Текст книги "Поцелуй или жизнь (СИ)"
Автор книги: Ирина Литвинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
3.5
– Вот такая вот трагедия с графским родом и приключилася, – напоследок вздохнул Жак, заканчивая свой рассказ о трех сыновьях сэра Гвейна Благородное сердце.
– Печально, – ничуть не расстроено начал Азизам, аж подаваясь вперед от желания выпытать у слуги подробности. – Только скажи мне, друг, что такого страшного в этом проклятии, раз у вас на юге бастарды от благородных и законнорожденные равны? Что мешает графу не жениться, а просто заиметь постоянную любовницу, ну или просто сделку с какой-нибудь бесприданницей заключить? Мол, она рожает ему наследника, предварительно не связав себя священными узами брака, получает кругленькую сумму и мотает со свежеприобретенным приданным под венец с кем-нибудь другим.
– Чего не знаю, того не знаю, – пожал плечами Жак. – Все, как на духу рассказал, о прочем не ведаю, уж не обессудьте.
– Погоди, – не сдавался Азизам. – По твоим словам, средний сын сэра Гвейна, тот, который поющий и играющий на лютне Франсуа, слепой с рождения. Так каким это таким чудесным образом он в одиночку несколько суток шарахался по графскому парку, ища то ли старшего брата, то ли несостоявшуюся невесту?
– Странно это, соглашусь. Но лорд Франсуа, сдается мне, какой-то магией обладает… В общем, с младенчества он ходит с плотной повязкой на глазах и никогда ее не снимает, но никаких проблем с движением у него нет, как будто впрямь видит все, как обычный человек. Даже когда разговариваешь с ним, смотрит прямо тебе в лицо.
– Какой невероятный слепой, однако… – сосредоточенно протянул Азизам, и оба мужчины погрузились в свои мысли, совершенно не замечая моего состояния.
А была я в немом ужасе. Просто я знала, кто такие Изменчивые. Не так давно, лет в пятнадцать, я, как и многие девочки-подростки, стоя перед зеркалом, критически осматривала свою внешность и находила "непоправимые изъяны". Уникальной я не была, как и мой "изъян": мне казалось, что у меня маленькая грудь. Заверения Матушки, что я еще подрасту, я принимала за пустые успокаивающие слова и в стремлении исправить собственное несовершенство перелопатила всю папину библиотеку. Поиски мои увенчались грандиозным провалом: иллюзии, которые можно было не только взглядом обласкать, но и пощупать, способны накладывать некие Изменчивые, искусственно выведенный в Порсуле сорт рабов. С помощью одной капли крови они могли полностью скопировать ее обладателя, повторяя абсолютно все: внешность, походку, голос, непроизвольные движения, даже манеру речи! Их иллюзии можно было не только потрогать, они отражались в воде и в зеркалах, отбрасывали тень, к тому же держались очень долго. Конечно, так могли не все Изменчивые, все зависело от силы Дара.
В принципе, одного этого было вполне достаточно для обоснованного волнения. Два Изменчивых, предположительно способных натянуть любую личину! Но это было еще не все: кроме всего прочего, Изменчивые обладали одной примечательной характеристикой. Их истинная форма идеально повторяла одного из родителей, то есть дочь была абсолютной копией матери, а сын – отца, вне зависимости от того, кто из старшего поколения являлся носителем Дара Изменчивого. Жак, так подробно расписавший сходство Франциска с сэром Гвейном Благородное Сердце, вполне обыкновенное сходство отца и сына, вряд ли бы упустил из виду то, что сыновья Изменчивой являлись отражением графа и, соответственно, друг друга. А вытеснить это противоестественное сходство из детей могла либо искусственная личина матери, с которой она фактически срослась, и все равно мальчики получились бы как близнецы, либо сильная кровь магической расы. А за женой сэра Гвейна странное замечали…
Добили меня подробности о "слепоте" Франсуа. Детское любопытство, подстегиваемое запретами на разговоры о Мрачном Боге, гнало меня, опять же, в библиотеку, к талмудам о Нечестивом и его порождениях. Во всех трудах о Мрачном упоминалось лишь одно существо, которому ради безопасности окружающих накладывали зачарованную повязку на глаза… Василиск! И, судя по тому, что с возрастом Франсуа так и не "прозрел", контролировать исполинского змея, второй сущностью притаившегося в глубине его души, он так и не научился. Все он видит через повязку, какой бы плотной она ни была, также как и я вижу через морок, вот только если он снимет её, кому-то это может стоить жизни. А граф, по всему выходит, тоже василиск-полукровка, но с меньшей примесью магической крови, чем брат, или же контролирующий себя.
С Франциском были одни вопросы, но бесконтрольные гигантские аспиды по-любому насущнее, чем мертвец, канувший в омут при загадочных обстоятельствах…
Коли страх не гложит сердце,
В омут, графская невеста!
От этих слов, нежданно негаданно всплывших в голове, на миг похолодело сердце. В омут… Мда уж, тут только в омут с головой, прямо в змеиное логово!
А, в Хаос! Все равно больше некуда, да и среди змей я как-никак своя! Тем более я ж теперь умру от любопытства, если не узнаю, что же там на самом деле за проклятие графского рода!
4.1
Почему-то я думала, что особняк легендарного вдовца, ежегодно пополняющего фамильный склеп молодым привлекательным и похолодевшим после жаркой первой брачной ночи телом жены, – эдакая мрачная громадина на вершине отвесной скалы, овеянная роковыми тайнами и насквозь пропахшая опстностью.
Местная "обитель зла" действительно возвышалась над округой, однако вид имела далеко не устрашающий. Напротив, огромный светлый особняк, прозванный Зеленым Горбом как раз потому что обосновался на вершине большого, поросшего густой травой холма, словно земляной горб выдающегося посередь ровного ландшафта, производил самое благоприятное вречатление. В лучших традициях юга, он был овит цветами, яркими и дурманящими сладковамыми ароматами. Все здесь казалось таким насыщенным, полным солнца и жизни, что у меня, урожденной северянки, в первые минуты даже зарябило в глазах. Сказка… Это был именно сказочный замок. Сказочная подъездная дорога, мощеная незнакомым мне светлым камнем, по которому звонко цокают копыта незванных гостей. Сказочный внутренний двор, в центре которго игрался струями высокий белоснежный фонтан, скорее всего из мрамора. Сказочные люди, судя по всему, слуги, высыпали из особняка и с живым интересом в глазах рассматривали нас, некоторые даже приветливо улыбнулись. Бросалось в глаза, что сказочне южные мужчины имели цвет кожи практически такой же, как обожаемый мной шоколад, а сказочные девушки все как одна носили платья с открытыми плечами и без рукавов, что на севере было, во-первых, не особенно прилично, а во-вторых, не практично, с нашим то климатом! Сказочным было и неожиданная, но оттого не менее приятная для меня новость, что хозяина особняка сейчас нет и ждут его не раньше завтрашнего утра, а то и того позже!
Первым несказочным персонажем, нарушившим преобразившуюся действительность, был высокий мужчина, сложением и слегка диковатым видом напоминавший телохранителей Ее Величества Пенелопы Веридорской… Хотя нет, мужика с такой физиономией на порог любого приличного дома не пустили бы! Лицо могучего воина (об этом красноречиво заявляли как заметные даже под рубашкой мышцы, так и два меча, сложенных крестом и висящих за широкой мужской спиной) было вдоль и поперек исполосовано глубокими шрамами. Как будто сумасшедший целитель долго и кропотливо вспарывал скальпелем кожу, тщательно следя за тем, чтобы после этой процедуры пациента не узнала даже мать родная! Это были не когти зверя, это был именно кинжал… Боги, неужели это граф его так изуродовал во время свих опытов?!
Впрочем, последнюю жуткую догадку опроверг Жак, нисколечки не убоявшийся этого покалеченного, который в добавок к своему зверскому лицу еще и грозно зыркнул на меня!
– Гарет, сколько лет, сколько зим! – воскликнул слуга, спрыгивая с коня и с распростертыми объятьями направляясь к изуродованному. – Что, последний подарок порсульских янычаров победителю так и не исчез?
– Как видишь, даже слегка не затянулся, я все таким же красавцем, – оторвав тяжелый взгляд от меня, он криво улыбнулся Жаку и крепко обнял так, что я на миг испугалась за ребра нашего слуги, потом убийственный взгляд вновь зацепился за меня. – Кого это ты притащил?
– Да вот, дворяночка веридорская ехала в дальний монастырь… – начал было выдавать заученную легенду Жак, но Гарета, похоже, объяснения не интересовали, свои выводы он уже сделал.
И, судя по его брошенному с презрительной ухмылочкой:
– Еще одна желающая до постели и денежек Себастьяна, даже проклятия не убоялась. Не переведутся никак отчаянные, доблестные девы… – выводы он сделал ошибочные, но оно мне надо, переубеждать его? Нет, спасибо, пускай думает, что хочет, а я к этому исполосованному не ногой! Выглядит он не безопаснее василиска, того и гляди взглядом сожжет!
Но тут чернющие глаза Гарета натолкнулись на такие же глаза Азизама… и я поняла, что на меня он смотрел еще ласково. А вот моего спутника он готов был убить прямо здесь и сейчас…
– Вас сюда никто не звал, – пророкотало это страшилище, теперь в упор пялясь на мужчину рядом со мной.
– Хей, полегче, Гарет! – попытался одернуть его Жак. – Чего ты так озверился? Что тебе до дамочки?
– До очередной потассс…пострадавшей дворяночки, – неохотно поправился Гарет, сбившийся только потому, что друг ощутимо толкнул его локтем в бок, – мне дела ниакого, разве что потрачу на нее парочку серебряников. А вот мужика её я здесь не потерплю.
Припомнив, что по легенде Азизам – мой слуга из Порсула, не говорящий по-местному, да и поддавшись всколыхнувшемуся задиристому чувству собственного достоинсива, я расправила плечи, не хуже принцессы крови, и сказала в точности с такой же интонацией, как некогда обращалась королева Пенелопа к неугодным зарвавшимся аристократам:
– Во-первых, лорд, я попрошу вас следовать правилам этикета. Я не потерплю ваших пошлых намеков и пренебрежительного отношения. Если вам настолько неприятно мое общество, вы можете меня покинуть. Признаться, ваше присутствие рядом меня тоже вовсе не радует. Во-вторых, вы не представились. Вы здесь хозяин? Насколько я знаю, титул графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон сейчас принадлежит лорду Себастьяну, сыну сэра Гвейна Благородное Сердце, также как и эти земли. Удовлетворите мое любопытство: по какому праву вы решаете, кому позволено гостить в родовом особняке графа, а кому следует убираться вон…
– Вы, леди, – последнее слово Гарет нарочито выплюнул, как самую отъявленную ложь, – можете гостить в любой постели этого особняка, хоть в хозяйской, хоть в лакейской. Но ваш пес, как вы точно выразились, уберется вон!
Азизам схватился за рукоять меча, явно намереваясь в бою отстаивать честь, уж не знаю, свою или мою. Как бы там ни было, я пригвоздила его руку к ножнам одним выразительным взглядом и продолжила:
– Ваше поведение, лорд, не достойно благородного человека. Очень жаль, что придется некоторое время жить с вами под одной крышей. Однако, повторюсь, прогонять меня вы не имеете никакого права. Что же касается моих слуг, то они будут сопровождать меня всегда и везде. Предупреждая ваш сальный юмор: да, и в спальне тоже. Если в вас нет ни капли достоинства, можете и дальше поливать грязью мое честное имя, но претензии к моему нахождению здесь прошу оставить при себе, то же касается и моего сопровождения, и относиться ко мне с уважением.
– С уважением я отношусь только к тем, кто этого заслуживает, – холодно отозвались мне в ответ. – А с такими, как вы, у меня разговор короткий. Но так и быть, если вы хотите, чтобы вас выставил за ворота лично граф, так тому и быть. Говорите, я поливаю грязью ваше честное имя? А оно было у вас когда-то, это честное имя? Относиться к вам как к леди… кажется, вы упрекнули меня в том, что я не назвал своего имени. Здесь меня зовут просто Гаретом, я же начальник охраны особняка и доверенное лицо графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон. Смею утверждать, я не только верный слуга, но и друг Себастьяна. Но у вас на родине я более известен как Гарет Бесновытый.
Кажется, если бы я стояла на ногах, я бы осела прямо на мостовую. Боги Всемилостивые и Всемогущие… Даже в Северном Пределе судачили о тринадцатом принце Веридорском, им пугали детей и молоденьких девушек, каких только грехов и злодеяний ему не приписывали! Всю жизнь я думала, что чудовище в образе человека – всего лишь миф! И вот передо мной стоит… это…
– Бастард Тьмы… – простонала я прозвище, более расхожее в моих краях, а в мыслях возблагодарила свою любовь к верховым прогулкам, благодаря которым я надежно держалась в седле и даже в таком пришибленном состоянии осталась сидеть, как влитая.
– Вижу, вы обо мне наслышаны, – остался доволен моей реакцией Гарет, растягивая губы в зловещем оскале. – Добро пожаловать на Зеленый Горб…
Кажется, он сказал что-то еще, вроде как опять что-то про то, что юг хоть и жаркий, постели все равно нуждаются в согревании, но я его уже не слышала. Во мне совсем некстати всколыхнулся мой Дар, разрывая пелену времени и унося меня далеко в прошлое… прошлое ужастного человека, что стоял передо мной и пугал одном своим именем…
***
– Я никогда не сделаю этого! – я узнаю этот голос сразу, хотя видела его обладательницу всего один раз в жизни в далеком детстве. Обычно властный и исполненный королевского величия, сейчас он дрожал, как и сама великая королева, судорожно хватающаяся за ворот мужчины, равнодушной громадиной возвышающегося перед ней.
– Нет, сделаешь, – голос его много лет назад был совсем таким же, как сейчас, чего нельзя сказать о лице.
Соболиные брови вразлет над большими выразительными глазами чернее самой Тьмы, высокие скулы, волевой подбородок, по-мужски большой нос и четко очерченые губы… да он красавцем был. И теперь, без шрамов, он был невероятно похож на свою сестру. Хотя по другому и быть не могло, ведь, если не лжет молва, они близнецы.
– Никогда! – надрывается великая королева Пенелопа, и слезы из ее глаз струятся совсем не по-королевски.
– Другого мага Жизни мне не найти, – упрямо мотнул головой Бастард Тьмы, стараясь не замечать отчаяния своей сестры. – Шрамы от обычного ножа с моей регенерацией пропадут бесследно максимум через год. А лицо мне надо изменить навечно.
– Гарет, я прошу тебя! – Пенелопа уже не сдерживалась, безвольно повиснув на нем и уже не пытаясь задушить в груди рыдания. – Зачем ты хочешь себя изуродовать?! Зачем тебе она?!!!
– Ты знаешь, она дорога мне, – Бесноватый неожиданно тепло улыбнулся, – она моя единственная.
– Так хватай ее в охапку и всего делов! – истерика явно набирала обороты.
– А как же Гвейн? – иронично вздернутая бровь.
– Да что мне Гвейн? Гвейн, он, он… Но ты мой брат! Не смотри на меня так! Да, меж вами я однозначно выберу тебя! А ты… Гарет, ты же демон, в Хаос!
– Ваше Высочество, что за выражения? – притворно возмутился Гарет, нежно обнимая сестру и слегка покачивая ее, успокаивая. – Ну ты что, ты что? Не надо плакать, Пенни. Зачем мне смазливое лицо? Девок приманивать? Так все, не нужно мне это больше, я свою уже нашел. А то, что демон… Знаешь, может я и поступил бы так. Если бы она сомневалась, если бы хоть искорка любви тлела в ее сердце. Она не ненавидит меня, нет. Хотя имеет на это полное право. Я изрубил всю ее родню у нее же на глазах, сжег ее дом…
– Таков закон войны, – попыталась было возразить Пенелопа, но брат не дал ей договорить.
– Не надо, Пенни. Я жесток, я знаю. Видимо, за мою жестокость мне и награда. Я не хочу калечить ее жизнь еще больше. И никогда не отравлю ядом жизнь Гвейна. Он простит, я знаю. Он не был бы Благородным Сердцем, если бы не простил. Я сам себя не прощу, Пенни! Навек изувеченная морда – малая плата за спокойствие и счастье моих близких. Единственных людей, кто дорог мне, кроме тебя, сестрица. Зачаруй кинжал, Пенни, и не думай боле об этом.
– Ты… ты сделаешь это сам? – плечи великой королевы поникли, слезы утихали. Она лучше кого бы то ни было знала, что переубедить ее брата невозможно, если решение уже принято, и, видимо, смирилась.
– Мне некого просить, кроме тебя, но так пытать собственную сестру не может даже такое чудовище, как я, – горько усмехнулся Гарет, а затем добавил, глядя прямо в глаза Пенелопе. – Обещай мне никогда не вспоминать о том, что это ты зачаловала для меня кинжал. Это мой выбор, Пенни. Ты еднственная в семье всегда понимала меня и уважала МОЙ выбор. Я так хочу. Помоги мне!
– Да… – последнее, что услышала я, проваливаясь куда-то в беспросветную тьму…
4.2
Я не могу тобою быть любим,
Я должен был давно истлеть в могиле,
Навеки болен запахом твоим,
Сам отказаться от тебя ни в силах,
Как ни был бы смешон влюбленный змей,
Погубит от невинную овечку,
А после получив, что вожделел,
Останется один, навечно…
Он снова перевел взгляд на прекрасную девушку, раскинувшуюся на отвратительно черных простынях. Нет, все же у хозяина не все дома! Это ж надо, постельное в цвет вечного траура заказать! Портьеры в комнате тоже безмолвно напоминали о том, что особняк нередко скорбит… он бы даже сказал регулярно! Как выяснилось, раз в год, Хаос забери этого… нет, назвать графа человеком даже у него, полукровки-демона, язык не поворачивался! Даже если он и правда ничего не делает со своими молодыми женами (а между тем бредовые мысли о жертвоприношениях так и лезли в голову, учитывая системность "несчастных невероятных смертей"), человеческое существо после десятой – десятой, мать его! – скоропостижно скончавшейся новобрачной должно было остановиться! Но нет, граф из года в год пытал счастье… ну, или кликал несчастье на свою голову и женился, женился, женился… Даже если на нем изначально проклятия не было, уже должно было появиться, после стольких то загубленных юных дев. Странно, как его еще никто из безутешных родственничков не приговорил? Хотя, чего ж тут странного? Знатнейший и богатейший аристократ местного разгульного общества, без каких-либо преувеличений, король юга. Обширные земли, сельскохозяйственные угодья, фермы, важнейшие торговые тракты, рудники и месторождения, ремесленные центры, магические школы… Да, здесь граф Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон – царь и бог, и купить может что угодно и кого угодно. Кроме жизни, угодившей в цепкие лапы смерти. Правильные слова произнесла та несчастная, нечего сказать. Сам то он, несмотря на трепетные чувства друга и слуги ко всему графскому семейству, считал, что кару и Франциск, и Себастьян заслужили: первый – ибо сволочью, судя по рассказам Жака, был редкостной, надо признать, хотя о почивших или хорошо, или никак; второй же по дурости или тоже по сволочной натуре. Ведь наверняка знал, что сердце девичье уже занято. Но нет, договоренности с другим знатным родом, понятно дело, важнее, чем жизнь какой-то там девчонки. А то, что ему с ней жить до конца дней своих, обстоятельство маловажное. Главное, он долг свой треклятый выполнит и достойную партию составит!
Он и сам не знал, почему его так задела эта история. Может, потому что видел не одну подобную историю, и все как одна происходили с его друзьями и оканчивались ожидаемо печально. Родители, несмотря на свое положение, не раз повторяли ему, что ни политика, ни денежная выгода, ни "поддержание породы" не стоят того, чтобы ломать судьбы и обрекать самого себя и других на несчастье. Войны, несмотря на династические браки, все равно разразятся, может, на несколько лет позже, но все же; благородное происхождение, к величайшему сожалению, не гарантирует благородство души; а человек, для которого дороже денег только очень много денег, хуже безумца или наркомана.
А может, дело было в том, что он в душе ревновал старого слугу к этому Себастьяну? Ведь для Жака граф был таким же обожаемым "молодым хозяином", а демоническая натура в своей обычной эгоистической манере остро реагировала на наличие другого существа, которое мог бы любить дорогой ему человек. Помнится, дядя даже несколько раз дрался практически в полную силу с ухажером своей сестры из-за "братско-демонической" ревности, но потом все более-менее утряслось, кавалер стал мужем, потом появился на свет маленький демоненок, собственно, он сам.
А может, дело было в этой хрупкой прекрасной девушке, смело бросившейся на его защиту против самого Бастарда Тьмы. Все-таки прав был отец, когда за спиной матери прочувствованно матерился и на все лады желал, чтоб черти Гарета побрали, даром что на отродье Хаоса своих же натравлял. Признаться, появление Бесноватого немало путало карты, учитывая то, что он вполне мог приложить руку ко всему, что вокруг него завертелось. Вообще то в Веридоре были уверены, что тринадцатый принц уже давно счастливо скончался и вздохнули спокойно. Поэтому, собственно, никому даже в голову не пришло, что это он мог бы извергнуть огонь, поглотивший покои наследного принца Веридорского вместе с их хозяином, даром что Галахат был сыном его любимой сестры. За титул да за власть, как говорится…
Однако, как ни странно, все это казалось неважным по сравнению с тем фактом, что от одного долгого взгляда на него Ника упала в обморок и до сих пор не пришла в себя. Он отчетливо почувствовал волну магии, с невероятной скоростью понесшуюся на нее от Бастарда Тьмы, но перехватить не смог бы. Его стихией были боевые заклинания да защитные плетения. Со стихией огня, опять же, демон был на ты. Но магию Бесноватого он даже идентифицировать не смог! А Ника… судя по всему, их Дары вошли в резонанс: ее магия, сходная по природе, защитила владелицу и, подстроившись под чужеродные потоки, сама кинулась на нападающего. Что же за Дар у его напарницы? И почему его сердце, кажется, гложит хранившая до сих пор гробовое молчание совесть за то, что он притащил ее в поместье, где с завидным постоянством мрут от невиданной напасти или же графа-маньяка молодые девушки?
Это была однозначно не любовь, он проверил сразу же. Демоны узнавали свою истинную пару, взглянув в глаза, и скрыть предназначение было не под силу никакой магии. В замороченных зеркалах души Ники он не разглядел свою судьбу. Может, просто понравилась? Не истинная, конечно, но бывает же неполная совместимость или же просто интрижки. Нет, опять мимо. Девушка, бесспорно, была прекрасна, но не захотелось ему ее, когда увидел практически обнаженной. Ни разу не пришла в голову мысль поцеловать или невзначай прикоснуться. Не хотелось без конца слушать её голос или даже понравиться ей. Нет, это была не любовь мужчины и женщины… Просто какое-то странное, неведомое доселе чувство в груди, теплое, щемящее и нежное, расползающееся от сердца к мозгу и заставляющее его думать о безопасности девушки.
Внезапно вспомнился отрывок из послания Мрачного Бога, дарованного ему в Древнем Храме:
Для тех несчастных, кто словом первым
И первым взглядом твоим сражён,
Ты есть, была и пребудешь перлом!
Женой нежнейшей из нежных жён!
В округе всяк, не щадя усилий,
Трубит, как дивны твои черты,
Но я то знаю, что меж рептилий,
Опасней нет существа, чем ты.
Под нежным шелком, сквозь дым фасона,
Свивая кольца, как напоказ,
Сестра василиска и дракона
Скрывается от любопытных глаз.
Отмечен смертью любой, что страстью
К тебе охвачен, сестра моя!
Однако к счастью или к несчастью
Об этом знаю один лишь я.
Но я не выдам, не беспокойся.
К чему предавать спутницу свою?
А ты же, сестра, развернувши кольца,
Ко мне поспешишь, коль я позову…
Ну, Ника его спутница, тут, положим, все понятно. Но почему "сестра"? Может, Бог имел в виду, что она тоже полукровка. Это объяснило бы, почему она скрывает цвет глаз под мороком. Но она ведь не демон, нет же? В послании было сказано, что она: "сестра василиска и дракона". Это же получается, что она…
Додумать он не успел: звонкий перестук лошадиных копыт о подъездную дорогу оповестил всю округу о том, что кто-то на ночь глядя наведался на Зеленый Горб. Были у него подозрения, кто мог нарушить вечернюю тишину и позднюю сонную дремоту графского особняка, но проверить все-таки стоило. Он оказался прав: лорд Себастьян вернулся!
Жаль было поднимать Нику, которая совсем недавно вынырнула из обморока и теперь просто спала, но надо: во-первых, пока Гарет на науськал графа на нежданных гостей, а во-вторых, застать его в расплох, чтобы не успел подготовиться к разговору.
Решившись, он направился к гостевым покоям вырывать Нику из объятий этих траурных простыней, а заодно подкинуть ей идейку, чтобы, договорившись о долгом пребывании здесь, вытребовала еще и новое постельное.
***
Спальня Его Светлости графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон была чуть ли не самой необжитой комнатой во всем особняке. То ли дело кабинет! Вот где во всей своей красоте воплотился внутренний мир владельца, который проводил здесь чуть ли не все время, когда не пребывал на улице. Несмотря на то, что лорд Себастьян порой спал здесь, иногда ел, частенько принимал разномастных гостей и, бывало, даже коротал ночки в компании прекрасного пола, в кабинете всегда был безупречный порядок, все работало как часы.
Поэтому то Жак, не раздумывая, направился именно сюда. Знал, что господин сейчас, не переодеваясь с дороги, кликнет слугу с легким ужином и засядет за очередной опыт или же заумный трактат, чтобы на рассвете наконец вырубиться в широком кресле и проспать до обеда. Все как всегда, даже за пятнадцать годков ни чуточки не изменилось!
Опыт был отложен, а легкий ужин спешно поменяли на вполне себе нормальный, на две персоны. Да-да, привычку трапезничать вместе с дорогим другом и верным слугой граф сохранил еще с тех далеких времен, когда никто и не помышлял о том, что ему светит стать наследником рода. И вот, во всех южных традициях, беседа шла под бокальчик настоечки.
– То есть до Северного Предела ты так и не добрался? – осведомился лорд Себастьян, переваривая последний кусочек хорошо прожаренной дичи вместе с рассказом Жака.
– Вестимо так, хозяин, – кивнул слуга. – В Веридоре пригодился, да видно, пришла пора вернуться, уж не знаю, надолго али нет.
– Знаешь, я, конечно, велел тебе бросить мое поручение, но все же надеялся, что ты найдешь ее, – тихо признался граф.
– Дык на кой, господин? Вы же решили, что не бывать вам вместе?
– Я бы хоть знал, что она жива, здорова…
– Да что с ей станется! Право слова, лорд Себастьян, выкинули бы вы уже эту кралю из головы. Вы ж не демон какой, чтоб у вас мозги на ком-то одном повернулись.
– А что, если не демон, то и полюбить не могу? – горько усмехнулся граф, в мыслях самому себе отвечая, что да, полюбить он не может. Права не имеет.
– Это ж почему? – невозмутимо глотнул еще настойки слуга. – Любовь – это, сами изволите видеть, штука такая, капризная. Она с каждым может приключиться. Да разве ж вы влюблены, Ваша Светлость? Ну увидали вы девчонку разок, ну запомнилось. Так это ж ничегошеньки не значит!
– Жак, а ты любил когда-то? – попытался перевести тему Себастьян, просто тошно ему было говорить об этом. Вроде бы и привыкнуть за столько то лет можно было, а все никак.
– Мне не довелось, – признался старый друг, который, в сущности, был не то чтобы стар, едва-едва за пятьдесят перевалило. – Да, признаться, любви я не искал никогда. Вот кто-то мчится куда-то, всю жизнь мыкаются, типа судьбу свою разыскивают. А я так думаю: коли судьба ваша – от вас она не уйдет. Главное – узнать, когда встретишь. А за то, что встретишь, волноваться не приходится, пущай об этом госпожа Судьба и волнуется.
– Сказал человек, которого госпожа Судьба возлюбленной обделила. Хороша твоя логика, нечего сказать, – хмыкнул Себастьян, тоже прикладываясь к бокалу с крепким саратским алкоголем, от которого мозги отшибало даже у самых твердолобых солдафонов, а вот ему – чисто слабенькое вино. – В таком случае, госпожа Судьба! Слышите меня? Сделайте такую милость! Пускай по вашей воле сейчас в эту комнату зайдет моя суженная и скажет… ммм… – на миг задумался лорд, придумывая самое маловероятное развитие событий, и тут глаз его упал на початую бутыль саратской настойки. – И пусть она, даже не представившись, воскликнет на северный манер, как чистокровные саратцы приветствуют: "Долгие ле'та вам, мой лорд!"
И сам расхохотался от своей придумки.
Затих смех графа под скрип открывающейся двери. Ум Себастьяна тут же выдал, что никто из своих не посмел бы вваливаться к нему в кабинет. Даже Гарет сперва постучал бы и дождался бы разрешения войти. Да даже Никалаэда…
Странное ощущение, липким холодком пробежавшееся по спине и скрутившееся в узел где-то в районе сердца, было непривычно, и Себастьян рад бы был сбросить это непривычное, ничем не объяснимое оцепенение… но не мог. Отчего то не мог ни пошевелиться, ни просто слова вымолвить. Словно вот она, госпожа Судьба, действительно пришла по его душу, и шаги ее зловещим роком отдаются у него в душе.
В абсолютной тишине четко прозвучал звонкий голосок с едва уловимым певучим северным акцентом:
– Долгие лета вам, мой лорд.
