Текст книги "Алый король (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

– Не смей! – рявкнул Люций, бросив на атенейца злобный взгляд. – Не смей трогать его. Он мой.

Санахт извлек шип. Он узнал все, что нужно.

«Йасу Нагасена, агент Императора».

«Направлен сюда Сигиллитом с распоряжением…»

Мечник XV легиона поднялся на одно колено. Оба клинка буквально прыгнули ему в руки.

Блаженно улыбнувшись, Люций поменял хват – скопировал позу противника, который держал оружие двумя руками и наклонял вперед. Противники обменивались ударами в течение нескольких секунд – на целую вечность дольше, чем продержалось бы против мечника Фулгрима большинство оппонентов.

Но, каким бы мастерством или смелостью ни обладали смертные, дуэли между ними и легионерами всегда заканчивались одинаково. Парировав безупречный выпад, Люций повернул предплечье и, зажав меч Нагасены в локте, резко дернул; блистающий клинок аккуратно разломился надвое.

По гримасе боли на лице мужчины могло показаться, что он только что потерял первенца.

Заметив ужас Йасу, легионер рассмеялся и, вздернув смертного над полом, поднес его ближе, изучая внимательно, словно какого-то особо гениального идиота.

– Ты хорош, – сообщил мечник, – но не настолько, как тот вороненок.

Нагасена забился в хватке Люция, однако тому уже надоела игра. Сын Фулгрима не почтил врага чистой смертью, а просто бросил его за перила.

Из ледяной дымки выступил новый неприятель, но уже не одаренный человек, а воин Астартес, чей доспех цвета матовой стали едва сдерживал грандиозную мощь своего хозяина.

– Возможно, со мной будет интереснее? – произнес Дион Пром.

Его пси-капюшон вспыхнул эфирной энергией, и Санахт прозрел в разуме врага несокрушимую ментальную структуру учений Ультрамара.

– Беги, – велел он Люцию.

Псионический буран накрыл Тайных Скарабеев, и воющие Волки обрушились на них, словно древние варвары – на строй римейского легиона. Снаряды взрывались и рикошетили от брони, инеевые топоры рубили серебристо-стальные рукояти пси-клинков Сехмет.

Коридор полосовали болтерные очереди, детонирующие гранаты разлетались осколками раскаленного металла. В относительно узкой галерее воины Тысячи Сынов не могли воспользоваться перевесом в численности, но у них имелись другие, более важные преимущества.

По крайней мере, так раньше казалось Ариману.

Теперь он видел, как эфирные молнии беспомощно рассыпаются искрами, а огненные бури угасают в пасти фенрисийской метели. Отпрыски Магнуса пытались вскипятить кровь противников, но их чары расплетались, а призванные ими смертоносные кошмары рассеивались, как утренний туман.

В арьергарде Солнечные Скарабеи и Оперенные бились против визжащих автоматонов. На фланге горстка уцелевших Клинков Анкхару кин-ударами и болт-снарядами сбивала на лету скачущих бойцов-трэллов Механикума.

Стены содрогались, как при землетрясении: неприятельские корабли обстреливали комплекс залпами макропушек и рельсотронов. Где-то с исступленной яростью проревел боевой горн титана; непонятно было, союзный он или вражеский, далеко или близко от зала.

Азек своим телом прикрывал спасенных узников от свистящих осколков. Все трое истекали кровью из десятков порезов, но легионеры получали гораздо более серьезные раны.

И четверо Тайных Скарабеев уже погибли.

Вина за это лежала на Онурисе Гексе, который повел терминаторов в битву, полагаясь на обычную тактику совместного применения эфирных сил: провидческий взор для метких ударов, кин-поля для дополнительной защиты, биомантию для увеличения стойкости и направленный огонь Пирридов для выжигания всего живого.

Но их враги носили обереги от заклятий. Инеевые доспехи Волков покрывали резные символы отвержения, с пластин брони свисали талисманы – волчьи лапы, меховые амулеты и бусы, которые изготовил какой-нибудь размалеванный синей краской шаман.

Безыскусное прикрытие, но пока что действенное.

«Легионеры Тысячи Сынов вечно забывают главную доктрину Аримана».

+В первую очередь мы – Астартес, только во вторую – Псайкеры!+

Онурис мгновенно внял команде Азека и перешел от псионических атак к фехтовальным выпадам. Зацепив крюком алебарды ногу противника, Гекс дернул его на себя, и легионер слева нанес удар в неприкрытое горло фенрисийца. Другой Волк перехватил опускающийся клинок, всадил его в пол и выпустил масс-реактивный снаряд в лицевую пластину воина Сехмет.

Металл смялся от разрыва болта, но выдержал.

Однако в строю терминаторов на мгновение возник просвет.

Заметив его, фенрисиец с телом и конечностями из некрашеной стали бросился вперед, будто таран. Тайные Скарабеи отступили под сокрушительным натиском.

Волки только этого и ждали. В брешь ворвался завывающий безумец, который вертел двухклинковым валочным топором так, словно тот ничего не весил. Сверкнув холодной молнией на лезвии, оружие рассекло доспех терминатора, и другие сыны Русса ринулись в атаку.

Двое из них – один с зубчатым копьем-гарпуном, другой с льдистым мечом – вклинились в стену щитов Тысячи Сынов, и сражение превратилось в беспорядочную свалку.

Ариман заметил увенчанного бурей вожака фенрисийцев, воина с изображением черепа на шлеме. Корвид уже видел такой знак прежде и кивнул, приветствуя равного себе.

Рунный жрец указал на него, как будто заявляя права на добычу.

+Я вижу тебя, Азек Ариман,+ передал Космический Волк.

Его голос звучал, как шелест сухого ветра над суровой тундрой.

Пока двое псайкеров общались со скоростью мысли, между ними бесконечно медленно падали хлопья снега, а легионеры вокруг бились тягуче, как во сне.

+Откуда ты знаешь меня?+

+Читаю твой вюрд. Он плохо кончается.+

+Кто ты такой?+

+Бёдвар Бъярки, рунный жрец ярла Огвая Огвая Хельмшрота из Тра и кровный брат Улвурула Хеорота, прозванного Длинным Клыком.+

+Рунный жрец,+ язвительно повторил Ариман. +Я встречал одного из вас, его звали Охтхере Судьбостроитель. Он тоже говорил мне о вюрде, но теперь спит на красном снегу Просперо.+

+В тот день я почувствовал, что ты распустил его нить,+ отправил Бёдвар. + Знаешь ли ты, чем это обернулось для тебя?+

Азек мельком взглянул на свой посох. Он помнил, как сине-золотая хека через несколько секунд после смерти Охтхере потемнела до эбеновой черноты.

+С тобой я поступлю так же,+ пообещал Ариман.

+Нет, у меня иной вюрд.+

Не успел Азек ответить, как по залу разнеслись грохочущие удары, схожие со звоном громадного парламентского колокола, что сзывал членов Совета Терры в башню Гегемона. Под сводами прокатился рев обезумевшей богомашины, и связь между псиониками внезапно разорвалась.

Пробив стену, «Залголисса» шагнула на нижний этаж. Воины на верхней галерее прервали бой при виде титана: из-под панциря «Разбойника» текла смазка цвета ржавчины, он затрудненно выдыхал пары ядовитых выхлопов. Колосс издал громоподобный рык, какому позавидовали бы высшие хищники допотопных эпох, и поднял левую руку. В когтистом кулаке он сжимал массивную цепь, на конце которой висела оторванная голова «Гончей» с бронзовой отделкой брони.

Следом «Залголисса» воздела правую руку. Залязгали податчики снарядов, пневматические автозагрузчики загнали огромные снаряды в казенник гатлинг-бластера.

+В укрытие!+ гаркнул Ариман.

Подхватив Лемюэля и Камиллу, он ринулся в ближайшую камеру. Афоргомон потащил за собой другую женщину, и в тот же миг «Разбойник» открыл огонь.

Мир сотрясла адская буря оглушительных взрывов. Выпущенная титаном очередь растерзала верхний ярус, грохот ударных волн сейсмической мощи слился в единый непрерывный рев. Взметенные ураганом каменные осколки рикошетили от каждой стены. Один из них зацепил Гамона; тот вскрикнул, обливаясь кровью из раны в ноге. Азек заслонил смертного своим телом, но в камеру ворвался пламенный вихрь, который выжег и высосал обратной тягой весь кислород до последней молекулы. У троих узников началось удушье, но Ариман искусством Павонидов создал вокруг голов людей пригодную для дыхания газовую смесь.

Потом все успокоилось. Внезапно наступившая тишина оказалась не менее ошеломительной, чем безудержно яростный залп.

+Шевелитесь!+

Азек еще не отошел от сенсорной перегрузки.

+Ну же, вперед!+

+Игнис, это ты?+

+Да. Сейчас же уходите оттуда!+

Подняв Лемюэля и Камиллу с пола, Ариман заковылял к выходу. В ушах у него звенело, реальность казалась выцветшей и приглушенной. Остатки коридора затянуло пеленой токсичной пороховой гари. Перила почти исчезли, едва ли метр каменного барьера еще торчал из стены. Осторожно выбираясь из задымленных камер, воины XV легиона видели перед собой чудовищный пейзаж, какой могли сотворить только разрывы артиллерийских снарядов.

Внизу стоял «Разбойник» с вытянутой рукой. Из вентиляционных щелей на верхней части его панциря с шипением поднимались завитки голубоватых выхлопов. Азеку никак не удавалось отделаться от ощущения, что титан смотрит прямо на него.

+Где ты, Игнис?+ отправил корвид.

Исполин качнулся всем телом, словно отдавая поклон.

+Я позволил себе спроецировать мое сознание в «Залголиссу», чтобы осуществить безошибочно точный залп.+

+Ты подчинил себе титана?+

+Да, и впоследствии поплачусь за это жестокими муками, но сейчас… Ухватитесь за что-нибудь.+

Ариман хотел было спросить: «Зачем?», однако тут же понял, что задумал Игнис, и, развернувшись, шагнул обратно в камеру. «Разбойник» на нижнем этаже раскрутил кулак, и голова «Гончей» на цепи завертелась, как било старинного кистеня. Темп вращения все возрастал; наконец, титан опустил правое плечо и выбросил руку вперед.

Останки «Гончей», словно шаровой таран, обрушились на галерею с раскатистым грохотом металла о камень. Посыпавшиеся обломки раздавили горстку тех несчастных, кто еще оставался в живых на нижнем уровне.

Афоргомон все еще держал на руках незнакомую узницу. Азеку сейчас было не до сантиментов, и он не собирался спасать даже уроженку Просперо. Воин протянул демоническому ёкаю Камиллу.

– Возьми госпожу Шивани, а эту брось, – велел Ариман.

Автоматон отшвырнул женщину с Просперо и схватил Камиллу, заломив ей руку за спину.

– Нет! – закричала Шивани. – Не надо! Трон, нет! Чайя! Прошу вас, не надо! Чайя!

– Камилла! – Упавшая арестантка попыталась встать, но получила удар наотмашь от Афоргомона, распласталась на полу в углу камеры и уже не поднялась.

Азек вышел из камеры в удушливое облако пыли, что сыпалась откуда-то сверху. Быстро шагая по рушащейся галерее, воин добрался до застрявшей в стене головы «Гончей». От нее к «Разбойнику» внизу уходила туго натянутая дрожащая цепь.

Ёкай следовал за Ариманом, толкая перед собой Шивани. Камилла плакала и отбивалась.

– Пожалуйста, Азек, возьми и Чайю, – взмолился Гамон.

– Женщину с Просперо? Она спутница госпожи Шивани?

– Да.

– Она бесполезна, – ответил легионер. Вокруг него плавно опадали хлопья несгоревшего пороха, напоминавшие светляков.

– Бесполезна? – потрясенно повторил Лемюэль. Край расстрелянной галереи осыпался, сошла новая лавина обломков. – Нет бесполезных людей!

– Отчасти верно, – согласился Ариман, – но одни все же полезнее других.

Впереди воины Тысячи Сынов уже лезли к «Разбойнику» по натянутой цепи со звеньями метровой ширины и двухметровой длины. Санахт уже стоял, пригибаясь, на верхушке панциря «Залголиссы»; рядом Азек заметил легионера с лицом, не соответствующим его ауре.

Последними до импровизированного моста добрались Ариман и ёкай. Менкаура ждал их, прижимая латные перчатки к черепу «Гончей», которая скрежетала, сдвигаясь с места.

– Успехи ордена Погибели не перестают изумлять меня, – произнес адепт Корвидов сквозь сжатые зубы. Бронзовая голова вновь дернулась, кладка вокруг них раскрошилась. – Но вам лучше бы поторопиться.

Цепь вибрировала под ногами бойцов Тысячи Сынов, понемногу вытягивая останки титана из пролома, как гнилой зуб из десны.

Если бы не чары легионера, она бы уже выпала.

– Менкаура… – начал Азек, когда Афоргомон запрыгнул на мост. Создание несло Камиллу с легкостью, словно ребенка. – Тебе необязательно жертвовать собой.

– И все же я жертвую, – буркнул провидец.

– Волки и сын Жиллимана сказали бы, что подобное совершенно необходимо, – заметил ёкай. От цепи срикошетили несколько масс-реактивных снарядов, и автоматон развернулся, прикрыв Шивани своим корпусом. Космодесантники, столпившиеся на панцире титана, ответили огнем на разрывные болты, которые проносились между «Разбойником» и галереей. Оглянувшись, Ариман увидел легионеров в запыленной броне: те на краткие мгновения выглядывали из камер, чтобы выстрелить по мосту.

– Воин Ультрамара сражается вместе с Волками?

Афоргомон кивнул.

– Да, но он далеко ушел с прежнего пути.

Азек мысленно коснулся противников и почувствовал, как сознание рунного жреца словно бы когтями цепляется за его рассудок, подобно бешеному псу. Но среди прочих ощущалось также присутствие еще одного разума, идеально дисциплинированного. Так обучали только жителей Просперо и Пятисот Миров.

– Топор палача не ведает, куда упадет, – промолвил Азек. – Он – просто оружие, направляемое чьей-то дланью.

– Передай мне другого смертного, – предложил ёкай, протягивая руки за Гамоном.

Ариман покачал головой.

– Нет, он останется со мной.

Убрав оружие в кобуру, Азек повернулся к Менкауре:

– Брат…

Другой корвид мотнул подбородком.

– Мое странствие по дороге судьбы заканчивается.

– Нет, ты должен…

– Я сказал, уходи! – заорал Менкаура. Через него струилась такая кин-сила, что эти слова в буквальном смысле оттолкнули Аримана.

Азек кивнул и, отвернувшись, шагнул к краю галереи. Сжав стальной хваткой запястье Лемюэля, он пригнулся, как штурмовой десантник перед запуском прыжкового ранца. И, мощно оттолкнувшись от пола, без труда перескочил на цепь.

Гамон закричал от страха – зажатый в руке воина, он раскачивался подобно маятнику на высоте пятидесяти метров над полом. Пока Азек наполовину слезал, наполовину съезжал по звеньям, вокруг них свистели болт-снаряды, но воин крепко держал Лемюэля, а тот в свою очередь прижимал к груди керамическую урну. Вражеские снаряды проносились мимо, отброшенные кин-импульсами, или сгорали на пиро-щитах, не долетев до цели.

Натяжение колоссального моста вдруг ослабло – голова поверженного титана вырвалась из стены.

«Менкаура уже погиб?»

Некогда было оборачиваться и проверять.

Ариман закачался на провисшей цепи, едва удерживая равновесие. Афоргомон спрыгнул на панцирь «Разбойника» и повернулся к воину: демонический огонь внутри ёкая вспыхнул ярче от предвкушения.

Перед внутренним взором Азека мучительно засверкали картины, открывшиеся его провидческому дару. Он пошатнулся и едва не выпустил Гамона.

…боец, взращенный в Пятистах Мирах, ведомый поистине невыносимым чувством вины. Облаченный в броню цвета стальной пыли, а не темно-синюю, он больше не зовет Жиллимана господином. Легионер знает, что бремя нового долга погубит его…

Корвид резко повернул голову в ту же секунду, как бывший Ультрамарин выпустил в их сторону призрачного воина, сотканного из пси-огня. Аватар в золотом доспехе, воплощение древних героев Макрагга, был вооружен длинным пилумом[80]80
  Пилум – метательное копье, состоявшее на вооружении легионов Древнего Рима.


[Закрыть] с наконечником из ослепительного эфирного света.

Фантом промчался между Ариманом и Лемюэлем, словно пылающая комета.

Варп-пламя сожгло руку Гамона вниз от локтя. Ощутив отголосок его боли, Азек подавил крик и потянулся к бывшему неофиту, сознавая, что уже опоздал.

Вопя от ужаса, Лемюэль свалился с цепи.

Голова «Гончей» дернулась в последний раз и, скрежеща сталью о камень, рухнула вниз. Ариман прыгнул, отчаянно надеясь, что достанет до края панциря «Залголиссы».

Нет, слишком далеко. Не дотянуться.

Начавшееся падение увлекало его вниз, к мертвецам.

Металлическая кисть сомкнулась на его наруче. Керамит раскололся, словно зажатый в тисках.

Подняв глаза, Ариман увидел, что его поймал Афоргомон.

– Не отпущу, – сказал демон.

Амон несся по волнам Великого Океана, вздымаясь на гребнях эмоций и валах беспокойных сознаний. +Вот она, жизнь в ее истинной форме!+ воскликнул Магнус, мчавшийся над ним. +Свободная от оков материального мира, ограниченная только нашим воображением.+

Примарх и его советник стремительно летели по имматериуму, блистая подобно метеорам. Воина переполняла радость: в этом царстве законы физики не имели власти, и раздробленный позвоночник не сдерживал его.

Здесь не было ничего доброго или злого, благого или дурного.

След путников пламенел, как ярчайший маяк, приманивая всевозможных тварей варпа – от стай атавистичных птицеподобных падальщиков до титанических левиафанов, само существование которых не поддавалось человеческому осмыслению.

Но странников никто не трогал.

Обитатели эмпиреев знали Циклопа и не решались досаждать ему, даже расколотому. Дерзкие порождения самой беспримесной ярости тоже уступали дорогу примарху: инстинкт выживания, пусть ослабленный, предупреждал их о гибельной угрозе.

Легионер держался рядом с отцом. Так неприкрыто сверкая в полете, они серьезно рисковали, что и очаровывало, и ужасало Амона. Да, эфирные сущности боялись Магнуса, но не его помощника.

Если он слишком далеко оторвется от Алого Короля, то сгинет.

Тонкое тело советника, сплетенное из материи грез, воплощало его идеализированное представление о самом себе. Броня воина мерцала, как прозрачный кристалл, лучась насыщенным багрянцем и расплавленным золотом.

+Ну же, Амон!+ воскликнул Циклоп и завертелся вокруг своей оси, рассыпая несущиеся по спирали сгустки вдохновения. +Отринь эту подражательную ипостась. Стань тем, кем пожелаешь, – богом в обличье смертного, крылатым духом или изменчивым огненным драконом!+

Движением мысли советник превратил себя в поток ослепительной энергии, сверхплотную двойную спираль из вращающихся шестерён, глаз и логических цепочек, более изящных, чем лучшие рассуждения величайших философов человечества. Амон осознал свою красоту, и его слезы восхищения рассыпались по небосводу эмпиреев невиданными прежде светилами.

Алый Король парил возле него в образе искрящегося феникса, чьи крылья блистали янтарем, глаза горели звездным пламенем, а сердце воплощало собой сверхновую. Мощь и интеллект Магнуса слились воедино; он воспарял на эфирных ветрах, прожигая в варпе тропу из света. Там, где сияние Циклопа просачивалось в материальный мир, людей с восприимчивым разумом посещали сказочные мечты и таинственные сны.

Путники оставили Мир Девяти Солнц далеко позади. Направляясь к месту, которое примарх назвал Планетарием, они мчались за пределами времени и пространства. В одно мгновение пилигримы совершали деяния, доступные лишь горстке одаренных личностей. Магнус и его советник прорвались сквозь варп-бури печальной красоты, скользнули по краю капризной тьмы Гибельного шторма Лоргара и преодолели медленно растущие круговороты возрожденной надежды.

Всюду царил хаос, но Амон пытался найти в нем упорядоченные последовательности. Отзываясь на его желания, Великий Океан преобразовывал себя, ткал гобелены истории из прядей забытых, памятных и невозможных событий.

Здесь, в смятении варпа, путники находили маршрут по подсказкам, кроющимся в геометрически правильных конфигурациях космических объектов, которые с идеальной синхронностью выстраивались в нескольких измерениях сразу. Перед воином и примархом возникали области пересечения реальностей и зоны благоприятных совпадений, что искушали проследить их развитие до конца. Исследуя самые дальние уголки Великого Океана вместе с отцом, Амон испытывал неописуемое упоение. Оно дурманило легионера, напоминая о славных днях, когда такие странствия происходили ежедневно.

В эмпиреях им встречались миры, сам воздух которых полнился знанием, – в их атмосфере поместились бы тексты всех томов воображаемой библиотеки Борхеса[81]81
  Отсылка к рассказу X.Л.Борхеса «Вавилонская библиотека».


[Закрыть]. Здесь кружили планеты сложнейшей фрактальной формы, где хватило бы поверхностей для каждого росчерка пера с начала времен. Увидев новорожденную галактику, звезды которой испускали лучи с закодированными в них тайнами Акаша, советник омылся в лучах чистейшего просвещения.

Но в конечном счете Магнус уже выбрал место для будущего Планетария – там, где Великий Океан безграничных возможностей мог влиться в физическую вселенную, где метафорическое море грез стало бы реальным. Примарх нашел мир, скрытый от посторонних взоров особым расположением галактик, подходы к которому он собирался запереть небесными замками, открывающимися только при уникальном сочетании созвездий.

+При виде подобной красоты легко забыть, что магистр войны разорвал Империум надвое,+ отправил Амон, когда они задержались, чтобы полюбоваться находкой Алого Короля. +Мысли о битвах кажутся столь далекими…+

+Да, беспредельность имматериума производит такой эффект,+ согласился Магнус. +Любые дела смертных на его фоне меркнут до полной ничтожности.+

+Но, если наши дела не отражаются на великом гобелене творения, зачем же мы так мучаемся и страдаем, пытаясь изменить ход событий?+ спросил легионер. +Хоть одно свершение в истории оказалось настолько грандиозным, что его последствия для космоса были различимы при взгляде с такой возвышенной, вселенской перспективы?+

Расплавив пламенные крылья, Циклоп-феникс устремился к разгорающемуся пожару энергий – невыносимо яркой туманности, сотканной из кричащих эмоций. Ее породила какая-то незримая катастрофа в материальном измерении.

+Амон, все мы следуем велениям лучшим аспектов наших личностей. Никто из нас не способен оставаться в стороне, когда разворачивается главная битва нашего времени. Наши братья вгрызаются друг в друга с ненавистью, какая возникает лишь из погубленной любви. Разве сумеем мы жить в мире с собой, если не попробуем смягчить нынешний кошмар?+

+Даже если не сможем повлиять на его исход?+ уточнил советник.

+А кто сказал, что мне это не удастся?+

+Некоторые назвали бы подобное заявление само-уверенным.+

+Тогда позволь спросить у тебя кое-что,+ передал Алый Король. +Представь, что ты в одиночку охранял берега Просперо, когда пришли Волки. Как бы ты поступил? Отошел бы в сторону, опустил бы руки, зная, что никак не изменишь исход вторжения?+

+Нет, я сражался бы.+

+Вот почему я не бездействую. Пусть мы осуждены, пусть наши имена и деяния останутся очерненными, пока не угаснут звезды, но, поверь, Утизаар, в любых поступках я руководствовался честью. Да, и гордостью, но неизменно…+

Магнус умолк, и Амон почувствовал дрожь, разошедшуюся от примарха по варпу. Эфирные твари тоже ощутили ее и впились в путников голодными глазами.

+Мой господин, что-то не так?+

Образ Циклопа замерцал, его пылающие крылья потускнели и угасли. Из затухающего огня возникло прежнее физическое обличье примарха. Исчез Алый Король, увиденный советником на вершине Обсидиановой Башни; создание перед Амоном было тенью того могучего воина-монарха. Цена их вояжа по имматериуму оказалась гораздо выше, чем опасался легионер.

Великий Океан таил в себе много опасностей, включая искусы, манящие путников удаляться от тел на небезопасное расстояние. Магнус и Амон, словно послушники в первом полете, недопустимо углубились в варп, пока искали нужный им мир.

Враждебные сущности во тьме подняли головы, учуяв нежданную возможность для атаки, и собрались вокруг странников, будто стервятники у свежего трупа.

+Балек?+ нерешительно, с легким беспокойством спросил примарх. +Балек Утизаар, это ты? Твоя аура как-то… изменилась.+

+Нет, мой господин, это Амон.+

+Амон из Корвидов? Зачем ты здесь? Я вызывал к себе Балека.+

Советник задержался с ответом, увидев, что по биополю Магнуса, словно яд, расползается жуткая неуверенность. Она вытекала наружу, образуя бурлящие вздутия и завихрения в эфире – первые признаки надвигающейся бури.

+Балека тут нет, мой господин,+ передал воин. +Он… он мертв.+

+Мертв? С чего ты взял? Балек жив, вот только утром я беседовал с ним в Отражающих пещерах.+

+Нет, мой господин,+ повторил легионер. Вид растерянного отца причинял ему страдание, как от удара ножом в сердце. Полная беспомощность Амона перед коварной, неуловимой болезнью примарха давила на воина сокрушительно тяжким грузом. +Не беседовали.+

Колебания расколотой души Магнуса распространялись по варпу, как кровь, пролившаяся в воду. Амон давно подозревал, что в имматериуме деградация раздробленной личности Циклопа усилится, но предполагал, что ради надежды на восстановление ее цельности стоит рискнуть.

+Да нет же, беседовал,+ возразил примарх. +Я… Это ты, Амон?+

+Верно, мой господин.+ Легионер прослезился, заметив в ауре отца страх. +Нам нужно вернуться в Обсидиановую Башню.+

+Обсидиановую Башню? Не знаю такого места,+ отрезал Магнус. +Ты говоришь загадками, Амон. Во имя Императора, объясни мне, почему Утизаар не пришел!+

Воин просто не мог открыть Циклопу правду о том, какая судьба постигла Балека Утизаара. Амон не хотел ранить отца напоминанием о том, что сам примарх своими чарами убил телепата Атенейцев, когда тот проник в его мысли. Подобная истина разрушила бы Магнуса, и хищные твари варпа безжалостно пожрали бы их обоих.

+Мы возвращаемся на Просперо,+ объявил Циклоп. +И там я разберусь, почему ты лжешь мне, Амон.+

+Мой господин, я не лгу. И на Просперо нам не вернуться.+

+Почему же?+

Легионер понял, что придется отвечать правдиво, и существа во мраке обнажили имматериальные клыки, словно заточили ножи.

+Просперо больше нет. Волки сожгли его дотла.+

Магнус словно бы взорвался горем – по всем направлениям от него понесся выброс простейшей эмоции, усиленной невообразимо могучим чувством вины и тяжким бременем знания. Эмпиреи вспыхнули, и миллионы смертных в десятках тысяч миров увидели кошмарные сны.

Эфирный огонь опалил тонкое тело Амона, и воин закричал, чувствуя, как страхи и тайны примарха выжигают клейма на его душе. Броня легионера рассыпалась пеплом, оставив его обличье из света ужасающе беззащитным. Взмыв к высшим Исчислениям, разум советника инстинктивно поднял ментальные щиты и перекрыл мучительным ощущениям доступ к вопящему сознанию.

Как только Амон подавил боль, его варп-взор пронзил завесу псионического пожара, разожженного Магнусом.

Алый Король исчез.

Легионер остался один.

И создания из тьмы набросились на него.

В Камити-Соне воцарилось нечто вроде спокойствия. Битва закончилась, шел подсчет потерь. Йасу Нагасена одиноко стоял в развалинах главной галереи камер, среди обугленных трупов заключенных. Вораксы рыскали по залу, добивая тех узников, в которых еще теплилась жизнь. Смрад горящей плоти окутывал агента плотным саваном.

Вероломные Астартес бежали, оседлав чудовищную богомашину. Никто не знал, где они скрываются: поднявшаяся ведьмовская буря не позволила сразу же погнаться за ними. Сейчас «Урсараксы» под началом Аракса прочесывали верхние уровни тюрьмы в поисках багряных колдунов.

Нагасена подошел к телу первого человека, убитого им сегодня, и, заворчав от жгучей боли в боку, опустился на колени, словно верующий в храме, готовый пасть ниц перед своим богом. Кожу над треснувшими ребрами покрывали кровоподтеки, но агент выжил, и такие травмы казались ему мелочью.

Когда прекрасный мечник с лицом примарха Фулгрима презрительно сбросил Нагасену с галереи, один из «Урсараксов» перехватил его в полете и опустил на землю.

Йасу выжил, но Сёдзики погибла.

Агент поднял ее: клинок заканчивался ровным изломом на расстоянии ладони от круглой гарды. Поднеся оружие к губам, Нагасена поцеловал блестящую сталь, повернул рукоять и всадил сломанный меч в мертвеца.

– Тебя зовут Сёдзики, что означает «честность», – произнес Йасу, кланяясь вертикально стоящему клинку. – Ты была моей добродетелью и моим бременем. Ты спасала мне душу и жизнь, и за это я благодарю тебя.

Сложив руки перед собой, Нагасена умолк и прислушался: в зале трещало пламя, догорали трупы арестантов.

– До того как обрести тебя, я был глупцом и бахвалом, человеком дурного нрава и скверных привычек. Но, когда мастер Нагамицу соединил нас, живущая в тебе праведность стала частью меня. С тех пор я не изрекал лжи и не позорил твоего имени.

Подняв голову, Йасу тихо запел на ритмичном языке родного края:

 
Сломанный меч, упокойся же здесь,
По рукоять во враге сокрушенном.
Новый клинок мои ножны примут,
Ты же взирай на закатное солнце,
Серп, заостренный для жатвы смертной.
Тут отдыхай и ржавей ты без грусти,
Быстрый, как молния, меч мой верный,
Что возвышал и свергал государей,
Сроднившись с рукою моей недостойной.
Прощай же навеки, носитель истины!
 

Закончив петь, Нагасена почувствовал, что утратил еще одну частицу души, и замок, на который он запер прежние пороки, рассыпался в прах. Клятва, однажды принесенная агентом на клинке Сёдзики, служила ему жизненным якорем и нравственным ориентиром в те времена, когда подобные качества ценились превыше всего.

Йасу ощутил чье-то присутствие; кто бы ни стоял за спиной Нагасены, ему хватило такта не вмешиваться в ритуал. Волоски на шее агента встали дыбом, и он понял, что к нему подошел Бёдвар Бъярки.

Оставив Сёдзики в трупе, Нагасена одним плавным движением выпрямился и развернулся на пятках. Рунный жрец осматривал картину бойни с безразличным видом человека, совершенно не впечатленного подобным кровопролитием.

– Починить не сможешь? – спросил фенрисиец, кивком указав на сломанный меч.

– А ты сможешь вернуть павшего брата к жизни? – огрызнулся Йасу.

Он тут же пожалел о своих словах. Волк обнажил клыки, и, если бы не властные полномочия Нагасены, агент немедленно поплатился бы головой за дерзкий ответ.

– Нет, – сказал Бъярки, – но оружие ведь не живое.

Йасу сцепил перед собой пальцы рук.

– Извини меня, Бёдвар, – произнес он. – Объятый печалью, я говорил необдуманно. Просто… просто мне казалось, что ты понимаешь, как важна для меня Сёдзики.

– Клинок был мастерской работы, – согласился легионер, положив огромную руку на плечо агенту. – Его с умением и любовью выковали из острейшей стали и драконьего дыхания. И я точно знаю, как ты относился к мечу. Но даже такое оружие порой удается восстановить.

– Только не Сёдзики, – возразил Нагасена.

– Может, да, может, нет, – отозвался Бъярки. – Но не путай клинок с его хозяином. Один сломался, другой выдержит.

– Надеюсь, ты прав, друг мой.

– Это ведомо лишь вюрду. – Фенрисиец отвернулся.

– Мне жаль, что Харр Балегюр погиб, – промолвил Йасу.

Воин помедлил и кивнул, не оборачиваясь.

– Пришел его час, – сказал Бёдвар, фаталистически пожав плечами. – Мы устроим Харру проводы, когда уберемся подальше отсюда.

– «Проводы»?

– Обряд прощания, вроде того, что ты провел для меча, – пояснил Бъярки. – Харр должен вернуться на Фенрис, но если нити судьбы уведут нас от Асахейма, то подойдет любая планета с океаном. Балегюр был из племени ваттъя – ловцов многоруких ваттердарков. Его нужно похоронить в волнах.