Текст книги "Семь месяцев (ЛП)"
Автор книги: Хулина Фальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
ГЛАВА 23
«Страхи, я никогда не могу в них поверить» – Lie To Me by Alessia Cara
Эмори
– Тебе лучше? – спрашивает Майлз, входя в нашу спальню с Брук на руках.
Прошла почти неделя со дня нашей свадьбы, а еда до сих пор не задерживается в моем желудке надолго. Я думаю, что подцепила какой-то вирус, но Майлз со мной не согласен. Он думает, что это что-то другое, потому что у меня все ещё достаточно энергии, чтобы бодрствовать весь день, во всяком случае, большую часть дней. Я сильно устаю, но не до такой степени, чтобы просто вырубаться. И я чувствую себя хорошо, это просто еда не хочет оставаться внутри меня.
Сегодня был один из худших дней. Вскоре после того, как я проснулась и меня попросили съесть хотя бы рогалик, я снова сгорбилась над унитазом. Я даже едва могла держать глаза открытыми. И поэтому я решила остаться дома, пропустив занятия.
– Тебе лучше, Мэмори?
Брук запрыгивает на кровать, подползает и прокрадывается вместе со мной пол одеяло. Она лежит рядом со мной, прислонив свою голову к моей.
– Немного.
Пока я не ем, я не блюю. По крайней мере, так было сегодня. Меня вырвало после завтрака, и теперь, когда я больше ничего не ела, тошнота не накрывала меня. Я расцениваю это как победу.
– Tu veux aller jouer avec Grey?[12] – спрашивает Майлз, явно не меня.
Я внезапно стала гораздо более благодарна ему за то, что он почти не говорит по-французски с Брук, когда я рядом. Если бы я не услышала имя Грея, я бы подумала, что он сказал что-то плохое обо мне. Это не удивило бы меня.
– Non, je préfère faire des câlins avec Memory [13].
– Но я уверен, что Грей тоже будет обниматься с тобой
– Да? – она садится.
– Да, он, наверное, плачет в своей комнате, потому что не видел тебя весь день.
Я высовываюсь из окна. Думаю, что он хочет избавиться от Брук на секунду, чтобы поговорить со мной. Может быть я ошибаюсь, но это мое предположение.
Брук громко вздыхает, хлопая обеими руками по щекам. Затем она оборачивается, чтобы посмотреть на меня.
– Прости, Мэмори, но я нужна Грею. Хорошо?
– Конечно, иди. Он, может быть, уже совсем опустошен, – киваю я с улыбкой на лице.
Быстро поцеловав меня в щеку, Брук спрыгивает с кровати и бежит через комнату к двери.
– ДЯДЯ ГРЕЙ, – слышим мы её крик. – Я УЖЕ БЕГУ.
Дверь в его спальню открывается и тут же захлопывается.
Майлз быстро закрывает дверь в нашу комнату, затем подходит к кровати и ставит свою сумку. Он открывает её, вытаскивая папку.
– Я заставил людей с твоего класса отдать мне эти заметки, чтобы, по крайней мере, быстро скопировать их и отдать тебе.
– Ты сделал это?
Он кивает немного растерянно.
– Скоро начнутся выпускные экзамены, и мне бы очень не хотелось, чтобы ты не выпустилась вместе со мной. Это означало бы, что тебе придется приезжать сюда на час каждое утро.
Верно, потому что мы переезжаем после выпускного.
– Спасибо.
– Не такое уж и большое дело. – Он бросает мне папку.
Я сажусь и открываю её, просто чтобы мельком увидеть, смогу ли я прочитать эти заметки или нет. Но что меня больше всего беспокоит, так это крошечный клочок бумаги, который выливается из папки. Я беру его, и мои брови тут же сближаются.
«Ты не должна была выходить за него замуж.»
Я признаю. Первую записку, которую я прочитала, я восприняла как глупое совпадение, полагая, что мой сосед по парте получил записку, а я каким-то образом подцепила её локтем. Но это… Это не может быть совпадением.
– В чем дело?
Я закрываю папку, опуская руку на колени.
– Там была записка. Я видела такую раньше, но подумала, что это шутка и не была предназначена для меня. А эта, похоже, как раз-таки предназначается мне.
– Что там написано? – Майлз не подходит ближе и не просит показать ему записку.
Не думаю, что он захочет знать, что там написано.
– «Ты не должна была выходить за него замуж», – говорю я ему. – Думаю, это мужской почерк.
Я держу записку, поворачиваясь так, чтобы он смог её увидеть.
– Думаю, это Уильям просто пытается напугать меня. Ему трудно смириться с тем, что я ушла от него.
– Это когда-нибудь случалось раньше?
Я качаю головой. Как бы странно это не звучало, но я за свою жизнь ни разу не сталкивалась со сталкерами. Когда-то я думала, что напоролась на сталкера, но оказалось, что это Уильям разыгрывал меня. После того, как он признался в этом, я пожала плечами, думая, что пары часто разыгрывают друг друга, так что, это не имело большого значения. Конечно, если он сделал это один раз, он сделает это снова. Но в этот раз все очень жутко.
– Я разберусь с ним позже.
– Ага, хорошо.
Ага, хорошо? Что-то не так с Майлзом. Это не похоже на него.
– Ты хотел что-нибудь ещё? – осторожно спрашиваю я, не желая толкать его слишком далеко, хотя и хочется, чтобы он просто сказал это.
Я вижу, как его тело напряглось от моего вопроса. Не зная, почему это так, я как бы хочу спросить, почему его лицо побледнело до оттенка универсальной муки, но я прикусываю язык и позволяю ему сказать все, что он хочет, когда он будет готов.
Майлз начинает ходить взад и вперёд по комнате, засунув руки в карманы джинсов. По крайней мере, пока он совсем не перестает ходить туда-сюда и не повернется, чтобы посмотреть на меня.
– Когда ты в последний раз занималась сексом?
– Почему ты хочешь знать это? – я наклоняю голову.
– Просто спрашиваю.
– Я не изменяла тебе, если ты хочешь это знать.
Майлз пощипывает переносицу, выдыхая так глубоко, что я чувствую это всем телом.
– Нет, я не… Просто ответь, пожалуйста.
– На зимних каникулах, с тобой.
– Хорошо, – выдыхает он. – А до этого?
– Это «Двадцать вопросов»? Потому что именно таких вопросов я ожидаю от парней, когда они предлагают сыграть в эту игру.
Я никогда в неё не играла. Это глупая игра для похотливых подростков.
– Просто ответь мне, Эмори.
Я подтягиваю ноги, обнимая их.
– Не знаю. В августе?
Он фыркает.
– Вау, ладно. Значит Уильям встречался с тобой не только из-за твоего тела.
Это оскорбление или комплимент? Не знаю. В любом случае, думаю, что я должна обидеться.
– Что это значит?
Майлз делает несколько шагов назад, ударяясь спиной о дверь, и прислоняется к ней.
– Ты сексуальная. И ты знаешь об этом. И, учитывая то, что он всегда давал комментарии по поводу твоего тела, я предположил, что он встречался с тобой ради твоего тела
– Сан слишком много болтает, – говорю я вслух, тут же сожалея об этом.
– Да. В любом случае, полагаю, Уильям хотел от тебя чего-то другого.
– Он любил меня.
Я скрещиваю руки на груди, не желая даже думать о том, что Уильям просто использовал меня. Мы встречались довольно давно, и да, возможно он время от времени делал замечания о том, что мне нужно меньше есть или больше тренироваться, или вообще, как я выгляжу. Но даже так, он все ещё любил меня. Я знаю, что он любил. Наши отношения были хорошими, если мы проигнорируем разговоры про тело.
– Хм, уверен в этом.
– К чему все эти вопросы, Майлз?
Он смотрит в окно, избегая моего взгляда.
– Может ли быть такое, что ты беременна?
Я начинаю смеяться. Смеяться во весь живот. Опрокидывающийся вид смеха.
Я?
Беременна?
ХАХ! НЕТ.
– Я принимаю таблетки, – напоминаю я ему.
Он должен был знать. Он спрашивал об этом три раза, прежде чем мы занялись сексом.
– Вдобавок ко всему, мы использовали презервативы, Майлз. Поскольку долгое время кроме тебя у меня никого не было, ответ – нет. Я никак не могу быть беременна.
Он проводит рукой по лицу, затем чешет шею с облегчением. Он успокоился.
– Хорошо.
– Это просто желудочный вирус. Люди иногда болеют, знаешь ли.
– Хорошо.
– Кроме того, у меня все равно месячные. Ну это, как… В общем, тебе не обязательно знать об этом. Просто поверь мне на слово, хорошо?
– Хорошо.
ГЛАВА 24
«Под солнцем или под дождем» – Les Champs Elysees by Pomplamoose, Joe Dassi
Майлз
– Папочка, смотри! – Брук тянет мне за рукав свитера, чтобы привлечь внимание, и, естественно, я бросаю разговор с Колином чтобы посмотреть на свою дочь.
Брук держит свой крекер в виде животного, пытаясь имитировать звуки, которые издают лягушки.
– Это лягушка!
– Так и есть, говорю я, притворяясь потрясенным.
Затем я наклоняюсь поближе к ней, как будто стараюсь рассказать ей секрет, и шепчу:
– Ты знаешь кто любит лягушек? – по словам Аарона и Колина чертовски их любит. Брук качает головой.
– Кто?
– Лили, – я указываю через стол прямо на неё.
Я знаю, что не должен показывать пальцем на людей, но да ладно. Брук определенно спросила бы, о какой Лили я говорю, несмотря на то, что она знает только одну.
– Даа? – она поднимает взгляд, её лицо сияет от любопытства. – Ты любишь лягушек, Милли?
Когда мое сердце, кажется, перестаёт биться, все головы моих друзей поворачиваются ко мне, их глаза устремляются на мое лицо, как будто они боятся, что я умру прямо сейчас на этом самом месте. И, честно говоря, я мог бы.
Брук хотела сказать Лили, я знаю. И все же, когда я слышу, как она называет имя её матери, это оказывает на меня воздействие. Ни одно из них не является хорошим.
Если бы Эмори была здесь, я уверен, что на неё тоже посмотрели бы, или она посмотрела на меня. В любом случае, прямо сейчас, я действительно хочу, чтобы Эмори была здесь со мной, потому что тогда я был бы не единственным, на кого смотрят. Но сейчас она дома, все ещё болеет.
– Да, – наконец подтверждает Лили, у которой было больше сил, чтобы оправиться от шока, к которому никто не был готов.
Хотя, возможно, один я пребываю в шоке.
Брук протягивает руку через стол, ну, или, по крайней мере, пытается.
– Держи, это тебе.
– О, нет, Бруклин. Это твой крекер.
– Но я больше люблю слоников.
– Ты в порядке? – спрашивает Колин, наклонившись ко мне ближе, чтобы не вызывать сплетников из столовой.
То, что я привел Брук в Сент-Тревери, до сих пор шокирует людей. Прошло больше месяца с тех пор, как они узнали об этом, и я думал, что они уже забыли об этом. Но нет.
– Ага, – слова выходят мягче, чем я планировал, и звучат лишь наполовину убедительно.
– Она говорила не о…
– Я знаю.
Я провожу рукой по волосам дочери. На данный момент этот жест является моим способом успокоить нервы. Волосы Брук мягкие и, что удивительно, совсем не запутаны.
– Все равно странно слышать это.
– Ладно, ребята, о завтрашнем дне, – Аарон садится рядом с Софией и тут же протягивает ей круассан.
Не знаю, откуда он это взял, но этот круассан не из столовой.
– Red Huts, завтра. Все смотрели записи?
– Чувак, мы живем в одной комнате. Мы смотрели их вместе, – напоминает ему Колин.
Аарон высовывает язык издеваясь над Колином, как будто нам снова по пять лет.
– Я просто хочу убедиться, что вы, ребята, готовы. Найт – отличный вратарь.
– Как и Паркер, – Грей кивает в сторону столовой двери, прямо туда, где стоит Паркер Гриффин, который в настоящее время разговаривает с пятью девушками одновременно.
– Да, неважно. Никому больше не кажется странным то, что тренировку сегодня отменили. Я имею ввиду, за день до игры?
Аарон определенно слишком зациклен на мелочах, которые вообще не имеют значения. Мы готовы к этой игре.
– Тренер занят, – говорит Колин. – Не знаю, что он делает, но он сказал мне, что занят.
Я фыркаю. Если кто-то и должен знать о планах тренера, то это Колин, знаете ли, сын тренера. Однако, мне кажется, что на этот раз я знаю побольше Колина.
– Он ищет места в детском саду для Риса.
Колин таращится на меня.
– Откуда ты это знаешь?
– Потому что он сказал мне, – отвечаю я. – На самом деле он спросил меня, рассматривал ли я какие-нибудь школы для Брук, и когда я сказал «нет», он пригласил меня присоединиться к нему. Но это показалось мне странным, и поэтому я с уважением отклонил его предложение.
– О Боже мой. Брук и Рис должны ходить в одну и ту же школу! По крайней мере, тогда они оба будут кого-нибудь знать.
Я имею ввиду, я думаю, это кажется правдоподобным. Брук застенчива, по крайней мере, поначалу, так что я думаю, иметь рядом кого-то, кого она знает, имеет смысл.
– Папочка? – Брук встаёт на скамейку.
Я немедленно тяну руку, чтобы убедиться, что она не упадет. Она пробирается ко мне на колени и снова садится лицом ко мне.
– Когда мы вернёмся домой, Мэмори будет снова в порядке, верно? – её глаза полны надежды и даже начинают слезиться.
Я знал, что Брук любила Эмори задолго до того, как мы поженились, и задолго до того, как она переехала к нам. Но последние несколько недель показали мне совершенно новую сторону их отношений. Брук подходит к Эмори и просит её о помощи. Она не делает этого ни с кем, кроме меня. Я знаю, что Брук никогда даже не просила Мейв о помощи, и она жила с ней.
– Она будет в порядке.
Надеюсь.
– Если нет, папочка, ты просто поцелуй её, и Мэмори снова будет в порядке, ладно?
Я не думаю, что это так работает.
– Конечно, детка.
Грей открывает дверь в тот момент, когда я спускаю Брук на пол. Она сразу же вбегает в дом, но тут же останавливается.
– МЭМОРИ!
Я смотрю на Эмори и слова просто вылетают из моей головы, когда я смотрю на её волосы.
– Ты подстриглась?
Глупый вопрос, учитывая то, что теперь её волосы длиною по плечи, хотя раньше достигали талии.
– Да, выглядит безобразно.
– Мне нравится! – аплодирует Брук, чуть ли не подпрыгивая на ногах Эмори.
– Классно выглядит, Эм, – говорю я ей.
Это правда, если посмотреть. Немного непривычно для нее, но ей очень идёт.
– Я так понимаю, ты чувствуешь себя лучше?
Если она смогла пойти, подстричься и подкрасить корни, то это вполне нормальный вопрос.
– Ах, да. Немного. Я была у доктора, а мой парикмахер был прямо за углом, так что, я воспользовалась шансом, пока не поздно. Мой агент не хочет, чтобы я стригла волосы, так что, думаю, для него это будет большим сюрпризом.
Я не понимаю, почему она позволяет какому-то агентству контролировать свою жизнь. Я думаю, что она должна придерживаться каких-то правил, чтобы расти как модель, но прическа? Это нормальное человеческое явление – стричь волосы, а ей нельзя этого делать?
Сумасшествие.
Кроме того, я почти уверен, что Эмори даже не хочет быть моделью. Она гораздо больше увлекается искусством, чем модой.
– Папочка? – Брук машет мне рукой и, естественно, я наклоняюсь к ней. – Ты должен поцеловать Мэмори.
– Что? Почему?
Я почти уверен, что с ней все в порядке, так что нет необходимости в «исцеляющем» поцелуе.
Брук наклоняется ближе и шепчет:
– Потому что они делают это по телевизору. Все папочки целуют мамочек, когда они возвращаются домой.
Я поднимаю брови, глядя на дочь:
– А кто разрешил тебе смотреть телевизор?
– Дядя Грей! – она хихикает, падая очень драматично прямо в мои объятия.
Конечно, кто же ещё. «Развлекать Брук» для него означает включить телевизор и молиться, чтобы она не попросила его поиграть вместе с ней с её куклами. Он бы поиграл с ней, потому что Грей сделает для Брук все, что угодно, но он все ещё считает, что это стыдно, особенно если кто-то увидит это во всей красе.
Я встаю и поворачиваюсь к Эмори. Она качает головой, явно услышав, как моя дочь сказала мне поцеловать её. Я пожимаю плечами:
– Приказ дочери.
Положив руки на бедра Эмори, я притягиваю её к себе, и прежде чем она успевает пожаловаться, я прижимаюсь своими губами прямо к её губам.
Этот поцелуй немного глубже, чем тот, который мы разделили в день нашей свадьбы, она даже издаёт тихий звук – смесь самого милого стона, который я когда-либо слышал, и вздоха. И, черт возьми, я впитываю этот звук.
Этого не должно было случиться. Я не должен находить звуки, которые она издаёт, горячими. И они определенно не должны вызывать у меня стояк. Это не хорошо. Это вообще не хорошо.
Прежде чем это может привести к чему-то опасному, нас прерывает хихиканье Брук. Она быстро закрывает рот своими крошечными ладошками, затем бежит к лестнице, когда я смотрю на неё.
– Я люблю тебя, папочка! – кричит она, взбираясь на лестнице на четвереньках, как щенок.
Я даже не успеваю ответить ей, потому что она убегает быстрее, чем мой разум успевает что-нибудь осмыслить.
Я притягиваю Эм ещё ближе к себе, приближая свои губы к её уху, и шепчу:
– Когда ты получишь следующий поцелуй, тебе лучше понимать, что я имею ввиду.
Эмори отходит от меня, нервно заламывая пальцы. Прежде никогда не видел, чтобы она так делала.
– Ты голодна? – я меняю тему, надеясь, что она действительно голодна и захочет чего-нибудь поесть, но, конечно же, это не так.
– Мне нужно поговорить с тобой, Майлз.
Она следует за мной на кухню несмотря на то, что она не голодна, но знаю одну маленькую блондинку, которая хочет есть. Брук может есть круглые сутки. Особенно после дня в университете. Должно быть, это было утомительно сидеть и молчать часами.
– Ну, тогда говори.
Эм выдыхает немного воздуха, затем сразу же делает ободряющий вдох.
Чего? Это странно, правда? Типа… это не просто странно. Не может быть, чтобы глупый поцелуй так сильно на нее повлиял.
– Ты же не хочешь развестись со мной, дорогая? Иначе, клянусь, это будет своего рода рекорд.
Она не смеётся, но это Эмори, так что я не удивлен.
– Я, э-э…
– Просто скажи это. Я не укушу тебя, – по крайней мере, не во время обычного разговора.
Кроме того, это совсем не та Эмори, которую я знаю. Моя Эмори обычно просто выплевывает слова, не задумываясь о том, могут ли они кого-то обидеть.
– Помнишь, я сказала, что была у доктора?
Я киваю. Трудно забыть, когда она упомянула об этом две минуты назад.
– Майлз, это не совсем нормальный врач.
Я смотрю на нее в полнейшем замешательстве.
– Что значит ненормальный врач?
– Я была у акушера-гинеколога.
Ой.
Ой.
Ох, мне не нравится, как и куда это идёт.
ГЛАВА 25
«Потому что твои глаза полны вопросов / Но все мои ответы приводят к слезам» – Bad News by Johnny Orlando
Эмори
– Просто расскажи ему все и сохраняй спокойствие, – сказал интернет, – он не воспримет это плохо, – сказали они.
Ну, знаете, дорогие пользователи интернета, если парень, которому вы собираетесь сообщить эту новость, травмирован своим последним опытом, он не очень хорошо воспримет эту новость. Тем более со «спокойствием», чтобы это не значило.
Думаю, Майлз уже подозревает, к чему я веду, потому что лицо его внезапно побледнело, он даже выронил ложку из своих рук.
– Скажи это, – практически умоляет он, его голос тих и полон страха. – Мне нужно чтобы ты сказала это, Эмори.
– Я беременна.
– Нет, – выходит из него с выдохом. – Нет, нет, нет. Нет, – он спускается на пол и проводит рукой по волосам, дёргая их за кончики. – Ты сказала… Мы использовали… Нет…
Честно говоря, я бы хотела сказать, что ожидала от Майлза другой реакции; что он будет более благосклонен или отмахнется от этого, как будто это ничего не значит. Но эта реакция – отрицание этого, нежелание слышать об этом. Это именно то, о чем я думала, что он сделает, когда я расскажу ему об этом.
Это все ещё не очень приятно.
– Я не могу… – он хватает ртом воздух и цепляется двумя пальцами за воротник рубашки, дёргая её. – Эмори, я не могу стать причиной ещё одной смерти.
Я опускаюсь на колени перед Майлзом, обхватывая его лицо своими руками, чтобы он посмотрел на меня, когда я скажу:
– Я не умираю.
– Если ты умрёшь из-за меня, твои родители действительно следом убьют меня. Блять, я сам убью себя.
– Нет, не убьёшь, – выдавливаю я. – И я не умру, Майлз. Смерть Милли была из-за осложнения во время кесарева сечения. Ты знаешь это.
Он качает головой, делая глубокие вдохи, впустить как можно больше воздуха в свои лёгкие.
– Что если и у тебя будут осложнения? Что если ты умрёшь, Эм? – он обхватывает руками мое тело, притягивая меня ближе. – Что ес…
– Не думай об этом, Майлз.
– Я не могу не думать об этом.
Не буду врать, когда этот первый акушер – гинеколог сказал мне, что я беременна, первой моей мыслью было: «Я умру». На какое-то мгновение, я стала считать месяцы до своей смерти, взвешивая, стоит ли моя смерть рождения ребёнка, которого я никогда не увижу.
Я не такая самоотверженная, как моя сестра. Я хочу жить, и мне очень жаль, но если мне придётся выбирать между собственной смертью или смертью моего будущего ребенка, то я выберу свою.
Только когда доктор Мэнсон спросила меня, хочу ли я сделать аборт, я поняла, что на самом деле не хочу его делать, только если в этом нет крайней необходимости. Как если бы от этого зависела моя жизнь. Поэтому я рассказала доктору Мэнсон о том, что случилось с моей сестрой, и она сразу же поняла мои опасения и мою реакцию на эту новость. Она, конечно, не могла гарантировать мне жизнь, но она все же сказала мне несколько ободряющих слов, она так же назвала цифры, которые уменьшили мои опасения вероятности смерти во время родов. Они оказались на много меньше, чем я предполагала. Я имею ввиду, что 700 смертей в год – это все ещё много, но по сравнению со статистикой рождаемости, это… не так уж и плохо. Я полагаю, что в США самый высокий показатель смерти матерей во время родов среди развитых стран – это то, о чём стоит беспокоиться, но я не должна рассматривать смерть как один из наиболее вероятных вариантов.
Я взрослая и здоровая. Это не делает меня автоматически живым человеком, но даёт небольшое преимущество.
– Эм?
Я выворачиваюсь из его объятий ровно настолько, чтобы посмотреть на него.
– Да?
Майлз берёт мою руку и его глаза замирают на моём кольце, а не на моих глазах.
– Пообещай мне, что ты не умрёшь.
Я тихо вздыхаю.
– Я не могу пообещать тебе этого, Майлз.
– Мне нужно чтобы ты сделала это, пожалуйста, – он проводит большим пальцем по костяшкам моих пальцев, затем поправляет моё кольцо, чтобы бабочка была не слишком сильно повернута вбок. – Эм, я не смогу пройти через это снова. Я не могу допустить, чтобы ещё один из вас умер. Я не смогу воспитать ещё одного ребенка без матери. Так что пожалуйста, прошу тебя, не умирай.
– Хорошо, – шепчу я. – Майлз, я не умру. Обещаю.
Я не уверена, что смогу сдержать данное обещание, но я постараюсь. Ради себя. Я хочу жить.
Его свободная рука находят мой живот, его глаза следят за мной.
– Ты не чувствуешь себя беременной, – говорит он.
Я знаю, что он просто пытается отрицать беременность, травмированная часть его мозга не хочет, чтобы это было правдой. Но как, черт возьми, я должна чувствовать себя беременной?
– Я всего на восьмой неделе. Так что…
– Правильно, – вздыхает он. – Ты даже не выглядишь беременной.
– Майлз, опять. Я всего на восьмой неделе.
Он поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом.
– У нас есть… семь месяцев чтобы все исправить.
Мои брови падают.
– Исправить что?
– Мы сделали все наоборот, Эм. Ты не должна забеременеть, выйти замуж и влюбиться. Это неправильный порядок.
– Влюбиться?
Я чуть не задыхаюсь от этого слова. Черт, любовь и я действительно не самые близкие друзья. Единственные люди, которых я действительно люблю – это мои родители, Милли и та крошечная девочка, которая по сути является маленькой копией Милли.
Майлз кивает.
– Это неправильный порядок. Дети заслуживают большего, чем двоих родителей, которым едва удается не убить друг друга.
– Но никто не собирается влюбляться, Майлз.
– Нет, я не имею в виду, что мы должны влюбиться друг в друга, но мы можем попытаться добраться до места, где у нас не будет желания перерезать горло другому, когда он открывает рот.
– Но ты только что сказал…
Он смотрит в потолок, на секунду закрывая глаза, будто собираясь с мыслями. Когда он снова смотрит на меня, он говорит:
– Извини, я не совсем правильно выразился. У меня кружится голова. Но если серьезно, то шансы того, что мы влюбимся друг в друга – минус миллион процентов. Нам не нужно пытаться.
Это то, с чем я могу согласиться.
– Значит, без оружия?
Я фыркаю.
– Означает ли это то, что я должна перестать подмешивать яд в каждый напиток, который я пытаюсь предложить тебе?
Его глаза полны страха, и все же он пытается сделать вид, будто я только что не поделилась с ним ужасными новостями
– Нет, мы должны соблюдать некоторые традиции.
Улыбка растягивает мои губы. Итак, Майлз снова шутит, это… хорошо. Это больше похоже на него. Больше похоже на парня, которого я ненавидела: никогда не быть серьёзным в серьёзной ситуации. Но шутить с Майлзом, кажется, лучше, чем ломать его.
– Мы справимся, хорошо? – он кладет одну руку мне на подбородок, пока другая остаётся на моём животе. Его глаза заглядывают в мои. – Мы… мы сможем сделать это. Как-нибудь.
– Да, Майлз, мы справимся.
Как-то. Мы должны работать над этим, я думаю, мы все это знаем.
Способность к совместному воспитанию очень важна. Нет необходимости подвергать ребенка травме постоянно ругающихся родителей.
