Текст книги "Поцелуй или жизнь (СИ)"
Автор книги: Ирина Литвинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (1)
Сознание металось в бреду, игнорируя тот факт, что хозяйка пытается привести его в нормальный вид. Я никогда раньше не падала в обмороки и теперь поминала тихим словом судьбу, которая все же решила преподнести мне сей печальный опыт. Если в нормальном состоянии видения приходили ко мне или во сне, или при прикосновении к напитанной воспоминаниями вещи, то сейчас реальность ускользала от меня, а на Дар навалилась древняя невиданная сила, вязкой необузданной магией разливающаяся по всему Зеленому Горбу. И от того, сколько тайн хранит особняк графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и его обитатели, становилось страшно. По настоящему страшно.
Но оградить сознание от этого потока прошлого я не могла…
***
Статный молодой мужчина застыл перед величественным портретом в полный рост и задумчиво всматривался в чернющие глаза, темнее самой Тьмы. Точно такие же, как и у него. Не надо быть провидцем, чтобы понять: мужчина, изображенный на холсте, – его отец. Он был практически отражением портрета, с той лишь разницей, что его вьющиеся густые локоны цвета воронова крыла едва-едва доставали до плеч, а у того, что взирал с картины, волосы иссиня-черным, идеально гладким и, кажется, даже чуть блестящим каскадом спадали практически до пояса. А еще я знала одного человека, оглушающего своим сходством с этими двумя… Сомнений не было, передо мной Его Величество великий король Веридора Персиваль, прозванный в народе Похотливый за количество детей – двенадцать сыновей, если не считать полуреального-полумифического тринадцатого принца Веридорского, и младшенькая дочка Пенелопа. Сын первого великого короля Веридора и основателя королевства демона Рагнара, в Северном пределе более известного, как Хранитель.
– Я ждал тебя, сынок, – раздался низкий хрипловатый голос совсем рядом, но Персиваль не вздрогнул, а напротив, улыбнулся – узнал голос родителя, да и ждал он его.
Рядом с королем Веридора появился сизый дымок, за несколько мгновений соткавшийся в полупрозрачную человеческую фигуру. Глаза Рагнара, хоть и были, как у всех призраков, дымчатыми, глядели совсем как при жизни, цепко и пронзительно.
– Отец, – слегка поклонился ему Персиваль. – А матушка…?
– Она не придет, не сегодня, – отрезал почивший великий король, на миг прикрывая взгляд – явный призрак, что тема, которую собирался обсудить сын, и для него была весьма болезненна.
– Спасибо, что пришел, – практически прошептал Персиваль, пряча взор. Понятно, стыдно.
– Это сложное решение, сын, которое, как ни крути, принимать только тебе. Боюсь, то, что я пришел, ничего не изменит. Ты ведь уже знаешь, как поступишь, мальчик мой…
– Да, – твердо отвечал великий король, вскидывая глаза и усилием воли не отводя взгляд от призрачного лица родителя. – Я женюсь на Анивер, отец, таково мое решение. Я готов связать с ней свою жизнь и быть верным до последнего вздоха. Я люблю ее… Прости меня. Прости, я плохой сын. И никудышный правитель, знаю. Я помню свой долг, что должен продолжить королевскую династию, что обязан оградить страну от смуты из-за наследования престола. Я сделал все, что мог. Все целители, шаманы, лекари, знахарки, – да Хаос знает кто! – все сказали, что Анивер бесплодна. То была плата, затребованная Богами, за жизнь ее сестры-двойняшки. Обе не умерли при родах, но обеим не суждено самим стать матерями… Она плачет, отец. По ночам, тихо, когда думает, что я не слышу. А утром, наглотавшись успокоительного и смотря куда угодно, только не мне в глаза, вторит, что все понимает, что Веридору нужен наследник, что, раз королева не в состоянии исполнить свой долг перед мужем, пускай это сделает кто-то из фавориток… Я не могу, отец. Она – моя единственная, я слышу ее горе, я чувствую, как у нее сердце рвется, как будто это мне в грудь когти вогнали! – на миг Персиваль умолк, успокаивая голос, который так и норовил сорваться, как у простого смертного, что вообще не подобало великому королю, а потом продолжил, хотя бы внешне сладив со своими чувствами. – Ты прав, я принял решение и его не изменю. Я проведу обряд, связующий наши жизни, как в свое время сделали вы с мамой. Мы уйдем с ней в Царство Мертвых в один день и в один час, и до тех пор будем верны друг другу, иначе – смерть. Никогда я не разделю ложе с другой женщиной… и на престол, после меня, не сядет следующее поколение Веридорских. Мне жаль…
– Твой выбор, сын, – склонил голову Рагнар. – Знай, я горжусь тобой. На твоем месте я поступил бы так же. Уверен, твоя мама тоже одобрила бы… Что ж, будем уповать на милость Богов. Да не прервется их волей династия Веридорских!
***
Все смешалось перед глазами, и я уж понадеялась, что сейчас меня выкинет в проблемную и неприглядную реальность, которая, несмотря ни на что, была куда как лучше мутных, изрядно пропитанных горечью и отчаяньем закоулков прошлого. Но нет, побалансировав на грани яви и забытия, сознание вновь соскользнуло во тьму, перенесясь туда же, к тем же действующим лицам, только вот на несколько лет позже…
***
– За что, отец?! – выл, словно раненный зверь, Персиваль, рухнув на колени и сжимаясь, словно на плечи его легла непосильная ноша. – За что Боги так карают меня?
– Сын, ты должен быть силен, – Рагнар хотел казаться спокойным, однако сожаление и боль сына, душащая отца, пульсирующие в воздухе, чуть ли не рукой потрогать было можно. – Боги… даруют тебе шанс исполнить свой долг. Королева может подарить тебе наследника, даже не одного, а, учитывая ее наследственность, даже двоих, близняшек…
– Какой ценой, отец? – ревел Персиваль, хватаясь за сердце, готовое малодушно разорваться, лишь бы не принимать рокового решения. – Ценой жизни Анивер! Отец, я не пойду на это никогда!
– Воля Богов ясна: жизнь получает либо Анивер, либо ваш ребенок, возможно, дети. Несмотря на связующий обряд, ты останешься жить и, возможно, тебе будет дарована еще одна единственная. Решать только тебе, сын.
Великий король в бессилии корчился на полу, вцепившись в собственные роскошные кудри, а Рагнар впервые пожалел, что не может хоть на кратким миг вернуть себе плотское обличье, чтобы дотронуться до задыхающегося в душевной боли сына, и хоть так поддержать его. А так он мог только опуститься на корточки рядом с ним и хрипловатым голосом нашептывать бессмысленные слова утешения.
Взять себя в руки Персиваль смог далеко не сразу, но решение принимать было надо. Что ж, не впервой. Однажды он уже высказал Богам свою волю. Неужто с тех пор что-то изменилось?
Увы, изменилось. Сама Анивер была готова даже на смерть в страшных муках, лишь бы подарить любимому долгожданное дитя. А Боги с несвойственной им жестокостью позволили ей забеременеть и теперь либо его жена не увидит их детей, либо подержит в руках их мертвые тела. Как передал ему отец, "случайно" скинуть плод королеве они не дадут. Его Анивер… переживет ли она смерть малышей? Не повредится ли рассудком?… Не возненавидит ли его, когда узнает, что это он подписал их еще не родившимся детям смертный приговор, пусть даже спасая ее?…
Да, решение было принято.
– Пусть наш ребенок или наши дети упокоятся с миром в Царстве Мертвых, однажды мы с Анивер встретимся с ними там, – таково было решение великого короля. – Но я е позволю своей жене умереть от горя, рыдая над бездыханными телами младенцев. Перед днем родов я поручу верному слуге отыскать в какой угодно веридорской семье новорожденных двойняшек и угрозами, подкупом, шантажом, да как угодно, заполучить их…
– Насколько я понял, Боги могут поставить тебя перед таким же выбором не один раз, – заметил Рагнар, задумчиво глядя на сына.
– Отец, прошу тебя, передай послание Богам. Сколько бы чужих детей мне ни пришлось принять в семью, я буду любить их так же сильно, как и своих собственных. Кто-то из них, вероятнее всего, станет наследником, остальные же получат герцогские титулы и составят высшую аристократию и ближайший круг нового правителя. Я прошу Богов указать моему слуге тех детей, которые, возмужав, будут достойными основателями знатных родов. И еще… я прошу, чтобы они были похожи на нас с Анивер, чтобы никто и никогда даже не заподозрил что-то неладное в их происхождении.
– Я услышал тебя, сынок. Будь по-твоему. Уверен, Боги благосклонно отнесутся к твоей просьбе, – отозвался Хранитель, про себя отметив, что, вполне возможно, намерения Богов были именно такими.
***
За десять минувших лет Персиваль Похотливый все таки отпустил длинные волосы, и теперь они, заплетенное в сложную косу, нервно метались у него за спиной в такт не менее нервным шагам. Вроде бы, это уже седьмой раз – седьмой! – когда он ожидает у дверей покоев Анивер, когда же закончится эта пытка, затихнут крики роженицы, его старый преданный друг-камердинер принесет двух новорожденных мальчиков и передаст их своей сестре, принимающей роды у высокородных дам, сам же заберет тела королевских отпрысков и увезет их к свежевыкопаным могилкам при монастыре недалеко от столицы. Шесть беременностей и двенадцать прекрасных сыновей, действительно походивших на родителей, – вот подарки Богов ему, веридорскому королю.
Десять лет назад он думал, что Боги ниспослали ему величайшее проклятие, теперь же был тихо благодарен им. Это были ИХ дети! Маленькие существа, о которых они с женой не могли мечтать! Так ли важно, что все эти дети, как на подбор не нужные родителям, так как появлялись на свет в результате измен или разгульной бестолковой молодости, были рождены дочками неродовитых горожан? Для себя Персиваль уже давно нашел ответ – это было ВООБЩЕ не важно.
Однако в этот раз все шло как-то не так. Анивер мучилась уже почти сутки, хотя обычно Боги позволяли ей забыться сном после часа или двух, чтобы она не увидела, как выносят мертвых младенцев из спальни. Да и камердинер запаздывал, что было ему вообще не свойственно. Три дня о нем не было ни слуху, ни духу, но Персиваль знал, что он ищет замену детям, поэтому и не разыскивал. Сейчас же предчувствие, расшалившись, противно брюзжало, что определенно случилось нечто непредвиденное, раз надежный, как скала, и педантичный, как идеально выверенные часы, доверенный человек выбивается из графика.
Раздавшиеся из коридора шаги слуги, которые Персиваль за столько то лет научился безошибочно узнавать, заставили короля вздохнуть свободно, но только до того момента, пока он не обернулся на звук.
– Где дети?! – грянул глас монарха, в запале совсем позабывшего о конфиденциальности предприятия.
– Мой король, – в отличие от Персиваля, слуга говорил тихо, вот только дрожь в голосе с головой выдавало его волнение, – я обшарил всю столицу. Видите ли, раньше меня как будто кто-то вел и я находил нужный дом и нужную семью не более, чем за час. На этот раз дорогу мне никто совершенно точно не указывал. Но я обошл город вдоль и поперек, навестил всех знакомых повивальных бабок и лекарей. Это невероятно, мой король, но в ближайшие три месяца ни в столице, ни в ее окрестностях ни в одной семье не родился ни один ребенок! Никак, на то воля Богов…
– На то воля Богов, – сдавленно проговорил Персиваль.
Он ни на миг не усомнился в искренности камердинера, и теперь не знал, то ли проклинать этих самых Богов, то ли…
Мысль так и не успела оформиться в голове, а ее невнятные отголоски вышиб из сознания… крик! ДЕТСКИЙ КРИК из спальни!!!
Персиваль ворвался в покои супруги, сметя дверь, и, подлетев к широкому ложу, упал на колени рядом с ней. Анивер была бледна, но жива и даже улыбалась, глядя, как умелые руки помощницы пеленают ребенка… Боги, неужели…
– Ваш сын, Ваше Величество! – долетело до его ошарашенного сознания, как с другого конца света. – Его Высочество Тринадцатый Принц Веридорский!!!
… Спустя час, в течение которого Персиваль, так до конца и не поверив своему счастью, категорически отказывался выпускать из рук сына и вместе с ним прохаживался в коридоре рядом с покоями жены, малыш, до сих пор спокойно посапывающий в объятиях отца, вдруг распахнул чернющие глазки, темнее, чем сама Тьма, и в них полыхнул огонь! Огонь Изначальный, сама суть демонической натуры, зажегся в его душе – в мир пришел сын Хаоса!
А одновременно с пробуждением стихии на свет появилась единственная дочка Персиваля Веридорского…
Сказание о Тринадцатом Принце Веридорском (2)
Чеканный шаг эхом раздавался в длинной картинной галерее королевского дворца, возвещая всех о приближении Его Высочества Тринадцатого Принца Веридорского Гарета Бесноватого, в народе прозванного Бастардом Тьмы. Все его двенадцать братьев выросли достойными светлыми юношами, добрыми сердцем и прекрасными душой, о сестре и говорить нечего, вот уж кто был отражением Веридоры, первой великой королевы. А вот тринадцатый принц словно впитал в себя все зло, что было отмерено их поколению. Поверить в то, что кровожадное чудовище, прекрасное внешне, но уродливое душой, – родной брат Пенелопы, сын великодушного Персиваля и милосердной Анивер… нет, уж скорее его появление на свет припишут темным силам, даром что принц на диво похож на отца! А чтобы не оскорбить ни одного из правящей четы подозрением в измене, «родительницей» Гарета назначили древнюю языческую то ли богиню, то ли просто аморфное существо, с которым ассоциировались различные беды и страхи. Сам Гарет своим прозвищем был невероятно доволен и скалился не хуже дикого зверя, стоило ему услышать, как кто-то произносит его едва различимым для человеческого уха шепотом. Человеческого, но не демонического. И да, удовольствие Тринадцатого Принца Веридорского непременно было сопряжено со сдавленными стонами, надрывными воплями, предсмертными проклятиями и хрустом ломающихся и перемалывающихся костей… О да, все это было музыкой для его демонического слуха, а вид хлещущей фонтаном алой крови или же льющегося рекой вина как нельзя лучше влиял на настроение Его Высочества. Немудрено, что любимыми развлечениями Тринадцатого Принца Веридорского были игры со смазливыми невинными служанками, а порой и дворяночками, да еще затравить гончими слуг или же собственноручно избить до полусмерти.
Персиваль только смотрел на все это и горестно вздыхал. Он то понимал, что это беснуется демоническая натура сына и Дар Смерти – могущественная и в той же мере опасная магия, причем опасная и для владельца тоже. Он знал, что после тридцати – тридцати пяти Гарет станет более – менее взрослым по меркам Хаоса и научится сдерживать животные инстинкты своего демона. О том, сколько душ искалечится до того момента, страшно было даже помыслить. Великий король уже давно услал бы сына в Хаос, где он пережил бы бурное демоническое отрочество и вернулся к людям уже адекватным, но, стоило магической завесе, отделяющий человеческие земли от территории порождений Мрачного, затянуться за спиной Тринадцатого Принца Веридорского, Пенелопа забилась в истерике, потеряв связь с братом-близнецом, и успокоить ее смогло только возвращение Гарета. Тогда Персиваль приставил к своему сыну младшего отпрыска "короля юга", по сути, противника Веридора, но настроенного на диалог, а не на вооруженное противостояние. Уж чего не ожидал великий король, так это того, что этот образец доблести и сострадания, без преувеличений олицетворяющий все качества сказочных рыцарей без страха и упрека и прозванный за это Благородным Сердцем, станет Гарету и Пенелопе ближе, чем остальные братья!
– Гарет! – прервал мысли Бесноватого знакомый спокойный голос, и тот нехотя развернулся к своему лучшему и единственному другу.
Нет, принц очень любил Гвейна, но сейчас предпочел бы скрыться с его глаз, ибо знал, что его ждет нравоучительный разговор. Он был не только названным братом, он был совестью Гарета. И сейчас эта самая совесть пришла как нельзя не вовремя.
– Ты все же решил напасть на Северный Предел? – строго спросил Гвейн, хмуро глядя на Его Высочество. – Король не позволит…
– Только не начинай снова о том, что эта земля священна и находится в тени Великих гор, откуда на них взирают Боги! – досадливо поморщился Гарет. – А отец может выражать свое недовольство сколько угодно… потом. Сам виноват, раз позволил мне иметь личную армию, значит, понимал, что я не просто хочу со своими же в войнушку играться! Мне нужны те рудники! Еще не хватало, чтобы Хомут закупил у горцев закаленные магией мечи. Сам знаешь, против них даже наши оплетенные всеми защитными чарами доспехи не выстоят! А секрет мечей гордецы-горцы ни за что добром не выдадут.
– И поэтому ты готов пленить весь народ и под пытками заставить их говорить? – голос Гвейн звенел сталью, совсем как те чудо-мечи.
– Они могут рассказать все добровольно, – равнодушно отозвался Тринадцатый Принц Веридорский. – Я не отступлюсь, брат. Вчера утром я получил ответ от Хомута: он как Саратский Вождь согласен продать свой народ и не пришлёт им на помощь армию, обещал так же обеспечить невмешательство Монруа. Вроде как юный Седрик Монруа сейчас гостит в его резиденции. Что ж, ему предложат задержаться чуть дольше. В камере, дабы его родители были сговорчивее. Хомута вполне устраивает, что мы не претендуем на сами рудники, только угонем рабов. К ночи триста пудов золота за них будут в его столице, а наша армия осадит форт горцев. Они, может, и воины, но нас больше. А решат отсиживаться за стенами форта – возьмем их измором. Думаю, не все там настолько безумны, чтобы ценой жизни хранить тайну мечей, жрать своих же соседей и сдирать с них кожу, лишь бы не подохнуть от голода и лютых морозов.
– Остановись, – прервал короля Гвейн. – Ты собираешься устроить бесчинства и накликаешь этим беду и на себя, и на весь Веридор. Эти отважные люди, единственное преступление которых в том, что они верны своему слову до последнего вздоха и знают, что такое долг, не заслуживают такой ужасной смерти.
– Даже их собственный Вождь, которому они так верны, не оценил их преданности и
продал за драгоценный металл, так почему их должен уважать я? – жестоко усмехнулся Кристиан и, обогнув друга, продолжил свой путь. На внутреннем дворе его уже ждала его личная гвардия, семеро из двенадцати братьев, что решили избрать для себя военную стезю и уже получили герцогские титулы. С ними он направится к месту дислокации всей армии.
– Ты просил благословения у Богов? – полетел ему в спину вопрос Гвейна.
Бастард Тьмы, помянув крепким словцом свою медлительность, все же не стал притворяться глухим и ответил честно:
– Нет.
Вот и еще один повод Благородному Сердцу разочароваться в своем царственном друге. А все дурацкая древняя традиция, согласно которой король перед войной, карательным походом и другими кровавыми мероприятиями обязательно должен покаяться перед Богами за то, что собирается унести столько жизней, и просить их благословения на это. Бред! Не Боги ли сделали его Тринадцатым Принцем Веридорским? Так почему же он не может пользоваться той силой и властью, что они даровали ему? Дурости ситуации придавал тот факт, что обращаться правитель должен был и к Единому, и к Мрачному. Если с первым все было гладко, то почитатели второго в последнее время подвергались жестоким гонениям со стороны невесть каким образом расплодившихся многочисленных фанатиков, образовавших чуть ли не отдельное государство, и поклонение ему каралось обвинением в ереси и сожжением на костре. Мрачному Богу до сих пор обращались, только тайком, и храмы его скрывались за непроходимыми зарослями. Вот зрелище: великий король, на ходу теряя корону и оставляя на ветках лоскуты золотой парчи, огородами пробирается к ветхому храму! И смех, и грех!
– Гарет, – тяжело вздохнул Гвейн, – прошу, послушай меня хотя бы в этом. Если уж мне не под силу переубедить тебя, может, это получится у Богов.
– Ха! – недобро усмехнулся Его Высочество, не поворачиваясь к верному другу. – Не трать сил, дружище, в храм я не пойду. Не за чем это. Не нужно мне благословение Богов, и даже если кто-то из Них явится ко мне и скажет, что мой замысел против Его воли, я даже за Его прощением не приду, когда поступлю по-своему! Я узнаю, как делать мечи, способные пробить любую броню, даже если Боги обрушат на меня весь свой праведный гнев!
– Зачем тебе это? – спросил Гвейн, уже понимая, что принца ничто не остановит.
– Я пойду войной на север и поставлю Саратского Вождя на колени. Эти северяне мнят себя такими же могущественными правителями, как великие короли Веридора? Они станут нашими рабами и будут ползать в грязи, обливаясь кровавыми слезами! Уже давно пора великому королю объединить два государства. Скажи, Гвейн, неужто Хомут, эта продажная скотина, достоин править объединенными королевствами? Его жадность и эгоизм недостойны великого короля.
– И твоя гордыня и жестокость тоже, – тихо зловеще проговорил Гвейн. – Ты так жаждешь власти и славы. Ты не получишь этого, Бесноватый. Ты немилосерден к другим, судьба поступит с тобой так же жестоко: позволит ощутить вкус того, что действительно ценно: вкус жизни, вкус верности, вкус любви, – и отнимет. Отнимет все и разом, в тот самый миг, когда ты этого будешь меньше всего ожидать, когда ты, напротив, будешь думать, что для тебя все только начинается, а на самом деле это будет твой закат.
Но Тринадцатый Принц Веридорский, спеша навстречу своему очередному "подвигу", его уже не услышал.
***
Армия Его Высочества принца Веридора Гарета Бесноватого осадила горцев в форте, стоящем у подножья Великих гор. Небольшое деревянное укрепление не выдержало бы и одного удара армады, если бы отважные защитники не укрыли его магическим щитом. Тринадцатый Принц Веридорский, завидев почтового белоснежного голубка, взмывшего в небо и устремившегося к столице Сараты, злорадно усмехнулся: осажденные тратили всю свою силу на оборону и даже пожалели магии на отправку доклада их королю. Глупцы! Интересно, через сколько дней они поймут, что их бросили на произвол судьбы?
Понимать горцы не хотели, причем упорству их можно было только позавидовать. У принца, не оставляющего своих воинов все время осады, даже мелькала мысль, что это еще вопрос, кто кого измором берет, ибо с каждым днем, нервы натягивались все сильнее, победа приобретала все более призрачные очертания, а сомнения все настойчивее бередили разум. Пару раз Гарет в этой "ожидательной горячке" даже подумывал все-таки помолиться Богам, но затем одергивал себя и долго ругал за приступы идиотизма.
Год держались горцы. Держались в лютые холода. Держались в проливные дожди. Держались в жаркий зной. Держались… держались… держались… Но вот однажды, в разгар золотой осени, щит вокруг города, бледнеющий с каждым днем осады, в последний раз вспыхнул магическими потоками и пропал. От неожиданности Гарет сначала даже не понял, что это значит. А когда осознал, издал дикий победный клич и, взлетев на своего верного вороного скакуна, помчался к форту, а вслед за ним устремилась и его рать.
Принц уж думал, что придется тараном сносить ворота, которые наверняка изнутри заперты на засов, как вдруг тяжелые добротные створки медленно растворились перед ним. Не ожидавший такого маневра Гарет резко натянул поводья и остановил разгоряченного скачкой коня как раз во время, чтобы не затоптать, собственно, того, кто радушно открыл им дорогу… Никогда Его Высочество не видел такого худого человека. Это был паренек лет восемнадцати, истощенный и усохший настолько, что казался воскресшим мертвецом. Его обтянутое посеревшей кожей лицо было типично горским: крупный горбатый нос, выдающиеся скулы, большие карие глаза – единственное, что пока выдавало в нем живого. Он стоял босиком, одетый в оборванные практически до колен потертые штаны. Кровавые язвы усыпали все его тело, волосы явно уже выпадали клоками, зубы почернели, ногти обломались, сиреневые тени залегли на половину впалых щек. И тем невероятнее прозвучал его звонкий голос:
– Весь форт вымер. Если вам нужно мертвое поселение – забирайте. Только грабить у нас нечего, уж и подметки от сапог все съели.
– И ничего не оставили захватчикам, – оскалился Гарет. – Хей, ребят! Хватайте этого последнего героя!
Бравые воины спешились и мгновенно скрутили паренька. Он даже не сопротивлялся. Сил не было. Оставалось только дивиться, как эта немощь смогла сдвинуть пудовый засов и открыть ворота форта.
Принц хотел уже поворачивать коня, но внезапно вороной под ним взбрыкнул и впервые не подчинился ему. Вместо этого лошадь ступила в разоренный оплот горцев и, поводив туда-сюда головой, словно принюхиваясь и прислушиваясь, направилась прямиком к одной из землянок, притаившейся у самой стены форта. Гарету пришлось не по нраву желание скакуна. Все же ехать по полу-сгнившим скелетом и полу-обглоданным трупам, попутно дыша могильным смрадом, – удовольствие не из приятных. Но конь и не думал останавливаться, уверенно следуя к ничем не примечательной покосившейся дверце, ведущей в подземное жилище. Его Высочество уже достал кнут, чтобы стегнуть непокорную животину по морде, как вдруг до него долетел насмешливый хрип паренька-горца:
– Что, Ваше Высочество, мертвечинкой любуетесь? Может, и откушать изволите? О ваших предпочтениях даже у нас легенды слагают…
Слова яростью обожгли принца. Рванув поводья, он всё же развернул коня, вонзил шпоры ему в бока и, минуя своих воинов и скрученного ими пленника, хлестнул наглеца кнутом по лицу.
– Домой! – гаркнул на ходу Гарет, чем заслужил одобрительный гул своей армии и единодушное желание немедленно повиноваться повелителю немедленно. Последний воин, закинув парнишку-горца к себе поперек седла, напоследок швырнул горящий факел в деревянный форт.
Когда бывший оплот горцев практически скрылся из виду, принц обернулся, чтобы в последний раз полюбоваться тем, как полыхает последнее упоминание о народе, не сдавшемся ему. Вдруг Гарету почудилось, что смутная тень выскользнула из пожарища. Сморгнул – и нет никого. Значит, привиделось. Но двоих воинов принц все же отправил еще раз прочесать всю округу. Спустя пару дней они догнали армию и доложили, что на несколько миль вокруг обратившегося в потухший костер форта нет ни души.
***
Три дня Тринадцатый Принц Веридорский лично пытал парнишку-горца, но так и не вырвал из него ни слова о секрете изготовления разящих все мечей.
– Что ты молчишь, сволочь? – чуть не рычал Его Высочество. – Я же тайну из тебя с душою вытрясу!
– Казни, Бесноватый, – только ухмылялся в лицо правителю парень. – А тайну я не выдам и умру, если такова цена исполнения моего долга.
– Долга?! – кричал в ярости Гарет. – Опомнись, мальчик! Долга перед кем? Ваш Вождь продал вас всех! Он за несколько возов золота позволил мне угнать всех горцев в плен! И ты хранишь верность ему?!
– То, что у Вождя нет ни чести, ни совести, отнюдь не значит, что её нет у его подданных, – отвечал пленник. – Я клялся, что секрет мечей умрет со мной, а слово горца крепче алмаза. А ты, принц, хоть изойди весь злостью, но от меня ты ничего не узнаешь. Мне даже жаль тебя, Бастард Тьмы. Я-то умру со спокойной душой, а тебя сожжет изнутри твоя же тьма!
И парнишку продолжали пытать час за часом, не ослабляя боль ни на минуту, но теперь принц стоял в стороне молча и мрачно следил за этим действом. Когда же горец в очередной раз потерял сознание от боли и его начали приводить в чувство, глухо проговорил:
– Сильный, смелый, преданный – идеальный слуга. Жаль, служит не мне.
– Казнишь? – спросил стоящий рядом Гвейн, не проронивший до этого ни слова.
Гарет ответил не сразу. Раньше он был уверен, что любой враг не достоин ни сострадания, ни тем более уважения. Все просто: не повинуешься королю – умрешь, скорее всего медленно и в муках. Но этот мальчик не был врагом Веридора, хоть и был подданным враждебного государства. К тому же мужество и верность принципам, редкие и завидные качества, которыми, как показывает практика, не могли похвастать даже короли, подкупали. Гарет поймал себя на мысли, что вряд ли бы смог выдержать жестокие пытки только ради исполнения долга. Скорее он бы попытался схитрить или уже давно бы переметнулся к правителю-победителю. Этот мальчик держался на одной силе воли и до сих пор ни разу не вскрикнул на потеху безжалостному завоевателю.
– Не казню, – последовал ответ принца. – Ты же беседовал с ним?
– О да, чудесный мальчик, к тому же не дурак выпить, – довольно фыркнул Гвейн.
Гарет не смог подавить улыбку. Горилка – вот единственная греховная страсть Благородного Сердца. Порой Его Высочеству казалось, что друг мог бы споить самих Единого и Мрачного или поспорить с демоном на свою бессмертную душу, что перепьет того. Сам Бастрард Тьмы бы в этом деле Гвейну не товарищ, ибо уважал только вино, в не это "деревенское пойло", способное сжечь всю глотку половиной стакана!
– И что же, не раскололся даже под градусом? – не поверил принц.
– О мечах молчал, как немой, – подтвердил названный брат Гарета и Пенелопы. – Так что ты с ним решил?
– Пытки прекратим, в камеру отнесем, целителя утром пришлем, чтоб подлатал, а потом предложу ему служить мне.
– Не согласится, – уверенно заявил Гвейн.
– Сам понимаю, что этот упрямец не сразу сдастся мне на милость. Так мы поможем ему принять правильное решение, только не кнутом, а пряником. Кормить будем хорошо, ты с задушевными разговорами под рюмочку расположишь у верной службе, служанку фигуристую и со смазливой мордашкой приставим ему еду и воду носить. Посидит месяцок-другой, и жить захочется. Не самоубийца же он, в конце-то концов.
– Надо было один раз допросить его и сразу такое решение принять, – проворчал Гвейн, но принц только махнул на него рукой.
***
Неспокойно было на сердце у Благородного Сердца, и в полночь он, так и не сомкнув глаз, спустился в подземелье к пленнику. Парнишка бился в лихорадке и горел, словно внутренности его объяло пламя. Гвейн хотел было кинуться за целителем, но горец схватил его руку мертвой хватку и еле слышно, уже в полубреду, прошептал потрескавшимися губами:
– Не надо… поздно уже, пора мне… пора к родителям и братьям, пускай она одна с живыми остается… а может, и она в форте сгорела… Мне страшно… Побудьте с мной, пока я не уйду…
– Тише-тише, – успокаивал умирающего Гвейн, устраивая его голову на своих коленях. – Как тебя зовут, мальчик?
– Янислав… а её… её – Янислава… Славка… Яна…
– Шшш… Успокойся, Ян, я не оставлю тебя…
На рассвете в камеру ворвался Бастард Тьмы, не нашедший друга в его покоях, и узрел Гвейна, баюкающего паренька-горца. Он был еще жив, но Гарет чувствовал, что счет до его отхода в Царство Мертвых уже идет на минуты. Всего миг глядел Его Высочество на несчастного горца, и сердце его дрогнуло. Этот мальчик мог бы прожить долгую жизнь, построить головокружительную карьеру или открыть свое дело, разбогатеть, жениться, стать отцом и дедом, и всего этого он, великий король, лишил его походя, как и сотни таких же горцев, и даже не обернулся бы на его бездыханное тело, если бы не видел, как смерть забирает его. Гарет вдруг понял, что, хотя он не раз сражал врагов в бою, вихрем проносясь мимо, никогда не видел, как у них навечно закрываются глаза, не слышал их последнего вздоха. Да и забитых или затравленных слуг уносили быстрее, чем его чуткое демническое ухо улавливало последнее трепыхание их жалких сердец. Он просто нес смерть и не оглядывался на тех, кто уже никогда не встанет. А сейчас Боги решили показать ему, как тлеет жизнь, угасая, явить ему Дар Смерти во всей его жуткой тошнотворной красе. А еще впервые почувствовать вину и скорбь.
