Текст книги "Ни богов, ни королей (СИ)"

Автор книги: Илья Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Ни богов, ни королей

Пролог

Гонения на эльфов в Дракентале, начавшиеся после смерти лорда Алистера Рейнара, затронули каждый уголок города. Подначиваемые людьми Раухеля горожане преследовали эльфов повсюду, избивали их до смерти или поджигали дома. Из-за всего этого постоялый двор «Слезливый дракон» переживал непростые времена, хотя погромы его, в общем-то не коснулись. Дракентальцы считали этот постоялый двор местом для богатых иностранцев, а сами предпочитали заведения попроще, где за пару маренов можно было всю ночь упиваться дешёвым пойлом, а за ещё одну монету смазливая разносчица готова сплясать на столе в одном исподнем. Те же, кто побогаче, и кому положение в обществе не позволяло водить шашни с трактирными служанками, могли позволить себе визит в Красный дом Дракенталя, где за алыми занавесками с вышитыми на них драконами любой желающий за определённую плату мог воплотить свои самые сокровенные желания.

И если эти заведения почти никак не пострадали от эльфийских погромов, не только не растеряв клиентов, но даже преумножив их число, то в «Слезливом драконе» теперь почти всегда было пусто. Знатных гостей города, прибывших на похороны лорда Рейнара, селили в Пламенном замке вместе с сопровождающими, а состоятельные иностранцы теперь просто опасались приезжать в Дракенталь.

Долговязый Виффорд сидел в подсобке вместе со своим другом вышибалой Гаэлоном. Здоровяка спасало редкое для его народа крупное телосложение, мало кто мог распознать в нём эльфа при беглом взгляде, да и горожане в «Слезливый дракон» обычно не заходили.

– Я слышал, вчера убили Нельгевира – осторожно сказал парень. – Мне жаль.

– Угу. – угрюмо буркнул Гаэлон, подперев кулаком массивную челюсть.

– Сколько ещё ваших осталось в городе?

– Не знаю. – коротко ответил вышибала.

– Не волнуйся, – Виффорд похлопал его по плечу. – эти сюда не сунутся, уровень не тот…

– Да плевать мне! – неожиданно рявкнул эльф. – сунутся или не сунутся – один чёрт! Город будто с ума сошёл! Какая Акаллантирская подстилка отравила Рейнара, а мы почему страдать должны? Я что ли ему яд в вино подмешивал?! Или, может, ткачиха Лаурвен? Стеклодув Нельгевир-то в чём провинился? Он ведь был совсем старик, лет триста, не меньше! Весь город его работу знал и ценил а, тут в одночасье – враг рода людского. Мы же там с тобой были, сам видел, как к нему в лавку вломились эти животные. Ты не дал мне ничего сделать, хотя я точно сломал бы паре из них шеи…

– И тогда нас обоих заперли бы с ним в лавке. И сгорели бы мы вместе с бедгягой стеклодувом.

– Зато теперь так здорово сидим здесь в подвале, как крысы, боясь, что они вломятся в «Дракон» и вздёрнут нас на собственных кишках! Да, на той самой люстре, что мы с тобой прошлым годом в холле повесили. Красиво получится…

– Зато мы живы. – не унимался Виффорд.

– Разве ж это жизнь? Или ты так за свою шкуру трясёшься? Тебе ничего не грозит, ты ведь такой же человек, как и они.

Юноша взглянул на эльфа оскорблённым взглядом и отвёл глаза.

– Ладно, извини, Форд. – эльф приобнял его могучей рукой. – От всего этого дерьма у меня уже мозги набекрень.

– Я же за тебя беспокоюсь, дуболом… – дрожащим голосом проговорил Виффорд. – У меня ближе тебя в городе и нет никого. И даже погромщикам сюда врываться не надо. Помнишь тех двоих оборванцев, что расплатились фальшивым серебром? Они ведь тебя узнали. Я молил всех богов, чтобы они никому о тебе не проболтались, и видят боги, пронесло. Но что, если ещё кто-то из гостей заметит твои уши?

– Много ли ты видел гостей за последнее время? – снисходительно улыбнулся Гаэлон. – Да и вообще… – вышибала вздохнул. – я думаю их отрезать.

– Уши?! – ужаснулся Виффорд.

– Кончики ушей. Мне они теперь ни к чему. Я родился и вырос здесь, в Дракентале. А раз уж слово «эльф» теперь стало ругательным, то ни к чему мне больше быть эльфом.

– А если решишь уехать в Акаллантир? Туда ведь не пускают таких… Ну, без ушей.

– Плевать я хотел на Акаллантир, никогда туда не тянуло. Моя родина здесь. И я устал в этой дыре прятаться, в родном-то городе.

– Быть может, король что-то с этим сделает…

– Говорят, король ополоумел. Слюни пускает, сидя на троне. – со злостью проговорил Гаэлон. – Да и скажи, когда какому королю было не плевать на Долину? Мы тут как королевство в королевстве: приезжих мало, местные лорды творят, что хотят, да и ещё одна напасть. Слыхал? Драконы вернулись.

– Да, был такой слух, что кто-то у крестьян овец таскает. – кивнул Виффорд. – но после десятка кружек пива фермеру и собственная жена драконом покажется. Был тут один случай…

В этот самый момент послушались торопливые шаги и в подсобку вбежал хозяин постоялого двора с неизменными завитыми усиками.

– Прохлаждаетесь? – нервно усмехнулся он. – Виффорд, поднимайся, там гостья. Обслужи по высшему разряду.

– Как скажешь, Торбен. – пожал плечами юноша. – Гаэлону тоже идти?

– Нет, он пускай пока здесь посидит. Так сохранней будет. Ты понимаешь, о чём я.

Вышибала снова нахмурился, но спорить не стал, лишь испустил тяжёлый вздох. Оставшись один, Гаэлон вспомнил, что всё время, сколько себя помнил, ему приходилось скрывать своё происхождение и носить маску грубого вышибалы. Будто бы одного его телосложения было недостаточно, чтобы его не сочли эльфом. Но к чему это, если иностранцам было наплевать, а гости из числа его сородичей безошибочно определяли в нём эльфа. Говорили, будто видят в его глазах нечто, чего не скрыть от внимательного взгляда. Раньше он всегда относился к этим словам, как к пустой болтовне, но теперь задумался. А не сросся ли он с этой маской громилы-вышибалы? Да, можно переждать здесь, пока волнения не утихнут. В самом ли деле он хочет провести всю жизнь здесь, надеясь, что эльфы не прогневают дракентальцев вновь? На его памяти подобные погромы случились впервые, хотя старый стеклодув Нельгевир рассказывал, что такое здесь порой случалось во времена его детства, ещё до завоевания Энгаты Ригенской империей. В те года разъярённые горожане тоже за что-то взъелись на остроухий народ. Тогда, говорил Нельгевир, и убили его отца. Мать же умоляла не трогать сына, так что ублюдки надругались над ней, а после избили. Сейчас Гаэлон крепко задумался, смог бы он после такого жить среди людей, как старый стеклодув все эти годы? Улыбаться и смотреть в глаза тем, кто, чуть что, готов поднять тебя на вилы. Сам вышибала был сиротой-подкидышем, даже не знавшим своих родителей. И теперь ему в голову пришла страшная мысль, как могли погибнуть его мать и отец…

Виффорд вернулся удивительно скоро и вид у него был испуганный.

– Так быстро? – вскинул брови эльф. – Неужто ей кухня по нраву не пришлась?

– Да как тебе сказать… – юноша пытался подобрать слова. – Странная такая, замотана в тряпки, лица не видно. Она только спросить зашла.

– О чём же? – насторожился вышибала.

– О тёмном эльфе. – негромко проговорил Виффорд. – Хотела узнать, не видели ли мы в округе тёмного эльфа.

– Да откуда ж им здесь взяться. – поёжился Гаэлон. Он вспомнил, как ткачиха Лаурвен показывала несмываемое чёрное клеймо на запястье, рассказывая, как провела несколько лет в рабстве у подземного народа и о том, как её там мучили. Спастись ей удалось лишь чудом, но эльфийка никогда не рассказывала, как ей это удалось.

– Вот и я ей так сказал. – слабо улыбнулся парень. – И ещё спросил, с чего это ей вздумалось спрашивать здесь. А она мне ответила… – он сглотнул. – ответила, что говорят, у нас эльф вышибалой работает. Вот она и подумала…

Гаэлон положил ладонь на лицо и тяжело вздохнул. В горле застыл ком.

– Знаешь, что это означает? – спросил он осипшим голосом, глядя на друга сквозь пальцы. – Когда она нагрянут сюда – вопрос времени. Раз даже случайная прохожая узнаёт обо мне из слухов, то наверняка каждая собака знает об эльфе Гаэлоне, вышибале из «Слезливого дракона».

– Давай убежим! – вдруг выпалил Виффорд и, глядя на удивлённое лицо эльфа, добавил. – Да хоть… да хоть завтра!

– Куда? – простонал Гаэлон.

– Куда угодно! Построим дом, хозяйство заведём… Вдвоём не пропадём и нас не найдут! Завтра днём тихо соберём вещи, а ночью убежим.

– Ага… – рассеянно проговорил эльф.

Весь оставшийся вечер Виффорд с жаром говорил, как славно они будут жить вдали от этого проклятого города, а Гаэлон рассеянно слушал его, погружённый в собственные мысли. Убежать? Выстроить дом и вести хозяйство? Нет… парень тощий, как щепка. Гаэлон слыхал, как тяжело приходится крестьянам. Виффорд и месяца не протянет, да и по лицу видно, что он сам не в восторге от собственной идеи. Ради друга готов на всё, но стоит ли оно того? Парень сам не понимает, на что хочет пойти. Или понимает?

Ночью, когда все легли спать, эльф всё ещё не мог сомкнуть глаз. Он понимал, что ни здесь, ни за городом, ни где бы то ни было ещё они не защищены от людской злобы и от толпы, готовой разорвать их на части. А если начнётся война с эльфами? Тогда люди всей Энгаты наверняка озвереют и найдут их, где бы они не скрылись. Прятаться всю жизнь? Нет, он этого не хочет. И ещё больше он не хочется подобной судьбы для Виффорда. Парню не больше шестнадцати, ещё вся жизнь впереди. Пусть живёт. А для него, Гаэлона, места в этом мире нет.

С этими мыслями он поднялся с лежанки, оделся и вышел на улицу. Эльф завязал свои угольно-чёрные волосы в хвост, обнажив заострённые эльфийские уши, и направился в самый злачный район города с единственной мыслью: отомстить за старого стеклодува Нельгевира, за его родителей, за всех эльфов, которых когда-то коснулись погромы в этом проклятом городе.

Глава 1

Со дня нападения эльфов на Моирвен минул уже месяц, и за этот месяц командующий королевской гвардией Дэйн Кавигер всерьёз обеспокоился поведением Его величества. Ведь Эдвальд Одеринг, бывший в прошлом деятельным и решительным монархом, в последнее время вёл себя более чем странно. В те моменты, когда командующему гвардии случалось видеть короля в тронном зале, он не верил своим глазам. Эдвальд выглядел бледной пародией на самого себя: исхудавший, с пустым взглядом и трясущимися руками. Раньше Его величество мог проводить на троне часы напролёт: король не скрывал, что физическое неудобство от жёсткого сидения с лихвой покрываются моральным удовлетворением. Теперь же он появлялся в тронном зале, лишь принимая нечастых и особо важных гостей из числа лордов или родственников. Остальные же, те, кого сочли не настолько важными, встречались не с королём, а с новым патриархом Велереном в специально отведённых для этого покоях. Последним посетителем из числа «не важных», кого король принимал лично, был какой-то наёмник, посетивший замок с месяц назад. Хотя в «не важности» гостя Дэйн сомневался, ведь Эдвальд беседовал с ним в собственных покоях, куда уже давно не допускалась даже королева Мередит. Супруги виделись лишь в трапезной, да и то, как говорили при дворе, не всякий раз.

Кавигеру даже казалось, что теперь тронный зал выполнял роль некоего музея. Особенно остро он ощущал это каждый седьмой день недели, неся традиционное для командующего гвардией дежурство в тронном зале. В такие дни Эдвальд вовсе не покидал собственных покоев, куда неизменно допускался лишь патриарх. На все вопросы Велерен отвечал, что королю нездоровится или, что король устал и изволит вздремнуть, но даже командующему гвардией, неискушённому в лекарском деле, было ясно, что Эдвальд Одеринг давно и серьёзно болен. И, вопреки словам патриарха о скором выздоровлении, королю становится только хуже.

Беда не приходит одна, так говаривала старая служанка при дворе лорда Кавигера в Мейеране, и Дэйну сполна пришлось убедиться в справедливости старой поговорки. За тот месяц, что прошёл с момента визита наёмника, успело произойти многое. Началось всё с рокового дня, когда король низложил патриарха Медерика и поставил епископа Велерена во главе Церкви трёх. Но роковым он был не по этой причине: пока проводилась церемония, в тронный зал, где дежурил Дэйн, влетел бледный и потный командующий стражей сир Германн Рорр, держа в руках две вещи – мешок и конверт. От мешка несло тленом, а от конверта с эльфийскими закорючками – неприятностями. Ощущение это подкрепляло и то, что, по словам командующего, эльфийский гонец бросил мешок и конверт прямо к городским воротам, после чего поспешил ускакать, даже не сменив коня. Конечно, Дэйн решил дождаться короля, не посмев распечатывать послание. Вопреки ожиданиям Эдвальд остался удивительно безразличен, даже прочитав письмо. Его лицо выражало лишь печаль и едва заметную тень удивления. Подняв глаза от бумаги, король лишь направил потусторонний взгляд на Кавигера и проговорил «Вот и свершилось». После чего молча удалился в свои покои. Вечером к королю как обычно зашёл Велерен, а на следующее утро вышел королевский приказ о начале войны и подготовке армии, были отправлены соколы с посланиями в замки Могила эльфа, Суровая рука и Мейеран, как ближайшие к илоренскому лесу и больше других подверженные нападению. Король лично подписал письма и закрепил их восковой печатью в присутствии Дэйна, патриарха Велерена, верховного казначея Явоса Таммарена, верховного магистра Арнелла и хранителя клинка Джеррода Раурлинга, верховного командующего армией королевства. Верховный маг Рейквин не смог присутствовать на подписании, потому как ещё больше месяца назад отбыл в южные пределы по королевскому заданию. Пару дней спустя в замок заявились диковинные посетители, требовавшие аудиенции у самого короля. Но Эдвальд поручил принять их Дэйну, чем немало удивил последнего.

Со слов рыжего юноши, что представился Игнатом, тот самый наёмник, который недавно лично беседовал с королём, трагически погиб, исполняя королевскую волю в городе Моирвен. Лорд Джойберт Майвен не смог явиться ко двору по приказу, сославшись на слабое здоровье, которое нападение эльфов подкосило ещё больше. Теперь же волшебник Игнат и тёмный эльф Драм Дирен желают сами поступить на службу короне. Вдобавок ко всему помощь предложили гном Дунгар Велендгрим из банка «Феннс и Драйберг» и его племянница Риенна Эльдштерн. От такого обилия информации у Кавигера пошла кругом голова, и он обратился за помощью к хранителю клинка Джерроду Раурлингу. Тот, не моргнув глазом согласился принять на службу их всех, кроме тёмного эльфа, сказав, что остроухих и по ту сторону баррикад хватает, а вот боевой маг им будет крайне полезен, да и о боевых качествах гномов он изрядно наслышан. Игнат на это заявил, что без эльфа никуда не пойдёт и что ему понадобится телохранитель, а, как он сам выразился «этот остроухий стоит семерых ваших бойцов, к тому же он ненавидит эльфов так же сильно, как и вы». Джеррод, суровый и коренастый человек в годах, на слово верить не привык, а потому предложил простое испытание. «Разумеется, сказал он, в одиночку с семью бойцами в рукопашной битве не справится никто, но спишем это на юношеский запал».

Джеррод вызвал в тренировочный дворик двух сержантов замковой стражи, выставил их против эльфа и велел сильно его не калечить. Им выдали деревянные мечи, таким же образом было сказано вооружиться эльфу. Сержанты захохотали в голос, когда Драм взял в руки сразу два коротких меча и встал в смешную для них стойку, сказав «нападайте». Немало повидавший на своём веку хранитель клинка же лишь улыбнулся в усы, ожидая, что будет дальше. Бой продлился чуть больше десятка секунд, оба сержанта оказались на земле с обескураженным видом. Джеррод Раурлинг лишь усмехнулся и велел обоим вооружиться копьями, предложив эльфу самому выбрать оружие. Тот остался с деревянными мечами в руках. Результат повторился, воины просто не поспевали за лёгкими и стремительными движениями эльфа. Тогда хранитель спросил Драма, готов ли он повторить всё это с настоящим оружием? Тот ответил согласием, но только попросил оставить ему деревянные мечи, потому как он не хочет покалечить славных воинов Энгатара раньше, чем до них доберутся эльфы. Услышав это, сержанты побагровели от гнева и отправились в арсенал, вернувшись вскоре с настоящими стальными мечами. Эта схватка продолжалась чуть дольше и закончилась тем, что один из воинов стонал на земле, схватившись за живот, а второго Драм обезоружил и прижал деревянный меч к его горлу.

– Этого достаточно? – Спросил Драм, взглянув на хранителя клинка.

– Для меня было довольно уже того, что тебе хватило смелости прийти сюда, будучи тёмным эльфом. Безрассудные смельчаки нам не нужны, но теперь я вижу, что ты не ещё и ценный боец. – Сказав это, он остановил бой и отправил сержантов прочь.

Риенне как женщине он мог предложить только службу в полевом лазарете, но она была согласна и на это, лишь бы быть рядом с остальными. С Дунгаром хранитель клинка долго разговаривал наедине, после чего сообщил, что будет советоваться со старым гномом по поводу тонкостей войны с эльфами. Таким образом, все четверо оказались при деле.

Дэйн Кавигер был рад, что хоть этот вопрос разрешился благополучно и быстро, чего не скажешь о короле, который всё больше и больше превращался в безвольную куклу, которую то приводили и усаживали на трон, то уводили обратно в покои. И каждый вечер к нему неизменно наведывался патриарх. Даже менее смышлённый человек, чем Кавигер, рано или поздно заподозрил бы связь между этими событиями. Паранойя Эдвальда росла незаметно. Ещё полгода назад он стал вдруг недоверчивым и угрюмым, жаловался на головные боли, тогда лекари в один голос винили дурную погоду и наступающие зимние холода, советовали утеплить покои и пить какой-то травяной отвар для спокойного сна. С течением времени недоверчивость смешивалась с нарастающей пугливостью: после захода солнца король покидал покои только в сопровождении пары гвардейцев, причём позже их число выросло до четырёх. Далее Эдвальд повелел усилить охрану замка и тронного зала. Он всё реже появлялся в тронном зале с женой, а вскоре приказал и вовсе унести оттуда малый трон, где обычно сидела королева. После выяснилось, что она не составляет ему компанию и в спальне. Его величество выделил супруге отдельные покои, а для себя усилил охрану. Нанял ещё одного дегустатора, причём им было велено пробовать вообще всю еду, что приносилась из кухни для королевской трапезы. Монарх зачастую не был удовлетворён одной проверкой и заставлял обоих дегустаторов пробовать еду снова и снова, пока от блюда не оставались уж совсем скромные по королевским меркам крохи. Стоит ли говорить, что оба дегустатора ничуть не возражали и раздались вширь настолько, что едва проходили в двери трапезной. Эдвальд всё чаще принимал пищу один, но ужинал, тем не менее, всегда с женой и дочерью.

– Спасибо епископу Велерену, – говорил король после молитвы, – что он не даёт мне забыть о традициях семейной трапезы.

Впрочем, в последние недели, как было известно Дэйну, даже вечерние трапезы Его Величества проходили лишь в обществе патриарха Велерена, что ещё больше добавляло подозрительности.

Разумеется, в одиночку всё это узнать командующий гвардией бы не смог. На его счастье, опасения о состоянии короля разделял верховный казначей Явос Таммарен. Имевший репутацию сухого и беспристрастного человека, которого волнует лишь королевская казна, он, тем не менее, чутко следил за всем, что происходит в городе и при дворе, имея информаторов среди самых разных людей: от прислуги и дворцовой стражи до городских бездомных и беспризорников. Как ему при всём этом удавалось ещё и управляться со своими делами, для Дэйна оставалось загадкой. Казна, казалось, чахла вместе с королём, но Явос всё же как-то умудрялся находить деньги и, хоть и нечасто, но возвращать долги короны. Он часто сетовал, что расходы короны совершенно не соответствуют доходам, и чуть ли единственный, кто не стеснялся напрямую говорить королю о том, что кредиты рано или поздно заведут королевство в яму, вытащить из которой его может только чудо. Несмотря на это Явос беспрекословно исполнял волю короля, считая себя лишь инструментом короны и полагая, что, как и всегда, сумеет исправить любое даже самое безнадёжное положение казны.

Так он и думал до недавнего времени. Тонкость заключалась в том, что Явос служил королевскому двору вот уже около полувека, а самому ему пошёл девятый десяток. Впрочем, он и не думал собираться на покой. Его отец, Эйевос Таммарен недавно отпраздновал свой сто четвёртый день рождения и был бессменным главой своего дома, правителем города Эрбер, а также многократным отцом, дедом, прадедом и прапрадедом для своей многочисленной родни. Поэтому Явос, хоть и был старшим сыном, давно смирился с тем, что даже если ему хватит сил пережить отца и он унаследует вотчину, то ему придётся передать право наследования следующему по старшинству брату Янесу. Управлять вотчиной у него не было никакого желания, не хотел он и оставлять управление казной в неумелых руках. Казначей даже никогда не пытался жениться, полагая, что это лишь прибавит ему забот, коих у него и так немало. И, конечно, Явос гордился своим положением при дворе и тем, что пережил уже трёх королей. В последнее время, правда, он опасался, что переживёт и четвёртого, настолько плох был Эдвальд Одеринг. Эти опасения разделял с ним и Кавигер. Они общались так, что никто при дворе не смог бы заподозрить их в сотрудничестве. В ход шли незаметно передаваемые записки, короткие встречи, послания, что верные им люди оставляли в условленном месте. Это помогало Дэйну быть в курсе всего происходящего при дворе, а Явос, как он сам говорил, мог не беспокоиться насчёт будущего «своих людей», как он называл тех, кто добывает информацию для старого казначея. Изредка им удавалось встретиться и поговорить о деле лично. На этот раз Явос заглянул в покои командующего под предлогом обсудить расходы на гвардию в связи с начавшейся войной.

– День добрый, сир командующий. – Казначей как всегда обряженный в длинный чёрно-белый костюм с серебряной вышивкой, широко улыбался, а его серебряно седые волосы как всегда были собраны на затылке.

– Добрый, господин верховный казначей. Наверное, добрый. – Кавигер попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. – Вы по делу или из праздного любопытства?

– Вы ведь знаете, что если бы не моё любопытство, то у нас и не было бы никаких дел, сир командующий. – Старик закрыл дверь, и улыбка тут же покинула его морщинистое лицо. – Здравствуй, Дэйн. Я полагаю, раз уж мы покончили с этим бесполезным официозом, то можем перейти к сути.

– Согласен, Явос. Мне самому уже порядком осточертело делать вид, что всё хорошо, когда вокруг творится чёрте что.

– Что ж, с одной стороны, я весьма доволен, что королевские пиры исчезли как явление. Все эти застолья видятся мне диким хищным зверем, чья пасть откусывает от казны кусок за куском. Но с другой, разумеется, я не меньше твоего обеспокоен этим безобразием. Эдвальд с каждым днём выглядит и думает всё хуже.

– Так тебе удалось что-то выяснить? Чем болен король?

– Ох, Дэйн. – Старик провёл пальцами по длинному тонкому носу, чей крючковатый кончик делал его похожим на птичий клюв. – Я пришёл к выводу, что король ничем не болен. Я бы сказал, что его намеренно травят, однако дегустаторы исправно выполняют свои обязанности. Более того, каждый из них раз в месяц заказывает новый костюм, потому как прежний становится мал.

– Стало быть, если его травят, то яд подсыпается не на кухне, а уже на столе… – Задумчиво проговорил Дэйн.

– Признаться, не думал об этом. – Явос направил пытливый взгляд тёмно-карих глаз на стол, нахмурил тонкие брови и продолжил. – Тогда можно ли допустить, что за этим стоит королева? Ведь лишь она бывает с Эдвальдом наедине во время трапезы. Или, возможно, Мерайя, его дочь?

– Не только. В последние недели он чаще ужинает с патриархом. Быть может, это он пытается отравить короля?

– Увы, за патриархом проследить я не могу. Он, похоже, вознамерился обновить добрую половину служителей Церкви и под роспуск попали, в том числе, и мои люди. Словно бы он знал о них. Теперь понадобится время, чтобы восстановить звенья цепи.

– Время, которого у нас нет. – Вздохнул Кавигер.

– Именно. К тому же, как я узнал совсем недавно, король, кажется, решил заморить себя голодом. Он так боится покушения, что отказывается есть. Разве что совсем немного. Более того, Велерен сам умоляет его съесть хоть кусочек. Так что, если он и травит короля, то уж точно не с целью убийства, иначе с чего бы ему уберегать его от голодной смерти?

– Либо же ему выгодно, чтобы Эдвальд пребывал в таком беспомощном состоянии, а сам патриарх будет исподволь править страной. Но даже если и так, как нам доказать это? Не могу же я просто арестовать патриарха Церкви трёх из-за того, что мне что-то там показалось.

– Но если ничего не предпринять, то я рискую пережить четвёртого короля. – Мрачно усмехнулся Явос. – А то и всё королевство, учитывая начавшуюся войну. Между нами, Эдвальд Одеринг был неважным стратегом, и победу ему во многом принесла лояльность его вассалов. Покойный король Альберт Эркенвальд своей выходкой настроил против себя добрую половину Энгаты, которая желала лишь видеть его голову на пике. А другая половина сидела и смотрела, чем кончится дело, постепенно присоединяясь к восстанию по мере того, как Одеринг подбирался к столице. И если сидеть сложа руки, то те же, кто ждал удобного случая поддержать Эдвальда, рано или поздно поддержат эльфов.

– Этому не бывать! – Воскликнул Кавигер. – Неужели больше ничего не известно? Неужели нам совсем не за что зацепиться?

– Знаешь, Дэйн, я до сих пор не предавал значения одной детали. – Проговорил старик. – Но теперь, когда ты упомянул о королеве и патриархе, я вспомнил об этом.

– И что же ты вспомнил? – Кавигер подался вперёд.

– А то, что вместо того наёмника, что был отправлен королём в Моирвен, сначала хотели послать тебя. Я даже успел выписать деньги из казны для твоей поездки, как вдруг король неожиданно меняет решение. Напомнить, что стало с наёмником?

– Убит эльфами. Да, его спутники рассказали об этом.

– И именно патриарх и королева, как мне рассказали мои самые надёжные люди, с разных сторон как бы ненароком советовали отправить в Моирвен не кого иного, как Дэйна Кавигера. Говоря о том, что человека надёжнее командующего королевской гвардией, при дворе не сыскать. И в этом случае на месте убитого наёмника вполне мог оказаться ты, друг мой. Странное дело, не правда ли? Два столь разных человека, говорящие об одном и том же. Иной бы посчитал это за случайность, совпадение. Но мне восемьдесят три года, друг мой. Я давно перестал верить в совпадения.

– И если допустить, что королева и патриарх состоят в сговоре, могли ли они знать о нападении эльфов?

– Не исключено, хотя здесь вариантов много. Они могли просто спровадить тебя на время, либо же по дороге или в самом Моирвене командующего гвардией случайно убили бы разбойники-головорезы. Верно лишь одно, если они в сговоре, то они желают от тебя избавиться, и потому будь начеку. А если им известно о нашем с тобой общении, то они могут решить, что и я ставлю палки в колёса. И тогда мне конец. А если король умрёт или останется в нынешнем состоянии, то конец придёт всему королевству.

– Что же мне делать? – Только и мог вымолвить Кавигер после такой речи.

– Я бы предложил увезти короля. Желательно подальше, может даже на острова Миррдаэн, лорд Русворт старый друг короля и не откажет ему в визите. Также опасайся за свою жизнь. Ешь и пей только то, что купят в городе верные тебе люди, избегай кухни в замке. – Сказав это, Явос отправился к выходу. Возле самой двери он добавил. – И всегда держи при себе меч. Хоть его стали и не под силу разрубить паутину интриг, но лишним он точно не будет. Прощай, Дэйн. Я и так пробыл здесь слишком долго.

Верховный казначей покинул Дэйна Кавигера, оставив того наедине с мыслями. Увезти короля на Миррдаэн, конечно, идея интересная, но уж очень трудно её воплотить в жизнь. Пока что следует хотя бы оградить Его Величество от дальнейшего отравления. Раз под подозрением королева и патриарх, то нужно как-то заставить их перестать видеться с ним. Но как? Отправить куда-то королеву? Патриарха? Без королевской воли это невозможно. Разве только сослаться на войну или убедить Эдвальда в необходимости такого шага… Да. Теперь Дэйну становилось понятно, почему король сделал Велерена патриархом. По мере того, как здоровье и разум короля слабели, он становился всё более набожным, а епископ, будучи его исповедником, всё больше втирался к нему в доверие. Будет ли преступлением, если он, Кавигер, сам поступит так же во имя благой цели? Определённо, нет.

Так командующий начал вести тайную игру против предполагаемых заговорщиков, которые, к слову, тоже оказались не так просты. Вскоре после разговора в покоях Кавигера Явос Таммарен пережил ночное покушение. К несчастью убийцы, подозрительности казначею было не занимать, но то была не слепая паническая паранойя, что мучила короля, а хладнокровная наблюдательность и готовность решительно действовать. Как позже стало известно Дэйну от самого Явоса, пребывавшего в лечебнице, о покушении ему стало известно накануне вечером, но он всё же успел подготовиться. В итоге головорез, который, к его чести, действительно бесшумно пробрался в казначейские покои через окно, был ошарашен двумя вещами: зрелищем сидящего в кресле и обряженного в халат казначея с арбалетом в руках, а, секундой позже, стрелой в собственной голове, выпущенной из этого самого арбалета. Незадачливый убийца, если бы он мог, наверняка удивился бы ещё и тому, что древний на вид старик в ночном полумраке, освещаемом лишь камином, угодил ему стрелой точно между глаз. Но что действительно поразило Дэйна, так это то, что Явос специально приготовленным кинжалом порезал праву руку. Это гарантировало ему долгое пребывание в замковой лечебнице, а Кавигер получил возможность выставить самых надёжных людей для его охраны, чего не мог сделать в замке без королевского приказа.

За собственную безопасность командующий не волновался нисколько. Еду Дэйн стал покупать на ближайшем рынке сам, причём каждый раз у разных торговцев, а покои его охранялись самыми надёжными людьми. Всё это вызывало смешки при дворе, но Кавигеру было всё равно. Однако оградить короля от влияния патриарха ему никак не удавалось. Даже будучи совсем обессиленным, Эдвальд тихо стонал, чтобы позвали Велерена. И вот, наступил день, когда король не смог встать с кровати самостоятельно. Придворный лекарь уговорил его съесть немного хлеба и сообщил Кавигеру, стоящему у двери королевских покоев, что сегодня к королю нельзя пускать никого, а все просьбы самого монарха следует расценивать как бред. Дэйн попытался было возмутиться, что король болен уже очень давно, но почему-то сказано об этом только сейчас, но тут же вспомнил, что Его величество сам наотрез отметал любые предложения позвать лекаря. Этим вечером он решил лично нести караул у двери Эдвальда Одеринга. Дейн велел сиру Гильяму Фолтрейну отправляться к себе, а сам заступил в караул у королевских покоев. Рыцарь со шрамом на щеке поблагодарил командующего и, сказав, что дурно спал прошлой ночью, довольный отправился прочь.