Текст книги "Воровские гонки"

Автор книги: Игорь Христофоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Христофоров Игорь
Воровские гонки

Игорь Христофоров

Воровские гонки

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

МИЛЛИОНЫ ПАХНУТ КРОВЬЮ

Торопливые выстрелы вспороли полумрак душного летнего вечера.

Не оборачиваясь, Жора Прокудин упал на утрамбованную, насквозь пропитанную маслами и бензином землю. Голову распирал страх. Хотелось слиться в одно целое с "жигуленком", у вонючих колес которого он собственно и лежал, стать частью его металла, краски, шин.

А выстрелы все дырявили и дырявили полумрак. Словно кто гвозди вбивал.

Жора Прокудин разжал заболевшие, занывшие глаза и только теперь понял, что не слышит свиста пуль. Стреляли явно не по нему. И как только он это заметил, стало до тошноты тихо. И еще страшнее, чем во время стрельбы.

– Кранты! Линяем! – вскрикнули метрах в ста от него, и каждое из этих слов почему-то напоминало выстрел.

Взвизгнули шины, но страх заставил Жору Прокудина поверить не в то, что киллеры уезжают, а в то, что они наконец-то поняли, где именно он лежит и ринулись к нему. Этот же страх заставил его вскочить и сжаться в поклоне за капотом.

Перед глазами, ослепшими от ужаса и ожидания, быстро-быстро уменьшаясь, растворялся в сумерках багажник без эмблемы. Сжимающие его с двух сторон бурые ворота гаражей наконец-то раздавили багажник, и он исчез. Хотя, конечно, раздавить его они не могли. Просто машина свернула в ближайший же проулок гаражного кооператива "Мечта", и уже через считанные секунды Жора Прокудин перестал верить в стрельбу. Ни бегущих сюда свидетелей, ни милиции не было, и ощущение, что на самом деле ничего не произошло, стало совсем навязчивым. Если бы не одно но... Если бы не "жигули" шестой модели с включенным освещением в салоне. Они стояли поперек гаражной улицы и красный габарит поворота испуганно мигал.

Жора Прокудин на постепенно оживающих ногах прошаркал к "жигуленку", заглянул в салон и снова ощутил страх у кадыка. Он стоял неудобным глотком и мешал говорить. Хотя Жора Прокудин и не знал, что нужно говорить в таких ситуациях.

В машине на двух передних сиденьях лежал небольшой парень

с бумажным лицом. Плотные пятна крови делали его белую рубашку красно-черной. Пальцы левой руки цепко держались за баранку. Казалось, он все еще хотел повернуть, чтобы спастись от киллеров, хотя на узкой гаражной улице некуда было поворачивать.

– Тру-уп, – врастяжку протянул Жора Прокудин и только теперь понял, что стал единственным свидетелем убийства.

Он распрямился, осмотрел все еще пустынную гаражную улицу, уже погрузившуюся в ночную тьму, и вслух приказал себе:

– Идиот, сматывайся! Если...

– А-а-а, – прервал его тихий стон.

– Если... Ты это... того? – вновь согнувшись, всмотрелся он в бумажное лицо парня.

– А-а-а... Па-а-а...

– Ты... это?

– С... спа-а-си-и, – все-таки смогли синие губы парня сложить буквы в слово.

– А если... это...

– Н-на, – сбросил парень пальцы с баранки, провел ими,

размазывая кровь, по приборному щитку и все-таки открыл

"бардачок".

Из него цветной стружкой сыпанули сложенные купюры. Одна из них упала перед глазами парня прямо на сиденье. Он мутно, умоляюще посмотрел на нули, густо пляшущие на банкноте, и попросил их:

– Спа-а... си-и... Я-а...

Жора Прокудин отшатнулся. Синие губы парня сразу исчезли. Не стало и его бумажного лица и пестрой рубахи. Опять вокруг лежала ночь, и только внизу, на уровне живота существовало пятно света.

"Пора линять", – почти что словами киллеров подумал он. Парень в салоне явно агонизировал, а становиться свидетелем было не в правилах Жоры Прокудина.

– Спа-а-а, – уже чуть громче простонало светлое пятно у живота. Ми... ли... лимил... лионы ба... баксов по...по...

– Что? – заставили цифры в третий раз согнуться Жору Прокудина.

– Я-а.. я-а на-ашо-ол...

– Что нашел? – наполовину сунул голову в салон Жора Прокудин.

– Де... деньги-и ба... ба-анка... "Ча-а-га"... Спа-а... си-и... ме... Де... де... попол... лам... Мил... лионы до... долла-а...

– Ты – банкир? – уже по шею погрузил голову в салон Жора Прокудин.

– Не-е, – еле заметно пошевелил головой парень.

– Не банкир?.. А-а! Из потерпевших? Из вкладчиков?

Голова качнулась еще чуть-чуть. Банкнота в пятьсот тысяч упала с сиденья в лужу крови и сразу слилась с ней. Казалось, что банкнота тоже вытекла из парня.

– А кто же ты? – недоумевал Жора Прокудин.

– Сы... сы...

– А-а!.. Сын банкира?

– Не-ет... Я – сыщ... сыщ... сыщ...

– А-а!.. Сыщик?!

Парень облегченно закрыл глаза. Теперь он стал мертвее мертвого.

– Мне... пло-о... хо-о... – сопротивляясь приходу смерти, прошептал он.

Распрямившись, Жора Прокудин бросил тревожный взгляд в темноту. Теперь он уже не хотел убегать. Но еще сильнее он не хотел, чтобы кто-то еще появился у гаражей, и когда из-за угла выплыли два едких желтых автомобильных глаза, он торопливо обежал "жигули", открыл дверцу и перетащил еще громче застонавшего парня на место пассажира.

– Е... если, – его же словом простонал парень и попытался поднять руку.

– Молчи! – приказал Жора Прокудин и мягко защелкнул дверцу у бока парня. – Ты и так тово... много крови...

– Е... е... за... запис-с... книж-ж, – еле выдавил парень и потерял сознание, когда Жора Прокудин вбил себя на залитое кровью сиденье водителя.

Глава вторая

НУЛЕВОЙ ВАРИАНТ

По широкому проходу между прилавками супермаркета катил тележку огромный рыжий мужик в синем костюме при красном галстуке на брюхе и недовольно гудел:

– Понастроили крысиных нор! Не могли прилавки раздвинуть! Теснотища! Тут только карликам шляться!

– А ты не торопись, Платоныч, – вяло посоветовал ему аккуратно, ровненько катящий следом за ним свою тележку мужчина.

Он был почти одного роста с рыжим, но в два раза худее, щуплее и интеллигентнее. На его зачесанных наверх иссиня-черных волосах, на гладко выбритой коже щек, на высоком, с двумя умными морщинами, лбу ощущалось прикосновение если уж не дипломатического образования, то финансового точно.

– Ко-озлы! – уперся в очередной раз в стеллаж рыжий. – Понагородили!.. О-о, я как раз хотел пойло взять!

Его лапищи, густо облепленные рыжими волосами, сбросили поверх вакуумных упаковок балыка, карбоната, семги, поверх коробок с пиццей, фаршированными куриными грудками, креветками, сыром, поверх бананов, груш и помидоров три поллитровки исландской водки и две бутылки виски "Блю лейбл".

– Чертова жена! – огрызнулся он. – Не может сама сюда зарулить! Одни шейпинги с соляриями на уме!

– У тебя милая жена, – опять не согласился черноволосый.

– Правда?

Рыжий обернулся. Капли пота на его пористом носу смотрелись странно в арктическом, выстуженном кондиционерами воздухе супермаркета.

– Приятная женщина, – уже с меньшей уверенностью ответил черноволосый.

– Стерва она! – грохнул на весь супермаркет рыжий. – За то и люблю, что стерва!

– У нас переговоры через полчаса, – напомнил черноволосый.

В его тележке сиротливо на самом донышке лежала пачка чипсов.

– Думаешь, они клюнут? – сразу забыл и о жене, и о полках супермаркета рыжий.

– Обязательно.

– Ну, тогда они круглые дураки.

– А квадратных и не бывает. Они все – круглые.

Глотка рыжего разорвалась в диком смехе. Казалось, что от звука его голоса звенят, раскачиваясь на полках, бутылки пива, виски и прочей жидкости, обогащенной градусом.

– Пошли, Платоныч, – остановил его смех черноволосый. – Нам еще ехать. Сам знаешь – заторы...

– Затор – не запор. Пережить можно...

Под испуганным взглядом продавщиц и охранника, вылетевших на его смех в дальнем конце зала, он пинками дотолкал тележку до кассы и швырнул на терминал у кассы кредитную карточку.

Девушка со строгим лицом воспитателя детской комнаты милиции грациозно взяла отливающую золотом карточку, вонзила ее в щель терминала и рывком провела сверху вниз.

– Нет подтверждения, – голосом робота ответила она и протянула карточку назад.

– Чего нет?! – не понял рыжий.

– Нет подтверждения.

– Что значит нет?!

– Одно из двух: или что-то на линии с вашим банком или на вашем счету нет денег.

Ее красивое бледное лицо осталось все таким же безучастным. Черноволосый подумал, что девочка умеет мастерски ненавидеть, а рыжий ничего не подумал, потому что это у него редко получалось. Тряхнув колким ежиком волос, он вывалил на прилавок еще пять-шесть карточек.

– "Не-ет подтверждения"! – попытался рыжий повторить ее сухую интонацию. – Да это самый надежный комбанк! Там на счету – больше двухсот тыщ баксов, а ты – "нет подтверждения"!

К кассе беззвучно вырисовался из глубины зала охранник. Он был на полголовы ниже рыжего, но дубинка с электрошоком, которую он ласково сжимал толстыми пальцами, делала разницу в росте и комплекции несущественной.

Под взглядом сощуренных глаз охранника кассирша брезгливо взяла еще одну кредитную карточку, стряхнула налипшие по краешку хлебные крошки и провела ею по щели терминала.

– Извините, – на этот раз она уже покраснела. – Но на эту кредитку тоже нет подтверждения...

– Ты что, охренела?! – шарахнул басом по супермаркету рыжий.

Кассирша, насмотревшаяся за полгода работы на плебейскую грубость новых русских, безразлично вытащила из груды карточек еще одну.

– Здесь тоже нет подтверждения, – прочла она уже знакомое "NO ADVISED" на дисплее терминала.

– Как это нет?! – хрустнул кулаками рыжий. – На этом счету полста тыщ "зеленых! Я с него, еще когда в правительстве работал, отоваривался!

– Звоните в банк, – предложила кассирша.

Она только что закончила проверку остальных кредитных карточек, и за ее спиной дыбилось уже два охранника. У второго, недавно появившегося, поперек переносицы гусеницей лежал шрам, и черноволосому почудилось, что охранник признал в рыжем обидчика, посадившего ему в детстве именно этот шрам. Во всяком случае, особой нежности в его взгляде не было.

– Платоныч, это недоразумение, – напомнил о себе черноволосый. – Я оплачу товар.

Кассирша взяла его серебристую кредитную карточку с таким видом, будто ей сунули в пальцы кусок грязи.

– Где у вас телефон?! – гаркнул охранникам рыжий.

– Здесь... рядом, – скупо выдавил первый из них и вынул дубинку

из чехла.

Возможно, в этом супермаркете телефоны работали только от удара

дубинкой.

– Где здесь?!

– Идемте со мной к столику.

– На ваш счет тоже нет подтверждения, – вернула кассирша серебристый прямоугольник черноволосому.

– Не может быть! – удивился он.

– Это не супермаркет! – обернулся рыжий. – Это аферисты! У тебя тоже ноль?

– Да, – ответил черноволосый. – Бред какой-то... Двадцать три тыщи баксов – и нет подтверждения...

– Подвинь телефон! – шлепнулся на стул рыжий. – Я вас всех урою! Вы все у меня умоетесь!..

Через сорок минут с небольшим рыжий и черноволосый сидели уже не в супермаркете и не на переговорах с компаньонами, а в кабинете начальника отдела валютных операций банка, и худенький мальчик в очках за пару десятков тысяч долларов разговаривал с ними как с нашкодившими первоклашками:

– Все ваши претензии необоснованны. На ваших счетах нет ни цента.

Вы можете возмущаться сколько угодно, но это ничего не изменит...

– Как это нет?! – подался вперед побуревший мужик с рыжими

волосами. – Там только на одном было почти двести тыщ "зеленых"!

Они что, испарились за ночь?

– Я дал указание разобраться, – холодно ответил мальчик. – Вам сделают справку о снятии сумм со счетов за последние месяцы...

– Какие месяцы! Я еще на той неделе с кредитки вашего банка купил холодильник! Какие месяцы!

– Разберемся, господин Рыков.

– А у меня? – напомнил о себе черноволосый.

– У вас та же картина, господин Баркушевский.

– Барташевский, – поправил его черноволосый. – У вас в банке процветает воровство. У меня на счету было двадцать три тысячи долларов. Это все, чем я обладал...

– Справку о снятии сумм со счета вам тоже предоставят, – безразлично пояснил мальчик. – Поверьте, речь идет о доверии к банку, и мы сделаем все, чтобы вы узнали, куда исчезли ваши деньги...

– Бред какой-то, – устало выдохнул Барташевский. – Как в футболе...

– В каком футболе? – обернулся Рыков.

За эти сорок с небольшим минут его рыжий ежик на фоне побуревшего лица стал выглядеть седым. Усы отвисли как у мокрой лисы.

– В каком футболе? – повторно спросил он.

– В обычном. Когда на табло одни нули. Сплошные нули...

Глава третья

РУССКИЙ ДАРТС

Табачный дым кольцами вился у закопченого потолка подвала. После первого же вдоха Жоре Прокудину захотелось натянуть на лицо противогаз. Но у него не было противогаза.

Он сел за столик под лестницей, смахнул на бетонный пол пустые пивные банки, прощально плюнул на них и поставил на исписанный матом и названиями хэви-металлических групп пластик литровую бутылку портера.

– Желающих больше нет?! – выкрикнул из дальнего угла подвала, с подиума, мужик с фингалом под левым глазом.

– Давай не тормози! – крикнули ему из сбившейся слева от подиума черно-кожаной толпы. – Погнали! Пиво стынет!

– А ты не будешь?! – крикнул обладатель фингала Жоре Прокудину.

Тот молча вскинул над головой кулак с торчащим средним пальцем. Кто-то радостно гыгыкнул, но фингалоносец не отреагировал. В его единственном не замутненном синяком глазу плескался звериный азарт, и он снова вышвырнул его в толпу в крике:

– Ставки сделаны! Одиннадцать соискателей! Жеребьевка!

Жора Прокудин видел "русский дартс" уже не меньше пяти раз, и не было ни одного случая, чтобы мужик с фингалом не предлагал ему войти в пульку. Но самым интересным было то, что Жора ни разу не согласился, а мужик с упрямством автомата предлагал одно и то же.

Сегодня "русский дартс" должен был пройти без скандала. Из одиннадцати игроков десять оказались новичками, а одиннадцатый – Топор – был его корефаном. Десять олухов, разогревая себя дешевым виски и еще более дешевым пивом, даже не догадывались, что победить должен Топор, щупленький парень со светлым ежиком волос и согнутым вправо носом. Наверное, у Топора согнут был не только нос, но и что-то еще в черепе, потому что когда он улыбался, то вправо уезжал не только нос, но и рот, подбородок и одна бровь. Вторая не уезжала, она была в ссоре с остальным лицом.

– Оди-иннадцать, – с московской протяжностью объявил вытянутый номер Топор и безразлично посмотрел на Жору Прокудина.

В этом безразличии скрывались и удивление, и страх, и интерес. Топор запретил Жоре появляться в подвале-притоне, и приход корефана, который действительно уже две недели не был здесь и не видел шести последних партий в "русский дартс", встревожило его. Просто нос у Топора был настолько сильно сдвинут вправо, что у него что из улыбки что из удивления всегда получалась только ярость. Поэтому он редко улыбался и еще реже удивлялся.

– Номер первый! – хрипло вскрикнул мужик с фингалом и тут же громко прополоскал горло водкой.

С фырканьем выплюнув ее на доски подиума, он посмотрел на парня под номером один и взбодрил его:

– Поторопи-ись! У тебя рожа кирпича просит.

Не обращая на него внимания, парень швырнул дружку куртку-косуху, зашел за деревянный щит, спрятал глаза за плавательные очки и только после этого сунул лицо в овальную прорезь. Раньше на пляжах фотографы снимали таким образом граждан отдыхающих, и при этом на карточке данные граждане получались либо в кавказской бурке на ахалтекинце, либо с огромной рыбой в руке, либо со знатной красоткой у плеча. Смотря что нарисовано на щите. На том, что стоял на подиуме, ничего нарисовано не было. На выкрашенной черной краской плахе белело длинноносое лицо номера первого, и выпученные плавательные очки делали его похожим на марсианина. Или на рака, у которого примерно так же торчат глазенки-шарики.

В английском дартсе игроки метают коротенькие дротики, в русском резиновые мячики размером с теннисные. Десять конкурентов – десять бросков. Метров с двадцати пяти. Выстоял все броски, не упал, не оторвал хоть на секунду лицо от дыры – считай, победил. Значит, твои сто "баксов" даром не пропали. Если ты один устоишь – тыща сто твои. Если двое – сумма пополам. Обычно выстаивал только один Топор.

– Э-эх! – врезал мячиком по переносице номеру первому пьяный вдребадан мужик с порядковым номером десятым.

– А-ах! – ответил ему на удар по переносице номер первый и рухнул на грязный заплеванный пол. – Но-ос!.. Но-ос!.. С-сука, ты разбил нос!..

– Не скули! – гаркнул на него судья-фингалоносец. – Замочишь ему в харю мячом, когда его очередь подойдет!

– Это нечестно! – скулил поверженный. – Не его очередь была кидать!

– В бросках очереди нет, – напомнил судья. – Иди умойся.

Жора Прокудин лениво глотнул плотного хмельного портера, с безразличием посмотрел на сопляка с разбитым носом, на его запрокинутую голову и подумал, что в этот раз Топору придется поделить "бабки" с пьяным мужиком.

Бухие ничего не чувствуют. Хоть трактором через него переезжай. А у мужика к тому же было типичное лицо тракториста: продубленое, с глубокими оспинами и трехдневной щетиной. С какого вокзала припер его хозяин притона, обычно набиравший игроков, Жора даже не мог представить. Не меньше чем с Казанского. Люди с такими лицами могли жить только за Уралом. Где-нибудь на заимке, в тайге. И не реже раза в неделю руками намертво валить медведя.

– Э-эх! – вышиб очередного претендента мужик.

Мячик отлетел ото лба кавказца, единственного иноземного претендента на тыщу долларов с лишком, и сын гор грохнулся на спину с такой силой, как будто рухнул потолок. Зрители взревели в восторге. Ставки тотализатора, бушевавшего в толпе, уже не замечали никого на подиуме, кроме мужика. "Неужели Топор проиграет?" – удивленно подумал Жора Прокудин, и что-то противное и тоскливое сжало пальчиками сердце. Он поневоле приложил к солнечному сплетению ладонь и сразу вспомнил бумажное лицо парня. Наверное, он умер, когда Жора захлопывал рядом с ним дверцу. Через семь минут уже у входа в приемное отделение больницы у парня были окоченевшие пальцы. Он вырвал из них малюсенькую записную книжечку, помог врачам перетащить парня в морг и только потом вспомнил о деньгах. Они влипли в лужу крови, и он не решился отодрать их. Он подождал в противоположном дворе, пока у "жигуленка" убитого появятся милиционеры, издалека посмотрел на врача, озирающегося в поисках Жоры, и пытающегося что-то рассказать сонному сержанту, и поплелся в подвал к Топору. Других друзей у него не имелось. Босс – не в счет. Босс на звонок не ответил, а это означало только одно: звонить надо через час. Не меньше. Босс никогда не разговаривал с ним при свидетелях.

– Номер десятый! Червонец! – вырвал из глотки хрип судья.

За время, пока шел "русский дартс", табачный дым так уплотнился, что фингал с его лица исчез. С места Жоры Прокудина все смотрелись близнецами с мутно-бледными рожами. Не люди, а девки с кремовыми масками на физиономиях.

– Жи-и-ла бы стра-ана родна-ая! – с криком попытался всунуть свое рыхлое личико в дыру пьяный мужик.

Дыра оказалась не по размеру. Для физиономии сибиряка нужно было прорезать отверстие диаметром с хороший тазик. Или с автомобильное колесо. В той дырочке, что красовалась на черном щите, появились лишь дурацкие пластиковые кружки очков, по-монгольски широкий нос и верхняя губа.

– А другого щита у вас нету? – недовольно спросил номер первый.

Переносицу на его узком больном лице осветлял двойной слой пластыря, а из ладони в ладонь нервно перелетал резиновый мячик.

– Нету! – огрызнулся судья и снова сполоснул горло водкой.

Наверное, оно у него было оцинкованным.

– Э-эх! – С таким же вскриком метнул номер первый мячик и попал по доскам щита.

Черно-кожаная толпа презрительно засвистела, а верхняя губа мужика всплыла в улыбке, показав медвежьи желтые зубы. Впрочем, этой желтизны Жора Прокудин издалека не увидел. Он посмотрел на Топора, прислонившегося спиной к холодной стене. Его глаза были закрыты, но было такое ощущение, что он следит за всем происходящим сквозь веки. Открыл он их за секунду до того, как судья-фингалоносец, уже напрочь потерявший голос, выдавил из себя:

– Нх-хумер один... а-аццатый...

На лету Топор поймал брошенный ему судьей мячик, покатал его за спиной в ладонях и крикнул мужику:

– Ты сколько весишь, дядя?!

– Все – мое, – из-под разбитой в котлету губищи промямлил мужик.

Восемь остальных метателей сделали из его красного лица сине-черную отбивную. Из переносицы стекала по носу к черным доскам щита кровь. Побелевшие пальцы мужика держались за края досок. У мужика никогда не было в кармане тысячи долларов, и он готов был умереть на подиуме, но не разжать пальцы.

С разворота, как матерый питчер в бейсболе, Топор сложился в

полупоклоне, пружиной распрямился, высоко вскинув левую ногу, и

метнул мяч в цель. И уже через секунду щит рухнул на пол вместе с

мужиком.

Удивление подбросило Жору Прокудина со стула. Он хорошо знал, что щит прибит по низу к доскам подиума, и не мог понять, почему он упал.

– Во вцепился, сука! – заорали вытягивающие мужика из-под щита зрители. – Разожмите ему пальцы! Он в отрубе! Принесите воды! Его отключили!

Вывернутая из ведра ледяная вода окатила посиневшее лицо мужика. Он по-плавательному задвигал ногами и что-то прохрипел.

– Сними с него очки! – приказал Топор.

Чьи-то пальцы услужливо выполнили это требование. Мужик открыл осоловевшие глаза, обвел ими потную вонючую толпу и вдруг вспомнил, что у него есть голос.

– Падла!.. Он меня того... кирпичом... По носяре... В отруб...

– Тебе показалось, – вяло ответил Топор. – На...

Зеленый мячик жабой запрыгал по полу к мужику. Он схватил его и попытался разорвать. Но жабы – скользкие твари. Мячик выскользнул из его корявых пальцев и попрыгал дальше по полу. Судья подхватил его, брезгливо сжал двумя пальчиками и поддержал Топора:

– Все честно. Резина. Кидать надо уметь.

– Ну я тебя ща урою! – пообещал Топору мужик.

– Ур-рой! – хором попросили его те, кто ставил в тотализаторе на мужика. – Чтоб кровью умылся!

Щит водрузили на прежнее место, прибили к полу двумя гвоздями-сотками. Мужик, шатаясь и матюгаясь, слез с подиума и стал ждать своей очереди. В эту минуту Жоре Прокудину сильнее всего показалось, что сегодня Топор уж точно не выиграет, и все останутся при своих, и ему очень захотелось уйти. Но тут в кармане ожил "сотовик", и Жора нутром ощутил, что звонит Босс. Других звонков так щекотно грудью он не ощущал.

– На связи, – хмуро ответил он трубке.

– Что ты хотел? – безразлично спросил Босс.

– Я пока не уезжаю.

– Что значит, пока? У нас послезавтра самолет.

– Есть дело на недельку. Не больше.

– Что за дело?

– У меня бабка умерла, – все-таки ответил Жора Прокудин под очередной удар мячиком по кривому носу Топора.

Нос не краснел, не синел и не сдвигался. Возможно, это был уже не нос, а что-то искусственное. Как у Майкла Джексона. Только из металла.

– Что ты несешь? Какая бабка? – удивился Босс.

– Она... Она была мне заместо матери. Гадом буду, если к ней не съезжу...

– Это несерьезно, – мгновенно решил Босс. – Мы сваливаем с "крупняком", пока нам не сели на хвост, а ты начинаешь вихлять. Это не по правилам...

– Босс, всего на недельку. Это деревня на Алтае, – с ходу придумал Жора Прокудин и с ужасом ощутил, что если Босс спросит название, то он не придумает ничего лучше Ивановки. А вдруг в Алтайском крае Ивановки нет? Можете улетать без меня. Я потом догоню.

– Ты рискуешь головой.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского...

На подиум по-обезьяньи, сгорбившись, выбрался мужик с синей физиономией. Если бы можно было, он бы метнул в рожу Топору не мячик, а свой кулачище.

– Я бы не поехал, – мрачно посоветовал Босс. – Второй раз в Америку ты визу не пробьешь...

– Пробью.

– Ну смотри, – вяло ответил Босс. – "Бабки" уже в Штатах. Без них ты здесь – никто!

– Чего ты меня хоронишь?.. Я к тетке – и назад.

– Делай, что хочешь, – огрызнулся Босс. – Я – против!

Он никогда не прощался. Он считал это плохой приметой. Сейчас же это показалось вдвойне плохой приметой.

– Э-эх! – вложил всю свою дурь в бросок мужик, но мяч, ударившись о стальной нос номера одиннадцатого, отлетел ему обратно под ноги.

– Па-апрашу "ба-абки"! – вынырнув лицом из отверстия, потребовал от судьи Топор. – Тыща сто! Как в кассе!

– Ты – шулер! – заорал мужик. – Поглядите: у него харя без синяков!

– А почти все мазали, – не согласился с ним кто-то в зале.

– Я не промазал!

– А это что, не синяк?! – выставил левую щеку Топор. – Ты ж, сука, попал!

– Я тебе в нос попал! А нос целый!

– Мой нос уже ничем не запугаешь, – протянул руку за деньгами Топор. Его не такие орлы, как ты, обрабатывали, а покруче...

– Не давай ему "бабки"! – прыгнул к судье мужик, но опоздал.

Одиннадцать стольников с мордатым президентом, в том числе и его кровный, не один месяц у сердца пролежавший, мелькнули мимо глаз мужика в узком кулаке Топора и исчезли в толпе. Топор спрыгнул с подиума и враскачку направился к столику в углу.

– Стой, урка! – со слоновьим грохотом свалился на бетон мужик. – Отдай мои "бабки"!

– Иди умойся, тундра! – не оборачиваясь, крикнул Топор, но движение Жоры Прокудина, который резко встал, заставило его шагнуть влево.

Мимо уха пролетел и с хряском вмялся в бетон стул. Болт, удерживавший фанерную спинку, отлетел в сторону и юлой завертелся на месте. В детстве Топор любил запускать болты во вращение и считать, сколько он продержится. Этот болт мог побить рекорд его детства. Но он не стал считать. И не стал оборачиваться.

Он прошел мимо Жоры Прокудина, подхватил на ходу его недопитую бутылку портера и с резкого разворота, будто он и вправду лет десять играл в американскую игру бейсбол, хряснул бутылкой, словно битой, догнавшего его мужика по лбу.

– Нокаут, – тихо произнес кто-то в подвале.

– Шу-улер, – простонал мужик и все же рухнул.

Прямо на пустые пивные банки. Они с грохотом и писком покатились по полу, и Жора Прокудин подумал о том, что на осколках бутылки от портера остались и его "пальчики". Он нагнулся и быстро собрал их в носовой платок.

– Во жлоб! – восхитился кто-то.

– Уходим, – с корточек прохрипел Жора Прокудин. – Есть базар.

– А мне здесь делать больше нечего, – согласился Топор и, нагнувшись, сунул неподвижному мужику сто долларов за воротник рубашки.

Глава четвертая

РЕЗИНОВЫЙ СВИНЕЦ

Ночной московский воздух вонял расплавленной пластмассой и нашатырем. Хотя, возможно, воздуха внутри огромного города уже и не было. А только плотный настой из автомобильных выхлопов. Вдохнув его грудью с семью сросшимися после переломов ребрами, Топор восхитился:

– Во-оздух-то какой свежий! По-олный отпад! Ты как думаешь, в Нью-Йорке такой же отпадной воздух?

– Ты его не угрохал? – обернувшись к двери подвала, спросил Жора Прокудин.

Угол дома скрыл ее, и оттого почудилось, что и подвала-то никакого не существует на свете.

– А ты думаешь, я для чего стольник ему за шиворот сунул? – передвинул спортивную сумку по боку Топор. – Я вену пощупал. Живой этот бугай! Живее нас с тобой!

– А если он завтра припрется?

– Это его проблемы. Сегодня были мои прощальные гастроли. Завтра я уже не выступаю. Ты что, забыл, мы послезавтра улетаем в Нью-Йорк?

Пальцы Жоры Прокудина нащупали в кармане ветровки что-то похожее на спичечный коробок. "Записная книжка", – вспомнил он, ногтем пролистал странички прямо в кармане и со вздохом ответил:

– Я не лечу.

Топор превратился в памятник. Правая рука зависла на ходу да так и висела, будто указующая светлый путь кисть вождя.

– Ты что, шизанулся?.. Крыша поехала? Жорик, ты чо?

– Ничего не поехала. Где твоя "тачка"?

– Вон, по левой стороне улицы. Не узнал, что ли?

– Узнал, – огрызнулся Жора Прокудин, недовольно посмотрев на красную "девятку".

– Продал я ее. Завтра отдам – и все. В штатах "Линкольн" куплю, остановился Топор у дверцы машины. – Слушай, а ты чего сказал?

После нокаута на ринге еще в далекой юности, когда ему к тому же сломали нос, Топор стал забывчив. Вот если ему об одном и том же говорили два раза, он запоминал. А если сходу, то ничего в башке не задерживалось. Будто вместе с костью носа повредили и что-то в голове, отвечающее за память с первого раза. А ту часть, что запоминала с повтора, не повредили.

– Не еду я с вами в Штаты, – садясь в салон, четко произнес Жора Прокудин.

Нагнувшись, Топор крякнул. Наверное, в голове сработала та штука, что запоминала со второго раза и, видимо, запоминала намертво.

– Как?.. Совсем?.. – привычно скривив рот, спросил Топор. – Ты в этом дерьме остаешься? Сцапают же!

– Через неделю прилечу к вам.

– А что стряслось?

– Бабка у меня умерла, – заученно ответил Жора Прокудин. – На Алтае. В Ивановке. Село такое есть. Слышал?

– Не-а...

Из всех населенных пунктов на земле Топор знал только Москву, Питер и Стерлитамак. В Стерлитамаке он родился, немного учился, много тренировался в боксе и получил в итоге нокаут с искривлением носа. Остальные города он не запоминал, потому что они больше одного раза в его жизни не появлялись. Нью-Йорк он запомнил потому, что Босс назвал его не меньше десяти раз. Сел и поселков Топор не знал вообще, но почему-то представил эту Ивановку похожей на Стерлитамак.

– А без этой... бабки, нельзя? – вкрадчиво спросил он.

– Сядь! – приказал Жора Прокудин. – Ты тоже не поедешь...

– Чего-чего?

– Ты тоже не поедешь!

Топор опять крякнул. Устройство в голове сработало на повтор. Теперь он уже не мог бы забыть новость при всем желании.

– Я – не поеду? – врастяжку спросил он, все так же в поклоне стоя перед распахнутой дверцей. – Да Босс меня в ту же секунду...

– Сядь! – уже злее приказал Жора Прокудин. – Тебя что, к асфальту приклеяли?

Топор нехотя подчинился. Машина казалась чужой и неприветливой. То ли оттого, что он ее продал, то ли оттого, что лучший друг Жора Прокудин ломал его вроде бы устроившуюся судьбу.

– Ты хочешь сказать, что Жанетка улетит в Нью-Йорк без меня? посмотрел он вдоль пустынной улицы. – Улетит с Боссом?

– Это ее дело. Можешь оставить ее с собой.

– Босс сказал, что нас заметут на второй день, если мы останемся. Как раз через Жанетку. А ты...

– Дай мячик! – протянул руку Жора Прокудин.

– Какой мячик? – повернул Топор удивленное лицо.

В свете уличных фонарей оно выглядело кадром из американского фильма ужасов. За что его полюбила Жанетка, Жора не мог представить.

– Со свинцом, – напомнил Жора Прокудин.

– А-а, – вспомнил Топор и достал из сумки зеленый резиновый шарик.

– На ладони у Жоры Прокудина он уже не казался резиновым. Под тонкой оболочкой скрывался кусок свинца. Именно этот мячик отправил в глухой нокаут мужика-сибиряка.

– А маска где? – покачивая его на ладони, спросил Жора.

– Хозяину подвала подарил. На ремембер. Она ж треснула на носу.

– Мужик, значит, все-таки попал? – догадался он.

– Ага. Пластик треснул. Еле снять успел. А то б засекли.

– Вот это – бабка, – кивнув на мячик, сказал Жора Прокудин.