Текст книги "Алый король (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– Поверь мне, Азек, выстрел в голову будет милостью для твоего практика. Когда-то давно я едва не разрушил себя, стараясь исправить заложенный в нас изъян, но любое лекарство оказывалось хуже болезни. Даже то, что я счел избавлением, в действительности было погибелью, целую вечность ждавшей своего часа.

– Но ведь здесь мы, несомненно, отыщем способ снять проклятие. – Азек обернулся к Железному Окулюсу. – Разве не ради этого вы прочесываете Галактику, отправляете нас за артефактами, безумцами и прорицателями? Разве не ради этого мы собираем сведения?

Алый Король с грустью покачал головой.

– Нет, сын мой. У ваших поисков иная цель.

– Какая же? – требовательно спросил воин.

– Следи за своим тоном, Ариман, – предупредил Амон, взявшись за рукоять хопеша.

Магнус вскинул ладонь, призывая советника успокоиться.

– Я предполагал, что ты уже понял, – сказал Циклоп. Переписчики в капюшонах возобновили работу, и по залу Амун-Ре разнесся скрип перьев. – Вы трудитесь на благо самого знания. Ради сохранения накопленной мудрости я собираю здесь всевозможные истины, ибо то, что я изведал однажды, не должно забыться никогда. Мы обязаны сберечь информацию для грядущих поколений, ибо в ней кроется надежда на светлое будущее для всего человечества.

Примарх вел Азека все дальше по лабиринту столов, дотрагиваясь до лежащих на них пергаментов. Там, где его пальцы касались чистых листов, растекались строчки воплощенного знания и просвещения. Но никто из писцов не поднимал глаз от своей работы, что неожиданно и глубоко обрадовало Аримана.

– Будущее? – переспросил он. – Наш легион на краю гибели. Если вы не поможете мне спасти Тысячу Сынов, мы не увидим грядущего!

Вскипев от раздражения, он смахнул с ближайшего стола кипу пергаментов. Страницы рассыпались по мраморному полу.

– С ведением хроник можно подождать до окончания войны между Императором и Хорусом! Тогда у всех остальных будет достаточно времени, чтобы отстроить разрушенное и заново изучить утраченное!

– Остальных, говоришь? – Магнус щелкнул пальцами, и разлетевшиеся листы вернулись на место. – И кому же среди моих братьев или граждан Империума ты доверишь столь судьбоносный труд? Льву? Да, в душе он ученый, но слишком любит тайны. Он начнет делиться знанием выборочно, оставляя важнейшие сведения в секрете от простых людей. Робаут? Слишком консервативен, чтобы признать пользу неограниченной свободы познания. Ни Рогал, ни Джагатай, ни Корвус не разделяют моих идей. Вулкан слишком прочно врос в землю и камень, чтобы поднять взор к звездам. Прежде я дал бы шанс Сангвинию, однако ныне он ступает по дороге, что ведет к кровопролитию и безумию.

– Вы перечислили только наших врагов, – указал Азек. – Тех, кто желает уничтожить нас.

– К сожалению, да. – Циклоп остановился рядом с одним из переписчиков. – Хорус вступил в союз с заблудшими и сломленными братьями. Разве подобных существ интересует познание?

Ариман безмолвно наблюдал за тем, как перо писца мечется по странице, выводя пугающе знакомые фразы. Он сам много лет посвятил изучению этих текстов, что хранила висевшая на поясе Алого Короля книга.

– Кто эти создания? – спросил воин. – Что они пишут?

– Незабытые осколки моей сути, – объяснил Магнус. – Каждая часть меня вспоминает здесь книги и послания, прочтенные мною на Просперо. Все, что я увидел и изучил, по-прежнему остается со мной. Сведения нужно записать до того, как сядет солнце и забудется все, что составляет меня.

– Нет, – буркнул Азек, заметив, что писец поднимает взгляд. – Я не хочу видеть его.

– Ты должен, ибо примириться с нашей бедой для тебя важнее, чем для прочих моих сынов.

Легионер покачал головой:

– Нет.

– Смотри, – приказал Циклоп, и Ариман повиновался.

Откинув капюшон, переписчик открыл свое лицо, во всем схожее с лицом Магнуса Красного, но опустошенное и исхудалое, лишенное жизненных сил. Создание в обличье отца Азека бездумно воззрилось на воина единственным немигающим глазом. С трудом оторвав взгляд от чудовищного призрака-двойника, Ариман увидел, что и остальные существа в зале сбросили маскировку. За столами сидели ипостаси расколотой души Алого Короля.

От картины разбитой на куски сути примарха, когда-то прекрасной и божественной, у Азека разрывались сердца.

– Мне нужно вспомнить все, – произнес Магнус. В его голосе отдавалась усталость, укоренившаяся в глубине души. С каждым вздохом она звучала все громче. – Пока я еще жив.

Тишина.

Обычно атенейцы не испытывали ничего подобного. На любого телепата каждую секунду каждого дня обрушивалась какофония блуждающих мыслей. Величайшим адептам удавалось вычленять из подобного месива значимые отрывки, не сходя при этом с ума – по крайней мере, окончательно.

Тут, в кристаллическом лесу, царило нечто очень близкое к безмолвию. Именно поэтому Санахт возвел здесь свою башню, грациозный шпиль с рифлеными стенами из жемчуга и слоновой кости, похожий на рог нарвала.

На вершине цитадели плясал синий огонь, и среди блистающих деревьев у ее основания резвились тени. Тонкие стволы из лучистого стекла качались на певчих ветрах, мелодично бренчавших прозрачными ветвями. Среди сучков прыгали хихикающие искорки ignis fatuus[49]49
  Блуждающие огоньки (лат.).


[Закрыть] – безмозглой мелочи, пси-отголоски которой жужжали в сознании атенейца.

– Ты серьезно надеешься спрятаться от меня? – выкрикнул Санахт.

Мечущиеся духи разнесли его слова по лесу, но ответа не последовало. Впрочем, мечник его и не ждал.

Люций был слишком хитер, чтобы попасться на столь очевидную уловку.

– Твои мысли выдают тебя, мечник, – продолжил атенеец. – Я слышу, они ревут в твоем черепе. Как ты выносишь такой шум?

Легко ступая между деревьев, Санахт держал мечи у бедер остриями вниз. За парными клинками, черным и белым, тянулись светящиеся полосы разрядов. Заросли расступались перед воином, облегчая ему путь, тогда как перед его добычей ветви смыкались.

Перемещаясь, атенеец сохранял идеальное равновесие и бдительно выискивал в лесу подозрительные мелочи. Он пристально глядел вперед, но и боковым зрением мог уловить любое движение.

В прошлой дуэли мечников победу одержал Люций. Способность Санахта читать мысли оказалась бесполезной против нечеловеческого проворства его оппонента. Ариман вмешался в поединок, не позволив отпрыску Фулгрима убить атенейца, но спор их клинков остался неразрешенным.

Возможно, он закончится сегодня?

По зарослям прошуршала волна веселья. Раздался злорадный смех. Кто это – Люций или какой-нибудь своенравный дух? Медленно поворачиваясь вокруг своей оси, Санахт неторопливо поднял клинки и направил свое восприятие в глубину леса.

«Вон там. Впереди и слева».

Зазубренный шип стремления отнять жизнь. Сознание, настолько приспособленное к убийствам, что само превратилось в клинок. Люций мастерски истреблял врагов, но при этом излучал колоссальное высокомерие, замешанное на эгоизме, нарциссизме и любви к смерти.

– Попался, – прошептал атенеец.

Он задышал реже, повел плечами и мысленно поднялся в третье Исчисление. Некоторые легионеры выбирали для схваток восьмое, однако Санахт предпочитал ясность, даруемую нижними ментальными уровнями. Окружающий мир тут же стал болезненно контрастным, каждая его деталь – до крайности четкой и реальной.

Атенеец оценил иронию происходящего.

Тонкие, как волос, ветви превратились в смертоносные моноволокна из крошечных твердых фракталов – перекрывающихся геометрических плоскостей. Легионер увидел, что каждый его выдох приводит к бесконечно сложным изменениям в микроклимате этого участка леса. Пылинки, кружащие в лучах света под деревьями, потащили за собой кометные хвосты вытесненных фотонов.

– Я и не прячусь от тебя, – донеслось из зарослей.

Казалось, голос звучит сразу со всех направлений, из ниоткуда. Приняв боевую стойку, Санахт продолжил идти вперед. Разворачиваясь на пятках, он выискивал среди деревьев признаки присутствия мечника – всё, что могло указать ему местоположение Люция.

– Я хочу, чтобы ты нашел меня.

– Тогда покажись, и покончим с этим, – отозвался атенеец.

– Показаться? – Люций рассмеялся. – У меня предложение получше. Ты хотел заглянуть мне в голову, так давай же!

Его кошмарные мысли врезались в разум Санахта, сминая и раздирая его образами раскаленных ножей, острых крючьев и изуродованной плоти. Перед глазами атенейца пронеслась кавалькада извращений, маскирующихся под чувственную страсть. За ней последовали гротескные, ободранные до костей твари – злобные чудища, что уродовали сами себя и наслаждались новым обличьем. Их сопровождали картины адских ужасов, которые прежде считались омерзительными, но теперь виделись приятным разнообразием на фоне унылого бытия.

…женщина со скрытыми шрамами…

…осколок стекла, полосующий лицо мечника…

…освежеванные создания, упивающиеся своими муками…

…изумрудно светящиеся призраки из обреченного мира чужаков…

…воин на крыльях ворона, вонзающий клинки в его тело…

Боль, принесенная последним видением, заставила Санахта рухнуть на колени. Два копья невыносимого жара, миновав ключицы, вошли ему в грудную полость.

– Как ты выжил? – прохрипел атенеец. – Мечи Ворона должны были прикончить тебя!

Поднявшись в Исчислениях, он закрылся от тошнотворных прикосновений искаженного рассудка Люция.

– Я затем и пришел сюда, чтобы разобраться!

Выпрыгнув из яркой дымки за спиной Санахта, отпрыск Фулгрима взмахнул серебристым мечом по дуге. Обезглавливающий удар.

Надменный и претенциозный.

Увернувшись, атенеец вскинул парные клинки, поймал ими, словно лезвиями ножниц, меч неприятеля и крутанул его в сторону. Отскочив вбок, Люций удержал оружие и уклонился от ответного выпада.

– Отлично, – похвалил Санахт. – Ты почти достал меня.

– Тебе понравилось увиденное? – спросил тот, отшатываясь. Соперники закружили среди деревьев.

– Весьма… поучительное зрелище. Что произошло с твоим легионом? Я насмотрелся такого…

– Долгая история. – Испещренное шрамами лицо легионера подергивалось в свете деревьев.

– Ты ведь сам порезал себя, верно?

– Да, – признал Люций, выписывая мечом восьмерки. – В тот момент это показалось мне хорошей идеей.

– Почему?

– Поверишь, если я отвечу, что из-за женщины?

– Той художницы?

– Верно.

– Потом ты убил ее?

– Ты же видел мое прошлое, так что найди ответ сам.

Чужое скверное воспоминание всплыло в сознании Санахта, и он тряхнул головой.

– Тебе не пришлось: она уже готова была покончить с собой.

– Что тут скажешь? Вот так я действую на…

Атенеец не дал ему договорить. Он бросился вперед, направляя Шакала к шее Люция. Тот шагнул в сторону и заблокировал черный кристаллический клинок. Крутнувшись на пятке, Санахт с треском впечатал локоть в скулу противника.

Сын Фулгрима пошатнулся; не давая ему опомниться, атенеец отбил меч соперника вбок и с размаху ударил его в лицо крестовиной своего оружия. Раздался хруст костей.

Отпрыгнув назад, Люций обильно сплюнул кровью и, ухмыльнувшись, облизнул заостренные зубы раздвоенным языком. Но атенеец еще не закончил. Он не собирался обмениваться солдатскими подначками между выпадами – только не сейчас. Развивая успех, Санахт проник в рассудок неприятеля, стер грязь осознанных мыслей и изучил низкоуровневые рефлексы, управляющие телом неприятеля.

Когда они скрестили клинки в прошлый раз, атенеец недооценил соперника. Больше такого не повторится.

Люций отступал – проворство и самоконтроль не помогали ему справиться с отточенным натиском Санахта, который дополнял свое мастерство фехтования псайкерскими навыками. Пока еще сын Фениксийца отражал выпады темного и светлого мечей, но вечно так продолжаться не могло.

Закончилось все очень быстро.

Шакал вонзился Люцию в бок. Тут же Санахт подсек противника ногой под колено, и легионер Третьего рухнул навзничь, не успев сгруппироваться. В следующий миг атенеец навалился на соперника, прижал его правую руку одним наколенником и надавил другим ему на шею.

Санахт поднес клинок к горлу Люция так близко, что силовое поле обожгло кожу.

– Говорил же, что одолею тебя.

– Если ты тоже умрешь, это засчитают как победу? – уточнил отпрыск Фулгрима.

Опустив взгляд, атенеец увидел, что острие серебристого меча упирается ему в самый тонкий участок доспеха, чуть ниже ребер. Стоило Люцию нанести удар, и клинок вышел бы из глотки, пробив по пути сердца и легкие.

– Ну что, Санахт, погибнем вместе? – спросил легионер Детей Императора, давя на рукоять меча. – Однажды я уже умер, но вернулся обратно. Повезет ли тебе так же?

Атенеец выпрямился, прокрутил клинки и убрал их в ножны. Вскочив на ноги, Люций потер опаленную кожу на шее.

– Итак, один-один, – заключил он.

Санахт не ответил. Он смотрел ввысь, где с расколотого неба спускались сквозь облака три исполина, похожие на готические соборы. Их серповидные носы окутывало варп-свечение, а сигилы, вырезанные на бронированных бортах, пылали эфирным огнем.

– «Фотеп», – произнес атенеец, едва осмеливаясь верить своим глазам. – «Анхтауи» и «Киммерия»…

– Знакомцы твои? – поинтересовался Люций.

– «Фотеп» был флагманом Алого Короля, – пояснил Санахт. – Его отослали с Просперо перед нападением Волков.

К трем боевым баржам присоединялись все новые корабли: ударные крейсеры, фрегаты, эсминцы, целые стаи «Грозовых птиц» с красными корпусами и вставками оттенка слоновой кости – геральдическими цветами Тысячи Сынов.

– Потерянные флоты вернулись, – заключил атенеец.

Магнус и Амон наблюдали за снижением легионной армады с балкона мастерской советника у вершины его механической пирамиды. Десятки звездолетов с полнокровными боевыми ротами Пятнадцатого прорывались через грозовые тучи, уверенно держа курс на Обсидиановую Башню.

– Никогда не думал, что увижу нечто столь прекрасное, – сказал Амон.

– Я тоже, друг мой, – отозвался Циклоп. – Я тоже. Советник вопросительно посмотрел на примарха.

– Разве не вы призвали их?

– Нет. Я здесь ни при чем.

– Тогда как они оказались здесь?

Алый Король не ответил. К удивлению Амона, он отвернулся от кораблей и ушел в мастерскую. Немного задержавшись на балконе, советник пересчитал боевые космолеты и прикинул, сколько космодесантников вернулись к собратьям.

Как минимум три тысячи. Возможно, даже пять.

Оторвав глаза от славной картины возрожденного флота легиона, Амон последовал за Магнусом.

Хотя покои советника состояли из эфирного вещества, измененного псионическими силами, все в них было не менее реальным, чем любой объект материального мира. Для каждого чувства здесь имелся стимул, пробуждающий воспоминания: текстура латунных поверхностей, тиканье за отформованными медными панелями, запахи и вкусы алхимических составов.

С наклонных стен свисали чародейские гороскопы, соседствующие с переполненными книжными полками, печатными астрономическими таблицами и противоречивыми схемами наблюдений за девятью солнцами. На верстаках в беспорядке валялись сломанные астролябии, экваториумы[50]50
  Экваториум – астрономический вычислительный прибор. Использовался для определения положения Луны, Солнца и других небесных объектов без вычислений (с применением геометрической модели).


[Закрыть] и чудовищно сложные астрариумы[51]51
  Астрариум – старинные астрономические часы, созданные в XIV в. итальянцем Джованни де Донди. Устройство моделировало Солнечную систему и, кроме отсчета времени и представления календарных дат и праздников, показывало, как перемещались планеты по небесной сфере.


[Закрыть]. На деревянных досках с резными символами прорицания лежали рядами целые уродливые скелеты и отдельные гадальные кости.

Посреди мастерской покоилась плоская овальная глыба, вырезанная из кристаллов Отражающих пещер. Черный участок шпинели в ее центре казался расширенным зрачком.

– Потоки варпа все так же настроены против тебя? – спросил Циклоп.

Стоя на коленях перед сакральным камнем, примарх неотрывно смотрел в его глубины.

– Да, мой господин, Великий Океан по-прежнему благоволит Пирридам, – подтвердил Амон, развернув свиток с чертежами небесных течений, напоминающий карту древних мореходов. – Но силы Корвидов еще вернутся.

– Я тоже ожидаю этого, – согласился Магнус.

Он поднялся и зашагал по мастерской, иногда останавливаясь, чтобы изучить тот или иной разбитый инструмент прозревания. Заметив какой-то хрустальный шар, Алый Король с ухмылкой поднял вещицу, сдул с нее пыль и потер ладонью.

– Мой господин?..

– Что? – Магнус положил прозрачную сферу на место.

– Вернулись только три из отосланных вами флагманов.

– Да, я видел. – Циклоп подошел к скелету существа, порожденного необъяснимой эволюцией. – С ними нет «Наследника Просперо».

– Вы знаете, где он?

– Призраки Тизки утверждают, что больше мы не увидим его. Говорят, что кораблю суждено погибнуть в мире Самовластной Королевы.

– Не слышал о такой планете.

– Я тоже. – Отодвинув костяк, Алый Король поднял проволочную модель планетной системы. – Тебя это удивляет?

– В любой иной ситуации я поразился бы, – признал Амон. – Сейчас, зная, какую тяжкую рану нанес вам Русс, я не удивлен, но напуган тем, что из этого следует.

– Для меня?

– Для всех нас. – Легионер взял с полки из черного ясеня толстую конторскую книгу. – Именно поэтому я просил вас прийти сюда.

Смахнув с ближайшего верстака расколотые линзы и хрустальные лупы, советник положил на него гроссбух. Подойдя к Амону, примарх взглянул на бесконечные столбики цифр и зашифрованных слов.

– Это «Liber Prospero»? – уточнил Магнус.

– Да, указатель всех знаний, спасенных нами с Просперо. И всех сведений, которые, как я верю, нам удастся спасти.

– Зачем ты показываешь мне каталог? – спросил Алый Король.

– Даже если мы вернем каждую мелочь, перечисленную в нем, то обретем лишь толику накопленной нами мудрости. – Воин поднял глаза. – Но вы и так это сознавали, верно?

Вздохнув, примарх закрыл «Liber Prospero».

– Разумеется, сознавал.

Амон вернулся к Алтарю Корвидов и обошел вокруг камня, держа ладонь на включении темной шпинели в его центре. Над поверхностью возникло изображение колоссального строения из переливающегося стекла, хрома и стали, настолько реалистичное, что к нему хотелось прикоснуться.

– Пирамида Фотепа, – сказал Циклоп.

На ее мерцающих скатах играли солнечные лучи, и стекло казалось янтарным, как в часы заката на Просперо. Когда по зеркальным граням скользнули тени облаков, легионер увидел в отражении чудесные здания Тизки из мрамора и золота.

Сейчас та же самая пирамида – ее ржавеющий стальной каркас – оседала и рассыпалась в пустошах, заселенная призраками и грустными воспоминаниями о погибшей родине.

Советника пронзила боль потери, какой он не испытывал с момента прибытия на эту жуткую планету. До сих пор Амон занимался восстановлением библиотек, что помогало ему справляться с горем.

– Я помню, как ее возводили, – сказал воин, и в мастерской зазвучали крики морских птиц, а диаграммы на стенах затрепетали, потревоженные теплым сирокко. – Вы, мой господин, могли бы сотворить пирамиду за одну ночь, но, как обожает говорить Азек, полезно бывает поработать руками.

Магнус обошел мираж по кругу. Фокус изображения сместился к фундаменту, где исполинские наклонные балки из посеребренного адамантия скреплялись огромными болтами и стальными скобами.

Корвид поднял фантомную пирамиду над камнем, поворачивая ее изящными движениями пальцев.

– При постройке любого огромного и сложного объекта тщательнее всего следует вычислять расположение и фиксацию опор в его основании. Допустимый предел погрешности здесь минимален. Любая неточность на данном этапе – например, отверстие, просверленное в паре миллиметров от нужной точки, или угол схождения, определенный с ошибкой в долю градуса, – приведет к серьезнейшим проблемам.

Легионер перенес точку обзора вверх по зданию, туда, где поперечные распорки нивелировали компрессионное воздействие основных элементов конструкции.

– Пятьюстами метрами выше эти незначительные огрехи превратятся в двадцатиметровые расхождения. Порой мы игнорируем или не замечаем крошечные возмущения, считаем мелкие изъяны несущественными… Но все они имеют далеко идущие последствия. «Как вверху, так и внизу».

– С пирамидой Фотепа ничего подобного не произошло, – указал Циклоп. – Она была идеальна.

– Да, была, – согласился Амон. По его жесту изображение сложилось внутрь себя и исчезло.

– Тогда к чему твои рассуждения?

– Я знаю, что с вами происходит, – ответил советник. – Мне известно, что вы умираете.

Глава 5: Спаситель. Переписывание кода
Завеса скорби

За время отсутствия Аримана его башня из эфирного вещества изменила свою форму. Изначально Азек создал витой белокаменный рог, но оставленная без присмотра цитадель превратилась в уродливое напластование невозможных многогранников.

Внутри нее возник запутанный лабиринт с бесконечными переходами, ведущими в пустоту дверями и неисчислимыми фрактальными залами, которые гнездились один в другом, нарушая все законы перспективы.

Ариман медленно ходил по кругу в самом верхнем помещении твердыни, атамом с черным клинком вычерчивая на стенах символ Тутмоса. Если ему удастся совершить чудо, пусть оно пока что останется тайной.

С плеч корвида ниспадал вороновый плащ его братства; помимо него, Азек использовал в ритуале все накопленные им артефакты прорицания: алую рясу, вытканную ийялаво[52]52
  Ийялаво – женщины-жрицы в деревнях Западной Африки, Центральной и Южной Америки, где проживают потомки африканского народа йоруба, следующие религиозной системе предсказаний «ифа».


[Закрыть], матерями-оракулами; агат из Отражающих пещер; деревянное око, вырезанное из корпуса левантийского барка, и восковую печать с текстом из «Mirabilis Liber»[53]53
  «Mirabilis Liber» (от лат. – «Чудесная книга») – популярный в Средневековье сборник пророчеств различных христианских святых, анонимно изданный во Франции в 1522 г.


[Закрыть].

Отполированный базальтовый пол прорезали девять концентрических кругов. Хатхор Маат и Санахт, облаченные в одеяния своих братств и скрывавшие лица под капюшонами, передвигались по этим бороздам в противоположных друг другу направлениях и от внешних колец к внутренним. Они засыпали в углубления порошок «адского камня».

В центре защитных кругов стоял заиндевелый стазис-контейнер. Помещенный туда Собек не изменился с тех пор, как Ариман последний раз видел его на «Торкветуме». Искаженное ужасом, замороженное чарами павонидов, лицо практика застыло, могучей технологией принужденное замереть в бесконечном мгновении.

Возле откидной дверцы в боку контейнера стоял на коленях апотекарий Пентху, только что закончивший лечить Менкауру. Изолированные кабели соединяли его нартециум с внутренними системами устройства.

– Готово. – Санахт отряхнул руки от последних крупинок порошка. Все девять окружностей, озаренные пламенем парящих над полом хрустальных кадил, сверкали подобно алмазной пыли.

– Ты уверен? – уточнил Азек, убрав атам в ножны.

– Это же простой защитный круг, – ответил атенеец.

– Ошибки здесь недопустимы.

– Сказал адепт, который нарушил собственный защитный круг, – вмешался Хатхор Маат. – Помнишь, как легко Астенну спровоцировал тебя?

Ариман кивнул, признавая правоту собрата. В прошлом Азек действительно совершил глупый промах, недооценив воина, искаженного перерождением плоти.

– Больше такого не повторится.

– Надеюсь, – отозвался павонид. – Иначе я велю Санахту всадить тебе в брюхо пару его прелестных мечей.

Пропустив угрозу мимо ушей, Ариман повернулся к Пентху.

– Апотекарий?

Тот щелкнул последним рычажком и кивнул, увидев, что ряды гемм-индикаторов сменили цвет с зеленого на янтарный.

– Все готово. – Выпрямившись, он обернулся к Азе-ку. – Встроенный медицинский модуль заработает сразу же после отключения поля, но имей в виду, что я не одобряю твой план.

– То есть ты не хочешь участвовать?

– Напротив. Если тебе не удастся остановить деградацию Собека, я подарю ему легкую смерть, избавив от гибели в огне Пирридов.

– Я одобряю твои намерения, но до такого не дойдет, – заверил его Ариман.

Хмыкнув, Пентху все равно вытащил из кобуры болт-пистолет.

– Санахт, Хатхор Маат, вы готовы? – спросил Азек.

– Да, – подтвердил мечник, вставая прямо перед контейнером.

– Пора начинать, – бросил павонид. Заняв позицию слева от Санахта, он повел плечами, как будто готовился к бою.

Ариман остановился справа от атенейца. Мыслительный процесс корвида стал более плавным и абстрактным: он старался покинуть то-что-есть и воспринять то-что-будет.

– Вы оба, переместите разум во второе Исчисление, – скомандовал мечник. Дымка варп-энергии заволокла ему глаза, заструилась изо рта.

– Не третье? – переспросил Азек.

– Нет, во втором мы сможем почти мгновенно обмениваться мыслями. Я так понимаю, что действовать нужно быстро, да?

– Совершенно верно, – согласился Ариман. – Скорость жизненно важна. Хатхор Маат, ты должен немедленно следовать полученным от меня образам.

– Показывай дорогу, и я проведу Собека к нам.

Все три псайкера наполнили свои тела мощью Великого Океана, и серебристые круги на полу задрожали, словно оказались под водой.

– Апотекарий, выключай стазис-поле, – скомандовал Азек.

Пентху нажал несколько генокодированных рун на боку контейнера, и темпоральный пузырь исчез. В зал вырвался воздух с «Торкветума» – последний выдох практика. Хатхор Маат заворчал от напряжения: теперь сдерживать гиперэволюцию пациента приходилось ему.

Собек резко открыл глаза, полные страха.

– Ариман! – крикнул практик. – Оно здесь. Останови…

По полу раскинулись узоры голубой изморози. Резные сигилы на стенах вспыхнули, не позволяя энергии Хатхора Маата выйти наружу.

– Быстрее, – выдавил адепт Павонидов сквозь сжатые зубы.

– Начали, – велел Азек. – Объединяемся.

Санахт положил ладони на плечи соратникам, став проводником между корвидом-прорицателем и павонидом-биомантом. Ариман втянул воздух, пропитанный холодной мощью атенейца; она напоминала острый, как бритва, стальной клинок в ножнах изо льда. По стенам заскользили тени потусторонних созданий, ощутивших нарастание чародейской силы. Пока что символ Тутмоса мешал им проникнуть в зал, но вечно он не продержится.

– Скорее открывайте сознание, – произнес Санахт голосом, похожим на журчание чистой воды, текущей по сглаженному временем камню. – Я – ключ и врата, конец и начало, извилистый путь двух умов к единению.

Азек ощутил, как неописуемо сложные рассудки братьев сливаются с его разумом. К превосходно упорядоченному сознанию атенейца присоединились вечно меняющиеся запутанные образы – мысли Хатхора Маата. Готовясь к схватке с перерождением плоти, адепт Павонидов уже высвободил свой непостоянный, многогранный ум.

– Мы едины, – промолвил мечник.

Ариману показалось, что он прыгнул с прибрежного утеса.

Когда Псайкеры покидали настоящее, устремляя восприятие в будущее, они без всякой уверенности в успехе погружались в бескрайнее море, привязанные к реальности лишь тончайшей нитью.

Очень легко было унестись прочь от знакомых берегов на стремительных волнах Великого Океана, который завлекал образами возможного грядущего, настолько далекими, что пловцы срывались с якорей, закрепленных в «сейчас».

И освобожденные разумы уже не возвращались в тела.

Переместив свой рассудок в плоть Собека, корвид почувствовал, что организм практика надрывается, пытаясь разорвать оковы мощи, наложенные Хатхором Маатом. Тело самого Азека отозвалось этим усилиям, тоже возжелав избавиться от косного постоянства. Ариман свирепо подавил стремление к переменам внутри себя и начал изучать миллиарды вариантов будущего, порожденного генетической анархией в клетках пациента. Каждый возможный исход разветвлялся на миллионы последующих вероятностей, число которых ежесекундно возрастало в геометрической прогрессии.

В некоторых случаях практик раздувался от опухолей, и его пропитанная варпом бесформенная плоть расступалась под натиском новых конечностей. Иногда тело Собека принимало обличье какого-то существа – крылатого, странным образом похожего на птицу и рептилию одновременно. При этом оно всякий раз слегка видоизменяясь.

С каждым ударом сердца Азек отметал десятки путей в грядущее, установив, что они ведут к смерти пациента, и переводил мысленный взор на соседние ответвления. В его разуме мелькали сотни потенциальных исходов, но любой из них распадался на невообразимо кошмарные картины вздувшихся вен, лопающихся органов и плоти, пересоздающей себя во все более чудовищных формах.

Ариман смутно осознал, что обливается потом. Даже величайшие адепты его братства с огромным трудом находили единственно верный вариант судьбы среди потенциально бесконечного множества уделов. Однако Азек провел немало экспериментов с тех пор, как попал на эту планету, и, пусть ему не удалось обнаружить средство от проклятия, ценой больших жертв он точно установил границы выносливости постчеловеческого организма. Теперь корвид сразу отбрасывал гибельные для Собека исходы и изучал лишь те, что дарили крошечную искорку надежды. Братья Аримана проливали кровь и умирали во время опытов, но легионер извлек уроки из их страданий; возможно, обретенная мудрость поможет ему спасти практика.

Если же получится исцелить его, получится исцелить всех.

+Дай мне подходящий образ,+ передал Хатхор Маат.

+Пока ничего нет,+ ответил Азек.

Будущее ветвилось и разделялось быстрее, чем воин успевал анализировать его. Он просматривал все больше вариантов, хотя и понимал, что их слишком много.

+Должно же найтись хоть что-то!+

+Каждое увиденное мною изменение убивает его.+

+Я больше не могу сдерживать болезнь!+ отправил павонид. +Просто отыщи лучшее из того, что есть.+

+Мельчайшая промашка приведет к непредсказуемо чудовищным последствиям.+

+Он все равно умрет! Выбирай уже, чтоб тебя!+

Ариман собрался с силами, готовясь принять непростое решение. Он уже отбросил миллионы вероятных сценариев, но все равно оставалось еще поразительно много возможных исходов. Не видя другого пути, Азек рассчитал генетическую конфигурацию, которая давала пациенту наибольшие шансы на выживание, и отправил ее образ Хатхору Маату.

+Вижу!+ сообщил тот.

Поток направляемой павонидом биомантической энергии излился на самые глубинные уровни организма Собека, разбивая клетки и составляющие элементы самой сути легионера.

Практик, терзаемый мучительной болью, забился в фиксаторах внутри контейнера. Направляемая Хатхором мощь изменяла его тело, разрывала в клочья и перестраивала с фундаментальных слоев. Ощутив раздирающее душу страдание воина, Азек сбросил его в бездонную пропасть подсознания.

Он не смог бы перенести то, что сейчас испытывал Собек.

+Прекратите!+ мысленно закричал апотекарий. +Вы убиваете его!+

+Мы его спасаем!+ прорычал Маат.

+Ариман, останови его!+ потребовал Пентху.

+Нет. Мы пойдем до конца,+ отрезал корвид.

Судьба уже изменялась в соответствии с его предвидением. Вслед за глубинными сдвигами в организме практика по телу самого Азека прокатывались отголоски боли.

+С меня хватит,+ отправил апотекарий, поднося болт-пистолет к виску Собека.

Ариман выбросил руку вперед, и оружие мгновенно развалилось на составные части. Снаряды, затвор, магазин, приклад, ствол и спусковая скоба с лязгом рассыпались по базальтовому полу.

+Мы пойдем до конца,+ повторил корвид.

+Будь проклята твоя гордыня, Азек!+

Тот оставил вспышку Пентху без внимания. Ариман не имел права отвлекаться: всякий раз, когда Хатхор Маат вносил новое изменение, варианты будущего разветвлялись вновь. Заметив, что в их сплетении резко уменьшилось число сценариев, завершающихся жуткой смертью практика, Азек воспрянул духом.