Текст книги "Алый король (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Хатхор Маат кивнул, но Ариман понял, что павонида все так же привлекает идея изменения картины грядущего.

Астартес спускались к сердцу горы еще час, пока наконец не добрались до глубочайшего подземелья. Им открылась шестиугольная библиотека, где вдоль каждой стены, кроме той, со стороны которой они вошли, тянулись книжные полки, стонущие под тяжестью возложенной на них осязаемой мудрости.

Точно в центре зала находился круглый стол, заваленный книгами и свитками. Сидевший за ним чтец поднял голову и приветливо взглянул на трех адептов.

Он носил багряные одеяния с золотой отделкой, плечи его покрывал серебристый кольчужный капюшон. Благородно красивое лицо мужчины обрамляли длинные волосы цвета воронова крыла, зачесанные назад и достигавшие середины спины. Его подбородок украшала заплетенная борода, стянутая тремя медными кольцами.

– Кто ты? – спросил Азек, когда незнакомец аккуратно закрыл книгу и положил ее на стол обложкой вниз.

Чтец указал корвиду на кресло напротив себя. Воин готов был поклясться, что это сиденье появилось в библиотеке лишь мгновение назад.

– Я – царь Кадм, – представился мужчина. – Госпожа Шивани предупредила меня о твоем приходе, Азек Ариман.

Однажды Лемюэль угодил в электрическую бурю на нордафрикейских ферроравнинах Азака-Тоннерре[118]118
  Азака-Тоннерре – лоа (невидимый дух-посредник) грома в мифологии вуду.


[Закрыть]. Тогда он пробирался на восток с караваном отчаявшихся людей в поисках неуловимого сангома[119]119
  Сангома – шаман и целитель в Южной Африке.


[Закрыть], якобы наделенного чудодейственным даром…

Первым признаком неприятностей стало внезапно помрачневшее небо. Прямо над ними прошел один из экспедиционных флотов, проводивших сбор на низкой орбите, и колоссальная масса стали взволновала уже беспокойную атмосферу ЭМИ-шквалами. Проводники, что ехали верхом, тут же рассыпались в разные стороны, стараясь максимально удалиться от конвоя, представлявшего собой огромное скопление металла.

Оглушительные раскаты грома сотрясли землю, и мгновением позже гроза помчалась на людей, перебирая ногами-молниями. Яростно засверкал сам воздух; машины из авангарда каравана рассыпались пеплом во всполохе света, ослепительно ярком, как магниевая вспышка. От них по конвою прокатилась череда взрывов – детонировали топливные элементы, внешние прометиевые баки разлетались на куски, шумно изрыгая фонтаны пламени. Панические вопли тонули в непрерывном треске электрических разрядов.

Гомон и другие паломники разбежались в поисках укрытия, но беспощадная буря настигала их повсюду. Через девять часов Лемюэль и еще двое уцелевших выползли из-под груды обугленных трупов, схожей с погребальным костром.

Та ночь уже тысячу раз являлась летописцу в кошмарах.

Он никогда не думал, что повторно переживет ее наяву.

На Гамоне распластался Виддоусин. Лемюэль не мог пошевелиться, придавленный немыслимо тяжелым Волком, и даже не знал, жив тот или мертв.

В последний миг перед падением летописец увидел шквалы искрящих молний, что вылетали из орудий киборгов, и дымящуюся броню Ольгира, который врезался в него всем телом. Рухнув наземь, Гамон завопил от ужаса и боли: ортезы на его ногах смялись под весом легионера.

Сейчас он лежал ничком, задыхаясь, и не видел, что творится вокруг.

«Почему автоматоны открыли огонь по нам?»

Над ареной разносился болезненный рев, мерзко смердела поджаривающаяся плоть. Лемюэль рыдал: вынужденная неподвижность в замкнутом пространстве напоминала ему о том, как он валялся, придавленный телами умирающих в Азака-Тоннерре.

Летописец не мог расправить грудь и втягивал воздух лишь мелкими порциями: Виддоусин понемногу выдавливал из него жизнь. Гамон попытался выползти из-под неподвижного фенрисийца, но тот весил сотни килограммов.

Услышав, что его зовут по имени, Лемюэль попытался поднять взгляд, но поле зрения затягивал свинцовый туман, и лишь где-то вдали виднелось светлое пятнышко.

«Что это, смерть?»

Гамон всегда страшился ее. Когда жена летописца неизлечимо заболела, он возроптал на судьбу и исколесил весь свет, ища средство от хвори. Но теперь, когда гибель явилась за самим Лемюэлем, он не боялся. Неужели Малика чувствовала себя так же и потому умоляла его не тратить их последние дни вместе на бесцельные поиски лекарства?

Перед Гамоном возникла неясная серая тень.

Сморгнув слезы, летописец попробовал сосредоточиться на ней.

Он увидел маленького мальчика, протягивающего ему ручонку.

Дитя смотрело на Лемюэля мертвыми пустыми глазами. Тонкую шею пересекала лилово-желтая полоса – след детоубийства, совершенного матерью.

«Но, по сути, я задушил его своими руками».

Мальчик по-прежнему тянул ручку к Гамону.

«Как его звали?»

В разум Лемюэля хлынула лавина имен, неведомых ему. Летописец не понимал, что они обозначают – людей, места или вещи.

«Фарос? Фаэрон?»

«Нет, Ферет. Точно, его звали Ферет».

– Оставь меня, – прошептал Гамон остатками дыхания. – Я убил тебя. Я убил тебя…

– Нет, – ответил ему глубокий и раскатистый, совершенно не детский голос. – Ты еще можешь спасти всех нас.

Мальчик схватил Лемюэля за шкирку и потащил к себе. Гамон с изумлением понял, что могучее дитя медленно вытаскивает его из-под распростертого Ольгира, и начал отбиваться: в мире живых летописца ждали только новые страдания.

Давление на грудь исчезло. Лемюэль судорожно втянул заряженный электричеством воздух. Вокруг него плясали разряды энергии, арену накрывал трескучий купол из молний. Мир в поле зрения поплыл из-за резкого притока кислорода в мозг, и Гамон едва не упал лицом вниз, но мальчик удержал его.

«Нет. Не мальчик».

Воин Тысячи Сынов дернул Лемюэля вверх, порвав ему балахон, и заставил сесть прямо. По ногам и позвоночнику Гамона пронеслась волна невыносимой боли, на глазу выступили слезы. Заморгав, летописец извернулся в хватке своего спасителя. Легионер неразборчиво забормотал себе под нос и провел руками по груди человека, словно проверяя, не ранен ли тот.

Ощутив кожей нечто влажное, Лемюэль опустил глаз. В тех местах, где его касался космодесантник, остались текучие пятна крови.

– Что ты делаешь? – выдохнул Гамон.

– Сиди смирно, – велел воин, оглядываясь через плечо. – У меня мало времени.

Летописец посмотрел туда же, и его сердце заколотилось от ужаса.

В центре амфитеатра ослепительно сиял Магнус Красный.

Вытянув ступни носками вниз, Алый Король парил в метре над песком, уже обращавшимся в стекло, и броня нестерпимо ярко сверкала, будто расплавленное золото. С распростертых рук примарха струился свет, подобный крыльям ангела мщения, который сошел с небес, чтобы обрушить возмездие на неверное царство.

К концу битвы Циклоп полностью утратил черты материального существа. Этому аспекту Магнуса не требовалась плоть – он состоял из неудержимой энергии эмпиреев.

Если таков осколок, на что же способно целое?

Вокруг примарха лежали разбросанные тела – из плоти и крови, из железа и керамита. Смертные, слуги Механикума, легионеры. Волки, поодаль друг от друга. Неподвижная сестра Цезария в разбитой, дымящейся броне.

Пали даже Пром и Нагасена.

Лемюэль не понимал, мертвы они или живы.

Воин встряхнул Гамона и жестко посмотрел на него.

– Ты хороший человек? – спросил легионер Тысячи Сынов.

– Что?

– Отвечай быстро: ты – хороший человек?

– Нет, – сказал Лемюэль.

– Ты когда-нибудь был хорошим человеком?

– В прошлом, возможно… Я не знаю.

– Надеюсь, – космодесантник пожал плечами, – этого хватит. Иначе нам обоим не поздоровится.

Заметив, что Алый Король плывет к ним по воздуху, воин поднял летописца на ноги.

– Менкаура, – произнес Магнус. – Разумеется, это ты. Кто еще из моих отпрысков сумел бы заглянуть в истинное будущее?

– Только Ариман. Может, еще Амон, – предположил легионер, и Лемюэль почувствовал, что Менкаура быстро водит ему большим пальцем по шее ниже затылка, рисуя сужающуюся спираль. – Но оба брата ослеплены сыновней любовью и не увидели бы правды. Даже если бы им открылось то же, что и мне, они не осмелились бы остановить тебя.

Кружа над ареной, Циклоп окинул взглядом картину бойни.

– Лучшие воины Малкадора потерпели неудачу. Почему ты решил, что у тебя получится?

– Потому что я, как и ты, был прилежным учеником. И тоже заглядывал в запрещенные тексты.

Гамон задергался в хватке воина и вскинул руку, прикрываясь от звездного сияния осколка души примарха. В прошлом летописцу доводилось сидеть рядом с Магнусом Красным, внимая историям о Просперо, ныне сгинувшем, но это существо разительно отличалось от прежнего Алого Короля. Благородный, по-отечески покровительственный рассказчик сменился пламенной ипостасью Циклопа, поглощенной гневом, ожесточением и ненавистью.

Менкаура зашептал диковинные слова, от звуков которых Лемюэль содрогнулся.

– Пожалуйста, не надо… – всхлипнул он.

– Это еще откуда? – спросил Магнус, ощутив нечто странное. Он прищурил глаз, по его телу пробежали волны эфирного огня. – Из «Malus Codicium»[120]120
  Запрещенный гримуар, упоминающийся в романе Д. Абнетта «Маллеус» из цикла «Инквизитор Эйзенхорн».


[Закрыть]?

– In servitutem abduco[121]121
  В рабское услужение (лат.).


[Закрыть]… – продолжал воин.

Вспыхнув яростью, Алый Король устремился к сыну:

– Только посмей!..

С его скрюченных пальцев рванулось гибельное сияние.

Завершив спираль, Менкаура прижал большой палец к загривку Гамона.

– Да будешь ты вовеки обретаться в сем сосуде! – прокричал легионер.

Циклоп заключил их в огненные объятия, и летописец завопил.

Он почувствовал, что падает.

Волю Лемюэля безжалостно изгнали из дома его же сознания, свергли с престола собственной плоти.

Гомон продолжал лететь вниз, в глубь самого себя – в бездонную пропасть, откуда нет возврата.

Но он был не один.

Рядом падал пламенеющий ангел.

Глава 18: Кадм. Оковы. Обновленный

Ариман сел напротив великого правителя. Моргнув, легионер приспособился к свечению нимба эфирного огня вокруг головы монарха и внимательно изучил его лицо, направив разум в четвертое Исчисление. Черты государя оказались необычными, в точности как у людей, живших на Терре за многие тысячи лет до Азе-ка. Гладкая оливково-смуглая кожа, аккуратно подстриженные темные волосы, недавно намасленная борода…

Идеальная копия царя Кадма.

Но глаза его выдавали истину.

В недрах зрачков сияли кружащиеся в танце галактики. Чтецу не удалось полностью приглушить блеск своей колоссальной мудрости; под его смертной личиной жила нездешняя сила, сокрытая за железным занавесом воли, но все же заметная.

– Тебе нравится моя библиотека? – спросил государь. – В ней почти десять тысяч книг, собранных со всей империи. Труды величайших мудрецов Самофракии и Фив; есть даже научная работа из Спарты, поверишь ли? Один из томов обернут кожей дракона, которого я сразил у Исменийского источника[122]122
  Согласно древнегреческой мифологии, Исменийский дракон охранял источник, посвященный богу войны Аресу. Кадм, сын Посейдона, убил чудовище и основал на этом месте город Фивы.


[Закрыть].

– Дракона?

– Да, свирепое было чудище, – сказал царь, положив на стол длинный посох-хеку, увитый резными змеями. – Убило многих моих людей, но потом я поверг тварь и посеял ее зубы.

– Так родились спарты, – вставил Ариман, заинтригованный происходящим. Его не отвлекло даже то, что посох возник из ниоткуда.

– Но впоследствии я пожалел о том, что умертвил змия.

– Почему? – спросил Азек, хотя и сознавал, что не должен потворствовать бреду отца.

– Мне было неведомо, что зверь посвящен Аресу. Бог войны проклял меня, и моему правлению сопутствовали неудачи, эпидемии, восстания и набеги.

– Но ведь не только ты сеял драконьи зубы, верно? – Ариман окончательно заглотнул наживку.

– Да, Ясон – приемный сын кентавра – взял их с собой из Фессалии[123]123
  Самофракия, Фивы, Спарта, Фессалия – исторические области Древней Греции.


[Закрыть] и посадил на поле в Колхиде…

Глаза монарха сверкнули при неосторожном упоминании древнего края колдунов. Такое же название носил не менее порченый мир, где мутные разглагольствования божеств и культистов извратили душу одного из братьев Магнуса, когда-то дорогого ему.

Наклонившись вперед, Азек положил обе руки ладонями на стол. Легионер пристально посмотрел в глаза государя, надеясь привлечь внимание своего генетического прародителя, что скрывался внутри.

– Отец, пора возвращаться домой, – промолвил Ариман.

– Я уже дома, – возразил Кадм. – Здесь мое место. Тут я упорядочиваю книги и учу их наизусть. Если я ежедневно буду прочитывать один том, то менее чем за тридцать лет запомню их все…

Правитель осекся.

– Но всякий раз, как я заканчиваю одну книгу, на полках возникают три новых. Весьма неудобно. В мире столько знаний, так много мудрости… Больше всего я страшусь того, что умру, не успев усвоить все возможное.

– Ты говорил нечто подобное в Обсидиановой Башне, – напомнил Азек.

– Обсидиановая Башня? Где это, в Финикии?

– Нет, в твоем убежище на Планете Чернокнижников.

Государь помрачнел лицом и снова открыл том, лежащий на столе.

Насколько долго Магнусу удастся поддерживать ложную личность? Когда личина спадет с примарха, высвободив исполинскую мощь его сути? Какие разрушения повлечет за собой распад его вымышленного мирка? Ариман понимал, что обязан расколоть стену отцовской фантазии, даже ценой опасности для себя.

– Теперь еще ты меня запутываешь, – произнес царь, неотрывно глядя на страницы книги. Руки его сжались в кулаки. – Не знаю я такого места. Думаю, лучше тебе уйти.

– Отец, я не оставлю тебя здесь.

– Госпожа Шивани предупреждала, что вы хотите захватить меня в плен. – Кадм по-прежнему не отводил глаз от текста. – Я сказал, что она ошибается, что мои сыны придут ко мне как соратники на пути обретения знаний.

Государь признал в нем одного из своих сыновей!

Азек постарался скрыть радостное волнение. Перегнувшись через стол, он положил ладонь на раскрытый том.

– У нас мало времени, отец. Прошлое неподатливо и не терпит посторонних вмешательств. Если ты не уйдешь, то превратишься в бесплотный дух. Молю, идем со мной – я сумею вернуть тебе цельность.

Царь покачал головой: его лицо выражало нечто среднее между страхом и гневом. Заметив, что вторая эмоция берет верх, Ариман убрал руку.

– Зря я не послушал госпожу Шивани, – сказал Кадм. – Она советовала перебить вас, как только вы войдете.

Встав из-за стола, древний правитель схватил посох, и хека засияла по всей длине, наполнившись энергией варпа. Примарх увеличился в размерах, и иллюзорная личина сползла с тела полубога лоскутами рассеивающейся дымки. Оливковая кожа приобрела кирпичнокрасный цвет, стриженые волосы сменились нечесаной гривой, а глаза трансформировались в единое око, наполненное множеством цветов, как привычных, так и невиданных.

Перед легионером возвышался осколок Магнуса в аспекте ученого, не знающего себе равных. Его длинные одеяния Азек помнил еще по Просперо – Циклоп носил их во время многочисленных совместных посещений громадных библиотек Тизки. Но даже эта ипостась, будучи лишь фрагментом гораздо более могучего целого, могла уничтожить троих адептов.

Ариман на мгновение ощутил нарастание эфирного потенциала. Тело примарха исторгло волну беспримесной силы, отбросившую легионеров на книжные полки. Разлетелись щепки, книги обрушились на пол каскадом пергамента и потертой кожи.

Первым вскочил Толбек. Аура пиррида вспыхнула от инстинктивного желания ударить в ответ, его кулаки окружило пламя.

– Стой! – крикнул ему Азек. – Мы здесь не для драки!

Хатхор Маат понизил температуру воздуха рядом с Толбеком до отрицательных значений, и огонь мгновенно угас. Разъяренный пиромант повернулся к павониду, но между ними тут же сверкнула блистающая хека их генетического прародителя.

Все три легионера обернулись к Алому Королю и замерли, восхищенные его невообразимым величием. Именно так выглядел их идеал Магнуса: лучащийся светом знаний, наделенный глубокой мудростью, полный жизненной энергии и уверенности в себе.

Ариман преклонил колено, и соратники последовали его примеру.

– Мой господин, мы – ваши сыны, пришедшие сюда с тем, чтобы помочь вам, – произнес корвид.

– Мне не нужна ваша помощь, – сказал Циклоп, опустив посох.

– Но мы нуждаемся в вашей, – возразил Азек. – Наш легион умирает, как и вы.

– Ты ошибаешься.

– Нет. Вы без нас будете угасать, пока не исчезнете вовсе. Мы без вас медленно захиреем, поддавшись мутациям и безумию.

– Если ты прав, то я не смогу изменить подобный удел. Никто не сумеет.

– Я отказываюсь верить вам, – заявил Ариман, медленно поднимаясь на ноги. – Вы – Магнус Красный! Вы – Алый Король, Повелитель Просперо, величайший гений в истории Галактики. Вам подвластно всё.

Примарх покачал головой.

– Сын мой, когда-то я думал так же. Верил, что знаю всё, что просвещеннее любого из братьев… и даже дальновиднее Отца. Каким же глупцом я кажусь себе нынешнему, каким высокомерным наглецом. Никто не ведает всего, познание бесконечно, и каждый акт его следует совершать в смиренном понимании того, что тебе никогда не удастся полностью утолить жажду постижения нового…

– Поэтому вы скрываетесь тут? Прячетесь в древней библиотеке, словно трус?

– Хочешь разозлить меня, Азек?

– А это поможет?

– Нет. – Циклоп отвернулся и зашагал вдоль стен, дотрагиваясь до переплетов бесценных книг. – Ярость, зависть и злоба неведомы этой ипостаси. Она – часть меня, ищущая знаний просто ради обладания ими. Она – часть меня, что почувствовала разлад между вами, когда вы спускались сюда, и попыталась сгладить ваши противоречия. Надеюсь, теперь вы избежите будущего, в котором погибаете от рук друг друга.

Что ж, теперь Ариман хотя бы понял, откуда взялось ощущение братского родства, связавшее их совсем недавно.

Он шагнул к Магнусу.

– Именно такой аспект моего отца требуется нам больше всего. Главный фрагмент вашей души, попавший на Планету Чернокнижников, разваливается на куски. Он чувствует, как грандиозные геометрические сплетения его ума рассоединяются с каждой секундой. Он поступает так же, как и вы, – старается вспомнить все, что погибло вместе с Просперо, но расколотому примарху подобное не под силу. Мы сможем стать прежними лишь после того, как вы вновь обретете цельность.

– Извини, Азек, – сказал Циклоп, обернувшись к нему, – но я… не могу вернуться. На таком пути меня ждет только вечность войн и кошмаров, смертей и мучений. Все великое когда-нибудь заканчивается, так зачем же сопротивляться неизбежному?

Ариман грохнул кулаком по столу.

– Затем, что нам есть за что сражаться! – крикнул он. – Да, мы можем сгинуть, но нельзя опустить руки и позволить невежеству взять верх в Галактике. Человечество на глазах теряет разум, но мы не смиримся с этим. Мы одни будем держать светоч просвещения в наползающей тьме! Возможно, однажды он погаснет, или его затушит вопящая толпа кретинов, но до той поры мы не опустим факел и не дадим его яркому пламени потускнеть. А чем займешься ты, отец? Продолжишь одиноко прятаться в библиотеке, которая на днях сгорит дотла?

Азек на секунду умолк, увидев изумление на лице Магнуса.

– Да, этот пик и все, что внутри его, скоро обратится в пепел. Ты забыл?

– Нет, – пробормотал Алый Король. – Я… я не помню…

Кивнув, легионер обогнул круглый стол.

– В ближайшее время этот хребет заполыхает от архипелага возвышенностей Эгейской впадины до залива Лепанто. Труды великого царя погибнут бесследно, но ты выживешь. Ты останешься один во тьме под горой Киферон и будешь просеивать прах и золу сквозь пальцы, пока твою вздыхающую душу не унесет ветер.

Вид убитого горем прародителя разбивал Ариману сердца.

Циклоп пошел вокруг стола в противоположную сторону. Повернувшись, он взглянул на книжные полки и потянулся к ним, но стоявшие там тома уже исчезали, как отголоски прошлого.

– Мне их не удержать, – сказал Магнус, опускаясь на колени. По его бронзовой щеке скатилась слеза. – Я чувствую, как они пропадают – словно старые друзья уходят от меня в туман…

Подойдя к отцу, Азек положил руку ему на плечо. Нематериальное тело примарха содрогалось от невыразимой печали.

Алый Король ощущал, как ипостаси его души пропадают одна за другой, слой за слоем, воспоминание за воспоминанием… Каждый день его ждала новая смерть.

Ариман протянул Циклопу свою хеку.

– Вернись со мной, отец, – попросил он.

Магнус кивнул и крепко сжал эбеновый посох.

– Ты сделаешь меня прежним?

– Сделаю, – пообещал Азек.

– Тогда я пойду с тобой.

И осколок души примарха влился в Аримана.

Открыв глаза, Азек изумленно ахнул – никогда прежде он не видел мир так, как сейчас. Легионер вернулся в Чертоги Вымирания, на берега стремительной реки. В ее темных водах сверкала темпоральная энергия, что обжигала подобно леденящему холоду пустоты.

Воин неловко отступил от кромки воды и чуть не упал – Хатхор Маат подхватил его. Когда павонид дотронулся до Аримана, тот вздрогнул, увидев мимолетную вспышку – из тела его соратника как будто вырвались две световые кометы.

Азек слышал приглушенные голоса, которые несли идиотскую чушь. Он чувствовал, как вокруг него движутся беззащитные живые создания – медлительные, безмозглые мешки с мясом и костями в непрочной оболочке из кожи.

Ариман дернулся, зашатался и взмахнул руками, словно пьяный, стараясь отогнать несносные шепоты. Смаргивая, он пытался избавиться от застывших на сетчатке образов иных существований, прожитых в тысячу раз быстрее обычного.

Его переполняла невообразимая, невероятная мощь.

Корвид узрел все острые грани бытия. Все в мире стало слишком отчетливым, чрезмерно ярким и чересчур реальным.

Куда бы ни направлял свой взгляд Азек, ему открывался миллион деталей.

Бесконечно уменьшающиеся фрактальные края булыжников.

Калейдоскопы радуг в крошечных брызгах воды.

Мелодия черной реки грядущего, настоящего и минувшего.

– Я вижу все… – проговорил Ариман, задыхаясь. – Я чувствую…

Сенсорная перегрузка стала невыносимой.

Он побежал, словно надеясь скрыться от непрерывного натиска шума и света. Разум Азека будто бы сминался под тяжестью впечатлений – хрупкая синаптическая сеть его мозгового вещества не могла обработать настолько плотный и непрерывный поток входящей информации.

В черепе воина раздался голос его повелителя.

Я избавлю тебя от этого бремени, сын мой.

+Отец? Так для тебя выглядит мир?+

Нет, гораздо подробнее.

+Как ты выдерживаешь? Возможно ли обладать такой мощью и не поддаваться ее искусам?+

Ты хочешь знать, почему я не использовал подобную силу, хотя владел ею?

+Да…+ мысленно прохрипел Ариман.

Верно, я ежедневно распоряжаюсь божественным могуществом, даром создавать и разрушать в одно мгновение… Но иметь столь исключительные способности и не применять их – вот главное доказательство силы.

+Я слабее тебя.+

Что ж, у меня иное строение разума, согласился Магнус, голос которого уже ослаб до призрачного шепота. Мои сыны и не должны видеть мир так же, как я. Если позволишь, я удалю из твоего восприятия все лишнее.

+Да, забирай!+ взмолился Азек. +Прошу, забери у меня этот дар!+

Напор ощущений мгновенно ослаб, и Ариман шумно выдохнул, как утопающий. Пока воин приходил в себя, тяжело дыша от измождения, на его глаза вновь опустились шоры, милосердно закрывшие от смертного рассудка зрелища, для него не предназначенные.

Корвид стал носителем духа намного более могучего, чем его собственный.

Но полноценная связь легионера с отцом распалась, и, хотя только что она убивала Азека, по его лицу покатились слезы.

– Ариман? – позвал кто-то у плеча воина, и тот отшатнулся. Ему померещилось, что голос состоит из мерзких звуков, утробного коровьего мычания. Затем и это ощущение пропало – боль очередной утраты ножом вонзилась в сердца Азека.

Он почувствовал, что сзади стоят Хатхор Маат, Санахт и Толбек. Потом во рту корвида возник привкус металла и пепла: к нему шагнул Афоргомон.

– Пошел прочь, демон, – злобно бросил Ариман, оглядываясь вокруг. Его поле зрения заволокло серой дымкой: глаза еще не приспособились к тому, что минуту назад видели все, а теперь – почти ничего.

Уверенно Азек мог сказать только одно: он больше не в библиотеке царя Кадма.

– Где мы? – спросил легионер.

Собственная речь показалась ему не менее гнусной, чем голоса братьев.

– Там, где начали, – в Чертогах Вымирания, – ответил Санахт.

– Счислитель?..

– Исчез, если вообще был здесь по-настоящему, – сказал Хатхор.

Ариман с трудом выпрямился, опираясь на хеку. Ощутив, что жезл наполнен энергией, Азек взглянул на него и возликовал: из эбеново-черного посох стал белым как слоновая кость.

Сокрытую в нем мощь почувствовали все.

– Вы справились, – с неприкрытым предвкушением отметил ёкай.

– Осколок Магнуса… – Маат покачал головой, не веря своим глазам. – Трон, у нас получилось. Действительно получилось!

– Да, верно, – подтвердил Ариман, ощущая нечеловеческие возможности того, чем он теперь владел.

– Ну, наконец, хоть что-то прошло удачно, – пробурчал Толбек, разворачиваясь к выходу. – Пора убираться с этой чертовой скалы и лететь дальше.

«Грозовая птица» под управлением раненого Гирлотнира Хельблинда неслась сквозь атмосферу планеты к «Дорамаару». Десантный корабль провонял кровью и горелым металлом: в его пассажирском отсеке лежали мертвые техножрецы, обломки их автоматонов и трофей отряда. Сестра Цезария истекала кровью, а Йасу Нага-сена так и не приходил в сознание: на его правом виске вздулась шишка размером с кулак.

Ольгир Виддоусин по мере сил помогал раненым, пытаясь стабилизировать их, но об организмах смертных Волк имел лишь самое общее представление.

Пром ему посодействовать не мог.

Они с Бъярки сражались в другой битве.

Бёдвар обеими руками давил на правое плечо Лемюэля, который бился в конвульсиях на полу. Дион прижимал Гамона слева, причем обоим космодесантникам приходилось наваливаться на летописца всем своим весом.

Менкаура, сидя на животе Лемюэля, одной рукой держал его за горло, а в другой сжимал боевой нож, острием которого вырезал на обнаженной груди человека кровавые руны. За спиной легионера стоял Свафнир Раквульф с болт-пистолетом, приставленным к шее чернокнижника. Жизнь Лавентуры висела на волоске, и без парии имперцы смогли бы остановить колдуна только снарядом в голову.

– Держите крепче, чтоб вас! – заорал Менкаура. – Связующие сигилы надо вычертить идеально точно, иначе они бесполезны!

Пылающее, как печка, тело Гамона стало скользким от пота и крови. Его кирпично-красная кожа непрерывно шевелилась: дух, запертый адептом в Лемюэле, старался освободиться. Сущность внутри летописца непристойно бранилась и кусала его изгрызенные губы. Она плюнула кровью в лицо Бъярки и захохотала, проклиная родителей Волка.

– Мы сковали дух нашего врага! – проревел фенрисиец. – Почему просто не убить эту тварь?

– Потому что нам нужен Гамон! – рявкнул в ответ Менкаура.

– С чего мне верить слову предателя? – глухо прорычал Бёдвар.

– С того, что ты жив лишь благодаря мне! – огрызнулся чернокнижник.

Лемюэль взбрыкнул под ними, будто самка грокса в течке. Его растянутые губы застыли, как у мертвеца, из разинутого рта полетела кровавая пена. Наклонившись к лицу Гамона, адепт произнес какую-то нечестивую тарабарщину. Звуки его слов скребли библиария по позвоночнику, словно ржавые бритвы.

– О, Всеотец, да что ты творишь? – гаркнул рунный жрец.

– Спасаю нас! – бросил Менкаура.

– Не мешай ему, Бъярки, – выговорил Дион сквозь сжатые зубы.

Позволив колдуну совершить настолько чудовищный ритуал, Пром нарушил все свои заповеди, но разве у него оставался выбор? Какая разница, если к его длинному списку грехов добавится еще один?

На шее и лбу Бёдвара вздувались жилы. Объятый яростью, фенрисиец обнажил клыки и воззрился на Диона так, будто резня на горе случилась по вине библиария.

– Послушай своего друга. – Адепт повернул кинжал в груди Лемюэля, и нечто в глубине его существа нечеловечески завопило от гнева. – А теперь помолчите и дайте мне закончить, пока осколок души не сбежал!

– Когда разберемся с ним, я убью тебя, чернокнижник, – пообещал Бъярки. – Ты владеешь дурными знаниями. Это малефикарум!

– Мои «дурные» знания выручат нас всех.

Бёдвар заворчал и мотнул головой, не веря своим ушам.

– И ты еще спрашиваешь, почему на вас спустили Волков…

Пром заметил, с каким огромным трудом Менкаура удерживается от возмущения, и на кратчайший миг почти восхитился самообладанием воина.

– Однажды ты порадуешься, что мне известно столь многое, – пообещал адепт Тысячи Сынов.

– Такой день никогда не настанет, – отрезал Бъярки. Колдун провел заключительную борозду на животе Гамона, и тот мгновенно обмяк в руках легионеров. С его окровавленных губ сорвался последний хрип, похожий на шум воздуха, покидающего легкие трупа.

– Готово? – спросил Дион.

Менкаура кивнул и, прокрутив боевой нож в пальцах, протянул его рукояткой вперед. Осторожно отпустив плечо Лемюэля, библиарий взглянул на Бёдвара. Тот утвердительно качнул головой и выхватил у чернокнижника клинок.

Быстро поднявшись, рунный жрец рывком поставил адепта на ноги, прижал к боковой стенке отсека и приставил ему кинжал ниже подбородка, собираясь вертикально вонзить оружие до мозга.

– Бъярки, нет! – крикнул Пром.

– Почему? Назови хоть одну причину!

– Со мной вы найдете другие осколки раньше моих братьев по легиону, – сказал Менкаура.

Фенрисиец покачал головой.

– Ты предашь нас. При первой же возможности скормишь вигхтам Подвселенной.

– Тогда вперед, прикончи меня, пожалуйста, – отозвался чернокнижник. – Избавь от жизни, полной скорби и страданий.

– Не надо, Бъярки, – повторил Дион, и его рука поползла к гладию.

Кинжал разрезал кожу, по шее адепта потекла кровь.

– Выпусти его сейчас же! – рявкнул библиарий.

На мгновение Прому показалось, что Волк нарушит его приказ и всадит клинок под свод черепа Менкауры.

Пауза затянулась.

Запрокинув голову, Бёдвар издал протяжный вой, скорбные отголоски которого разнеслись по всей «Грозовой птице». Воин отшвырнул нож и схватил провидца за плечи, как будто хотел по-братски обнять его, но вместо этого с размаху ударил лбом в нос. Сын Магнуса сполз по стенке фюзеляжа и осел на палубу: его разбитое лицо напоминало жуткую маску.

– Свафнир Раквульф, упри этот твой гарпун ему в грудь, – скомандовал Бъярки, указав на ошеломленного колдуна. – Если прошепчет хоть словечко, пробей ему сердца, как гроссвалуру[124]124
  Гроссвалур (др. исл. hrosshveli или hrosshvalur) – мифическое животное из древнеисландского фольклора, описывается как лошадь-кит.


[Закрыть].

Ковыляя по темному коридору ниже ватерлинии «Озирис-Пантеи», Хатхор Маат чувствовал, как ему сводит кишки – не от обычной хвори, но от чего-то гораздо более скверного. Он совершил глупость, надолго покинув Черный корабль с его защитным полем Геллера. Теперь перерождение плоти с новыми силами возобновило натиск на тело павонида.

Звездолет несся вперед, следуя указаниям обретшего новые силы Аримана, и Великий Океан все сильнее давил на заслоны реальности. Прижав руку к животу, воин ощутил, как кожа дрожит от неуемного стремления измениться, разрастись в невиданные жуткие формы.

Застонав, Хатхор остановился передохнуть, опираясь на широкий шпангоут. Вдоль просторного коридора тянулась череда тусклых люменов, в свете которых едва удавалось разобрать символы, вытравленные на опущенных дверях-ставнях трюмов с заключенными.

Маат обливался потом. Выдохнув, легионер обжег себе глотку. Клетки кожи бурлили так, что Хатхора терзала лихорадка. К горлу подкатывала ядовитая желчь.