Текст книги "Индия в древности"

Автор книги: Григорий Бонгард-Левин

Соавторы: Григорий Ильин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 66 страниц)

Таким образом, источники, хотя и продолжают считать Антону правителем империи, признают факт его отстранения от управления страной и узурпации власти сановниками и царевичем. Эта во многом легендарная история может быть понята лишь с учетом реальной политической обстановки, сложившейся к концу царствования Ашоки. Его отход от политики религиозной терпимости и ревностная приверженность буддийской доктрине и сангхе породили сильную антибуддийскую оппозицию представителей других религиозных течений, видимо потерявших в этих условиях свои прежние привилегии и независимое положение. Соперником царя выступает Сампади, по джайнской традиции – верный сторонник учения Махавиры и противник буддизма^[896]. Большую роль при дворе, судя по некоторым источникам («Дивья-авадана», ланкийские хроники), стала играть царица Тишьяракшита – также ярая противница учения Будды. Согласно буддийской традиции, она потребовала от старого и больного императора передать ей власть в течение семи дней и от его имени издала приказ лишить зрения царевича Куналу, находившегося в то время в Таксиле^[897].

Значительный интерес в связи с этими свидетельствами представляет так называемый эдикт царицы, в котором большинство ученых склонны видеть личный приказ Ашоки. Однако есть основания полагать, что он принадлежал Тишьяракшите. «От имени угодного богам чиновники махаматры должны быть проинструктированы [следующим образом]: дары, [которые делаются] здесь второй царицей, будь то роща манговых деревьев, или сады, или богадельни, или что-либо другое, рассматриваются как [дары] второй царицы. Таково распоряжение Каруваки, матери Тивары». В тексте нет указаний на время составления документа, но его, как нам кажется, надо датировать последним периодом правления Ашоки. В.Смит считает «эдикт царицы» самым поздним из изданных, при императоре эдиктов^[898]. О связи этого эдикта с царицей говорит и формула, открывающая надпись: «От имени угодного богам» – вместо обычной: «Так сказал царь Пиядаси, угодный богам». Содержание указа царицы перекликается с приведенными выше словами императора Ашоки (по «Ашока-авадане»): «…мои приказы не выполняются… мои эдикты – мертвые буквы».

«Сутра-аланкара» приписывает Ашоке такое признание: «Моя власть мертва. Когда я имел власть, никто не осмеливался противодействовать мне, никто не проявлял вероломства и восстания подавлялись»^[899]. Возможно, все эти свидетельства в целом отражают ту напряженную обстановку, которая создалась в результате пробуддийской политики престарелого императора и которая позволила отстранить его от фактического управления страной.

Конец царствования Ашоки был отмечен весьма серьезными противоречиями между центральной властью и провинциями. «Ашока-авадана» сообщает о крупном восстании, которое вспыхнуло в этот период в Таксиле. Некоторые источники сохранили не только данные о недовольстве жителей, но и имя руководителя восстания – местного правителя Кунджаракарны. В текстах он величается царем Такшашилы (Таксилы). Не исключено, что центральная власть уже не могла осуществлять надлежащий контроль за отдаленными областями и самые сильные из них добились большей автономии или полной самостоятельности.

Мы располагаем даже сведениями о разделе государства. В одном из древних сочинений цикла авадан об Ашоке, «Куналасутре»^[900], рассказывается, что после смерти правителя Гандхары царь направил туда своего сына Дхармавивардхану (Куналу), который добился такого процветания страны, что Ашока решил разделить империю на две части: первую оставил за собой, другую же (очевидно, западные области) отдал Кунале. Однако более вероятно, что это событие произошло уже после смерти Ашоки, когда его преемники поделила между собой власть. За Куналой, очевидно, были закреплены западные области, а за Сампади (если допустить синхронность их правления) или Дашаратхой – восточные со столицей в Паталипутре. Согласно «Паришиштанарвану», Сампади осуществлял управление из Уджаяни и Паталипутры (еще одно доказательство раздела империи).

Данные источников, касающиеся преемников Ашоки, крайне отрывочны и противоречивы. От смерти Ашоки до захвата трона Пушьямитрой прошло чуть более полустолетия, но за это время сменилось довольно много правителей, что свидетельствовало об уже приближающемся упадке государства. Даже в пуранах приводятся разные сведения. согласно «Ваю-пуране» и «Брахмандея-пуране», наследником Ашоки стал Кунала, по «Матсья-пуране» – Дашаратха. «Вишну-пурана» тоже указывает на Дашаратху, но как на сына царя Суяшаса. Ряд джайнских сочинений преемником называют Сампади (Самирати), однако «Матсья-пурана» считает его сыном Дашаратхи. В некоторых пуранах говорится о Шалишуке в качестве наследника Сампрати (он же упоминается в «Гарги-самхите»). К числу позднемаурийских правителей относится и Брихадратха (о нем сообщает и «Гарги-самхита»). На основании материалов пуран, сопоставленных с данными других источников, можно составить условный список царей, правивших после Ашоки^[901]: 1) Купала (вопрос о его правлении спорен, ибо, по традиции, он был лишен зрения), 2) Сампрати, 3) Дашаратха, 4) Шалишука, 5) Дэваварман, 6) Шатадхану, 7) Брихадратха. Возможно, что эти цари занимали трон в Паталипутре, а местные правители в список пуран не попали.

В эпиграфических памятниках названы только два наследника Ашоки: Тивара и Дашаратха. Тивара в «эдикте царицы» предстает сыном второй царицы, Каруваки. С Дашаратхой связаны надписи с холмов Нагарджуни, где он сообщает о дарении пещер адживикам. В тексте Дашаратха упоминается и под титулом «Деванампия» – «Угодный богам», очевидно в честь отца. В.Смит считал, что эти надписи но языку и стилю так напоминают эдикты Ашоки, что можно рассматривать Дашаратху его прямым наследником, по крайней мере в восточных провинциях^[902].

П.Эггермонт выступил против мнения о разделе империи до смерти императора или даже при его преемниках. По его мнению, Ашоку на престоле сменил Дашаратха, которому удалось сохранить единство государства; Кунала же вообще не был маурийским царем и не управлял западной провинцией в качестве ее независимого главы^[903]. Если версия о его ослеплении верна, то Кунала не мог быть коронован. После Дашаратхи, царствовавшего восемь лет, к власти, по П.Эггермонту, пришел Сампрати. В целом вопрос о последних Маурьях сложен и пока не решен.

Кашмирский хронист XII в. Калхана^[904] передает древнюю традицию о правлении в Кашмире сына Ашоки по имени Джалаука, который будто бы распространил свою власть до Канауджа; ему пришлось выдержать натиск млеччхов. Р.Мукерджи полагает, что в чужеземцах-млеччхах нужно видеть греко-бактрийцев^[905], но А.К.Нарайн возражает против этого^[906]. Единственным датированным фактом позднемаурийской истории является событие, относящееся к 206 г. до н. э., когда селевкидский царь Антиох Великий (223–187 гг. до н. э.) после удачных походов в Армению и Парфию и заключения соглашения с бактрийским царем Эвтидемом перешел Гиндукуш и «возобновил дружеский союз (досл. «дружбу») с индийским царем Софагасеном» (Полибий XI.39). Полибий сообщает также, что Антиох получил из Индии боевых слонов и провиант для армии, после чего направился через Арахосию и Дрангиану в Карманию.

По поводу идентификации индийского царя существует несколько точек зрения. У.Тарн считал, что речь идет о маурийском правителе^[907]. К У.Тарну присоединился П.Эггермонт, предложивший отождествлять Софагасена с маурийским царем Сомашарманом, о котором упоминают «Бхагавата-пурана» и «Вишну-пурана»^[908]. А.К.Нарайн рассматривал его как правителя Северо-Западной провинции^[909]. Независимо от решения этого вопроса ясно, что Софагасен обладал значительным влиянием, если могущественный Антиох именно через него возобновил связи Селевкидов с Индией, установленные еще Чандрагуптой и Селевком Никатором. Судя по сведениям Полибия, условия нового союза не были равноправными: Антиох не только получил слонов и продовольствие, но и продолжал про-движение в глубь территорий, принадлежавших ранее Маурьям (Арахосия, как мы знаем, входила в состав империи Ашоки). Очевидно, к 206 г. до н. э. они утратили власть над некоторыми северо-западными областями.

Быть может, в определенные периоды наследникам Ашоки и удавалось сохранять видимость единства империи, но фактически она уже не представляла собой целостного образования. Воцарение Пушьямитры знаменовало утверждение новой династии – Шунгов.

Падение одной из крупнейших древневосточных империй следует объяснить рядом причин внутреннего и внешнего характера. Прежде всего огромное по территории государство включало области, стоявшие на разной ступени экономического и социального развития. Они были объединены путем захватов, лишь политически составляли государственное образование под властью одного монарха. Населявшие их племена и народы говорили на разных языках, не меняли образа жизни, следовали местным обычаям, нормам, традициям. Единство поддерживалось с помощью налаженной системы управления, сильной армии и политики дхармавиджаи. Понятно, что ослабление центральной власти сразу же нарушило это – и без того кажущееся – единство^[910].

По мнению ряда ученых, причину падения империи нужно искать в политике дхармавиджаи, которая будто бы подорвала мощь государства. Так, Х.Райчаудхури писал, что «Индия нуждалась в человеке типа Пора или Чандрагупты, чтобы обеспечить защиту от внешних врагов, но она получила мечтателя»^[911]. На наш взгляд, не верность этой политике, а скорее отход от нее пагубно отразился на прочности империи. Пробуддийская политика Ашоки, проводимая им в последние годы правления, вызвала недовольство брахманской прослойки, еще влиятельной экономически и политически. И справедливой представляется мысль Х.Шастри о брахманской реакции как об одной из причин упадка империи Маурьев, хотя этот исследователь неверно характеризовал политику императора как вообще антибрахманскую^[912].

Преемники Ашоки, очевидно, тоже отказались от дхармавиджаи, что в напряженной обстановке, сложившейся после смерти императора, привело к тяжелым последствиям. Р.Тхапар подчеркивает слабость преемников Ашоки, не сумевших сохранить целостность государства и поделивших его территорию^[913]. Нельзя не упомянуть также и о внешней опасности, исходившей от греко-бактрийцев.

Каждый из названных факторов в отдельности не дает ответа на вопрос о причинах падения империи, но в совокупности они показывают, почему дальнейшее поддержание единства стало невозможным. Ни захватившие власть Шунги, ни их преемники не смогли восстановить ее былую мощь.

Шунги. Воцарение Пушьямитры. Согласно индийской традиции, последний из маурийских царей, Брихадратха, был убит командующим армией Пушьямитрой, который захватил магадхский престол и основал новую династию^[914]. Эта традиция наиболее полное выражение получила в «Харшачарите», сочинении писателя VII в. н. э. Баны. Он сообщает, что Пушьямитра убил Брихадратху на военном параде, где проводился смотр вверенного ему войска. Очевидно, можно говорить о заранее подготовленном заговоре. Воцарение Пушьямитры должно относиться к 180 г. до н. э., если принять данные пуран о 137–летнем правлении Маурьев, а начало их царствования датировать 317 г. до н. э.^[915] Об этом правителе упоминает надпись эпохи Шунгов из Айодхьи, в которой он называется военачальником – сенапати^[916]. Пураны считают его основателем династии Шунгов, в то время как предание, сохранившееся у Калидасы (Малавикагнимитра IV.14), связывает наследников Пушьямитры с родом Баймбика. Пураническая традиция подтверждается и материалами эпиграфики (в одной из надписей Бхархута счет времени ведется по правлению Шунгов)^[917].

Сведения источников о границах государства Шунгов неодинаковы^[918]. Ясно только, что они не владели такой огромной территорией, как Маурьи, хотя основатель династии удерживал значительную часть Северной Индии, главным образом земли в бассейне Ганга. Отдельные области (например, Видарбха) после распада империи добились независимости и не признали власти Шунгов^[919]. Пушьямитре силой оружия удалось вернуть под свой контроль некоторые из них. Если верить Калидасе, борьба с Видарбхой была отнюдь не легкой и в результате к Пушьямитре отошла лишь часть ее.

Поздняя буддийская традиция повествует об антибуддийской политике первого из Шунгов, который будто бы разрушал монастыри и даже истреблял монахов. «Дивья-авадана» рассказывает, что он объявил большую награду за убийство буддийского монаха^[920]. На основании этих сообщений ряд ученых характеризовали Пушьямитру как борца против буддизма, заступника брахманизма и защитника брахманских привилегий.

Действительно, скорее всего буддизм и буддийская община при Шунгах не пользовались особым покровительством власти. Показательно, что Пушьямитра совершил ашвамедху (принесение в жертву коня) – церемонию, весьма распространенную в ведийский период. В этой связи можно вспомнить и данные о брахманской оппозиции в последние годы царствования Ашоки. Вместе с тем, судя по археологическим материалам, в первую очередь по комплексам Санчи и Бхархута, относящимся к этому времени, при Пушьямитре и его преемниках буддийская культура продолжала переживать период подъема.

Вторжение греко-бактрийцев. Источники сообщают о вторжении в Индию греко-бактрийцев, которые названы в текстах «яванами». Патанджали (III.2.11), живший в эпоху Шунгов, пишет об осаде городов Сакеты и Мадхьямики^[921]. Он упоминает о вторжении яванов в грамматическом трактате в качестве примера недавно совершившегося события, и это, очевидно, может служить аргументом в пользу того, что данное событие было тогда хорошо известно. О столкновении Шунгов с яванами говорится и в драме Калидасы «Малавикагнимитра» (5-й акт); там рассказывается, что внук Пушьямитры, Васумитра, разбил армию неприятеля, встретившись с ней на правом берегу р. Синдху (по мнению некоторых ученых – Инда, по мнению других – Кали Синдху в Центральной Индии^[922]). Согласно Калидасе, это случилось еще при жизни Пушьямитры, который в честь победы приказал совершить ашвамедху.

Наиболее подробное свидетельство донесла до нас «Юга-пурана», часть астрономического трактата «Гарги-самхита» – одно из самых древних и надежных сочинений пуранической традиции^[923]. Объединенные армии панчалов, матхуров и яванов атаковали г. Сакету и двинулись к столице государства Паталипутре. Они подошли к городским стенам, что вызвало смятение среди жителей, и разрушили Паталипутру, но укрепиться здесь не смогли, т. к. между ними начались раздоры. Яваны вынуждены были покинуть области Мадхьядеши и вернуться обратно.

Материалы индийских источников находят параллели в сочинениях античных авторов. Страбон (XI.11.1), ссылаясь на Аполлодора, прославлявшего греко-бактрийских царей и их успехи в Индии, передает, в частности, следующее: «Они (греки. – Авт.) подчинили себе больше племен, чем Александр; в особенности Менандр (если правда, что он перешел Гипанис на востоке и прошел войной до Имая)^[924], некоторые племена он покорил сам, другие же – Деметрий, сын Эвтидема, царь бактрийцев. Они владели Паталеной и так называемым царством Сараоста и Сигердиды на остальном побережье»^[925]. Видимо, успехи греко-бактрийцев были довольно значительны, хотя продержались они недолго. Их уход кроме внутренних разногласий объяснялся, вероятно, и напряженной обстановкой в их стране. Греко-бактрийским царям постоянно приходилось думать о безопасности своих земель, особенно на границе с Парфией, которая не раз предпринимала попытки отторгнуть области Бактрии.

Нельзя недооценивать и свидетельства Калидасы о победе индийского войска над греко-бактрийцами. Не исключено, что после первых неудач индийцы сумели оказать яванам упорное сопротивление. Уход греко-бактрийцев был, безусловно, событием огромной важности, и вполне логично предположить, что его ознаменовали совершением ашвамедхи, которая, как известно, устраивалась в особо торжественных случаях, чаще всего после военных побед. Данные об ашвамедхе, устроенной Пушьямитрой, сохранились у Калидасы, Патанджали (III.2.123), а также в памятниках эпиграфики^[926]. Ученые ссылаются и на материалы археологии, указывающие на пребывание индо-греков к долине Ганга и их столкновение с индийцами в районе Каушамби^[927].

Сам факт вторжения яванов не вызывает сомнений, но датировка этого события и вопрос о числе вторжений порождают споры^[928]. Любая из существующих трактовок продолжает оставаться гипотетичной.

Специального упоминания заслуживает точка зрения А.К.Нарайна, считающего, что в индийских источниках отражена единая традиция о наступлении яванов. Оно, но мнению ученого, приходится на конец правления Пушьямитры (примерно 150 г. до н. э.)^[929]. Такое заключение согласуется с относящимся примерно к середине II в. до н. э. сообщением патанджали об осаде греками индийских городов. Исследовав новый нумизматический материал, А.К.Нарайн пришел к выводу, что в конце царствования Пушьямитры панчалы и матхуры были независимыми и в союзе с яванами выступили против Шунгов. Но А.К.Нарайн связывает вторжение греко-бактрийцев с Менандром, не принимая во внимание материалы античных источников о походе Деметрия. Не случайно это его положение подвергалось критике в научной литературе^[930]. По-видимому, проникновение греко-бактрийцев началось еще при Деметрии; тогда они добились определенных успехов и подчинили некоторые области в Западной Индии^[931]. При Менандре яваны сумели продвинуться далеко на восток и, если верить индийской традиции, осадили Паталипутру^[932]. Это объяснение соответствует сведениям о могуществе Менандра и его территориальных захватах.

То, что вторжение произошло в последний период правления Пушьямитры, подтверждается и уже упоминавшимся свидетельством Калидасы о столкновении с яванами индийской армии под командованием внука Пушьямитры – Васумитры.

Весьма существенны данные хронологии. Завершающий период царствования Пушьямитры (180–144 гг. до н. э.) в целом совпадает с годами царствования Менандра (середина II в. до н. э.)^[933]и жизни Патанджали (середина II в. до н. э.)^[934]. Такая связь событий убедительнее, чем их соотнесение с царствованием Деметрия (200/199–167 гг. до н. э.).

Наследники Пушьямитры. Согласно пуранам, Пушьямитра правил 36 лет. Его преемники (за исключением Бхагаваты) недолго занимали трон – показатель внутренней неустойчивости государства Шунгов и его приближающегося упадка. Сведения о некоторых шунгских царях помимо пуран сообщают и более поздние источники, в частности «Мала-викагнимитра», где упоминаются Агнимитра в качестве правителя Видиши еще при жизни Пушьямитры и Васумитра, одержавший победу над яванами^[935].

С наследниками Пушьямитры, прежде всего с Агнимитрой, по мнению ряда ученых, можно связать монеты, обнаруженные в области северных панчалов, в районе Матхуры, в Горакхпуре и т. д. На монетах встречаются имена, оканчивающиеся на «митра», как и имена шунгских царей. Дискуссия о возможности соотнесения этих нумизматических находок с Шунгами продолжается и в настоящее время; все большее распространение получает точка зрения о принадлежности монет местным династиям в Мадхьядеше, которые появились еще при Шунгах, а затем особенно укрепились после их падения^[936].

Для восстановления шунгской истории очень важна надпись на колонне из Беснагара^[937]. В ней говорится о греке Гелиодоре из Таксилы, направленном в качестве посла Антиалкидом к индийскому царю Касипутре Бхагабхадре в 14-й год его царствования. Некоторые исследователи справедливо отождествляют Бхагабхадру с шунгским царем Бхагаватой^[938], известным по списку пуран^[939]. Посольство должно было прибыть, если учитывать данные пуран о правлении предшественников Бхагаваты, в 106 г. до н. э.^[940] Видимо, отношения между Шунгами и греками к тому времени в определенной мере нормализовались и Антиалкид отправил своего представителя ко двору Бхагаваты (в тексте – Бхагабхадры) в Видишу, где, вероятно, находилась тогда резиденция шунгского правителя.

Судя по надписи, греческий посол был приверженцем бхагаватизма (вишнуизма): построил колонну с фигурой Гаруды в честь бога Васудэвы и называет себя в надписи Бхагаватом. Можно предположить, что Кришна Васудэва был уже обожествлен.

В этом плане интерес представляет надпись, датируемая 12-м годом правления царя Бхагаваты (открыта в Бхилсе)^[941]. Там рассказывается о некоем Гаутамипутре, который в честь Вишну установил флагшток в храме г. Бхилсы^[942]. Как явствует из данных эпиграфики, вишнуизм при царе Бхагавате получил широкое распространение.

Последним из Шунгов был, согласно пуранам, Дэвабхуми (или Дэвабхути), которого сменили Канвы. Если принять цифру общей продолжительности правления Шунгов, предлагаемую пуранами, – 112 лет, то приход к власти новой династии следует датировать 68 г. до н. э. Правда, существует точка зрения, что Канвы возвысились еще при Шунгах, когда те уже не могли осуществлять строгий контроль^[943], но это противоречит пуранической традиции^[944].

О царствовании Канвов известно крайне мало. Они занимали трон в течение 45 лет, причем в ряде районов у власти находились местные правители, ранее признававшие главенство Шунгов. Слабые цари новой династии с трудом удерживались на престоле.

* * *

Период Маурьев был отмечен важными изменениями во всех сферах жизни общества – политической, социальной, экономической и духовной. Впервые в истории Индии возникло государство, охватившее многие территории страны. Хотя еще Нанды предприняли попытку создания объединенного государства, осуществлена она была только при Маурьях. Несмотря на непрочность данного образования, значение самого факта трудно переоценить. Между отдельными районами установились более тесные и постоянные связи, наметились и общие черты в управлении, материальной культуре, социальной организации. Отсталые племена, вошедшие в империю, вступили в контакт с более развитыми, испытали влияние их культуры, традиций. Даже при сохранении политической автономии и определенной изолированности частей государства эти контакты оказали, вероятно, свое положительное воздействие. Большую роль сыграла политика дхармавиджаи, проводимая Ашокой. Распространение дхармы, которой должны были следовать все жители огромной империи, независимо от социального статуса, религии и языка, способствовало упрочению единства государства, некоторому стиранию различий между народами отдельных областей, социальными группами и приверженцами разных религиозных течений.

В эпоху Маурьев возникают и оформляются многие институты государственного управления, сохранявшиеся и в последующие периоды истории страны. Были выработаны определенные принципы политики – Маурьи старались усилить контроль центральной власти, создать крепкий административный аппарат. Было бы ошибочно, однако, преувеличивать степень этой централизации. В действительности ряд окраинных провинций пользовался известной самостоятельностью. Не произошло и полной бюрократизации государственного аппарата – относительно стройная система сложилась лишь в столице и районах виджиты; на периферии положение нередко было иным – здесь сохранялись многие архаичные черты политической организации, которые влияли на всю систему государственного управления.

В маурийскую эпоху стали более оживленными связи Индии с внешним миром. Именно тогда наладились дипломатические отношения со странами Запада, что позволило им ближе познакомиться с Индией и ее культурой. Но и древние индийцы в результате этого получили достоверные представления о соседних и далеких народах.

Рассматриваемая эпоха ознаменовалась важными сдвигами в духовной жизни общества – укрепляется буддизм, который распространяется в Индии и вне ее, прежде всего на Ланке и в Юго-Восточной Азии, сюда вместе с новым вероучением проникает и индийская культура; получает оформление палийский канон, развиваются другие неортодоксальные течения, а также вишнуизм (бхагаватизм) и шиваизм, создаются политические и научные трактаты, произведения религиозной и народной литературы.

Память об этом ярком периоде в истории страны сохранялась в течение многих столетий. Об Ашоке и его деятельности слагались легенды и передавались сказания. Показательно, что на национальном флаге Республики Индии помещена чакра – символ счастья и величия, который был и на одной из колонн Ашоки, а национальным гербом служит изображение капители сарнатхской колонны.

ГЛАВА XI

ЮЖНАЯ ИНДИЯ

Изучение Южной Индии в магадхско-маурийскую эпоху осложнено отсутствием необходимых документальных материалов: письменные источники на дравидийских языках появляются значительно позже. Древнейшие из них – на тамили – принято относить к первым векам нашей эры, хотя и эта датировка принимается не всеми учеными. Наиболее надежный источник – материалы эпиграфики – появляется с III–II вв. до н. э. и представлен в основном надписями на пракритах, а позже и санскритскими эпиграфическими документами.

К числу самых ранних датированных свидетельств о Южной Индии относится упоминание Пандеи в труде Мегасфена^[945], позволяющее полагать, что к концу IV в. до н. э. государства здесь уже существовали. Судя по данным южноиндийской традиции, Пандея (Пандья) была создана не индоариями, а дравидами, но вопрос об этногенезе ее жителей окончательно пока но решен.

Процесс классообразования и становления государства в Южной Индии занял, по всей вероятности, довольно значительный период. Видимо, к середине I тысячелетия до н. э. в историческом развитии региона произошли значительные сдвиги; один из показателей этого – широкое употребление железа. Как уже отмечалось, в индологии в течение многих лет господствовала точка зрения М.Уилера, согласно которой железо на Юге появилось лишь в III в. до н. э. и это было сопряжено с экспансией Маурьев^[946]. Заключение М.Уилера, однако, подверглось критике со стороны историков и археологов, справедливо упрекавших его в чрезмерном «омоложении» даты. Р.Дикшитар и Д.Гордон связывали ее с более ранним периодом (Д.Гордон – 700–400 гг. до н. э.) и считали, что железо распространилось здесь даже раньше, чем на Севере. Гордон вообще высказал мнение о его движении с Юга^[947]. Дальнейшие исследования показали, что в Южной Индии железо стали употреблять задолго до эпохи Маурьев и независимо от их влияния^[948].

Большое значение имеют данные радиокарбонного анализа из Халлура: образцы, взятые из слоя, перекрывающего халколитическую культуру мегалитической (черно-красная керамика и железо), дали даты до 1000 г. до н. э.^[949]

М.Уилер связывал распространение железа с появлением черно-красной керамики и особыми погребениями, условно названными «мегалитическими». В Брахмагири был открыт могильник с более чем 300 погребениями. Они часто обнесены скрепленными между собой каменными плитами и обычно окружены еще каменной кладкой. Не исключено, что это было родовое кладбище: в богатых могилах со сложным инвентарем захоронены представители верхушки, а в многочисленных простых каменных ящиках – рядовые члены общины.

Курганные могильники с мегалитическими сооружениями были обнаружены (кроме Брахмагири) во многих районах Юга^[950], прячем, как правило, вместе с железом и красно-черной керамикой. Споры ученых вызывает вопрос о нижнем и верхнем рубеже мегалитической культуры^[951].

Создатели таких памятников предстают перед нами оседлыми племенами, в хозяйстве которых ведущую роль играли земледелие и скотоводство; некоторые из них были знакомы с ирригацией (обычно их поселения располагались у крупных водоемов, способных удержать запасы воды). Находки конских удил говорят о том, что носители этой культуры знали одомашненных лошадей. Немаловажное значение сохраняла и охота. Высокого развития достигло керамическое производство; сосуды изготовлялись на гончарном круге и подвергались обжигу.

Вопрос об этнической принадлежности населения, оставившего описываемые памятники, имеет непосредственное отношение к проблеме происхождения дравидов, поскольку в литературе часто высказывается мысль о принадлежности к ним строителей курганных погребений с мегалитами.

Базируясь на результатах раскопок М.Уилера и на сравнительном изучении индийского, иранского и средиземноморского материала, английский антрополог и этнограф Х.Фюрер-Хаймендорф выступил с теорией миграции дравидов из Центрального Ирана^[952]. По его мнению, мегалитическая цивилизация была привнесена извне примерно в середине I тысячелетия до н. э. и чрезвычайно быстро распространилась по Декану и Южной Индии. На его взгляд, именно пришельцы – творцы мегалитических сооружений – были носителями дравидийского языка, ибо трудно предположить, что местные, менее развитые неолитические племена пережили вторжение и сохранили свой язык.

Археолог С.П.Гупта считает, что прародиной создателей индийских мегалитов был Оман^[953]. Супруги Олчин высказали мысль, что этот комплекс был принесен с Севера ариями; ряд особенностей в обряде захоронения ученые связывают с Ираном, Кавказом и Средней Азией^[954]. Точка зрения о влиянии ариев была поддержана и Л.С.Лешником^[955].

В последние годы благодаря интенсивным раскопкам в Южной Индии стало ясно, что многие традиции мегалитической культуры имеют местные корни, развивают черты культуры эпохи неолита и раннего металла в этом районе^[956] и что появление здесь железа не было результатом движения ариев^[957]. Против гипотезы о перемещении племен – носителей мегалитических захоронений с Севера на Юг свидетельствуют и данные антропологии. К.А.Р.Кеннеди, изучивший соответствующий палеоантропологический материал, полагает, что нельзя говорить о внезапной смене населения с началом мегалитической культуры^[958]. Она охватывает значительную территорию, главным образом области крайнего Юга (правда, отдельные аналогичные памятники обнаружены и к югу от долины Ганга), и, безусловно, вобрала местные традиции (в частности, в изготовлении керамики и в обряде погребения), хотя нельзя отрицать и внешних воздействий (на это, очевидно, указывают находки предметов, связанных с коневодством и захоронением лошадей). Мегалитические сооружения разнообразны по форме и размерам и, возможно, отражают разные истоки, не восходящие к единому прототипу.

В целом вопрос о корнях рассматриваемой культуры остается одним из самых сложных в индологии, но в 70-е годы выявлена типология мегалитических сооружений и проведены многочисленные раскопки поселений и могильников^[959]. Весьма перспективным представляется сравнение археологических материалов со свидетельствами южноиндийских письменных памятников^[960].