Текст книги "Хроника взятия Сеуты (ДП)"

Автор книги: Гомиш Ианниш Зурара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

ГЛАВА XCIII
О том, как мавры на другой день взирали на стены Сеуты, и о суждениях, что высказывали они ей в похвалу

Когда ночь близилась к концу своего сумрака и солнце начало разить восточный горизонт (ferir no oriental orizam), мавры, что вышли из города, взяли своих жен и детей и отвели их на вершину кряжа, где оставили в обществе тех, кто по причине своей старости не мог в полной мере повелевать своими членами. Все прочие, крепкие и сильные для того, чтобы биться, отправились в направлении города с намерением вернуться к схватке с христианами, дабы вышвырнуть их за пределы стен, думая, что там найдут с ними лучшее место [для боя] (melhor direito).

Однако прочие, что оставались на кряже, сидя поверх скал, не могли отвести очей своих от башен города, и начинали раздумывать там над тем, как совсем недолгое время тому назад пребывали они в своих домах, и в таком покое, в достатке обладая великим богатствами, и как теперь зрели себя населенцами (povoradores) пустынных гор, ведя жизнь немногим менее, чем звериную, и начинали затем взирать на расположение города, и красу его мечетей, и далее, на порядок его домов, со всеми прочими вещами и добротами (bondades) его земли. И может статься, не было там никого, кто не вглядывался бы с подобною тоскою (que nunca com tamanha femenca esguardara) туда, где зрели они его [города] стены, полные чужаков, и с сими помыслами приходил к таковым и иным им подобным великий плач, и они винили то своих святых, то Сала бен Сала, говоря, что он был ленив и труслив в своей обороне, в другой раз винили своих начальников (oficiais) и тех, кто первыми открыл их ворота, дабы пойти сразиться, то винили злой свой жребий; пока, наконец, не находили более никого, на кого можно было бы еще возложить вину, и тогда заводили восхваления из слов весьма печальных, славя доброты своего города.

– О град Сеута, цвет всех прочих [городов] в земле Африканской! – говорили они. – Где найдут жители твои землю, на коей возведут другой подобный, и как могут они допустить, чтобы воля их не истощилась подобною потерей? Где отыщут отсюда и далее [другой подобный город] чужеземные мавры, что приходят из Эфиопии, и Александрии, и земли Сирийской, и Барбарии [Берберии], и земли Ассирийской, каковая есть царство Турок, и те, что с востока, живущие за рекою Евфрат и Индиями, и из многих иных земель, что лежат за пределами оси, находящейся пред нашими очами, – все сии приходили к тебе, нагруженные столькими и столь богатыми товарами. Где найдут они другое такое место, где смогут бросить свои якоря, и где еще мы, прочие, горемычные, сможем поселиться, чтобы к нам прибывало [тем же образом] столько и столь благородных вещей? Поистине в окружности мира уже не осталось другого, ему подобного, какового потеря будет выстрадана не только нами, его потерявшими, но и всеми рожденными из лона Агари [396]396
  Агарь – рабыня Авраама, родившая от него сына Исмаила, от которого по преданию происходят арабы («агаряне»).


[Закрыть], и теми, что жили по правилу нашего святого пророка Мафамеда [Магомета]. Что станут делать теперь жители Гибалтара [Гибралтара] и равно все прочие в королевстве Граадском [Гранадском], ибо потеряна есть ныне их поддержка (acorro) и укрытие? Мы же, несчастные, что станем делать без наших сыновей и дочерей, коих женили и отдали замуж на той стороне [пролива], с коими разлучились на один день (nos partiamos em um dia) и тот же час возвратились в наши дома, – теперь не увидим мы их вовек. Какие драгоценности пошлем мы им, дабы носили они их по великим своим празднествам (grandes pascoas), и куда придут для нас их послания, как приходили встарь (como soiam)? Теперь этому конец, и посему восплачем об их потере, как если бы мы положили их в могилы.

– Которые из нас найдут теперь, поднявшись со своих кроватей, [вьючных] животных, нагруженных шелковыми тканями, что приходили к нам из города Дамаска, или дома, наполненные драгоценными камнями от [купцов] из Венецианской общины, или большие мешки с пряностями, что приходили к нам из пустынь Ливийских? И какие богатства или благородные товары (nobrezas) могли бы мы назвать, что каждодневно не находили бы пред дверями наших лавок, и какой корабль мог пройти по всему морю Средиземному (Mar Medioterrano) и не приспустить (mesurasse) свои паруса пред величием нашего города?

– Не только среди мавров были мы известны, но и в большей части христианского мира, ибо у всех была нужда в нас, и все искали нас, и не одни лишь друзья, но также и враги не могли обойти нас стороною. И коли ты, град Сеута, не был доволен собственными своими жителями, почему не повелел ты призвать других со всей земли Африканской, дабы они пришли населить (povorar) тебя – ведь вдосталь бы нашел ты их там? И коли даже содеял ты столько сейчас в награду за все то добро, что свершили для тебя наши предшественники, почему не осталось у нас хотя бы возможности прийти посетить святые твои мечети, где похоронены наши отцы, и чтобы имелось у нас дозволение входить в наши дома, и не такова была бы беда наша, когда бы зрели мы их населенными (povoradas) людьми нашего закона; однако ты привел сюда наших врагов с оконечности мира, дабы они обагрили руки свои в крови твоих граждан!

– Не имел ты крепости стен, в коих могли бы мы защититься, пока не оказались мы привечены (acorridos) иными местами нашей области. До чего же дурна, следовательно, оказалась сия громада [стен], коли столь скоро дал ты подчинить себя тем, кто никогда тебя не знал и не ведал! Воистину, не было то из-за недостатка твоей крепости, ведь стены и башни имеешь ты вокруг себя, возведенные с великим искусством; твой же замок был выстроен не из сыпучей земли и не из пористого камня (pedra ensossa), что мог быть сокрушен в первом же сражении, но из весьма прекрасных каменных блоков (cantaria), скрепленных весьма крепким цементным раствором, и с башнями весьма частыми и прямыми, вместе со всеми прочими работами, для полезной твердыни потребными. Твое же расположение было до того пригодным для большого города, что не было подобного ему от устья пролива до порта Яффского, каковой есть крайний на Средиземном море (postumeiro do Mar Medioterrano).

– И поистине, – говорили они, – не можем мы напрямую утверждать что твоя добротность сокрушила тебя, [но] теперь [во всяком случае] настал конец зависти, что питали к нам наши соседи. Горе нам – что за пользу принесут нам на старости лет скитания по чужим землям? Лучше бы уж было нам дождаться своего конца в сей земле, нас вскормившей. И какой ответ дадим мы тем, кто спросит нас, как потеряли мы свой город, нежели тот, что мы покинули его как подлые граждане? Долгий срок, что тратит все вещи и воспоминания о них, не сможет устранить от знания людского память о подобном деянии, что вовек будет жить в нашем позоре.

ГЛАВА XCIV
О том, как другие мавры подошли близко к городу, и о стычке, что затеяли они с христианами, и как Инфант Дуарти вышел на них

Не имели подобного занятия другие мавры, что подошли близко к городу, но все их желание состояло в том, чтобы отбросить христиан так далеко (mais alongados) от города, как им удастся, как мы уже сказали; и посему они приблизились настолько, насколько вполне могли оставаться в безопасности от арбалетчиков (bestaria), пребывавших на стенах.

Каковые вести дошли до Инфантов, каждому в его часть [города], и Инфант Дон Энрики слушал мессу в той мечети, что ныне [церковь] Святого Иакова; [и] как только та служба была окончена, он приказал, чтобы ему привели коня. Насчет чего мы полагаем, что там еще оставалось немного [до конца службы] (pouco mais havia hi), из-за чего было необходимо, чтобы он подождал, поскольку иным образом он не смог бы ничего сделать по причине ран, что имел на ногах.

И таким образом он прибыл к Фезским воротам, где спешился, дабы подняться наверх башни посмотреть, что делали мавры; и когда он пребывал таким образом на вершине башни, как уже сказано, явился Инфант Дуарти, и поскакал на лошади своего брата, и выехал наружу, говоря, чтобы передали Инфанту Дону Энрики, дабы он возымел терпение на тот раз, ибо он хотел пойти посмотреть, что за намерения были у тех мавров.

И как только он оказался снаружи, к нему присоединилось много воинов, и он построил свои отряды (batalhas), каковые держал таким образом построенными большой промежуток [времени], пока не увидел, что мавры не хотели спешиваться для того, чтобы сразиться. И на то время не было содеяно там ничего, о чем надлежало бы поведать, нежели о том только, что один англичанин, слуга королевы, коего звали Инекишиус Дама (Inequixius Dama), желая возыметь превосходство над всеми прочими, оставил боевое построение и отправился сразиться с маврами, по каковой причине был там убит. И поскольку сии суть вещи малой значимости, мы не хотим пересказывать более пространно их частности.

Еще раз собрались те же самые [мавры] и еще многие иные, прибывшие извне; каковые известия дошли до Инфанта Дуарти, и он, так как имел к тому доброе желание, тотчас приготовился к тому, чтобы пойти на них, и равным образом коннетабль, коему случилось получить подобное же извещение. И когда пребывал таким образом Инфант и с ним вместе граф [Нуну Алвариш Перейра, коннетабль], сопровождаемые многими сеньорами и фидалгу, с намерением выйти, дабы сразиться с маврами, вдруг прибыл в сем Король и приказал своему сыну, чтобы он тотчас же возвращался в город, ибо он прибыл сюда не затем, чтобы дни напролет проводить в сварах с маврами, каковым все равно не было конца, с малым приумножением своей чести; и так на тот раз все возвратились назад.

И за одиннадцать дней, что Король там пробыл, после того, как город был взят, каждый день приходили туда мавры, и христиане выходили на них, и затевали тогда свои стычки, в коих умирали некоторые, как обычно и происходит там, где затеваются такие дела. И сейчас мы не хотим долее задерживаться [на этом], поскольку находим, что то суть вещи малоценные, пересказ коих не много даст пользы; и мы хотим отвезти сих людей [домой] в Португалию, ибо многие из них желают еще вернуться к сбору своего винограда и воспользоваться его плодами, согласно [осеннему] расположению времени.

ГЛАВА XCV
О том, как Король приказал позвать своего главного капеллана, и о суждениях, что он ему высказал

В следующую пятницу, когда исполнились 23 дня месяца, приказал Король позвать магистра брата Жуана Шира и Афонсу Ианиша, своего главного капеллана, и сказал им:

– В воскресенье, коли будет то угодно Богу, я разумею идти слушать торжественную мессу и проповедь в главную мечеть; посему позаботьтесь собрать всех капелланов моих сыновей и всех остальных клириков, прибывших в моем флоте, и равно прикажите подготовить все необходимые устройства для часовни, кои будут потребны для подобного акта.

И сразу на следующий день главный капеллан отправился взглянуть на ту мечеть и нашел, что ей подобает быть чистой, ибо, хоть и была она очень хорошо выложена изразцами вблизи пола, покоилось в ней великое множество прели (esterco); и сие было по причине многих старых и сгнивших циновок, что в ней лежали, поскольку мавры, когда творят свою молитву, во многих случаях лежат на земле, в других же пребывают босыми и бросают таким образом те циновки [на пол] по причине холода; и, как представляется, после того, как первая циновка, кою они там бросили, сгнила, они не пожелали ее убрать, и бросали другие поверх нее, и делали так всегда до того времени, таким образом, что первые циновки были невредимы, а все прочие гнили лежа (se moeram jazemdo), таким образом, что были обращены в прель, по каковой причине в ту субботу было собрано множество мотыг и корзин, с помощью коих выбросили все то гнилье (esterqueira) и вычистили весьма добро все помещение. И принесли туда равным образом длинную доску для алтаря, с ее ножками, и подобным же образом [устроили] все прочие приготовления, относившиеся к той службе следующего дня.

На другой день, весьма рано, собрались вместе в том здании все клирики, прибывшие с тем войском (companha), каковые все вместе представляли прекрасную коллегию; и вышло так, что на то время не случилось там ни одного епископа, поскольку в ту оказию (ensejo), когда была составлена армада, одни [из епископов] скончались, другие пребывали в своих штудиях, иные были при дворе [Папы] в Риме; и так, по случаю, не было там ни одного, хоть присутствие их и не было там особо нужно, ибо достаточно было там клириков, вполне годных для того, чтобы провести ту службу.

И посему взяли затем многие из тех клириков свои весьма богатые мантии, коих было в достатке, и то же самое пресвитер со своими дьяконом и протодьяконом, имея наготове свой котел с водою и соль, дабы свершить свою службу. И в сем прибыл Король, и с ним его сыновья, и равно коннетабль, и магистр Христа, и приор Эшпитала [Госпиталя], со всеми прочими баронами и вельможами (ricos-homens), и большими сеньорами, что там были, каковые все были одеты весьма богато в честь подобного праздника.

И тогда начал тот священник вначале творить свои славословия (esconjuracoes) над солью, произнеся над нею одну молитву, что читается в Святой Матери Церкви, коей текст звучит так: «Благочестиво молим Тебя, всемогущий Боже, чтобы по бесконечной милости Твоей пожелал Ты благословить и освятить самую сущность сей соли, кою угодно было Тебе по святому милосердию Твоему даровать во благо и здравие рода человеческого». И подобным же образом было содеяно с водою, что находилась в серебряном котле, в то время как прочие священники пели антифон, в коем говорится: «Возведен есть дом Господень поверх всех высот горных, к коему приходят все народы, говоря: “Да будет воздана Тебе слава, Господь наш!”»

И тогда начал пресвитер другую молитву, в коей произнес такие слова:

– Всемогущий Боже, чья мощь и творение суть во всяком месте, как Тебе угодно, склони волю Свою к нашим мольбам (sopricacoes), дабы сей дом [Господень], что ныне вновь основан во Имя Твое, был Тобою сохранен как таковой, и чтобы зло никакой [вражьей] мощи не смогло ему воспрепятствовать, но чтобы Святой Дух творящий дозволил творить в нем пречистую службу и [исповедовать] благочестивую свободу.

И он произнес равным образом иные молитвы, пока не соединил соль и воду. И когда сие было таким образом окончено, они взяли занавеси и начали их прилаживать, и затем установили алтарь на его месте, и прекрасною вещью для созерцания было видеть распределение тех вещей, как упорядоченно оно велось всеми теми клириками, ибо один нес саржу, а другой веревку и гвозди, чтобы ее развесить, и равно все прочие вещи по порядку, до тех пор пока алтарь не был окончательно установлен, и был водружен поверх него знак креста со святою водой, и произнесены слова:

– Мир да пребудет с Тобою!

И затем они стали кропить своею водой стены той церкви, начав с восточных сторон и двигаясь таким образом по кругу вдоль всего того здания (assim cercando toda aquela casa de arredor), в то время как другие клирики пели:

– Сей есть дом Господа Бога, каковой добро основан поверх камня твердого. Поднимайтесь же, Господь, и уничтожьте врагов Ваших, таким образом, чтобы бежали все те, кто отвратился от лика Вашего!

И говоря также:

– Дом мой наречен будет домом молитвы. Я передам Имя Твое братьям моим и посреди церкви Твоей восславлю Тебя!

И так они продолжали произносить свои молитвы и антифоны, пока не пришли к окончанию своего благословения, когда покрыли алтарь облачениями (lencos) весьма тонкими и белыми, поверх коих поместили святую дарохранительницу (ara sagrada) с ее корпоралами [397]397
  Примеч. перев. Корпорал (лат. corporale, «телесный») – в римско-католической литургии: белый квадратный плат, расстилаемый во время мессы на алтаре: поверх него священник ставит потир, дарохранительницу и патену с гостиями.


[Закрыть], и равно поместили на тот алтарь весьма богатый фронтал [398]398
  Примеч. перев. Фронтал (фр. frontal, «лобовой», «передний») – здесь: ткань, покрывающая алтарь и свисающая на его переднюю часть (другое название – антепендиум, лат. antependium, «висящий впереди»).


[Закрыть], и зажгли по всему дому многие большие восковые свечи (cirios e tochas).

О, насколько же, видится мне, должно было быть возвышено сердце Короля, чтобы принести многие благодарности Господу Богу, видя королевское свое достоинство приведенным в подобный дом с такою славою и почестью Святого Имени Иисуса Христа и приумножением царственности его короны! Равно и для прочих немалою было радостью зреть подобное деяние, ибо, оставив в стороне [ратную] почесть, в коей все имели равную долю, они рады были созерцать упорядоченность тех обрядов (estados) вместе со всем благородством прочих вещей, что там свершались.

И когда сие было таким образом завершено, начали все клирики, возвысив голоса, Te Deum laudamus, весьма добро контрапунктированный, по окончании коего все трубы издали единый звук; и судите сами, каков он должен был быть (quejanda seria), когда число их превышало двести.

ГЛАВА XCVI
Как проповедовал магистр брат Жуан Шира, и как Инфанты были сделаны рыцарями

Добро показал Господь Бог, что желал быть почитаем в том доме, что с такою почестью обустраивался во Имя Его. И сие потому, что во всех церквях по апостольскому установлению должны быть расположены знаки, с помощью коих призывается народ Божий в Его святой дом; и когда они пребывали таким образом в тех приготовлениях, вспомнилось Инфанту Дону Энрики, как в иные времена мавры увезли из Лагуша два [таких] знака в тот город [Сеуту], и тотчас приказал, чтобы они были отысканы с весьма великим тщанием, и чтобы их доставили тот же час туда [в новую церковь]. Каковые угодно было Богу, чтобы оказались отысканы и подготовлены таким образом, что прямо на той же мессе уже исполняли свою службу.

И магистр произнес там проповедь со многими авторитетами Святого Писания, одобряя великую службу, что была оказана Господу Богу в том деянии, говоря, что все могли с полным правом утверждать свой предмет (todos poderiam direitamente dizer o seu tema), ss. [scilicet, «а именно»], что в Сеуте была вся слава и почет.

– Слава добывается многими способами, – сказал он, – поскольку каждый, обретая вещь, в счастье [обладания] коей зрит свою цель, то естественным образом представляется ему, что она имеет совершенство славы; однако, говоря прямо, в двух лишь вещах пребывает совершенство славы, ss., в блаженстве, что относится к душе, каковая над всеми прочими вещами есть совершенство, во-вторых же слава есть почесть сего мира, коей люди достигают (percalcam), обретая чрез практику какой-либо добродетели победу в каком-нибудь деле, производимым или совершаемым с целью какого-либо добра. И дабы быть такою, какою должна, всегда надлежит ей стремиться сослужить службу Богу, без чего ни одну вещь не должны мы почитать доброй; ибо древние философы, хоть и были язычниками (pero que gentios fossem), многими манерами рассуждая о славе, сказали, что одною из вещей, за кои человек в сем мире получает славу величайшую, есть та, когда прочие дивятся его доблестям и добродетелям, почитая достойным великой почести. Также и автор «Правления государей» (regimento dos principes) [399]399
  Примеч. перев. Жиль (Эгидий) Римский; см. прим. 7 к гл. XXI.


[Закрыть] в первой части своей первой книги, многими манерами разбирая [тему] блаженства, заключает в итоге, что все князья и великие сеньоры в блаженство души должны вкладывать все свое стремление, отчего прямым образом рождается почет, что людям дается в сем мире, ибо почет дается не иначе, как по причине добродетели.

– Взгляните же теперь, достаточная ли то слава для Короля, нашего сеньора, и для всех вас, прочих, его слуг и земляков, зреть ныне силою ваших трудов воздвижение дома в честь и славу нашего Господа Бога. Ибо хотя вы и не воздвигали вновь для него стен, гораздо большая заслуга есть то, что вы отняли его из-под власти неверных, под коею он первоначально служил для для дурных и мерзких жертв, по примеру того Господа, что поверг столы меновщиков (cambadores), тех же, кто продавал голубей, изгнал бичом вон из Своего святого храма [400]400
  Примеч. перев. Меновщики денег и торговцы голубями в известном евангельском эпизоде с изгнанием торгующих из храма упомянуты тремя евангелистами: Матфеем (Мф., 21, 12), Марком (Мк., 11, 15) и Иоанном (Ин. 2, 14-16).


[Закрыть], показав нам, что мы должны трудиться изо всех наших сил, дабы святые Его дома не были оскверняемы никакою дурною жертвой, и не только те, что принадлежат нашему закону, но и все прочие, где неверные творят свои жертвы, должны мы разрушать или превращать в монастыри и церкви, если вполне можем то содеять, и в том явим мы знак истинных служителей Христа. Поскольку Мосену (Mousem) [Моисею], каковой был человеком, коего Он очень любил, приказал Он, первоначально в старом [ветхозаветном] законе, чтобы тот сделал святилище, кое было как шатер, в коем творили сыны Израилевы молитву и жертву Богу; и затем царь Соломон по примеру того выстроил храм Иерусалимский, каковой, кроме того, стал первым молитвенным домом, что был у Иудеев; и с тех пор и впредь имели они обыкновение воздвигать дома, называемые синагогами, в коих молились и творили свои жертвы. И, кроме того, христиане в новом [новозаветном] законе выстроили церкви по примеру храма, в коих чистым образом творили истинную жертву нашему Господу Иисусу Христу, и молились Богу, и просили Его милости и чтобы Он простил им их грехи. И вот теперь возвели вы истинный храм и истинный дом нашему Господу, в каковом деле вы послужили Ему двумя путями. Первый – постольку выдворили из сего города злых неверных и лишили их владения их храмами, каковые суть их мечети, второй же – поскольку превратили тот же самый дом в храм истинный, каковой есть церковь нашего Господа.

– И еще, размышляя относительно сего, я нахожу, что с [самого] основания сего города имел наш Господь Бог постановленным поместить сюда главу Церкви всей земли Африканской, поскольку двумя манерами содержится в имени сего города истинная сущность нашего Господа Бога. Первая – поскольку Его имя содержит в себе три слога, кои представляют, как наш Господь Бог, в тройственном лице, имеет сущность Свою вписанною в круг, коего центр, как говорит Гермас [401]401
  Примеч. перев. Т. е. Герма (Ерма), автор «Пастыря» («Пастыря Гермы») – новозаветного апокрифа, традиционного датируемого II в. Хотя это сочинение пользовалось большими авторитетом, но так и не было включено Церковью в канон священных книг.


[Закрыть], есть во всяком месте, окружность же – нигде. И посему суть три триединства (ternarios) в общей универсальности мира, до конца полные во вращении (compridos de todo em circulacao). Глубокий философский теолог великий Альберт [402]402
  Речь идет об учителе Церкви св. Альберте Великом – великом философе и теологе, учителе св. Фомы Аквинского, епископе Ратисбонском (Регенсбургском). (Комм. перев. Альберт Великий (граф Альберт фон Больштедт) (лат. Albertus Magnus, ок. 1193-1280) – средневековый немецкий философ, теолог, ученый, видный представитель схоластики. Монах-доминиканец, епископ Регенсбургский в 1260-63. Признан Католической церковью одним из 37 Учителей Церкви. Первый крупный христианский аристотелик, начал перестройку и энциклопедическую систематизацию католического богословия на базе аристотелизма, завершенную его учеником Фомой Аквинским. Преподавал в Кельне и Париже. При жизни носил почетное звание Doctor universalis, а также Doctor expertus, в последние годы получил прозвание Magnus (Великий). Обладал обширными знаниями, способствовал развитию науки, резко отграничив ее от теологии, считая методом научного исследования наблюдение, автор трактатов о минералах, растениях, животных и др.).


[Закрыть] в первой главе небесной иерархии (celestial gerarquia) указывает три степени понимания, чрез кои надлежит познавать Бога. Вторая манера есть та, что в имени сего города содержится пять букв, представляющих пять ран, коими наш Господь Иисус Христос искупил род человеческий. Так что немалая слава есть Сеута, коли уж имя ее несет в себе такие смыслы.

– Вы также обрели вторую манеру славы, каковая есть почесть сего мира, чье совершенство пребывает в том декоруме (decorum) [403]403
  Примеч. перев. Здесь: достоинство (лат.).


[Закрыть], каковой греки называли prepain, что на нашем непосредственном языке означает «красота дел» (fremosura das obras). Поистине, достаточна прекрасно есть дело, чье имя во все времена будет великим, – захватить таким образом подобный город в столь краткий промежуток [времени] и столь далеко от нашей земли, и для надгробных плит ваших могил останутся такие слова, коих многие, быть может, желали бы. И авторы историй не смогут обойти молчанием величие подобного деяния, ибо воистину немалою славою будет для вас, когда помыслите вы, что после ваших дней ваше имя и слава ваших деяний [пребудут] в присутствии всех живых, и не только среди людей нашего поколения, но по всем частям света разнесется ваша слава, ибо так же, как до вас донесли деяния, что содеяны были в Италии, и в Ломбардии, и в других краях, в коих слышите вы имена тех, кого никогда не зрели и не знали, и прославляете добрые их деяния по писаниям, что о них читаете, так же должны думать вы, что не меньше будет написано и в отношении вас чрез заслугу ваших дел, и так я заключаю, что Сеута есть совершенная слава и почесть.

И на том положил магистр конец своей проповеди. Да не найдется, однако, кого-нибудь с таким простым разумением, кто подумает, будто сие есть собственно содержание той проповеди, ибо добро будет знать, что нет ни одного человека, сколь бы сведущим он ни был, что мог бы собрать [воедино] все слова одной проповеди, тем более когда минуло столько времени, как мы уже сказали; мы взяли, таким образом, лишь некоторые вещи, кои смогли добыть, дабы сопроводить нашу историю.

После того, как месса была закончена, Инфанты отправились на свой постой, дабы вооружиться, и так все вместе прибыли в церковь, каковая вещь была весьма прекрасной для лицезрения, ибо все они имели тела крупные и добро сложенные, и шли, закованные в свои латы, весьма чистые и украшенные (guarnidos), с мечами благословения на поясе, и в своих боевых кольчугах, и перед ними шло множество [людей с] трубами и шалмеями, таким образом, что не нашлось бы человека, что мог бы наблюдать их и не возыметь весьма великого удовольствия, более же всего [радовался тому] тот, кто состоял с ними в ближайшем родстве, каковой был Король, их отец.

И как только они оказались пред ним [Королем], Инфант Дуарти первым стал на колени, и вытащил меч из ножен, и поцеловал его, и вложил его в руку своего отца, и [тот] произвел его им в рыцари (feze-o com ela cavaleiro), и подобным же образом поступили его братья. И когда сие было так завершено, они поцеловали ему руку и удалились каждый в свою сторону, дабы произвести в рыцари [людей] из своей дружины (quadrilha).

Весьма печалит меня, что не смог я разузнать имен тех, кто там получил орден рыцарства, однако из тех некоторых, о ком я узнал, ss., Инфант Дуарти сделал рыцарем графа Дона Педру, и Дона Фернанду ди Менезиша, и Дона Жуана ди Лоронья, и Дона Энрики, его брата, и Перу Ваша ди Алмада, и Нуну Мартинша да Силвейра, и Диогу Фернандиша ди Алмейда, и Нуну Ваша ди Каштел-Бранку, и равно некоторых иных. И Инфант Дон Педру сделал там рыцарями Айриша Гомиша да Силва, сына Жуана Гомиша, и Алвару Ваша ди Алмада, и Айриша Гонсалвиша ди Абреу, и Мартина Коррейя, и Жуана ди Атаиди, и Мартина Лопиша ди Азеведу, и Диогу Гонсалвиша ди Травасуша, и Диогу ди Сеабра, и Фернана Ваша ди Сикейра. И Инфант Дон Энрики сделал рыцарями Дона Фернанду, сеньора Браганса, и Жила Ваша да Кунья, и Алвару да Кунья, и Алвару Перейра, и Алвару Фернандиша Машкареньяша, и Вашку Мартинша ди Албергария, и Диогу Гомиша да Силва, и равно иных. О Короле же мы не говорим ничего, поскольку он стольких сделал [рыцарями], что в конце концов в докуке прекратил это занятие (ate que com enfadamento os leixou de fazer).