Текст книги "Алый король (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– Вы убили их?

– То, что живет в сем доспехе, никогда не сгинет по-настоящему.

Азек достаточно хорошо изучил мифологические циклы эльдаров и знал, что их боги-воины неизменно возвращаются в час нужды.

Наклонившись к прозрачной камере, он произнес:

– Твои сородичи вымирают, и тебе не спасти их.

Дух брони забился в оковах, но варп-чары тартарухов усмирили его неистовство.

В сопровождении Темелухи легионер направился по спирали к центру Серебряного Шатра. Одним глазом он приглядывал за товарищами, которые также двигались в глубь помещения.

С каждым его шагом обстановка вокруг менялась. Одни артефакты пропадали из виду, на их месте возникали другие.

Добравшись до центра храма, Ариман задержался перед закостенелыми останками орка с чудовищно раздутым черепом гидроцефала.

– Откуда у вас такие экспонаты?

Женщина переплела пальцы рук, держа их перед собой.

– Все тайны Серебряного Шатра неведомы даже нам. Моя предшественница считала, что Киаунг показывает нам объекты, извлеченные из тех областей Великого Океана, где прошлое сталкивается с грядущим. По ее словам, каждый посетитель увидит здесь что-то уникальное.

Легионер уловил ложь в ее словах, но времени на расспросы не осталось – они уже вошли в сердце храма.

Над ними возвышалась башня, которую Ариман рассматривал со ступеней. Из восьмиугольной шахты в ее центре струились дрожащие потоки радужного света. Ввысь уходила пара винтовых лестниц, переплетенных двойной спиралью: одна их прозрачного хрусталя, другая из обсидиана.

– Железный Окулюс ждет на вершине, – пояснила Темелуха. – Но по сдвоенным ступеням взойдем только ты и я.

– Мы пойдем одни?

– Так поступают все гости.

Азек оглянулся на собратьев по легиону, ёкаев и адептов-тартарухов в рясах. Воины знали, что делать, и Ариман не нашел причин возражать против того, чтобы в одиночку подняться к плененному оракулу.

Он кивнул Менкауре и Собеку. Практик ответил тем же; его мышцы чуть ли не гудели от едва сдерживаемого напряжения.

Подойдя к винтовым лестницам, Азек понял, что на них выгравированы золотые письмена. Но если начертания на платформе внизу ему почти не удалось разобрать, то этот текст сиял ярко, как люминофор, и читался с легкостью.

«Еще один отголосок Просперо».

На сей раз – напоминание о проспекте, что вел к Дворцу Мудрости в сердце погибшей Тизки. На мраморных плитах той улицы были вырезаны афоризмы самых прославленных участников Великого крестового похода.

Первая хрустальная ступень гласила: «Чем выше мы стоим, тем скромнее должны ходить»[26]26
  Марк Туллий Цицерон, древнеримский политический деятель, оратор и философ.


[Закрыть].

Прочтя надпись на ее обсидиановой соседке, легионер невесело усмехнулся.

«Учась на ошибках других, мудрец исправляет собственные промахи»[27]27
  Публий Сир, римский мимический поэт эпохи Цезаря и Августа (I в. н. э.)


[Закрыть].

– Выбери свой путь, Азек Ариман, – сказала Темелуха. – Но выбирай с умом.

Воин посмотрел вверх, на водопады разноцветного сияния.

И пошел по черной лестнице.

На каждой ступени его ждали новые глубокомысленные изречения. После четвертого шага Азек перестал изучать их – здесь для него не было ничего нового. В какой-то момент музей внизу скрылся из виду, но Ариман этого и ждал – он сразу заподозрил, что его ждет восхождение не только в буквальном, но и в переносном смысле.

Вокруг развернулось уходящее в бесконечность пространство, наполненное углами, неведомыми геометрам, и изгибами, формулу которых не определил бы ни один расчетчик. Азек стал центром обращения для триллиона галактик – горсточек алмазной пыли, растертых по бархату. Мимо них текли реки из света, рожденного на заре самого бытия.

Ариману открылась сокрытая суть Вселенной, тайный лик Творения. Некоторые называли его обителью богов, но Тысяча Сынов именовала это царство «эфиром». Оно было огромным и пустым, однако воин ощущал, что из-за пелены звезд его с рептильной холодностью оглядывают исполинские злобные разумы. Какой-нибудь язычник счел бы, что к нему обратилось божественное око, но не Азек. Уже нет.

Теперь его связывала с материальным миром только лестница, которая спускалась в невообразимые бездны и возносилась к головокружительным высотам. Ступени тоже не были настоящими в привычном понимании слова, но всё, что возможно постичь разумом, следовало относить к миру реального, несмотря на любые возражения со стороны законов физики.

Темелуха поднималась по хрустальной лестнице, и они с Азеком огибали друг друга, как танцоры, отзывающиеся первым нотам аккомпанемента.

«Или гладиаторы в самом начале боя насмерть».

Второй образ вспыхнул очень ярко – хотя варп сейчас благоволил Пирридам, Ариман не полностью утратил провидческий дар. Спрятав эту мысль, псайкер рискнул взглянуть на женщину. Заметила ли она проблеск его предвидения? Похоже, нет.

Продолжая подъем, легионер наблюдал за круговоротом звезд, их жизнью от рождения в гравитационных колыбелях до взрывной смерти. Он видел искорки светлячков – космических цивилизаций, владения которых расширялись и сжимались в мгновение ока; эти расы гибли и забывались еще до того, как Ариман отводил глаза. Древние боги и их бессмертные противники вели по всей Галактике жестокие войны, после которых на ткани пространства-времени оставались кровоточащие рубцы. До того как уплотнилось облако частиц, давшее начало Солнечной системе, возвысилась и рухнула тысяча империй.

– Всё – прах, – почти прошептала Темелуха.

– Это то, о чем я думаю? – спросил Азек, указав на полотно звезд, воплощение красоты природы. – Урок об энтропийной сути бытия? О том, что все в мире гниет и распадается?

– Слишком банально, – с ноткой искреннего упрека ответила женщина.

– Тогда что же?

– Можно сказать, эхо из будущего. Отголосок предупреждения, которому не внимут.

Ариман похлопал себя по наплечнику, где резную голову ворона окружало кольцо со змеевидными отростками – герб Тысячи Сынов.

– Согласно Первому принципу Корвидов, прошлое высечено в камне, а будущее – бесконечно разветвляющаяся река.

– Нет, – возразила Темелуха. – Ты неправ.

Азек остановился и посмотрел госпоже тартарухов в глаза.

– И это говорит мне та, кто стережет оракула?

Потянувшись со своей лестницы, женщина положила ладонь на символ ордена прорицателей. Свет Вселенной угас; пропало и ощущение того, что за легионером наблюдают нечеловеческие разумные создания.

Путников окутала жуткая тишина небытия.

– У меня лишь несколько секунд, Азек Ариман, – обратилась к нему Темелуха. Судя по голосу, она только что осознала нечто и преисполнилась страха. – Не стоило тебе появляться здесь. Уходи и никогда не возвращайся.

– Не могу, – сказал воин, удивленный ее настойчивостью. – Я обязан повиноваться воле Алого Короля.

– Так будет не всегда. Однажды он станет твоим врагом.

– Ты видела такой вариант будущего?

– Да, в числе многих, что показал нам Железный Окулюс.

– Это к делу не относится, – проговорил Ариман, теряя терпение. – Подобные «отголоски грядущего» бессмысленны вне контекста. Прекращай спектакль. Отведи меня к вашему оракулу – поглядим, заслуживает ли он такого звания.

– Как угодно, – отступила женщина, и звезды вновь засияли триллионами немигающих глаз.

– Всё – прах, – повторила Темелуха. – Вспомни это, когда у тебя не останется ничего, кроме пепла и отчаяния.

Глава 2: Оракул. Ёкаи. Проклятие

Люций бродил по залу среди колонн, почти не интересуясь удивительными экспонатами, бездумно обшаривая глазами внутреннюю обстановку храма. Иногда он натыкался взглядом на образцы оружия, но даже лучшие из них казались мечнику слишком чужеродными или безвкусными. Тело воина жаждало действия.

Обычно он превосходно ориентировался на местности, но в Серебряном Шатре пространство словно бы растягивалось, не позволяя выстроить в уме точную схему помещения. Будто бы случайно легионер выбирал дорогу между стендами и время от времени останавливался, делая вид, что изучает какой-нибудь артефакт. Менкаура, Толбек и Хатхор Маат занимались тем же, но с искренним интересом. Собек с того момента, как Ариман ушел наверх, стоял неподвижно, однако Люций чувствовал, что тело практика вибрирует, словно туго натянутая струна.

Увидев, что к нему подходит Санахт – воин, которого он стремился убить на Планете Чернокнижников, мечник широко улыбнулся. Из-за шрамов на лице, нанесенных им же самим, ухмылка превратилась в застывший оскал.

– Ты не разбираешься в здешних экспонатах, – сказал Санахт. – Зачем же рассматриваешь их?

Этот воин Тысячи Сынов был безукоризненным фехтовальщиком, таким же убийцей, как Люций, и мечник поднес ладонь к клинку. Заметив его движение, Атенеец наклонил голову и кончиками пальцев коснулся оголовий своих мечей: левой рукой – правого, правой – левого.

– Однажды мы вновь сойдемся в поединке, сын Фулгрима, но не здесь.

– Тебе повезло, – напомнил Люций. – Если бы не Ариман, твоя голова уже слетела бы с плеч.

Отпрыск Магнуса не попался на удочку.

– Здесь нам ничего не угрожает. Я бы заметил.

– Согласен, видимой враждебности нет. – Воин Третьего легиона повел плечами, не желая ослаблять бдительность. – И это настораживает меня еще больше.

Якобы указывая на особенно впечатляющие экземпляры оружия, Атенеец махнул в сторону ёкаев и безмолвных адептов, которые стояли у основания сдвоенной винтовой лестницы.

– Думаешь, тартарухи опасны?

– Не для меня. – Люций кивнул, подыгрывая соратнику. – А вот сотни роботов снаружи – вполне возможно.

– Это не роботы.

– Уже слышал. Так или иначе, я могу разломать все созданное людьми. – Мечник презрительно фыркнул. – Они даже не вооружены.

Яркий свет, как от вспышки сверхновой, потускнел, и Азек понял, что находится в подземной пещере. Кто-то идеально воссоздал здесь обстановку усредненного храма прорицателей, вплоть до серных паров, струящихся из трещин в обсидиановом полу.

Каверну, словно обитель Спящего-в-Н’кай[28]28
  Спящий-в-Н’кай (Цаттогуа, Тсхаттогуа) – одно из древних созданий в «Мифах Ктулху» Г.Ф.Лавкрафта.


[Закрыть], озарял красным сиянием широкий столп вулканического дыма, который вздымался из центрального отверстия, окруженного рунической резьбой.

По краям проема на фоне адского свечения были видны силуэты коленопреклоненных фигур: тридцать или около того. Алые клубы мешали Ариману точно сосчитать их, но воин видел, что все существа обнажены, если не считать клювастых масок, как у чумных докторов Старой Земли. Ручейки пота стекали по изможденным телам людей – в таком пекле они медленно поджаривались заживо.

– Кто это?

– Писари Ужаса, – ответила Темелуха.

Лишь теперь Азек разглядел, что справа и слева от каждого человека лежали раскрытые книги, в которых жрецы лихорадочно строчили угольными палочками, зажатыми в обеих руках.

– Пси-проводники, через которых Железный Окулюс делится своими видениями, – добавила женщина.

– И где же ваш могучий оракул? – поинтересовался Ариман.

Я ЗДЕСЬ.

Пси-контакт оказался таким внезапным и интенсивным, что легионер рухнул на одно колено. В тот же миг он призвал кин-щит[29]29
  От «кинетика» (с др. греч. – движение).


[Закрыть] и поднялся в восьмое Исчисление, собирая силы для битвы. Слова оракула прозвучали так, словно их принес царящий вокруг ураган визжащих голосов, безумных от нескончаемого одиночества.

Азек поднял голову. Идущий из колодца дым развеялся, и перед воином предстал Железный Окулюс – громадный саркофаг, висящий над отверстием на нескольких закопченных цепях.

Примитивная домовина состояла из множества кусков листового металла, скрепленных спайками-рубцами и стальными лентами с заклепками. Она больше напоминала не гроб, а орудие пытки из темнейших эпох массовых гонений.

Ариман ощутил, что в железной клетке заключено мерзостное соединение двух родственных душ, словно бы сплавленных в единое чудовищное целое. В черепе легионера раздавались вопли безумцев – вихрь голосов, отчаянно пытавшихся докричаться. Писари Ужаса еще неистовее заскребли угольными стержнями по страницам; будто одержимые, они исступленно переносили на бумагу толкования видений оракула.

Из глубин безысходности он восстает, блудный сын и падший отец!

Двуликий воин, что поведет рыцарей тени!

Тихо! Сам Изгнанник стоит пред нами!

Еще не в ссылке; но здесь разветвляется немало дорог.

По какому пути он пойдет?

Мы знаем! Мы знаем! Скажи ему, скажи ему!

Голоса сводили с ума, торопливо и неразборчиво бормотали, перекрывались и надрывались. Они несвязно бредили, как скорбные рассудком, и Азек не уделял им особого внимания.

ДОЛГО Я ЖДАЛ ТВОЕГО ПРИХОДА, АРИМАН.

Ураган голосов стих до шелестящего шепота: главенствующая душа подавила все прочие, смела их, как осенние ветра – охапку листьев.

– Кто ты? – спросил легионер.

Я – ЖЕЛЕЗНЫЙ ОКУЛЮС.

– Так тебя назвали другие создания. Скажи мне свое истинное имя.

ТЫ НАДЕЕШЬСЯ СРАЗУ ЖЕ УЗНАТЬ ТО, ЧТО ТВОЙ ГОСПОДИН УСЛЫШАЛ ИЗ МОИХ УСТ ЛИШЬ ПОСЛЕ ТЫСЯЧЕЛЕТНИХ УСИЛИЙ?

– Алому Королю известно твое имя?

РЕЧЬ НЕ О БАСТАРДЕ, ИЗ ГЕНОВ КОТОРОГО СОТВОРЕНА ГРУБАЯ МАТЕРИЯ ТВОЕЙ ПЛОТИ… НО О ТВОЕМ ИСТИННОМ ГОСПОДИНЕ.

Оскорбляя Азека, существо пыталось вывести его из себя, разъярить и побудить к необдуманным поступкам. Ариман уже много раз выслушивал лесть, угрозы и ложь нерожденных, а потому не попался в столь очевидную ловушку.

– Ты говоришь об Императоре?

ДА, ОБ ИПСИССИМУСЕ, О КЛЯТВОПРЕСТУПНИКЕ.

Еще одна откровенная издевка. Впрочем, даже после Никеи и Просперо, даже после того, как стало понятно, что Владыка Людей скрывал от всех настоящую природу Великого Океана, воина покоробило, что тварь из варпа дурно говорит о повелителе Империума.

ПОКА ЧТО МОЖЕШЬ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ… АФОРГОМОН[30]30
  Афоргомон – одно из воплощений Йог-Соггота, божества в пантеоне «Мифов Ктулху» Г.Ф.Лавкрафта.


[Закрыть].

Азек дернулся: услышанное как будто ободрало его изнутри. Двое Писарей Ужаса повалились наземь, из-под их клювовидных масок потекла кровь.

– Это не твое истинное имя.

НО СЕЙЧАС Я НОШУ ЕГО, ИБО ОНО ОТВЕЧАЕТ МОЕМУ ЗАМЫСЛУ.

– Я выведаю, как тебя зовут, демон, – пообещал Ариман.

О, КАК ЖЕ МНЕ ПРИЯТНО СЛЫШАТЬ НАШИ СТАРИННЫЕ ПРОЗВАНИЯ, откликнулся Железный Окулюс, и легионер ощутил его удовольствие – оно будто бы ржавыми крючьями впилось в хребет. МЕНЯ РАДУЕТ, ЧТО ТЫ БОЛЬШЕ НЕ МОЖЕШЬ ОТРИЦАТЬ НАШУ ИСТИННУЮ СУТЬ.

– Я прекрасно понимаю, кто ты такой.

Воин снова почувствовал веселье создания.

ОЧЕНЬ СИЛЬНО В ЭТОМ СОМНЕВАЮСЬ. ТЫ ХИТРОУМЕН, АЗЕК, НО ДАЖЕ ТВОИ ЗНАНИЯ НЕ БЕСПРЕДЕЛЬНЫ.

– Мне известно больше, чем ты думаешь.

НУ-НУ, ПРИЗНАВАТЬСЯ В НЕВЕЖЕСТВЕ ВОВСЕ НЕ ПОСТЫДНО. РАЗВЕ ПЕРВЫЙ ПОСТУЛАТ МУДРОСТИ НЕ ГЛАСИТ: «Я ЗНАЮ, ЧТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ»[31]31
  Знаменитое высказывание древнегреческого философа Сократа.


[Закрыть].

– Между полным незнанием и недостаточным знанием огромная разница, – возразил Ариман, насыщая свою плоть энергией имматериума. Наполняясь силами эмпиреев, он испытывал свирепое торжество. – Но я пришел сюда не обсуждать учения мертвеца.

В пещере загремел раскатистый хохот. Дым потянулся из трещин в земле, извиваясь подобно змею-искусителю. Писцы Ужаса разом прекратили царапать стилами и повернули к Азеку птичьи маски с варп-линзами глаз.

МЫ ВЕДАЕМ, ЗАЧЕМ ТЫ ПРИШЕЛ, сказал оракул. А ОНА?

За спиной Аримана полыхнул мощный эфирный разряд. Собственная броня сковала воина, и у его незащищенной глотки возник смертоносный клинок пси-огня.

– Теперь она знает, – произнесла Темелуха.

Менкаура с растущим восхищением разглядывал старинный гримуар, запертый в хрустальной витрине. Тонкие, словно калька, древние страницы скреплял кожаный переплет, распавшийся на куски. Когда-то восхитительный цветной рисунок на обложке необратимо потускнел, однако легионер сразу узнал енохианские[32]32
  Енохианский язык – искусственный язык, созданный в XVI в. английскими мистиками Эдвардом Келли и Джоном Ди, астрологом Елизаветы I.


[Закрыть] имена ангелов, выведенные внутри перекрывающихся геометрических фигур.

– Sigilium Dei Aemaeth[33]33
  Sigillum Dei (от лат. – Печать Господня) – в позднем Средневековье магическая диаграмма из двух кругов, пентаграммы и трех семиугольников со вписанными в них именами Бога и его ангелов. В одной из своих оккультных работ Джон Ди добавил к латинскому названию древнееврейское слово Aemaeth (истина).


[Закрыть], – выговорил Менкаура, подозревая, что изучает последнюю сохранившуюся копию «Tractatus Astrologico Magicus»[34]34
  «Tractatus Astrologico Magicus» («Книга Сойга») – трактат о магии XVI в. из библиотеки Джона Ди.


[Закрыть]. – Подлинные догмы астролога королевы.

Приложив ладонь к стеклу, воин ощутил слабую дрожь энергетического поля, которое не позволяло книге рассыпаться в прах. Чтобы прочесть трактат, не погубив его, потребовались бы самые искусные чары опытнейших адептов Рапторы и Павонидов.

– Ах, Фозис Т’Кар, мне бы пригодились твои умения, – пробормотал легионер, вспомнив, каким был капитан Второго братства до того, как перерождение плоти сотворило из него монстра.

Хотя Менкаура обучался кин-ремеслу Рапторы, как и любой, кто прошел испытание Доминус Лиминус, по призванию он был корвидом и не обладал даром, необходимым для столь деликатной работы.

После гибели Просперо таких мастеров вообще осталось немного.

Выбрав другой способ, воин освободил свое тонкое тело из каземата плоти и поднялся в четвертое Исчисление. Записи мага обладали собственным могуществом, и, возможно, их секреты удастся разгадать, не переворачивая страницы. Преодолев хрустальную преграду, сознание легионера вдохнуло силу в отголоски прошлого внутри гримуара, как люди раздувают затухающие угли костра. Над книгой, словно озерной туман, поднялась отпечатавшаяся в ней духовная суть давно умершего волхва.

Менкаура воспринимал присутствие прежнего владельца трактата как память о призраке или нечто, замеченное уголком глаза. Несомненно, этот человек практиковал искусства-, возможно, именно он был автором гримуара. Искатель знаний, воин-мистик, похожий в этом на боевых братьев XV легиона. Странник между мирами, не привязанный к своей эпохе. Прирожденный триумфатор. Высокомерный и всецело уверенный в том, что никогда не падет. Космодесантник покачал головой, удивляясь безрассудству чародея.

Тысяча Сынов лучше кого бы то ни было понимали, что даже величайшие могут пасть – и пасть во прах.

Воин судорожно вздохнул, испытав жаркий укол симпатической боли – далекое эхо минувшего. Опустив глаза, Менкаура на долю секунды увидел, как пламенный кин-клинок, сразивший мага, вырывается из раны в изуродованной груди фантома.

Тогда в сознании убитого чародея неверие боролось с мукой и почти детским возмущением тем, что его лишили чего-то желанного.

Переживая гибель мистика, легионер пошатнулся; его разум, как будто отдернувшись от гримуара, понесся по выставке. На объятого ужасом Менкауру обрушились новые образы смерти. Агония хозяина шестиствольного пистолета, которому отрубили конечности. Ощущение нестерпимого жара, испытанное существом со множеством рук, что сгорело заживо в раскалившейся добела броне.

Меч, зеркало, шлем с орлиным клювом, филигранная шкатулка для украшений… Тьма небытия окутывала каждый экспонат. Неисчислимые богатства храма были вовсе не сокровищами, а трофеями, взятыми с трупов жертв «Торкветума».

– Все они – могильные камни, – произнес воин. – Памятники отнятым жизням.

Тонкое тело Менкауры рывком вернулось в плоть. Легионера охватило привычное чувство клаустрофобии – мерзкое осознание того, что он снова заключен в темницу из мяса, обреченного на распад и разложение. Моргнув, псайкер справился с головокружением и сделал глубокий вдох.

Он ощутил резкие запахи железа, машинной смазки, хрома и нагретой пластмассы.

Рядом с ним стоял ёкай.

Из кулаков автоматона вырвались клинки голубого, нестерпимо горячего пси-пламени. Первый меч пронзил доспех Менкауры, рассек основное сердце, рванулся вниз и разрубил легкие. Второй рванулся по дуге к шее.

Но встретился с другим клинком – из серебристой стали, которую окружало жужжащее фотонное поле. Над ухом воина оглушительно громыхнул болт-пистолет, и голова ёкая взорвалась.

– Вы же вроде как предвидите будущее? – съязвил Люций.

– Ты хочешь забрать у нас Железный Окулюс, – сказала Темелуха.

– Да, – признал Ариман, чувствуя жар эфирного меча у глотки.

– Почему?

– Того требует Алый Король.

Женщина обошла Азека по кругу, направляя на него потрескивающий разрядами огненный меч цвета индиго. Броня не спасла бы легионера от такого оружия.

Ариман ощутил, что стремление прикончить его борется в Темелухе с глубоким непониманием того, почему она до сих пор так не поступила.

– Я же просила тебя уйти, – напомнила жрица. – Давала тебе шанс покинуть храм живым.

– А гостям, личные вещи которых выставлены внизу, ты тоже предлагала такую возможность? – поинтересовался воин. – Может, мои братья и не догадались, что там за экспозиция, но я узнал реликварий-мортис с первого взгляда.

– Все они походили на тебя. – От желания всадить клинок в шею Азека у Темелухи дрожала рука. – Им недостаточно было изведать свое будущее – они хотели изменить его. Как и ты, пытались похитить чужое знание и применить его силу в собственных целях.

Вновь почуяв ложь, Ариман спросил:

– Тогда зачем ты предупредила меня? Не для моего блага же, верно?

– Послушав меня, ты обрел бы иную судьбу.

В многоцветном глазу женщины яростно смешивались оттенки пси-света. А из грубого подвесного саркофага, как осознал Азек, подняв на него взгляд, сочилась мощь демона. Неизвестно, какие обереги сдерживали Железный Окулюс, но, похоже, жрица напрасно на них полагалась.

– Ты хотела поменять не мой удел, – проговорил Ариман, вновь обретая контроль над доспехом, – а свой.

Вскрикнув от облегчения, Темелуха провела выпад в сердце легионера. Резко опустив хеку, Азек парировал удар во вспышке эфирных энергий и, крутанув посох, вытянул руку по направлению к противнице. Огненный клинок погас, будто свеча, задутая ураганом.

Взмыв на бесшумных ветрах, женщина устремилась к воину. По ее конечностям побежали переливчатые разряды варп-мощи, и вокруг Аримана с визгом запылал сам воздух. Моргнув, легионер окружил себя оболочкой из газов с отрицательной температурой; во все стороны от Азека ринулось ревущее облако перегретого пара.

Влетев прямо в него, жрица до костей обварилась жгучей дымкой и жалобно закричала, но, даже падая наземь, подавила боль благодаря контролю над Исчислениями и поднялась. Кожа слезала с нее, обнажая мокнущую плоть под обгорелыми лоскутами окровавленной рясы. Женщина слишком страдала, чтобы применять высшие чары, и с ее пальцев сорвались лишь искристые зигзаги обычных молний.

Ариман взмахнул хекой и, разбив потоки энергии на стеклянистые осколки, хлестнул жрицу ее же отраженной силой. Объятая мукой, Темелуха отшатнулась, крепостные стены ее разума осыпались. Она превратилась в легкую добычу для адепта вроде Азека – умелого, безжалостного, способного растерзать жертву изнутри.

Легионер осыпал женщину градом фантомных видений, заполнил ее мозг бессчетными жуткими образами сожжения Просперо. Все кошмарные деяния, виденные Ариманом, все невообразимые утраты, понесенные им, сплелись в ментальную шпагу, которой воин беспощадно пронзил сердце и душу Темелухи.

Она взвыла от невыносимой телесной боли и духовного ужаса, что соединились в мареве непредставимого страдания. Единственным убежищем для жрицы осталось безумие, и остатки разгромленных армий ее рассудка бежали во тьму помешательства, неспособные более выносить муки реальности.

Темелуха безвольно повалилась на пол, словно кусок мяса. Ее грудь вздымалась и опускалась в неестественном ритме – автономные функции мозга отказывали, как при эпилептическом припадке. На месте загадочных глаз женщины теперь зияли бесформенные воронки, выжженные буйным псионическим огнем.

Воин, безразличный к страданиям жрицы, встал над ее содрогающимся телом. Он наяву пережил то, что погубило Темелуху в мыслях, но разум и тело легионера справились с горем и болью, каких не вынес бы ни один из смертных.

– Тебя обманули, – сказал Ариман, хотя женщина уже совершенно утратила самосознание. – Железный Окулюс никогда не был вашим узником.

– Но и тебе он… не достанется…

Черты жрицы обмякли, и осталось неизвестным, какой мудростью она хотела поделиться. Азек поднял взгляд на саркофаг оракула; тот втянул щупальца своей энергии обратно и свернулся в металлической темнице, словно хищный змей, утоливший на время чудовищный аппетит.

– Я прав, не так ли? Ты находился здесь по своей воле.

РАЗУМЕЕТСЯ.

– Ты не дал Темелухе перерезать мне горло. Разбил ее оковы на моей броне.

ДА.

– Почему?

ОНА СОБИРАЛАСЬ УБИТЬ ТЕБЯ, А МЫ С ТОБОЙ ЕЩЕ НЕ ЗАКЛЮЧИЛИ СДЕЛКУ.

Ариман подошел к висящей над колодцем домовине. Заскрипев цепями, Железный Окулюс качнулся в сторону воина. Из разошедшихся швов в отверстие внизу закапал беспримесный эфир.

– Какую сделку?

– О, Фулгрим, да что такое «мандала»?! – выкрикнул Люций. Сплевывая кровь, он поднялся из груды щепок и хрустальных осколков на месте одного из стендов. Вокруг мечника порхали распадающиеся обрывки бумаги и выделанной кожи.

Рядом с ним распластался Менкаура; казалось, псайкера больше тревожит состояние парящих лоскутков, чем страшная рана в груди. От ёкая, который чуть раньше свалил Люция пси-шоковой волной, осталась лишь оплавленная горка металла и пластмассы.

Новое подтверждение того, как заметно возросла безыскусная мощь Толбека.

– В наших ритуалах мандала обозначает Вселенную, – пояснил Санахт, блокируя клинок-косу из вибрирующих молекул воздуха. – Ее космический символизм помогает практикам сформировать сакральное построение для боя.

– То есть встать в убойный круг? – уточнил Люций.

– Ты упрощаешь суть мандалы, но… да.

– Вы, Сыны, слишком любите красивые слова, – отозвался мечник.

Крутнувшись на пятках, он щелкнул своим мерзостным кнутом и обезглавил другого автоматона в фарфоровой маске. Упав на одно колено и взмахнув серебристым мечом, воин разрубил тонкие керамостальные икры третьего противника. Существо рухнуло на металлический пол; к грохоту примешался визг черного, как деготь, нематериального пламени, что рванулось из отформованного черепа.

Ёкай окружили легионеров, будто орки, напирающие на стену щитов последних выживших. Сразу же после нападения на Менкауру остальные воины Тысячи Сынов, включая Санахта, построились мандалой вокруг адепта Корвидов. Мгновением позже армия автоматонов, ждавшая снаружи, хлынула в черные врата и обрушилась на космодесантников. Их атаковало больше двух сотен механических солдат, вооруженных смертоносными пси-клинками, встроенными орудиями, кинетическими и пиромантическими чарами.

Санахт успел схватиться лишь с несколькими из них, поэтому еще не определил, связаны ли способности ёкаев с готическими начертаниями на их масках. Вскочив на ноги, он отразил Соколом направленный сверху вниз удар псионического меча. Противник с ошеломительным проворством взмахнул пламенеющим оружием в обратном направлении.

Сын Магнуса наклонился вперед, подставив пси-клинку наплечник. Нематериальное лезвие рассекло серебристо-багряный керамит, но легионер, развернувшись, оказался вплотную к автоматону и всадил Шакала в центр безликого черепа. Вдоль меча хлынула струя темного огня; выдернув клинок, Санахт парировал очередную атаку.

Сражение развивалось головокружительно быстро, неприятели обменивались выпадами в темпе, недостижимом для смертных фехтовальщиков. В ёкаях механическое проворство сочеталось с коварством варпа, но воины-псайкеры не уступали им, полагаясь на сверхчеловеческую скорость реакции и отточенную ментальную дисциплину.

Братья Тысячи Сынов, соединив разумы в общее ментальное ноле и заняв определённые позиции в известной им всем мандале, бились плечом к плечу; боевое построение идеально помогало воинам дополнять друг друга.

Толбек прикрыл товарищей пламенными щитами от сокрушительного залпа пушек в кулаках автоматонов. Керамические пули на лету превратились в облачка жгучего пара и развеялись, коснувшись доспехов Астартес.

Следом адепт Пирридов метнул во врагов дротики из ослепительного сияния, которые пробили броню ёкаев и вонзились в их скованные чарами сердцевины. Запертые там порождения имматериума сгинули, пожранные вихрями раскаленного белого пламени.

Хатхор Маат меж тем вступил в схватку с тартарухами: адепт Павонидов замораживал тела жрецов, и Со-бек тут же разбивал их кинетическими волнами, более мощными, чем удары громового молота в руках элитного бойца Сехмет[35]35
  Сехмет (они же Тайные Скарабеи) – воины Первого братства Тысячи Сынов в терминаторских доспехах.


[Закрыть]. Практик Аримана ворчал от напряжения, жилы у него на шее пульсировали, будто гибкие трубопроводы. Менкаура, несмотря на тяжелейшую рану, при помощи дара Корвидов помогал собратьям заранее реагировать на угрозы.

Каждый воин отдавал все силы ради выживания, и только Люций, казалось, наслаждался свирепостью и мастерством врага.

– Шустрые они для роботов, – заметил мечник, извращенно гордясь тем, как плохо он разбирается в неприятеле. Щелкнув кнутом, он шипастым кончиком расколол гладкий череп ёкая и довольно усмехнулся. Из пробоины взлетел гейзер черного огня, а легионеры, открытые касанию Великого Океана, услышали пронзительный вопль боли и освобождения.

– Я же сказал, они не роботы, – напомнил Санахт. Вращая клинками, он шагнул вбок и уклонился от выпада в пах. – Ты не слышал объяснений Аримана?

Ударив ногой вбок, легионер сломал колено наступавшему на него автоматону. Тот зашатался, и воин срезал ему голову двумя мечами, как ножницами.

Отойдя от хлынувшего из шеи темного пламени, Санахт заметил:

– Прискорбно разрушать артефакты столь восхитительной работы.

– Говори за себя! – рявкнул Люций.

Он оттолкнулся от расколотой груди падающего ёкая, взмыл над полом и срубил в одном прыжке три эмалированных черепа. Ловко приземлившись, мечник раскинул руки и с рептильной ухмылкой, прорезавшей сетку шрамов на его безволосой голове, прокрутился на месте. Следом отпрыск Фулгрима дернул запястьем, и мерзкий кнут обвился вокруг своей эбеновой рукояти.

Санахт с неприязнью подумал, что это оружие слишком напоминает живое существо.

– А без театральщины нельзя?

– Я ведь убил их, разве нет? – парировал Люций.

– Лучше побереги силы для следующей сотни.

– Хватит разговоров, – вмешался Хатхор Маат. Раскинув руки, он выпустил в автоматонов конус ледяного воздуха. – Оставайтесь на шестом Исчислении. Менкаура? Если не можешь сражаться, войди в сознания тартарухов. Перебей их; возможно, тогда ёкай утратят связь с Великим Океаном.

Санахт рискнул оглянуться через плечо. Менкаура сидел на корточках в целом озере своей крови, опираясь спиной на обломки выставочного стенда. Не открывая глаз, он кивнул, и мечник почувствовал, как разум провидца ныряет в Имматериум, чтобы отыскать там путь к победе над неприятелем.

– Вы что, не видите? – гневно выкрикнул Собек, шагая к передней линии мандалы. Посох и свободную руку в латной перчатке он вытянул перед собой, словно какой-нибудь пророк древней эпохи. – Наш брат при смерти!

– Стой! – гаркнул Толбек. – Что ты творишь?

– Завершаю битву! – взревел практик.

Его кожа покраснела и туго натянулась.

– Нет! Так ты разрушишь мандалу! Четырех адептов не хватит, чтобы удержать конфигурацию!

He обращая на него внимания, советник Аримана выпалил слова силы, которые Санахт не осмеливался даже читать с близкого расстояния. Каждое из них вколачивалось в череп мечника, будто ржавый гвоздь. Слоги коварного заклятия отравляли сам воздух, проявляясь вокруг Собека рваной призрачной пленкой, полотном оживших кошмаров.

Нечто с потрескавшимися рогами. Что-то с обломанными клыками.

Теневые негативы ужасов, которые не стоило бы вытаскивать на свет.

Вскрикнув, практик втянул их в свое тело, и каждый воин Тысячи Сынов потрясенно вздрогнул, ощутив тошнотворные отголоски их жутких прикосновений.