Текст книги "Поцелуй или жизнь (СИ)"

Автор книги: Ирина Литвинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

5.8

Что отвечать на такое заявление, я не знала. Буйное воображение вмиг нарисовало картину: демоническая лапища с длинными изогнутыми когтями вонзается в грудь графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и вырывает бьющееся в предсмертной агонии сердце. Дальше возможны разные варианты развития событий. Самый яркий из них: лорд Себастьян невиданным усилием пронзает насквозь монстра, успевает подхватить свое еще бьющееся сердце и помещает в чудо-шкатулку, обязательно хрустальную, чтобы через стенки все было видно, в которой его сердце томится по сей день, но невиданным образом функционирует. Мда, все же живое воображение – удовольствие не для слабонервных.

– Почему вы мне рассказываете об этом? – придумала наконец я вопрос, после трех минут молчания.

– Хочу, чтобы вы не сомневались в твердости моих намерений, – флегматично отозался легендарный вдовец, и что-то его тон заставил мою интуицию отчаянно вопить о какой-то подставе, которая не заставила себя долго ждать. – Вы помните, как закрываются двери у меня в особняке?

– Конечно: магические замки, магические засовы. Некоторые комнаты не запираются.

– А у двери, ведущей в комнату под самым куполом, уникальный в своем роде замок, единственный механический во всем особняке. Однако же сама дверь опутана чарами, испепеляющими пламенем, максимально приближенным к огню Изначальному, любого, кто дотронется до нее и попытается снять слепок с замка. Поэтому то там не стоит никакой магической следилки, предупреждающей меня или же главу безопасности о неучтенном проникновении, как, например, в не запирающейся на первый взгляд лаборатории. Так вот, прекрасная леди Шамали, – предвкушающим тоном продолжил лорд Себастьян, вытягивая из наглухо застегнутого воротника квезота цепочку и расстегивая ее, – чтобы вы не употребляли сомнительный предлог "если", говоря о нашем бракосочетании, я вручаю вам ключ от своего сердца.

Мне в раскрытую ладошку опустился перстень с немыслимых размеров изумрудом, до сих пор висящий на шее хозяина Зеленого Горба. Казалось, вздумай я надеть его, он закроет всю мою пятерню! Но не размер драгоценного камня напрягал больше всего, а источаемая им магическая энергия! Даже получившая домашнее образование я, весьма поверхностно знакомая с отраслями магической науки, которые не входили в сферу моих способностей, чувствовала, что мне вручили артефакт невиданной мощи, которому действительно под силу выдержать натиск воплощение демонической силы Хаоса – огня Изначального.

– Не вздумайте надевать на палец, – тут же последовал комментарий. – Я понятия не имею относительно вашего резерва, но, поверьте, связываться с этим камушком не рискует даже Гарет, а он внук чистокровного демона, что говорит о многом. Отец предупреждал меня, чтобы старался лишний раз не прикасаться к самому камню, хотя сейчас он в неактивном состоянии. Вставите этот перстень в дверной замок, повернете вправо на три полных оборота – и она откроется. Признаюсь, вы – далеко не первая невеста, которая получила от меня этот дар, и всех я предупреждал, что участь тех, кто попытается залезть в святая святых, будет печальна. Да, в общем, если хорошенечко припомнить, все невесты так или иначе получали этот перстень: кто-то выклянчил у меня, кто-то, не поверите, выкрал! Кому-то я презентовал сам. Знаете, леди Шамали, хоть слава обо мне гремит далеко за пределами южных земель, однако никому, кроме местных, даже в голову прийти не может, что я стоял перед алтарем далеко не со всеми своими невестами и женами их назвать можно назвать только с большой натяжкой, и то только по южным меркам.

– Вы хотите сказать… – не могла я поверить своим ушам.

– Именно, леди Шамали: как я вам уже сказал, если невеста ступила в Венчальную, она станет женой, чей брак дважды консуммирован. Я заставал своих невест на пороге запретной комнаты, тут же вызывал брата и "заключал брак". Бывали и те, кто умудрялся не попасться мне, но я поднимаюсь в самую высокую комнату каждый день, и она любезно уведомляет меня об очередной посетительнице. Далее невеста поднимается в Венчальную уже в нашем с Франсуа сопровождении… ну, а спускаем ее тело тоже мы.

– Неужели не было ни одной, кто сдержал бы любопытство? – кажется, мой голос все же дрогнул, наверно потому, что я совершенно точно знала, что не отношусь к категории тех, кто не прыгнет в омут из-за этого самого "не порока", даже если на кону окажется моя жизнь. Будь это не так, меня бы здесь не было!

– Ну почему же, – пожал плечами лорд Себастьян, – были и такие, но, как вы можете судить по моему статусу вдовца, это не спасло их от печальной участи. Поэтому-то я убежден, что комната под самым куполом е имеет отношения к гибели моих невест, и отдаю этот перстень вам.

– А как комната "уведомляет" вас о посетительницах? – задала я еще один немаловажный вопрос.

– А вот об этом, прекрасная леди Шамали, вы узнаете, только если рискнете поторопить наше бракосочетание, – улыбнулся граф, и почудилось в его улыбке мне что-то плотоядное.

И после всех этих заявлений этот непонятно чем довольный мужчина как ни в чем не бывало повел меня на свежий воздух и продолжил показывать красоты Зеленого Горба!

Стоит ли говорить, что насладиться живописными видами, разнообразием сада и фонтанами, претендующими на звание произведений искусства, в полной мере я не смогла?

5.9

Каким бы радушным хозяином ни был граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, провожать меня к Черному пруду он отказался, признавшись, что ему тяжело находиться в том месте, где он лет двадцать назад нашел безмятежно спавшего отца, чьи глаза закрылись навсегда. Мне показалось странным, что Его Светлость не упомянул о том, что возле того же пруда пропал без вести старший из сыновей сэра Гвейна Благородное Сердце, а от несчастной невесты наследника графского рода осталось только залитое кровью белоснежное платье и необратимое проклятие. Однако решила в душу графа не лезть и прогуляться до пруда самой, попутно обдумывая тот небольшой пласт информации, что все таки выдал хозяин Зеленого Горба относительно этого примечательного места.

Итак, у подножья холма, на котором возвышалось родовое гнездо графов Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон и в честь которого оно, собственно, и было названо, а незапамятных времен протекала звонкая речушка Арана. Никто уж точно не помнил, кому и чем не угодил перекинутый через нее мост. Как бы там ни было, лет триста назад, не меньше, недалеко от Зеленого Горба ее засыпали землей, по которой свободно переходили с одного "берега" на другой и пешком, и верхом, так, что река продолжала течь по подземному тоннелю и ее поток вырывался под солнечные лучи в километре от ближайшего к особняку места. А у другого конца земляного "моста" сам собой образовался Черный пруд, чьи воды круглый год отливали чрнотой, опять же по неизвестной причине. И все по той же неизвестной причине со временем по краям этого пруда распустились прекрасные лилии белее снега, о котором в этих краях только слышали, но мало кто видел это зимнее чудо. Северянку снегом, конечно, не удивить, но, я думаю, белоснежные лилии, цветущие вреди черных вод – зрелище волшебное. Хотела я взглянуть и на притаившийся под крутым обрывом омут. Нет, кидаться в него головой я не собиралась! Но интересно же, куда меня с завидным постоянством Боги посылают!

"Коли страх не гложит сердце,

В омут, графская невеста!" – словно мантру, твердила я, бодрым шагом двигаясь в указанном графом направлении.

Как оказалось, не все представители рода Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон не могли переносить Черный пруд. Еще издали я заметила фигуру, судя по дублету и развороту плеч, мужскую, спокойно так сидящую ко мне спиной, свесив ножки с пресловутого обрыва. Опознав по копне вьющихся локонов цвета спелой пшеницы личность любителя прудов и лилий, я немного поменяла траекторию движения и стала аккуратно пробираться ближе, скрываясь за пышной растительностью, что, к счастью, цвела здесь буйным цветом.

Правда, Франсуа навряд ли обратил бы на меня внимание, даже если бы я не таилась. Как истинный трубадур, он в порыве вдохновения полностью отдавался своей музе, в упор не видя ничего вокруг. На этот раз не только пальцы "слепого" менестреля умело ласкали лютню, рождая невероятную музыку, которую раз услышишь – и никогда больше не забудешь, он и сам пел, негромко, чувственно, словно вливая в каждое слово собственные чувства, кипевшие глубоко в душе, хотя песня была явно не о нем.

Грех, притворясь любовью, втерся в душу.

Как я заветы Божие нарушу?

Мрак изгнал из сердца благородство, честь и свет,

Бесовской страсти в нем кипит безумный бред.

Своей души уродство стал я замечать,

Ей одержим, я сам себя готов предать!

Рай сулит она, манят к себе ее уста,

Они прикажут – сделает моя рука.

Мне, Боже, силы дай, чтоб в Бездну не упасть!

Мой демон – раб, а правит им слепая страсть,

А человек пороком плотским одержим!

И мне б презреть дурман смертельный, выбрать жизнь…

Я властью, силой, титулом был облечен,

Ну а теперь я стал своим же палачом.

За то, что счастье возжелал себе украсть,

Я приобрёл змею на сердце – злую страсть!

Влечёт порок катиться камнем в самый низ,

Но думал я, любовь летит на крыльях ввысь!

О красота, творение Божией любви!

Меня ты в небо, а не в бездну позови!

Я знаю, Боже, здесь виной не красота!

В раба мужчину превращает похоть, да!

И после смерти мне не обрести покой,

Я душу дьяволу продам за ночь с тобой…

Ну ничего себе… это о ком он, если не секрет? Хотя какой тут секрет! Из всех официально живых демонов с подтвержденным статусом полукровки здесь, слава Богам, обитает только Бастард Тьмы! Внезапно вспомнился обрывок воспоминаний Бесноватого, где он в разговоре с сестрой упоминает свою единственную. Где же она? Почему ей было необходимо изуродованное лицо Гарета? И при чем во всей той истории был лучший друг Бесноватого?

Однако все эти вопросы разлетелись стайкой испуганных птичек от увиденного: еще несколько минут поперебирав струны, Франсуа тяжко вздохнул, отложил любовь всей своей жизни, заменившую ему любовницу, стянул с себя повязку и…

Соскользнул с обрыва прямо в омут!!!

5.10

Первым моим порывом было заорать во всю глотку и, вереща, как недорезанный поросенок, припустить к Зеленому Горбу с громогласными призывами о помощи. Но потом в процесс генерирования мысли включился разум, резонно заявив, что мои крики все равно уже не помогут утопленнику. Омут его уже не отпустит, а вот на меня могут не много не мало повесить умышленное убийство! Доказывай потом тому же Бесноватому, который тут вроде как за безопасность отвечает, что это не я столкнула Франсуа с обрыва, а он сам решил свести счеты с жизнью!

И убраться бы мне отсюда поскорее, чтобы – не дайте Боги! – никто не увидел. Но вся моя недолгая жизнь до сих пор свидетельствовала о том, что любопытство меня однажды погубит. Вот и сейчас я не смогла просто развернуться и уйти, не попытавшись выудить хоть каплю информации о самом, на мой взгляд, мутном персонаже всей этой истории с проклятьем графского рода. Воровато оглядываясь, я стремительно подошла к тому месту, где так недавно сидел сладкоголосый певец, опустилась на корточки и, внутренне дрожа от волнения и нетерпения, взяла в руки ажурную повязку. Лорд Франсуа всю жизнь носил нечто подобное, а уйти из жизни решил с развязанными глазами? Хм… Ладно, не моего ума дело, в конце концов, у каждого свои тараканы в голове.

Глубоко вздохнув, я призвала свой Дар и с головой нырнула в воспоминания… Темные, как самый настоящий омут…

***

Подвал. Кромешную тьму разгоняют только подвешенные под самым потолком тусклые магические светляки, но их скудного свечения хватет, чтобы разглядеть нетривиальное действо: двое молодых людей привязывают третьего за руки к балке на потолке. Бросив взгляд вокруг, я едва удержалась от вскрика, хотя даже если бы и произнесла что-то, меня все равно не услышали бы… Это была пыточная! Плети, металические щипцы, кандалы… Боги, что я здесь делаю?!

– Ты крепче вяжи, Змей! – говорит тот, что держит несчастного под мышками, пока его подельник возится с веревками наверху. – Может, с кандалами надежней было бы? А то еще накинется, а мне мое достоинство дорого.

Тут раздалось протестующее мычание, и я с ужасом поняла, что тот, кого привязывали, в сознании и до сих пор молчал, потому что ему заткнули рот. Приглядевшись к нему, я практически точно могла сказать, что это Франсуа: его невысокий рост, хрупкое сложение, буйная копна волос… А потом мой взгляд перешел на того, кто привязывал, и сердце мое заледенело. Если насчет Франсуа я еще могла допустить вероятность ошибки (ничтожно малую вероятность, ведь я перенеслась в его воспоминания, а другие двое были выше него минимум на голову), то спутать с кем-то этого было просто невозможно. А все потому что я не знаю ни одного другого мужчины, который носил бы волосы ниже колена, кроме нынешнего графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон!

– Все выдержит, – отмахнулся от собеседника лорд Себастьян, опуская руки. – Рви давай!

Далее я во все глаза смотрела, как двое молодых мужчин рвали в клочья одежду на Франсуа, оставляя его полностью обнаженным! Только я собиралась порадоваться, что в подвале темно, хоть глаз выколи, как лорд Себастьян поманил вниз один из светляков, чтобы его лучи падали на связанного брата. Боги… чтобы не глазеть на раздетого парня, я устремила свой взор на будущего легендарного вдовца. А посмотреть было на что: оказывается, до того, как безутешная невеста наслала проклятие на весь графский род, младший сын сэра Гвейна Благородное сердце был весьма привлекателен. Не писаный красавец, конечно, но его внешность была по-своему интересной. Он был похож на своего отца, чей портрет в полный рост я не так давно изучила в одной из гостиных Зеленого Горба, однако черты его были жестче, острее и чем-то неуловимо напоминали хищника. Было в его внешности что-то угрожающее, вызывающее первобытный ужас на какой-то животном уровне и в то же время завораживающее… Неотвратимо смертоносное и ядовито прекрасное… Может, он и сейчас был таким, просто под "мертвецким" налетом не разглядеть?… А глаза? Интересно, какого цвета у него были глаза до того, как выцвели? Увы, во мраке не разобрать.

– А если он обернется? – снова подал голос тот первый.

– Подвал большой, – меланхолично отозвался лорд Себастьян, опускаясь на колени прямо на пол, протягивая вперед руки и… мамочки, даже думать не хочу, что он там щупает и во что так плотоядно всматривается! – Черт, он уже готов, ты посмотри!

– Еще чего! Я, знаешь ли, не по этой части, – фыркнул тот в ответ. – До сих пор удивляюсь, что ты меня в это все втравил.

– Я могу, – самодовольно ухмыльнулся лорд Себастьян. – Давай активнее! Чего ты там у него по спине руками шаришь?! Давай ниже!… Вот-вот…

Глухой то ли стон, то ли всхлип огласил весь подвал, а далее последовал и торжествующий клич Себастьяна:

– Чешуя! Черт, он чешуёй начал покрываться! А глаза, глаза!

И, прежде чем я успела что-то сообразить, он резво вскочил на ноги и сорвал с глаз брата ту самую повязку, которую я сжимала в руке на берегу Черного пруда недалеко от проклятого омута, и мой взгляд встретился с затуманенным взором Франсуа… Словно в омуты, я заглянула в два больших чернющих глаза темнее самой Тьмы, и их чернота затянула меня в другое воспоминание…

5.11

После такого «увлекательного» путешествия в прошлое я уж готовилась попасть в воспоминание о каких-то непотребствах, истязаниях или чего еще более изощренного, до чего мое неискушенное сознание само бы ни в жизнь не додумалось, так что перемещение в самую гущу траурной процессии на таком фоне воспринималось как нечто обыденное и даже банальное.

Как несложно догадаться, в последний путь провожали сэра Гвейна Благородное Сердце. Во главе процессии по традиции несли открытый гроб с почившим, сразу следом – наследник. Не удержавшись, я скользнула к лорду Себастьяну, и меня обдало горячей волной раздирающих его чувств. Ого… а я и не подозревала, что могу через чужие воспоминания ощущать чувства окружающих! Или, может, это потому что чувства юного графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Внешне высокий, стройный, даже несколько худой, юноша, у которого только-только начал пробиваться пушок над верхней губой (лет шестнадцать, не более!), выглядел идеально спокойным и держался с достоинством, подобающем его статусу и положению. Но я то чувствовала, что в душе он захлебывается слезами от горя. Его водянистые глаза, видимо, уже начавшие тускнеть (странно, ведь свадьбы и, соответственно, проклятия, еще не было…) неотрывно смотрели на лицо отца, который, казалось, в самом деле просто уснул и, судя по тронувшей губы легкой улыбке, видел прекрасный сон. Кажется, до меня долетали даже мысли Себастьяна… Он вспоминал, как отец часто был недоволен им, говорил, что сыновний азарт ученого до добра не доведет и что он за исследовательским интересом забывает о чести и морали, вздыхал о том, что младший так безответственно относится ко всему, что не относится к его опытам и экспериментам. И в то же время сэр Гвейн гордился им. Отец говорил об этом редко, но от этого каждая его похвала была еще слаще и желаннее. Жак по секрету рассказывал молодому хозяину, что граф ставит в пример другим сыновьям жажду знаний Себастьяна, его прилежание и пытливый ум. Франциск, конечно, бесился от этого, а Франсуа просто пропускал мимо ушей, попутно искренне соглашаясь с отцом.

Кстати, об этих двоих… Я отыскала взглядом Франсуа, как всегда с повязкой на глазах, а вот Франциска нигде не было. Неужели шарится в кабинете отца вместо того, чтобы проститься с ним навсегда? Вернувшись к среднему сыну сэра Гвейна, я попробовала услышать его мысли или ощутить чувства… и ничего! Я попробовала раз, второй, третий… Глухая стена! Что ж это такое? Почему я смогла почувствовать Себастьяна, а его брата – нет?!

Сосредоточившись, я прислушалась ко всей процессии, чтобы понять, кого я еще могу так странно ощутить, кроме нынешнего графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. И я услышала еще одного! Просто таки кожей услышала, как и положено моей змеиной натуре! Услышала… что?!

Устремляя взор в конец вереницы людей, я уже знала кого увижу. Насколько я знаю, на юге, также как и в Веридоре, принято, чтобы вдова почившего шла под руку с наследником сразу за гробом, но невысокая хрупкая леди в платье цвета скорби, с траурным крепом, спускающимся ниже талии, решила пренебречь этими правилами, скорее всего потому что у нее не хватало моральных сил держать лицо… а может она не считала это нужным. Супруга сэра Гвейна плакала навзрыд, пряча лицо на груди у своего кавалера и все еще держась на ногах только благодаря его поддержке. Зная южные традиции, можно было предположить, что леди так ведет себя с ним, потому что он был вторым консумматором брака, а значит, после смерти законного мужа оставался покровителем безутешной вдовы. И вот этот, с позволения сказать, человек, легендарный Страх и Ужас всея Веридора и северных земель впридачу, на юге более известный не как Тринадцатый Принц Веридорский, а просто как Гарет, начальник охраны Зеленого Горба и побратим сэра Гвейна Благородное Сердце, сейчас с немалым удовольствием поглаживал по тонкой талии его рыдающую жену и, смотря вслед гробу с телом своего лучшего друга, чувствовал… облегчение!

5.12

Выдернуло меня из чужих воспоминаний неожиданно. Раньше я все время медленно выплывала из дебрей своего Дара сама, а сейчас… Рывок! И спустя одно мгновение кромешной тьмы я снова в своем теле, которое, между прочим, немилосердно трясли!

– Вы… Вы что делаете?! – немного запинаясь, воскликнула я и, открыв глаза, увидела таки того, кто так бесцеремонно обращался с гостьей.

– Это вы что делаете?! – не отставал от меня в выражении своего гнева хозяин Зеленого Горба. – Так и знал, что нельзя вас никуда пускать одну!

– А не много ли вы на себя берете? – решила похорохориться я, тщетно пытаясь вывернуться из клешней лорда и попутно удивляясь, как в таком дохлом на вид теле может скрываться просто таки нечеловеческая силища. – В своем доме распоряжайтесь, сколько душа пожелает, но здесь уже не территория вашего поместья!

Граф пару мгновений сверлил меня своими жуткими стеклянными глазами, а потом внезапно ухмыльнулся и, наклонившись практически к самому моему уху, доверительно прошептал:

– Красавица моя, на всей этой земле один хозяин. Я! Могу без ложной скромности сказать, что практически весь юг – моя вотчина и что моих денег и влияния хватит, чтобы заставить плясать под свою дудку знатнейших и состоятельнейших людей, что уж говорить о маленькой бедной дворяночке, у которой, судя по всему, за спиной ни гроша, ни тем более богатой влиятельной родни. Ты ехала в монастырь? Зачем? В лучшем случае, чтобы рухнуть на голый пол коленями перед образами и слезно умолять Единого ниспослать тебе хоть какого мужа. Не красавца, не молодого, не богача, не знатного, да даже не доброго. А просто какого-нибудь! Жизнь с ним, конечно, будет никакая, но она хотя бы будет… А в худшем случае ты собиралась похоронить себя под одеждами монахини, ибо лучшей участи для тебя просто нет, разве что содержанки. Ведь в Веридоре не принято жениться на бесприданницах, как бы очаровательны и прекрасны душой они ни были.

– Поэтому вы и предложили мне стать вашей женой. Потому что считаете, что ничего хуже в моей жизни уже случиться не может?! – выплюнула ему в лицо и, все-таки вырвавшись и не дожидаясь его ответа, прошипела под стать своей змейке. – Не смейте угрожать мне! А еще раз намекнете мне на то, что вольны распоряжаться здесь всем, даже гостьями, нарветесь на еще одно проклятие! Готова подписаться под каждым словом своей несчастной предшественницы: если уж графьям Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон под силу купить всех и вся, пускай попробуют выкупить у смерти жизнь хоть одной своей невесты!

С этими словами я рывком развернулась и бросилась прочь, практически срываясь на бег и едва сдерживая клокочущую в груди ярость. Нет, все, крадем с Азизамом этот чертов артефакт и валим куда подальше отсюда, даже любопытство свое усмирить смогу! И плевать на намерения Богов и беспокойные заверения второй сущности, что где-то в этом гадюшнике затаилась моя пара!