Текст книги "Алый король (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Фенрисийцы сражались рядом с ним, все больше углубляясь в толпу варп-одаренных узников. Бёдвар, воплощавший собой первобытную ярость и неистовство стихии, напускал на противников вихри ледяных осколков и черные, как угольный прах, аватары древних волков. Всех, на кого падал зловещий взор рунного жреца, разили зимние молнии.

Свафнир Раквульф оборонял его слева, отсекая неприятелям конечности чем-то вроде гарпуна с длинным зазубренным клинком. От одного вида глянцевито искрящихся лезвий нуль-оружия Диону хотелось переломить его древко о колено.

Справа от Бъярки бился Виддоусин, который прикрывал командира баклером[76]76
  Баклер – маленький круглый щит с одной рукояткой.


[Закрыть] с потрескивающим энергополем. Харр Балегюр и Гирлотнир Хельблинд бились поодаль от них, как волки-одиночки; они разили врагов с остервенением берсерков, распевая очажные баллады Этта.

Йасу Нагасена, даже не имея пси-даров, дрался плечом к плечу с легионерами. Большинство смертных недолго бы протянули здесь, но охотник на провидцев обладал настолько быстрой реакцией, что оставался невредимым.

Позади него инфокузнец Виндикатрица руководила смертоносными вораксами – хищными роботами, которые истребляли людей с тошнотворным наслаждением. «Урсараксы», трэллы Креденса Аракса, рыскали по залу стаями и атаковали, заметив подходящую цель. Взмывая над полом на прыжковых ранцах, киборги приземлялись возле врагов и крушили их с кровожадным исступлением, перенятым у безумного господина.

Припав на одно колено, Дион испустил боевой клич XIII легиона, который воплотился в расширяющееся кольцо темно-синего огня. Четыре десятка вопящих безумцев сгорели в одно мгновение, и на их месте возникли фантомы с клыкастыми пастями, но визжащая ведьма с татуировками в виде змей, извивающихся под ее клейменой кожей, осталась невредимой.

В окровавленных до локтей руках она держала кинжалы из бедренных костей. Вокруг колдуньи вертелись покрытые алой влагой черепа; под ними болтались куски хребтов, отсеченные этими ножами.

Выпрямившись, Пром развернулся на четверть оборота и выстрелил ей в голову.

Один из стайных черепов, приняв болт на себя, разлетелся осколками костей и серого мяса. Прочие мертвяки помчались на Диона, словно бойцовые псы. Следующим снарядом легионер сбил вторую освежеванную голову, но остальные подобрались вплотную и защелкали челюстями с заострившимися по-звериному зубами, стремясь вцепиться в плоть врага.

Раздражающая помеха, ничего более. Дион поочередно взорвал черепа мыслями об огне, и пар от вскипевшего мозгового вещества окутал его. Космодесантник снова навел болт-пистолет на ведьму.

– Зачем ты убиваешь родичей? – взвизгнула та.

Когда Пром только входил в эти терзаемые призраками чертоги безумия, его на миг посетила жалость, но при виде оскверненных трупов Сестер он ожесточился и забыл о милосердии.

– Ты мне не родич.

– Я говорила не о себе, – захихикала колдунья.

Легионер выпустил в нее специальный масс-реактивный болт, заряд которого состоял из смеси химической взрывчатки с благородными металлами, гибельными для восприимчивых к варпу существ. Туловище ведьмы разлетелось в клочья, но ее слова глубоко запали Прому в душу.

Из упавшего тела заструилась птицеподобная тень; сотворенная из непроглядной тьмы, она все же блистала множеством режущих глаза оттенков. Сущность хрипло кричала от ярости, расправляя оперенные крылья; с каждым вдохом она росла вширь и ввысь. Из черепа, украшенного растоптанными мечтами, вытянулся загнутый клюв, схожий с крокодильей пастью.

В зале появился один из темных повелителей эмпиреев.

Посох Диона извергнул поток свирепого пси-огня, но пламя впиталось в тело создания. Встретив взгляд твари, воин застыл – на него смотрели два солнца, освещавшие мертвые галактики, а за ними жил разум, сплетавший замыслы, которые дадут плоды лишь через десять тысяч лет. Разжав змееподобные пальцы, чудовище выдернуло посох из хватки Прома неодолимо могучим рывком кин-силы.

– Нет! – вскрикнул он, увидев, что демон раздробил жезл на мелкие осколки.

Броня Диона задымилась, внедренные в нее обереги вспучились и выгорели. Легионер пытался отвести глаза, не позволить монстру проникнуть к нему в голову, но колючие мысли врага с легкостью отперли хранилище рассудка Прома. Забравшись внутрь, чудовище прошептало слово, бывшее именем и проклятием.

Смерть тебе и всему твоему роду.

Увидев, что хранится в памяти библиария, демон со смехом отвернулся и, подняв голову, прошептал эти тайные истины вовне.

Разум Диона расходился по швам, однако рядом с ним уже встали два избавителя в инеисто-серых доспехах. Бъярки пнул Прома в спину, тот упал ничком и с треском ударился лбом о каменный пол, но освободился от власти жуткого взора.

Сквозь кровавую пелену Дион увидел, как Свафнир отклоняется назад и бросает зазубренный гарпун, словно Тэштиго со Старой Земли, заметивший добычу-альбиноса[77]77
  Тэштиго – персонаж романа Г.Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит».


[Закрыть]. Длинный клыкастый клинок полетел верно и поразил крылатого монстра прямо в грудь.

Тварь исчезла во вспышке ослепительного света и оглушительного клекота, бесследно истребленная нуль-оружием Раквульфа. Бёдвар помог библиарию встать: болезненные послеобразы демонических видений никак не исчезали с сетчатки Прома.

– Я же говорил: мы знаем, как истреблять малефикарум, – сказал рунный жрец.

Дион кивнул, ощущая во рту привкус желчи и пепла. Моргнув, он избавился от кошмарных картин – ему мерещились трупы планет с язвами на месте городов, изглаженные погребальными ветрами, которые касались мертвенно-бледных звезд и гасили их одну за другой.

Неестественная тьма в зале развеялась, и Пром посмотрел наверх. Под высоким сводом извивались столпы черного дыма: там будто бы устроил логово клубок маслянистых змей. Из-за этого верхние ярусы окутывала тень, однако Дион заметил на уровне камер постчеловеческих воинов в багряной броне, пылающих эфирным светом.

– Там… – выдохнул он, силясь поднять руку.

Тоже подняв глаза, Бъярки напрягся, словно волк со вздыбленным загривком. Его охватила почти ощутимая ненависть, дикая и чистая.

– Я вижу тебя, – прорычал Бёдвар.

Солнечные Скарабеи Киу пошли направо, Никтей с его Оперенными остался сторожить лестницу на случай, если что-нибудь выберется из хаоса кровавой бойни внизу. Терминаторы Онуриса и Клинки Анкхару под началом Мемунима последовали за Ариманом налево.

Быстро шагая по галерее, легионеры держали оружие наготове и зачищали каждую камеру. Тайные Скарабеи выпускали в дверные проемы струи огня, адепты Рапторы запечатывали проходы кин-заслонами. За воинами тянулась череда догорающих склепов, где клубился дым, смердящий жареной плотью псайкеров.

По верхнему ярусу рыскали безглазые хищники, наделенные примитивным чутьем на страх: вынюхивая его в переплетении ярких эмоций, твари отыскивали и пожирали жертв. Склоняясь над телами, они рвали мертвецов голыми руками. Из окровавленных пастей монстров свисали лоснящиеся кишки.

Азек даже не доставал пистолет из кобуры. Он убивал чудовищных каннибалов резкими ударами сфокусированной кин-силы, словно всаживал им ледорубы в лобные доли мозга.

– Ты точно узнал в нем прежнего ученика? – спросил Менкаура, переступая через трупы пожирателей плоти со смявшимися лицами.

– Да, Лемюэля. Он близко.

– И все еще жив?

Ариман кивнул.

– Удивительно, – заметил Менкаура.

В одной руке он держал посох, в другой – пышно украшенный пистолет с коническим стволом. Легионер выстрелил, и раскаленный синеватый поток плазмы вонзился в грудь лязгающего зубами людоеда. Тварь с головы до пят вспыхнула факелом испепеляющего огня и повалилась за край этажа.

– Ты обучал этого Лемюэля боевым чарам? Созданию охранных кругов?

– Нет.

– Крайне удивительно.

Менкаура тут же прижался спиной к стене: из соседней камеры вырвался пламенный вихрь.

Азек не ответил. Он все так же прижимал ладонь к «Книге Магнуса», ощущая, как страницы под обложкой нетерпеливо дрожат. Сам Ариман настолько же отчетливо чувствовал, что здесь легионеры найдут нечто важное.

– Ты действительно веришь, что и он здесь? – поинтересовался Менкаура, кивком показав на гримуар. – Каллимак жив?

– Да, – сказал Азек. – Разумно предположить, что примарх поддерживает связь с человеком, записывавшим его величайшие открытия.

– А тебе не кажется чуточку странным, что Безмолвное Сестринство не обнаружило в нем осколка души Магнуса? – вмешался Афоргомон, который шел позади Аримана.

– Уверен, даже частица моего примарха исключительно умело скрывалась от них.

На самом деле Азек задавался тем же вопросом, но не желал признаваться в сомнениях демону.

– Но ты воспринимаешь еще кое-что, не так ли? Образ спящего дракона, ожидающего, когда его разбудят верной песней.

Они подошли к очередной камере, и Ариман вскинул ладонь. От волнения у него перехватило дыхание.

– Мы на месте. Я иду один.

Развернувшись, Азек ворвался внутрь. Посох он держал перед собой, готовясь атаковать или защищаться.

Камеру занимали пять заключенных: трое женского пола, двое мужского.

Ариман узнал Камиллу Шивани, психометриста немалых способностей, и Лемюэля Гамона, своего бывшего послушника. Еще одну женщину он прежде не встречал, но строение скелета выдавало в ней уроженку Просперо.

«Ни следа Махавасту Каллимака…»

Забившаяся в угол узница средних лет плакала, крепко сжимая локтем шею малолетнего арестанта.

Ее сына?

Впрочем, степень их родства уже не имела значения. Мальчик был мертв. Судя по следам в быстро угасающей ауре ребенка, его задушила собственная мать.

Лемюэль сидел, прислонившись спиной к стене, и неудержимо всхлипывал. Высоко задрав колени, он бережно прижимал к груди керамическую урну. Камилла и ее спутница с Просперо стояли на коленях возле рыдающей женщины; горе искажало лица узниц.

– Что он наделал, Чайя? – выкрикнула Шивани, сжимая кулаки. – Во имя Трона, Лем, что ты наделал?

Гамон не ответил, но Азек узрел истину.

Биополе матери покрывали отметины неумелого ментального воздействия. Лемюэль извлек из запертого тайника ее разума застарелое негодование и досаду на сына, после чего грубо усилил их во много раз.

– Он спас вас, – сказал Ариман.

Плачущая женщина не рассталась бы с убитым сыном, но она и не интересовала Тысячу Сынов. Легионеры вытащили из камеры только Гамона, Камиллу и Парвати.

– Где Каллимак? – спросил Менкаура.

– Не здесь, – с нескрываемым разочарованием ответил Азек.

Он хотел что-то добавить, но осекся от кинжальной боли в сознании, псионического вызова на связь. Его отправил воин, мысли которого подчинялись строгим конфигурациям евклидовой геометрии. Все остальные тоже ощутили сигнал, даже демон.

+Игнис?+ отправил Ариман.

+Он самый.+

Голос магистра Погибели, слабый и искаженный, словно бы доносился через громадную пропасть, но Азек отчетливо услышал в его тоне нетерпение.

+В чем дело?+

+Владыка Ариман, у нас тут… происшествие.+

+Какое именно происшествие?+ уточнил корвид, уже чувствуя в животе свинцовую тяжесть ужаса – ощущения того, что их поход закончился, не успев начаться.

+«Кемет» погиб, горстка выживших перебралась в Камити-Сону. Звездолеты неприятеля обстреливают комплекс. Они готовы уничтожить тюрьму, лишь бы мы не сбежали.+

Азек надеялся, что неправильно понял Игниса, но знал: все действительно так.

+Где вы?+

+В зоне бреши на верхних посадочных палубах. Ведем бой, стараясь открыть альтернативные пути отхода.+

+Какие пути отхода?+

+Они тебе не понравятся. Просто выдвигайтесь к нашей позиции, как только сможете. Направляю вам подкрепления+

Игнис разорвал связь, но в последний миг Ариман заметил образ чего-то безнадежного и темного, как пустота. Как черная гробница, где вопят заблудшие призраки.

– Противник! – крикнул Никтей со стороны лестницы.

Корвид выругался.

«Куда уж хуже?»

Не успел он выбранить себя за глупость – столь неосмотрительные вопросы не стоило задавать даже мысленно, как ощутил касание свирепых ледяных душ.

– Волки, – произнес Азек.

Глава 11: По льду. Сломанный клинок. Не отпущу

Разумеется, Нагасена уже видел легионеров в бою, но все равно восхищался нечеловеческим проворством Бъярки и его воинов. Йасу со всех ног мчался за ними по ступеням, однако ледяные люди с каждой секундой отрывались от агента.

Космические Волки неслись на верхний ярус, словно терранские бегуны-со-смертью. Эти аугментированные психи, в нарушение всех законов физики и здравого смысла, прыгали по выступам зданий на вершинах исполинских ульевых шпилей, стимулируя острыми ощущениями свои нейроимплантаты.

Харр Балегюр бежал с резвостью берсерка, завывая от дикой ярости. Бёдвар скакал через ступени так, словно ноги ему заменяли сжатые пружины. По бокам от него рвались к цели Ольгир Виддоусин и Свафнир Раквульф; могучего охотника не замедляло даже зажатое в руке копье с длинным зубчатым клинком. В темпе Нагасены поднимался только Хельблинд, обладатель наполовину железного тела.

Фенрисийцы на ходу палили короткими очередями, и болты крошили каменные перила верхнего этажа. Из вихря грохочущих разрывов вели ответный огонь воины в багряных доспехах; судя по характерным резким хлопкам вытесненного воздуха, стреляли они из стандартного легионного оружия.

Масс-реактивный снаряд врезался в стену рядом с Йасу. Ударная волна отбросила его в сторону, вышибла воздух из легких. Нагасена выронил Сёдзики и рухнул на лестницу. Жгучая боль в груди не давала ему вдохнуть.

Механические руки из темной стали подняли агента со ступеней.

– Стой смирно, – велел Гирлотнир Хельблинд, подхватив упавший меч Йасу.

– Погоди! – крикнул Нагасена.

Стремительным взмахом Сёдзики фенрисиец разрезал кожаные ремешки, на которых держался лакированный нагрудник агента. Абляционные пластины на керамитовой подложке, посеченные дымящимися осколками, распались волокнистыми клочьями. Вернув клинок хозяину, Гирлотнир презрительно взглянул на разбитые латы:

– Мог бы и не надевать их. Оставайся здесь: еще одно такое попадание перережет твою нить.

– Ничего, рискну, – огрызнулся Йасу.

Хельблинд пожал плечами.

– Тебе умирать.

Отвернувшись, космодесантник продолжил подъем.

Он дал агенту дельный совет, но Нагасене изначально приказали взять троих узников живьем, а обычные люди редко где погибали столь быстро, как в гуще сражения между Астартес.

Как только Йасу последовал за Гирлотниром, наверху бешено завыл ветер. Вскинув голову, агент увидел, что в воздухе на уровне камер бушует вьюга. В затянувшей весь этаж морозной дымке сближались нечеткие силуэты; они сошлись, раздался грохот легионных доспехов.

Сверкнули пурпурные молнии, завыли угольно-черные фантомы волков. Рокотали выстрелы, лязгала сталь, рычали бойцы, металл скрежетал по металлу. Нагасена ринулся вверх, перепрыгивая по три ступени разом и рывком поворачивая на площадках между маршами. Лестница покрылась изморозью, и Йасу, несколько раз поскользнувшись на обледенелых участках, вынужденно замедлил бег.

Завернув на последний пролет, Нагасена выхватил волкитный пистолет с серебряной отделкой – оружие, более чем способное уложить легионера. Последний раз агент стрелял из него в Лунного Волка, который ныне вернулся на службу Императору.

Йасу отчетливо почувствовал на губах горький вкус прокисшего молока. Имперцы надеялись, что в построенных чужаками стенах Камити-Соны враги лишатся пси-способностей, но судьба распорядилась иначе.

По коридору и обломкам расколотого парапета ползли коронные разряды. Над полом висела пелена мерцающего тумана, и от каждого вдоха у Нагасены кружилась голова.

В широкой галерее повсюду валялись куски тел. Никто не сосчитал бы трупов – настолько неистовыми были убийцы. Агенту попадались на глаза обломки костей, торчащие из рваных лохмотьев плеча; разрубленные шлемы, из которых текла ярко-алая влага и размозженные мозги; груды растоптанных кишок и фрагменты брони, разорванной голыми руками.

Ни один из множества фрагментов плоти, лежащих в лужах крови с резким химическим запахом, не принадлежал космодесантникам Шестого.

Хотя битвы между легионерами всегда превосходили в жестокости даже самые беспощадные схватки между смертными, при виде подобной свирепости Йасу почувствовал себя запятнанным. Казалось, он заплатил за союз с фенрисийцами частичкой своей души.

Нагасена побежал по уровню камер туда, откуда доносились племенные боевые кличи и грохот стрельбы. Стены вокруг него, прежде гладкие, покрылись воронками от разрывов болтов и напоминали прибрежные утесы, а пол был скользким от крови и тающего льда.

Как только агент вбежал в густую дымку, зал сотрясся от чудовищных раскатистых ударов, похожих на непрерывный звон исполинского колокола. Оступившись, Йасу упал на одно колено.

В этот же миг туман как будто вздрогнул, и что-то вылетело из него. Агент бросился наземь, и треснувший баклер Виддоусина, просвистев над ним, врезался в стену. До половины войдя в камень, щит застрял и мелко завибрировал. На мгновение Йасу испытал дурноту – ему показалось, что он видит кладку сквозь металлический диск. Только по лязгу доспехов Нагасена понял, что случится в следующее мгновение.

Из мглы вывалились трое легионеров – двое в багряной броне, один в инеисто-серой. Они налетали на стены, как разъяренные быкогроксы, непрерывно молотили друг друга кулаками, впечатывали в животы локти и колени.

Осознав, что он всего лишь жучок под ногами безразличных великанов, Нагасена метнулся в ближайшую камеру.

У дальней стены лежали два обугленных скелета, сплавленные вместе яростным, нестерпимо жарким огнем. Из покрытых золой черепов на Йасу с невыносимым обвинением взглянули живые глаза. Отпрянув, он потер лицо рукой и снова посмотрел на останки, но увидел только черные провалы глазниц.

Поднявшись на ноги, агент прижался спиной к стене у входа. Снаружи донесся звериный рев, и в камеру влетел воин Тысячи Сынов. Врезавшись в скелеты, легионер раскрошил их.

Он немедленно попытался встать, однако в помещение уже ворвался Ольгир Виддоусин, заняв собой оставшееся свободное место. Фенрисиец с размаху всадил сабатон в лицо врагу, и его подошва уперлась в стену – череп колдуна разлетелся на куски в фонтане крови и костяных осколков.

Ольгир тут же развернулся, но недостаточно проворно. Другой отпрыск Магнуса вошел в камеру, выставив руку перед собой; невидимая сила отшвырнула Виддоусина к стене и намертво прижала.

Волк завыл, стараясь высвободиться из-под незримого гнета, на шее у него вздулись жилы. Легионер в багряной броне сделал еще шаг вперед, неотрывно глядя на Ольгира с такой ненавистью, что Нагасена побледнел.

Лицо воина, коричневато-красное, как у нордафрикейцев, покрывали кровоточащие ссадины. Волосы на голове он подбривал, оставляя треугольный выступ, и носил туго заплетенную «озирисову» бороду.

Сын Магнуса повел другой рукой вбок. С фенрисийца слетел нагрудник, за которым быстро последовали наплечники и оплечья.

– Я вырежу тебе сердца, – пообещал чернокнижник. Подступив еще ближе, он снял с пояса изогнутый нож-хопеш. – И ты увидишь каждый кровавый разрез моими глазами.

Йасу затаил дыхание и стиснул пальцы на обтянутой кожей рукояти Сёдзики. Пристально глядя на врага, он представил, как должен пройти клинок.

Нагасена позволил колдуну еще на шаг подойти к Ольгиру.

Затем развернулся на четверть оборота, занес меч и опустил его идеальным взмахом саю-мен[78]78
  Саю-мен – боковой удар в искусстве фехтования кэндо.


[Закрыть].

Клинок отсек легионеру кусок черепа от макушки до нижней челюсти. Йасу одновременно расслабил обе руки, выполнив движение сибори, и меч выскользнул из раны. Противник повернулся к нему; изумленно глядя на агента уцелевшим глазом, он шевелил губами, пытаясь произнести какие-то последние слова.

Но прощальная речь не удалась: Виддоусин схватил чернокнижника за подбородок и свернул ему шею.

– Не давай им говорить, – сказал Волк. – Даже мертвецам.

Пурга улеглась, осколки камня и льда осыпались на пол искрящимся дождем. Горстка уцелевших Клинков Анкхару наконец справилась с бешеными атаками рунного жреца – воины Мемунима оградили товарищей кин-заслоном. Санахт и Люций наблюдали за расплывчатыми фигурами, что расхаживали с другой стороны барьера. Оба мечника поводили плечами, готовясь продолжать бой.

Ариман чувствовал, как феноменальная мощь псайкера VI легиона вгрызается в щит, словно дикий зверь. Фенрисиец черпал силу в своих товарищах, что никогда не удавалось адептам братств.

– Подумать только, чему бы вы смогли научиться друг у друга при иных обстоятельствах, – заметил Афоргомон. – Представь, как ярость и могущество Фенриса сплелись бы с выучкой и мастерством Просперо.

– Такому никогда не бывать, – отрезал корвид.

Ёкай с символами на корпусе покачал головой:

– Азек, ты вроде не настолько глуп, чтобы бросаться категоричными заявлениями.

– Однажды я пробовал создать такой союз, – с неохотой признал Ариман. – Но порой нечто разбитое уже не собрать воедино.

– Извини за выбор слова, но я молюсь, чтобы ты ошибался. – Менкаура кивком указал на перепуганных узников, державшихся за Азеком и автоматоном. Демон поддерживал вокруг них низкоуровневый кин-щит, но чары рассеивались так же стремительно, как Афоргомон наводил их. Причин происходящего Ариман не понимал.

– Прости, брат, – отозвался Азек. Летевший в него сплошной заряд обратился в струйку пара, которая зашипела на металле наплечника, и воин пригнулся. – Новая битва с Волками изменила пропорцию моих соков, пробудив меланхолию[79]79
  Согласно гуморальной теории Гиппократа (V в. до н. э.), темперамент человека определяется смешением в его организме так называемых «соков»: крови, слизи, желтой и черной желчи, преобладание одного из которых определяет соответственно сангвинический, флегматический, холерический или меланхолический склад личности.


[Закрыть].

– Странно.

– Почему?

– В наших братьях преобладает холерический настрой, но в тебе я вижу обратное.

– Волны Великого Океана по-разному разбиваются о берега каждой из душ, – ответил Ариман. – Сейчас эфирный прилив обрушивается на эту тюрьму с такой силой, будто жаждет уничтожить то, что столь долго сдерживало его.

– Ты приписываешь злой умысел измерению, не обладающему разумом, – указал Менкаура.

– Так, поэтическая вольность.

– Как же вы оба наивны, – вмешался Афоргомон. Ёкай постучал себя пальцем по груди, где под резными спиралями оберегов светилась чернотой сущность демона. – С того дня, как один человек впервые проломил череп другого камнем, люди засеивали варп семенами и злого умысла, и разума.

Азек подавил желание схватить автоматона и выбросить за край галереи. Тварь почуяла ненависть воина и рассмеялась, словно провоцируя его.

Тонкие, как карандаш, лучи волкитной энергии вонзились в кладку над ними. Ариман отошел в сторону, подальше от летящих сверху капель расплавленного камня. Он мельком взглянул на осыпающиеся перила, возле которых Солнечные Скарабеи и Оперенные бились с закованными в железо врагами. Легионерам противостояли отряды насекомообразных роботов с конечностями-крюками и выпуклыми глазами, а также летающие кибернетические воины-трэллы.

Воздух дрожал, будто мираж в пустыне: его искажали кин-щиты краткосрочного действия и пузыри перегретого кислорода. Неприятели обменивались болт-снарядами, высокомощными волкитными пучками и разветвленными молниевыми разрядами; казалось, идет свирепая битва между двумя жилблоками города-улья.

Под прикрытием товарищей Онурис Гекс и его Тайные Скарабеи кромсали пол галереи светящимися кин-клинками. В первой, неописуемо жестокой рукопашной стычке и в продолжающейся перестрелке уже погибли одиннадцать воинов Тысячи Сынов. Вероятно, еще многие братья не переживут эту вылазку.

– Есть что-нибудь от Игниса? – спросил Менкаура.

– Ничего.

– Значит, деремся? – поинтересовался демон.

– Нет, спасаемся.

– Но вы превосходите врага в численности и варп-мастерстве, – возразил ёкай. – Ты же понимаешь, что вы способны перебить все живое на станции.

– Может, и так, но тогда эти смертные наверняка погибнут, – указал Азек. – Мы не нашли Каллимака, однако они – важное звено цепочки, и я не пожертвую ими ради мести и утоления жажды сражений.

Менкаура кивнул.

– Тогда мы…

Закончить фразу ему не довелось.

Кин-щиты Клинков Анкауры рухнули с оглушительным хлопком вытесненного воздуха. По коридору промчались клубы леденящего тумана, и за ними пришли дикие создания.

Беспощадные убийцы с самыми холодными сердцами на свете.

В разум Санахта с ревом ворвался неистовый шквал агрессии, рожденный кроваво-красными волчьими рассудками, и легионер пошатнулся. Следом на них с Люцием стремительно обрушилась метель; вскинув руку, атенеец прикрыл визор от твердых, как алмаз, льдинок.

Мечники шагнули в разные стороны, освобождая друг другу место для боя.

На крыльях бури к ним мчались воющие создания – темно-серые, синие, огненно-алые. Лишенные собственных личностей, они подчинялись стайному менталитету, единому рычащему сознанию, что сплачивало их ненавистью.

Когда существа рванулись в атаку, их оказалось слишком много даже для Санахта.

Смердящая псиной тварь с пеной на клыках кинулась на него и пала с рассеченным Соколом горлом. Клинок прошел через тело, неплотное, как морозный дым, и от неожиданности воин на миг потерял равновесие.

Сзади его атаковала тень с черно-багряными глазами.

Опустив плечо, Санахт вонзил Шакала в подмышку фантома, и тот с завывающим хохотом распался на куски. Тут же бок мечника обожгло болью – зазубренное копье пробило его доспехи.

– Бейтесь в открытую, чтоб вас! – выкрикнул легионер, стараясь удержаться в нужном Исчислении и отыскать в свирепом вихре отдельный разум.

Ветер протяжно заулюлюкал. Неужели буря насмехается над ним?

– Так, как бьешься ты, колдун? – произнес кто-то у плеча Санахта.

Крутнувшись на пятках, мечник взмахнул клинками крест-накрест.

Никого, только вой внутри разума. Атенеец сорвал шлем.

Нечто массивное тут же врезалось в Санахта, и противники неуклюже рухнули. Ударив наугад эфесом Шакала, отпрыск Магнуса услышал приятный хруст и звериное ворчание. В ответ враг с треском впечатал кулак в скулу мечника, расколов кость.

Над Санахтом навис воин с черными, как смоль, волосами. Пышную гриву и бороду он заплетал в косицы, пропуская их через железные и костяные кольца. Физиономия Волка больше напоминала звериную морду: с неровных острых зубов под растянутыми в усмешке губами капала алая слюна, зрачки обоих глаз – бионического и живого, с медно-красными искорками, – расширились так, что занимали почти всю склеру.

Мечник двинул неприятеля лбом в лицо.

– У Балегюра башка твердая, как Этт! – хмыкнул фенрисиец, отвечая таким же ударом. – А вот у колдуна голова мягкая.

Перед глазами Санахта сверкнула ослепительная вспышка; ему померещилось, что кусок черепа вдавился в мозг. Острая боль парализовала мечника. Выронив оба клинка, он беспомощно задыхался, пока Космический Волк голыми руками сдавливал ему глотку.

Воин Магнуса неотрывно смотрел в глаза своего губителя, не понимая, как столь примитивный варвар одолел его – лучшего мечника среди Астартес, несравненного бойца. То, что Санахту выпала такая банальная смерть, казалось ему чудовищно несправедливым.

Потом раздался треск, как при разряде молнии, и Балегюр перестал ухмыляться.

Его голова откинулась назад, как у пса, которого дернули за поводок.

Здоровый глаз Волка выпучился, и Санахт увидел, что шею противника захлестнул кнут, словно змея стянула кольца. Фенрисиец вцепился в удавку, но та продолжала затягиваться омерзительными волнообразными рывками. Аркан вгрызся в плоть, между пальцев Балегюра заструилась кровь.

За спиной дикаря возник легионер без шлема, неописуемо прекрасный, будто пришедший из грез. Мечник узнал эти аристократичные черты и копну выбеленных волос, но тут же с уверенностью понял, что видит предсмертную галлюцинацию. Как еще объяснить появление здесь Фулгрима?

Самый идеальный представитель Легионес Астартес подошел к ним плавными движениями опытного убийцы.

Убийцы, знакомого Санахту.

– Нет, этого ты не убьешь, – сказал Фулгрим голосом Люция и туго натянул кнут. – Он мой.

Фенрисиец, крутнувшись на месте, вскочил, выхватил увешанный талисманами пистолет и выстрелил навскидку. Люций, оттолкнувшись ногой от стены, ударил сверху; его клинок опустился, как лезвие гильотины. Рука Балегюра упала на пол, отрубленная в локте.

Еще в воздухе Люций провел второй выпад и приземлился на три точки, отклонив меч в сторону.

Волк рухнул на колени уже без верхушки черепа выше лба. Он потянулся было к Люцию, но с грохотом повалился ничком, и его мозги вытекли на каменные плиты.

– А без театральщины нельзя? – прохрипел Санахт.

– Я ведь убил его, разве нет? – парировал Люций.

Признав его правоту, атенеец поднялся на локте. Внимательно глядя на перерожденного мечника, он лишь смутно замечал доносящиеся из-за спины Люция выстрелы, лязг стали и блеск эфирных энергий.

– Твое лицо… – произнес отпрыск Магнуса.

– Тебе нравится? – ухмыльнулся Люций. – Я планировал обнажить голову с большим эффектом, но один из чертовых зверей подобрался так близко, что сумел повредить мне шлем.

Санахт хотел что-то ответить, но резко вскинул голову, ощутив внезапный укол ментальной боли. Он почувствовал неподалеку яркий разум убийцы – рассудок, совершенно свободный от дикости Волков. Когда-то его почти разрушили годами унижений и горя, но затем отточили до гибельной остроты жизнью в аскезе и тренировками, не уступающими циклу обучения легионеров.

– Слева от тебя! – выкрикнул атенеец и выбросил руку вперед, воздействуя остатками своей мощи на изогнутый клинок, который устремился по дуге к крошечному просвету в горжете неотразимого мечника.

Легионеры обладали нечеловечески быстрыми реакциями, но этот выпад совершил истинный мастер, который выбрал кратчайший путь к цели.

Даже Люций не успел бы увернуться.

Из-за сотрясения мозга и того, что Санахт не поднялся в Исчислениях, его кин-толчок вышел слабым и лишенным фокусировки, как у послушника.

Он изменил траекторию клинка всего на три миллиметра.

Но вместо плоти Люция меч, рассыпая искры, пробороздил горжет. У сына Фулгрима расширились зрачки, и атенеец прочел в выражении его лица досаду на то, что вопрос остался без ответа.

Люций пируэтом ушел от быстрого обратного взмаха. Его клинок заблистал, блокируя поразительную серию смертоносных выпадов. Мечник закружил по коридору, парируя и блокируя удары; теперь он наслаждался состязанием.

Туман рассеился, явив Санахту того, кто осмелился выйти против Люция.

Смертный из Драконьих Народов. Мужчина был облачен в свободные, хорошо подходящие для фехтования одежды, не носил брони, что дополнительно подтверждало его умопомешательство, и бился клинком почти совершенной балансировки и плавности изгиба.

– Он кое-что умеет! – бросил Люций, отбивая идеальные выпады, любой из которых рассек бы менее одаренного мечника на куски.

– Прикончи его, не теряй время!

– Сначала преподам ему пару-тройку уроков.

Понемногу придя в себя после травмы, Санахт направил разум в высшие Исчисления и вонзил в сознание человека ментальный шип.

Мужчина покачнулся и едва успел отвести в сторону сокрушительный удар, едва не разрубивший его пополам.