Текст книги "Москва парадная. Тайны и предания Запретного города"

Автор книги: Ирина Сергиевская

По воспоминаниям очевидцев, самой серьезной проблемой 30– 50-х годов для сотрудников посольства США была советская слежка. Каждый раз посол Джозеф Дэвис выходил из Спасо-Хауса в сопровождении милиционеров. Кроме того, посол и его жена вскоре поняли, что обслуживающий персонал шпионит за ними и шлет донесения советским секретным службам. Госпожа Дэвис вспоминала, что Спасо-Хаус был напичкан прослушивающими устройствами. «Мы находили их в каминах, вентиляционных отверстиях, во внутренних перегородках». Персонал посольства также научил ее и посла постукивать ложкой по металлическим и стеклянным предметам, как только они заговаривали о секретных вещах, чтобы создавать помехи в микрофонах. В этот же период времени гостям Спасо-Хауса выдавались специальные открытки, которые предупреждали, что каждая комната в доме, а также сад, прослушиваются советскими секретными службами, и вещи любого посетителя могут быть осмотрены.

Советский плакат

Американский аналог

Самый характерный случай разоблачения электронного подслушивания произошел летом 1937 года, когда посла Дэвиса не было в Москве. Во время рутинной проверки на чердаке посольский электрик обнаружил, что кто-то соорудил нишу, через которую можно было поместить микрофон в вентиляционную шахту между чердаком и потолком кабинета посла. После нескольких безуспешных попыток застать преступника врасплох электрик протянул провод от входа на чердак к звонку в спальне личного дворецкого посла. И вскоре шпион-злоумышленник был задержан, им оказался местный телефонный оператор.

Лишения военной поры «Спасо-Хаус» переживал вместе со всей Москвой. В 1941 году во время одной из бомбежек были выбиты все стекла, попытки сотрудников закрыть окна досками и фанерой не спасали от ледяного ветра и пронизывающего холода. В результате, как писал посол Стэндли, «зимой в некоторых темных и мрачных комнатах (свет в целях маскировки не зажигался) можно было находиться только в теплой шубе». В подвале здания было оборудовано бомбоубежище.

Незадолго до окончания войны в «Спасо-Хаусе» побывал министр иностранных дел В.М. Молотов, чтобы лично выразить соболезнования в связи с кончиной Ф.Д. Рузвельта. Посетил резиденцию и генерал Дуайт Эйзенхауэр, приглашенный лично Сталиным в 1945 г. В день, когда пришла весть о капитуляции Японии, сюда приехал маршал Советского Союза Г.К. Жуков. В послевоенные годы Спасо-Хаус продолжал служить резиденцией посла и его посетило большое число высокопоставленных гостей, включая пятерых президентов, троих вице-президентов и восьмерых госсекретарей.

По словам Джорджа Кеннана, вернувшегося в Москву в 1952 году в качестве посла, он обнаружил, что Спасо-Хаус с трех сторон окружен кирпичной стеной, а с четвертой его ограничивает высокая железная ограда. Все это хорошо освещалось («как в тюрьме»), и вокруг постоянно дежурили охранники. Когда бы Кеннан ни покидал Спасо-Хаус, за ним следовали пять милиционеров в штатском, которые не спускали с него глаз за пределами посольства. Однако и в стенах Спасо-Хауса он не был полностью свободен от их наблюдения. Как он позже вспоминал, по вечерам он «бродил по своей золотой клетке, как привидение», а во время работы в своем рабочем кабинете – «чувствовал незримое присутствие в комнате третьего человека – внимательного сотрудника спецслужб, который «мог слышать даже наше дыхание».

С 1933 года, едва в Москве появилось посольство США, Сталин неустанно требовал от спецслужб как можно сильнее «прижучить» здание американского диппредставительства. Однако успехи были невелики. К концу тридцатых удалось пристроить «жучки» только в нескольких второстепенных кабинетах, личный кабинет посла долго оставался недоступным для прослушки. В начале сороковых в посольстве даже устроили пожар, но подозрительные янки предпочли его потушить своими силами, не подпустив к посольству советских пожарных. Тогда-то советская разведка и решила действовать обходным путем: если нельзя внести «жучок» в кабинет, пусть его собственноручно внесет сам Посол…

В сентябре 1952 года в Спасо-Хаус приехали два американских технических специалиста, чтобы тщательно проверить, нет ли в доме советских подслушивающих устройств. Сначала их приборы не смогли ничего обнаружить, поэтому они попросили посла заняться своими ежедневными делами. По их просьбе в своем кабинете Кеннан сделал вид, что диктует секретарю секретную телеграмму, в это время техники безуспешно проходили по зданию в поисках секретных микрофонов. В конце концов, внимание специалистов привлекло уникальное деревянное панно с изображением американского герба, которое висело на стене рабочего кабинета посла. Вырезанный из ценнейших пород дерева белоголовый орел был подарен юными пионерами 6 февраля 1945 года послу Соединенных Штатов Гарриману во время его визита в легендарный Артек. По окончанию Ялтинской конференции посол вернулся в Москву и повесил «прижученный» герб на стену в своем рабочем кабинет.

Содержавшийся в орле микрофон был сделан так, что не требовал элементов питания. Работал он при помощи установленного в соседнем доме направленного коротковолнового передатчика. Инженерное чудо придумал талантливый изобретатель и по совместительству шпион, Лев Термен. Ранее, еще в тридцатые годы, когда Термен был советским резидентом в США, сконструированная им охранная сигнализация была установлена в Форт-Ноксе, где размещался американский золотой запас. Жизнь Термена достойна внимания Голливуда – он дружил с Лениным, Рокфеллером и Эйнштейном. Был музыкантом, изобретателем и шпионом. Как положено, отсидел свое в ГУЛАГе. Операция по созданию и внедрению «прижученого» американского орла носила кодовое название «Златоуст». Курировали ее лично Иосиф Сталин и Лаврентий Берия. Есть свидетельства, что именно за ее успешное проведение последний вскоре получил звание маршала.

Орел провисел в посольском кабинете ни много, ни мало – почти восемь лет. Пережил четырех послов. Каждый из которых на свой вкус менял обстановку в кабинете, но, как американский патриот, не трогал герб своей страны. По словам сотрудников госбезопасности, этот микрофон, который называли просто «Орлом», приносил информации намного больше, чем все остальные подслушивающие устройства, установленные в посольствах, вместе взятые. До сих пор не ясно, как «жучок» был обнаружен. По одной версии, информацию сдал перебежчик, по другой – микрофон был найден случайно. Ныне и Орел, и микрофон выставлены в музее истории ЦРУ в Лэнгли.

В сентябре 1952 года в Берлине журналисты взяли у Кеннана интервью. Один из них спросил, насколько близко Кеннан общался с советскими гражданами, на что посол резко ответил, что единственная разница между его сегодняшней работой в Москве и пребыванием в качестве интернированного в нацистской Германии состояла в том, что в Москве он мог «свободно выходить и гулять по улицам под присмотром охраны». Через неделю газета «Правда» осудила Кеннана за его высказывания в Берлине, он был объявлен персоной нон грата (лат. persona поп grata – «нежелательная персона») и был отозван на родину.

После смерти Сталина советские руководители больше не избегали приглашений на мероприятия, проводимые в Спасо-Хаусе. Генеральный секретарь КПСС Никита Хрущев был частым гостем в этом доме в период своего руководства страной. Однажды, во время празднования Дня независимости 4 июля 1954 года в Спасо-Хаусе без предварительного уведомления появились Хрущев и все члены Политбюро. Посол Чарльз Болен, который ничего не знал об их планах, уехал в тот день из Москвы. Его дочь Целестина чуть не вызвала дипломатический скандал, когда общительный Хрущев попытался поднять ее на руки. Как позже вспоминал в своих мемуарах сам Болен, ее ледяной взгляд заставил «беднягу» отступить.

В июле 1959 года в стенах Спасо-Хауса обнаружили еще одно подслушивающее устройство. На этот раз американские техники нашли его в люстре. По словам посла Томпсона, активность советской разведки на территории американских диппредставительств в этот период была так велика, что, работая в Москве, он предпочитал обсуждать секретную информацию за пределами зданий. Спустя 30 лет жители Спасо-Хауса все еще считали, что любой их разговор может быть подслушан, а Джек Мэтлок, посол США в СССР в 1987–1991 годах, часто заявлял: «Если они [советские спецслужбы] хотят услышать мое мнение – пожалуйста!»

В особняке в 1972 г. останавливался президент Ричард Никсон. По словам бывшего дипломата Владимира Туманоффа, работавшего в посольстве США в Москве, Леонид Брежнев во время ужина с Ричардом Никсоном был немало поражен, когда главам государств подали невиданный им доселе десерт «запеченная Аляска». Генсек воскликнул:

«Послушайте, эти американцы творят чудеса – они научились даже поджигать мороженое!» Кроме десерта Брежнева, впрочем, как и других советских руководителей, немало удивила и грандиозная люстра в Большом зале. Со слов сотрудников посольства, она самая большая из тех, что висят в частных домах Москвы. Ее соорудили в начале прошлого века братья Вишневские – мастера, работавшие для царской семьи». Люстра прекрасно сохранилась, хотя в 1946 году ее пришлось срочно ремонтировать. Вновь назначенный посол генерал Смит, приехав в Москву, первым делом озаботился состоянием металлических тросов, на которых держались хрустальные подвески весом в 11 килограммов, – они сильно проржавели и грозили оборваться.

По словам Владимира Туманоффа, наблюдая за Брежневым во время одного из его редких визитов в посольство, он заметил, что «закоренелый коммунист, выросший из эпохи Сталина», Брежнев не мог чувствовать себя свободно в «роскошном русском дореволюционном частном особняке царской эпохи, полном красиво одетых уверенных американцев с гладкими лицами – чувствующих себя как дома, да к тому же и говорящих по-русски».

В мае 1988 года Спасо-Хаус принял еще одного американского президента – Рональда Рейгана. На следующий день после официального ужина в Кремле, 31 мая 1988 года, в концертном зале посольства состоялся знаменитый ужин, на котором присутствовали 120 человек. Среди гостей были Генеральный секретарь Михаил Горбачев с супругой, ведущие артисты, ученые и спортсмены и бывший диссидент физик Андрей Сахаров. Всего несколько лет назад такое невозможно было и представить.

Ведь именно Рейган назвал Советский Союз в 1983 году «империей зла», но потом пять раз встречался с Михаилом Горбачевым, договорился с ним о сокращении числа ядерных ракет. Стоя неподалеку от Бранденбургских ворот в тогда еще разделенном Берлине, призывал советского генсека: «Господин Горбачев, откройте эти ворота. Господин Горбачев, снесите эту стену». Когда в 1987 году прозвучал этот призыв, Рейгану поаплодировали, но мало кто поверил, что подобное может совсем скоро стать реальностью. Казалось, такое могло придти в голову только М.А. Булгакову или мессиру Воланду. Именно на этом историческом приеме Рональд Рейган произнес знаменательный тост, который определил дальнейшую судьбу этого легендарного дома: «Чтобы в этом прекрасном доме никогда не было недостатка гостей, дружеских обедов, оживленных бесед и веселого смеха!»

С тех пор в особняке постоянно проходят роскошные многолюдные приемы. Знаменательным был прием в честь 30-летия встречи советских и американских войск на реке Эльбе, когда сюда пришли сотни ветеранов. Но самый большой прием, который происходил в Спасо-Хаусе, был 4 июля 1976 г., в честь 200-летия образования Соединенных Штатов – тогда особняк принял ровно 3001 гостя.

Знаменитый особняк был и остается местом проведения знаменитых музыкальных вечеров, на которых выступают как молодые талантливые музыканты России и Америки, так и всемирно известные исполнители. Среди них скрипачи-виртуозы Владимир Спиваков и Эдуард Грач; пианист Николай Петров; альтист, дирижер Юрий Башмет и камерный оркестр «Солисты Москвы». Здесь выступали солисты Большого театра и «Новой оперы». Спасо-Хаус принимал известных российских музыкантов, исполняющих великолепные произведения классиков американского джаза Дюка Эллингтона и Джорджа Гершвина. Среди них были: лидер легендарной группы «Машина времени» Андрей Макаревич, пианист Даниил Крамер, известный джазовый музыкант Игорь Бутман, пианист Игорь Бриль, саксофонист Алексей Козлов и аккордеонист Владимир Данилин.

Иногда случались и кризисные ситуации. Например, посол Хартман очень сердил советское правительство тем, что постоянно приглашал советских «отказников» (советских граждан, которым было отказано в эмиграции в США или Израиль) на мероприятия в посольстве, например, на ежемесячный просмотр фильмов, который сотрудники посольства шутливо называли «Фестивалем отказников». Одним таким «отказником», не раз приходившим в Спасо-Хаус, был знаменитый советский композитор Владимир Фельцман, которого советское правительство занесло в черный список после его попытки эмигрировать в 1979 году. В феврале 1986 года посол Хартман попросил Фельцмана выступить в Спасо-Хаусе, однако незадолго до начала концерта композитор обнаружил, что несколько струн на рояле «Стейнвей» в концертном зале посольского особняка перерезаны. И хотя удалось устранить поломку к началу концерта, Хартман назвал такой вандализм «жестокостью по отношению к фортепьяно и музыканту».

По словам бывшего американского посла Стессела, Спасо-Хаус, напоминал ему картину Борисова-Мусатова «Призраки». Иногда по ночам ему слышались чьи-то шаги и приглушенные стоны, да и сам дом напоминал призрачный замок.

Картина «Призраки» была написана Борисовым-Мусатовым в 1903 году, в начале беспокойного и тревожного XX века. Самому художнику в это время было 33 года, как и молодому банкиру и наследнику несметного состояния промышленника Второва. На картине изображен тот час, когда растворяется в предчувствии света сумрак ночи.

И призраки людей, живших в этом месте ранее, сейчас исчезнут, рассеявшись, как клочья тумана. Осталась одна легкая бесплотная тень, прозрачный образ «мусатовской» девушки. Или убитой возлюбленной наследника второвских миллионов.

Картина напоминает о быстротечности жизни и призрачности счастья. Сам дом, как отражение в воде, словно подернут рябью, но он навсегда останется в памяти как дом, где царила самая прекрасная из ведьм – Маргарита.

Мадрид на московской земле

ГОРОДСКАЯ УСАДЬБА А. Г. ЩЕПОЧКИНОЙ – Н А. ЛЬВОВА – РЕЗИДЕНЦИЯ ПОСЛА ИСПАНИИ

Спасопесковский переулок, № 8. 1-я пол. XIX века, перестроен в 1884, архитектор В.П. Гаврилов.

Старинный особняк, спрятавшийся за небольшим уютным сквериком по соседству со Спасо-Хаусом и Церковью Спаса Преображения на Песках, помнит всю историю Арбата. Существует легенда, что если в сумерках прикоснуться к стенам этого камерного дома и внимательно прислушаться к его душе, можно услышать, как он рассказывает историю своих бывших хозяев.

Дом был возведен в первой половине XIX века по заказу жены отставного поручика А. Г. Щепочкиной для сдачи в наем. В 1821 году дом снял Александр Иванович Тургенев, писатель и историк, брат известного декабриста. Особняк несколько раз перестраивался. Первоначально он был одноэтажным, со временем был надстроен второй этаж, затем деревянный дом «оброс» каменными пристройками. В нескольких залах от ампирного времени остались фрагменты лепного декора. В зависимости от вкусов заказчика изменялись и внутренние интерьеры. О неоклассицизме напоминают выполненные в античном духе порталы с изысканными барельефами, о модерне – уникальный потолок в кабинете, а также нарядная парадная лестница.

В 1821–1822 годах в главном доме усадьбы жил ближайший друг Пушкина князь Петр Андреевич Вяземский. Он один из первых понял и принял юного гения, о чем писал Жуковскому в 1818 году; «Стихи чертенка-племянника (Василия Львовича Пушкина) чудесно хороши. В дыму столетий! Это выражение – город. Я все отдал бы за него движимое и недвижимое. Какая бестия! Надо бы посадить его в желтый дом: не то этот бешеный сорванец нас всех заест как отцов наших». В свою очередь, Пушкин взял эпиграф к «Евгению Онегину» из стихотворения Вяземского «Первый снег»: «И жить торопится, и чувствовать спешит». Сохранилась часть их переписки – 74 письма Пушкина и 46 писем Вяземского. Петр Андреевич был приглашен на легендарный мальчишник в канун свадьбы поэта, а на самой свадьбе был посаженым отцом со стороны жениха.

Недалеко от нынешнего Пушкинского сквера жили в то или иное время и другие участники мальчишника: любимый Пушкиным Воиныч – П. В. Нащокин, поэт Н. М. Языков, А. С. Хомяков, Денис Давыдов и семья декабриста генерала М. Ф. Орлова. Известно, что в период пребывания Пушкина у Соболевского знаменитый московский портретист В. А. Тропинин написал его знаменитый портрет, который находился у князя М. А. Оболенского, проживавшего в доме № 14 по Арбату. Совсем рядом в Большом Николопесковском пер., 15 жила старшая дочь Пушкина Мария Гартунг, черты которой отразились в облике Анны Карениной.

В 1840—1880-х гг. в овеянном литературной славой особняке Щепочкиной жил страстный и восторженный почитатель А.С.Пушкина Н. А. Львов. С разрешением московских властей он в 1871 г. на свои средства напротив дома на Спасопесковской площади разбил небольшой уютный сквер, назвав его Общественным Пушкинским садом, в память частого пребывания великого поэта у своих друзей в близлежащих арбатских переулках. Сквер стал любимым местом прогулок старшего сына Пушкиных генерала Александра Александровича, особенно когда тот жил на углу переулков Дурновского и Трубниковского. В 1993-м в Пушкинском сквере был открыт памятник поэту.

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского

М.А. Гартунг, старшая дочь А.С. Пушкина

Хозяин дома Н. А. Львов мог бы гордиться как своим зеленым детищем, так и своей родословной. Дед хозяина (по материнской линии) Николай Мордвинов был знаменитым адмиралом, морским министром, а главное – единственный из членов николаевского Верховного уголовного суда, не подписавший смертный приговор декабристам. Мордвинов мечтал об устройстве в России правления, подобного английскому, конечно, с поправками, продиктованными российскими условиями. В частных разговорах с друзьями он высказывался весьма радикально: «Надо начать с трона». Пушкин отметил, что Мордвинов «заключает в себе всю русскую оппозицию». Именно он в 1832 году подал свой голос за избрание Пушкина членом Российской академии.

Дед по отцовской линии Николай Александрович Львов – архитектор, музыкант, литератор был ярчайшей фигурой конца 18 века – «Золотого века российского просвещения». Он писал стихи и либретто для комических опер, занимался геологической разведкой и совершенствовал отопительную технику того времени. Он первым в России сконструировал отечественную бумагоделательную машину. Одним из первых в России стал переводить сонеты Петрарки. Нашел две старинные летописи и добился их издания, одна из них в его честь названа «Львовская летопись». И, конечно, строил, строил много – в Петербурге, Москве, на тверской земле, на Украине, в Прибалтике. Он выполнял личные заказы самодержцев, частные заказы богатых и влиятельных лиц (князя Безбородко, графа Воронцова, Строганова, Разумовского, княгини Дашковой), а также других, менее состоятельных заказчиков.

Портрет Н.А Львова. Д.Г.Левицкий, 1789

Портрет М.А Львовой. Д.Г.Левицкий

Николай Александрович был женат на Машеньке Дьяковой – родной сестре жены Гавриила Романовича Державина и был его лучшим другом. Именно Державин стоял у истоков славы Пушкина. Это он, прослушав чтение «Воспоминаний о Царском Селе», бросился целовать мальчика-лицеиста, по словам самого Пушкина, «и, в гроб сходя, благословил». В архиве Державина сохранился автограф стихотворения, поднесенный ему юным поэтом, в памятный день 8 января 1815 года. В старшую сестру Марии, Александрии, без памяти влюбился их третий приятель поэт Василий Капнист и вскоре стал ее женихом.

Из рода в род в семье Львовых передавался трогательный рассказ о любви Николая Львова и юной Машеньки, чей портрет написал друг семьи художник Дмитрий Левицкий. Граф Л.Ф. Сегюр, увидев этот портрет, не мог не выразить своего восхищения:

 
Как нежна ее улыбка, как прекрасны уста ее,
Ничто не сравнимо с обаянием ее грациозного облика.
Так скажут? Но есть ли в ней то, что в ней любят больше всего, —
Сердце стократ прекраснее, чем небесная лазурь ее глаз.
Ей дано больше очарования,
Чем это смогла передать кисть.
И в сердце ее больше добродетели,
Чем красоты в ее лице.
 

Граф Л.Ф. Сегюр. «К портрету М. Дьяковой кисти А.Т. Левицкого»

По семейным преданиям, в Машеньку влюбились сразу два приятеля, два поэта – Николай Львов и Иван Хменицер. Сердце очаровательной Машеньки принадлежало Николаю Львову. Знаменитым и известным он станет много позже, а пока… пока он был небогат и, на взгляд родителей Машеньки, «бесперспективен». Отец, обер-прокурор, запретил дочери даже думать о нищем юноше и подыскал ей более подходящую партию. Влюбленные были разлучены.

Василий Капнист не мог смотреть спокойно на страдания влюбленной пары. Накануне собственной свадьбы он решил помочь другу, рискуя навлечь на себя гнев будущего тестя: отправившись вместе со своей невестой и ее сестрой Машенькой на бал, свернул с дороги и подъехал к небольшой церкви, где их ждали взволнованный Львов и священник. Здесь влюбленные были обвенчаны, после чего молодой муж отправился домой, а Капнист повез сестер на бал…

Тайна свято соблюдалась всеми участниками этой необычной женитьбы: три года муж и жена прожили друг с другом врозь, и даже близкие друзья не знали ничего о браке. Николай боготворил жену, и она платила ему бесконечной любовью и преданностью. «Другая часть меня», – однажды написал Львов о Маше. Ей, только ей одной, он посвящал свои стихи:

 
Дух мой томный ободрился,
Сладка мне надежда льстит,
Та краса, кем я пленился,
Нежный жар со мной делит.
Уж я больше не желаю,
На брегу здесь обретаю
Я любви моей предмет,
И, любя, любим сердечно,
Вот что счастие конечно,
Счастья в свете больше нет.
 

Н.А.Львов

Знаменитый архитектор и литератор так и оставался непризнанным ее семейством, несмотря на бриллиантовый перстень, подаренный ему государыней Великой Екатериной. Лишь в 1783 году, после того как Львов был избран членом Российской академии, получил чин коллежского советника, родители Маши дали согласие на брак. Вторичное венчание по канонам православной церкви было недопустимо, и тогда Львов заранее нашел среди крепостных желающих соединить свои судьбы. Пару обвенчали, а после торжественные поздравления принимали сразу две четы.

Когда Николай Александрович заболел, Машенька взяла на себя все заботы по управлению имением, баловала своих воспитанниц – Лизаньку и Дашеньку (Наряженные хозяйкой в светские платья, они были запечатлены Боровиковским на портрете.) На руках Лизыньки после тяжелой болезни в 1803 г. и скончался великий зодчий. Машенька пережила мужа всего на 4 года. На ее смерть Г.Р. Державин написал своего рода эпитафию, стихотворение «Поминки» и приютил трех осиротевших детей Львовых в своем доме.

Лизанька и Дашенька. В.Л. Боровиковский, 1794

После Октябрьской революции особняк был отдан Центральному статистическому управлению СССР, долгое время здесь располагался журнал «Вестник статистики». Позже здание перешло ГлавУПДК, здесь тридцать лет размещались различные посольства.

В 1998 году было принято решение о передаче особняка под испанскую резиденцию, и началась серьезная научная реставрация. К началу работ от старого деревянного отштукатуренного особняка в стиле московского ампира остались лишь стены да разрушенные элементы внутреннего декора, поэтому декор парадных помещений пришлось воссоздавать практически заново. Так появились новые карнизы и лепнина плафонов, порталы, пилястры и классические, под мрамор, обрамления оконных проемов. В парадных сенях воздвигнуты дорические колонны, которых здесь никогда не было. Благодаря этому небольшое помещение приобрело внушительный и слегка помпезный вид.

Сегодня в знаменитом особняке, помнящем А.С. Пушкина, разместилась резиденция посла Испании. В вестибюле посольства можно увидеть типично испанские раритеты: например, настоящий фетиш для любителей старины – походное корабельное бюро (сундук XVI века для хранения бумаг и драгоценностей); пару старинных вееров, воскрешающих в памяти пылкую страсть и яркую чувственность обворожительной «мадриленьи». И тут же изящный журнальный столик, изготовленный в Толедо, но украшенный сюжетами из истории Москвы.

Испания как единое государство появилось на карте мира довольно поздно – в XVI веке. До этого на территории Пиренейского полуострова существовало несколько независимых друг от друга королевств. История их объединения отразилась на национальных символах страны – государственном флаге и гербе Испании.

Нынешний флаг Испании появился в 1785 г. как военное знамя. Карл III повелел создать новое знамя, чтобы отличить Испанию от других королевств, где правили Бурбоны. В качестве цветов флага были выбраны красный и желтый, восходящие своими корнями во времена Реконкисты – войны испанцев за освобождение страны от мавров (арабов) и ее объединение. Одна из легенд того времени повествует о короле Арагона Готфриде Беренгере, который после одной из победных битв провел по своему золотому щиту окровавленной рукой, оставив четыре красные полосы. Так появились геральдические «цвета Арагона».

На желтой средней полосе национального флага изображен герб Испании. Геральдический щит разделен на пять частей, в каждой из которых изображен герб одного из королевств, объединившихся в XV–XVI вв. в Испанское государство. В первой части изображен золотой замок в червленном поле – герб Кастилии. Во второй – пурпурный лев в серебряном поле, герб Леона. В третьей – герб Арагона, щит с красными и желтыми полосами. В четвертой – золотые цепи с изумрудом в середине, герб Наварры. В основании щита – гранат в серебряном поле, герб Гранадского эмирата.

В центральной части герба – небольшой щит с тремя золотыми лилиями в лазоревом поле, геральдическая эмблема династии Бурбонов, чей королевский дом правит страной в настоящее время. Щит герба увенчан золотой королевской короной – знак того, что Испания – королевство. По бокам щита изображены колонны, символизирующие Геркулесовы Столбы, считавшиеся концом света и напоминающие о двух крепостях по берегам Гибралтарского пролива. По одной из версий, всем известный знак доллара – это те самые Геркулесовы Столбы, обвитые лентой. Девиз на ленте «Plus Ultra» переводится как «Дальше и дальше» («Дальше предела») и символизирует продвижение величайшей когда-то империи на запад – за океан, к берегам безграничных и сказочно богатых владений Нового Света – Америки.

По прихоти судьбы, Испанское посольство, занимающее элегантное здание недалеко от Никитских ворот, также неразрывно связано с именем первого поэта России.