Текст книги "Алый король (ЛП)"
Автор книги: Грэм Макнилл
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)
– О, Погибель, да что он делает? – спросил Люций.
– Перестроить мандалу, – скомандовал Хатхор Маат, игнорируя мечника.
– Войды Дрех’йе, – произнес Санахт, и из его глаз потекли кровавые слезы.
Одновременно с тем, как атенеец безрассудно поименовал призывное заклятие, из посоха Собека вырвались кометы, испускающие темное свечение. Завывая, словно почуявшие кровь боевые псы, они понеслись мимо орды автоматонов с гладкими корпусами к живым, дышащим тартарухам.
В «Хрониках Урша» и других поэтических гримуарах упоминалось о запретной скиамантии[36]36
Скиамантия – предсказание по тени, вызывание теней с того света и задавание им вопросов.
[Закрыть], применявшейся для вызова войдов – пагубных духов варпа, которые расплетали души своих жертв и поглощали их по кусочкам.
До сего дня Санахт считал такие истории зловещими небылицами.
Как только теневые кометы поразили жрецов, мечник понял, что ошибался.
Стражей оракула в буквальном смысле вывернуло наизнанку. Их хребты ломались, как хворостинки. Разматываясь метр за метром, падали наземь влажные трубочки вен и артерий. Внутренние органы детонировали подобно гранатам, зубы и осколки костей разлетелись, словно шквал пуль, а чудовищные объемы испарившейся крови повисли в воздухе омерзительным алым туманом.
Тела тартарухов перестали существовать, но эхо их воплей еще долго разносилось по храму. В криках звучала животная обреченность жертв, которых разрывают в клочья злобные, жадные до чужой жизни хищники.
Как только изуродованные трупы расползлись наподобие мокрых тряпок, яростные ёкай мгновенно успокоились. В момент гибели жрецов исчезла духовная сила, управляющая автоматонами. Они застыли, будто фаланга боевых роботов Кибернетики с отказавшими контрольными ошейниками. Исторгнутые из них сущности, гневно визжа, снова влились в Великий Океан.
Замысел практика удался, но он не успел ни произнести формулу завершения призыва, ни пассами начертить руну отсечения. Возжаждав еще больше душ, потусторонние твари, извиваясь в полете, понеслись к космодесантникам.
– Собек! – позвал Хатхор Маат. – Останови их сейчас же!
Но легионер не двинулся с места; его сокрушили мощь, высвобожденная им самим, и договор, который воин так бездумно заключил. Из застывших пальцев Собека выпал посох, разинутый рот начал растягиваться с треском лопающихся сухожилий и рвущихся хрящей.
– Знак Аматэрасу[37]37
Аматэрасу Омиками – богиня-солнце, одно из главенствующих божеств всеяпонского пантеона синто.
[Закрыть]! – внезапно крикнул Менкаура из центра мандалы. На его губах и из раны в груди выступила ярко-алая пена. – Все вы! Сейчас же сотворите этот сигил!
Санахт попытался мысленно представить комплексные символы и соматические формы защитных чар Аматэрасу, но вой и невнятное брюзжание призраков, казалось, заполнили битым стеклом его разум.
Затем мечник ощутил в своем сознании присутствие адепта Корвидов: тот направлял товарища, как поступал со многими другими братьями в прежние десятилетия. Менкаура обучался своему ремеслу у храмового магистра Аматэрасу, который достиг мудрости под началом самого магуса Фанека – питомца Алого Короля.
Но даже его умений не хватило.
Войды обрушились на мандалу и разбили ее, вереща от упоения. Удар сбил Санахта с ног, фильтры его шлема забились под натиском зловонных ветров, смердящих порченой кровью.
Сакральное построение распалось. Теперь каждому воину приходилось биться в одиночку.
Но, хотя со жрецами войды расправились мгновенно, теперь им противостояли Легионес Астартес.
Практик, по-прежнему отрезанный от собратьев и запертый в собственной броне, неподвижностью напоминал статую. Чувствуя, что плотью Собека попировать не удастся, фантомы облетали его стороной. Хатхор Маат, возвышаясь над Менкаурой, пока что сдерживал призраков кружащимся ореолом биомантической энергии. Толбек, дав волю своему дару, скрылся в столпе ослепительного пламени.
Перерождение плоти все так же угрожало Тысяче Сынов, поэтому Магнус Красный не советовал воинам столь безудержно применять варп-способности.
Но разве у них имелся выбор?
Бормочущие призраки окружили Санахта подобно стае разъяренных акул, и он совершенно забыл о Сигиле Аматэрасу.
Монстры накрыли его волной полночно-черных когтей и леденящих теней, атакуя проворнее, чем любые иные враги на его памяти. Всякое их касание вонзалось в сердце морозным клинком, замедляло легионера, делало его уязвимым. Вскоре Санахт обнаружил, что бьется спиной к спине с Люцием; вполне естественно, что два мечника по призванию оказались рядом.
И тот, и другой вертелись в маленьком убойном круге, вынужденно полагаясь на спутника, которому не доверяли по-настоящему.
Но у них не осталось выбора.
– Твое желание исполнилось, – заметил Санахт.
– Какое желание?
– Найти врага, способного убить тебя.
Рубя и стегая войдов, Люций рассмеялся.
– Эти твари? Нет, меня прикончат не они.
Увидев в ауре союзника вспышку абсолютной уверенности, атенеец задумался о ее причинах.
Позже – гораздо позже – Санахт задастся вопросом, знал ли в тот момент Люций о ждущем его неизбывном проклятии.
«А если и знал, мог ли он что-либо изменить?»
Никто из них не погиб в тот день.
Сражаясь, мечники Третьего и Пятнадцатого показывали мастерство, какое последний раз видели многие тысячелетия назад, в схватках героев, враждовавших на стенах забытой Тровы. Если бы судьба распорядилась иначе и их легионы сохранили лояльность, своей отвагой воины заслужили бы место в легендах Империума.
Хатхор Маат пал на колени, Менкаура сползал в бездну смерти, и лишь Толбек бился с войдами на равных. Потоки ликующего огня развеивали тьму фантомов, раскаленные копья света опаляли их, заставляя отступить.
И даже этого не хватало.
Варп-тени, будто стая воронов, окружили и повергли Хатхора Маата. Кусачий холод войдов безжалостно затушил пламя Толбека. Вихрь когтистых пятен мрака пробил оборону Санахта, вонзился ему под ребра и заморозил сердца. Мечник рухнул, словно утопая в бездонном источнике с ледяной водой.
Но никто из них не погиб в тот день.
Об этом позаботился Ариман.
Азек заключил нежданную сделку, и кровь, что едва высохла у него на губах, теперь отдавала горечью, но ее богатый вкус обещал многое. В тот же миг, как воин поклялся исполнить договор, пещера оракула исчезла, словно и не существовала никогда.
С определенной – реалистической – точки зрения, так оно и было.
Советник Магнуса испытал чувство стремительного снижения. Он мельком заметил расколотые выставочные стенды и торжествующее воинство тьмы, что осаждало его товарищей.
Легионеры сражались порознь, проигрывали и умирали.
Металлический пол рванулся навстречу Ариману, хотя тот понимал, что не падает ни в каком смысле слова. Он ощутил мрачное присутствие Железного Окулюса, подобное свинцовому грузу, который тянет утопающего к гибели.
Вместе они обрушились на пол храма с такой силой, что в нем возникло углубление. Стоя на коленях, Ариман с размаху опустил эбеновый посох на металл, и псионическая волна разметала темноту, как ветер – горстку мякины.
Покрытие зала растрескалось и вздыбилось от колоссальной, сейсмической мощи удара. Громадные плиты раскололись, словно промерзшее стекло, из разломов взмыли гейзеры эфирной энергии, лучащиеся звездным блеском. Под потолком они собрались в радужные облака.
Железный Окулюс, что замер на полу в центре воронки, напоминал святотатственного идола какой-то давно сгинувшей и никем неоплакиваемой империи. Запертое в этой жуткой темнице создание, именовавшее себя Афоргомоном, ждало приказов Азека.
Ариман кивнул, утверждая их соглашение:
– Давай.
По залу пронеслась буря, в завываниях которой звучали раскаты хохота. Она согнала клубящиеся тучи варпа к наклоненному саркофагу – показалось, что тот делает глубочайший бесконечный вдох. Пока войды собирались с силами для новой атаки, грозный оракул «Торкветума» выдохнул.
Во все стороны от него ринулось потрескивающее разрядами кольцо чрезмерно яркого света, нимб божественного возмездия. Ни одна тень не могла укрыться от подобного сияния, и духи имматериума в мгновение ока рассыпались визжащим пеплом.
Смоляно-черный прах собрался в крошечные пылевые смерчи, тщась удержаться в измерении людей, но его время истекло. Мечник Люций стоял посреди тускнеющих силуэтов последних тварей, с отвратительным самодовольством наблюдая за тем, как рассеиваются призраки. Он вел себя так, словно в одиночку одолел всех войдов.
Расслабляясь, Азек выпустил воздух из легких и поднялся на ноги. Закрыв глаза, Псайкер направил восприятие вовне, чтобы проверить, уцелели ли его товарищи.
Все они находились в зале. Все выжили.
Толбек, Хатхор Маат, Менкаура, Санахт. Собек… Ариман распахнул веки.
– Перерождение плоти! – воскликнул он и бросился к своему практику.
Приступ ясновидения заволок Азеку глаза пеленой пульсирующей боли. Собек стоял перед ним неподвижно, великолепный в своей серебристо-багряной броне, равный по благолепию изваяниям, что некогда украшали собой пирамиды Тизки. Поверх его облика раздражающе мерцал эфирный фантом – отголосок грядущей судьбы легионера. Он содрогался в корчах гнусной трансформации: из призрачного нагрудника, лопнувшего подобно яичной скорлупе, буйно лезла пронизанная опухолями плоть, месиво неуправляемых мутаций и злокачественных наростов.
– Хатхор Маат, ко мне! – воззвал Ариман.
Ментально коснувшись Собека, он почувствовал пугающую тягу организма к изменению. Угроза распада чудесного творения Императора мечом висела над головой каждого воина Тысячи Сынов.
– Помоги. Мне… – выдавил практик сквозь сжатые зубы.
Его черты застыли в гримасе крайнего ужаса. Лишь однажды Азеку доводилось видеть столь неприкрытый страх на лице брата-легионера; несомненно, осознание того, что твое тело взбунтовалось и хочет отринуть идеальную форму ради нового, монструозного обличья, было хуже любого кошмара.
– Что случилось? – требовательно спросил Ариман у Хатхора Маата, когда тот подошел и положил ладонь на бритый наголо затылок Собека. – Кто сделал это с ним?
– Сам виноват, чертов глупец, – ответил адепт Павонидов. В глубине его глаз вспыхнул световой ореол – воин сдерживал собирающуюся внутри собрата череду мутаций.
– Он спас нас, – произнес Санахт, незаметно подошедший к Азеку.
– Поясни.
– Войды Дрех’йе, – сказал мечник. – Собек призвал их из бездны, чтобы сразить тартарухов.
– Потом они обратились против нас, – хмыкнул Хатхор Маат, выдыхая ледяной туман.
Ариман покачал головой.
– А как же Сигил Аматэрасу?
– Мы понятия не имели, какие чары творит Собек, пока не стало слишком поздно, – признался Санахт.
– Он своевольно вышел из мандалы, – добавил павонид.
Глаза практика покрылись слоем инея, с кожи исчезли пестрые пятна. Использовав свой дар, Хатхор Маат подверг Собека мгновенной заморозке.
– Ты остановил болезнь? – уточнил мечник.
Адепт Павонидов отнял заиндевелую руку от промерзшего насквозь тела соратника. Глаза Хатхора тоже поголубели, затянулись паутинкой ледяных узоров.
– Нет, – сказал Маат. – В лучшем случае задержал ее. Начавшееся перерождение плоти так не прервать, но я замедлил процесс.
– Возможно, мы успеем вернуть нашего брата на Планету Чернокнижников, – предположил Азек.
– Или не успеем. – Хатхор развернулся к Ариману. – При всей твоей изобретательности ни одно из твоих исследований и теорий не приблизило тебя к победе над проклятием.
«Проклятие».
Секрет, о котором не говорят вслух из страха пробудить изменника, засевшего в твоем теле. Один из очень многих жутких изъянов Легионес Астартес – пороков, наличие коих никто не решался признать.
Фантомы, что обитали в скелетах пирамид, ржавеющих под девятью солнцами, невнятно шептали о подобных вещах, но их речи слушали только стаи обезумевших зверей.
– Я могу исцелить тебя, – пообещал Азек своему практику. – И я исцелю тебя.
Люций меж тем обошел Собека по кругу, зачарованный тем, что сотворил Хатхор Маат. Его извращенное любопытство возмутило Аримана.
– Как? – просто спросил Менкаура.
Не найдя столь же элементарного ответа, Азек обернулся. Тяжко израненный провидец с трудом держался на ногах, опираясь на плечо Толбека.
– Ты знаешь как.
Менкаура покачал головой:
– Нет. Алый Король не разрешает этого.
– Значит, я должен дать Собеку умереть? – Ариман поочередно заглянул в глаза каждому из братьев. – А вдруг подобное случится с тобой, Санахт? Или с тобой, Хатхор Маат? Я не имею права спасать никого из вас? Ни одного? А ты, Менкаура? Твоя аура угасает, твоя жизнь висит на волоске. Что, если бы я был апотекарием, но Алый Король запретил бы мне использовать врачебные навыки для помощи раненым?
– Тут есть разница, – возразил другой корвид. – Ты рискуешь…
– Нет никакой разницы! – огрызнулся Азек. – В той ситуации, как и сейчас, у меня имелись бы средства для спасения твоей жизни, но бессмысленные ограничения и бездумная преданность обрекли бы тебя на мучительную смерть. Вы забыли, что сталось с Фозисом Т’Каром? Да? Не помните, как он превратился в чудовище? Как переродились Хегажа, или Хафед, или Гастар?
– Я помню их всех, – ответил Менкаура, булькая кровью. – Еще я помню Астенну и то, как из-за твоего высокомерия он у меня на глазах сгинул в муках, пожранный огнем.
– Да, Астенну погиб, – признал Ариман. – Но я хотя бы попытался. Если бы ты сам поддался перерождению, то предпочел бы умереть или дать мне шанс исцелить тебя?
– Когда перерождение придет за мной, убей меня, как Русс покончил с Гастаром – быстро и безжалостно.
Менкаура, как обычно, не говорил прямо, но Азеку подумалось, что его брат-провидец узрел отрывки своего будущего. Неужели его ждет судьба, при которой смерть предпочтительнее жизни?
– Довольно, – вмешался Хатхор Маат. – Я не могу вечно сдерживать плоть Собека. Надо перевезти его на «Кемет» и отправляться домой.
Ариман резко повернулся к павониду.
– Мир Девяти Солнц для нас не дом!
Глава 3: Неназываемая. Братья. АфоргомонПланета была упрямой.
Она неизменно сопротивлялась любым попыткам дать ей имя. Некоторые окрестили ее Миром Девяти Солнц, однако мерцающие светила, кружась в небе, то исчезали, то разделялись надвое, своенравно опровергая подобный титул. Другие предлагали названия на мертвых языках, но такие варианты быстро забывались.
Немногочисленные третьи, следуя примеру звездочетов старины, пытались соотнести изменчивую суть планеты с характерами богов из древних мифов и легенд. Всякий раз, когда они находили имя, отвечающее тому или иному аспекту многоликого мира, небесное тело стремительно преобразовывалось, и номен оказывался бессмысленным.
В итоге осталось единственное подходящее название. Раньше Люций насмехался над его грубым буквализмом, но даже мечнику пришлось согласиться, что оно вполне уместно.
Планета Чернокнижников.
Среди переливчатых грозовых туч дрейфовала колоссальная пирамида из покрытых бронзой механизмов – позолоченный собор в океане цветов, который не существовал прежде и никогда не появится снова.
По скрежещущим шестерням на гранях исполина скользили, переплетаясь между собой, блистающие разряды эфирных молний. В кильватере громады возникали пси-вихри, которыми насыщались призрачные исчадия варпа.
К пирамиде слетались многотысячные стаи тварей с острыми, как бритва, крыльями; их привлекало отраженное сияние далеких светил. Создания, похожие на украшенных самоцветами морских дьяволов, порхали над боками титанического здания и нежились в испускаемых им ярких лучах, напевая мотивы незабываемой красоты.
Наблюдая за варп-мантами с широкого балкона, Амон изыскивал мистические смыслы в их спиральных траекториях. Разумные зефиры, залетавшие в алхимическую мастерскую легионера, неумолчно болтали, изучая ее тайные уголки, и несли с собой резкий запах, как перед бурей или сразу после нее.
– Все в этом мире противоречиво, – сказал легионер, всматриваясь в облака. – Его душа еще не сформировалась.
Небо не ответило ему, однако серокожие големы за спиной воина заплакали: злобные ветры, пройдя сквозь их тела, на мгновение распахнули двери тюрьмы воспоминаний.
– Он рождается заново с каждым вдохом, – продолжил Амон, повернув к себе ладони, залитые красной артериальной влагой. Душа жертвы улетучилась в варп, как струйка дыма. – Вероятно, проблема таится здесь.
Очередное гадание завершилось ничем.
Очередное окно в будущее раскололось.
Легионер гадал на астрологических часах, насыщенных эфиром флектах, больных печенках, сожженных сердцах, неочищенных глазах, но грядущее оставалось неуловимым. Корвиды ослепли, их дар невиданно ослабел, а безмозглые Пирриды меж тем упивались мощью в лучах величия примарха.
Скрупулезно вычерченные Амоном звездные карты оказались совершенно бесполезными: небеса говорили загадками, к которым воин не мог подобрать ключа.
На руинах Тизки, где рыскали демоны, он ценой ужасных потерь собрал песок для несравненных провидческих линз, но стоило настроить их на Терру, как стекло разлетелось в мелкое крошево, а легионер почти окривел. Менее притязательный ученый счел бы случившееся добрым знамением, однако Амона не интересовало ничего, кроме истины.
Любые его усилия завершались ничем. Светила тонули в блеске с востока, где воссиял новорожденный бог в смертном теле. По крайней мере, так утверждали огненные образы, но даже глупцы знали, что пламени нельзя доверять.
Корвид мысленно поднялся в третье Исчисление, ища ясности и понимая, что не обретет ее. Только не здесь и не сейчас.
Только не в одиночку.
Легионер искал ответы, необходимые для выживания Тысячи Сынов. Ответы, которые его господин мог найти за один удар сердца, но не хотел. Азека выводило из себя бездействие Магнуса, но Амон и после гибели Просперо считал, что примарх разбирается в происходящем лучше, чем его отпрыски.
Даже в сравнении с Ариманом.
Особенно в сравнении с Ариманом.
Алый Король недавно упомянул об успехе главного библиария за гранью реального мира. Известие о скором возвращении Азека не обрадовало Амона: советник и без прорицания видел, что они ступают по разным дорогам, которые неизбежно приведут к кровопролитию.
Над балконом промчалась стайка переливающихся демонических скатов. На бледном брюхе каждой варп-манты шевелились влажные нарывы; раскрываясь, они превращались то в пучки глаз, то в невнятно бормочущие рты. Песня созданий дразнила восприятие легионера – казалось, если правильно вслушаться в нее, тебе откроются великие и ужасные тайны.
Далеко внизу под летающей пирамидой расстилалась изломанная поверхность планеты, уходящая к бесконечно далеким горизонтам. Амон еще не видел двух одинаковых участков ландшафта, и, насколько он понимал, пейзажи в этом мире вообще не повторялись. На мощных ясновидческих приборах советника возникали неистовые алмазные океаны, что обрушивались сверкающими приливами на громадные острова из окостеневших тел божеств; извилистые лабиринты, которые с головокружительной стремительностью убегали вниз, к самому ядру; водопады из визжащих лиц, извергающиеся в небеса.
Движением мысли легионер повел свою исполинскую обитель вниз. Громада пробила облачный слой, и Амон узрел безумный рельеф планеты, на которую их перенес примарх.
В небо, расчерченное эфирными штормами, били молнии, исторгаемые непрерывно меняющимся миром. Каждый его вдох сулил новые свершения, любой выдох казался актом могучей силы. Воин видел черные горы, железные пустыни, металлические руки и невнятно лопочущие леса, где тени рассказывали валунам истории о стародавних богах.
Ландшафт испещряли рифленые башни из серебра и золота, хрусталя и камня, стали и стекла – гигантские шпили, воздвигнутые псионическими умениями и волей их хозяев. Тот, кто мог запомнить расположение и внешний вид твердынь, вскоре обнаруживал, что они находятся в других местах и выглядят немного иначе.
Одни башни уходили в кору планеты так же глубоко, как высоко вздымались к небесам. Другие парили на гребнях световых волн или держались на иных невероятных конструкциях, возможных только в измерении, где законы природы значили меньше, чем ничего.
Амон смотрел на колдовские шпили своих братьев – последних воинов когда-то славного XV легиона, уцелевших после нападения Волчьего Короля.
«Но не самых последних…»
Под пепельными тучами на пустошах, где скрывались ожившие кошмары и ужасные жертвы перерождения плоти, избежавшие очистительного пламени фанатиков-павонидов, искрились развалины Тизки. Там же высились пирамиды Пяти Братств, вернее, их ржавые каркасы, груды изъеденной стали и битого стекла. По выжженным дотла зданиям плясали зловещие разряды молний, отражаясь в миллиардах зеркальных осколков, разбросанных среди руин.
В сердце воина жарко вспыхнул привычный гнев.
– Вы заплатите за то, что сделали с нами, – произнес Амон, переведя взгляд на единственный неизменный объект этого мира.
На фоне измученного неба четко вырисовывался грозный силуэт лишенной окон цитадели из обсидиана. Самой высокой в Галактике.
Приливы эмпиреев разгладили ее поверхность касаниями невидимого света.
Башня Циклопа.
Обитель Магнуса Красного.
Слово «библиотека» не передавало всего великолепия Галереи Пергама.
Ее освещенные стены тянулись вширь и вдоль, не подчиняясь топологии реального мира. Отделанные серебром и золотом книжные шкафы ломились от гриму-аров, кристаллических пластин, блоков деревянных гравюр, резных костей и перетянутых шнурками рукописных свитков.
Сияние множества солнц ртутью изливалось на отполированные полы, блистая на исполинских статуях богинь с медными манускриптами и радужно сверкающими перьями в руках.
Если бы существовал рай на земле, там построили бы именно такую библиотеку. И создать ее могли бы как раз те два непостижимых великана, что шагали сейчас по изукрашенным залам галереи.
Они беседовали, как старые друзья при случайной встрече, но их появление здесь не имело ничего общего с совпадениями. Обоих окутывали коронные разряды – исполины присутствовали тут не во плоти. Их тела состояли из света, мглы и огня, ставших вместилищами душ. Форму им придавала несравненная воля, подкрепленная общим стремлением.
Магнус Красный сбросил материальную оболочку еще на Просперо и, согласно всем применимым определениям, стал самотворящим божеством. Облаченный в иллюзорные одеяния бледно-голубого оттенка, он все же сохранил ярко-красный цвет лица, алые волосы и знакомый образ одноглазого гиганта.
Во всех иных аспектах он претерпел обновление.
Примарх-воин исчез, остался лишь Магнус-ученый.
Лоргар Аврелиан, напротив, выглядел как боевой король. Его багряный доспех с золотыми строчками текста переливался в лучах многочисленных солнц. В руке он держал булаву на длинной рукояти: эта палица уже вкусила крови его братьев и жаждала еще. Несущий Слово держался подобно воину, но при виде бездонных запасов мудрости в Галерее Пергама его глаза светились искренним восторгом.
– Сложно поверить, что ты спас столь многое… – сказал Лоргар.
– А, это? – отозвался Алый Король, борясь с печалью, что грозила поглотить его. – Тут около шестидесяти миллионов воссозданных по памяти томов, малая доля каталога средней тизканской библиотеки. Из-за Волков мы лишились знаний в объемах, которые на множество порядков превосходят собранные здесь.
– Но у вас есть что-то еще? Другие книгохранилища?
– Надеюсь, они появятся.
– «Надеешься»?
– Я немало выведал об этой планете, но еще не раскрыл всех ее секретов, – пояснил Магнус.
Аврелиан застыл, пораженный его словами.
– Кажется, я никогда прежде не слышал от тебя чего-то подобного.
– А именно?
– Того, что тебе известно не всё.
Печально улыбнувшись, Алый Король зашагал дальше.
– Времена изменились, брат. Изменился и я.
Лоргар последовал за ним, и Магнус ощутил, что родич осторожно изучает его. Повелитель XVII легиона тоже переродился, хотя Циклоп и не вполне понимал, насколько серьезно. В нем еще сохранились черты самодовольного фанатика, с которым Алый Король разговаривал на борту «Фиделитас лекс», но потери смягчили характер Аврелиана, а победы возвысили его.
Несущий Слово вновь остановился и взял какой-то роман с золотой полки.
– «Янтарный регент»[38]38
Вероятно, отсылка к «Хроникам Амбера» Роджера Желязны. Английское слово «amber» означает «янтарь», а герой повествования Корвин становится регентом Амбера.
[Закрыть]. Не слышал о нем.
– Осторожно, брат, – предупредил Магнус. – Это проклятая история внутри другой истории. Легенды гласят, что первая же ее строчка сведет читателя с ума.
– Правда?
– Кто знает? Я даже не открывал эту книгу.
– Тогда зачем хранишь ее?
– Потому что могу и потому что должен, – ответил Алый Король с задумчивыми, менторскими нотками в голосе. – Брат, накопление знаний – непрерывный процесс, и я обязан поддерживать его ради тех, кто придет после меня.
– Грандиозно мыслишь. Но для чего возиться с романом, который нельзя прочесть? – спросил Аврелиан, возвращая томик на место.
Циклоп сокрушенно вздохнул.
– Боюсь, общение с Заветом убило в тебе радость познания. Жрецы всегда страшились книг как источников новых радикальных идей и неисчислимых возможностей. Видя такую опасность, священники пытались запрещать литературу, скрывать ее от населения. Я смотрю на вещи иначе. Для меня каждое произведение – хранилище мудрости, существованием которого нужно восхищаться. Владение любой книгой само по себе награда, а достойная история способна облагородить ее читателя.
– Все так же наставляешь меня, – отозвался Лоргар, но Магнус понял, что родич не уловил сути урока.
Отвернувшись, Алый Король пошел между стеллажей. Касаясь переплетов кончиками сияющих пальцев, он на ходу впитывал содержимое томов. Изящная поэзия Галлаброса, вопросы небесной механики «Sidereus Nuncius»[39]39
Sidereus Nuncius (от лат. «Звездный вестник») – брошюра Галилео Галилея, посвященная астрономическим наблюдениям. Опубликована в 1610 г.
[Закрыть], работы великих драматургов Альбиона, повествования о давно сгинувших краях, родословные царей и императоров… Все новые знания вливались в Магнуса, и его черты разглаживались. Но стоило Циклопу задержаться у сборника трудов несравненного трагика и уловить отрывок внутреннего монолога Безумной Королевы, как лицо примарха вновь омрачилось. Строчки, шепотом слетевшие с его губ, казались написанными только что:
– О чем ты? – не понял Аврелиан.
– Это цитата. Из пьесы, которую я видел много лет назад.
– Ты как будто не вполне уверен.
– Отнюдь. – Алый Король опустил руку. – Я все помню. Подмостки возвели у пирамиды Фотепа. Дневной свет угасал, и сцену озарял единственный прожектор. Роль самой Безумной Королевы исполняла Коралин Асеник, играла она исключительно талантливо.
Хорошее воспоминание из лучших времен.
«Почему же мне кажется, что я узнал о том событии, а не пережил его?»
– Жаль, что ее направили во флот Фениксийца, – пробормотал Лоргар. – Его воины дурно обошлись со смертными.
– А твои – нет? – бросил Магнус, избавляясь от странного ощущения.
– Ты действительно изменился, – с ухмылкой произнес Аврелиан, игнорируя вопрос брата. – Твоя внешность всегда была непостоянной, зависела не только от тебя, но и от наблюдателя, однако сейчас ты выглядишь каким-то… незавершенным.
Циклоп кивнул. Как легко он забыл, что пылкий и ревностный в вере Лоргар, непрерывно изрекающий апокалиптические пророчества, зорко подмечает сокрытую суть вещей. Впрочем, сейчас Магнусу не хотелось рассуждать о своей мгновенной слабости.
– После гибели Просперо я больше не желаю постоянно пересоздавать себя, – сказал он вместо объяснений.
– Твою логику можно назвать порочной.
– Почему?
– Поступая так, ты отвергаешь свою истинную природу. Ты живешь на планете безграничного потенциала, но цепляешься за единственную ипостась, отрицая законы своего существования.
– Очередная проповедь, брат?
– Нет. Просто напоминание о том, что ты знаешь и сам.
Лоргар помолчал, собирая все те же избитые аргументы для речи, которую уже не раз произносил в Обсидиановой Башне.
– Пантеон может помочь тебе, – начал он. – Изначальный Уничтожитель всемогущ, его триумф неизбежен. Уж ты-то должен это понимать? Я странствовал дальше, чем кто-либо из царства смертных. Я узрел правду о Вселенной, что едва не стоило мне жизни. Брат, я знаю, что ты тоже видел истину. Так зачем же хранишь верность бренному миру, если мир потусторонний предлагает тебе гораздо больше возможностей? Магнус, мы с тобой вестники нерожденных владык. Мы – грядущие божества.
Алый Король продолжал идти. Он неоднократно слышал эти доводы и их вариации, но не собирался спорить, чтобы не спровоцировать фанатика на новую вспышку прозелитизма.
Осознав, что Аврелиан остался позади, Циклоп обернулся. Несущий Слово стоял в потоке серебряного света, его броня влажно блестела в сиянии ложных звезд. Перед собой Лоргар держал Иллюминариум; по скипетру-булаве, сработанному Феррусом Манусом, бежали разряды энергии.
– Хорус переродился! – провозгласил Аврелиан, словно с кафедры. – Луперкаль вошел в царствие богов, и они возвысили его. Твой родич вознесся, и ты можешь последовать за ним. Я вижу трещины в твоей душе и знаю, что сочится из них. Русс нанес тебе могучий удар, брат. Никто не понимает, насколько глубока твоя рана – никто, кроме меня.
Вернувшись, Циклоп встал перед Лоргаром. Единственный глаз примарха заволокло эфирное свечение.
– Ты видишь то, что я позволяю тебе видеть, – произнес Магнус, устремив на Аврелиана сияющий взор. – Да, я ощутил перерождение Хоруса. Эта планета пропела о вновь обретенных силах Луперкаля, и небеса раскололись от радости, когда он вернулся из края бессмертных. Но никто из нас никогда не узнает, чем Хорус заплатил за подобную мощь, и не изведает ужаса от потери того, что он так легко отдал за бесценок.
Отвернувшись от Лоргара, он зашагал к только что возникшей хрустальной арке, сквозь которую виднелось еще больше ярко светящихся дугообразных стеллажей. Брат последовал за Циклопом и, проходя под сводом, повесил булаву за плечо.
Алый Король услышал, как другой примарх затаил дыхание, лихорадочно пытаясь осознать масштабы этого колоссального помещения. Невозможно было поверить, что столь громадное сводчатое хранилище находится внутри башни. Его внешние стены терялись в дымке на невообразимом расстоянии, а изящно выгнутый купол крыши напоминал звездную карту, светящуюся огоньками далеких галактик.
Встав на колени, Аврелиан прижал ладони к зеркальному полу и замер, будто боялся выпустить его. Магнус положил руку на спину родичу, немного подержал и отнял. За дланью Циклопа потянулся извилистый шнур яркого серебряного света, похожий на волокнистую прядь.
– Что ты видишь? – спросил Алый Король, продолжая вытягивать сияющую нить из фантомного тела Несущего Слово.
– Так много звезд… – произнес тот, задыхаясь от волнения в бездонных глубинах небесного зала. – Кажется, что если я разожму руки, то буду падать вечно.
– Возможно, я дам тебе упасть, – промолвил Магнус, туго натянув серебристый шнур. – Еще не решил.
Лоргар вскрикнул, и Циклоп насладился отчаянием родича, который лишь теперь понял, что вытаскивают из него. Аврелиан попытался втащить свою душу обратно в непредставимо далекое реальное тело, однако Алый Король покачал головой и поднял кулак, обмотанный серебряной нитью.
