Текст книги "Воровские гонки"

Автор книги: Игорь Христофоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

– Где ты ее взял? – тихо спросил Дегтярь.

– Не твое дело.

Не разгибаясь, Дегтярь ударил парня по печени носком ботинка.

– А-а! – вскрикнул он и вроде бы еще сильнее врос, вжался в асфальт.

– Где взял?

– Я... я... не помню...

– Где сейчас твои дружки?

– Я... я... один... Всегда один... Я – волк...

– Ты – щенок, – поправил его Дегтярь. – У тебя есть сообщница. Девка. Из продавщиц. Кто она?

– Ты не охотник. Ты – колдун, – зло ответил парень. – Ты – сатана...

– А ты – вор, – укоротил его Дегтярь. – И сдохнешь на нарах в туберкулезном бараке зоны. Это я тебе по опыту говорю. Назови девку, иначе я одним уколом введу тебе яд и ты умрешь за полминуты.

– Ты?! Ты уколешь?

– Я!.. Ты сомневаешься? Оперативникам я скажу, что ты просто разбился при падении, и у тебя агония.

Вместо кредиток в пальцах Дегтяря появилось нечто металлическое, действительно похожее на маленький шприц. Остекленевшими глазами парень смотрел на тонкую иголочку, торчащую из него, и с ужасом ощущал, что не может даже пошевелить руками. Теперь ему до боли в сердце захотелось, чтобы сюда побыстрее прибежали оперативники.

– А им? – заметил парень, что их обступили зеваки. – Им ты что скажешь? Они увидят, что ты сделал...

– Им все равно. Это толпа. Для них это – фильм.

– А-а! – вскрикнул парень от боли, пронзившей руку. – Ты уколол?..

– Еще нет... Имя девки!

– От... отпусти!.. У тебя не пальцы, а стальные прутья...

– Ну-у!.. Имя!

– Она... она... уже уволилась, – простонал парень. – Пу-усти...

– Имя!

– А-а! Лялечка!

– Как-как?

– Я же сказал: Ля-леч-ка!..

Глава десятая

ЗАПАХ СГНИВШИХ ПОМИДОР

Жора Прокудин с детства любил южные поезда. Казалось, что они привозили в Москву не только пассажиров и их багаж, но и яркое солнце, морской воздух и запах бахчи.

Ему было лет десять, когда родители решили основательно подзаработать и уехали на Север. Жорика они оставили у бабушки в городе с романтическим названием Электросталь. Заработки окончились тем, что родители разошлись, завели себе в темпе вальса новые семьи, и Жорик оказался никому не нужен. Только лет через пять первым заявился отец. У него было измученное сизое лицо, бегающие глазки и очень виноватый вид. Он посидел на кухне напротив Жорика минут десять, спросил, скоро ли придет бабушка, и, узнав, что скоро, торопливо ушел. Правда, он еще успел снять со стены на кухне часы, сказав, что когда-то подарил их теще, то есть Жориной бабушке, а теперь они ему позарез нужны. И уже перед самым прощанием, у двери квартиры, посоветовал никогда не брать в рот водку, вино и прочую гадость, а заняться каким-нибудь интересным делом. Например, коллекционированием. А чтобы в коллекционировании была польза, сказал: "Вот, к примеру, монеты собирай. Вроде мелочь, а как много наберешь, – уже, считай, капитал. А без денег, Жоржес, ты никто на этом свете. Поверь мне".

Он так и назвал его – Жоржес. Никогда до этого Жорик не слышал подобной вариации своего имени. Хотя, если быть точным, по паспорту он был Георгием.

Задвинув дверь купе, Жора Прокудин посмотрел на себя в зеркало. Этим утром он вроде бы действительно смахивал на иностранца Жоржеса, чем на самого себя: оплывшее лицо с мешками на подглазьях, растрепанные смоляные кудри, синяя щетина на щеках и вокруг пересохших, потрескавшихся губ. И только нос, слишком широкий, слишком утолщенный на конце, типичный русский картошечный нос, портил облик иностранца. Закрыв его пальцами, Жора изучил себя уже точнее в новом амплуа и подумал, что если он срубит этот приз на два арбуза, то обязательно сделает пластическую операцию. А то его найдут только по одному носу.

Дверь вместе с зеркалом уехала влево, и Жоре Прокудину почудилось, что он все еще спит. В коридоре красовалась до боли знакомая физиономия Топора. Его свернутый нос хотелось потрогать. Почему-то казалось, что пальцы вместо носа нащупают лишь воздух.

– Не ждал? – шмыгнув, спросил Топор.

Ощущение реальности все еще не появилось. Призраки и герои ночных сновидений тоже умеют разговаривать.

– Короче, мы с тобой, – опять шмыгнув, объявил Топор и швырнул спортивную сумку на вторую полку.

– Я его к утру уговорила, – возникли справа от гнутого носа Топора краснющие губы Жанетки. – Он согласился.

На ее белобрысой голове было накручено из тонких косичек нечто похожее на макраме вокруг горшка с цветком. Только вместо цветка из этого горшка свешивались еще более тонкие косички. В целом это походило на нечто среднее между извержением вулкана и взрывом на макаронной фабрике. А белоснежная челка, закрывавшая лоб, вплоть до смоляных бровей, навевала ощущение ледника, над которым как раз и ожил бешеный вулкан.

– На, – подставила она Жоре Прокудину напудренную и напомаженную щеку. – Целуй. С тебя за мою доблестную работу еще три процента к моей доле...

Поцелуй, а точнее, касание губами чего-то схожего с куском сливочного масла наконец-то вернуло ощущение реальности. В снах не бывает сливочного масла.

– Ты что, в бочке с пивом спал? – почти угадала она.

– А как вы это... Я ж билеты сдал...

Топор сел на жесткий диванчик, попрыгал, утрамбовал его, и пояснил:

– Я кинул червонец кассирше, чтоб запросила, какие три места сданы на этот поезд за ближайший час. Я ж знаю, что ты всегда впритык приезжаешь...

– А разве я говорил номер поезда? – тоже сел Жора Прокудин.

– Однозначно не говорил. За сутки в Приморск идут три поезда, но удобнее всех туда приходит именно этот. Точно?

– А с чего ты взял, что я куплю все купе, а не три места?

– А зачем тебе лишний свидетель?

– Ладно, – не сдавался Жора. – А как я мог взять четыре билета сразу, как ты говоришь, на целое купе, если сейчас билеты продают только с паспортом...

– Так ты же сам вчера сказал, что у тебя есть три фальшивых паспорта. И один из них – женский.

– Я говорил? – изумился Жора Прокудин.

– Ну не я же!

– Да?

– Да!.. Если б у нас хоть один лишний паспорт был, я бы тоже четвертое место в купе докупил...

Мягким кошачьим движением Жанетка задвинула дверь купе, провернула защелку, полюбовалась на свою прическу в зеркале, отыскала в ней заметный лишь ей изъян, пальчиком устранила его, сделав косичковое макраме в тысячу раз лучше, и небрежно попросила:

– Покажь книжку сыскаря.

– И ты мне не веришь? – попытался сделать напряженное лицо Жора Прокудин, но пивная отечность и без того натянула кожу до барабанной прочности.

– Ты ее чего, проглотил, что ли?

– Я бумагой не питаюсь.

Безмолвный Топор задернул шторки, опустил черную брезентовую заслонку, и в купе стало темнее, чем в самую пасмурную погоду. Воздух стал плотным и тяжелым. Каждый вздох ощущался легкими.

– Не перестраховуйся, – попрекнула его Жанетка.

– А если Босс мелькнет? – не согласился с ней Топор.

– Ну ты совсем стал пугливым! Мозгов ему не хватит просечь, куда мы сваливаем.

– Ты его не знаешь, – опять шмыгнул носом Топор. – Я с ним когда базарю, так он все мои слова заранее знает. Может, он мысли читает...

– А чего тут такого! – удивилась она. – У тебя так слов в башке мало, что я их тоже все знаю.

– Ну, ты это... Однозначно...

Черную шторку он все-таки отпустил, и пружины со скрежетом подняли ее. Сразу захотелось побольше вдохнуть воздуха.

– Слушай, Жорик, у меня терпение не беспредельно! – уткнула кулаки в бока Жанетка. – Если я своими глазами эту книжечку не увижу, я из поезда вываливаю! Еще три минуты в запасе есть. А?

– А так ты мне не веришь?

– Уже две с половиной...

– Ладно... Встань, Топор, – пнул он ботинком по его белоснежным кроссовкам.

Из черного пластикового чемодана, с грохотом вытащенного из-под сидения, после долгих раскопок Жора Прокудин все-таки вынул на белый свет пухлую, с перекореженными страницами книжечку.

– Ты что, постирал ее в ванной? – удивилась Жанетка.

– Уронил. В пиво.

– А несет мочей.

– Да ладно тебе!

– Тут же все расплылось! – возмутилась она.

– У него ручка была чернильная. Если б шариковая...

– А где про адрес?

– Вот... На этой страничке, – с видом знатока сразу отыскал запись Жора Прокудин.

Строка с адресом смотрелась мазком художника-абстракциониста. Читались лишь слова "Finita la comedia!". Для того, чтобы разобрать остальное, требовалось орлиное зрение. Или аппаратура милицейского эксперта.

– Я и так наизусть помню, – защитился Жора Прокудин.

Приморск, улица Пэ эр тире я...

– Чего-чего? – не поняла Жанетка.

– Ну, сокращение там... Улица не полностью написана, а только две первые буквы и последняя: пэ, эр и я. Через тире... Потом идет нумерация: дом, значит, семнадцать, квартира шестьдесят четыре, под фамилией Сергеева.

– И это адрес? – возмутилась под толчок поезда Жанетка. – Что это за улица, Пэ-эр-я? С таким началом и концом на "я" их может быть штук сто!

– Всего семь, – под второй толчок поезда, перешедший в медленное плавное движение, устало объявил Жора Прокудин. – Привокзальная, Приморская, Приветная, Привольная, Проезжая, Прибойная и Просторная. У меня карта города есть. Я еще вчера проверил. К тому же Проездная и Приветная очень короткие улицы. На них может и не быть семнадцать домов. И потом учтите, в доме есть квартиры. Значит, он многоэтажный. А по плану города две улицы – Прибойная и Просторная – находятся на окраине Приморска. Скорее всего, это частные дома.

– Ну ты череп! – восхитился Топор. – Не-е, ты точно умнее

Босса! Давай за успех дела выпьем!

Он вырвал из спортивной сумки пузатую бутылку коньяка. Герб социалистической Армении сиял золотом и напоминал медаль, которой наградили именно эту бутылку.

– Разливай! – обрадовался Жора.

В голове набатом гудели вчерашние градусы. Стук поездных колес в смеси с этим набатом вызывал тошноту. Хотелось вырвать прямо на жесткие сиденья купе. Но Жора Прокудин никогда не рвал. Жанетка так и говорила: "Кто рвет, алкашом не станет", и он иногда с ужасом думал о том, что закончит той же русской болезнью, что и отец.

Три алюминиевых стаканчика из дежурного набора Топора потяжелели от налитого коньяка. Жанетка посмотрела на них с вызовом, но все же сдалась:

– Ладно. По первой с вами выпью. А потом меня не трогайте. Я спать хочу.

Ни Топор, ни Жора спорить не стали. Когда в мужской компании появляется женщина, она всегда становится командиром. Даже если явно не будет это выказывать. А солдатам всегда хочется избавиться от командира.

Жанетка после тридцати граммов армянского произведения искусства забралась на второй ярус, при желтом свете ночника попыталась прочесть пару страниц, но так ничего и не прочла, сунула книжечку под подушку, свернулась калачиком, и по-детски, черным-черно, бесчувственно-бесчувственно заснула.

Топор и Жора Прокудин между первой и второй стопками открыли проводнице и отдали билеты, между пятой и шестой открыли вторично, думая, что им наконец-то подсадили пассажира, но вместо пассажира в купе бесцеремонно зашел худенький неряшливый парень в клетчатой рубашке, мычанием изобразил из себя немого, сбросил на сиденье пачку порнографических журналов и ушел, оставив после себя запах отсыревших тряпок.

– Чего это он? – не понял Топор.

– Продает, – отрыгнув, ответил Жора Прокудин.

Изучив все журналы от корки до корки, Топор вынес окончательную рецензию:

– У Жанетки тело лучше. Однозначно. У нее, знаешь, какое от кайфа лицо красивое! А у этих, как ни корячатся, оргазма в натуре не получается. Смотри сам.

Он показал самую крупную фотографию. У девицы действительно было такое лицо, будто ей вырывали зуб. Мужик и то смотрелся веселее. Огурчик, а не мужик.

Под грохот двери немой возник второй раз. На боку у него висела

коричневая сумка почтальона, плотно набитая такими же журналами.

Запах отсыревших тряпок стал медленно пропитывать воздух купе.

Коньячный аромат в испуге забился на верхние полки. По скучным

лицам мужиков немой понял, что его товар никого не интересует и здесь, сгреб глянцевых баб под мышку, посмотрел на спящую с открытым ртом Жанетку и вышел. Когда он исчез, Жоре Прокудину по-пьяному почудилось, что на следующей станции им точно подсадят пассажира, и он точно окажется немым.

– Топор, разливай! – приказал он. – Без меня не пей! – и нетвердой походкой двинулся к проводнице.

Сонной пучеглазой тетке в синей железнодорожной форме он показал темно-красную "корочку" ФСБ, командировочное удостоверение с грозной впечаткой "для выполнения спецзадания" и потребовал никого к ним не подселять. Тетка с испугу согласилась, хотя от ее согласия зависело не так уж много, и первому налила Жоре свежезаваренный чай.

Но, видимо, заварка оказалась все-таки не настолько свежей и крепкой, потому что после вынесения окончательного приговора бутылке коньяку они заснули на своих полочках нижнего яруса еще более крепкими детскими снами, чем Жанетка.

А разбудил их вкрадчивый шепот все той же пучеглазой проводницы:

– Товарищи чекисты, уже десять минут как Приморск. Выходить, значится, пора...

Жора Прокудин очнулся первым. В купе воняло спиртом, мужским потом и еще чем-то кислым. Казалось, что где-то в метре от них сгнил ящик с помидорами.

В проходе между сиденьями, прямо на грязном коврике, спал Топор.

Во сне он дергал правой рукой, будто без остановки швырял мячики в лица соперников. Хотя возможно, что он добавлял стопку за стопкой, и коньяк в сновидении оказывался намного вкуснее того, чем был наяву.

– Вставайте, товарищ капитан, – наугад брякнула проводница.

– Майор, – поправил ее Жора и только теперь понял, почему его

так удивил спящий на ковре у его ног Топор.

Его сиденье было поднято и закреплено на стопоре. Качнувшись, Жора привстал и с холодком в душе увидел, что багажный ящик пуст. Несмотря на боль в голове и нестерпимую кислую вонь он точно помнил, что именно под Топором, именно в его багажном ящике лежал его черный пластиковый чемодан.

– Вставай... Ну ты чего?! – затормошил он Топора.

– Пш-шел вон... Од-но-знач-но, – ответил любитель поспать на грязных вагонных ковриках.

Рука Жоры Прокудина сама рванула вверх сиденье, на котором он спал. Там должна была лежать его спортивная сумка. Но ничего, кроме пыли, в ящике не было.

Страх и ярость подбросили Жору. Он вспрыгнул на борта ящиков, локтями уперся в полки верхнего яруса и ощутил, что страх становится слабее и слабее, а ярость все сильнее и сильнее. На левой полке тоже не было спортивной сумки Топора. На правой со счастливым лицом спала Жанетка.

– Обокрали, твари! – упав в проход, еле устоял на ногах Жора Прокудин.

Топор по-лошадиному лягнулся во сне, больно попав ему по лодыжке.

Но Жора Прокудин не заметил этой боли. Он с жалостью, которую не испытывал даже в день, когда умерла бабушка, подумал о семи тысячах долларов, исчезнувших в черном пластиковом чемодане.

Глава одиннадцатая

КОМПРОМАТ НА РУСАЛКУ

Каждая революция меняет язык. Новые слова, как тараканы-захватчики, вползают в уже обжитую квартиру, и хозяева, как ни бьются, совладать с ними не могут. После революции семнадцатого года в русский язык вторглись слова-мутанты: комсомол, наркомвнудел, колхоз, красвоенмор, жилкоммунхоз. После революции девяносто первого года тараканы полезли в основном иностранные: шоп, брокер, ваучер, ток-шоу, секвестр.

В паузе между ленчем и диннером Дегтярь отправился на саммит в фитнес-клуб. Секьюрити по лейблу пропустил его в хаус, где он в отдельном руме переоделся в спортс-сьют и уже через пару минут сидел на кетлеровском боди-стайлере и делал вид, что занимается боди-билдингом.

Рычаги тренажера двигались легко и плавно. Прошедший мимо Дегтяря парень с плечами культуриста ехидно посмотрел на единственный законтрованный брикет груза и с подчеркнутым небрежением упал на соседний силовой тренажер под штангу. На каждом конце грифа висело по три крупных блина. Их первый же взлет над грудью культуриста скрыл грациозную фигурку Лялечки, и Дегтярь, беззвучно опустив груз на своем боди-стайлере, пересел на другой аппарат. Что здесь требовалось дергать, толкать или качать, он так и не понял, но сделал такое лицо, будто качался на этом тренажере уже тысячи раз и сейчас просто собирается с духом.

Бронзовые ножки Лялечки, утяжеленные кроссовками, старательно накручивали километр за километром на велотренажере. Ее очерченные тушью глазки пристально следили за цифрами на дисплее. Как только цифры становились меньше необходимых, ее икры напрягались, и педали начинали вращаться быстрее, а когда увеличивались выше меры, вся ее фигурка расслаблялась, и она позволяла себе небрежным взглядом обвести тренажерный зал.

Дегтярь знал цену подобным небрежным взглядам. Женщине в таком возрасте всегда кажется, что мужчины поедают ее глазами. Остается лишь найти самого хищного. Что поделаешь, женщины любят ощущать себя в сильных руках, а не в слабых.

По Дегтярю она лишь скользнула взглядом, женщин на соседнем ряду даже не заметила, а по грудям культуриста, похожим на приклеенные к телу два штангистских блина, провела с чувственной затяжкой. Косичка на ее затылке замерла. Культурист рывком вытащил себя из-под грифа, сел и, заметив взгляд, игриво напряг мышцы. Косичка по-цыплячьи задергалась.

Дегтярь почувствовал, что саммиту, то есть встрече, может помешать излишне мускулистый парень, и сам подошел к Лялечке.

– Ого!.. Уже семь километров проехали! – считал он с дисплея велотренажера.

– Что?

Мыслями она вся была среди мышечных завитков культуриста.

– У вас отличная физическая форма, – продолжил атаку комплиментами Дегтярь.

– Вы – новичок?

Ее глаза оставались все такими же мутными, но душа, кажется, возвращалась с груди культуриста на окладистую бородку стоящего рядом с ней мужчины.

– Первый раз, знаете ли, – виновато сообщил он. – А у вас хорошая память!

– Да. Я лица сходу запоминаю. Раз увижу – и все. Вот ваше вижу в

первый раз.

– Я тоже, – не стал ее разубеждать Дегтярь.

– Фу!.. Надоело! – спрыгнула она с металлического коня. – Вы в бассейн идете?

– С вами – хоть на край земли!

– Здесь бассейн с морской водой, – похвасталась она.

– Великолепно!

Он не верил в сказки про морскую воду. Не так уж много нужно иодированной соли, чтобы сделать в городе Москве из пресной воды морскую. Даже если этой воды целый бассейн.

– Идемте. Я покажу дорогу, – предложила она.

Углом глаза Дегтярь заметил, что культурист сел за тренажер, с которого сыщик недавно встал, и принялся с такой яростью дергать за металлические проволоки, будто именно тренажер породил бородатого конкурента и теперь должен был понести за это наказание.

– Вам здесь понравится, – нахваливала фитнес-клуб Лялечка.

Тут еще много чего хорошего...

– Мне здесь уже нравится.

Рыков числился среди учредителей фитнес-клуба. Каждый новый посетитель был не просто посетителем, а как бы пачкой денег. Возможно, что и Дегтярь ощущался Лялечкой в виде свежей пачки денег. И он решил чуть приблизить себя к красотке, стать человеком, а не купюрами.

– Мне посоветовал записаться сюда Кирилл, – небрежно сообщил он на краю бассейна. – Да вы его знаете. Он такой... крепкий... У него бородавка еще над бровью...

– Бородавка?

Шортики в ее руке легли на стульчик чуть медленнее, чем до этого упала футболка.

– Мы с ним давно знакомы. Он еще за сборную выступал, а я при команде массажистом был, – придумал Дегтярь.

– Разве он выступал за сборную?

– За юношескую. По гимнастике. Потом сильно сломался и ушел.

– Как это, сломался?

– Обыкновенно. Перелом кости. Я уже не помню, какой. Но переломы были многочисленными. Кирилл больше не вышел на помост. Но такая, знаете... резиновость у него осталась...

– Да вы раздевайтесь, – предложила она. – Немного поплаваем. Потом душ, массаж, солярий...

Дегтярь не стал ее разочаровывать. Раздевшись до плавок, он сел на край бассейна и по-девичьи подвигал в воде ногами. Вода воспринималась вязко, как действительно морская.

– Я страсть люблю нырять! – вскрикнула Лялечка, перепугав

Дегтяря, и вонзила в воду свое бронзовое тело.

Со вздохом сыщик последовал за ней. За свою предыдущую милицейскую

жизнь он вел допросы в подвалах и вагонах поездов, в уютных

кабинетах и на заброшенных лесосеках. В бассейнах, да еще и к тому же с морской водой, никогда.

Еле догнав бронзовую русалку, которая действительно оказалась в отличной спортивной форме, Дегтярь поймал на вдохе воды и зашелся в кашле. Далеко не девичья по силе ручка замолотила его по спине, и он пожалел, что все-таки догнал Лялечку.

– Ха... Аха... Спа-ахасибо, – еле отплыл он на метр от нее.

Ноги по-лягушечьи толкли воду. До дна бассейна было метра полтора. В эту минуту Дегтярю захотелось утопить Лялечку.

– А вообще-то Кирилла арестовали, – решил он сделать это

словами.

– Что вы сказали?

– Кирилл – в милиции. Ему светит лет десять.

– За что?

Она упрямо не сокращала метр дистанции. И он демонстративно удерживал то же расстояние.

– Кража в особо крупных размерах плюс сопротивление

представителям органов правопорядка...

– Откуда вы знаете?

– Неужели вы меня не узнали?

Бронзовая русалка замерла. Ни ее ноги, ни руки не двигались, но она не тонула. Дегтярь почему-то ощутил бессилие, но все же решил закончить беседу в морской воде:

– Я был в вашем доме вчера перед обедом.

– А-а! – яростно задвигала она руками. – Это вы клянчили у Рыкова деньги?!

– Я ничего не клянчил. Он мне их сам предлагал. Я – сыщик, а не массажист. И очень хочу знать, с какой целью вы украли у мужа кредитную карточку... Как подарок Кириллу за страстную любовь?..

– Ха-ам! – взвизгнула она, окатила Дегтяря брызгами и поплыла прочь.

Дегтярь не дал ей далеко оторваться. Он рядом с ней вылез на бортик и совершенно безразлично произнес:

– Рыкову будет интересно ознакомиться с кое-какими подробностями...

– Хам! – брызнула она слюной. – Хам и сволочь! Вон из клуба!

– Как хочешь, – резко перешел он на "ты". – У Кирилла нашли при обыске в квартире одну чудную пленочку. Отель в Испании. Красное вино. Креветки. Обнаженные тела...

Очередное ругательство застыло на губках Лялечки. Морская вода капала с ресниц, крытых влагостойкой тушью, на кафельную плитку, и Дегтярь вдруг ощутил что-то похожее на влюбленность. В его жизни было много девушек и женщин, но русалок с бронзовой кожей он не встречал никогда. Казалось, что она не вылезла в ярости из бассейна, а из последних сил вынырнула на берег океана, и сейчас все вокруг – кафельная плитка под ногами, высокие мутные стекла, деревянные стульчики, люди на дальнем краю бассейна – рухнет под землю, и останется лишь он наедине с бронзовой русалкой, песчаным берегом и сонным шелестом прибоя.

– Вы... вы... вы не сыщик... Вы – шантажист... Вы...

– Давай на ты, – усилием воли вернул он себя с океанского берега вовнутрь московского фитнес-клуба.

Под сводами бассейна билась музыка. Обычная раскруточная певичка незапоминающимися словами сообщала о том, как трудно в одиночестве, и Дегтярь, шагнув к Лялечке, смело взял ее за руку.

– Не обижайся. Мы еще станем друзьями.

Резким движением она вырвала руку.

– Ты... ты... ты врешь, – все-таки выдавила она. – Пленки

нет...

– Я никогда не вру. Если бы врал, дорос бы до генерала. А то пришлось на пенсию майором идти.

– Нет, не верю... Пленки нет...

– Показать?

– Она с тобой?

– Я похож на идиота?

Он смотрел в упор на ее хищные зеленые глаза, но видел почему-то не глаза, а капли воды на груди. Где, в каком испанском магазинчике она приобрела этот неощутимый лифчик, он не мог даже представить. Дизайнером модели был явно мужчина. Женщины плохо понимают женщин.

– Что вы хотите? – отступила она на шаг.

– Ты...

– Что, ты?

– Называй меня на "ты"...

– Ладно... Что... ты хочешь?

– Услугу за услугу.

– В каком смысле? – отшатнулась она еще на полшажка.

Очень трудно за секунду превратиться из королевы в рабыню.

– В чисто дипломатическом. Я добываю тебе пленку...

– А где она?

– У оперативников МУРа... А ты мне за это расскажешь все, что знаешь о дружках Кирилла. У него же были дружки?

– Были, – тихо ответила она.

Ей дико захотелось спать. Она еще не знала, что ненависть обессиливает так быстро. Ей просто захотелось спать, хотя она никогда не делала этого днем.

Глава двенадцатая

ОТ ПЕЧАЛИ ДО РАДОСТИ

Огромное черное кресло было мало для Рыкова. Он сидел в нем будто привязанный – до того плотно давили на бока поручни. Уже больше года Рыков хотел сменить кресло, но все время ждал, что это произойдет как-то само-собой, а оно все не происходило.

– Ты не в курсе, – спросил он у сидящего боком к нему за совещательным столом Барташевского, – есть в продаже кожаные кресла больше этого по размерам?

– Наверно, есть.

Сегодня Барташевский был привычно сух, подчеркнуто интеллигентен и ровненько причесан. Краснота с глаз сошла, лицо успокоилось, и Рыков позавидовал его выдержке. У него самого до сих пор внутри клокотал вулкан. Украденные деньги, скандал с женой, срыв неплохого контракта из-за того, что они так и не приехали из клятого супермаркета на переговоры, – все это бродило в груди огненной лавой, и он не знал, на кого эту лаву выплеснуть. Барташевский был другом по несчастью, жена ответила бы ему еще большей лавой, а сотрудники...

– Ваш кофе, – беззвучно выросла сбоку секретарша.

Молоденькая, курносенькая, радующаяся от самого ощущения жизни, а не от чего-то конкретного, она мягко опустила чашечку с блюдцем и тут же вздрогнула.

– Я не люблю кофе после обеда! – грохнул кулаком по столу Рыков.

Чашечка подпрыгнула резиновым мячиком и выплеснула горячее дегтярное варево на полировку стола.

– Тебе что, трудно запомнить, что я люблю сок! А?.. Со-ок!.. Грейпфрутовый! Трудно запомнить?

– Вы... Вы... Вы же говорили, сок после ужина...

– Я говорил?! Она меня за кретина принимает. Сок – после обеда. Чай после ужина. Кофе – после завтрака. Что, трудно запомнить?!

– Из... звините, – густо покраснела секретарша. – Я сейчас уберу, – и метнулась за дверь.

– Вот точно эту дуру уволю, – прошипел Рыков.

– Ничего. Научится, – защитил ее Барташевский.

Секретаршу пару недель назад привел он и теперь вроде бы нес за нее персональную ответственность.

– Ну, если еще раз! – надулся в кресле Рыков.

Девочка впорхнула в кабинет все с тем же счастливым лицом, тряпкой собрала разлитый кофе, другой тряпкой протерла стол насухо, крутнулась будто на колесе, и с легким цоканьем поставила на стол перед Рыковым длинный стакан с грейпфрутовым соком.

– Ладно. Иди, – пробурчал он.

– Судя по всему, мне необходимо ехать в командировку в

Красноярск, – сообщил Барташевский.

Рыков поперхнулся соком и с минуту, ало покраснев и надувшись, откашливался. Утром по телефону о командировке в Красноярск сказал ему Дегтярь. Не хватало еще, чтобы они там встретились.

– Ты же в Штаты должен лететь, – напомнил Рыков. – Завтра самолет...

– Они факс прислали, что не смогут меня принять.

– Где факс?.. Почему не доложили? – попытался подвигаться в кресле Рыков, но у него ничего не получилось. – Слушай, мне надоел этот гроб! Сегодня же купи мне нормальное кресло!

– Хорошо, – кивнул Барташевский. – Я распоряжусь... Факс

пришел, когда ты обедал в ресторане. Буквально десять минут назад. Вот он, – отщелкнув кнопку на папочке, достал он огрызок бумажки с перфорацией по краю.

– Это ж по-английски, – наморщился, взяв ее в руки, Рыков. – Переведи.

– У них сорвался какой-то контракт с Тайванем, и они срочно вылетают туда... Что-то с их местными законами. Меня принять пока не могут. Предложили прилететь через неделю...

– Я так и знал! – швырнул бумажку по столу Рыков. – Как наклевывается что приличное, сразу облом! Полный облом!

– Так я возьму командировку в Красноярск?

– Сначала кресло купи.

– Это работа на два часа.

– Красноярск! – фыркнул Рыков. – Ты лучше подумай, как нам выпутаться из этой ситуации иначе. Боюсь, что деньги уплыли навсегда.

– Ты считаешь? – дрогнул голос Барташевского.

– Ну, предположим, не навсегда... Ну и что? Если мы их вернем, то не раньше чем через несколько месяцев. А кредиты уже на следующей неделе возвращать. Что делать?.. Они ж нас перестреляют за "бабки". Как пить дать перестреляют!

– Может, мы их?

Зловеще тихий голос Барташевского испугал Рыкова.

– Не-ет... Я на "мокруху" не пойду! Сдохну, а не пойду!

На виске у Рыкова заметно пульсировала венка. Барташевский с удивлением посмотрел на нее. До этой минуты он вообще считал шефа чем-то скалистым, базальтовым. Без сердца, костей и сосудов. Правда, и без мозгов тоже.

– Есть один выход, – вроде бы небрежно произнес Барташевский.

– Серьезно?

– Мы участвуем в долевом строительстве дома в Митино. Так?

– Так.

– Положенные нам по договору метры мы уже у инвестора домокомбината – закупили. Так?

– Так.

– Аванс с покупателей жилья, то есть физических лиц, мы, в свою очередь взяли. Так?

– Что ты мне это рассказываешь?! – возмутился Рыков. – Будто я не знаю, что взяли. Ну и что? Деньги уже ушли инвестору. На счетах – кот наплакал. И по договорам с этими, как ты их назвал, физическими лицами, следующие денежки от них придут только после сдачи дома. А это четвертый квартал года. Понимаешь, че-твер-тый!

А сейчас – август! Какой это квартал? А? То-то же!.. А я тебе талдычу, что на той неделе – расчет по кредитам...

– Вот этими квадратными метрами мы и рассчитаемся.

– В каком смысле?

– Мы их продадим.

– Так они ж уже проданы!

– А мы еще раз. А можно и по три раза одни и те же метры продать.

– Да ты что! – побудел Рыков. – Это невозможно!

– Почему же? Новому покупателю мы, как и положено, предъявим, когда он к нам заявится, инвестиционный договор и лицензию, но других документов, в том числе и на то, проданы эти метры или нет, он никогда не увидит...

– Это мошенничество чистой воды!

– А то мы мало мухлевали с квартирами...

– Ну, мухлевали, конечно... Какой риэлтер не мухлюет... Но чтоб

по три раза продать одно и то же!..

– Пойми, Платоныч, дело пустяшное, – спокойно начал объяснять Барташевский. – Я у юристов справки уже навел. С нас взятки гладки. До тех пор, пока дом не построен, наше законодательство не признает его собственностью. Регистрации прав на него нет. Вот когда он будет сдан, и приедут обладатели квартир и сойдутся нос к носу у одних и тех же дверей, вот тогда уже нужно будет бежать. А может, и не надо. Юрист сказал мне, что до нас будет непросто докопаться. В лучшем случае того чиновника в правительстве Москвы, что дал нам лицензию, снимут с работы. У нас потом отберут лицензию. Все. До суда – три года пешим ходом. А мы зарегистрируем новую фирму...

– А если эти... ну, кого мы кинули, на нас наедут?

– Где-нибудь отсидимся.

– В Сибири?

– Упаси Бог!.. В Западной Европе. А потом опять всплывем.

Задумчивостью Рыков стянул все имеющиеся на лбу морщины. Сомнение буграми ходило по коже. Казалось, что был слышен ее скрип.

Телефонный звонок испугал их обоих. У Рыкова почему-то возникло ощущение, что их подслушали и уже хотят предупредить об опасности аферы. Барташевский подумал свое, то, что Рыков не знал, и, вздохнув, отвернулся к свету, сочащемуся сквозь жалюзи.