Текст книги "На берегах Дуная"

Автор книги: Илья Маркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

А Саша Васильков… С ним Настя всегда чувствовала себя свободно и легко. Его веселые, улыбающиеся глаза были так искренни и просты, что Настя, взглянув в них, могла точно сказать, о чем думает Саша. А в Молдавии, когда ее ранили, Саша больше километра тащил ее на спине, сам раненный в плечо. Только после узнала Настя, что Саша так и не ушел в госпиталь. Он остался в роте и, воюя, вылечился.

А дядя Степа! Где он теперь, неунывающий дядя Степа? В первые дни трудной фронтовой жизни он был единственным человеком, с кем Настя была откровенна. Вырвет он бывало свободную минутку, забежит в окоп, и начинаются нескончаемые рассказы. Житейской мудростью, русским добродушием веяло от каждого его слова. Часами мог рассказывать он, как хорошо по утрам выезжать в поле, когда землю покрывает сизая роса и в небо взвиваются вспугнутые жаворонки. Он знал бесчисленное множество разных историй и случаев. Вот посидит он бывало, потом привстанет, всей грудью вздохнет и скажет озабоченно: «Загостевался я у вас, девоньки, капитан-то мой, небось, опять в окопы убежал. Беспокойный, не сидится ему на месте».

Первый день отдыха и формирования прошел еще как-то терпимо. Отдыхали, вспоминали друзей и товарищей. Настя долго не могла уснуть в эту ночь. До рассвета пела гармонь. Буйную дробь выбивали за стеной солдатские сапоги. А утром началась обычная солдатская жизнь: зарядка, туалет, завтрак, занятия. В роту прибывали все новые и новые люди.

Новый командир роты старший лейтенант Рахматулин бегал, суетился, нервничал, кричал то на сержантов, то на солдат, но все в роте шло совсем не так, как при капитане Бахареве.

К Насте Рахматулин относился боязливо, никаких приказаний ей не отдавал, в редких разговорах краснел, смущенно улыбался, и по всему чувствовалось, что он с большим трудом входит в новую должность. Раньше и на занятиях было как-то интересно и весело. Выйдут бывало с Тоней вдвоем на стрельбище и, проверяя друг друга, изготавливаются, стреляют, маскируются. А сейчас Тони нет, а вместе с солдатами заниматься неинтересно. То, что отрабатывают молодые солдаты, она уже давно изучила и освоила на практике.

И все время, где бы ни была Настя, ее преследовала мысль об Аксенове. Она знала, что до штаба армии совсем недалеко, всего восемь километров, и собралась было отпроситься у Рахматулина и самой сходить в село Фелчут. Настя уже пошла было к старшему лейтенанту, но по дороге раздумала и вернулась. Ну как пойти в такое время, когда идут бои! Николай, наверно, уехал куда-нибудь. Иногда на нее наплывали сомнения. Почему он не сообщит о себе? Он, конечно, знает, что она была в бою. Разве долго черкнуть небольшую записку и прислать с кем-нибудь? И даже сам мог бы вырвать полчаса и заскочить хоть на минутку.

Настя взяла у старшины книгу, хотела почитать, но тревожные мысли бередили сознание. Неужели погибла Тоня? А может, и с Николаем случилось что-нибудь?

– Товарищ гвардии сержант, не хотите яблок свежих? – вбежал в дом ординарец Рахматулина Королев. Он, как догадалась Настя, взял над ней шефство и предлагал то и дело что-нибудь вкусное. То яблок раздобудет, то сушеного винограда, то вина «настоящего столетнего».

– Спасибо. Вы только что меня кормили яблоками, – принужденно улыбнулась Настя. – Занятия еще не кончились?

– Там приехал майор из штаба армии, сам показывает.

– Майор? – вскричала Настя. – Как фамилия?

– Не запомнил я. Такой стройный, выше нашего старшего лейтенанта и спокойный, не ругается совсем.

«Неужели он приехал? – билась радостная мысль. – Он, вероятно».

Настя выбежала из дому. Королев, запыхавшись, еле поспевал за ней. Вся рота лежала на снегу. Только Рахматулин и высокий офицер стояли, о чем-то громко разговаривая.

С первого взгляда Настя поняла, что это не он, но продолжала итти вперед. Майор, возможно, знает Аксенова и скажет что-нибудь о нем. Услышав голос Насти, майор и Рахматулин обернулись. На длинном остроносом лице майора затаилась улыбка. Рахматулин что-то говорил ему, глазами показывая на девушку. Тот утвердительно кивал головой и продолжал внимательно рассматривать Настю.

– Вот знакомьтесь, пожалуйста, наш снайпер Настя Прохорова, – сказал Рахматулин.

Майор четко приложил руку к ушанке и, как большому начальству, представился:

– Майор Брунцев. Старший помощник начальника оперативного отдела штаба армии.

– Брунцев? – испуганно вскрикнула Настя. – Саша Брунцев?

– Так точно, Александр Брунцев.

– Да вы что? – попятилась назад Настя. – Какой же вы Брунцев? Я знаю Сашу Брунцева.

Лицо майора передернуло судорогой. Он потянулся к кобуре, но быстро отдернул руку и веселым голосом ответил:

– Очень рад. Но, к сожалению, я не имел чести быть знакомым с вами.

– Да как же?.. Что же это?.. – обращалась Настя то к майору, то к Рахматулину. – Саша совсем не такой. Вы шутите.

– Ну, хватит рассуждений, – резко оборвал ее майор, – обознались, милочка. Фамилии перепутали. Продолжайте, старший лейтенант, занятия.

– Минутку, майор, – спокойно остановил его Рахматулин, – позвольте-ка ваши документики.

– Да вы что, шутить изволите? – возмущенно крикнул майор. – Я вам уже показывал.

На странный разговор подошли взводные командиры. Со всех сторон с любопытством прислушивались солдаты и сержанты.

– Уж, пожалуйста, извините, придется еще разок посмотреть, – развел руками Рахматулин.

– Никаких документов я вам не дам. Вы поплатитесь, лейтенант! – злобно выкрикивал майор, воровато кося глазами по сторонам.

– Руки вверх! – выхватив пистолет, крикнул Рахматулин.

Майор разом вскинул руки, и челюсть его мелко задрожала.

– Взять оружие, обыскать, – приказал Рахматулин лейтенанту Фомченко.

– Наш ТТ в кобуре и браунинг в кармане, – подал пистолеты Фомченко.

– Послушайте, да вы что?! – продолжал возмущаться майор. – Как вы смеете, я майор, старший по званию, представитель командования…

– Ничего. Ошибемся, извинения попросим, – отозвался Рахматулин, – свои люди, всегда разберемся. А если ты сволочь гитлеровская, то… Старшина, быстро к телефону, доложить комбату.

Майор угрюмо насупился, ни на кого не глядя. Вокруг него столпилась вся рота.

– Товарищ гвардии старший лейтенант, – доложил вернувшийся старшина, – приказано вам лично в штаб армии доставить, сейчас придет полковая машина.

– Фомченко, останетесь за меня, продолжайте занятия, – приказал Рахматулин, – со мной поедут Васильев, Стромец и Королев. Вы тоже поедете, Настя.

Всю дорогу неизвестный молчал. В штабе армии, видимо, знали о появлении майора Брунцева. Когда машина подошла к дому оперативного отдела, на крыльце стояли офицеры, солдаты, машинистки.

– Этот самый Брунцев?.. – подскочил к машине подполковник Можаев. – Ах, ты!.. Да Саша Брунцев погиб вчера под Чабди.

Он рванул майора за ворот и вытащил из кузова.

– Полегче, Можаев, – остановил его один из офицеров, – мы ожидали такого субчика. Позвольте мне с ним побеседовать.

– Настя! – закричала с крыльца Соня. – Вылезайте скорее, заходите к нам. Мы тут беспокоились за вас. Аксенов как вернулся вчера, так сразу полковнику Чижову звонил.

– А где он?

– Недавно уехал. Срочное задание. Он совсем измотался. Записку оставил вам. Просил с кем-нибудь переслать. Она у майора Сидорова. Сейчас найдем.

– Вот и снайпер наш, – подошел к девушкам генерал Воронков, – слышал о вас, слышал. А как ваша подружка? Веселая девушка…

– Тоня пропала без вести. И Анашкин пропал, Саша Васильков, капитан Бахарев, ротный писарь… – взволнованно говорила Настя, всматриваясь в знакомые лица.

Вокруг нее были друзья Николая. Он живет, работает с ними. Совсем недавно они его видели, разговаривали с ним.

– Да. Тяжело терять близких друзей. Очень тяжело, – вполголоса говорил Воронков. – У нас погиб Саша Брунцев. Аксенов еле выбрался.

– А где он был?

– Там же, где и вы. Я думал, что вы встретитесь. Может, по одной тропинке выбирались из тылов.

– А я не знала… не думала…

– Товарищ генерал, пусть она у нас хоть денек побудет, – упрашивала Соня, – отдохнет. Аксенов вернется.

– Не возражаю, только надо ее командира спросить.

– Кого? Этого старшего лейтенанта? – спросила Соня и побежала к Рахматулину.

– Знаете, товарищ генерал, – подходя, возбужденно заговорил Можаев, – оказывается, немец. Вчера они захватили труп Брунцева, забрали у него документы, подклеили новую фотографию – и вот вам, будьте ласковы, волк в овечьей шкуре. Он уже в двух наших дивизиях успел побывать. Все разнюхал, только ничего передать не успел.

– Уговорила, – возвращаясь, радостно прокричала Соня, – на два дня! Все равно, говорит, пока у нее работы по специальности нет.

Настя взглянула на Рахматулина. Тот стоял у машины и смущенно улыбался.

XXI

Генерал Афанасьев, видимо, не спал всю ночь. Он вошел в блиндаж начальника оперативного отделения мокрый с ног до головы и попросил стакан чаю погорячее.

Услышав голос генерала, Аксенов вскочил с нар и взглянул на часы. Было уже семь утра. Проспал он всего сорок минут.

– Спи, спи, – отхлебывая крупными глотками чай, кивнул ему генерал. – Оказывается, ты и Крылов из вашего политотдела всю мою оборону вдоль и поперек излазили. Куда ни приду, везде говорят: был у нас майор из штаба армии, а потом подполковник из политотдела.

– Всю оборону обойти не успел, темно, – улыбнулся Аксенов, – а вам бы, товарищ генерал, не мешало поспать. День-то предстоит не из легких.

Генерал скосил глаза в сторону майора, ничего не ответил. Допил стакан и попросил налить второй.

– У меня только начинается, я целый месяц бездельничал, – вновь заговорил он, добродушно посматривая на Аксенова, – а вот командарм и штаб армии вторую неделю ни сна, ни отдыха не знают. Сам шесть раз за ночь звонил. Беспокоится, поругивает. Ну, ладно. Спасибо за чай. Пойду переоденусь. Этот дождь – ни дна ему, ни покрышки – моросит и моросит.

Вместе с потоком влажного воздуха в землянку ввалилась темная фигура в плаще. Из-за капюшона виднелось смуглое продолговатое лицо инженер-майора Незнакомцева. Аксенов знал, что армейский инженер направил сюда Незнакомцева для руководства оборонительными работами, и теперь был рад встрече с ним. По службе им часто приходилось работать вместе, и Аксенову всегда было хорошо с невозмутимым, любящим точность инженером. Незнакомцев отбросил капюшон и неловко доложил:

– Установка мин закончена. Армейских саперов отвожу для минирования тыловых рубежей.

– А противотанковый ров? – спросил Афанасьев.

– Закончен. Ваша команда – и все взлетит в воздух.

– Кто руководит взрывом?

– Я.

– Прошу быть на моем НП.

– Слушаюсь.

Взглянув на Аксенова и Незнакомцева, генерал нехотя вышел из землянки.

– Ты где блукал всю ночь? – спросил Незнакомцев Аксенова.

– Там же, где и ты.

– Я все больше в тылу, а передний край так и не увидел. Эти проклятые фугасы, с ними столько возни.

Они вышли из землянки и прошли на НП. Возле стереотрубы согнулся высокий, широкоплечий капитан – начальник разведки дивизии Афанасьева. Он оторвался от наблюдения и доложил Аксенову последние данные обстановки. Перед всем фронтом дивизии не было никаких признаков подготовки наступления. Вражеские позиции упорно молчали.

Тучи низко плыли над землей. Они цеплялись за верхушки лесистых высот, и тогда казалось, что это не высоты, а высоченные горы, уходящие в поднебесье. От высот спускалось вниз клочкастое мелколесье. Там должны быть вражеские войска, сосредоточенные для наступления.

Внезапно в тучах образовался широкий просвет, и яркие, молодые лучи солнца озарили высоты и прилегающую к ним равнину. Множеством искр засверкали мокрые деревья, крыши домов, неубранные, заснеженные поля. Светлое пространство стремительно продвигалось, неудержимо приближаясь к тому месту, где находился наблюдательный пункт. И там, где проходила солнечная россыпь, покрывалось все яркими, сочными красками. Затемнели незаметные раньше траншеи и ходы сообщения противника. Перепутанные нити заграждений блестели намерзшим на проволоке льдом. Перед ними на фоне снега проглядывали зеленые куртины лугов. Трава, казалось, только что выбилась из земли и, набирая силы, разрастается и ввысь и вширь.

За лугом на пологой высоте открывались наши траншеи. В них кое-где виднелись каски, на мгновение показывалось человеческое лицо. От земли струился легкий пар. От траншей к наблюдательному пункту на высоте плавно поднималось чистое, белоснежное поле. Снег был настолько чист, что от взгляда на него рябило в глазах. И не верилось, что эта нежная белизна будет истоптана сотнями ног, истерзана гусеницами танков и взрывами снарядов.

– Как весной, – прошептал Незнакомцев, не отрывая взгляда от равнины.

Но вот из-за холмов наплыла новая туча и на земле все померкло.

– Товарищ гвардии майор, завтракать, – неизвестно откуда появился Буканов с узелком в руках.

– Откуда у тебя? – удивился Аксенов.

– Старые запасы, резервы, так сказать.

Буканов хозяйственно расстелил плащ-палатку на земляной приступке и развязал узелок. Там у него оказались: жареная курица, сладкий перец, или, как называли его по-мадьярски, «папрыка», штук десять котлет и большая бутылка вина.

– Дай бог связистам, чтобы у них провода не рвались. – Буканов налил в стакан вино.

– Им тоже наливай, майору, капитану.

– Если они нам возместят две канистры бензину, могу и с ними поделиться.

Незнакомцев и начальник разведки улыбались.

– Ну и взяточник ты, Буканов, беда – и только.

– При чем тут взяточник, просто взаимная выручка: помогай товарищу в беде и сам от него помощи требуй.

В стороне Бичке нарастал гул канонады.

– Ох, там жарковато сейчас, – проговорил Незнакомцев.

– А у нас тишина, – ответил разведчик, – неужели он все силы туда стянул?

– Приятного аппетита, – влезая на НП, проговорил генерал Афанасьев. – Продолжайте, продолжайте, – остановил он вскочивших офицеров, – сейчас только противник начал общее наступление на правом фланге армии, на узком фронте одновременно атакуют более двухсот танков.

Генерала позвал к телефону командир корпуса.

– Так точно… – заговорил Афанасьев. – Нет… Нет. Жду с минуты на минуту… Вполне возможно, отвлекают наше внимание… Нет, нет… У меня все люди на местах, все готово… И эта их провокация сорвется.

Вслед за ним генерал Дубравенко вызвал Аксенова. Он спрашивал о положении в дивизии Афанасьева. Аксенов хотел было ответить, что все вокруг тихо и никаких признаков подготовки наступления нет, но внезапно воздух загудел от сотен взрывов. Голос Дубравенко растаял в хаосе звуков. Все вокруг стонало и взвизгивало. Пороховая гарь, дым и отблески взрывов заполнили и воздух, и небо, и землю, и сыроватую свежесть раннего утра.

Генерал Афанасьев приказал всем немедленно спрятаться в землянках. У стереотрубы оставался только один капитан – разведчик. В блиндаже Афанасьев снова схватил телефонную трубку и злым голосом теребил командиров полков, командующего артиллерией, начальника штаба. Ходуном ходил накат над головой. Трудно было представить, что творилось наверху. Командиры частей докладывали, что все люди укрылись в блиндажах и что в окопах остались только дежурные наблюдатели. Командующий артиллерией доложил, что вся дивизионная, корпусная и армейская артиллерия открыла огонь по противнику.

– Танки противника выдвигаются на исходные позиции! – вскочив в землянку, крикнул разведчик.

Генерал выбежал на НП, Аксенов устремился за ним.

Генерал прильнул к окулярам стереотрубы. Аксенов схватил чей-то бинокль и долго не мог ничего рассмотреть. Он несколько раз протирал линзы и подгонял окуляры по глазам. Наконец сквозь туманную дымку мелькнуло что-то серое, потом зачернели траншеи противника, и он увидел темные коробки танков. Они, казалось, стояли на месте. Только по тому, как сокращалось расстояние между танками и линиями траншей, он убедился, что танки уже перешли в атаку. Сколько их было, Аксенов сосчитать не мог. Перед ними выросла огненная полоса взрывов. Это поставила заградительный огонь наша артиллерия. Один танк задымил. Остальные поравнялись с первой траншеей позиций противника и нырнули в лощину. За ними из траншеи выскакивали темные фигурки пехотинцев и катились вниз. Позади, от подножия сопок, полыхали выстрелами вражеские пушки. Впереди них прямо целиной мчались бронетранспортеры, автомобили, неуклюжие тягачи с пушками на прицепе.

Между нашими и немецкими позициями протекали неглубокие ручьи. Серьезного препятствия для танков они не представляли. Аксенову хотелось, чтобы сию же секунду пошел сильный дождь и превратил эти ручьи и луговую долину в топкое болото. Но дождя не было. Облака поднялись выше, и небо вот-вот очистится, засинеет бездонной пустотой, и вступит в дело авиация. А пока над полем боя не было ни одного самолета.

Танки долго не показывались. Аксенов видел, как из нашей траншеи вели огонь пулеметы и стрелки. Беспрерывно стреляли куда-то с открытых позиций пушки.

Справа к нашей обороне вырвались штук пятнадцать фашистских танков. Они уже почти подошли к траншее. Видно было, как по траншеям, суетясь, перебегали стрелки. По ходу сообщения замелькали черные фигуры. Аксенов замер от неожиданности. Неужели дрогнула пехота?

– Приведите в порядок людей на высоте! – закричал в трубку Афанасьев.

Из окопа рванулась и прыгнула в траншею серая фигура. Видимо, это побежал кто-то из офицеров спасать положение. У траншеи на минах подорвались два танка. Позади по всему фронту перебегали пехотинцы.

В это время штук десять танков вырвались к нашим позициям и на левом фланге. Головной шел прямо на расщепленное снарядом высокое дерево. Около этого дерева были устроены «усы» сержанта Нефедкина. Через бинокль рисовались черные ответвления этих «усов». Два танка поравнялись с деревом. До нашей первой траншеи оставалось не более семидесяти метров. Еще один рывок – и танки проскочат группу Нефедкина. Оборона на переднем крае будет раздавлена.

Первый танк накатился на один из «усов». Черная громадина закрыла узенький просвет окопа. Артиллерия прекратила огонь. Теперь стрелять нельзя: снаряды могли поражать свою пехоту. Неумолимо сокращалось расстояние между громыхающими махинами и нашей первой траншеей. Считанные метры – и двухтысячепудовые чудовища навалятся на стрелков, пулеметчиков, наблюдательные пункты взводных и ротных командиров. Заскрежещут под гусеницами каменистые траншеи, спасительная земля обвалится, и десятки людей будут раздавлены.

«Неужели группа Нефедкина погибла?» – тревожно думал Аксенов, до пояса высунувшись из окопа. Руки дрожали, перед глазами плясало дымное поле. В первой траншее суетливо перебегали люди. Огонь танковых пушек и пулеметов кромсал брустверы и снег на позициях. Головной танк почти вплотную подполз к траншее и остановился. Под ним взметнулся огонек, и через мгновение на башне показалось пламя. Задымили и два других танка. Закрутился на месте еще один. Уцелевшие танки неуверенно прошли несколько метров, остановились на секунду и начали медленно пятиться назад. Спешившие за ними бронетранспортеры с пехотой развернулись и на полной скорости понеслись в лощину. По ним, не переставая, била наша артиллерия.

– Запишите, – крикнул Афанасьев, – группа истребителей сержанта Нефедкина сожгла три танка и подбила один!

На участке, где торчало расщепленное дерево, бой затих. На остальном фронте он вскипал с еще большей яростью. Из лощины выползали все новые и новые фашистские танки. За ними бежала пехота.

Аксенов не заметил, как позади него встал командир корпуса генерал-лейтенант Бирков. Он спокойно смотрел на все, что творилось впереди. Казалось, его ничто не интересует и он просто из любопытства пришел взглянуть на чудачества взрослых людей.

– Сосредоточивайте весь огонь перед высотой двести тридцать один! – кричал Афанасьев в микрофон. – Весь огонь туда, весь! Удержать высоту! Она сейчас решает все.

Генерал-лейтенант неторопливо достал карту и взглянул на нее.

– Передайте генералу Дарваеву, – приказал он своему начальнику оперативного отдела подполковнику Морозову, – тремя дивизионами дать огонь перед высотой двести тридцать один. Корпусной артиллерии продолжать давить артиллерию противника. Танкистам и самоходчикам вести огонь из засад. И только по танкам, только по танкам!

С трех сторон загремели выстрелы. Ровное поле перед высотой покрылось высокими кустами взрывов. Среди них ярким пламенем полыхали четыре огромных костра. Стремительный разбег танков был остановлен, и они, пятясь, поползли в лощину. Немецкая пехота, поспешно окапываясь, осталась лежать на вспаханном снегу.

Афанасьев выпрямился и вытер пот с лица.

– Жарковато, Павел Иванович? – улыбнулся Бирков.

– Терпимо пока, к середине дня еще жарче будет.

– Ничего, вот, может, дождик брызнет, сразу посвежеет.

– Едва ли сегодня будет настоящий дождь. А может, и к лучшему это. Наши-то самолеты заняты на правом фланге армии.

Генерала Биркова вызвал к телефону командующий армией.

– Свои резервы командарм на помощь нам бросает, – окончив разговор, сказал командир корпуса, – два ИПТАПа, гаубичный и минометные полки.

Аксенов вспомнил о командующем. Ходит он теперь по кабинету и думает, думает и решает. Здесь еще только начался бой, а уже и сюда протягивает он невидимую руку. Дотянется скоро она и ударит противника.

Бой на всем фронте не утихал. В центре противнику удалось овладеть небольшим населенным пунктом, на левом фланге он занял рощу. Отсюда он мог теперь развивать наступление. Все войска генерала Афанасьева давно втянулись в борьбу. Соотношение сил было неравное. По каждой пушке Афанасьева били пять-шесть пушек противника. Более ста пятидесяти танков непрерывно атаковывали стрелковые подразделения. За ними бежала цепями и ехала на бронетранспортерах фашистская пехота. Много орудии генерала Афанасьева вышло из строя. Немалые потери понесли и стрелковые подразделения. С высоты было видно, как по ходам сообщения санитары перетаскивали раненых.

Напряжение боя с каждой секундой нарастало. Из поселка и леса вражеские танки, смыкаясь огромными клещами, устремились навстречу друг другу. Они явно намеревались отрезать центральные подразделения генерала Афанасьева. Дальше пехоты не было, одинокими пятачками темнели только позиции артиллерии. Артиллерии без пехотного прикрытия трудно будет вести бой. Это видели и понимали все: и Бирков, и Афанасьев, и офицеры штаба. Теперь судьба боя решалась именно здесь, между двумя группами фашистских танков.

Шел уже двенадцатый час дня. Более трех часов продолжался поединок.

Из леса, за бывшим передним краем противника, выдвигалась какая-то черная колонна. В бинокль Аксенов разглядел танки. Колонна, извиваясь, спускалась вниз. Правее и левее нее вынырнули из тумана еще две колонны.

– Вторые эшелоны, – проговорил генерал-лейтенант и расстегнул ворот кителя. – Павел Иванович, весь огонь по атакующему противнику, а я огонь своей армейской артиллерии обрушу на вторые эшелоны. Ваши соседи ударят по флангам.

Наступал кризисный момент атаки. Перевес был явно на стороне противника. С подходом его вторых эшелонов части Афанасьева едва ли смогут устоять.

Еще яростнее с обеих сторон били артиллерия и минометы. Перед рощицей, которую только что занял противник, творилось что-то страшное. Вся сила огня и той и другой сторон была сейчас обрушена туда. В дыму Аксенов разглядел, как восемь немецких танков рванулись к позициям двух наших орудий. Вокруг одиноких пушек клокотал огонь и дым. Один за другим вспыхнули два танка. Остальные надвигались на пушки. Несколько томительных секунд – и Аксенов чуть не вскрикнул. С трех сторон танки надвинулись на одинокие пушчонки и вмяли их в землю. Перед ними больше не было ни одного орудия. Первая брешь образовалась в обороне. В нее хлынули танки и пехота.

На дальних высотах колонны вторых эшелонов развернулись, и теперь все испятнанное взрывами поле сплошь чернело сизо-дымчатыми танками. Более семидесяти штук насчитал Аксенов. На броне густо сидели десанты автоматчиков, позади перебегали пехотные цепи. Увертываясь от взрывов наших снарядов, танки подходили к лощине, все время стягиваясь к центру, где только что была прорвана наша оборона. Сейчас они устремятся в эту брешь и ударят по тылам дивизии Афанасьева.

Немецкая артиллерия перенесла огонь в глубину. Вся высота двести двадцать пять окуталась дымом.

Генерал Бирков неотрывно глядел вперед. Щеки его потемнели. Зрачки глаз сузились, и казалось, вот-вот сольются в одну точку.

– Товарищ генерал-лейтенант, командир истребительного… – громко начал докладывать кто-то, но разрыв снаряда на самом бруствере оборвал его слова. Воздухом сбило папаху с головы Биркова. Не поднимая папахи, генерал повернулся. Перед ним стояли полковник и три подполковника. Это были командиры полков, прибывшие из резерва командующего армией.

Генерал Афанасьев слезящимися глазами смотрел на них. Он что-то силился сказать, но так и не смог, только беззвучно пошевелил губами и радостно улыбнулся всем черным лицом.

Из рощицы выдвигались все новые и новые танки. За ними ныряли на воронках бронетранспортеры с пехотой. Одна группа до сорока танков волнистой цепью устремилась к северным скатам высоты двести двадцать пять, вторая двигалась на южные скаты.

– Где инженер из армии? – крикнул Афанасьев.

– Здесь, рядом, товарищ генерал, – ответил Аксенов.

– Приготовьтесь к взрыву. Взрыв по зеленой ракете.

– Слушаюсь! – выкрикнул Аксенов и метнулся в траншею.

Южная группа немецких танков шла почти ровной цепью на фронте не менее километра. От нее не отставали бронетранспортеры и пехота. Никто по ним не стрелял. Словно радуясь успеху, танки пожирали расстояние. До южных скатов высоты оставалось менее трехсот метров. Вот-вот танки ворвутся на высоту.

– Готов? – крикнул Аксенов Незнакомцеву.

– А? – не оборачиваясь, равнодушно спросил Незнакомцев.

– Готов, говорю, к взрыву? – тряхнул его Аксенов за плечи.

– Конечно, – нехотя проговорил Незнакомцев, – сигнала жду.

– Зеленая ракета.

– Знаю. Да не тормоши ты, – шевельнул он плечом, попрежнему спокойно глядя на танки.

Они все убыстряли скорость. Отставшие догоняли передовых. Бронетранспортеры вплотную придвинулись к танкам. За броней кузовов виднелась пехота. Аксенову казалось, что теперь уже нет силы, которая могла бы остановить эту лавину. А Незнакомцев навалился грудью на бруствер и смотрел на танки. Посиневшая правая рука его сжимала ручки подрывной машинки.

– Смотри, что ты! – тревожно проговорил Аксенов. – А если провод перебило…

– Второй есть, третий и четвертый в запасе.

Только тут Аксенов увидел в подбрустверной нише вторую подрывную машинку. За ее ручку держался Незнакомцев левой рукой.

Над НП генерала Афанасьева одна за другой взлетели зеленые ракеты.

Незнакомцев чуть подался вперед, словно желая вдавиться в бруствер.

– Да рви, что ты медлишь, – не выдержал Аксенов.

– Не спеши, – сквозь зубы ответил Незнакомцев, – успеешь.

Танки и бронетранспортеры шли сплошной лавиной.

– Ложись! – рванув правой рукой, крикнул Незнакомцев и свалил Аксенова на дно траншеи. Падая, Аксенов почувствовал, как что-то стремительное с чудовищной силой рвануло его, придавило к стенке траншеи. Потом мелко-мелко вздрогнула земля, и на мгновение оглушительный грохот задавил все звуки.

Когда Аксенов поднялся на ноги, впереди вздымалась огромная черная туча. Над всем дымным полем из края в край замерла тишина. Немецкие танки недвижно стояли на месте. Пехотинцы намертво вросли в снег. Нигде не слышалось ни одного выстрела. Только сверху с водопадным шорохом падали глыбины земли, камней, искрошенная в порошок щебенка.

– Огонь! Почему прекратили огонь? – кричал в телефонную трубку Афанасьев. – Не дать противнику опомниться, – огонь!

Одна за другой вновь заговорили наши батареи. Минут через десять опомнился и противник.

Когда рассеялся дым, метрах в трехстах от высоты чернел огромный ров, длиною не менее километра. Во рву, впереди него и позади бледными кострами догорали четырнадцать танков и девять бронетранспортеров.

– Молодцы саперы, – проговорил Бирков.

– Двести тонн взрывчатки, – ответил Афанасьев, – больше сюда фашисты не сунутся.

Все силы противник сосредоточил теперь в направлении тонувшего в пожарищах села Замоль. Там вместе с другими стояла и батарея, где вчера Аксенов был на комсомольском собрании. До ее огневых позиций было не более трехсот метров. В бинокль Аксенов хорошо видел каждого артиллериста. Жаркая работа кипела у пушек. Перебегает от орудия к орудию лейтенант Марков. Над прицелом склонился Сергей Ермолаев. Он был в телогрейке и темносиних брюках. Рядом с ним в одних гимнастерках сновали артиллеристы. Пушки в упор били по танкам. На батарею обрушился шквал артиллерийского огня. В черных клубах пыли и дыма скрылись и пушки и люди.

– Подавить артиллерию противника! Весь огонь на артиллерию! – кричал в телефон Бирков.

Медленно рассеивался дым над батареей. Одна пушка с перебитым колесом свалилась набок. Санитары поспешно уносили раненых. У орудий осталось всего восемь человек. Рядом с Ермолаевым, стоя на коленях, подавал снаряды только один солдат.

Издали мощно рявкнули залпы нашей тяжелой артиллерии. С шелестом пронеслись над головой пудовые снаряды.

Вражеские танки снова устремились вперед. И сразу один из них закрутился на месте, беспорядочно паля из пушки и пулемета. За ним второй размотал гусеницу по снегу.

Солдат, стоявший рядом с Ермолаевым, взмахнул руками и навзничь рухнул в снег.

– Перенести огонь на атакующие танки, – приказал своим артиллеристам генерал Афанасьев.

Позади танков взорвалось штук тридцать снарядов. Видимо, артиллеристы боялись поразить своих.

Ермолаев метнулся назад. В руках его медью блеснул снаряд. Ермолаев подскочил к пушке, зарядил и приник к прицелу. Дернулось орудие. Ермолаев отскочил назад. Головной танк замер на месте. Четыре крутолобых «тигра» обошли его и полезли прямо на орудие Ермолаева. Он прыжком подскочил к ящикам и отпрянул назад. Снарядов, видимо, не было. Ермолаев распрямился во весь рост, и Аксенов увидел его лицо, обращенное на восток. Ему казалось, что Ермолаев смотрит прямо на него.

– Ближе, ближе. Бить прямо по танкам! – кричал командир дивизии.

– Перенести огонь корпусной артиллерии на атакующие танки, – командовал генерал-лейтенант.

Аксенов не дыша смотрел в бинокль на Ермолаева. Он мгновение стоял неподвижно, потом резко обернулся и взглянул на танки. До них оставалось метров сто. Из жерла орудия первого танка то и дело вырывались языки пламени.

Ермолаев пошатнулся и боком отскочил в сторону, склоняясь к земле. Аксенов видел, как он суетливо искал что-то у станины пушки, затем привстал, и в руках у него оказались две противотанковые гранаты. Головной танк был уже близко. Вокруг пушки пули вздымали фонтанчики снега. Ермолаев выпрямился, стал за щит орудия. Передний танк надвинулся на пушку. Блеснул выстрел, и отлетела в сторону половина щита. Ермолаев рванулся в сторону и швырнул гранату в танк. На броне взметнулось пламя, но танк продолжал упорно двигаться вперед. Ермолаев пошатнулся, постоял на месте, взмахнул руками и плашмя рухнул в снег. Потом он приподнялся на локтях, поджал ноги, собираясь вскочить, но тут же безвольно свалился на левый бок. Гусеница танка надвигалась на него. Все на НП замерли. Вдруг Ермолаев шевельнулся, едва заметно приподнял голову и взмахнул правой рукой. К танку полетела почти невидимая точка, и его задняя часть окуталась дымом. Танк замер в нескольких шагах от Ермолаева. Из-за башни повалил густой дым. Через несколько секунд весь он скрылся в пламени. Перед костром лежало безжизненное тело Ермолаева.