Текст книги "Алый король (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

У дальней стены зала держалась группа трэллов-биологис. Один из них – худощавый техножрец в алой рясе и маске с жужжащими линзами – привлекал внимание тем, что стоял в стороне от медиков Икскюля. Нервно поглядывая на Прома, он перебирал пальцами, которые щелкали и трещали, будто счетная машинка чиновника-экзактора.

«Магос Зайгман Виденс. Статистик-прогностикатор».

– Что тебе здесь нужно, Нагасена? – спросил Пром, все-таки нарушив молчание.

– Ты как всегда прямолинеен, Дион. – Йасу поправил на бедре меч с длинным, элегантно изогнутым клинком; ножны из лакированного дерева украшали нефрит и жемчуг. Оружие звалось Сёдзики, что на давно уже мертвом языке означало «честность».

– Жизнь сейчас такая.

– Да, верно. – Нагасена указал на ароматные струйки пара, вздымающиеся над кувшином. – Но прямолинейность – не повод забывать о правилах хорошего тона.

Пром покачал головой.

– У меня нет времени на твои обряды.

Йасу подался вперед и произнес:

– Так найди его.

Видя, что Дион и Икскюль осознали, почему он говорит так властно, агент начал разливать чай. Сначала он наполнил чашечки хозяев, потом обслужил себя и госпожу Веледу. Разумеется, техножрец не мог пить, но Нагасена грубо нарушил бы правила этикета, если бы не предложил ему освежающий напиток. Дождавшись, пока Пром сделает глоток, Йасу последовал его примеру.

– Хороший чай, – заметил легионер. – Очень хороший.

– Неудивительно, – сказал Нагасена. – Госпожа Веледа синтезировала заварку, основываясь на отрывке из «Кисса Ёдзёки»[65]65
  «Кисса Ёдзёки» – книга японского монаха Эйсая (XII в.) о сохранении здоровья с помощью чая, способствовавшая введению чаепитий при дворе сёгунов.


[Закрыть].

– Мне представлялось, что данный текст утрачен.

– Да, долго считалось, что все экземпляры сожгли в Ночь Забвения, устроенную Нартаном Думом, – подтвердил агент.

– Как же ты раздобыл копию? – поинтересовался Умвельт.

– Команды хранителей, – ответила госпожа Веледа на ломаном готике. – Работать на границе театра войны, Беотия. Найти части книги, пока Йеселти совсем не вывести Императора из себя.

Ухмыльнувшись Диону, старушка добавила:

– Страницы принести Малкадору перед тем, как твои родичи пойти в бой. Удача для нас. Легионы не беречь прошлое.

Хмыкнув, библиарий поставил чашечку на стол.

– У тебя нет более важных дел, чем возрождать утраченные сорта чаев?

– Есть, конечно, – признал Нагасена. – Но иногда необходимо отвлечься, оздоровить тело и душу. Уж ты-то после событий на Никее должен понимать, как важно равновесие. Нельзя все время думать только о смертоубийстве.

– Похоже, ты не следил за ходом кампаний, ведущихся Хорусом и другими изменниками, – проворчал Дион.

– Совершенно неверное предположение, – возразил Йасу.

– Так ты прибыл с вестями? – вмешался Икскюль. – Император сделал ход против магистра войны?

– Да, – кратко ответил Нагасена, не желая рассказывать об операции на борту «Духа мщения» и ее цене.

– Но здесь ты не поэтому, так? – спросил Пром.

– Так. Мне нужно ваше содействие в другом деле.

– Каком именно?

– Сигиллиту нужно, чтобы мы отправились в орбитальную тюрьму Камити-Сона[66]66
  Камити и Сона – названия современных тюрем с самыми жестокими в мире условиями содержания, расположенных соответственно в г. Найроби, Кения, и г. Панама, столице одноименного государства.


[Закрыть] и допросили троих заключенных.

– Камити-Сона? – повторил Дион, и его лицо с четко выраженными чертами исказилось от омерзения. – Думаю, я откажусь.

Вздохнув, Йасу отпил еще немного бодрящего чая рёкуча, который, как утверждалось, оказывал омолаживающее воздействие на пять важнейших органов. Использовав эту паузу, агент собрался с мыслями и тщательно подобрал следующие слова.

– Это не простые узники.

– Легионеры? – предположил Пром.

– Смертные. Но исключительно важные для нашего дела.

– Зачем тебе «Аретуза»? – уточнил магос. Подняв руку, он с шипением приводов клетки-экзоскелета указал на Киваана и Сосруко. – У тебя уже есть корабль и воины.

– «Аретуза» располагает гарнизоном механических солдат, которые наиболее подходят для данной миссии.

– Почему?

– Малкадор уверен, что не только мы хотим получить информацию от заключенных.

– Кто еще заинтересован в них?

– Уцелевшие воины Тысячи Сынов, – ответил Нагасена.

Дион невесело фыркнул.

– Пятнадцатый легион мертв. Волчий Король позаботился об этом.

– Леман Русс тщательно подошел к делу, но, похоже, Циклоп избежал высшей меры наказания.

– И откуда же тебе известно об этом? – требовательно спросил Пром.

– Сигиллит заверил меня, что сведения получены из достоверного источника, – произнес Йасу, который поинтересовался у регента о том же самом и получил такой же расплывчатый ответ.

– «Из достоверного источника»? Больше ты нам ничего не откроешь?

– Больше я ничего не знаю.

– Любовь Малкадора к секретам погубит всех нас. – Библиарий покачал головой. – Ладно, Йасу, расскажи подробнее об этих узниках. Кто они вообще такие?

– Насколько я понимаю, в прошлом они были летописцами, – сообщил агент. – Их судно захватили, когда они бежали с Просперо перед разрушением планеты.

– Если так, то заключенные – слуги Алого Короля, – резко сказал Дион. – Как думаешь, что за информацию они скрывают?

– Точно не отвечу, но могу предположить, что она касается истинной сути примарха Магнуса. Если сыны Циклопа тоже жаждут получить эти сведения, нам определенно следует добраться до узников первыми, согласен?

Магос Икскюль подался вперед.

– Сигиллит хочет довершить то, что начал Волчий Король.

– Возможно, ты прав, – проговорил Нагасена.

– Тогда тебе понадобятся не только кибернетические воины. – Поднявшись, библиарий оперся кулаками о стол. – Тут не хватит железных людей, отвага которых выкована в кузне.

– Да, – кивнул Йасу. – Поэтому я привел ледяных людей.

Глава 8: Планетарий. Камити-Сона. Равноценный обмен

Боль – неизменная спутница любого воина, неизбежный аспект жизни, проводимой в боях. В прошлом Амон уже познавал муки плоти, терзаемой когтями и клинками, огнем и пулями, но страдания тела, перестраивающего себя изнутри, стали для него новым и неприятным ощущением.

Хатхор Маат обещал, что советник не испытает боли. Он солгал.

Пока адепт Павонидов восстанавливал раздробленный хребет Амона, тот отчетливо чувствовал, как трутся друг о друга все кусочки позвонков. Ни одно химическое или псионическое средство не могло ослабить пылающее внутри советника пламя страдания; казалось, его тело от основания шеи до таза пробили раскаленным добела железным прутом.

Все мышцы Амона напрягались, по заново выращенным нервам проносились электрические токи мучений. Легионер говорил себе, что страдание – хороший знак: его мозг понемногу начинает чувствовать тело ниже шеи.

Но теперь он видел в павонидах не целителей, а пыточных дел мастеров. Усилием воли советник вывел свой золотой трон жизнеобеспечения из «Грозовой птицы», и терзатели потянулись за ним, словно прихвостни.

Высадив его, десантный корабль взмыл над Обсидиановой Башней, вокруг которой увивались жаркие, как лихорадка, эфирные ветра. Зефиры строили козни, судача между собой.

Вершина цитадели примарха из объятого огнем шипа превратилась в плоский диск глянцевитого черного камня, словно кто-то снес шпиль одним стремительным ударом клинка. На обнажившейся поверхности Амон увидел вырезанные сигилы и линии, пересекающиеся между собой. Он не узнал эти мистические фигуры, но при взгляде на них искалеченное тело советника вдруг сотрясли мышечные спазмы.

Магнус, облаченный в одеяния Храмового Магистра всех культов, стоял на коленях спиной к гостю.

– Мой господин, – позвал Амон.

Выпрямившись, примарх повернулся к нему.

В пирамиде советника Алый Король вел себя отрешенно, рассеянно, но сейчас все изменилось. Перед Амоном стоял Магнус, которого воин знал и любил в лучшие годы. Тот самый Магнус, что завоевал Гору народа агхору и гордо отвечал Императору Человечества на Никейском Совете.

Легионеру неодолимо захотелось преклонить колени, и он заворчал от боли, когда изломанное тело попыталось подчиниться этому укоренившемуся в сознании требованию.

– Мой сын, мой верный помощник, – произнес Циклоп. Подойдя к трону, он взял советника за плечо. – Мой друг.

– Мой господин, – повторил Амон.

– Сегодня мы начинаем заново, – сказал примарх.

Отвернувшись, он начал обходить вершину по румбам розы ветров. Пока Магнус перемещался между четырьмя основными точками, воин все яснее видел структуру чар, вплетенных в само вещество башни. Мощь заклинания потрясла советника.

– Начинаем что? – уточнил Амон, перелетев на золотом сиденье к центру площадки.

– Ты был прав, – сказал Алый Король. Шагая по кругу, он изящно огибал рунические символы, чтобы не нарушить их взаимного расположения, наполненного геомантической значимостью. – Так продолжаться не может. Стараясь сохранить знания любой ценой, я слишком углубился в процесс и не сознавал, что творится со мной. Но теперь мне понятно, как следует поступить.

В цитадели накапливалась энергия, потоки которой струились вверх и пронизывали каждое живое существо внутри твердыни. В некий момент нематериальные камни ее кладки завибрировали от эфирных резонансов, и у советника заныли зубы. Тут же Амон ощутил болезненные прострелы в спине: костная ткань его позвоночника начала срастаться быстрее.

На краю поля зрения мелькнули открывшиеся вещему взору картины, фантомные образы несостоявшегося будущего. Город из черного стекла, где чья-то душа билась с самой собой; важные, но нежеланные обязанности и цель, рожденная в смерти; бесконечный горизонт покрытого океаном мира, вид которого пробуждал глухую тоску…

Вновь обретя провидческий дар после долгой слепоты, корвид не желал отворачиваться от панорамы грядущего, но все же заставил себя. Его внимания требовало настоящее, ибо будущее творилось сейчас.

– Что происходит? – спросил он.

– Пробуждаются силы нового начала, – ответил Магнус. – Возможное бурлит в эфире, жаждая стать реальным.

– Но что мы начинаем? – вновь уточнил советник.

– Друг мой, когда мы в последний раз вместе странствовали по Великому Океану?

– Еще до того, как Волки погубили Просперо.

– Слишком давно, Амон, слишком давно! – произнес Циклоп, охваченный лихорадочным возбуждением. Он предвкушал исполнение своего плана, подробностями которого так упрямо отказывался поделиться. – Прежде мы с тобой шествовали среди звезд подобно богам, помнишь? Кочевали по эпохам и мирам, как коллеги-исследователи самых дальних берегов. Созерцали рождение галактик и наблюдали за тем, как тускнеют и угасают последние звезды – танцоры на краю времени. И мы испытаем все это вновь, сын мой, – я видел грядущее!

Энергичность примарха оказалась заразительной, и при мысли о том, что он с отцом еще раз помчится по Великому Океану, покинув хрупкую, гниющую клетку из мяса и разбитых костей, у советника радостно забились сердца.

– Куда мы полетим? – поинтересовался Амон. Он уже поднимался в Исчислениях, готовясь высвободить тонкое тело из физической плоти.

Вернувшись к воину, Магнус опустился рядом с ним на одно колено.

– Лоргар был прав, – сказал примарх. – Ты был прав. Труды по воссозданию запасов мудрости Просперо убьют меня. Я уже умираю. Но, думаю, есть другой путь.

– Что за путь?

– Такой, который мы проложим вместе, – ответил Циклоп, отойдя в центр мистических начертаний. – Начнем с одного места в глубине Великого Океана.

Амон моргнул, неожиданно заметив вокруг сотни существ. По окружности вершины стояли писцы, которых советник последний раз видел в фантомном Зале Амун-Ре, – слабейшие осколки души его прародителя.

Некоторые пылали ярко; многие трепетали, как догорающая свеча. Все они разом направились к центру диска – туда, где ждало целое, некогда ими утраченное. Одни ступали широко и уверенно, другие ковыляли, будто калеки.

Создания уже не скрывали лица под капюшонами. Рассмотрев их, Амон почувствовал, что уверенность покидает его. Перед советником предстала каждая ипостась Магнуса: его величие и злоба, благородство и высокомерие. Воин узрел корыстность и добродетельность, дикость и просвещенность – все, что таилось в темных уголках сущности примарха.

– Теперь ты видишь, кто я на самом деле, – произнес Циклоп.

Легионеру хотелось отвернуться, сохранить в памяти непогрешимый идеал Алого Короля. Разве есть на свете сыновья, желающие убедиться, что их отец – не бог, каким они воображали его?

– Я больше не могу оставаться раздробленным, – продолжал Магнус, пока писцы сжимали кольцо вокруг него. – Больше не могу отрицать собственную смертность. Если Ариман добьется успеха, я обрету цельность; если же он потерпит неудачу, я обращусь в ничто.

Осколок души, первым добравшийся до примарха, шагнул в него и снова превратился в неотъемлемую часть Циклопа. Тот запрокинул голову; сияющие, как звезды, создания продолжали вливаться в Алого Короля. Поглощая их, Магнус становился выше, оживленнее, реальнее.

Кусочек за кусочком он обновлял себя.

Вскоре к примарху вернулись все фрагменты его сути, заброшенные на Планету Чернокнижников. Он вновь принял обличье бога-воина и короля-мудреца, блистательного в своих багряных доспехах и пятнистой горностаевой мантии. Кожа Циклопа светилась жизненной силой, и, если бы не ореол бледного сияния и разительное ощущение опасной уязвимости, незавершенности, Амон мог бы поклясться, что перед ним стоит прежний Магнус.

– Господин, – произнес советник, не стыдясь текущих по щекам слез, – как мне послужить вам?

Вновь опустившись на колено перед легионером, примарх взял его за парализованные руки.

– Мы с тобой создадим величайшую в истории библиотеку, с которой не сравнятся даже творения Ашшурбанипала или Птолемея Сотера[67]67
  Ашшурбанипал – царь Ассирии, правил приблизительно в 669–627 гг. до н. э.
  Птолемей I Сотер – сатрап, а затем и царь Египта в 323–283/282 гг. до н. э., основатель династии Птолемеев.
  Библиотека Ашшурбанипала – древнейшая из всех известных библиотек и крупнейшее хранилище текстов в древнем мире.


[Закрыть]. Ее не будут ограничивать каменные стены или строгие законы евклидовой геометрии. Мы оставим миру наследие, превосходящее в грандиозности даже легендарное Акаша[68]68
  Акаша – в индийских религиях – особый вид пространства, приблизительно соответствующий европейскому понятию «эфир».


[Закрыть]. Поможешь ли ты мне в работе?

– Да, – ответил Амон, продолжая плакать. – Помогу.

– Тогда летим со мной, сын, – велел Магнус, направляя свою энергию в воина. – Вместе мы построим Планетарий!

Кости советника затрещали, сухожилия напряглись. По новым нервам пронеслись импульсы боли, и Амон взвыл, запрокинув голову.

Его тонкое тело взмыло над плотью и устремилось в небеса.

Отец и сын вместе воспарили над миром, и Великий Океан открылся перед их душами, счастливыми и свободными от оков.

«Камити– Сона».

Пром, как и почти все адепты Библиариума, слышал байки о ней. Безмолвное Сестринство никогда не подтверждало и не опровергало самого факта существования данной тюрьмы, храня ее секрет, как любовники скрывают постыдную тайну. И все же сейчас «Аретуза» приближалась к острогу для псайкеров, о местоположении которого знали только наиболее высокопоставленные Сестры и сам Император. Никто не записывал жуткие истории этого узилища: о его заключенных с радостью забывали.

Тюрьма на самых дальних задворках безымянной захолустной системы вращалась вокруг умирающей звезды с периодичностью в двести сорок три года. Агенты Малкадора нашли ее с огромным трудом, хотя у них имелись координаты, переданные трэллом с меткой ордена Белых Когтей – живым самоочищающимся носителем информации.

«Аретуза» бесшумно висела в пустоте рядом с «Дорамааром». Обоим зведолетам не разрешили стыковку с комплексом, что злило Диона, пока он не увидел Камити-Сону из кабины своей «Грозовой птицы».

Свет местного солнца почти не достигал окраин системы, и сначала Прому показалось, что тюрьма построена на обломке исполинского астероида. Но, когда десантный корабль приблизился к цели, библиарий понял: этот объект создан отнюдь не силами природы вроде гравитации, течения времени или давления.

Громаду величиной с город породил катаклизм, произошедший в одну из ранних эпох Галактики. Выброшенная в пространство взрывом, она дрейфовала среди звезд, пока могучий Империум не обуздал Камити-Сону, стабилизировав ее орбиту.

Проанализировав изгиб внешней поверхности объекта, Дион предположил, что тот отломился от невообразимо гигантской сферы – пустотной станции величиной с небольшую луну. Неровный корпус, покрытый наростами черного льда, состоял из почти неразличимых угловатых блоков стали и камня. Сквозь многометровую вечную мерзлоту на верхней стороне колосса пробивались осыпавшиеся шпили башен-склепов и других погребальных построек слегка нечеловеческих очертаний.

«Труп какого-то порождения чуждого разума».

Из обломанных боков Камити-Соны выступали заиндевелые металлические балки. Другие фрагменты стального каркаса, словно ветки, торчали из основания выпотрошенного великана.

Тюрьма была не только мрачной, но и мертвой.

Дион не чувствовал ничего внутри ее. Ни мыслей, ни признаков жизни, ни даже намеков на то, что в Камити-Соне есть что-то, кроме холода и пустоты. Такое явление, пусть и вполне ожидаемое для острога Сестер Безмолвия, все равно обескураживало и раздражало псайкера.

Для подавления высших пси-функций заключенных здесь применялись мощные обереги, нуль-излучатели и блокирующие поля. Вероятно, в комплексе содержали арестантов, казнить которых было бы слишком опасно или невозможно.

Прому очень не хотелось входить в Камити-Сону, но того требовали приказы с самого верха, подписанные Малкадором.

– Кто же эти узники? Что им известно? – прошептал Дион, глядя в боковое стекло покрытого изморозью фонаря.

Модифицированный челнок «Аквила» Нагасены держался в верхней части передней полусферы «Грозовой птицы». На матово-черных загнутых крыльях транспортника извивался змееподобный дракон.

Йасу и Пром не разговаривали после встречи в пассажирском салоне, если не считать согласования промежуточных пунктов маршрута и координат точки встречи «Аретузы» с «Дорамааром». Агентов по-прежнему разделяла тень принесенного в жертву «Хёлькенберга»: каждый винил другого в том, что произошло над злобным красным глазом Юпитера.

«Грозовая птица» устремилась вверх, следуя выгруженному со станции вектору подхода. Условия содержания в Камити-Сона диктовали жесткий порядок высадки на нее, особенно строгими правила были для псайкеров.

Десантный корабль вошел в глушащее пси-поле, и Дион судорожно вздохнул, почувствовав его воздействие – библиария словно бы окутал липкий, непроницаемый туман. Обычное восприятие Прома не ослабло, но в момент подавления псионического дара воину показалось, что его разом опустили под воду на глубину в несколько километров. Звуки утратили тональность, тактильные ощущения потеряли отчетливость, мир вокруг стал пресным и размытым, лишенным цветов и яркости.

Дион изо всех сил вцепился в бока ковшеобразного сиденья, будто испугавшись, что реальность угаснет окончательно, если он не удержит ее. Библиарий, как и другие Легионес Астартес, почти не страшился смерти, однако от утраты шестого чувства у него пересохло во рту и скрутило живот.

Под «Грозовой птицей» пронеслась обледенелая вершина Камити-Соны, испещренная метеоритными кратерами. Из нее вылетали струи пара, как при извержениях миниатюрных криовулканов. Дальше замелькали штыревые антенны, параболические отражатели и блоки нуль-лопастей, словно бы дымившиеся рассеиваемой энергией имматериума, но Пром не обращал на них внимания. Он в оцепенении смотрел на звездолет, пришвартованный к неосвещенной стороне комплекса.

Корабль – безмолвный охотник пустоты – обладал почти невидимым силуэтом. На его абсолютно черном корпусе, не отражающем свет, отсутствовали опознавательные знаки. Даже без пси-восприятия Дион почувствовал, что космолет источает страдание.

Пром не знал названия судна, только его пункт назначения.

Перед ним был один из Черных кораблей, сборщик колдунов для Терры.

Следуя загруженному в нее летному плану, «Грозовая птица» переключила двигатели на обратную тягу и быстро сбросила скорость. Отвернувшись от мерзостного силуэта, Дион увидел, что под его зависшим транспортником бесшумно раздвинулись взрывозащитные двери толщиной в несколько метров. Из проема, достаточно широкого для одновременного снижения двух машин, сверкнули лучи прожекторов. Развернувшись вокруг центральной оси, «Аквила» и «Грозовая птица» начали вертикальный спуск в недра тюрьмы. Черный корабль пропал из виду; безнадежная картина угрюмых ледяных наростов на чужеродном камне сменилась стальным колодцем с закопченными от двигательных выхлопов стенками, полосами сигнальной разметки и натриевыми проблесковыми лампами.

Библиарий охнул – его разум словно бы зажали в холодных тисках. Если наружные пси-обереги Камити-Соны были просто мощными, то внутренние подавляли ментальный дар с безграничной жестокостью.

Дион почти не ощутил соприкосновения посадочных стоек с отшлифованной скалой и резкого возвращения силы тяжести. Вес брони вдавил Прома в кресло, конечности налились свинцом.

Даже воздух здесь казался тягостным, как будто неизменная, косная обстановка темницы вытянула из него всю жизненную энергию.

Поднялся Дион только волевым усилием. Любое движение давалось библиарию с трудом, словно пучки искусственных мышц в доспехе сопротивлялись ему на каждом шагу. Пром кое-как пробрался в пассажирский отсек, где ждали его подчиненные, получившие разрешение войти в Камити-Сону.

Дюжина боевых автоматонов-вораксов под началом инфокузнеца Виндикатрицы стояли, сцепленные с палубой магнитными подошвами. В противоположном конце помещения, как можно дальше от хищно сгорбившихся роботов, сидел магос Виденс. Техножрец прижимал к груди пару инфопланшетов.

Креденс Араке, полубезумный магистр «Урсараксов», уже инспектировал своих кибернетических воинов-трэллов, резко выкрикивая команды на лингве-технис. Его броню типа «Лорика-Таллакс», красную с темно-золотыми вставками, венчал не стандартный куполовидный шлем, а кристалфлексовый колпак, под которым виднелся освежёванный череп.

Дион прошагал мимо них, не говоря ни слова. От жажды у него слиплись губы и пересохло во рту. Опустилась десантная аппарель, у выхода заклубился парок – в относительно теплый отсек проник воздух шлюза, пронизанный холодом пустоты. Подавив отвращение, библиарий сошел по рампе так, будто его ждала встреча с самим Мстящим Сыном, Робаутом Жиллиманом.

Спустившись по колодцу, «Грозовая птица» и «Аквила» попали в прямоугольный ангар с тусклыми металлическими стенами. Под вырезанными на них двуглавыми орлами угадывались какие-то древние угловатые символы, из-за чего гербы Империума напоминали спешно нацарапанный палимпсест[69]69
  Палимпсест – нечто, написанное или нарисованное на уже использовавшемся материале, поверх старого текста или изображения.


[Закрыть]. На охлаждающихся корпусах машин скапливалась влага, где-то вверху лязгали огромные клапаны – завершалась процедура декомпрессии.

«Аквила» Нагасены еще не открыла люки. Ее глянцевито-черный фюзеляж потрескивал, расширяясь, турбины по-прежнему вибрировали. Пром подметил, что челнок Йасу длиннее и шире стандартной модели для смертных сановников и офицеров.

Отвернувшись от транспортника, Дион увидел, как в ангар из бронированного тамбура входит подразделение боевых автоматонов «Кастелян» с куполообразными шлемами. Киборги шли в идеальном строю, гулко печатая шаг. Установленные на их панцирях фосфорные бластеры источали жар, в перфорированных стволах всесжигателей шипело голубое пламя.

Возглавляла «Кастелянов» женщина в облегающем бронзовом доспехе. На спине у нее покоились в перекрещенных ножнах два меча, на сгибе левой руки она держала шлем в форме головы охотничьего ястреба с плюмажем цвета слоновой кости.

Заметив боевых роботов, вораксы рассредоточились позади Прома. Напружинив конечности, они качнулись взад-вперед всеми своими гибкими, подвижными телами. Вокруг Виндикатрицы в темно-синей рясе быстро развернулась механическая разгрузка с пультами ручного управления и светящимися инфоплатлетами; отправив несколько команд, инфокузнец на время усмирила враждебность подчиненных.

Аракс и его «Урсараксы» в синей броне выстроились за спиной Диона, будто спринтеры, ждущие выстрела из стартового пистолета. Автоматоны готовились начать атаку в любую секунду.

«Кастеляны» с лязгом остановились всего в пяти шагах от библиария. Тот внимательно рассмотрел их хозяйку – женщину неопределенного возраста, с упругой кожей и изящной линией подбородка. Ничего необычного, но ее глаза… Пустые и непроницаемые глаза выдавали ее. Даже здесь, в тюремном комплексе, специально созданном для нуллификации псайкеров, она выделялась как брешь в материи бытия.

Бездушная пария.

От одного ее вида у Прома по коже побежали мурашки. Он ощутил безрассудную ненависть, за которой последовала агрессивная реакция организма. Доспех тут же запустил боевые системы, но Дион отключил их, осознав, что испытывает чисто животную неприязнь к существу с пустотой вместо души.

Судя по плюмажу на шлеме, женщина была старшим офицером своего ордена, однако Пром сделал вывод, что она не приносила Клятву Спокойствия.

Что ж, пария хотя бы будет общаться голосом, а не знаками.

– Сестра Цезария, – представилась она. – Я – комендант Камити-Соны, и я не рада принимать здесь кого-то вроде вас.

– Меня зовут Дион Пром, – начал воин. – Я тут по пору…

– Мне известно, кто ты такой, – перебила Цезария. – Неужели тебе кажется, что я допустила бы вас в этот комплекс, не проверив ваши личности?

– Тогда, полагаю, ты знаешь, зачем мы прибыли?

– Она знает, йа. – Краткая фраза, произнесенная грубым голосом, донеслась со стороны челнока Нагасены. – Ей не очень это нравится, но она знает. Йа, знает.

Библиарий узнал этот акцент; в речи говорившего звучали ярко выраженные тональности, характерные для народа с богатыми традициями сказителей.

Теперь Дион понял, зачем Йасу модифицировал «Аквилу» со змием на крыльях.

Нагасена вышел из челнока вслед за стаей из пяти самодовольных легионеров, облаченных в меха и броню цвета утренних сумерек в середине фенрисийской зимы.

– Так твои «ледяные люди» – Космические Волки? – спросил Пром.

Йасу ухмыльнулся и кивнул.

– Позволь представить тебе воинов Бёдвара Бъярки.

Для большинства странников путешествие по Великому Океану превращалось в суровое испытание, настоящее мытарство, но Хатхору Маату оно давало возможность напрямую подсоединиться к источнику пси-способностей.

Сейчас даже братства, звезда которых клонилась к закату, обретали новую мощь.

Изменчивые течения эмпиреев превратили Пирридов в божеств адского огня, и переборки «Кемета», несущегося к неопределенной цели, потрескивали языками пламени. Адептам Рапторы досталась частица этой воинственной энергии, тогда как с провидческого взора корвидов не желали спадать шоры неведения. Атенейцы пребывали в равновесии, но павониды… Их дар усиливался или ослабевал с каждым ударом корабельного колокола.

И в данный момент течения были против Маата.

– Ты уверен, что у тебя получится? – уточнил Люций.

– Да, – ответил Хатхор.

– Я ничего не чувствую.

– Потому что мы еще не начали.

– Ну так начинай.

– Начну, если ты прекратишь мешать мне! – огрызнулся павонид.

Легионеры сидели лицом друг к другу в центре покоев Хатхора Маата – выложенной зеркалами каюте, где в каждом уголке рыскали отражения. На коленях облаченного в доспехи Люция лежал его меч. Павонид вместо брони надел бледно-голубую рясу своего братства.

Воины находились в круге Урании из растолченного в порошок цветка umbilicus veneris. Стороны света на нем помечались кристалликами розового кварца.

– Учти, после того как мы приступим, пути назад уже не будет, – предупредил Хатхор.

– Я никогда не возвращаюсь назад, – ответил Люций, и сеть жутких шрамов на его бритой голове зашевелилась, будто под кожу мечника заползли черви. – Всегда иду только вперед.

Адепт Павонидов кивнул, признавая очевидное.

Аура Люция постоянно изменялась и бурлила, словно неугомонный адский вихрь противоречивых эмоций и острых неутолимых желаний. В нем боролись жизнь и смерть: мечника ждало или бесконечное бытие, или вечное проклятие. Лишь стальное самообладание воина не позволяло внутреннему урагану окончательно поглотить его. Подобной решимостью обладали только настоящие безумцы.

– Почему ты вообще жив? – поразился Хатхор Маат.

– А ты сам не знаешь? – спросил Люций. – Мне казалось, твоему ордену известны все секреты плоти.

– Павонидам ведомо очень многое, но мы не боги.

– Забавно, а мне казалось, что ты как раз считаешь себя небожителем, – заметил мечник, указав на зеркальные стены движением почти рептильных глаз. – Поверь, я повидал столько безудержных нарциссистов, включая самых ярких, что определяю их с первого взгляда.

– И это говорит человек, жаждущий вернуть себе приятный облик.

– В нашей серой Галактике слишком мало дивной красоты, – с жеманной улыбкой произнес мечник. – Миру так не хватает моей прелести, что ты совершаешь преступление, задерживая начало сеанса.

– Ты сам порезал свое лицо, – напомнил Хатхор Маат. – Объясни, зачем ты так старательно искалечил себя, и говори честно; если солжешь, мне будет гораздо сложнее все исправить.

– Я хотел превратиться в урода, – безо всякого сомнения или стыда ответил Люций.

– Почему?

– Потому что один мертвец испортил мою совершенную красоту ударом кулака. Тогда я решил: если не могу быть идеально прекрасным, стану идеально безобразным.

– Значит, мы родственные души, – произнес павонид.

Мечник кивнул.

– Тебе пора начинать, брат.

Хатхор Маат размеренно выдохнул и направил разум в седьмое Исчисление.

– Представь себя прежнего, каким ты хочешь стать снова, – велел он. – Очисти сознание от всех прочих мыслей и стремлений.

– Зачем?

– «Как внутри, так и снаружи».

– Готово.

Усилив свое восприятие функций плоти, павонид ментально проник в тело мечника. В первую секунду он испытал отвращение.

Маслянистая кожа, плотные скелетные мышцы, мясо и хрящи, заизвесткованные кости и отливающие синевой органы, чуждые даже для гротескно увеличенного постчеловека…

Все они гнили, разлагались с каждым вдохом.

Внутри Люция шла неудержимая энтропийная деградация, обратный отсчет до полного разрушения.

Медленно спустившись в шестое Исчисление, Псайкер увидел истинную гениальность Императорского замысла, и его омерзение ослабло.

В мирное время любой космодесантник мог протянуть тысячу лет или больше, но не целую вечность.

Бессмертие легионеров оказалось мифом.

Рано или поздно их биологические механизмы откажут, и начнется кошмарное сползание к дряхлости. Стандартные медикаменты и операции, продлевающие жизнь, не подействуют на постчеловеческий организм.

Да, догмы воинских культов утверждали, что боец не умирает, пока помнят его свершения, но Хатхор Маат хотел большего. Смерть как таковая не ужасала его, но старческая немощь, слабость угасающего тела неизменно пугали павонида. В прошлом чары его братства помогли легионеру сохранить красоту, избежать усреднения черт – безликости, характерной для Астартес.

Благодаря заклинаниям он остался уникальным, но однажды это изменится.

Раньше Хатхор надеялся, что Ариман спасет его, спасет каждого.

Но Азек потерпел неудачу. Несмотря на все их старания, Собек погиб, рассыпался мелким прахом. Маат знал, что Ариман считает его виновником провала: великий главный библиарий не видел собственных недостатков и уверенно возлагал ответственность на павонида. Со дня смерти практика Хатхор начал чувствовать спиной косые взгляды Азека, подозрительные и завистливые…