Текст книги "Семь месяцев (ЛП)"
Автор книги: Хулина Фальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
ГЛАВА 52
«Он агрессивный, изворотливый, правда в том, что он лжёт» – Devil Doesn’t Bargain by Alec Benjamin
Эмори
– Мама, – я бросаю конверт с информацией о Майлзе и Милли на кофейный столик в гостиной моих родителей. – Ты когда-нибудь видела это раньше?
– Это из комнаты Милли?
Я киваю.
– Да. Там фотографии Майлза и Милли, плюс информация о том, что кто-то наблюдал за ними неделями, может быть, месяцами.
Я знаю, что моя сестра не была самым невинным человеком на свете, несмотря на то что Майлз думал о ней. Я знаю, что у неё были странные друзья, в основном пьяницы и наркоманы. Некоторые из них являлись настоящими преступниками. Она крутилась в плохой компании, очевидно, она никогда этого не рассказывала Майлзу.
В школе они не виделись, поэтому ей легко удавалось скрывать свою компашку. И поскольку Милли ходила в частную среднюю школу в Нью-Сити, в то время как мы с Майлзом ходили в среднюю школу Манхэттен Бриджес, очень маловероятно, что он вообще когда-нибудь узнал бы об этом. Они бы не встретились. Нью-Йорк огромен и достаточно многолюден, чтобы затеряться в нём.
– На нем нет блесток, – комментирует моя мама, на этот раз даже не потрудившись оторвать взгляд от телевизора.
– Вижу, – это причина, по которой я действительно хочу верить, что это дело не рук Милли.
Она покрывала блестками всё, что возможно. Даже стены её спальни были выкрашены мерцающей белой краской. Это выглядит мило. Скорее, выглядело. Теперь комната выглядит старой и обветшалой. Тогда она была хорошо сделана, а теперь кажется дешевой из-за повреждений от воды на потолке – бог знает почему – и пыли, покрывающей каждый дюйм её спальни.
Я не понимаю, почему мама никогда не заходит туда, чтобы сделать уборку. А потом вспоминаю свою реакцию: едва я вошла в комнату, у меня перехватило горло и потекли слёзы.
– Может быть, это твое.
– Мам, думаю, если бы собрала всё это дерьмо воедино, то помнила бы об этом.
Кроме того, мои склонности к преследованию снизились примерно на девяносто пять и восемь десятых процента. Я просто знаю, что непременно бы напортачила, поставив случайный лайк старой фотографии или прокомментировав пост, только потому что забыла, что слежу. Во всяком случае, так было бы в соцсетях. Лично… Я точно не осталась бы незамеченной, потому что обязательно бы кашлянула и чихнула в ответственный момент. Меня бы тут же раскрыли.
– Хм. Ну, тогда я тоже не знаю, Ми… Эмори.
На одно маленькое мгновение я закрываю глаза, стараясь не взорваться от гнева. Почему она никогда не может воспринимать меня всерьёз? Я привыкла, что родители называют меня именем сестры. Но меня бесит не то, что она чуть не произнесла Милли вместо моего имени, а то, что если бы вместо меня действительно была Милли – мать спрыгнула бы с этого чертового дивана и попыталась выяснить, откуда, черт возьми, взялся этот конверт.
– Может у Милли есть подруга, которая могла что-нибудь знать? – спрашиваю я, пытаясь совладать с эмоциями
– Может быть, эта девушка Кейтлин. Милли всегда обращалась к ней, когда ей что-то было нужно. Хотя она оказывала на Милли дурное влияние. У этой девушки были «люди», что бы это ни значило. Милли всё время так говорила.
Люди. У Милли были люди. У неё были «друзья», которые прикрывали всякое дерьмо. Боже, она заставила меня всё скрыть. Каждый раз, когда Милли делала что-то, из-за чего у неё могли быть неприятности, я поручалась за неё. Я либо брала вину на себя, либо говорила, что Милли была со мной весь день напролёт. У неё никогда не было неприятностей, потому что у этой девушки всегда была я, чтобы подтвердить её ложь.
– Бабуля, смотри! – Брук запрыгивает на колени моей матери, и так неожиданно, что эта женщина переводит взгляд от драгоценного телевизора и смотрит на свою внучку.
Пока Брук показывает моей матери фотографию, которую Майлз разрешил ей оставить, я замечаю, как пульсирует вена на её шее, определенно от гнева. Каждый раз, когда я пыталась зайти в комнату своей сестры после её смерти, моя мать говорила «нет». Мне не разрешалось прикасаться ни к чему, что принадлежало Милли. Представьте, что чувствуют люди, заходящие в комнату, которую не открывали почти пять лет, когда обнаруживают, что вещи из этой комнаты раздают.
Наверное, мне следует посочувствовать ей. Но я этого не делаю.
– Кто тебе это дал, Бруклин?
– Папочка, – жизнерадостно отвечает Брук. – Папа сказал, что это мама, – она наклоняется ближе и шепчет, – но я думаю, что это Мэмори.
Моя мать никогда бы не накричала на Брук. Может быть, она и повысила бы голос, но она не стала бы доводить Брук до слёз, не говоря уже о том, чтобы сказать ей, что она не права. Для неё Брук – святая. Так оно и есть. Но когда мать ставит Брук на ноги и говорит ей пойти найти отца, я знаю, что она находится на грани, чтобы накричать на всех.
Как только Брук оказывается у лестницы, мать встает и поворачивается ко мне. Её голос полон горечи и яда, когда она говорит:
– Если ты не разведёшься с Майлзом, я найду способ развестись с вами обоими.
– Что? – женщина, которая говорила, что развод невозможен даже в случае предательства, сейчас говорит мне развестись.
Если бы она сказала это несколько недель назад, возможно, я бы сказала: «Хорошо, я подпишу документы о разводе прямо сейчас», но теперь я не хочу… Разводиться с Майлзом… Я не уверена почему, но мне не хочется делать это в ближайшее время. Или когда-либо ещё. Нет, никогда… Или, может быть…? Я не знаю.
– Он – дурное предзнаменование. Посмотри, что с тобой случилось. С тех пор как ты вышла за него замуж, в твою жизнь продолжают приходить только несчастья. Сначала ты вышла замуж за мальчика по вызову, потом от него же забеременела, потолстела и стала нежелательной для подиума. Никто больше не хочет с тобой работать. Теперь тебя преследуют, а твоё агентство выгнало тебя, тогда…
– Я никогда не упоминала об этом, – перебиваю я, – Мама, откуда ты знаешь об агентстве? – я проигнорировала комментарии о моей беременности и о том, что это разрушает мою карьеру, и о том, что Майлз здесь виноват. Он не мальчик по вызову, по крайней мере, я начинаю в это верить.
– Ты упоминала об этом, я уверена. Откуда еще мне знать?
– Об этом я тебя и спрашиваю.
Я никогда ей не говорила. Я не сказала ей, потому что единственный человек в моей жизни, знающий об этом – это Майлз, а он не стал бы рассказывать моим родителям. Тем, кто всё ещё злится на него без всякой причины.
Они любили его до того, как появилась я. До того, как появился человек, пытавшийся разрушить его жизнь.
– Я разговаривала с Диего, – говорит она, теперь глядя на меня с чувством вины на лице. Лгунья. – Он попросил меня убедить тебя сделать аборт, потому что эта беременность разрушает твою жизнь.
– Так, значит, причина во мне, да?
– Что ты имеешь в виду? – она делает шаг ко мне, но я тут же отступаю назад.
– Когда Милли сказала тебе, что беременна, ты была рада за неё. Не очень счастлива, но ты поддержала её. Сказала ей, что всё будет хорошо, ведь по всему миру происходят миллионы подростковых беременностей, поэтому она не единственная и всё в порядке. Но я прихожу к тебе в возрасте двадцати одного года, говорю тебе то же самое, и ты начинаешь ненавидеть меня больше, чем когда-либо. Ты ходишь и слушаешь, как мой агент говорит тебе, что я должна сделать аборт. Гребаный аборт, мать твою!
– Всё равно уже слишком поздно, – раздражённо бормочет она себе под нос. Её вообще не волнуют мои чувства. Моя собственная мать не поддерживает меня, и это заставляет меня чувствовать себя ужасно.
– Я никогда не буду достаточно хороша для тебя, не так ли?
Мама закатывает глаза, снова пытаясь подойти ближе, но на этот раз я отхожу в другой конец комнаты, создавая между нами больше пространства.
– Милл…Эмори. Послушай…
– Я никогда не смогу сравняться с Милли. Что бы я ни делала, я никогда не буду достаточно хороша. Я никогда не буду ею, мама! Даже пытаться не буду быть ею только для того, чтобы понравиться тебе. Я и вполовину не такая хорошенькая, как она. Я не слушаю тебя так, как слушала она. Я не повинуюсь тебе так, как повиновалась она. Вот почему ты меня терпеть не можешь, верно? Потому что я не твоя марионетка. Независимо от того, насколько сильно я стараюсь угодить тебе, я никогда не буду достаточно хороша в твоих глазах, потому что ты не можешь контролировать меня.
– Не будь смешной, Ми…
– ЭМОРИ! – я кричу на нее. – Меня, блять, зовут Эмори. Ты дала мне это имя. Почему ты не можешь вспомнить мое чертово имя?!
– Я знаю твое им…
– Ne pleure pas, Brooke[21 ].
Мать подпрыгивает, услышав голос Майлза, и прижимает руку к сердцу, как будто его присутствие действительно напугало её.
Я надеюсь, что так оно и было.
– Pourquoi elles crient?[22]
– Я не знаю, малышка, – отвечает Майлз. Я не уверена, что спросила Брук, но, судя по выражению лица Майлза, он просто не хочет ей говорить. – А теперь перестань плакать, ладно, маленькая обезьянка?
Он держит её в своих объятиях, вытирая слезы. Он не обращает внимания на то, что мы с мамой пристально смотрим на них, наблюдая.
Я всегда замечала в Майлзе одну вещь: когда дело доходит до Брук, он бросает все свои дела, чтобы быть рядом с ней. Возможно, он даже нашел бы способ пересечь океан за час, просто чтобы быть рядом с ней в момент, когда она нуждается в нём больше всего.
За это я искренне им восхищаюсь. Наблюдая за тем, как Майлз становится замечательным отцом, я чувствую, как что-то внутри меня успокаивается. Может быть, я боюсь, что не смогу быть отличной матерью для своего ребенка, потому что я понятия не имею, как быть родителем. Особенно учитывая, что мои родители оказались не самыми лучшими.
Возможно, наблюдение за ним каким-то образом показывает мне, какой я хочу быть со своим собственным ребенком. Я хочу, чтобы у него была такая же связь как с Брук. Безусловная любовь. Брук знает, что она может обратиться к своему отцу в любое время, и я почти уверена, что она в курсе, что он бросил бы всё ради неё. Это действительно впечатляет меня.
Когда мне было четыре, я была слишком напугана, чтобы сказать родителям, что случайно описалась в свою постель. Они наверняка бы накричали на меня. Когда же Брук делает это, она просто говорит Майлзу и знает, что ничего не случится. Она знает, что всё в порядке.
Когда мне было четыре, и я часто пугалась кошмаров, мне приходилось бодрствовать до тех пор, пока на меня не накатывала усталость и я не теряла сознание. Я ни за что не смогла бы пробраться в родительскую постель, в отличие от моей сестры. Брук же сразу прыгает прямо на своего отца и требует, чтобы он обнял её, оберегая от монстров, которые преследовали её во сне. Он находится рядом с ней, даже когда она не может заснуть.
Может, он просто порядочный родитель, но мне нравится, как Майлз относится к Брук… Это всегда будет для меня удивительным, впечатляющим.
– Мы купим мороженое, когда вернемся домой? – спрашивает Брук, заставляя Майлза рассмеяться и недоверчиво покачать головой.
– Да, – отвечает он, растягивая это слово со вздохом. – Я думаю, мы можем это сделать.
– Тебе не следует покупать мороженое. – вмешивается моя мать, она скрестила руки на груди, устремив пустой, но суровый взгляд на моего мужа, – Ты хочешь, чтобы она набрала вес?
– Заткнись, Холли. Просто… Закрой. Свой. Чертов. Рот. Ты можешь это сделать?
Я ахаю, не ожидая, что Майлз сбросит атомную бомбу на глазах у Брук. Он никогда этого не делает. Он даже не произносит таких слов, когда зол настолько, что в мультфильме его голова покраснела бы, а из ушей пошел бы пар. Он всегда скрывает это.
– Как ты смеешь говорить со мной так, будто…
– Дело не в том, как я должен разговаривать с тобой. Тебе следует спросить себя о том, в какой момент ты начала разговаривать со своей дочерью так, словно она была ошибкой. Как будто она для тебя обуза. Как ты смеешь говорить со своей дочерью так, словно она проблема? В то время как ты сама создаешь эту проблему, – перебивает Майлз, не сводя глаз с моей матери. Всё, что я могу делать, это наблюдать за ними, слушать, стараясь удержаться от того, чтобы сбежать.
– Она была ошибкой!
О, ладно, я догадалась об этом много лет назад, так что меня это больше не удивляет.
– Для тебя, может быть. Но это всё равно не даёт тебе права говорить с ней так, словно она сделала что-то не так, хотя она вовсе не виновата…
– Через год или два ты увидишь, что эта девушка не доставляет ничего, кроме проблем. Ты будешь считать свой брак такой же ошибкой, как и её саму.
Майлз качает головой, позволяя печальному смешку вырваться наружу:
– Ты ошибаешься, Холли. Эмори – это лучшее, что случилось со мной за долгое время. Эмори – моя жизнь, и я не могу понять, почему ты её не любишь. Я не могу понять, как ты смотришь на неё и не видишь ничего, кроме недостатков. Потому что, когда я смотрю на свою жену, я вижу совершенство. Когда я смотрю на неё, мой мир замирает, и я теряюсь в каком-то фантастическом моменте, в котором существуем только мы. Ты в нашу семью не входишь. Единственное, что не так – это мать, которую, к сожалению, она не может обменять на кого-то получше…
– Мэмори действительно хорошая, – говорит Брук, даря мне широкую улыбку, от которой мое сердце вмиг начинает таять. Её улыбка заставляет, в хорошем смысле, болеть мое сердце даже сильнее, чем слышать, как Майлз называет меня совершенством.
– Так оно и есть, верно? – Майлз отвечает своей дочери, на этот раз глядя на меня. – Красивая во всех смыслах.
Я направляюсь к мужу, полностью игнорируя маму. Я готова либо заплакать, либо уйти, либо и то, и другое. Нет, просто уйти, Майлз не позволит мне плакать.
Майлз, стоя прямо передо мной, улыбается мне, когда Брук немного наклоняется вперед, чтобы дотянуться до моего лица. Я уверена, что она видела, как Майлз делал это уже около сотни раз, поэтому сейчас она обхватывает мое лицо ладонями.
– Ты такая красивая, Мэмори.
– Ты пожалеешь об этом, Эмори, – произносит мать напряженным и низким голосом. В этом есть какая-то острота.
Я поворачиваюсь к своей матери, просто глядя на то, как она стоит. Опущенные руки сжаты в кулаки. Она выглядит неряшливо – полная противоположность тому, какой она была до смерти моей сестры. Раньше она всегда была аккуратной. Выглядела роскошно, дорого, хотя у нас никогда не было много денег. Она всегда следила за тем как одевается и насколько хорошо выглядит.
– Мне жаль тебя, – наконец говорю я, – может быть, однажды ты поймешь, что у тебя могла быть хотя бы одна дочь и потеря обоих детей не стоила всей той ненависти, которую ты демонстрировала.
– Ей жаль меня! – она усмехается, снова игнорируя мои слова. Она отворачивается от меня и вместо этого смотрит на Майлза. – Позволь мне предупредить тебя, Майлз. Брук не всегда будет твоей поклонницей. Когда-нибудь она возненавидит тебя, и ты возненавидишь её в ответ.
Майлз даже не выглядит смущенным.
– Я не думаю, что когда-нибудь это произойдет. Каждый ребенок проходит хотя бы раз в своей жизни через стадию, когда ему неловко рядом со своим родителем, но в конце концов она всё поймёт. Брук знает, что я всегда буду рядом с ней. Она знает, что я буду любить её. Так что не забивай себе голову мыслями о том, как мой ребенок возненавидит меня. Лучше начни думать о том, что ты сделала не так, что твой ребенок ненавидел тебя.
Брук явно не согласна со своим отцом, что читается по её лицу пока она не начинает говорить:
– Я не стесняюсь, папочка, – говорит она, прислоняя свою голову прямо к голове Майлза. – Я всегда люблю тебя.
Невозмутимое выражение лица Майлза быстро сменяет гордость. Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять, что он чертовски горд собой за то, что не отказался от неё и сумел так сильно полюбить свою дочь.
Я уверена, что, когда она станет немного старше, она всё равно будет знать, что её любят. Зная Майлза, не будет ни одного дня, когда он не заставит её почувствовать себя любимым ребёнком. Я, честно говоря, думаю, что когда ей будет уже за тридцать, Майлз всё равно будет звонить ей каждый божий день просто для того, чтобы сказать, что любит её.
ГЛАВА 53
«Ты – часть моей сущности, пребывающая здесь бесконечно» – Umbrella by Ember Island
Майлз
– … И вот почему я думаю, что мы должны завести котенка, – заканчивает Эмори свою презентацию на тему «Причины, по которым мы должны усыновить милого маленького котенка. Или два. Или двадцать.»
Серьёзно, это название презентации?
– Нет.
Брук соскальзывает с дивана, как старый мешок с картошкой, и хнычет. Отлично, теперь моя жена вселила в мою дочь ещё больше надежд на то, что в ближайшее время у неё появится домашний питомец. У меня нет времени на него. Ладно, сейчас больше, чем если бы я стал проф… но всё равно нет.
– Ну, а почему нет?! – Эмори опускает руки по швам, хмуро глядя на меня. – Это всего лишь кошка! Они милые, маленькие и пушистые.
– И ПУШИСТЫЕ, ПАПОЧКА! – кричит Брук, топая ногами по полу. Аарону и Софии повезло, что их сейчас нет дома, потому что, держу пари, они бы услышали это.
– Нет. – Я встаю с дивана, намереваясь снять стресс готовкой, но дочь вцепляется в мою ногу, обвиваясь вокруг неё как обезьянка.
– Пожаааааалуйста, – умоляет она со слезами на глазах. – Папа, пожалуйста…
– Нет.
– Je t’en prie![23]
– Всё ещё нет.
– S’te plaît, s’te plaît![24], – она смотрит на меня огромными глазами, надувшись. Боже, моё сердце разрывается надвое.
Она никогда ни о чем меня не умоляла. Я имею в виду, конечно, случайные просьбы типа «Я хочу конфетку». Обычно, когда я говорю нет, она просто принимает это.
– Je n’aime pas avoir á me répéter[25].
Я действительно не люблю повторяться, особенно когда она практически всю свою жизнь знала, что у неё не будет домашнего животного. Это большая ответственность, у меня никогда не было времени. О домашних животных нужно заботиться, и из-за семьи, о которой нужно заботиться, работы и общественной жизни, у меня нет времени, чтобы заботиться ещё и о кошке. Я думаю, с кошками легче обращаться, чем с собаками…
Нет, черт возьми, мы не заведем кошку.
– Но у Риса тоже есть кот!
– У Риса нет кошки, – я бы знал, потому что Колин жаловался бы мне, что его младший брат завел домашнее животное, когда у него его никогда не было.
Брук крепче прижимается к моей ноге.
– Да, у него есть, папочка. Она всегда спит в его постели.
Я смотрю на свою жену.
– Видишь, что ты наделала?
Эмори закатывает глаза и отворачивается. Серьёзно?
– Значит, ты больше не разговариваешь со мной?
Она молчит, хватая свой ноутбук, прежде чем выйти из комнаты.
Здорово. Просто чертовски здорово.
↠♡↞
Прошло пять часов, а Эмори все ещё не сказала мне ни слова. Но хуже всего то, что моя дочь тоже этого не сделала.
Они обе прячутся в нашей с Эмори спальне, стараясь держаться от меня как можно дальше. Они объединились против меня. Вы можете в это поверить? Моя жена и моя дочь… объединились против меня. Так чертовски грубо.
Я слышу, как они смеются вместе, но каждый раз, когда я вхожу в спальню, они умолкают и притворяются, что меня там вообще нет. С одной стороны, я рад видеть, что они сблизились. У Эмори и Брук всегда была отличная связь, но мне нравится знать, что Брук не против присутствия Эмори. Но это не значит, что они должны притворяться, будто меня не существует, только потому, что я не куплю им кошку.
Час назад я полчаса разговаривал с Греем в соседней комнате, прежде чем решил на десять минут сходить в спортзал. Десять минут, потому что я не мог сосредоточиться и теперь стою посреди цветочного магазина ниже по улице.
Я никогда раньше никому не дарил цветов. Ни разу в жизни. Даже будучи плаксивым ребенком, я не срывал цветы, чтобы подарить их членам семьи. И все же сейчас я смотрю на бесчисленное количество цветов. Почему существует так много видов цветов? Кому это нужно? Я имею в виду, что некоторые из них довольно странные. Последний цветок, на который я смотрел, был похож на обезьяну. И этот цветок Rafflesia Keithii тоже выглядит ненамного лучше.
Какие бывают нормальные цветы? Розы, верно? Каждый дарит своей девушке розы. За исключением Аарона, он постоянно покупает какие-нибудь фиолетовые для Софии. Но и выглядят они так себе.
– Извините, вам чем-нибудь помочь? – спрашивает черноволосая женщина, подходя ко мне. Клянусь, она смеется надо мной.
– Я выгляжу так, словно мне нужна помощь?
– Честно говоря, да. Вы выглядите немного потерянным, – честно отвечает она, затем кладет руку мне на плечо, как будто пытается пощупать меня. Я слишком хорошо знаю это прикосновение ещё со времён учебы в колледже. Я отстраняюсь.
– Я немного растерян, поскольку ничего не знаю о цветах.
Её улыбка становится немного шире, когда она предпринимает еще одну попытку сблизиться.
– По какому случаю вам нужны цветы?
Я фыркаю.
– Я извиняюсь за то, что отказываюсь пустить кошку в дом, так что цветы с извинениями для моей жены и дочери. – Я мог бы выразиться кратко, но, увидев реакцию на мои слова, понимаю, что так лучше.
Удивление и шок отражаются на лице женщины. Её карие глаза округляются, прежде чем она быстро делает шаг назад, и только после этого снова натягивает на лицо улыбку.
– Хм, что им нравится?
Что им нравится – это отличный вопрос.
– У вас случайно нет чего-нибудь королевского?
– Что вы имеете в виду под «королевским»?
– Моя дочь обожает всё, что связано с принцессами.
– Есть нечто, называемое «цветок принцессы». Как насчет розовых роз для вашей дочери? Они выглядят потрясающе и олицетворяют невинность и признательность. И я думаю, что они очень похожи на принцесс Барби.
↠♡↞
Я вышел из цветочного магазина, так и не купив роз. Я вообще не купил никаких цветов. Мне казалось неправильным дарить цветы. И вот теперь я снова у Грея, бьюсь головой о его столешницу-островок.
– Чувак, – смеется он, ставя чашку рядом с моей головой. – Ты настоящий отец.
– Спасибо, у меня на подходе малыш. Знаешь, это отличный комплимент.
Он садится рядом со мной на барный стул, кладет руку мне на спину, прежде чем выбить из меня всё дерьмо. Я сажусь, тяжело дыша. Протягиваю руку назад, чтобы успокоить место, которое мой лучший друг чуть не сломал, и поворачиваю голову к нему.
– Ай.
– Ты это заслужил, – он пожимает плечами. – Майлз, ты бьешься головой о мою идеально отполированную столешницу из-за того, что Эмори с тобой не разговаривает. Пару месяцев назад ты бы уже прыгал от радости…
– Заткнись, – я со стоном опустил голову обратно на мрамор.
Он смеется. Может быть, я официально сделаю Колина своим лучшим другом номер один. Но он всегда предпочел бы Аарона мне, тем более сейчас, когда он встречается с сестрой-близнецом Аарона. Аарон также всегда предпочел бы Колина кому – либо другому, исключая Софию. Похоже, в конце концов, я застрял с Греем.
– С каких это пор ты в нее влюблен?
– Я не влюблён.
– Ладно, продолжай лгать себе. Это прекрасно, – я слышу, как он глотает напиток, который приготовил для нас. Наверное, кофе или что-нибудь в этом роде. – Тогда почему ты не позволяешь себе любить её?
– Почему твой отец ненавидит тебя? – я пытаюсь задеть его в ответ.
Я знаю, что Грей в шаге от того, чтобы выбежать из квартиры. Он по-прежнему отказывается рассказывать мне о своей семье.
– Это не из-за меня.
– Скажи мне, и я отвечу на твой вопрос, – он думает, что знание – это сила. Грей не любит оставаться в неведении, так что возможно он клюнет.
Да, я должен дождаться, когда он будет готов к этому разговору, но в случае с Греем я окажусь в шести футах под землёй, прежде чем узнаю правду. Он мало говорит о себе или своих проблемах. За все годы, что я его знаю, у него было не так много проблем, о которых я знаю. И это было что-то из разряда отсутствия острых коньков или драка с бывшим парнем девушки.
– Ладно, ты первый.
Я резко сажусь, глядя на Грея со смесью шока и удивления. Затем качаю головой:
– Нет, ты будешь первым, потому что я знаю тебя, Дэвис. Ты скажешь «да» сейчас, а потом не дашь мне ничего после того, как я заговорю.
У него талант: быстро менять тему, прежде чем ему придётся рассказывать о своих проблемах. Он ухмыляется, но улыбка исчезает, поскольку он определенно думает о своем отце.
– Он не ненавидит меня, просто я сделал кое-какой выбор.
– Например? Переезжаешь в Нью-Йорк или…?
– Не-а, – он отмахивается от меня с легким я-очень-надеюсь-смешком. – Хотел бы я, чтобы это было так. Иметь бойфрендов.
Ой.
Я всегда думал, что его семья не против. Сан, казалось, это никогда особо не волновало. Каждый раз, когда я встречал её до того, как она поступила в Сент-Тревери, она показывала Грею фотографии каких-то парней из Малибу. Его старший брат часто поддразнивал его.
– Каждый раз, когда я приводил домой своего парня, мой отец уходил из дома, а после того, как этот парень уходил, отец кричал на меня. И пока у меня были отношения, он едва смотрел на меня. Но если я встречаюсь с женщиной… он самый гордый отец из всех, кто когда-либо существовал, – он облизывает губы. – Когда я один, он почти не отвечает на мои звонки, потому что я могу трахаться с каким-нибудь парнем всего за час до этого, или какой-нибудь парень мог быть со мной в постели прямо сейчас. Ему никогда не нравился тот факт, что я жил с тобой. По крайней мере, до тех пор, пока я не сказал ему, что ты был прямее, чем линейка, с ребенком и девушкой. Я не сказал, что она умерла, просто чтобы он оставил меня.
Я ожидал, что прямо сейчас из уст моего лучшего друга вырвется все, что угодно. Всё, кроме этого.
– Грей, мне так жаль…
– Всё в порядке, на самом деле. Я привык к этому.
– Это не означает, что все в порядке, – я слегка наклоняю голову. – На самом деле, ты не должен привыкать к тому, что твой отец неуважительно относится к тебе из-за того, с кем ты встречаешься.
– Я мало что могу в этом изменить.
– Так вот почему ты не возвращаешься домой без Сан?
– Ага. Она для того, чтобы поговорить. Мои родители мало разговаривают со мной, если у меня нет девушки. Пока есть Сан, мне, по крайней мере, есть с кем поговорить. И она делает всё менее неловким, заполняет тишину болтовней, ты знаешь… она просто Сан.
– А как насчет Мун?
Грей отвечает:
– Он не высказывает своего мнения. Пока наш папа там, я вызываю у него такое же отвращение. Единственная, кого никогда это не заботило – это Сан. Маме всё равно, она просто хочет видеть меня счастливым. Но когда рядом мой отец… если только она не захочет развода, моя мать не выступает против него. Поэтому, когда он говорит, что они ненавидят меня прямо сейчас, они ненавидят меня.
Он прочищает горло, быстро выдыхает воздух и встряхивает всем телом, как будто стряхивая с себя все эмоции, которые всплыли на поверхность. Он встает с барного стула и идет на другую сторону островка, затем открывает ящик и достает квадратные кусочки разноцветной бумаги.
– В любом случае, как насчет того, чтобы мы сделали несколько бумажных цветов, раз уж ты не купил настоящие? И пока мы будем этим заниматься, ты можешь рассказать о том, почему ты не позволяешь себе влюбиться в свою жену, хотя ты уже по уши в нее влюблен.
Мой телефон жужжит, и возможно, это сообщение может быть от Эмори, так что я проверяю его, прежде чем ответить Грею. Только когда я вижу, кто пишет, я запутываюсь еще больше. Незнакомый номер только что прислал мне фотографию. Какого черта?
Грей чувствует моё замешательство, в мгновение ока оказывается позади меня и заглядывает через мое плечо.
– Кто это? – спрашивает он.
– Черт возьми, я не знаю.
Грей протягивает руку, нажимая на сообщение. Мы оба фыркнули, когда картинка оказалась случайным изображением члена.
Кто, черт возьми, мог прислать мне фотографию своего гребаного члена?!
Мне присылали по меньшей мере две дюжины случайных фотографий обнаженной натуры с неизвестных номеров. Хотя всё это от женщин. Ни один чувак не искал мой номер, чтобы прислать свой член. Ладно, однажды это действительно случилось.
– Черт возьми, любимый, – смеется Грей, – я думаю, кто-то пытается тебя трахнуть.
Закатив глаза, я тяжело вздыхаю. Потом я вспоминаю.
– Я думаю, кто-то пытается трахнуть мою жену.
Это единственное объяснение, которое имеет смысл. Когда мне было шестнадцать и я очень сильно любил Эмори, я сказал ей, что если какой-нибудь парень будет приставать к ней, она должна дать ему вместо своего номера мой, и я с этим разберусь. Это случилось примерно год спустя, за несколько недель до того, как мы расстались, вернее, до того, как Милли нас разлучила.
– Эмори?
– Нет, моя другая жена, детка, – говорю я. – Конечно, блин, Эмори.
Он поднимает обе руки, как будто я держу его на мушке, сохраняя самодовольную ухмылку на губах, пока я смотрю на него, повернувшись на стуле. Когда я думаю, что ему надоело быть задницей, он снова открывает рот:
– Ты не можешь винить этого парня. Эмори действительно хороша.
– Заткнись, – он не имел в виду, что он трахнул бы мою жену, это просто возможность для Грея издеваться надо мной.
Он прижимает руку прямо к сердцу и надувает губы.
– Я обещаю, Майлз, – говорит он насмешливо, называя меня тем же именем, что и Аарон каждый раз, когда выпьет слишком много, – я бы трахнул тебя раньше нее в любой день, любимый.
– Рад это слышать, – положив руку ему на грудь, я отталкиваю его. Или, по крайней мере, я пытаюсь это сделать. Он останавливает меня, накрывая мою руку обеими своими.
Грей испускает очень драматичный вздох.
– О, что бы я сделал с тобой, Майлз, – говорит он. – То, о чем я мечтал, – он придвигается ближе, одаривая меня изрядной дозой «трахни меня» взглядом.
– Да? О чем ты мечтал? – спрашиваю я из любопытства…
– Я бы… – говорит он сквозь смех. Грей отпускает мою руку и опускается на колени, опираясь руками о мои колени, его голова прижимается к собственной руке, – я бы…
Ему требуется около десяти секунд, прежде чем успокоиться и снова встретиться со мной взглядом.
– Я не думал, что ты задашь этот вопрос.
– Нет? Какого черта, детка, я думал, мы собираемся потрахаться.
Он давится.
– Я не позволю своему члену приблизиться к твоей заднице, а твоему члену – к моему.
– Кстати, о твоем члене, – говорю я, хватая свой телефон со стойки. – Могу я одолжить его на секунду?
Грей моргает, глядя на меня, и делает пару неглубоких вдохов.
– Ты же не всерьез рассматриваешь возможность отправить этому парню фото члена в ответ, не так ли?
– Всерьёз.
– Мой?
– Да, – я пожимаю плечами, затем поднимаю руку, демонстрируя свое обручальное кольцо. – Я женат. Единственный человек, которому могу присылать подобные фотки – это моя жена.
Он напевает, размышляя, затем встает и стягивает шорты.
– К черту всё, верно?
