жена чувствует себя в больнице, сказал социологу следующее.

Ну, она считает, что помещение ее в ту первую палату было неправильным, что должна быть более строгая дифференциация пациентов. Я пытался объяснить ей, что это часть лечения, что в течение первых семи-десяти дней они [врачи] нарочито делают так, чтобы пациенты почувствовали раздражение, и наблюдают за их реакцией. Как тот шумящий радиатор. (С понимающей улыбкой.) Я уверен, это запланировано, а не простая случайность. Это задумано, чтобы наблюдать реакцию пациента. Я уверен, это входит в диагностическую методику. Конечно, я могу ошибаться; возможно, действительно было что-то не так с отоплением, но я в этом сильно сомневаюсь.

5. «Патерналистские конструкции» (paternal constructions) образуют довольно большой класс обманов и фабрикаций. Казалось бы, здесь все делается исключительно в интересах жертвы; однако если бы жертва знала с самого начала, что происходит в действительности, то скорее всего отказалась бы от такой заботы. Ложь задумывается и конструируется исключительно ради удобства и спокойствия жертвы. Без сомнения, самым обычным, типовым примером такого обмана является простая тактичность: мы привыкли скрывать от другого то, что может без нужды доставить ему неприятные ощущения. Хотя здесь используются конструкции, они прорабатываются не слишком тщательно и часто живут не дольше, чем длится та фаза в беседе, к которой они имеют непосредственное отношение. Но есть и множество других обманов, осуществляемых ради человека, которые готовятся намного более тщательно.

Вчера реактивный лайнер компании «Юнайтед Эр Лайнз» сорок минут кружил над Сан-Франциско с заклинившим передним шасси, которое не выпускалось. На борту находилось девяносто три человека, включая членов экипажа.

– У нас будет немного жесткая посадка, – сообщил пилот пассажирам. – Можно не беспокоиться.

Около семи часов вечера лайнер с ревом пошел на посадку и благополучно приземлился на заднее шасси, на протяжении восьмисот футов высекая искры скребущим по посадочной полосе фюзеляжем.

– Было жутко, – сказала стюардесса Сугимото. – Мы знали об этом еще в Сиэтле, но не могли никому сказать.

Командир самолета, 56-летний Вирджил Воган из Денвера, отпил черный кофе и пояснил:

– Мы узнали, что передняя стойка шасси вышла из строя, как только взлетели в Сиэтле, но решили продолжать полет. Агрегат мог заработать во время полета. И зачем говорить пассажирам – они бы только разволновались[258]258
  Взято из полевых записей Шелдона Мессинджера, участвовавшего в исследовании Г. Сэмпсона. См.: Sampson G., Messinger Sh.L., Towne R.D. Schizophrenic women. New York: Atherton Press, 1964.


[Закрыть].

В последние годы в связи с осуществлением исследовательских проектов, связанных с обеспечением секретности (при участии Агентства национальной безопасности США), получила развитие одна любопытная форма патерналистского обмана. Сотрудников самых разных профессий обязали хранить в секрете все, что связано с их деятельностью, скрывать сведения даже от близких людей. Их обязывают хранить в тайне сведения об источниках финансирования проекта, конкретных людях, расположении места работы, режиме труда и используемых данных. В результате им приходится засекречивать все, чем они заняты значительную часть дня. И они делают это с уверенностью в том, что, если бы соседи и знакомые узнали, что происходит на самом деле, никто бы не обиделся; задним числом эту секретность ему простили бы, поскольку она соблюдается в интересах каждого.

Образцы патерналистской фабрикации, естественно, обнаруживаются в ситуациях медицинского и психиатрического лечения. В медицине существует классическая практика утаивать плохие новости от пациентов, которые скоро умрут или находятся в тяжелом состоянии. Определение пациентом ситуации, естественно, в значительной мере складывается из того, как он интерпретирует смысл того, что делается с ним и для него. Поэтому в данном контексте неверная или неполная информация создает во многом фальшивый мир. Вопрос о том, как и когда раскрывать обман, – один из самых дискуссионных в медицине. Профессиональное консультирование по управлению ложью неспециалистами и дилетантами стало обычной практикой современной медицины. Процитируем экстремальный пример.

Несчастье произошло при операции обрезания при помощи электроприжигания. Электрический ток был столь сильным, что сжег всю ткань пениса, которая омертвела и отвалилась. Родители от отчаяния не знали, что делать, они долго и мучительно пытались решить этот вопрос. Затем консультирующий пластический хирург, знакомый с принципами изменения пола, порекомендовал переменить пол ребенка на женский…

После операции в лаборатории психогормональных исследований университета Джонса Хопкинса, где мы впервые встретились с родителями, мы дали им ряд советов и консультацию относительно прогноза и бережного отношения к их дочери на основе опыта аналогичных операций, проведенных с детьми-гермафродитами. В частности, мы убеждали их, что ребенок будет идентифицировать себя с женским полом, если его воспитывать как девочку. Мы всесторонне проинформировали их о дальнейшей медицинской программе для ребенка и о ее сочетании с половым воспитанием девочки по мере того, как она будет расти. Родителям рекомендовали, какую информацию и в каком объеме давать девочке о себе самой по мере возникновения необходимости в будущем, и помогли придумать объяснение для друзей и родственников, в том числе для другого их ребенка. Со временем они скажут девочке, что, когда она захочет выйти замуж и иметь свою семью, она сможет усыновить или удочерить ребенка[259]259
  Money J., Ehrhardt A.A. Man and woman, boy and girl. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1972. p. 118–119.


[Закрыть].

Именно в психиатрической практике патерналистские фабрикации достигают гораздо более впечатляющего размаха, чем в медицине и сопредельных ей сферах, где все сводится к ограниченному числу стереотипов. Рассмотрим прием, посредством которого удается обманом предать близкого или знакомого в руки профессионала, учреждения или правосудия. Для этого можно использовать вечеринку с сюрпризом, а по сути – засаду.

Вчера сын мэра городка Турлок был арестован за вооруженное нападение после того, как возле своего дома он произвел три выстрела из крупнокалиберной винтовки.

Начальник полиции Джон Вайаренго сообщил, что Енох Кристоферсен-младший, двадцати одного года, с винтовкой и пистолетом в руках отказывался сдаться пятерым офицерам и десяти помощникам шерифа.

Сын мэра, бывший пациент психиатрической больницы в Модесто, что-то отчаянно бормотал об увечьях, которые его бывшая подруга получила в автомобильной аварии.

В конце концов друг Кристоферсена, Пол Карлсон, двадцати лет, убедил его поехать «порыбачить».

Они сели в машину Кристоферсена и отправились в Оукдейл. Три человека в штатском поехали следом за ними на обычной машине без полицейских опознавательных знаков.

Как рассказал начальник полиции Вайаренго, когда те двое остановили машину в Оукдейле и вышли, детективы схватили Кристоферсена и отвезли его в окружную тюрьму[260]260
  San Francisco Chronicle. 1965. February 26. Полезно обратить внимание, что слово «порыбачить» здесь употреблено в кавычках, что означает, что никакой рыбалки не предполагалось, а слово «друг» употреблено без кавычек.


[Закрыть].

6. Нам остается рассмотреть предельный случай стратегических фабрикаций. Тот, кто строит благонамеренную фабрикацию, не испытывает мук совести от своего обмана, так как интересы обманутого по определению не ущемляются. Проблема в том, что фабрикация включает в себя два элемента: моральный, связанный с порядочностью обманщика, и стратегический, связанный с намеренным созданием у жертвы неверного восприятия ситуации и (как следствие) неверной реакции. Очевидно, например, что в состязании не только допустимы, но и обязательны ложные движения, финты, блеф и скрытые ходы. Очевидно, что эти действия зависят от конкретного замысла, который держится в тайне, и что это чисто «стратегическая» тайна в том смысле, что репутация зависит как раз от жизнеспособности обмана, а не морального облика обманщика. (В действительности, как мы покажем ниже, обман соперников по игре иногда является правом, нарушение которого может привести к юридическим, гражданским и даже криминальным действиям.) Очевидно также, что, хотя разрешенные виды обмана могут противоречить определяемым игрой интересам игрока, возможный ущерб составной частью входит в область игры и не должен восприниматься серьезно. Праведное негодование демонстрировать можно только используя фрейм шутки. Применительно к соревнованиям между бизнес-организациями или государствами можно применить то же рассуждение, но с меньшей уверенностью. Есть масса вещей, которые, как мы сами соглашаемся, имеют право скрывать от соперников любая корпорация и любое государство, храня полное молчание о своих действительных планах или декларируя ложное направление своих действий. Конечно, планы скрывают только те, чьи жизненные интересы подвергаются серьезной опасности. Интересно, что, чем серьезнее возможные негативные последствия, тем отчетливее рискующие проявляют склонность (как будет показано ниже) к языку игр и допустимым в нем приемам дистанцирования и иронии.

III

Я рассмотрел виды фабрикаций, которые можно назвать благонамеренными, по сути безвредными для тех, кто на них попадается: мистификацию, обман ради науки, учебный обман, жизненную проверку, отеческую конструкцию и стратегические фабрикации. Если они оказываются в какой-то степени небезвредными, то по крайней мере, нельзя сказать, что они нарушают основные права. Данная категоризация задумывалась для отражения различий, которые проводятся в нашем обществе, а не тех, которые можно осуществлять умозрительно. Очевидно, что мы рассматривали не только строение и организацию фреймированной деятельности, но и моральное отношение граждан к этим предприятиям.

Теперь рассмотрим эксплуататорские фабрикации, при которых одна сторона завлекает другую сторону в конструкцию (construction), нанося при этом прямой ущерб ее «частным интересам» или даже интересам общества.

1. Великолепные образцы эксплуататорской фабрикации дает нам сама природа. Наряду с ними эта дама с сомнительной репутацией оснастила организмы (через естественный отбор) великолепными приспособлениями для защиты и нападения: маскировкой, мимикрией, устрашением[261]261
  См., например: Cott Н.В. Adaptive colouration in animals. London: Methuen & Co., 1940; Portmann A. Animal camouflage. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1959; Gallois R. The mask of Medusa. New York: Clarkson N. Potter, 1960.


[Закрыть]. В социальной жизни аналогичным инструментом является фальшивая игра (con game).

Я не собираюсь подробно останавливаться здесь на разнообразии эксплуататорских фабрикаций. Литература об этих конструкциях обширна и хорошо известна. Я хочу только указать на некоторые их отличительные особенности. Ясно, что фабрикации можно подразделить на два вида: на те, где фабрикаторы действуют в рамках, даже в интересах закона (когда следственная бригада выстраивает схему допроса так, чтобы добиться признания), и на те, где закон нарушается, а жертвы могут обратиться с иском в суд. (Наибольшие трудности при классификации вызывают, понятное дело, шпионские заговоры, имеющие смешанное происхождение, поскольку они законны с точки зрения нанимателя агента и незаконны с точки зрения тех, против кого он действовал. Как и в случае благонамеренных фабрикаций, можно различать обманы, направленные на одного-двух человек, и те, объектом которых становится широкая публика. Биржевые махинации относятся к последнему подвиду[262]262
  См., например: Cowles V. The Great Swindle. New York: Harper & Brothers, 1960.


[Закрыть].)

В отличие от благонамеренных эксплуататорские фабрикации могут повлечь такое же уголовное или гражданское преследование, какому подвергаются за мошенничество на доверии, недоброкачественную рекламу, неверную маркировку или шулерство. Интересно было бы объяснить, почему одна коммерческая деятельность преследуется законом, а другая, в такой же мере искажающая действительность, не преследуется, но рассмотрение этого ведет к сложным правовым проблемам, решить которые я даже не могу надеяться. Некоторые виды деятельности, против которых выступает Бюро по улучшению бизнеса[263]263
  Better Business Bureau – аналог Общества по защите прав потребителей. – Прим. ред.


[Закрыть], не одобряются и Федеральной торговой комиссией, а некоторые – наоборот. Определенные виды деятельности, считающиеся преступными, активно не преследуются в судебном порядке. Например, искусство «следопыта» находить домашний адрес, место работы или банковские счета необщительных должников вынуждает прибегать к фабрикации при вхождении в контакт с людьми. К должнику могут подойти с вопросником и письмом от учреждения, название которого звучит как название правительственного органа; для убедительности обмана на письме будет изображен американский герб и обратный адрес «Вашингтон, округ Колумбия»[264]264
  Brenton М. The privacy invaders. New York: Crest Reprints, 1964. p. 29–30.


[Закрыть]. В случае жалобы подобное надувательство, без сомнения, может стать основанием для судебного иска и обвинения в мошенничестве. Противозаконное действие совершают те, кто представляется по телефону как служащие правительственного учреждения. А вот если «следопыт» ведет поиск по телефону, заявляя, что отбирает участников для телевизионного шоу, проводит маркетинговое исследование или изучает политику страхования, смело может говорить, что прибегает к невинным профессиональным уловкам, цель которых, между прочим, состоит в справедливом взыскании долгов. Во всех этих почтовых и телефонных методах явно присутствуют фабрикации, но только некоторые из них выходят за рамки закона.

2. Известно, что вмешательство в личные дела (containment) ухудшает взаимоотношения. Возьмем пример из текста личного письма.

Дорогая Эбби, временами со мной случаются потрясения, но не такие, какое я испытала, когда обнаружила в сумочках обеих моих дочерей противозачаточные таблетки. Одной из них двадцать один год, она помолвлена, второй девятнадцать, она спокойная, уравновешенная девушка.

Я не устроила сцену, не рассказала их отцу. Возможно, он выгнал бы их из дома. Я чувствую себя совершенно измученной.

Я рассказала девочкам о своем открытии, и обе они смутились. Я не стала читать им проповедей, а просто сказала, что они обе дуры. Конечно, они сказали, что это обычное дело в наши дни. Так ли, Эбби?

Я не могу наказывать их, отключать телефон или не пускать на свидания. Что мне делать?[265]265
  The Evening Bulletin (Philadelphia). 1971. July 22.


[Закрыть]

Сеть обмана, столь характерную для фабрикации, можно обнаружить в собственном доме. Когда человек сообщает другому об открытии, подрывающем к нему доверие, ему, в конце концов, приходится раскрыть способ получения информации, а это раскрытие, в свою очередь, может подорвать то доверие, на котором строились его отношения с дискредитируемым. В данной истории матери пришлось признаться, что она рылась в сумочках дочерей. Далее, когда человек сообщает другим уличающие их факты, он, по существу, независимо от своего желания вступает с ними в коалицию обмана, если не раскрывает эту новость всем заинтересованным сторонам. В нашем случае родительская солидарность между отцом и матерью девушек была несколько подорвана.

В этой истории есть еще один аспект. Обнаружение таблеток, естественно, означает открытие факта добрачных сексуальных отношений, а это значит, что всякие, какие только можно предположить, демонстрации девственности перед матерью были бы ложью. Но сегодня это предположение мало что скажет о том, что именно демонстрировали дочери своей матери, и тогда ничего существенного не было подорвано, за исключением, конечно, представления матери о своих дочерях. Но если мать думает, что ее дочери откровенны и честны с ней во всех важных для матери вопросах, тогда ее открытие демонстрирует, что, изображая доверительные отношения с матерью, дочери обманывали ее, в чем и состоит подрыв доверия.

Все это заставляет нас обратиться к понятию фальши.

Молодой человек, имеющий семью, профессию, дом в хорошем районе, принимает по выходным дозу кокаина, каким-то образом его арестовывают, и он предстает перед судом. Он не создавал себе респектабельное положение, чтобы, скажем, продавать наркотики; он был таким до того, как к нему попал наркотик, еще тогда, когда его моральный облик мог бы служить точным показателем его социальных качеств, надежным основанием для характеристики человека «по одежке». Однако в момент ареста он скорее всего безошибочно почувствует, что закон будет смотреть на его респектабельный внешний вид как на притворство, фальшь, маскировку, совершенно несовместимую с деянием, в котором он обвиняется, несовместимую с тем, каким он, должно быть, был всегда. Да и он сам может думать точно так же. Таким образом арест может ввергнуть его в смятение и оказать глубокое воздействие на его обычную манеру самопрезентации. Заметим, что теперь наши мысли о «фальши» далеки от конкретного проступка, а скорее устремляются к нашим представлениям о природе человека и о смысле ареста. Именно эти представления отчасти делают прошлое человека беззащитным перед произвольным толкованием, а его самого – перед разоблачением в том, что он все время обманывал других. Если бы мы пришли к заключению, что человек может быть фальшивым в одном отношении и заслуживать уважения во всех остальных, тогда потеряли бы силу чисто драматические основания для недоверия и общественного контроля.