Текст книги "Алый король (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Корвид встал так, чтобы Афоргомон оказался между ним и дверью каюты.

– Ты хочешь чего-то бессмысленного, – произнес Ариман, покачав головой. – Как там звучало твое требование? «Принц с глазами из праха, сердцем изо льда, душой из зеркал и лицом божества»? Даже если бы я решил исполнить наш договор, заключенный in extremis[126]126
  Здесь: в безвыходном положении (лат.).


[Закрыть], то не догадался бы, кто именно тебе нужен.

– Еще раз обдумай то, что собираешься сделать, – предостерег демон. – Помни, ты пошел на сделку с нерожденным.

– Да, а теперь разрываю ее.

Азек ткнул хекой в туловище автоматона и надавил на посох. Взвыв – ёкай неуклюже отшатнулся, прижимая почерневшие руки к ожогу на смятом нагруднике.

– Изыди! – повелел Ариман.

Для проведения допроса агенты выбрали один из самых тесных посадочных отсеков «Аретузы», куда не поместилось бы ничего крупнее лихтера типа «Арвус». В центре полностью очищенного помещения стояла дыба, покрытая рунами и окруженная кольцом могущественных оберегов. Свафнир Раквульф заранее вырезал их в палубе своим нуль-копьем, следуя скрупулезным указаниям сестры Цезарии.

Расчеты оружейных сервиторов заканчивали последний этап проверки четырех «Тарантулов», расставленных по углам отсека. Тяжелые болтеры и мульти-мелты, размещенные на поворотных турелях, целились точно в дыбу.

Бъярки, Нагасена и Пром наблюдали за подготовкой с поста управления на антресольном ярусе – из замкнутого модуля из стали и бронестекла, заполненного логическими машинами и механизмами управления стыковкой. Палубные команды магоса Икскюля провели доскональную ревизию всех систем и убедились в их полной исправности. Также специалисты подробно проинструктировали троих воинов, как за считаные секунды разгерметизировать отсек, если в том возникнет необходимость.

– Мне это не нравится, – сообщил библиарий.

Он стоял, скрестив руки на груди.

– Нам тоже, Дион, – отозвался Йасу, – но разве у нас есть выбор? Мы должны выяснить, где находятся прочие осколки души Магнуса и как до них добраться.

Расхаживая по диспетчерской, Бёдвар скалил клыки и с хрустом вращал шеей, словно готовился к бою.

– Как можно верить словам этого создания? – спросил Волк. – Оно – творение Подвселенной, живущее ложью.

– Ты прав: доверять ему нельзя, – согласился Нагасена. – Но мы узнаем все необходимое, поскольку оно считает себя умнее нас и думает, что мы даже внимания его не заслуживаем.

Хмыкнув, Бъярки ткнул большим пальцем в сторону отсека, где завершались последние приготовления.

– По-моему, оно не ошибается.

– Объясни подробнее, Йасу, – попросил библиарий, игнорируя колкость Бёдвара.

Нагасена взялся за обмотанную кожей рукоять Ао-Шуня.

– Сущность внутри Гамона – часть Магнуса Красного, – начал агент. – Она, вне всяких сомнений, уверена в своем полном превосходстве над простыми смертными. Вероятно, она захочет позабавиться с госпожой Веледой, посмеяться над ее «ограниченным» интеллектом. Гадалка подыграет аспекту примарха – выставит себя беспомощной перед его могучим разумом и позволит Циклопу снисходительно поучать ее, пока тот не раскроет какую-нибудь тайну, чтобы наглядно продемонстрировать свое величие.

– А осколок не поймет, что она задумала? – уточнил фенрисиец.

– Если бы мы имели дело с полноценным Алым Королем, я бы не рискнул прибегнуть к столь очевидной уловке. Но у нас тут только фрагмент примарха – да, исключительно опасный, но подверженный страстям и жажде власти. Используя Чайю как приманку, мы сыграем на его желаниях и обратим мощь Магнуса против него самого.

Пром потер лицо рукой и протяжно выдохнул.

– Мы идем на огромный риск.

– Если нам хотя бы покажется, что возникли проблемы, все закончится в мгновение ока. – Йасу подошел к пульту управления герметизирующим полем. – Мы потянем за рычаг, и все содержимое отсека вылетит в пустоту. Сейчас «Аретуза» обращена бортом к газовому гиганту внизу, так что любой объект, выброшенный из корабля, за несколько секунд обратится в пар.

Библиарий в последний раз взглянул через бронестекло на палубу под ними. Оружейные расчеты удалились, подготовив «Тарантулы» к стрельбе.

– Дион? – позвал его Нагасена, когда молчание затянулось. – «Аретуза» – твой звездолет. Только ты вправе разрешить или запретить допрос. Так что, начинаем?

Легионер стоял неподвижно, и Иасу представил, как тот одновременно проигрывает в голове сотню вариантов развития событий. Ультрамарины характеризовали такой процесс двумя словами.

«Практика и теория».

Нагасена предлагал опасный план. Перевесит ли теоретическая выгода практически невообразимые риски?

– Действуй, – произнес библиарий.

Глава 20: Вместилище демона. Прах к праху. Тёмный Принц

– Вы же понимаете, что я вас всех убью?

Существо, прикованное к стоячей металлической клетке-дыбе, говорило голосом Лемюэля, но Чайя понимала, что перед ней нечто иное. Речь твари звучала так, будто она воспроизводила интонации Гамона, послушав искаженную вокс-запись его фраз.

Но в первую очередь правду о создании выдавало не скверное копирование голоса, а его взгляд. До Камити-Соны, где в медово-карий глаз летописца проникла скорбь, он был добрым и неизменно приветливым.

А в жестоком и бездушном взоре существа не осталось ничего человеческого.

Хотя госпожа Веледа объяснила Парвати, что произошло с Лемюэлем, у женщины не укладывалось в голове, каким образом частица прежде любимого ею примарха оказалась внутри Гамона. Чайя видела тело летописца, его красновато-коричневую кожу поверх мышц и костей, однако управляла им совершенно иная воля, чуждая людям.

Запертая клетка не позволяла созданию даже шевельнуться. И оно действительно застыло в одной позе, как солдат по стойке смирно, но Парвати чувствовала, что тварь мелко дрожит от напряжения. Силуэт Лемюэля мерцал – казалось, внутри него жарко пылает расплавленное ядро. Жилы вздувались, словно под воздействием колоссального внутреннего давления.

– А начну я с тебя, – продолжал Гамон, не сводя почерневшего глаза с госпожи Веледы, которая уселась на мат, постеленный мигу. – Выдерну тебе хребет через таз и забью остальных твоим уродливым черепом, как булавой.

Крохотная старушка гортанно и хрипло хмыкнула, что сходило у нее за искреннюю усмешку, и указала на громадных воинов, стоявших позади двух женщин.

– Думаю, Ямбик Сосруко будет возразить тебе, – заявила она. – Он без труда отрывать твою башку с шеи.

Обернувшись, Чайя взглянула в широкое плоское лицо неизменного телохранителя гадалки. Великанский мигу облачился в латы из перекрывающихся металлических браслетов и тяжелый, отформованный по фигуре панцирь с бронзовой отделкой. С плеч его спадал плащ, отороченный дурно пахнущим мехом. Недочеловек казался двоюродным братом Астартес, что возвышались по бокам от него: легионера с огненно-рыжей гривой, вооруженного зазубренным копьем на длинном древке, и химерического гиганта, состоящего из плоти, бионики и доспехов.

Все трое, как и Парвати с госпожой Веледой, носили гудящие сигнум-печати Механикума, которые помечали людей как невраждебные объекты для автоматических турелей, размещенных в отсеке.

– Вот это ходячее генетическое отклонение? Не смеши меня.

– Если не он, тогда Хельблинд и Раквульф закончить дело, – парировала карлица.

Здоровенный мигу с поразительной аккуратностью поставил рядом с ней маленький столик. Гадалка взяла с него обрезанную сигару из крученых листьев и спичку. Кроме этого, Чайя увидела на столешнице нечто вроде сервиза из керамического кувшина, чашек и горшочков, прикрытого муслиновым платком. У самого края лежала колода карт.

Чиркнув спичкой о ноготь большого пальца, госпожа Веледа зажгла сигару. Раскурив ее, карлица глубоко затянулась и выдохнула облачко голубого дыма в направлении летописца. Парвати уловила гнусный ядовитый смрад и закашлялась, но этот запах хотя бы перебил вонь прогорклого масла, идущую от их охранников.

– Псы Русса не смогли прикончить меня на Просперо. С чего ты взяла, что здесь у них получится лучше?

Чайя вздрогнула при упоминании ее сожженного дома. Потеря родины мучила женщину, как открытая, неисцелимая рана в сердце. Зажмурившись, Парвати сжала кулаки: гадалка предупреждала, что нельзя выказывать эмоции в присутствии существа, завладевшего телом Гамона. Оно могло уловить любую слабость, как психнойен с нюхом на незащищенные разумы.

Госпожа Веледа еще раз пыхнула сигарой.

– С того, что они делать так сейчас, если я просить. Они хотят убить тебя, сильно очень. Потеряли много братьев на Просперо. Разорвать тебя им радостно, я думаю. – Карлица обернулась. – Тебе радостно убить Магнуса?

– Радостно, как охотнику по колено в крови ёргунавра. – Гирлотнир со скрежетом провел лезвием инеевого топора по боковине крестовидного щита.

– А тебе, Свафнир Раквульф?

Исполин ударил древком зазубренного копья о палубу и кивнул.

– Очень радостно. Скажи, и я пробью ему сердце моим гарпуном.

– Видишь? – спросила гадалка, широко улыбнувшись. – Ты живешь или ты умрешь по моему слову. Или нет. Твой выбор.

– Что же ты еще не дала им команду? – Лемюэль оскалился так, что разорвал кожу в уголках рта. По подбородку заструились ручейки крови. – Если все на борту этого корабля жаждут моей смерти, но я по-прежнему дышу, вы наверняка чего-то от меня хотите, так? Ну, чего же именно?

– Ты понимать, что мне нужно, – сказала госпожа Веледа.

– Ты желаешь знать, где найти другие осколки моей души?

– Да. Будешь рассказать мне?

– Нет.

– Почему нет?

– Если бы ты лишь недавно обрела свободу после того, как веками сидела на цепи в темнейшем остроге, согласилась бы вернуться обратно в тюрьму?

– Ты сидел на цепи? – уточнила карлица.

– Конечно же! Ведомы ли кому-нибудь истории о Магнусе-воине? – прорычал тот, кто некогда был Лемюэлем. – Помнят ли о его славных поединках, о поверженных им могучих врагах? Кто упоминает его в одном ряду с Ангроном и Львом, повествуя о ратном искусстве примархов?

– Никто, – признала гадалка.

– Так зачем же мне говорить тебе хоть слово правды?

– Не мы стараться собрать твою душу вместе.

– Верно, вы просто стремитесь уничтожить ее.

– Я думаю, ты выберешь стать ничто, чем вернуться в оковы.

Не дождавшись ответа, госпожа Веледа вздохнула.

– Как угодно. – Взяв карты со столика, карлица разложила их перед собой рубашкой вверх. – Будем делать по-плохому.

– Картомантия? – усмехнулся тот, презрительно взглянув на потрепанную колоду. – Что же с вами стало, если вы прибегаете к столь нечестивым ухищрениям?

– Мои карты не обычные карты, – заявила гадалка, переворачивая случайно выбранные листки. – Они слышат все. Знают все. Не веришь мне? Говори, и я скажу, какую правду они разобрали.

Чайя увидела, что каждая из вскрытых карт с загнутыми уголками помечена странными выцветшими рисунками – чашами, жезлами и другими, более эзотерическими символами. Среди прочего она заметила падающую каменную башню, могучих воинов и всевозможных невиданных зверей.

– С этой колодой ты ничего не узнаешь, – произнес осколок примарха в теле Лемюэля. – Ариман владел такой же, но она ничем ему не помогла. Эттейла был мошенником, и твои карты – копии фальшивок.

Госпожа Веледа выпустила несколько идеально круглых колец дыма подряд.

– Так считаешь ты? Карты привели нас к тебе на гору.

– Потому что я им позволил. Ты думаешь, я мечтал вечно сидеть на развалинах входа в Эдинну[127]127
  Эдинну – аккадское слово, от которого произошло древнееврейское «Эдем» (райский сад).


[Закрыть]?

– Может, да. Может, нет. Но карты слушали тело, где ты потом застрять, и вот что получилось. Кто знает, что они слышат сейчас, а?

Разговор карлицы и «Лемюэля» напоминал спор двух торговцев о цене рыбы, но внимательно слушавшая Чайя чувствовала, что каждая фраза подобна выпаду клинка. Ей просто не хватало ясности понимания, чтобы увидеть истинную картину дуэли.

Гадалка вновь разложила карты и начала убирать ненужные. Перевернув одну из них, старуха увидела пораженную молнией твердыню, с зубчатой стены которой падал скелет с косой.

– Слишком очевидно, – буркнула она, возвращая листок в колоду.

Пока госпожа Веледа перебирала карты, Парвати не сводила с нее глаз.

– Чайя, посмотри на меня, – велел Гамон.

От ужаса у женщины скрутило кишки, а сердце бешено застучало в груди. Она замотала головой.

– Нет.

– Почему?

– Я тебя не знаю.

– Прекрасно знаешь. Обернись ко мне.

– Можешь глядеть, дочь Просперо, – сказала карлица. Выложив на стол еще одну карту, она коснулась ручонкой предплечья Парвати. – Оно-Магнус не вредить тебе. Цезария говорить, руны Раквульфа крепкие.

– Не хочу. – От страха Чайя прикусила нижнюю губу. – После того, что сотворил Лем, я не могу смотреть на него. Просто не могу. Извините.

– Ладно тебе, девочка, – почти разочарованно произнесло нечто с лицом Гамона. – Лемюэль спас тебя от смерти или кое-чего похуже. Трупы-людоеды из Камити-Соны выпили бы твои глаза и высосали мозги до последнего комочка, если бы он не подтолкнул мать ребенка к тому, что ей давно уже втайне хотелось совершить. Чудовища освежевали бы тебя заживо и облачились в твою кожу, пока ты смотрела бы, как умирает Камилла. Неужели ты предпочла бы подобный исход?

Судорожно сглотнув, Парвати неохотно подняла голову.

– Нет, – прошептала она и наконец встретила взгляд летописца.

– Нет, – подтвердил черноглазый монстр. – Лемюэль избавил мальчика от долгих лет духовных и телесных мук, а его мать – от тягостных забот о мелком хнычущем негоднике, который разрушил ее жизнь самим своим появлением на свет. О, бедная малышка Чайя! За твое спасение заплатили смертью бесполезного сопляка, которого ты презирала. По-моему, девочка, неплохой вышел размен.

– Я не презирала того ребенка.

– Не лги. – Гамон издал гнусный, булькающий смешок, и Парвати едва не вырвало. – Убеждай себя сколько угодно, но мне известно все, что знает Лемюэль, – все, что ты говорила ему за спиной у Камиллы. Ты ненавидела мальчика, поскольку он каждую ночь ревел и мешал тебе предаваться миленьким уютным фантазиям о лучшей жизни и более приятных местах. Ты ненавидела его за то, что каждую секунду каждого дня он напоминал тебе о кошмаре, который поглотил тебя по твоей же вине.

– Нет, все не так… – По щекам Чайи ручьями текли слезы.

– Лгунья!

– Да! – закричала Парвати. – Я ненавидела его, но не желала ему смерти!

Осколок Магнуса рассмеялся.

– А я знаю, что желала. Когда чудовища ушли, Лемюэль ощутил, что тебя переполняет облегчение. Ты испытала его, осознав, что ребенок мертв. Еще Гамон почувствовал, как ты обрадовалась тому, что вместо тебя погиб кто-то другой. Здесь нет ничего постыдного – в тебе говорил инстинкт самосохранения, развившийся у твоих предков-приматов еще до того, как они перестали опираться на кулаки при ходьбе. И вообще, мы все в свое время желали кого-нибудь прикончить, разве нет?

– Нет, я никогда…

– Но тебе хочется убить меня, правда?

Какое-то время Чайя сидела молча.

– Да, – наконец прошептала она.

– Что ты сказала?

– Я сказала «да»! Я хочу, чтобы ты сдох за то, что ты натворил! Я хотела, чтобы ты сдох, еще когда Волки захватили нас возле Просперо! Я хочу, чтобы ты сдох вместо того мальчика! Я хочу, чтобы ты сдох, ублюдок!

Как только от переборок отразился хохот Лемюэля, женщина вскочила со стула и рванулась к пленнику, но уже на втором шаге мясистая ладонь тисками обхватила ей запястье. Ямбик Сосруко покачал головой, крепко удерживая Парвати.

– Назад, – приказал он. – Сейчас же.

– Отпусти, чтоб тебя!

– Назад. Сейчас же.

– Делай, как он говорить, – посоветовала гадалка, не поднимая глаз от карт. – Очень плохо есть нарушить круг, который вырезать Раквульф. Очень плохо совсем. Магнус желать ты нарушить его. Может, тогда он выбраться. Я такое не хотеть. Думаю, ты не хотеть тоже.

Опустив взгляд, Чайя увидела, что промежуток между ее левой ступней и внешней линией рунических узоров меньше ширины пальца.

– Может, ты сесть, да? – предложила госпожа Веледа, стряхнув сигарный пепел на палубу. – И пока не говорить, лады?

Кивнув, Парвати отошла от круга и робко опустилась на сиденье.

– Ты использовал свой дар, чтобы заставить женщину убить ее ребенка, – все же произнесла Чайя. – Что за человек способен на такое?

– Человек, который хочет жить. – Гамон хотел пожать плечами, но клетка помешала.

– Ты не говорить, я сказала! – резко произнесла карлица. – Сиди. Ямбик Сосруко нальет нам попить из особый чайник Нагасены. Свежий отвар я сделать, успокоить нервы. Может, тебе нужно сейчас?

– Да, – согласилась Парвати.

Протяжно и напряженно выдохнув, она съежилась на стуле. Мигу меж тем стянул с сервиза муслиновый платок, открыв фарфоровый кувшин и чашечки изящной работы. По окружности сосудов тянулись картины из жизни героев, нарисованные тонкими бледно-голубыми штрихами. Чайя никогда не видела столь прекрасных вещиц.

Великан поднял со столика еще один керамический предмет сероватого цвета, ранее скрытый под тканью, и Парвати прищурилась.

Сосуд был знаком женщине, но здесь выглядел неуместно.

– Зачем вы принесли ее? – спросила Чайя.

Нагасена увидел предмет одновременно с ней. Изумленно распахнув глаза, агент схватился за рукоять Ао-Шуня.

Пром обернулся к нему.

– Что такое, Йасу?

– Уводи их оттуда, – приказал Нагасена, разворачиваясь к выходу с поста управления. – Немедленно.

– В чем дело? – вмешался Бъярки. – Что ты заметил?

– Трон! Как же я мог проглядеть?.. – Агент уже мчался к двери.

– Проглядеть что?

Задержавшись на секунду, Йасу наполовину вытащил меч.

– На борту «Аретузы» не один осколок души, а два, – сказал он.

Мигу держал бледно-серую урну с прахом Каллисты Эриды. В громадных руках Ямбика Сосруко сосуд казался до нелепости маленьким, но великан сжимал его так же бережно, как Лемюэль со дня смерти девушки. Парвати разглядела вазу только сейчас – до этого она терялась среди горшочков сервиза.

– Ямбик, ты что делать? – обратилась к нему гадалка.

Похоже, гигант сам изумлялся тому, что взял урну со столика. Морща лоб с толстыми надбровными выступами, он сосредоточенно всмотрелся в сосуд. Его корона синаптических усилителей зажужжала помехами.

Склонив огромную голову набок, Сосруко медленно кивнул.

И разбил урну кулаком, похожим на валун.

Чайя изумленно прикрыла рот ладонью.

Телохранителя заволокло клубящееся облако переливчатого праха. Оно мерцало, как алмазная пыль в свете звезд, и не оседало на палубу, а обвивалось вокруг мигу, будто разумный туман.

Сияющий прах хлынул в Ямбика, наполняя его светом. Выгнув спину, великан завопил от боли: из глаз и рта у него вырвались струи огня. Сосруко трясся всем телом, пока скрывавшийся в урне осколок души связывался с новым живым носителем.

– Малефикарум! – воскликнул Свафнир Раквульф, ринувшись на гиганта с нуль-копьем наперевес. Он вонзил гарпун в живот мигу, но лишь согнул древко оружия – острие не пробило упрочненный панцирь и плитообразные мускулы под ним.

Боковым ударом наотмашь Ямбик отбил копье в сторону и выбросил ногу вперед, словно поршень; Свафнир, не успев увернуться, отлетел к переборке отсека. Гирлотнир Хельблинд, шагнув вплотную к мигу, с протяжным ревом обрушил ему на руку крестовидный щит – конечность безвольно обвисла. Пригнувшись, Волк стремительно и мощно махнул топором понизу.

Клинок впился в бедро, и гигант охнул от боли. Гирлотнир выдернул секиру; из раны брызнула струя крови, при виде которой Парвати взвизгнула от страха. Ямбик попытался достать Хельблинда ударом кулака, однако фенрисиец успел отскочить.

Он зашел к мигу со спины.

Развернувшись на четверть оборота, Сосруко встал лицом к нему.

Чайя на четвереньках отползла от рычащих противников. Горький запах крови вызывал у нее тошноту, но жажда сбежать, оказаться как можно дальше от схватки, наполняла мышцы адреналином.

Раквульф, поднявшись с палубы, вновь кинулся в драку. Он опустил копье, будто равнинный охотник перед атакой на исполинского зверя, проревел фенрисийский клич и всадил гарпун в мясистую подмышку Ямбика. Зазубренный наконечник погрузился в тело великана; Свафнир надавил на оружие, как на рычаг, и Сосруко завыл от мучительной боли.

– А ну хватит дурить! – рявкнула госпожа Веледа, крохотная по сравнению с приемным сыном.

Мигу замер, услышав голос гадалки.

«Неужели в Ямбике сохранился клочок прежнего сознания, и он вспомнил ее?»

Воспользовавшись тем, что гигант отвлекся, Гирлотнир изо всех сил ударил его топором в боковую часть колена. Раздался омерзительный хруст ломающейся кости, но Сосруко не упал: его грубая, рудиментарная нервная система не успела сообщить в мозг о калечащей травме.

Копьеносец Волков выдернул гарпун из плеча мигу. По пути наклонные зубцы раздробили суставы, разорвали мышцы и связки; такая рана никогда не исцелится полностью. Хельблинд резко шагнул в сторону, обходя великана с тыла.

Увидев, что легионер заступил в круг из резных рун, Парвати тревожно крикнула:

– Стой, ты так…!

Ее слова заглушил рык Лемюэля из клетки-дыбы. Будучи уроженкой Просперо, Чайя обладала шестым чувством, хотя и притупленным, и потому ощутила всплеск эфирной энергии.

– Убей сучью карлицу! – взревел Гамон.

Развернувшись, Ямбик захромал к госпоже Веледе.

Гирлотнир с Раквульфом развили наступление: гигант уже не пытался защищаться, и легионеры все глубже вонзали в него клинки. Но, сколько бы смертельных ран ни получил Сосруко, они не замедляли мигу.

– Сказать тебе хватит! – заявила гадалка.

Решительно стоя перед великаном, она выставила вперед ладонь. В другой руке Веледа держала какую-то карту рубашкой к Парвати.

Ямбик навис над приемной матерью, глядя на нее без всякой любви. На глазах Чайи он поднял карлицу с палубы так же легко, как ребенок хватает с пола любимую игрушку.

Из живота гиганта вырвалось острие копья Свафнира. Хлынул фонтан крови, и алая влага, попавшая внутрь рунического круга, зашипела, будто на раскаленной сковороде.

– Поставь меня! – приказала госпожа Веледа мигу, который завывал, пока Волки рубили его на куски.

Испустив предсмертный рев, Сосруко взмахнул гадалкой, словно дубиной, и размозжил ее тело о дыбу Лемюэля. Все кости карлицы раскололись, как стеклянные.

– Нет! – вскрикнула Парвати.

Веледа бесформенной грудой плоти рухнула на палубу у основания смятой клетки. Чайя поползла к ней, сознавая, что уже не поможет гадалке, но не желая бездействовать. Над кожей старушки поднимался дымок, в широко распахнутых глазах читались потрясение и отрицание происходящего. Как ни поразительно, карлица была еще жива: она протянула Парвати окровавленную карту.

– Дочь Просперо… – из последних сил взмолилась госпожа Веледа. – Глянь. Пойми…

Чайя рассмотрела изображение на листке, но не догадалась, что оно означает, поэтому сохранила рисунок в памяти. Почти тут же карта вспыхнула и рассыпалась пеплом.

Свафнир и Хельблинд по-прежнему рубили труп Ямбика Сосруко. Зажав уши ладонями, чтобы не слышать глухого влажного стука, Парвати зажмурилась и расплакалась.

Раздался скрежет, потом треск металла. В посадочном отсеке взвыли сирены и завращались аварийные лампы, омывающие стены бликами янтарного сияния.

Женщина завопила, чувствуя, как ее накрывает волна огня, который пылал холоднее самого лютого мороза. Рыдая от боли и горя, она подняла голову и разглядела сквозь слезы, что окровавленная дверца клетки-дыбы болтается на сорванных петлях.

По отсеку пронесся мучительный рык.

Перекатившись на другой бок, Чайя открыла глаза и увидела нечто необъяснимое.

Раквульф завывал, стоя на коленях: его броня плавилась, раскалившись докрасна, а плоть на половине лица пузырилась и стекала вниз, как воск по горящей свече.

Гамон без труда держал на весу исполинского Гирлотнира, погрузив руку по запястье в нагрудник Волка. Световое облако, ранее завладевшее Ямбиком, выплыло из трупа мигу, взметнулось языками золотого пламени и влилось в Лемюэля. Тело бывшего летописца задрожало и вздулось: внутри него воссоединились два осколка души примарха.

Существо выпустило частицу вновь обретенной силы в воина Фенриса. Космодесантника объял вихрь пепла и огня, закружившийся внутри доспехов. Непокорно завыв напоследок, Хельблинд сгинул, поглощенный эфирным жаром.

Лемюэль бросил на палубу обугленные латы, выжженные изнутри. Дымящаяся броня с лязгом развалилась на части, из сочленений и горжета высыпался прах.

Вместилище Магнуса развернулось к Парвати. Его глаз ярко пылал, словно ядро обреченной звезды, и казался огромным блистающим шаром.

– Я же говорил, что убью вас всех, – напомнил Гамон.

Перескочив через поручень, Йасу приземлился на три точки.

Он уже понял, что опоздал. Летописец возвышался над женщиной с Просперо, у его ног валялись двое Волков и госпожа Веледа. Внутри Лемюэля извивалась беспредельная мощь, и при взгляде на него агент различил два подрагивающих образа, которые накладывались друг на друга в границах одного тела.

Ао-Шунь с шелестом покинул ножны, на клинке блеснули ультрамарские изречения. По звукам сзади Нагасена понял, что Бъярки спрыгнул вслед за ним, ловко и грациозно, как леопард.

В отсеке оглушительно завыли сирены. Йасу понадеялся, что они не извещают о начале разгерметизации: агент разрешил Диону прибегнуть к такому варианту, но рассчитывал, что библиарий только в самом крайнем случае выбросит все содержимое отсека в пустоту.

– Иди влево! – рыкнул Бёдвар, быстро обогнав Нагасену.

Кивнув, Йасу бросился в сторону, создавая разрыв между собой и рунным жрецом. Несмотря на громадный доспех, воин с легкостью опережал агента.

Они стремительно преодолели небольшой отсек. Нагасена замедлил бег, увидев, что слившиеся ипостаси Магнуса заставили Гамона повернуть голову к имперцам. Лемюэля переполняли силы, слишком могучие для смертного тела, и его растянутое лицо застыло, как посмертная маска.

Даже Бъярки сбился с шага, когда на него обратила внимание сущность внутри летописца. В тот же миг Йасу обернулся, услышав, что в правой переборке открываются взрывозащитные двери. Из них грузно выступил магос Аракс, машинную душу которого недавно переселили в новый корпус. Техножрец сжимал в руках массивный адамантиевый шест с закрепленным на конце зазубренным ошейником-капканом из нуль-металлов. Следом на палубу вбежал Ольгир Виддоусин.

За фенрисийцем ковыляла сестра Лавентура. Пария стоически переносила муки от многочисленных ран и отказывалась от обезболивающих снадобий, опасаясь, что они ослабят ее дар, сдерживающий приливы имматериума.

«В прошлый раз мы захватили Магнуса лишь чудом… Как же остановить примарха теперь, если его сила удвоилась?»

Однако нового кровопролития не последовало.

Сущность в теле Гамона осторожно опустилась на колени и положила руку на затылок.

– Я не стану биться с вами. Сдаюсь.

– Сдаешься?! – взревел рунный жрец. Прокрутив в ладони инеевый клинок, он направил меч острием к сердцу Лемюэля. – Ты прикончил двух моих бойцов и думаешь, что тебе разрешат сдаться?

– Убил я только одного, – возразил тот. Он указал кивком на стонущего Свафнира: – Вот этот еще жив. Но скоро умрет, если им не займутся медике.

– Бёдвар?.. – неуверенно произнес Нагасена, видя, что на лице Бъярки написано неистовое желание сразить Гамона. В душе воина боролись фенрисийская свирепость и благородство, но последнее все же взяло верх.

– «…которого ты кормишь»! – прорычал легионер сквозь сжатые зубы.

– Что? – не понял Лемюэль.

– Не говорите с этим, – предупредила Цезария.

При звуках ее голоса рунный жрец вздрогнул и в омерзении приподнял верхнюю губу, ощутив нестерпимое для него поле пси-подавления. Как известно, при появлении нуль-сестер даже самые великие Псайкеры утрачивали связь с эмпиреями.

«Но хватит ли присутствия Лавентуры, чтобы сдержать мощь примарха?»

Магос Аракс подошел к летописцу со спины и, защелкнув ошейник-капкан, безжалостно дернул руками-поршнями за шест, заставляя бывшего летописца подняться. Тот застонал – струившийся с его кожи рассеянный свет померк – и, вставая, скривился: из-под ошейника потекла кровь.

Виддоусин, с разбегу проехав сабатонами по палубе, остановился возле Раквульфа. Изуродованное, сожженное лицо Свафнира буквально стекало с костей жирными ручейками. Волк поднял товарища на руки вместе с его длинным гарпуном, который тот так и не выпустил, и без лишних слов унес раненого брата из отсека.

– Мы должны прикончить это существо, – заявила Цезария.

– Не знаю, возможно ли вообще умертвить его, – возразил Йасу.

– Я могу попробовать, – предложил Бёдвар.

– Убейте его, – попросила Чайя. Она плакала, прижимая к груди искалеченное тело госпожи Веледы. – Убейте его за все, что он сотворил, за все, что случилось с нами по его вине.

– Никогда не думал, что соглашусь с отпрыском Просперо, – сказал Бъярки.

– Нет, – произнес Нагасена, вскинув ладонь.

Он опустился на одно колено и воспроизвел в памяти последние моменты бойни, за которой наблюдал с поста управления. Вокруг убитой гадалки рассыпались по дуге ее древние карты; агент чувствовал, что в их раскладе и взаимном расположении обязан содержаться какой-то смысл, но не обладал достаточно тонким восприятием, чтобы уловить его.

Впрочем, Йасу идеально точно помнил, как именно разлетелись карты.

И то, что перед смертью провидица сжимала одну из них в руке.

Подняв голову, Нагасена обратился к Парвати:

– Ты заметила нечто важное, верно? Скажи, что услышали карты госпожи Веледы?

Оглядывая мостик «Озирис-Пантеи», весьма похожий на склеп, Хатхор Маат отчетливо видел, как скверно сказывается на психике ее нового экипажа пребывание на Черном корабле. Никто из воинов Тысячи Сынов не отдыхал с тех пор, как они захватили космолет в Камити-Соне, и каждый из них дорого платил за это.

Астартес мучили настолько яркие и невыносимые кошмары, что ни один легионер не решался уснуть, но и наяву им приходилось немногим лучше. Чем большим могуществом обладал Псайкер, тем сильнее его выводило из себя подавляющее воздействие «Озирис-Пантеи».

Игнис, бродя по командной палубе, непрерывно повторял бесконечные последовательности цифр или яростно царапал что-то на сломанном инфопланшете, будто безумец, раздирающий струпья. Толбек, сидя на скамье для экипажа у края мостика, рассеянно смотрел перед собой, обхватив голову руками. Течения варпа менялись, Пирриды утрачивали силы, и необузданный адепт ушел в себя, размышляя о потерянной гегемонии своего ордена.

Ариман, скорее всего, находился в палате-окулярис, где всматривался в эмпиреи, ища указаний среди волн Великого Океана. Азек слепо верил, что осколок Магнуса, вселившийся в посох корвида, приведет корабль к цели.

Санахт – бедный верный Санахт – одиноко томился за кафедрой с «Книгой Магнуса», будто послушная гончая, ждущая команды хозяина. Мечник, как одержимый, полировал и затачивал клинки, хотя они уже не заблестели бы ярче и не стали бы острее. Камилла Шивани, прикованная к основанию пюпитра, дрожала в холоде мостика. Выдыхая пар, женщина пыталась закутаться в длинные тонкие одеяния.