Текст книги "Воровские гонки"

Автор книги: Игорь Христофоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

– Нашли ваши сокровища? – бесстрастно спросил Барташевский.

– Какие со...

– Банка "Чага", – прервал он его. – Сколько там было на кону? Два миллиарда долларов?

– Все-таки Топор раскололся, – понял Жора Прокудин.

– Раньше бы он раскалывался!.. В не в машине перед тем, как идти к Дегтярю... Не наворочали бы столько глупостей!

– Босс, но я серьезно верил, что подниму это дело...

– И ты не знал, что "Чага" играла с билетами "МММ"? Играла по-крупному?

Как кровь из ранки, с болью выдавил Жора Прокудин:

– Откуда?

– А все потому, что ты не при деле!.. Тусуешься сам по себе. Ну, ладно. В Штатах я тебе найду достойное занятие. Тебе что по душе: финансы или маркетинг?

Перевернув еще одну страничку, Жора Прокудин с наслаждением обнаружил чистые листы. Ну вот совершенно чистые листы.

Будущего еще не было. И от сердца отлегло.

Глава шестьдесят седьмая

АМЕРИКА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ

У таможенной стойки нью-йоркского аэропорта имени Кеннеди к негру в белоснежной рубашечке со смешными погончиками и при фуражке порывисто подошли еще два негра. На обеих мешком сиделатак хорошо знакомая российскому зрителю по фильмам "Полицейская академия"-один, два, три и так далее синяя форма американского стража закона и порядка.

– Копам улыбайтесь, – со знанием дела пояснил Барташевский и подал пример, выставив на всеобщее обозрение тридцать два своих белоснежных зуба.

Ни Жора Прокудин, ни Жанетка его примеру не последовали. В голове у Жоры все еще переворачивались льдистые странички фотоальбомчика, а Жанетке чудилось, что сон продолжается, и когда они на самом деле прилетят в Нью-Йорк, их встретят не негры, а белые.

Полицейские не ответили улыбкой на улыбку. Пристально изучив голливудские зубы русского гостя, они с холодными масками на лицах приблизились к стойке и на рыкающем американо-английском спросили:

– Вы – мистер Барташевский из России?

– Да. Это я, – на мягком английском ответил бывший коммерческий директор и почувствовал свое явное превосходство не только над Жориком и Жанеткой, но и над картавыми полицейскими.

– Это ваш багаж, мистер Барташевский? – голосом робота спросил негр, который потолще. Первый вопрос тоже задавал, кажется, он.

– Да. Вы правы. Два чемодана и спортивная сумка.

Сумка, произнесенная им как "бэг-г", лежала поверх чемоданов. Ее черные бока лопались от натуги и делали ее похожей на голову негра, раздувшего щеки. Во всяком случае, Жора Прокудин по телеку видел такую дынеобразную голову у одного из негров, играющих в баскетбол.

– Мы хотели бы в вашем присутствии осмотреть ваши вещи, – нехотя произнес все тот же полицейский.

Второй упрямо жевал то ли жвачку, то ли собственные губы. Он выглядел человеком, который меньше всего в жизни любит досматривать чужие вещи.

– Досмотреть? – заволновался Барташевский.

Ничего недозволенно для ввоза в блаженную Америку у него не было. Это он помнил точно. Но он только сейчас заметил, что оба негра – лысые, а, точнее, налысо обриты, и ощутил к ним легкую ненависть. Во всяком случае, безразличия, испытанного в самом начале их знакомства уже не было.

– У вас есть санкция на обыск? – поинтересовался он.

– Досмотр в нашем присутствии сделает представитель таможни, переложил отвественность на чужие плечи толстый полицейский.

– Ну хорошо... Смотрите, раз положено, – сдался Барташевский.

Вместо таможенника к сумке подошел жвачный полицейский. Он легко сорвал ее с горы чемоданов, прожужжал замком-молнией и ловким движением, словно фокусник, выхватил из нутра пакетик с белым порошком. На глаз он весил не больше пятидесяти граммов.

"Босс совсем шизанулся, – вяло подумал Жора Прокудин. – Зачем

он повез в Штаты зубной порошок?"

Полицейские обменялись торжествующими взглядами. Худенький таможенник стоял с безразличным лицом. К нему от соседней стойки подошла девица в такой же форме со смешными погончиками на плечах. Слов произнесено не было. И от этого у Жора Прокудина похолодело внутри. Он понял, что это за порошок.

– Йе-эс! – громче обычного сказал толстяк.

– Йе-е-а! – по-спортивному громко ответил ему жвачный коллега.

Это было единственное слово, которое услышал от него Жора Прокудин. Вполне возможно, что он не услышал бы и второго, останься рядом с негром еще на сутки. У жвачного полицейского был чуть кривоватый нос, и он напоминал Топора именно этим носом. Хотя, возможно, не только носом, но и губищами. Но не настоящего Топора, а с фоторобота приморской милиции.

Щелкнув перочинным ножичком, толстяк на глазах у всех осторожно воткнул лезвие в пакетик, вынул его оттуда, понюхал острие ножа и, все так же рыкая, произнес любимую фразу полицейских всего мира:

– Вы арестованы, мистер Барташевский!

– В чем дело? – ошалелыми глазами смотрел на кончик ножа бывший коммерческий директор. – Это не мое! У меня не было в сумке этого пакетика!

– Вам предъявлено обвинение в перевозке наркотиков в Соединенные Штаты Америки. Вы можете не отвечать на наши вопросы. Это ваше право. Кроме того, вы имеете право нанять адвоката. Если вы стеснены в средствах, полиция предоставит вам бесплатного адвоката...

– Какие наркотики?.. Какой адвокат?.. Что происходит?.. Это съемки скрытой камерой?

Барташевский таял на глазах. От его величия осталась лишь

прическа. Но кожа под нею, судя по всему, так взмокла, что и

причесочка вполне могла сползти с нее на пол. Жора Прокудин был

единственным из присутствующих, кто знал тайну Барташевского. Его

красивая прическа была не более чем париком. Великолепным,

добротно сделанным париком.

– Я требую объективного расследования! Я требую консула Российской Федерации! – и вдруг замер.

Жанетка сделала шаг от него и прижалась к Жоре Прокудину. Без шиньона ее волосики выглядели куце и беспомощно. Если в самолете Барташевский воспринимал ее с иронией, даже с презрением, то теперь он ей позавидовал. У полицейских почему-то не было ни малейшего желания копаться в вещах его спутников.

– Дегтярь! – уже по-русски выкрикнул он и под щелчки наручников на запястьях заорал Жоре Прокудину, заорал несмотря на то, что стоял всего в трех шагах от него: – Это – Дегтярь! Это козел без пальца! Он подставил меня!.. Он!.. Он!.. Он!.. Жаирзиньо, сделай все, чтобы вырвать меня из полиции! Спаси меня! Ты слышишь! Спа-аси!

– А как? – развел тот руками.

– Это – Америка! У них можно оставить залог за задержанного! Тогда меня выпустят! Оставь!

– У меня сущие копейки, – вроде бы случайно коснулся он кармана брюк.

В них объемно и приятно ощущался кошелек с семью тысячами долларов.

– Получи по моей кредитке! Там – все наработанные по Рыкову деньги! Там – и мои деньги!

– Следуйте за нами! – дернул за наручники толстый полицейский.

Ему уже порядком надоел белый здоровяк, кричащий на непонятном, совсем не рыкающем языке.

– Мистеры полисмены! – взмолился Барташевский. – Разрешите мне передать господину его пластиковую карту! Она оказалась у меня совершенно случайно!

Жвачный посмотрел на толстяка. Тот лениво кивнул, и Барташевский не стал ждать слов. Он потянул руку негра своими двумя руками к боковому карману пиджака, достал оттуда бумажник, а Жоре Прокудину показалось, что его достали оттуда пухлые ручки негра.

– Возьми вот здесь, в отсеке для кредиток! – протянул Барташевский к Жорику развернутый бумажник. – Вот эта, пестренькая!

Других кредиток в портмоне не было.

Двумя пальчиками, как горящую бумажку, Жора Прокудин вытянул из щели пластиковую карточку и опять вздрогнул от истеричного крика Барташевского:

– Запиши код! Без его набора банкомат не выдаст наличные!

Жвачный полицейский, уставший от крикливого русского и от неизвестного ему языка, больно дернул пленника за наручники, и Барташевский взвился:

– Ой, ма-амоньки! Бо-ольно!.. Жорик, я тебя умоляю! Запомни код! Запомни!

Он выпалил его под толчки в спину и, закончив, тут же начал повторять сначала. Полицейские волокли его за руки, и Барташевский не мог даже обернуться. Его медальный профиль в глазах Жоры Прокудина все сужался и сужался. Барташевский будто бы исчезал из его жизни. Исчезал навсегда. И когда окончательно исчез за дверью, Жора, не сдержавшись, произнес:

– Пора линять.

– Жора, что произошло? – прошептала на ушко Жанетка. – Неужели он вез наркотики?

– Он назвал фамилию. Какую он назвал фамилию? Пушкарь? Скобкарь?

– Кажется, Дегтярь... Да – Дегтярь...

– Ты такого знаешь?

– Нет. Первый раз слышу.

– Без пальца, – повторил Жора Прокудин и осмотрел свою целую пятерню. – Он уже как-то говорил по телефону про сыщика без пальца. Он шел по нашему следу. Значит...

– Бежим отсюда, милый, – взмолилась она. – Бежим...

Жора знал совсем немного английских слов. Не больше тридцати-сорока. Половину из них он сказал таможеннику. Скорее всего, получилась абракадабра, но негр-таможенник улыбнулся, посмотрел на подошедшую к нему девицу-таможенника и шлепнул какой-то важный штамп на его бумаги. Путь к свободе был открыт. Америка впустила их на свои необъятные просторы.

– Бежим, – вцепилась в руку Жанетка.

– Мы пойдем. Сейчас, – успокоил он ее.

Таможенник отрыжкой произнес что-то, и Жорик в ответ по-дурацки, по-барташевски улыбнулся всеми своими зубами. Они у него были неважнецкими. С детства.

– Что он сказал? – дохнула испугом на ушко Жанетка.

– Он восхищен твоей красотой. Говорит, что в Америке нет ни одной актрисы, даже в Голливуде, с таким личиком. У них бабы, говорит, сплошные крокодилы.

– Серьезно? Он же всего два слова брякнул...

– Иногда для выражения восхищения хватает и одного.

Забросив на плечо свою единственную поклажу – черную кожаную сумку, купелнную еще в Приморске, сумку, пахнущую почему-то общагой военного университета, то есть пахнущую украинским борщом и жареной картошкой, Жора Прокудин понес отечественные запахи сквозь ледяной импортный воздух аэропорта, нагнетаемый мощными кондиционерами и у него возникло чувство, что он попал на другую планету.

Первый же банкомат они нашли в здании аэропорта. В Москве Жора пользовался им не больше трех раз и уже ничего толком не помнил. Кнопок на нем было больше, чем на аккордеоне.

– Тяжелый случай, – вздохнул он над молчаливым электронным чудовищем.

– Извините, вы не с Додиком вместе летели? – навис над ним худющий джинсовый парень с влажными глазами.

– Не-ет, – совсем не чувствуя расположения к незнакомцу, ответил Жора Прокудин.

– Но вы только что прилетели из Москвы? – не унимался худющий.

Его нижняя губа висела почти до края подбородка. На секунду было впечатление, что в эту губу вшит кусок свинца. Еще в детстве. Просто парень не знает об этом и до сих пор мучается.

– Да, из Москвы, – ответила Жанетка. – А что?

– А вы не заметили в салоне такого курчавенького человечка? Невысокенького?

– Нет, – одновременно ответили они оба.

Впервые в жизни Жора говорил одновремнно с кем-то правду. И этим человеком оказалась Жанетка.

– Ну что? – из гулкой глубины аэропорта приблизился к ним среднего роста мужичок.

Он был весь какой0то серый. И лицо, и рубашка, и джинсы на нем были серые. Только взгляд непонятно какого цвета глаз удивлял своим странным блеском. Глаза будто бы пытались осветить фигуру, но никак не могли перебороть общий фон.

– Эти господа не видели Додика, – всплеснул руками долговязый.

Его нижняя губа при этом дважды дернулась. Жоре опять стало жалко парня.

– Это просто трагедия! – с необычной для серого человечка страстностью произнес он. – Это просто-таки "Гамлет"! Тетя Соня не выдержит такого удара! Неужели его не выпустили из Москвы?! Сейчас есть невыездные из страны? – обратился он к Жорику.

– Вроде нету. Сейчас демократия.

– В Латинской Америке тоже демократия, – не согласился серый человечек. – А правят генералы. И сплошные перевороты!

– Ты все перепутал, – влез худющий. – Перевороты сейчас – в Африке.

– И у них тоже есть! Слушайте, – встрепенулся серенький. – Я вижу, вы никак не осилите банкомат. Вам помочь?

– А вашего Додика не прозеваете? – обернулся к залу Жора Прокудин.

По нему ходило немало коротышек с курчавыми волосенками на головах. Они все выглядели додиками.

– Я почему-то думаю, что он перепутал рейс, – уверенно решил худющий. – Он всегда, еще как мы жили в Одессе, путал номера рейсов. Подождем следующий самолет...

– Давайте вашу карточку. Я покажу, как снять сумму, – протянул холенуб ладонь серенький.

– Я сам, – медленно воткнул ее в щель Жора Прокудин, и банкомат беззвучно всосал карточку в себя. – Вы только покажите, что нажимать...

– Вот здесь, – заслоняя от Жоры пульт, всунул свое перекрученное тело худой. – Вот эту кнопочку сначала.

– А потом вот ту! – сунул и свое тело между Прокудиным и худым серый человечек.

– Ай! – вскрикнул Жора. – Вы мне на ногу наступили!

– Извините, мистер... Извините, – по-рабски залепетал серенький.

Он вырвал свое тело, вбитое клином между Жорой и худым, но вырвал как-то так неудачно, неуклюже, вновь наступив Прокудину на ту же самую ногу и на те же самые пальца.

– Больно же, ко-озел! – вскрикнул пострадавший и поневоле приподнял ступню над полом.

Сначала полегчало, а потом боль вернулась еще более сильной.

– Я там ногу натер, а ты...

– Ради Бога, извините, – спиной вперед отступал от него серенький, по молитвенному прижимая сразу обе ладони к груди.

– А теперь набирайте код, – напомнил со спины худой. – Не бойтесь. Мы не будем его смотреть... Боже! Это же Додик! Саша, смотри, вон там идет Додик! С чемоданом! Он все-таки приехал!

– Где? – обернулся серенький и вдруг вскинул левую руку над головой в приветствии. – До-одик, мы зде-есь!

Правую он почему-то упрямо держал у груди. Может, боялся, что от воления на пол вылетит сердце.

Серенький понесся в глубину зала, смешно выворачивая ноги в стоптанных кроссовках. Жора смотрел на их подошвы и ненавидел именно эти кроссовки. Его натертые пальцы до сих пор обиженно ныли, вспоминая боль. Худой бросился чуть правее. Несмотря на внушительный рост, он растворился в толпе гораздо быстрее своего дружка.

– Чокнутые какие-то! – решил Жора Прокудин.

– Мы тут с годик поживем, может, такими же станем, – решила напророчить Жанетка.

– Думаешь?

– Набирай код.

Жора тяжко вздохнул и по памяти – а память его никогда не подводила набрал код. Запросил он немного – всего сто долларов. Для эксперимента. Снимать тысячи он вовсе не намеревался. Тысячи неминуемо спасли бы Барташевского, а именно этого Жорик сейчас хотел меньше всего. Ему хватило фотоальбомчика, каждой страничкой которого его будто бы отхлестали по роже.

Банкомат помолчал, подумал что-то свое, электронное, и выхлестунл на экран сроку из двух слов. Деньги, как всегда показывали в рекламе перед матчем футбольной Лиги чемпионов, из щели не выплыли. Они не подчинялись рекламе.

– Счет аннулирован, – тихим голоском перевела Жанетка.

– Чего-чего? – не расслышал Жора Прокудин.

Или хотел не расслышать.

– Счет аннулирован. Получается, что денег на этом счету нет. Совсем нет.

– Не может быть! – почернел мир вокруг Жоры Прокудина.

Неужели Босс надул нас?

– Он так испугался. Так не играют. Его вправду арестовали.

– Сволочь!.. Он мог придумать и такой спектакль, чтобы избавиться от нас! Я слишком хорошо знаю Босса!

– А зачем он тогда тащил нас через океан?

– Чтобы бросить! Вот зачем!

– Мог бы вообще не брать в Америку...

– Он вышвырнул нас! Он... Ну-у, ничего... Попомню я ему его штучки! погрозил потолку аэропорта Жора Прокудин. – Сидит, небось, где-нибудь в кабаке и ухмыляется... Твар-рь!

– Значит... Значит, мы – нищие? – обреченным голосом спросила Жанетка.

– А вот фиг ему! – показал тому же потолку дулю Жорик и, ослабив еще в воздухе пальцы, шлепнул ими по карману брюк.

Удар мгновенно заставил его сгорбиться. Он внимательно посмотрел на то место, по которому только что шлепнул ладонью, и кровь загудела в ушах. Кто-то злой и сильный сдавливал ему голову в висках шершавыми плотницкими ладонями.

– По... по... порезали, – еле произнес он. – Карман порезали... Кошелька нету... Совсем нету...

– Что ты сказал?

– Нету... Семь тысяч долларов... Там – семь тысяч до...

Горячечными глазами он обвел гулкий зал аэропорта, и каждый из идущих, стоящих и сидящих людей почудился ему вором. Как будто все они, белые, черные, желтые, серые, сговорившись, украли у него кошелек. Украла сама Америка.

– Куда убежал этот... серенький?! – обернувшись к перепуганной Жанетке, спросил он. – Куда?!

– Кажется, в ту сторону... А ты разве не видел?

– Смотри за сумкой! – крикнул он и рванул в том же направлении. Огромная гулкая пещера аэропорта, пока он старательно бежал, дублировала все звуки под ее сводами, кроме ударов его кроссовок о плитку пола. Его будто бы и не было в Америке. Но ведь он бежал!

Он был! Он существовал! Да, он бежал и именно этим бегом, этим бесцеремонным расталкиванием всех встречных и попутных пытался доказать, что он приехал, что он здесь, что его, наконец, обокрали.

Трижды он останавливался и, усмиряя дыхание, озирался. Ни худого, ни серенького не было и в помине. Они будто бы по пути обрели скорость самолета и взмыли сквозь потолок аэропорта.

Жора выбежал на улицу и поневоле чуть не сел на корточки от невиданной жары. Московское пекло по сравнению с нью-йоркским смотрелось слякотной осенью. Солнце выжгло воздух, оставив вместо него вакуум. Машины раскачивались в вакууме точно желе на тарелке. Люди тоже раскачивались. Будто водоросли на дне озера. Медленно и плавно. Но ни одной худой или серенькой водоросли не было.

Обливаясь потом, Жора Прокудин вернулся в прохладу аэропорта, уже почти не обращая внимания на людей, добрел до Жанетки и остановился, не в силах произнести хоть слово.

– Не нашел, – поняла она.

Слов во рту не было. Ни одного. Жара сожгла их на улице возле аэропорта. Темя болело, словно в него, как в щель банкомата, воткнули пластиковую карту. Хотелось побыстрее вытянуть ее оттуда. Он прижал к темени ладонь, поморщился и принял решение:

– Гадом буду, но в Москву не вернусь, пока не стану

миллионером!.. И пока Боссу не отомщу!

– Я хочу домой, – по-детски попросила она.

– А у тебя где-то есть дом? – удивился он.

– Я в Россию хочу. В Москву. Я опять сниму квартиру.

– Поздно, – вздохнул Жора Прокудин. – Ставки уже сделаны. Выигрыша не будет.

Семь вырезок из фотоальбомчика Барташевского означали семь статей Уголовного Кодекса. По любой из них Жора Прокудин мог спокойно получить не менее пяти лет. А может, и больше.

– Я хочу домой, – уже чуть не плача попросила она.

– Мы уже дома, – задумчиво ответил Жора Прокудин и взвалил сумку на плечо. – Потопали искать рай в шалаше. Наверное, в Америке так принято все начинать с нуля...