Текст книги "Семь месяцев (ЛП)"

Автор книги: Хулина Фальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

– Наверное, я просто…

– Боишься? – Колин говорит за меня, когда я не продолжаю даже минуту спустя.

Я медленно киваю.

– Да, именно так

Я чувствую, как диван рядом со мной прогибается в обе стороны, но так как я знаю, что ко мне приближаются Грей и Колин, я все ещё не удосуживаюсь отвести взгляд от моего друга – потолка.

– Почему? У тебя уже есть дочь, и ты проделал большую работу, воспитав её. На самом деле, ты до сих пор отлично справляешься.

Я знаю это. Я знаю, что не самый идеальный отец, но мне кажется, что я делаю некоторые вещи правильно.

– Я боюсь не родительской чести, – я сажусь, упираясь локтями в бедра и держа голову руками. – Это… смерть Эмори.

Две руки лежат на моей спине для утешения, и, хотя я думаю, что такое утешение не очень мне помогает, я все же не хочу, чтобы они прекращали эти попытки.

– Я же убил Милли. Я не могу быть причиной смерти ещё одной из них… Я не могу.

Эти дурацкие горячие слёзы, как чуть меньше недели назад, появляются снова, катясь по моему… носу?

– Ты же знаешь, что не убивал Милли, верно? – Колин говорит гораздо более спокойным, сочувствующим голосом, чем я привык слышать. – Это было осложнение.

Почему они все ещё продолжают говорить это?

Это моя вина. Она забеременела из-за меня. Если бы не я, она бы даже не оказалась в положении жизни и смерти… Или… ну, смерти.

– Милли ещё не было и семнадцати. Беременные девушки в возрасте до двадцати лет подвергаются более высокому риску осложнений, включая смерть, – заявляет Грей. Конечно, он знал это.

Каждый раз, когда кто-то спрашивает где мать Брук, я отвечаю, что она умерла. Но я также говорю, что ей было семнадцать. Не прошло и недели, как ей исполнилось семнадцать. Единственные люди, которые знают правду о её возрасте Это Аарон, Грей и Колин. И, очевидно, семья Милли. Но кроме них, для всех остальных ей было семнадцать.

Я даже не знаю, почему я продолжаю об этом говорить. Возможно потому, что Милли никогда не хотела, чтобы люди знали, что ей было всего шестнадцать, когда она забеременела.

– Подумай об этом, Майлз. Эмори может умереть в любой час этого дня. Ты боишься, что она может просто упасть на тебя замертво, пока ты будешь с ней в одной комнате? – спрашивает Грей. Я качаю головой. – Ты боишься, что она может умереть к тому времени, когда ты вернёшься домой?

– Нет, – отрезаю я. – Но это другое.

– Как это отличается? – спрашивает Колин. – У тебя был один плохой и травмирующий опыт, и да, ты многое потерял в тот день. Но это не значит, что это произойдет снова.

– Именно, соглашается Грей.

– Я имею ввиду, не бери мои жизнь в пример, но даже если ты это сделаешь, я все ещё жив, верно? Я выжил. И ты выживешь, если что-нибудь случится с Эмори.

Жизнь Колина как пример? Да нет, спасибо. Он потерял не только одного, но сразу двоих родных.

Одного из-за суицида, другую из-за рака, не так давно.

– С Эмори ничего не случится, – говорит Грей. – Эта женщина надерёт задницу смерти, если ей придётся.

Я очень на это надеюсь.

ГЛАВА 29

«Наши часы тикают, пока не расколют твой бокал, / И я снова утону в тебе» – Clarity by Zedd, Foxes

Эмори

Майлз: я знаю, что это очень внезапно, но не хочешь ли ты пойти прогуляться сегодня вечером?

Я почти уверена, что глазела на сообщение Майлза целых двадцать минут и ни разу не ответила.

Майлз только что позвал меня погулять? Типа, на свидание? Это звучит неправильно. Может быть он отправил сообщение не на тот номер, но это тоже было бы странно, ведь мы должны быть счастливы в браке и быть безумно влюблёнными.

Должно быть, я слишком долго отвечаю, поэтому он присылает еще несколько сообщений.

Майлз: Брук осталась в доме родителей Колина. Не на ночь, конечно, но у нее свидание с Рисом, так что я подумал, что мы могли бы провести время вместе.

Майлз: Эм, ты здесь?

Майлз: Я вижу, ты читаешь мои сообщения.

Майлз: Ты дома?

Эмори: Да

Майлз: «Да» к чему, дорогая?

Эмори: Я не знаю. К обоим сообщениям.

Как только я нажимаю «Отправить», дверь на задний двор открывается, и Майлз входит внутрь. Мне всегда было интересно, почему он не пользуется парадной дверью, но, думаю, в этом есть какой-то смысл. Он редко паркуется перед домом, так как дорога от и до Сэнт-Тревери занимает на пять минут больше времени. Так что логично, что он паркуется перед домом Аарона и Колина, проходит прямо через него и, следовательно, входит с общего заднего двора.

– Это не свидание, – говорит он, затем смотрит на свой телефон и возвращается назад. – О. Ну, тогда отлично!

– Куда именно мы идём?

– В гончарную роспись.

Роспись? Типа, у меня есть кисть и краска, и я могу использовать их для рисования? Целый день без необходимости делать случайные снимки в надежде, что они будут достойны публикации? Звучит заманчиво. Даже удивительно.

Блин, я уже не помню, когда в последний раз держала в руках настоящую кисть, не предназначенную для макияжа. Социальные сети и университет крадут все мое время, и если мне хотелось немного поспать, нужно было от чего-то отказаться. И это было рисование.

Рисование – моя страсть, и я знаю, что она никуда не денется. Раньше это успокаивало меня, и позволяло мне забыть о внешнем мире. Это было особенно полезно после смерти моей сестры. Но сейчас это просто… там. Или нет, потому что у меня нет времени порисовать.

– Ты слишком напряжена. А тебе не следует перенапрягаться. Особенно в твоём положении.

– Нам остался месяц до выпуска, Майлз. Безусловно я стрессую.

Майлз обходит стол, хватает меня за обе руки и поднимает на ноги. Затем он кладет руки мне на плечи и проводит по моим рукам, словно проверяя, цела я или нет. И зная его, это именно то, что он делает.

– Я сделана не из стекла, помнишь?

Две руки ложатся по обе стороны от моей челюсти, большие пальцы Майлза касаются моих щёк.

– Я знаю, но я ничего не могу с этим поделать.

Мое тело расслабляется с мягким выдохом, лёгкая улыбка дёргает уголки моих губ. Может быть, мне и следовало себя в чем-то пожалеть, но я этого не делаю. Майлз пытается защитить меня, даже если это немного преувеличено, и он делает слишком много для этой защиты. И все же, я не могу на него злиться. Меня это раздражает, во всяком случае, большую часть времени. Но тем не менее, это… очень мило.

– Иди надень какую-нибудь одежду, которую не жалко будет испортить, – говорит он, делая шаг назад. – О, кстати, мне недавно звонил Диего.

– Что?

С каких это пор у моего агента есть номер телефона моего мужа?

– Да, я был так же сбил с толку. Думаю, он сказал что-то о том, что ты снова притихла в Instagram'е. По сути, он просто сказал мне, что я должен заставить тебя почаще выкладывать посты. Почему ты все ещё держишь его в качестве своего агента, Эм?

Конечно, Диего найдет кого-нибудь ещё, чтобы достать меня именно этим. Я знаю, что была не очень активна на своих платформах. Я знаю, что публиковала что-то реже. И всякий, когда я выкладывала что-нибудь, это было просто селфи в постели или быстрый набросок на моей iPad. За добрых четыре недели не было загружено ни одной фотографии, связанной с модой. Последний пост был в день моей свадьбы, как раз о моём свадебном платье. Я даже не уверена, что это можно считать постом, связанным с модой.

Тем не менее, я публикую истории каждый день. Я общаюсь со своими подписчиками с помощью глупых опросов, или даю им возможность задать мне вопросы, на которые я отвечаю только на следующий день. И должна признать, что в пятидесяти процентах этих историй есть Майлз. Частично потому, что они, как правило, намного лучше, а также потому, что он просто всегда рядом. Его легко сфотографировать во время хоккейной тренировки, игры или, когда мы вместе на учебе. Или фотки любимых блюд моих подписчиков, которые он готовит.

Майлз не возражает. На самом деле, он реагирует на каждую мою историю с ним, давай мне понять, как красиво он выглядит на указанной фотографии, или как здорово я запечатлела его задницу. Я бы никогда не призналась ему в этом, но эти комментарии делают мой день. Может быть, это немного самовлюблённо и дерзко с его стороны, но я знаю, что он просто шутит. В большинстве случаев.

– Ну, мне нужен агент. И, честно говоря, я боюсь, что, если я найду новое агентство, это плохо отразится на мне. Ну, или что мое новое агентство попытается испортить мою репутацию.

– Ты даже не хочешь делать ничего из этого, Эм, – он следует за мной наверх, всегда оставаясь рядом, на случай, если я споткнусь, чтобы поймать меня своими отцовскими рефлексами.

– Нет, но и ничего другого я тоже не умею. А быть социальным работником, это явно не для меня. И искусство меня никуда не приведёт. У меня есть модельное агентство и моя аудитория. Это тоже хорошо оплачиваемая работа. Зачем рисковать всем этим, когда это надежная работа?

Я иду к шкафу, который мы делим. Майлз был достаточно любезен, чтобы разрешить мне использовать большую часть его вещей, учитывая, что я ношу более разнообразную одежду.

Гончарная роспись, да? Спортивные штаны и мешковатая рубашка были бы кстати, плюс по всему, они бы скрыли животик, которого у меня нет. Да, я до сих пор переживаю по этому поводу. Я только забеременела, и уже даже не показываюсь. Конечно я не знаю, какой у меня должен быть живот на одиннадцатой неделе беременности, но мне все равно. Я просто хочу показать хоть немного.

Но если Диего узнает, что я вышла на публику в образе бездомного – он настаивает, что штаны и толстовка затмевает мою красоту, – он произнесёт двухчасовую речь о том, почему я не должна этого делать. Что это не для моего имиджа и бла-бла-бла. Так что, думаю, мне придется пойти в чем-нибудь другом. Думаю, в платье.

– Это ненадежно, дорогая.

Это так. Я получаю приличную сумму за одну съёмку, а если я когда-нибудь попаду на подиум, то получу ещё больше.

Я смотрю на него сквозь зеркальную дверь.

– Не называй меня так.

– Ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя женой?

– Как насчёт Эмори?

– Знаешь что? Мне больше нравится «женушка».

Я сделала только хуже.

– Хорошо, как угодно, – я закатываю глаза и просто открываю двери шкафа, пытаясь найти платье. – Между прочим, искусство менее надёжно. По крайней мере, я уже хорошо зарабатываю на моделировании и публикациях в социальных сетях.

– Ты почти ничего не выкладываешь.

– И что? Я все ещё зарабатываю деньги. Достаточно денег, чтобы обеспечить себе жизнь.

– А ты не можешь попытаться зарабатывать себе на жизнь чем-нибудь, чем ты действительно увлечена? Например, искусством.

Глядя на свой выбор одежды, я просто киваю, и вместо этого нахожу свои спортивные штаны.

Диего может отсосать мой несуществующий член. Ну, или член моего мужа, если он предпочитает парней.

ГЛАВА 30

«Ты забрала прочь мою сбивчивую мелодию, / И теперь я слышу симфонию» – I Hear a Symphony by Cody Fry

Эмори

– Помните, если вы хотите получить чистый результат без разводов, не давайте краске высохнуть. Я рекомендую три слоя каждого цвета, используйте самую большую кисть для области, на которой вы хотите рисовать, всегда держите достаточно краски на поверхности, и обязательно рисуйте в одном и том же направлении. Толстый слой также поможет вам бороться с полосами. Первый слой высыхает быстрее всего, так как керамика очень сухая, поэтому не паникуйте, когда наносите первый слой и он не выглядит идеальным. Вы можете начать наносить второй слой сразу же: этот слой ляжет сверху, и высохнет не так быстро, как первый.

У меня уже есть видение того, как будет выглядеть моя тарелка. На внутренней стороне будут нарисованы апельсины и несколько листьев, чтобы не переборщить с апельсинами. Просто это выглядело бы слишком нагроможденным. Кроме того, добавление других цветов – это всегда хорошо. Нижняя сторона тарелки либо останется просто белой, либо придам ей оранжевый оттенок. Я все ещё не уверена, что с ней делать.

Когда я смотрю на Майлза, я вижу, что он смотрит на тарелку перед собой, его брови нахмурены в замешательства. Я почти смеюсь.

– Это вообще имеет какой-нибудь смысл?

– Что ты имеешь ввиду? – спрашиваю я в ответ.

– Не дайте краске высохнуть, но первый слой высохнет почти мгновенно?

– Именно так работает живопись, Майлз. В этом есть смысл.

– Это не имеет никакого смысла, жена. Вот на самом деле не имеет никакого смысла.

– Ох, теперь меня понизили в статусе жёнушки до жены, а?

Он гордо кивает.

– Ты не заслуживаешь окончания «ушка» после этих слов.

Я очень долго вздыхаю, тоже немного драматично. Мне плевать как он меня называет. Я одинаково ненавижу каждое ласковое прозвище.

Отвернувшись от Майлза, я тянусь к оранжевому цвету, наливая немного краски на дополнительную палитру. Поскольку я не хочу, чтобы мои апельсины имели стопроцентную непрозрачность, я нанесу только один, а может и два не толстых слоя. Я хочу видеть полосы, придать им какую-то текстуру. Края моих апельсинов должны быть толще, чем середина. И вот я набираю кистью немного краски и рисую один полукруг. Край полукруга получается именно таким, как я хотела, и внутренняя часть тоже достаточно полосатая. Тем не менее, он все ещё выглядит слишком тусклым, поэтому я повторяю все движения, а потом добавляю другую половину круга.

Я повторяю весь этот процесс несколько раз, чтобы у меня вышло всего шесть апельсинов.

Бросив ещё один быстрый взгляд на Майлза, я с удивлением обнаруживаю, что его тарелка все ещё пуста. Он хоть прикасался к ней? Я ожидала увидеть пятна цветов и полное отсутствие какого-либо дизайна, но это удивляет даже меня.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, еле подавляя смешок.

– Да. Просто у меня нет красной краски.

– Есть, – говорю я и указываю на баночку с красной краской рядом с его тарелкой.

– Нет, это розовый.

Иногда он такой глупый.

– Нет, это красный. Цвета проявляются после того, как глиняная посуда засохнет.

– Хорошо, тогда я возьму другой цвет.

Он глупый. Он чертовски глупый.

– Похоже ты искупалась в краске, – комментирует Майлз, когда я заканчиваю свой шедевр.

Это не идеально, но от этого становится даже лучше. Я серьёзно не могу дождаться завтрашнего дня, чтобы забрать готовую керамику.

В любом случае, Майлз прав. Я из тех художников, которым все равно, где останется краска. Я использую свои руки, чтобы размазать её, если это необходимо, или чтобы избавиться где-то от пятен. А потом я забываю, что у меня на руках краска, и провожу ими по волосам, или прикасаюсь к лицу и вообще к чему угодно. Просто это всегда заканчивается тем, что я вся в краске.

– Спасибо, я называю это эксклюзивом от Эмори. Что думаешь? – Он сканирует меня, его глаза скользят по всему моему телу, прежде чем снова останавливаются на моих глазах.

– Слишком много оттенков оранжевого.

Прищурившись, я жду, пока он исправлять себя, или хотя бы обратит внимание на то, что я только что сказала. Но даже если он и понял, он ничего не говорит

– Ты всегда высмеивал мой цвет волос.

Он ухмыляется. Он, черт возьми, ухмыляется мне. Его руки лежат на груди, а голова слегка наклонена, когда он мычит, годятся на мои волосы.

– Нет, на самом деле, тебе идёт рыжий.

– Правда?

Единственная причина, по которой я когда-то решила покрасить волосы в красный, или точнее, в рыжий, заключается в том, что я знаю, что Милли никогда бы этого не сделала. Это было похоже на попытку не сравнивать себя с ней. Только это понесло мне больше сравнений, чем когда-либо до.

В течение первых шести месяцев моя мать постоянно говорила что-то вроде:

– Милли никогда бы не испортила себе волосы, как ты. Но что плохого в том, что у тебя такой же цвет волос, как у твоей сестры? Блонд идёт Милли намного больше, а значит и тебе тоже.

Она больше не комментарии мою прическу, теперь она говорит о других вещах.

– Да, – он подносит руку к моей голове, сжимая одну прядь между большим и указательным пальцами, прежде чем потянуть за неё, вероятно, чтобы вытащить немного засохшей краски. – Это… месмерично^[15].

– Месмерично? – повторяю я, не совсем понимая его комплимента. Но один человек никогда не смотрел на мои волосы и не забывал, что вообще смотрел на них. – Это не месмеризм.

– Тогда заманчиво.

– Заманчиво! – выпаливаю я, затем быстро прижимаю руку ко рту, когда данные люди проворачиваются, чтобы посмотреть на меня.

– Очень, – Майлз убирает мои волосы за ухо, наклоняясь ко мне ближе. – Кстати, ты должна мне хоккейную майку.

Я быстро смотрю на себя, мои глаза расширяются от осознания. Какого хрена я не заметила, что надела не свой свитер, а майку Майлза?!

Затем мои глаза находят оранжевые и зелёные полосы краски по всему переду и рукавам, и в этот момент моё сердце замирает. Я знаю, что эти трикотажные изделия имеют большой ценовой диапазон. Возможно что-то от $15 до $300. Настоящие NHL стоят намного дороже. Я уверена, что NCAA Майлза тоже не была дешёвой. Особенно та, на которой написано его имя и номер.

– Сто пять долларов, – говорит он. – Но знаешь, я также принимаю другую форму оплаты.

Мое выражение лица должно быть забавным, потому что Майлз начинает безудержно смеяться. Но я не нахожу это забавным. От слова совсем.

Только после того, как моя рука врезается в его грудь, он останавливается.

– Я шучу, Эм, – Майлз заносит руки вокруг моего тела, притягивая меня прямо к себе. – У меня из много. И даже если бы не было, я бы просто купил новую. Это не имеет большого значения.

У меня есть деньги, так что это не проблема. Я все ещё чувствую себя плохо из-за того, что испортила его майку.

ГЛАВА 31

«Это сводит меня с ума, но я сильно заинтересован, впечатлён» – Kiwi by Harry Styles

Майлз

– Выглядит ужасно, – сообщает мне Грей после того, как мы забрали наши тарелки.

– Спасибо, я старался приложить к этому как можно меньше усилий.

На самом деле, я думал, что проделал отличную работу, но неважно. Не каждый может рисовать дерьмо на тарелке как Пикассо. Ну, это неправда. Наверно, каждый обладающий хоть некоторыми художественными способностями может рисовать как Пикассо; он не был таким великим художником.

Хорошо, я думаю искусство заключается не столько в том, чтобы нарисовать идеальное яблоко или что-то в этом роде, а в том, чтобы этот рисунок имел то или иное послание. Не знаю, надо спросить у Эмори.

– Понятно. Но у нее вышло потрясающе, – это так, я с ним полностью согласен. – Честно говоря, я вижу в ней больше художницу, чем модель.

– Я тоже. Но к сожалению, она нет.

Или я так думаю. Нет, на самом деле, я считаю, что она бы с радостью попыталась зарабатывать себе на жизнь искусством, если бы не так сильно боялась потерпеть неудачу. Потерпеть неудачу лучше, чем никогда не пытаться. По крайней мере, так она может с гордостью сказать, что пробовала и у неё просто не получилось. И кроме того, каждый раз, когда она публикует что-нибудь о своем творчестве в Instagram, количество лайков зашкаливает.

Не так много, как на постах со мной, но я имею ввиду, что на меня довольно приятно смотреть.

Нет, серьезно, некоторые из её постов о цифровом искусстве получают больше лайков, чем некоторые фотосессии, на которых она побывала, или какой-либо пост о моде, которые она загружает.

Я не думаю, что она провалится. Может однажды, она тоже это поймет.

– Значит, скоро ты встретишься с её родителями, да? – спрашивает Грей, как только мы садимся в его машину.

Он за рулём, потому что у него меньше шансов врезаться в дерево. Обычно я не бью деревья… Ну, только если выпиваю пиво… или два. Или что-нибудь другое. Но я этого не делал, не сегодня, но он все ещё не доверяет моему вождению.

Я киваю, но не подтверждаю словами, потому что мой телефон загорается, и я вижу уведомление на экране.

Эмори прислала фотографию.

Она никогда не присылает мне фотографий. На самом деле, она почти не отвечает на мои сообщения. Я пришел к выводу, что ей просто не очень нравится со мной общаться.

Но, черт возьми, я оказался неправ, когда открыл наш чат и посмотрел на картинку.

Я очень надеюсь, что она собиралась отправить это Сан, но также, я не думаю, что она когда-нибудь отправит своей лучшей подруге такую фотографию.

Эмори лежит на кровати на животе, немного повернувшись на бок, так, чтобы её фигура была хорошо видна. Она снова в моей майке. Но на этот раз, она не закрывает её бедра. Она подтянула её до талии, открывая небольшой участок от бедра до талии. О, ну и в основном, всю нижнюю часть её тела. Её ноги вздёрнуты в воздух, создавая лёгкую, эротическую фотку в зеркале, ничего не выдавая.

И тем не менее, от этой дурацкой фотки у меня сжимаются яйца, мой член становится более твердым, с каждой секундой моего просмотра этой картинки.

В машине становится жарко? Потому что это чувствуется именно так.

– Ты в порядке? – спрашивает Грей.

Я быстро смахиваю фотку.

– Ага.

Только теперь, когда фотография больше не открыта, я замечаю, что Эмори прислала дополнительный текст.

Эмори: Как тебе?

Достаточно горячо, чтобы расплавить каждый дюйм моего тела.

Майлз: Ты точно отправила правильную фотографию?

Конечно, она прекрасно знала, что сделает эта фотография, когда отправляла её. И она бы никогда не отправила мне такую фотку, только если не случайно.

Да, мы женаты, но у нас нет настоящих отношений. Мы не целуемся и даже не держимся за руки. Так что, секс явно исключен, и это нормально. Но эта фотография…

Это серьезно заставляет меня захотеть сказать «к черту запреты на поцелуи», «к черту запреты на секс с ней» и… сделать это. Просто сорви эту мою майку с её тела, и проведи в ней целый день. С небольшими перерывами, конечно, но все же.

Эмори: На самом деле, да.

Майлз: Ты издеваешься надо мной, жена?

Эмори: Полагаю. Работает?

Работает? Я бы, блять, так и сказал, что да.

Майлз: Нет.

Эмори: Я совсем тебя не возбудила?

Чертов пиздец. Так она что, действительно хотела, чтобы я выебал ей мозги?

Эмори: Очень жаль. Я думала, что смогу расплатиться до того, как мы уйдем, но, похоже, нет.

Расплатиться?

Ой. Ой.

Майка. Если бы я знал, что она действительно подумает об этом, я бы не сказал вчера этих слов. Или, может быть, именно поэтому я и сказал это.

Она ходит по нашей спальне в нижнем белье уже несколько недель, дразня меня до такой степени, что я иду в душ спустя всего десять минут, как вышел оттуда.

Эта женщина, возможно, самое прекрасное создание на земле, по крайней мере, для меня. Ну, и для другой сотни похотливых мужчин в её комментариях. Но мы не одно и то же. Я знаю её лично, а они нет. Я видел её голой раньше, они – нет. Каждую ночь она спит в моей постели, а не в их. И, в конце концов, она моя жена, а не их.

Майлз: Ты пытаешься соблазнить меня, жена?

Прямо сейчас я почти вижу ухмылку на её губах.

Эмори: А это работает?

Майлз: Нет.

– Не возражаешь вести машину немного быстрее? – спрашиваю я Грея.

Если мне повезет, может быть, она все ещё будет только в моей майке и больше ни в чем. Сомневаюсь, потому что Эмори просто любит сводить меня с ума при любой возможности.

– Что-то случилось с Брук?

– Не думаю, она все равно со своими бабушкой и дедушкой. Но что-то не так с Эмори.

Но что? Это правда. Такое поведение не похоже на Эмори.

Насколько мне известно, её могли похитить.