Текст книги "Поцелуй или жизнь (СИ)"

Автор книги: Ирина Литвинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

2.1

Дорога вперёд, дорога назад…

Запретная страсть и бешеный взгляд…

Что выберешь ты своею тропой

И кто уведёт тебя за собой?

Путь к раю далёк; в ад дорожка легка,

Там черти предложат выпить пивка,

Шепнут: «Дочка лорда? На сено тащи!

Безродный, ты силой своё получи!»

Двенадцать лет спустя…

Ее Величество королева Веридора Пенелопа Безжалостная и ее муж-консорт лорд Седрик Монруа ушли из жизни в один день. Вечером после их похорон на юного принца Галахата, единственного наследника династии Веридорских, было совершено покушение, в результате которого крыло дворца сгорело дотла, а в обугленном трупе с трудом можно было узнать мужчину. Тут же были провозглашены виноватые – коварные Монруа, задумавшие отобрать престол у Веридорских и посадить на трон свою единственную прямую наследницу, дочь почившего короля-консорта от первого брака…

– Это возмутительно! – в тысячный раз выкрикнула я, тревожно мечась по комнате и взметая юбками простого, но удобного домашнего платья. – У них нет никаких доказательств!

– Да разве нужны им доказательства, голуба моя? – причитала Матушка Донна, с беспокойством наблюдая за моим мельтешением. – Разве, думаешь, важно им, кто принца приговорил? Щас! Им главное вид сделать, что виновные наказаны, а уж кто они… Козу отпущения лучше тебя им не сыскать.

– Да как они смеют…! – уже готовилась зайти на сто первый круг я, как в залу с шумом ворвался Николка.

– Отряд Веридора на подъезде! По твою душу, Николь!

И правда, у подножья холма, на котором высилось наше родовое имение, уже клубилась пыль под копытами пяти десятков всадников. На солнце яркими бликами переливались латы и мечи. Боги…

– Николь! – зычный голос Матушки не дал мне удариться в истерику. – Вам немедленно надо уезжать! Сию секунду! Хватай плащ, кошель, брось туда золото да камушки свои фамильные, сколько влезет, и бегом на конюшню! Возьмёшь с собой только Николку, выедете через задние ворота! А я их здесь задержу!

– Матушка! – мигом взвилась я. – Ты едешь с нами! Мы не оставим тебя здесь!

– Ты видела, как я в седле красуюсь? – криво усмехнулась кормилица. – Мешок с картошкой смотрится изящней, да и держится лучше. А вам надо быстро скакать. Не время спорить, Николь. Я потяну время, скажу, что, мол, моется госпожа, или что пошла помочь тебе одеться. Голубка моя, мне в будущем году полтинник стукнет, мне уж и помирать не страшно. Беги, моя красавица, и не оглядывайся!

– Нет, Матушка! – начала было кричать я, но меня поперёк талии схватил Николка и, даже не прощаясь с тетей, его единственной семьей, поволок меня к выходу из залы.

Он тащил меня до самых конюшен, и чем дальше мы шли, тем меньше я брыкалась. А что толку? Матушка уже все решила.

Окончательно отрезвил меня топот копыт, причём стук подков о брусчатку перед главными воротами невозможно было с чем-либо спутать. Не сговариваясь, мы с Николой ускорились, и через три минуты уже запрыгивали на осёдланных и взнузданных лошадей.

– Мы ищем леди Николь Монруа, она обвиняется в организации убийства Его Высочества принца Галахата Веридорского и предстанет перед судом при королевском дворе! – последнее, что я услышала, втихаря покидая стены отчего дома, как преступница.

«Ну, хоть не просто прирезать заехали. Значит, не головорезы, и Матушку не тронут,» – попыталась успокоить себя я, но, если волна паники улеглась в душе, то на смену ей пришла ярость и только-только начала набирать обороты.

Не успела я оплакать папу, как до Северного Предела долетела ещё одна скорбная весть: Его Высочество принц Галахат Веридорский погиб. Братец… Я три часа кряду плакала навзрыд над письмом о его гибели, хотя мы не росли вместе и последний раз виделись лет восемь назад, когда впервые попробовала взглянуть сквозь пространство с помощью своего Дара. Ему тогда только-только исполнилось десять. И уже тогда Галахат был статен, как самый настоящий принц, со взглядом и осанкой папы. Я видела, как они бились на мечах. Два безупречных рыцаря: превосходные воины и благородные лорды. Весь Веридор гордился своим принцем, пророчил ему блестящее будущее и готовился вписать его в историю как одного из великих королей… А он погиб. Едва-едва перешагнув порог совершеннолетия. Это было горько. Противоестественно, безвременно. И ужасно несправедливо. Жестокая судьба обманула талантливого венценосного юношу, адским огнём спалила все его надежды и забрала в Царство Мертвых задолго до срока.

А эти сволочи дворцовые, мало того, что допустили покушение на единственного наследника, так ещё и решили на других всех собак повесить! Конечно же, во всем виноваты Монруа! Кто же ещё?! Даром что из прямых наследников имеется только девица на выданье, а остальная родня настолько дальняя, что им в жизни к трону не подобраться. Как, спрашивается, я, леди Николь Монруа, смогла организовать заговор, ни разу в жизни не побывав в Веридоре?! Предположим, я могла нанять наемных убийц. Только все разом почему-то забыли, как именно погиб Галахат. Наемники пустили бы в ход кинжал, стрелы, яд или же удавку. Мало ли способов гарантированно упокоить человека? А брат – сгорел! Потомок высшего демона сгорел, вместе с КАМЕННЫМ крылом замка!!! Не нужно быть провидцем, чтобы понять: на принца напал отнюдь не обычный человек, а полукровка, скорее всего тоже высший демон, ну или дракон, хотя их, если верить фолиантам в папиной библиотеке, совсем не осталось. Матушка Донна права: никто бы не стал слушать ни мои доводы, ни оправдания. Меня уже объявили виновной и везли скорее для вынесения приговора, чем на полноценный суд. А эта тварь огненная будет где-то преспокойно жить…

«Я отомщу,» – вот единственная мысль, которая помогала мне твёрдо держаться в седле и уверенно скакать по пустырю на север от особняка, где я провела всю жизнь. У меня отобрали дом и честное имя. У меня больше нет семьи. У меня осталась только месть…

Я пришпорила коня. Не знаю, в какой момент я поняла, куда мне нужно ехать. Может, сами Боги шепнули мне, куда держать путь? Где-то позади отстал Николка и что-то кричал мне вслед, но я и не подумала осадить разгоряченного скакуна. Я мчалась во весь опор к бывшему храму Мрачного, от которого бешеные фанатики оставили только развалины. Мне не довелось поплутать в древних руинах в детстве. Что ж, видимо, время пришло…

2.2

Бывшее святилище Мрачного, окутанное загадочным туманом, словно специально сошедшим с небес, чтобы укрыть божественное пристанище, выступало из дымчатых клубов медленно, будто наслаждаясь моим растущим изумлением. Я и не подозревала, что нечто настолько огромное, к тому же расположившееся на вершине кургана, может скрыться от глаз сотен людей. Разрушенный замок был воистину велик, давя на нежданную гостью и высотой, и неприступностью, и незримым присутствием высших сил. Крики Николки давно смолкли позади, словно он не отстал на пару сотен шагов, а затерялся много миль назад. Вокруг шепталась сама с собой тишина, то донося до моря обрывки фраз с едва различимыми словами на неведомом языке, то шурша невидимой листвой прямо у меня над ухом, то потрескивая несуществующим пламенем где-то вдалеке. Густой туман обступил меня и, по мере того, как мой каурый наугад ступал вперед, рассеивался ровно на полшага от лошадиного переднего копыта.

Зажмурившись, я попробовала призвать магию, чтобы зажечь на руке огонёк и пустить его вперёд, но ничего не вышло. Странно…

Магические силы проснулись во мне после памятной полуинициации и, кроме немалого резерва и приличных способностей практически ко всем видам магии, у меня появился Дар. Поначалу мне начали сниться вещие сны, я видела отрывки из грядущего дня, узнавала лица людей, с которыми мне только предстояло познакомиться. Затем в сновидениях мне стало являться прошлое, но это не были мои воспоминания. Я видела судьбы других людей, поворотные моменты в их жизни, причём каждый раз сны были настолько яркими и насыщенными мелкими деталями, что отличить от яви их было практически невозможно. А не так давно видения стали приходить ко мне и при свете дня. Я могла дотронуться до ручки двери и в следующее мгновение увидеть, как Матушка Донна чумазой конопатой девчушкой пряталась за ней вместе с долговязым щуплым мальчуганом, в котором я с трудом узнавала папу. Предметы хранили отпечаток эмоций, оставленных людьми много лет назад. Я точно знала, каким подсвечником дворецкий замахивался на юнца-лакея, застав того в темной нише вместе со своей молоденькой дочкой-горничной, за каким гобеленом впервые поцеловались экономка и повар, ее будущий муж, под какой лестницей конюх украдкой потягивал саранскую настойку посреди дня. Порой мне попадались и видения, открывающие пикантные сцены, изрядно меня смущающие, или же истории любви, которые я предпочла бы не знать. Так, наш родовой особняк поведал мне историю любви двух самых близких мне людей…

2.3

Наш зимний сад рассказал мне о том, как мой папа и Матушка, а тогда ещё просто Донна, первая красавица Северного Предела с древним красивым именем, не типичном для безродной девки, признались друг другу в любви. Оба знали, что вместе им не быть. Папа был давно помолвлен, да и ни один священник не соединил бы жизни лорда и простолюдинки. Папа предлагал своей возлюбленной уйти, обещал договориться, чтобы ее приняли на службу к самому Саратскому Вождю. Но Донна была непреклонна: ей все равно, что им не стоять вместе перед алтарём. Сердце северянки сложно растопить, но если уж оно любит, то любит раз и навсегда. Свою судьбу она нашла, и место ей в Северном Пределе, в доме Монруа. Почти год она зазывала его на сеновал, но папа всякий раз останавливал ее. Не хотел ей жизнь ломать. Уж сколько раз возлюбленная твердила ему: «Не боись за меня. Просто люби меня сейчас и все! И не майся, что меня потом никто другой замуж не возьмёт. Я и сама не пойду! И о будущем не кумекай. Главное, что мне зараз с тобой хорошо. Люби, просто люби!» А папа все держался. Но и алмаз когда-нибудь, да даст слабину, а лорд Седрик был хоть и стойкий, но не каменный.

Видела я и свою маму. Тоже златовласку с янтарными горящими очами, только намного ниже и худее меня. Она была настолько миниатюрной, что рядом с высоким широкоплечим лордом Седриком казалась куколкой, без выдающихся женственных округлостей, но стройненькой и аккуратненькой. Папа признавал, что она красива, но, судя по сложению Донны и Ее Величества королевы Веридора Пенелопы Безжалостной, все же предпочитал женщин с пышными формами. Признаться, рассматривая худощавую леди Монруа в шикарном платье с корсажем, прикрывающим роскошными кружевами совершенно плоскую грудь, я возблагодарила Богов, что фигурой пошла не в маму.

Весь свой недолгий первый брак, продлившийся ровно девять месяцев, лорд Седрик был верен супруге, только порой бросал нежные взгляды на Донну, у которой уже отчетливо виднелся живот. Папа загадывал, чтобы у неё родилась дочка, а жена подарила ему наследника, но Боги решили иначе. Сын Донны родился мертвым, а я появилась на свет на три недели раньше срока. Матушка принимала роды у своей соперницы, встречала мою душу и провожала мамину. Леди Монруа запомнили как ангела во плоти, чья доброта, нежность и бескорыстие заставляли усомниться в том, что это земное создание. Даже Матушка искренне плакала на ее похоронах, а потом под покровом ночи пришла к свежей могиле, попросила прошения за то, что при жизни завидовала ей, и пообещала, что сделает все возможное, чтобы вырастить меня настоящей леди и подарить мне счастливое детство.

После того, как папа уехал на Большой Турнир в Веридор и влюбился в королеву Пенелопу, он приезжал объясниться с Матушкой. Просил прощения, хотя, в общем то, не за что. Она в ответ только сказала, что, мол, сердцу не прикажешь. Потом он ускакал навстречу новой жизни и наведывался в Северный Предел нечасто. Мне кажется, он не хотел мозолить бывшей возлюбленной глаза, хотел так уйти из ее памяти и из сердца. Матушка, конечно, горько плакала, но со временем успокоилась, лишь изредка грустно улыбалась, смотря на вещи, хранившие память о ее любви и поведавшие мне их с папой историю. Но замуж так и не вышла.

2.4

Мой Дар открывал мне прошлое и будущее, так что я была уверена, что это Прорицание. Уникальный Дар, доставшийся в наследство от магической расы, поэтому я его скрывала так же, как и сущность полукровки. Я научилась по желанию перекидываться во вторую ипостась и с помощью зеркала убедилась, что превращаюсь точь-в-точь такую же змейку, что приходила ко мне во сне. Поцелуй свой, хвала Богам, мне еще не доводилось проверить.

И вот мои не безупречен развитые, но все-таки сильные магические способности мне отказали. Ни светлячок не загорался, ни пламя не занималось, ни ветер не дул. Похоже, бытовая и стихийная магия бывшему храму Мрачного не по нраву. Ладно, а если так… Я позвала свою змейку и тут же почувствовала, как вторая сущность сгустком магии завозилась в районе солнечного сплетения, но оборачиваться не стала. Мне нужен был только змеиный слух.

Сквозь непролазный туман змея телом услышала родственное шипение. Меня звали сородичи.

– Ссссюда… – голосами прокладывали мне путь духи древних нагов, и я направила коня на их зов.

Спустя четверть часа я спешилась и, привязав каурого к полуразвалившийся балюстраде каменной лестницы, напекла через неровную каменную арку, которая, видимо, до вооружения «чёрных колпаков» была дверным проемом, во мрак замка. Я недолго петляла по отвалившемся лестницам и узким коридорам. Родственное шипение вывело меня в просторный, освещённый неведомо откуда идущим голубоватым светом зал, в центре которого кругом стояли исполинские статуи. Воплощенные в камне облики порождений Мрачного. Вот демон раскинула крылья, словно собираясь взмыть в небеса над дышащей жаром, изрыгающей смерть и пламень огненной землей Хаоса. А вон сирена протягивает руки к кораблю вдалеке и приоткрывает губы, чтобы затянуть роковую песню и растревожить море, изголодавшееся по телам корсаров и фрегатов. А с другой стороны оборотень, вспарывающий когтями землю, оскалил клыкастую пасть и присел, готовясь к смертоносному прыжку и вперив свирепый взгляд прямо перед собой. Но больше всего меня поразили другие две фигуры. Огромный змей, извиваясь кольцами и раздув капюшон, взирал на меня с невероятной высоты, но даже с такого расстояния были видны его глаза. Все остальные статуи были целиком каменными, и только у этой вместо глазниц поблёскивали леденящим душу светом голубоватые кристаллики, будто подкинутые поволокой, и оттого ещё более пугающие. Однако гложила мое сердце дикая мысль, что если очи аспида прояснятся, то их взгляд пронзит меня вернее, чем длинные мечи-клыки, выглядывающие из разинутой пасти. Рядышком с ним, изящно присев на длинный чешуйчатый хвост, устроилась милая нежная девушка. Длинные волосы плащом укутывали наготу прекрасной нагини, придавая ее образу невинности и беззащитности. Но я то знала, что глаза у этого «ангела» скорее всего невероятно яркие, что напрямую указывает на ядовитость. Но привлекла меня статуя не своим безупречным видом и даже не тем, что, похоже, именно от неё исходили проводники-голоса. Нагиня сидела, повернувшись к гигантскому змею, которого, кажется, в папиных фолиантах называли василиском, и протягивала ему… яблоко! Такое же, как из моего детского сна и какое мне некогда подарил незнакомец, спасший меня от позорного клейма на шее. На веточке сочного плода была повязана лента, на конце которой болталась скрученная в маленький свиток записка. Не долго думая, я развернула послание, которое словно предназначалось для меня. С одной стороны косым острым прочерком черкнули несколько строк без подписи:

«Бог Мрачный, Тот, Кто правит в самых темных уголках наших душ, Кому подвластно отравить сердце человеческое ядом злости, ревности, зависти или же излечить его от них, Чья сила покровительствует нам, потерявшим луч надежды и блуждающим во Тьме! Изгони из мира ярость и боль, вызванные обидой давней, искорени проклятие, брошенное в горе и в запале, но проросшее на земле нашей, ибо скрепила его с родом обидчика безбожная смерть…

Ещё смею просить Тебя за юную деву Веронику, которой я сегодня на рассвете преподнёс тот же дар, что и тебе. Огради ее от мрака, а если суждено ей по воле Твоей узнать боль душевную, направь Свой взгляд в сторону ее и сбереги от пропасти Смерти»…

Ну ничего себе! Неужели тот самый благородный незнакомец двенадцать лет назад направлялся в разрушенный храм Мрачного, чтобы поклониться идолам Его порождений и оставить это прошение. И за меня просил! Но как это яблоко сохранилось за десяток с хвостиком лет?! И почему именно это подношение выбрал мой спаситель?!

Однако на этом сюрпризы не закончились. Записка с прошением словно сама собой повернулась у меня в руках, и на обратной стороне свитка, будто выводимые невидимым пером, начали появляться витиеватые слова, складывающиеся в строки и предложения:

«Тайной мысли распаляет

Песня о далеком крае,

Где из года в год вдовец

Водит деву под венец,

А рассвет когда встречает,

Чёрный цвет он надевает,

Вновь вдовцом – проклятый рок!

Выйдет ли проклятию срок?…

Коли страх не гложит сердце,

В омут, графская невеста!

Дверцу тайны приоткрой,

Чтобы встретиться с судьбой!»

Песня, песня, песня… Не может быть! Это что же, в записке просят снять проклятие с легендарного вдовца и по совместительству богатейшего южного аристократа графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон, чья слава дошла даже до другого конца света и гремит в бардовских песнях?! Интересно, кто же это написал и что там за проклятие, которое, судя по записке, было произнесено от большого горя перед самоубийством? С одной стороны, логичнее всего было бы самому вечному вдовцу или же его родственнику просить помощи у Мрачного. Но ведь в прошении нигде не уточнено, что его автор каким-либо образом относиться к графскому роду. Вполне может быть, что это был брат девушки, влюбившейся в графа и опасающейся скоропостижной и безвременной кончины сразу же после свадьбы. А может, преданный слуга из обнищавшего дворянского рода или же друг проклятого… Как бы то ни было, а их прошение двенадцатилетней давности до Мрачного не дошло: судя по слухам, за последний десяток лет самый завидный по состоянию и знатности и в то же время самый несостоятельный по причине кратковременности брака жених-южанин похоронил пол дюжины жён.

Из мыслей меня выдернул мерный стук каблуков, причём по тому, как неизвестный поклонник Мрачного отбивал каждый шаг, можно было сказать практически наверняка, что это военный. А каблуки не звонко цокают, как на женских туфельках, а глухо отмеряют каждое соприкосновение подошвы и пола. Ага, значит, сапоги охотничьи.

Прихватив с собой яблоко, я проворно шмыгнула внутрь одного из внушительных колец василиска и притаилась за каменным туловищем. Некто из местных, а может и не из местных, прихожан уверенно прошёл мимо моего укрытия и, судя по звукам, остановился где-то через треть круга от змеиных родственников. Осторожно высунувшись из «объятий» магического апсида, я быстро отыскала глазами новоприбывшего. Им оказался мужчина, судя по посеребрённым сединой волосам, в летах, но на удивление хорошо сложенный, высокий и с бойцовский разворотом плеч. Он стоял ко мне боком, и полностью рассмотреть его лицо я не смогла, однако ту часть, что была открыта моему взору, щедро осыпали язвы, как у прокаженного. Ради интереса я тихонечко позвала свою вторую ипостась, которой было по силам на глаз и «телесный» слух определить степень тяжести почти любой болезни. Змейка встрепенулась внутри меня и подняла голову, сканируя мужчину. И – вуаля! – вердикт таков: незнакомец здоров как демон, перед которым как раз таки остановился. Зачем тогда уродовать лицо? Врожденный дефект? Или, может, от суда скрывается? «Ты сссама тут от сссуда сссскрываешшшьсссяяяя…» – заметила змейка, снова удобно сворачиваясь и прикрывая глаза.

– Бог Мрачный! – прокатился по всей зале могучий звонкий голос, на котором, в отличат от косматой шевелюры, ещё не оставила своего следа старость. – Тот, Кто правит в самых темных уголках наших душ, Кому подвластно отравить сердце человеческое ядом злости, ревности, зависти или же излечить его от них, Чья сила покровительствует нам, потерявшим луч надежды и блуждающим во Тьме! Направь ярость мою на виновного в злодеяниях против рода моего! Дай силы мне не сгореть во Тьме, а выйти к Свету и справедливость в этом мире отыскать! Пошли мне знак, как доказать своё право, и благослови на месть, душу успокаивающую!

Ох ты ж! Значит, сюда все за разрешением погрешить ходят? Что ж, не буду мешать человеку молиться. А то видок у него откровенно разбойный, ещё заприметит ненароком да и прибьёт за то, что откровения его душевные тут подслушиваю.

Незнакомец при всем желании не смог бы увидеть, как в темноте залы к высоким двустворчатым дверям скользит белёсая чешуйчатая лента, а вот я не отказала себе в удовольствии обернуться и ещё раз поглядеть на него. Поэтому то и успела расслышать, как мужчина зачитал, не иначе, ответ Мрачного на его призывы, причём послание, так же как и оставшийся при мне свиточек (а яблоко некуда было положить, пришлось оставить, жаль!), радовало стихотворной формой:

Для тех несчастных, кто словом первым

И первым взглядом твоим сражён,

Ты есть, была и пребудешь перлом!

Женой нежнейшей из нежных жён!

В округе всяк, не щадя усилий,

Трубит, как дивны твои черты,

Но я то знаю, что меж рептилий,

Опасней нет существа, чем ты.

Под нежным шелком, сквозь дым фасона,

Свивая кольца, как напоказ,

Сестра василиска и дракона

Скрывается от любопытных глаз.

Отмечен смертью любой, что страстью

К тебе охвачен, сестра моя!

Однако к счастью или к несчастью

Об этом знаю один лишь я.

Но я не выдам, не беспокойся.

К чему предавать спутницу свою?

А ты, сестра, развернувши кольца,

Ко мне поспешишь, коль я позову…

Все таки Мрачный Бог – поэтичная натура.