Текст книги "Индия в древности"

Автор книги: Григорий Бонгард-Левин

Соавторы: Григорий Ильин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 66 страниц)

Среди огромного числа вышедших работ встречается, конечно, немало посредственных, однако для пессимистических нот при оценке состояния современной индийской исторической науки, нот, которые звучали в выступлении Д.С.Сиркара^[28], все же нет оснований.

Многие издания свидетельствуют об искреннем желании их авторов установить объективную истину, об увлеченности исследователей, уверенных в полезности и важности своей деятельности. Несомненно, в ряде случаев видна попытка доказать, что былое величие Индии зиждилось на всеобщем согласии и социальной гармонии. Древним индийцам часто приписывается якобы присущая только им некая исключительная духовность. Прошлое страны в националистической историографии изображается как не подчиняющееся закономерностям исторического развития. И в некоторых общих и в специальных работах, посвященных взаимоотношению древней Индии со странами Юго-Восточной Азии, нередко выдвигается тезис о некой древнеиндийской империи, имевшей свои колонии в Юго-Восточной Азии, т. е. разрабатывается шовинистическая концепция о «великой Индии», простиравшейся до границ Явы.

Вместе с тем в стране после достижения независимости неуклонно усиливается прогрессивное направление в исторической науке. Все бóльшую роль начинают играть ученые, стоящие на марксистских позициях. Они уже создали ряд оригинальных работ по таким проблемам древности, которые были мало отражены прежней историографией и подвергались наибольшему искажению.

Монография Ш.А.Данге «Индия от первобытного коммунизма до разложения рабовладельческого строя» (первое издание вышло в Дели в 1949 г.)^[29] разрабатывала вопросы происхождения классового общества и государства в древней Индии; положение рабов в ранние периоды индийской истории стало предметом исследования Д.Р.Чананы – насколько нам известно, единственная монография на эту тему, написанная ученым Индии^[30]. Много плодотворных мыслей о социальной истории Индии в древности содержится в обобщающих работах Д.Д.Косамби, несвободных, впрочем, от некоторого схематизма^[31]. Проблема становления и укрепления феодальных отношений анализируется в книге Р.С.Шармы «Индийский феодализм» (1965). Немалый интерес вызвала и более ранняя монография того же автора о статусе шудр (2-е изд. – 1980 г.). Заслуживают упоминания книга Р.С.Шармы о политических идеях и институтах древней Индии (2-е изд. – 1968 г.), а также две его новейшие публикации: «Материальная культура и социальные структуры в древней Индии» (1983) и «Перспективы в социальной и экономической истории древней Индии» (1983). Следует выделить труды историка Ромилы Тхапар. Ее книги «Ашока и падение Маурьев» (1961), «История Индии» (1-й том – 1966 г.), «Социальная история древней Индии» (1978) во многом содействовали разработке ключевых вопросов социально-экономического и политического развития древней Индии.

Материалистическим подходом к изучению древнеиндийской философии отмечены труды крупного ученого Д.Чаттопадхьяи; некоторые из них хорошо известны и советскому читателю^[32]. Даже краткий обзор работ ученых прогрессивного направления показывает, что свое внимание они сосредоточивают на узловых проблемах – экономические и социальные отношения, положение трудящихся масс, характер господствующей идеологии, причем эти проблемы рассматриваются с точки зрения единства исторического процесса и с учетом местной специфики.

В заключение остановимся на развитии индологии в России. Здесь изучение индийских древностей совпало с началом исследования проблем сравнительного языкознания, существенной частью которого была санскритология, хотя интерес к Индии и ее культуре возник гораздо раньше. В 1811 г. известный петербургский ученый-лингвист Ф.Аделуиг написал работу «О сходстве санскритского языка с русским»; в 1830 г. он же выпустил на немецком языке книгу «Опыт литературы санскритского языка», в которой дал описание 350 санскритских сочинений и подробный обзор работ западноевропейских индологов (в 1832 г. книга была издана в Оксфорде на английском). В 1818 г. при Академии наук был основан Азиатский музей, ставший центром востоковедных исследований. С 30-х годов XIX в. Академия наук начинает уделять внимание подготовке санскритологов. С этой целью воспитанник университета в Дерпте (ныне Тарту) Р.Ленц (1808–1836) был направлен в Берлин к известному немецкому ученому Ф.Боппу. В 1833 г. он издал драму Калидасы «Урваши» (с латинским переводом и подробными комментариями). Работа, выполненная на высоком научном уровне, вызвала восторженные отзывы у виднейших санскритологов Европы. Одним из первых в мировой индологии Р.Ленц обратился к изучению древнеиндийской поэтики, исследованию санскритской и пракритской метрики, а также сравнительному анализу санскрита и новоиндийских языков. К сожалению, вклад этого замечательного ученого еще недостаточно оценен^[33].

Начало систематического преподавания санскрита в России связано с именем профессора П. Я. Петрова – сотрудника сначала Казанского (с 1841 г.), а затем (с 1852 г.) Московского университета. Руководимая им кафедра в Казани (1842) была первой кафедрой санскрита в России. В 1846 г. он выпустил «Санскритскую антологию», что знаменовало появление отечественной санскритологической школы. Деятельность П.Я.Петрова – пример бескорыстного служения отечественной науке. Он непрестанно доказывал необходимость изучения Индии и ее культуры. При содействии В.Г.Белинского он в 1835 г. подготовил перевод на русский язык части «Сказания о Нале» – первый в России перевод с санскрита. Научные интересы П.Я.Петрова были многообразны – тексты пуран, кашмирская хроника «Раджата-рангини», палийская буддийская литература. Ф.Бопп утверждал, что труды П.Я.Петрова составят честь и славу индологии^[34].

Для развития мировой санскритологии было немало сделано О.Бётлингом (родился в Петербурге, образование получил в Дерпте и Петербурге). Составленный им в сотрудничестве с венским профессором Р.Ротом семитомный санскритско-немецкий словарь (в науке за ним утвердилось название «Санкт-Петербургский») считается до сих пор наиболее капитальным изданием подобного рода. Сейчас в Индии осуществлен его перевод на английский язык. Наследие О.Бётлинга весьма обширно – переводы упанишад, драмы Калидасы «Шакунтала», санскритской поэзии, драмы Шудраки «Глиняная повозка», составление превосходной санскритской хрестоматии, включающей тексты из «Ригведы». Опубликование им в 1839–1840 гг. грамматики Панини явилось выдающимся событием в индологии.

Плодотворной была научная деятельность К. А.Коссовича. Он перевел ряд памятников санскритской словесности (эпос, пураны, драмы и т. д.), в 1854 г. начал печатать санскритско-русский словарь, в 1858 г. приступил к преподаванию санскрита в Петербургском университете. К.А.Коссович активно выступал за широкое изучение этого языка в России, подчеркивал важность санскритологии для понимания закономерностей развития культуры не только Востока, но и Европы. Ему принадлежат слова о том, что «России так же нужен санскритист, как математик, как историк»^[35].

Развитие древнеиндийской филологии, которая в течение длительного периода оставалась ведущим направлением отечественной индологии, подготовило предпосылки для обращения к другим темам, касающимся прошлого Индии. Монография В.Ф.Миллера «Очерки арийской мифологии в связи с древней культурой» (М., 1876) в значительной своей части была посвящена условиям материального производства и общественным отношениям в ведийскую эпоху. Он занимался также проблемами ведийской религии. Заслуживают быть отмеченными и исследования ведийской мифологии Д.Н.Овсянико-Куликовским.

Особое место в русской индологии заняло изучение буддизма. Объяснялось это пониманием роли буддизма в древности и в новое время, всеобщим интересом к нему в научных и общественных кругах во второй половине XIX в. и существованием в России областей с населением, исповедующим буддизм (Калмыкия, Бурятия). Им занимались и русские синологи^[36] (В.П.Васильев), но преимущественно именно индологи. Это прежде всего И.П.Минаев, которого считают основателем отечественной школы индологии. Его главный труд «Буддизм. Исследования и материалы» (СПб., 1887) получил мировое признание. К изучению буддизма он применил исторический подход, связывая этапы его развития с историей Индии. Он опубликовал важные буддийские тексты^[37].

Учениками И.П.Минаева, продолжившими исследование этих проблем, были Ф.И.Щербатской и С.Ф.Ольденбург. Имя Ф.И.Щербатского – одно из самых почетных в истории мировой индологической науки. Велик его вклад в изучение древней буддийской философии; всеобщую известность получили книги «Теория познания и логика по учению позднейших буддистов» (ч. 1–2, СПб., 1903–1909), «The Central Conception of Buddhism and the Meaning of the Word „dharma“» (L., 1923), «The Conception of Buddhist Nirvāṇa» (Leningrad, 1927), «The Buddhist Logic» (vol. 1–2. Leningrad, 1930–1932). Ф.И.Щербатской издал ряд древних трактатов по буддийской философии.

Широту научных интересов демонстрирует творчество С.Ф.Ольденбурга. По его инициативе была создана «Библиотека буддика», принесшая славу отечественной буддологии. Он занимался также древнеиндийской мифологией, литературой, религией, искусством, исследовал древние памятники индийской культуры в Центральной Азии, обнаруженные русскими экспедициями, в том числе уникальные индийские рукописи. Важные буддологические работы были созданы О.О.Розенбергом и Е.Е.Обермиллером.

В 1927 г. С.Ф.Ольденбург, Ф.И.Щербатской и М.И.Тубянский с полным основанием смогли заявить: «По совокупности своих достижений русская буддология должна по справедливости считаться первой в ряду европейских»^[38].

Дореволюционная русская индология основное внимание уделяла изучению религии и литературы древней Индии; вопросы экономики, общественных отношений и даже политической истории разрабатывались значительно меньше. И все же, несмотря на известную односторонность тематики, русская индология (особенно буддология) добилась выдающихся успехов. Ее представителей всегда отличали высокий профессиональный уровень, оригинальность подхода к исследованию, подлинное уважение к индийскому народу, его культуре.

После 1917 г. начался качественно новый этап в изучении Индии. Пробуждается интерес к вопросам гражданской истории и социально-экономическим отношениям в древности; памятники литературы и искусства рассматриваются с позиций историзма. Особенно показательна деятельность в эти годы С.Ф.Ольденбурга. В своих работах он по-новому ставит проблемы происхождения индийского искусства, подчеркивает важность археологических находок, одним из первых в мировой науке и первый в отечественной индологии он оценил огромное значение раскопок Хараппы^[39]. Данные эпиграфики – «богатый источник для истории экономики и борьбы классов»^[40], – сведения джатак, материалы Панини и «Артхашастры» служили, по мнению С.Ф.Ольденбурга, основой для реконструкции социально-экономических отношений в древней Индии.

По инициативе ученого в 1930 г. в Институте востоковедения АН СССР, который он в то время возглавлял, приступили к переводу «Артхашастры» на русский язык. Была создана специальная группа под руководством Ф.И.Щербатского, и уже в 1932 г. основная часть работы была завершена (перевод I Отдела трактата осуществил сам С.Ф.Ольденбург).

Серьезное внимание уделялось в эти годы вопросам методологии. Решающим было освоение советскими индологами теории исторического материализма. Глубоко изучались статьи К.Маркса, касающиеся Индии: «Британское владычество в Индии», «Ост-Индская компания, ее история и результаты ее деятельности», «Будущие результаты британского владычества в Индии» и др.^[41], многие работы К.Маркса и Ф.Энгельса («Капитал», «Анти-Дюринг»), содержащие ссылки на индийский материал, на факты истории страны^[42].

Раскрытие К.Марксом исторической роли сельской общины имело большое значение для развития современной индологии. Он пришел к выводу, что индийская община, представлявшая собой экономически самодовлеющее целое и сохранившаяся до нового времени, являлась пережитком древнего института. Только учитывая это обстоятельство, можно установить особенности общественных отношений, государственного строя, идеологических воззрений в ранние периоды истории Индии, культуры и быта населявших ее племен и народов.

К.Марксу принадлежит также определение восточной деспотии. До него существование этой формы правления в ряде стран Востока в древности и средневековье объясняли главным образом спецификой психики восточного человека. К.Маркс первый связал причину возникновения деспотии с общественно-экономическими факторами – условиями материального производства, делавшими необходимым для государства выполнение некоторых экономических функций (прежде всего организацию общественных работ), отношениями и особенностями социальной структуры. В его работах содержится много ценных замечаний об ирригации в Индии, религиозных верованиях и т. д.

Под влиянием марксизма в советской индологии возрос интерес к изучению нового и новейшего периодов истории Индии (в дореволюционное время не получившее развития), причем в процессе этого изучения все отчетливее выяснялось, в какой огромной мере настоящее Индии коренится в ее далеком прошлом. Именно от исследования новой и новейшей истории страны пришли к проблемам средневековья И.М.Рейснер и К.А.Антонова, древности и раннего средневековья – А.М.Осипов.

С середины 40-х годов изучению древней Индии стали уделять специальное внимание. В ряде случаев (например, при составлении учебных пособий) о ней иногда приходилось писать неиндологам^[43]. В послевоенный период начали публиковать работы советские ученые, сделавшие рассмотрение проблем древней Индии своей специальностью. Первой такой работой была небольшая монография А.М.Осипова «Краткий очерк истории Индии до X века» (М., 1948); нужно указать и на статью Д.А.Сулейкина «Основные вопросы периодизации истории древней Индии» («Ученые записки Тихоокеанского института». Т. 2. М., 1949). Уже в них были поставлены вопросы, на разработке которых в дальнейшем сосредоточили усилия паши историки, – классовая структура древнеиндийского общества, периодизация его истории, формы эксплуатации, характер государства, идеология.

В последующие десятилетия серьезное внимание уделялось изучению политической истории, хозяйственной жизни и общественно-экономических отношений, сословно-кастового и государственного строя. Этими проблемами активно занимаются Л.Б.Алаев, А.А.Вигасин, Е.М.Медведев, А.М.Самозванцев. Традиции в области изучения древнеиндийской культуры и религии успешно продолжают Ю.М.Алихаиова, В.Я.Васильков, В.В.Вертоградова, П.А.Гринцер, И.Д.Серебряков, Э.Н.Темкин, В.Г.Эрман и др. Усилиями О.Ф.Волковой, Т.Я.Елизаренковой, В.И.Кальяпова, С.Л.Невелевой, Б.В.Смирнова, В.И.Топорова и других были полностью или частично переведены и опубликованы многие памятники древнеиндийской литературы – «Ригведа», «Атхарваведа», наиболее важные упанишады, многие части эпических поэм «Махабхарата» и «Рамаяна», политический трактат «Артхашастра», буддийский текст «Дхаммапада», сборник избранных произведений прославленного Калидасы, некоторые драмы, сборник нравоучительных рассказов «Панчатантра» и санскритских джатак «Джатакамала», новое, исправленное издание перевода «Законов Ману». Расширяется круг тем по истории, филологии и лингвистике. Проводятся археологические раскопки в Средней Азии, уже давшие ценные свидетельства о связях ее народов с Индией в далеком прошлом. В целом советские индологи развивают лучшие традиции отечественной науки.

* * *

Краткий обзор истории изучения древней Индия позволяет определить главные направления исследований, их характер и специфику в различные периоды развития индологии и в разных индологических школах. Тематика исследований, разумеется, зависела и от накопления материала. Поскольку раньше всего стала известна религиозная литература индуизма, постольку объектами изучения были преимущественно ведийская религия и индуизм.

Когда же во второй половине XIX в. достоянием ученых стала буддийская литература, большое место заняло исследование буддизма. К концу XIX в. с развитием эпиграфики и нумизматики появились возможности для восстановления основных фактов политической истории. Открытие в начале XX в. рукописного текста «Артхашастры» привлекло внимание к истории общественной мысли и государственности. Успехи археологии в XX в. позволили обратиться к самым ранним периодам развития древнеиндийской цивилизации. Однако и сейчас проблемы истории древней Индии нельзя считать достаточно разработанными. Наименее изученными продолжают оставаться социально-экономические проблемы. Правда, в 60–70-е годы вышло немало работ по экономике, но в них освещаются преимущественно вопросы ее структуры и формы хозяйственной деятельности. До сих пор недостаточно исследованы аграрные отношения, такие кардинальные проблемы, как рабовладение, наемный труд, характер древнеиндийского государства и т. д. Пожалуй, лишь сословно-кастовые отношения были и остаются предметом многостороннего изучения.

Но даже проблемы, над которыми индологи работали активнее всего, – политическая история, история культуры, религии, этногенез – еще весьма далеки от окончательного решения. Социальные корпи религиозных учений, роль в их возникновении племенных верований, соотношение государственных и народных культов пока еще не стали (за редкими исключениями) темой специальных работ. Уже собран и систематизирован доступный фактический материал, но кардинальные сдвиги могут, по-видимому, произойти лишь в результате открытия новых источников – литературных, археологических, эпиграфических и пр.

Таковы вкратце главные достижения мировой индологической науки, таковы основные проблемы, которые решались учеными и которые еще предстоит решить, чтобы воссоздать в полной мере политическую, социальную и культурную историю древней Индии. Интенсивная работа индологов разных стран мира – залог того, что эта сложная, по необходимая задача в недалеком будущем может быть осуществлена.

ИСТОЧНИКИ. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Степень изученности любого исторического периода в значительной мере зависит от источников, которыми располагает исследователь. Однако число их не является определяющим фактором: многое зависит от особенностей сохранившихся памятников. Исследователь древней Индии часто имеет дело с весьма своеобразными текстами^[44]. Бóльшая часть дошедших до нас литературных произведений – религиозно-философские сочинения, многие из них создавались представителями брахманской прослойки, отвечали их интересам, отразили их взгляды и установки. Конфессиональной тенденциозностью страдали также буддийские и джайнские сочинения.

Хорошо известно, что в древности очень сильна была традиция устной, из поколения в поколение, передачи текстов, при этом старались сохранять их первоначальный смысл. Ряд текстов был письменно оформлен лишь в первые века нашей эры, хотя до того они передавались на протяжении столетий. Допустимо думать, что зафиксированы были далеко не все произведения устного творчества. Самые ранние из литературных памятников – гимны «Ригведы» составили единое собрание, как полагают ученые, в конце II тысячелетия до н. э. (есть мнение и о более поздней кодификации)^[45]. Древнейшие эпиграфические документы относят к IV в. до н. э. Согласно цейлонской традиции, буддийский канон на языке пали был записан на Ланке (Цейлоне) в I в. до н. э.

Устная передача сочинений (эпического, религиозного и даже законодательного характера) лежала в основе системы светского и религиозного обучения. Кроме того, сейчас уже ясно, что до нашего времени не дошла значительная часть ранних текстов. Немало оригинальных рукописей, очевидно, погибло из-за влажного индийского климата, большинство сочинений известно в очень поздних списках.

Эпиграфика. Надписи – один из важнейших источников по истории и культуре древней Индии^[46]: они часто бывают единственным датированным источником наших знаний о каком-либо периоде, явлении, событии. Так, эдикты царя Ашоки (III в. до н. э.) – единственные надежные и синхронные документы по истории правления этого царя и всей маурийской династии. Благодаря эпиграфическим материалам, как правило, решаются многие проблемы хронологии.

В отличие от повествовательной литературы (брахманские сутры и шастры) надписи обычно просто фиксируют определенные события и отдельные факты политической и культурной истории. Так, знаменитая надпись Рудрадамана из Джунагадха (150 г. до н. э.) рассказывает о сооружении водоема и ирригационных работах при Чандрагупте, Ашоке и Рудрадамане. Сведения о пожертвовании земель и различных дарах храмам от царей, чиновников, богатых мирян позволяют составить представление о реальных отношениях того времени. В противоположность памятникам литературы, которые неоднократно подвергались редактированию, эпиграфические документы более точно фиксируют дух и особенности своей эпохи^[47].

Они весьма ценны тем, что сообщают о синхронных или известных их авторам фактах, не восстанавливаемых по произведениям повествовательного характера.

Значение эпиграфических документов особенно возрастает, если их свидетельства получают подтверждение или находят аналогии в других памятниках словесности. Это дает возможность более полно реконструировать реальные факты прошлого и вместе с тем объективнее оценить сообщения письменных источников. Для изучения государственного строя Маурийской империи, например, весьма важно совпадение материалов эдиктов Ашоки, «Артхашастры» и «Индики» Мегасфена^[48].

В то же время использование надписей связано с немалыми трудностями. Прочтение и перевод эпиграфических памятников, созданных много столетий назад и сохранившихся не полностью, весьма сложны. Большинство документов написано шрифтом брахми, как правило, текст не разделен на предложения и слова. Хотя с момента расшифровки Дж. Принсепом первых надписей на брахми прошло почти 150 лет, исследователи еще довольно часто сталкиваются с загадками при их прочтении и трактовке^[49]. Нередко перед учеными встают проблемы датировки эпиграфических памятников. Особенности шрифта, языка и содержания текста помогают установить хронологические рамки источника, но границы эти порой столь широки, что ценность документа резко снижается. В тех же счастливых случаях, когда надпись содержит указание на время ее составления (чаще всего имя царя или дату по принятой эре), ее материалы сразу же приобретают особый интерес.

К числу недостатков эпиграфических памятников как источников по истории и культуре можно отнести наличие во многих из них панегирических элементов, иногда заслоняющих реальные события. Это типично прежде всего для надписей – прашасти (панегирические и посвятительные), обычно прославляющих правителей и богатых дарителей. Однако и они иногда выступают ценным источником. Так, одним из самых важных документов гуптской эпохи (прежде всего для воспроизведения событий политической истории) является знаменитая Аллахабадская надпись, которую связывают с годами правления царя Самудрагупты (IV в. н. э.). Этот своего рода панегирик, составленный сановником Харишеной в честь блистательных военных побед царя, содержит информацию о проведенных им походах, завоевании конкретных областей и т. д.

Существенная особенность большинства эпиграфических документов – их лапидарность, сравнительно незначительные размеры: многие включают лишь несколько строк. Это, вероятно, объясняется исключительной трудностью нанесения текста на такие «писчие материалы», как камень и металл, и характером древних надписей.

По содержанию они обычно подразделяются на государственные и частные. Среди первых те, что составлялись от имени правителей или государственных лиц, – царские указы, посвятительные и дарственные надписи о пожертвованиях земель, построек и т. д., а также мемориальные. Образцом последних может служить надпись царя Калинги Кхаравелы (I в. до н. э.), обнаруженная в Хатхигумпхе (Орисса). В ней рассказывается о юности царя, его образовании, успехах в науке и искусстве, о коронации, затем последовательно, по годам, о его деятельности – строительстве храмов, каналов, военных походах и т. д. Автор надписи прославляет царя за его щедрость, смелость, воинские успехи.

Государственные надписи дают материал для изучения различных аспектов жизни древнеиндийского общества – политической истории, государственного управления, социально-экономических отношений и т. д. Письменная традиция выделяет несколько типов царских эдиктов и указов (раджа-шасана) – надписи, регистрирующие дары (дана-шасана), надписи в честь особых благочестивых деяний царя (прасада-шасана) и т. д. Сохранилось множество дарственных надписей – о дарении царем религиозных сооружений (пещер, ступ, храмов) отдельным монахам, группам монахов, сектам и т. п.

Эпиграфические документы нужно различать и по материалу, на который они нанесены. Чаще всего тексты высекались на камне (скалах, колоннах, плитах, кирпичах), металле (пластинках), керамике, дереве и, реже, кости. Древние надписи, сделанные на дереве, из-за влажного индийского климата до нас не дошли. Крайне мало документов сохранилось и на древесной коре. Судя по сообщениям грека Неарха и шастр, в древности писали и на тканях.

Материалом для письма служили и пальмовые листья. Очевидно, на них первоначально наносились царские и частные документы, а затем уже наиболее важные из них высекались на камне. Бóльшая часть древних документов на пальмовых листьях исчезла. Сохранились лишь немногие (относительно позднего времени) из Северной Индии (Кашмир), а также ряд манускриптов за пределами страны, прежде всего в Центральной Азии (преимущественно буддийские тексты).

Уже говорилось, что в основном древнеиндийские надписи выполнены шрифтом брахми. Его происхождение – до сих пор одна из трудных загадок, но ясно, что за долгую историю индийской письменности брахми прошел несколько этапов развития. С III в. до н. э. на Северо-Западе Индии получил распространение и шрифт кхароштхи.

Ряд надписей индо-греческих правителей и даже отдельные надписи эпохи Ашоки были составлены на греческом. Арамейское письмо употреблялось в тех областях Северо-Западной Индии которые некогда были провинцией Ахеменидской империи. Им была выполнена и часть эдиктов Ашоки – в «западных областях» его империи (совр. Афганистан). Кроме того, в последние годы в руки ученых попали билингвы (эдикты Ашоки на греческом и арамейском).

Самыми древними эпиграфическими документами на «старотамильском» языке являются обнаруженные в Тамилнаде посвятительные надписи, выполненные особым южным вариантом брахми и относящиеся к II–I вв. до н. э. (их издатель И.Махадэван называет эти надписи «тамило-брахми»). Полагают, что это письмо легло в основу тамильского и других позднейших южноиндийских шрифтов. Широкое распространение тамили относится уже к эпохе раннего средневековья.

Из дошедших до нас надписей древнейшие составлены на разговорных языках – пракритах, которые причисляются исследователями к среднеиндийским. Сначала их употребляли только в устной речи, а затем стали пользоваться ими для записи текстов (примерно с IV–III вв. до н. э.)^[50]. На пракритах были составлены эдикты Ашоки; язык их отдельных версий в определенной мере отражал специфику и особенности местных диалектов^[51]. В эпиграфических документах Северной Индии санскрит начали применять во второй половине I в. до н. э. и особенно широко лишь с конца III в. н. э. В Южной Индии санскритские надписи появились позже – в конце III – начале IV в., хотя влияние санскрита прослеживается и в более ранний период.

Надписи индо-парфянского и кушанского периодов демонстрируют смешение пракритских и санскритских форм^[52]. Ряд документов был составлен на так называемом гибридном санскрите^[53]. Санскрит последовательно вытеснял пракриты, но они еще долго бытовали, прежде всего в частных документах как своего рода народные наречия. Государственные эдикты все чаще писались на санскрите, который искусственно вводился многими правителями. При Гуптах (IV–VI вв. н. э.) он стал основным языком эпиграфических документов.

Среди неиндийских памятников нужно отметить клинописные надписи ахеменидских правителей, в первую очередь Дария I. В них упоминаются некоторые области Северо-Западной Индии, входившие тогда в персидскую империю.

Существенные материалы по истории древней Индии дает археология. Для некоторых периодов ее данные выступают важным дополнением к письменным и эпиграфическим свидетельствам, но для ряда эпох они – единственный источник наших знаний^[54]. Огромный по времени период – от складывания первых человеческих коллективов на Индостане и до появления древнейших письменных памятников – восстанавливается по материалам археологии. Благодаря ей мы узнаем о хозяйственной деятельности самых ранних обитателей страны, об их материальной и духовной жизни. С помощью археологических данных решаются и важнейшие этногенетические проблемы.

Древнейшая цивилизация Индии – хараппская – пока реконструируется почти целиком на основе археологических свидетельств, причем эти свидетельства настолько существенны, что позволяют проследить этапы развития хараппской культуры, ее возникновение и упадок, наметить особенности политической организации и образа жизни населения.

Особый интерес представляют раскопки многослойных поселений и городов, упоминаемых в письменных источниках и игравших важную роль в историческом развитии страны (одна из широко обсуждаемых проблем – соотнесение археологического материала со свидетельствами эпоса)^[55]. Исследования, например, в Хастинапуре, известной по эпосу, вскрыли слои от середины II тысячелетия до н. э. и до средневековья. Ученые смогли определить главные этапы в истории поселения, проверить историчность ряда сообщений «Махабхараты». Теперь мы знаем о судьбе Хастинапуры и в период создания крупных государств в долине Ганга в VI–III вв. до н. э. Весьма результативной оказалась работа экспедиции Б.Б.Лала в Шрингаверапуре (в 35 км от Аллахабада), упоминаемой в «Рамаяне».

Исключительную научную ценность имели итоги многолетних раскопок под руководством Дж. Маршалла в Таксиле – крупном городе и торговом центре Северо-Западной Индии (совр. Пакистан). Удалось восстановить его историю на протяжении веков, решить неясные до того вопросы политического статуса города, его роли в отдельные периоды истории страны. Полученные сведения позволяют судить об экономике Таксилы, ее торговле, связях с другими странами^[56]. Археологические данные, таким образом, заполнили значительные лакуны в представлениях о северо-западных областях Индостана.