Текст книги "Евангелие отца"

Автор книги: Герман Сад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Что я теряю? Последний чек на три тысячи долларов? Это много, согласен. В моем положении – мне нужны эти деньги, а в Танжере на них можно жить полгода, особенно не задумываясь. Но три недели рядом с мистером Андреасом? Еще три недели видеть вокруг себя море и тупых (правда, красивых, но одинаковых) белочек? Да и не совсем понятно, куда меня собираются деть перед прилетом того, кого ждут. Я ухожу сегодня. Не забывайте, что чеков скопилось много, но их еще надо успеть обналичить. Пока это просто красивые листочки с добрыми словами и цифрами. Обналичить и превратить в еще более красивые бумажки…. Вот проблема. Успеть. И вот как раз это и не просто.

Гл. 10

Великий Мастер Джонатан Тиз плохо спал в эту ночь. Ему редко снятся сны – сегодня была редкая ночь – он увидел сон, который поднял его с постели в четыре утра и не прекратился. Все на месте: стол, Руководство для офицеров и Братьев Ложи, пачка сигарет, фотография дочери, список Великих Офицеров и недописанное вчера вечером письмо Великому Надзирателю.

Сон не отступал. Человек из сна продолжал стоять перед его глазами. Он все говорил и говорил, и говорил. Голова Великого Мастера не просто болела – её, словно сдавили горячим медным обручем. Не хватало воздуха, и не было сил подойти и открыть тяжелые дубовые ставни, чтобы впустить свежий ветер из долины.

Возможно, то, что случилось вчера, и было первопричиной сна – случилось невероятное, и это было. И это был не сон, и это не приснилось…

Все было правильно: Братья и он стояли по разные стороны алтаря в центре зала собраний. Рядом с алтарем, обитом старинной тканью, стояли Три Малых Светоча. Он говорил, и вот тут что-то случилось – совершенно невероятное. Тень. Это точно была странная длинная тень, как тень от человека, стоящего в проеме двери пересекла пространство между алтарем и Востоком. Внезапно открылась дверь в преддверие: Привратник, которому не только не дозволялось входить в зал собрания ложи без разрешения Второго Эксперта, но и подавать свой голос из-за двери, резко распахнул двери. Досточтимый Мастер, Обрядоначальник, все Великие Офицеры находились внутри, и никто даже не представлял, что без предупреждения, нарушая все законы этикета и хорошие манеры, в зал войдет бывший Мастер Великой Ложи. Тишина звенела. Джонатан Тиз просто слышал этот звон – он и до сих пор в его голове. Но то, что случилось потом, превзошло все самые ужасные ожидания, порожденные этой минутой появления Дайса Ледуайена.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, и как будто что-то почувствовав, из зала собраний тенями стали исчезать все Братья. Бывший Великий Мастер обошел алтарь и стал рядом с Джонатаном.

Дайс вел себя, как сумасшедший, но Великий Мастер знал, что все что делает Ледуайен, заслуживает доверия. Дайс очень медленно взялся за концы ткани, покрывавшей алтарь, и резким движением рванул ее на себя. Дальше Великий Мастер услышал стон. Чей? Собственный? Ледуайена? Чей?

На алтаре, святом месте Великой Ложи, который неукоснительно требовалось содержать в идеальной чистоте, на котором даже треснувшая краска была предметом тяжелых разговоров с Обрядоначальником, на алтаре каким-то острым предметом было нацарапано слово «СВЕРШИЛОСЬ».

– Этого не может быть, Дайс. – Слова Великого Мастера звучали глухо в пустом зале собраний. Ледуайен молчал. Он как-то криво усмехался. Или это гримаса? Гримаса боли? «Похож на паралитика, он похож на паралитика».

– Там просто написано «свершилось», Джонатан. Или ты думаешь, что это глупая шутка, месть отвергнутого кандидата? Открой глаза.

– Я не про алтарь, Дайс. Я не про алтарь. Теперь это не имеет значения: кто это сделал. Это сделано.

– Ты понял это, Джонатан. Теперь пора уходить. Всем. Надо, чтобы ты об этом сказал. Наше время пришло – нам надо поговорить…

Горел камин. Давно горел. Треск дров заменял разговор. Бутылка виски была наполовину пуста, а они не сказали ни слова друг другу. Джонатан привез Ледуайена к себе домой час назад после того, как Заместитель Великого Мастера объявил Братьям, что завтра утром Великий Мастер сам выступит с речью. У Джонатана Тиза была в запасе одна ночь.

– У меня есть письмо, Джонатан. – Тяжело, словно выдохнув, проговорил Ледуайен. – Оно у меня в кармане пальто. Возьми.

Тиз встал и подошел к брошенному на спинку кресла пальто.

– Трудный день случился, Джонатан? – Ледуайен повернул голову к Тизу, рука которого застыла в воздухе, так и не дотянувшись до кармана пальто. Он посмотрел на Дайса.

– Ты ждал этого?

– Всю жизнь. Так же, как и ты. И так же, как и ты, не верил. Теперь это случилось. Бери письмо.

Джонатан достал сложенный вчетверо листок бумаги. Руки предательски дрожали. Не должны так дрожать руки у человека в его положении. Он должен был быть готов к этому дню, но руки дрожали.

Листок развернут – короткий текст и в конце одно слово «СВЕРШИЛОСЬ» и подпись Pro Fanum. Все.

– Что это, Дайс? Что означает этот текст?

– Ты забыл латынь, Великий Мастер? – Криво усмехнулся Ледуайен. – Или ты совсем забыл свою историю? Читай и вспоминай.

Джонатан пробежал глазами текст электронного письма, распечатанный на принтере.

Подарок должен включить все, что имели тамплиеры, поддерживали, обладали непосредственно или через других.

Все, что принадлежало упомянутому Дому и ордену рыцарей

тамплиеров, магистру и членам ордена, права и привилегии, которые во время их ареста принадлежали ордену или членам ордена рыцарей тамплиеров или могли принадлежать им, которыми упомянутый магистр и члены ордена рыцарей тамплиеров были законно обеспечены.

Все то, что мы представляем, передаются навсегда упомянутому ордену Госпиталя.

СВЕРШИЛОСЬ

PRO FANUM

– Я помню эти слова, Дайс. Это отрывок из буллы Климента V, написанной в мае 1312 года, после разгрома Ордена тамплиеров. Но причем здесь «СВЕРШИЛОСЬ» и кто такие Pro Fanum? «Вне Храма». Это наш термин. Что – это новая организация?

– Опять ты меня удивляешь, Джонатан. Люди назвавшие себя так, где-то рядом с тобой. Неужели не ясно, что это те, кто, не обладая Знанием, обладает властью. Неужели ты думал, что так много времени никто кроме тебя не знает Истину? Они получили от проклятого папы все имущество, но не узнали тайну. Судя по письму – теперь они ее знают.

Бывший Великий Мастер налил себе еще виски и замолчал. Тиз подошел и сел в свое кресло. Что весит листок бумаги? Ничего. Но, казалось, что камень упал на деревянный стол – так тяжелы были слова, напечатанные на нем.

– Ты хочешь сказать, Дайс, что все это время рядом с нами существовал Орден госпитальеров? Этого не может быть – они канули в небытие.

– Нельзя так долго быть Великим Мастером, Джонатан. Знаешь, почему я сложил свои полномочия? Величие губит быстрее, чем любая болезнь. Это страшная штука – привыкнуть к своему «величию». Знаешь, я начал пить. Это плохо. Но, я жив и это хорошо.

– Сегодня ты нарушил все законы, Дайс…

– Перестань, Джонатан. – Голос Ледуайена неожиданно стал резким. – Ты о манерах и этикете? Нет ни одного закона, который бы не был писан людьми. Даже Божьи законы мы знаем только в людской редакции. Законы защищают одних от других, но соблюдать законы одних другие не обязаны. Слушай меня внимательно, если ты хочешь еще успеть что-то сделать. Слушай меня очень внимательно. Мы с тобой знали, а остальным неведомо, что кроме нас есть на этих весах еще третья чаша. Она не мешала нам сохранять равновесие в мире. До поры, до времени. Люди глупы и не понимают, что об этом говорит даже статуэтка Фемиды! У истины три стороны: правда и ложь лишь гири ее весов, а она всегда посередине. Церковь знает о нас. Мы знаем Церковь. Мы хорошо знаем друг друга. Но, ни они, ни мы не представляли себе, что все это время рядом с нами были они. А может быть они-то как раз и знали. Госпитальеры никогда ничего не делали просто так – они всегда ждали, когда закончится бой, и убирали падаль, и тем кормились. Им нравилось быть нищими и грязными. Нищета – это болезнь, которая даже при свалившемся на голову огромном богатстве, не позволит есть кусок целиком. Она заставит его спрятать в сырой подвал, где он сгниет, а нищета будет питаться только крохами от него. Нищета заразна. Она превращает человека в шакала. Она порождает злобу и подлость, ложь и лицемерие, болезни и ненависть. Есть такое выражение: нищий духом – это про тех, кто, умирая от голода, оставляет в сундуке глубоко под землей несметное богатство. Это про тех, кого ненавидят потом собственные дети за несчастное детство. Потому что богатство только тогда в радость, когда не болен дух. Госпитальеры никуда не исчезали – они всегда были рядом. Они позволили тамплиерам быть. Они вынуждены были позволить. Церковь склонилась перед храмовниками – госпитальеры шли за спиной церкви. Они ждали. И они склонились вместе с ней, и храмовники поверили, потому что были также самонадеянны, как мы. Но они, Джонатан, не церковь – будь она не ладна. И не имеют они отношения к Церкви. Они наше «альтер эго». Ведь ты думал над тем, что они помогли храмовникам исчезнуть и избежать полного истребления? Думал. Так почему ты не подумал о том, что они не рядом, что они внутри? Тем более, Джонатан, именно мы, назвавшись другим именем, присвоили себе право хранить Тайну храмовников. И храним ли мы ее? Я хочу сказать: знаем ли мы ее вообще? Ты знаешь? То, что мы знаем с тобой, скорее всего, лишь часть Тайны. Неужели ты уверен, что вольные каменщики и тамплиеры это одно и то же? Мне думается, что мы только подмастерья и вряд ли будем мастерами. Нелепые и мало кому понятные слова и обряды. Джонатан, разве существование нас отрицает существование еще кого-то? Почему именно мы имеем Право? Книги? Заветы? А Истина? Она-то где? Ты ее ищешь в древних книгах, а она оказывается в бульварных газетах. Ты возносишь молитвы к праотцам, а они достигают лишь ушей сидящих рядом в метро….

Устал я, Великий Мастер, от поиска истин. Их стало слишком много.

– Как давно ты узнал об их существовании?

– Перестань так акцентировать слова, дорогой. ИХ! Кого – их? Таких же, как мы недоумков? Чем мы занимаемся, кроме Собраний? Распределением финансовых средств среди своих – вот чем. Ладно. Разговор долгий и он имел бы смысл, если бы на вывеске нашего «банка» не было написано «сборище уволенных со службы строителей, решивших, что они некогда были тамплиерами, а теперь ставших псевдорелигиознотайным обществом придурков, возомнивших, что они превыше всех». Это просто клуб финансистов, ничего более. От скуки, как пейнтбол. Ну, и мы, перекладывающие слова с места на место. Скорее уж обычные строители настоящие масоны, чем мы, не бравшие мастерка в руки. Хранители Веры. Какой? Имитация. Хранители должны уметь убивать. Мы разучились это делать. Теперь убивают только за деньги. Если раньше власть держалась на вере, то теперь власть стоит на деньгах и вера не имеет для нас больше никакого значения, кроме как развлечение выходного дня и красочное шоу. Теперь убивают за веру только на Востоке. И пора назвать вещи своими именами: мы долго прикрывались именем иудейского Бога, но наступает другое время – мы люди с Востока – тебе ли не знать? Кажется, мы сделали все, чтобы Война опять началась. Только теперь это война не остановится никогда. Эту кровь не смыть.

– Перестань, Дайс! Нет нашей вины в том, что люди сошли с ума. Что террористы взрывают все подряд! Как можно равнять войну с террором с войной за Веру? Причем тут мы?

– Очнись, Великий Магистр. Кто они – террористы? Можно сказать, что это люди, слова которых не доходят до ушей других, и они взялись за оружие. А можно сказать, что они преступники…. Только вот какие законы они преступают, кроме наших? И где в наших законах написано, что еретики не будут гореть в геенне огненной? У них такие же книги – вот мы уже и горим по-настоящему….

– Хватит, Дайс! Не время сейчас. Потом поговорим об этом. Сейчас надо разобраться в насущном.

– Хорошо. Хочешь разобраться? Давай. Первое письмо я получил за два дня до того, как ты перестал быть моим Заместителем и стал тем, кого величают Великий Мастер. – Ледуайен опять нехорошо усмехнулся.

– Почему ты не сказал мне, Дайс? Причина твоего ухода была в этом?

– Причина в этом…. Не только в этом, Джонатан. Я понял, что они не угрожают, ничего не требуют, ничего не хотят, они просто вернули нас на семьсот лет назад и назвали нас по имени и поэтому они страшны. Подумай сам: они знают меня, они знают адрес моей электронной почты, они точно знают каждого из нас, никакая электронная защита не распознала письмо, – так ли крепка была наша оборона? Они просто пришли и сказали: «Хватит». У тебя не возникает мысли, что они имеют к нам прямое отношение? Что они, может быть, и создали нас? Откуда мы вообще взялись? Почему мы так уверены в наших книгах? Посмотри сколько вопросов. Откуда ты знаешь о справедливости нашего пути?

– Ты испугался, Дайс. Ты теряешь Веру. Вера не требует ни подтверждения, ни доказательств – тебе ли этого не знать. Откуда ты знаешь, что речь идет о тайне. Хакеры, хулиганы, да кто угодно…. Среди наших Братьев возможно кто-то…

– Ну же, договаривай! Что же ты? – Ледуайен смотрел Джонатану прямо в глаза. – Предатель? Хулиган? Авантюрист? Псих? Веришь ли ты сам в это, Великий Мастер?

– Хорошо, Дайс. Пусть так. Что было в первом письме и сколько было писем за эти два года? – Тиз почувствовал, что сейчас вдруг появилась злость на старого Ледуайена. Куда-то ушло беспокойство, и он позабыл на время о письме.

– Я не скажу тебе всего, Джонатан. Я расскажу про письмо, которое пришло за месяц до моего ухода с поста Великого Мастера Я покажу его тебе. – Ледуайен достал из внутреннего кармана пиджака еще один сложенный листок и протянул его Тизу.

Джонатан развернул листок.

Все владеющие землями, привилегиями, замками или каким бы то ни было имуществом, принадлежащим ордену Храма, независимо от государства, известности или достоинства, даже если это – понтифики, должны отказаться от них в пределах месяца после запроса магистра и членов ордена Госпиталя, или любого из них, или их поверенных. Все должно быть полностью и свободно передано ордену госпитальеров.

PRO FANUM

– Что это значит? Опять кусок из буллы Климента V? Какого черта? Они не знают другого документа?

– Прошу тебя! Текст буллы писал не слабый Папа. Кто стал бы его именем приказывать нам что делать? Это значит только то, что они требуют вернуть им все, чем мы владеем. И это не пресловутая Тайна или артефакты – это власть и деньги, на которых и построена наша власть. Я повиновался и оставил наше Общество на тебя, хотя этого делать было нельзя, не будь этого письма. Ты слишком предан вере, а она-то тут как раз не причем. И, поверь мне, и черт здесь не причем: ты сам знаешь, что совпадений не бывает. Не тот случай. И дело не только в том, что они знают, кто мы – просто пришло время и что-то произошло – иначе бы они не раскрылись. Ставка в этой игре не мы – ставка выше. Боюсь я, Джонатан, другого. Кажется, маски сняты, и встретиться придется глаза в глаза, и назвать друг друга по имени.

– Значит, ты хочешь сказать, что в нашем Обществе предатели?

– Что с тобой, Великий Мастер! О чем я тебе говорил все это время? Нет ни предателей, ни преданных: наступило время Истины, о которой мы так долго мечтали. А вот хорошо ли это? Хороша ли будет Истина? Я хочу сказать, что пришло время вспомнить еще одно значение слова «pro fanum» – «неверующий» или «богохульный». Нам объявили войну, Джонатан, и на этот раз враг сильнее нас. Ибо мне кажется, что именно он и знает Истину, а мы играли в его пьесе. И его имя не Иисус.

Гл. 11

Я получил бы восемь тысяч за два месяца стояния в черном костюме при температуре плюс сорок градусов. Минус три тысячи, которые я не получил, потому что из этих восьми недель три я уже не стоял. Таким образом, пять тысяч за тупое времяпрепровождение, ненависть к морю и год сытой жизни в Танжере впереди. Неплохо. Плохо только то, что из Танжера придется уезжать – хозяева не любят, когда их покидают без предупреждения, обижаются и могут сделать а-та-та. Куда? Пока не скажу – не знаю. Маленькие человечки в черных костюмах, прилипших к потному телу, тоже должны попытаться подумать.

И вот еще что я вам скажу – Сицилия – это не солнечная Италия. Тем более, ночью, когда я совершенно мокрый. Тем более, в августе. Именно таким я выбрался на берег. Наверное, пропахну рыбой. Точно пропахну.

Склады, телеги, старые велосипеды без колес, луна, и очень скользко. Мне пришлось спуститься по трапу с другой стороны яхты, плыть долго. Так долго, что я вероятно еще очень не скоро захочу купаться в море. Путь к причалу был скушен – что об этом говорить? Плыть в темноте не меньше пары часов (стояли на рейде) и все это время держать свою одежду и документы в руке над головой – это, наверное, было похоже на высадку союзников в Нормандии. Слава создавшему Средиземное море! Оно сравнительно маленькое и доплыть до нужного берега можно, если заранее зайти в рубку и посмотреть: где Израиль, а где Италия.

Как по-итальянски будет: как доехать до аэропорта? «Скузи. Прего. Аморе мио» – все. Иссяк. Лучше бы это была Франция – Лазурный берег или Монако. Там люди говорят хоть и по-французски, но это больше похоже на человеческий язык. Мне с детства мяукать трудно – у меня была собака.

Вон, там, под фонарем сидит человек – подойду и спрошу.

– Скузи, сеньор. Где здесь аэроплано, прего. (В запасе осталось только «Аморе мио», но, кажется, сейчас не стоит это говорить).

При этом я расставил руки и стал ими совершать движения, по моему разумению крайне похожие на высший пилотаж или хотя бы сильную турбулентность. Я даже немного подпрыгивал для пущей убедительности и немного гудел. Судя по глазам ошалевшего старого итальянца, я был похож скорее на уволенного за пьянку сумасшедшего орнитолога, чем на самолет. Словом, редко выпадает на долю сторожа такие увлекательные встречи. Пьяные матросы, бывает, выползают из моря, рыба тоже, бывает, выпрыгивает, местные жители кого-то топят – это нормально. Но, чтобы орнитологи! Они – редко. Сегодня хорошая ночь. Завтра он расскажет друзьям, что из моря вылез голый сумасшедший псих, и долго летал вокруг него, и ему больше никогда не нальют перед сменой выигранный в нарды стакан кьянти.

Я еще немного погудел и полетал, но, видя, что реакция не та – итальянец не подхватывает игру, махнул рукой ему на прощание и пошел вдоль набережной, напевая случайно пришедшую на ум песенку итальянских коммунистов «Бандьера росса».

Было уже 3 часа ночи. Кажется, я просох. Стоит одеться, чтобы не вызвать обвинений в недостойном орнитолога поведении. Хотелось пить, но это я могу сделать в аэропорту, когда найду такси. Оказывается, я знаю еще два слова по-итальянски: аэропорт и такси! Хорошо.

Из-за поворота выехал автомобиль, и я махнул рукой. Растопырив пальцы, я показал все десять, добавил слово доллар, махнул в куда-то вдаль и сказал заветное итальянское слово «Аэропорт». Водитель молча кивнул и я сел в машину.

Минут через сорок тряски в полной темноте, вдали показались огни. И только тут я понял, что сел в полицейскую машину. Водитель был не в форме – она валялась на заднем сидении, а вот между нами лежал симпатичнейший карабин, который и уткнулся мне в бок.

«Американец»? Водитель посмотрел на меня. Да. «Турист»? Опять – да. «Домой»? Черт возьми! Си, сеньор. «Хорошо», сказал водитель и уткнулся вперед. Я бы тоже так сумел поговорить, будь я водителем или полицейским, но слава всем Богам на свете, мы уже подъезжали к местному аэропорту.

Я вылез и вспомнил еще «Милли грация». Кажется, так назывались колготки у последней моей девушки. Стоп. Нет. Грация – это то, что у нее было точно, а милли – это столько, сколько у меня не стало на счету после ее ухода. «Прего», ответил славный парень – сицилийский полицейский, взял десять долларов и вылез вместе со мной. Неожиданность? Но, ничего неожиданного не произошло. Он показал мне на двери зала вылета, нырнул в машину и вынырнул с форменной рубашкой и карабином. Махнул мне рукой и пошел в другую сторону.

В зале вылета немного народа. На маленьком табло было несколько рейсов: в Рим, в Рим (через час), в Рим (еще через час), в Ларнаку, в Мадрид, в Рим (через три часа) и еще в Тель-Авив. Мерси – я выбрал Мадрид, потому что вдруг во рту опять появился отвратительный вкус маринованных детенышей осьминогов в римском кафе, а Израиль вообще не рассматривается – он в моем плане стоит на последнем месте.

Из Италии в Испанию самолет летит минут пятьдесят. И уходят они каждый час, как автобусы. Было четыре часа утра, и я никак не рассчитывал увидеть на борту много пассажиров. В любом случае, есть почти час, чтобы подумать, что делать дальше, съесть сэндвич с тунцом и поспать.

Я подумал, что будет неплохо покататься немного и вернуться назад. Например, из Мадрида полететь на Кипр, потом паромом в Израиль и маленькой частной авиакомпанией в Египет. Оттуда на автобусе в Бейрут (пока не очень стреляют), потом опять самолетом на Кипр и паромом в Александрию. Если кто-нибудь все-таки постарается на меня рассердиться из-за столь невежливого ухода с работы и решит меня поискать, что очень возможно – он должен запутаться и уж точно решит меня искать рядом с местом исчезновения в последнюю очередь.

В Каире есть пара моих друзей, с которыми меня связывает давняя история. Частенько мы работаем вместе. Они, как и я, когда-то очень быстро покинули контору (в чем я им немного помог) и организовали в Египте частную авиакомпанию (два самолета, которые всегда стоят на ремонте). Их небольшой офис находится в районе Хан-Халиль в старом городе. Если кто-то начнет искать этот офис, то еще до того, как он его найдет, офис исчезнет и превратится, ну, скажем, в лавку, торгующую маслами и уксусом. Шум от твоих шагов всегда бежит впереди тебя, говорят в старом Каире.

Таким образом, одно из звеньев моего «петляния» исчезнет – то есть пропаду я где-то в Израиле. Меня это устраивает. Все придумалось удачно, и должно было бы так и случиться, если бы не одно но…. Выглядело это «но» очаровательно, если возможно применить это слово к невысокой женщине средних лет в форменном костюме какой-то авиакомпании. «Но» подошло к креслу, на котором я сидел, улыбнулось и носком грациозной туфельки 6 номера тронуло бумажку, валявшуюся на полу.

– Вы летите в Мадрид, сеньор? – Голос для четырех часов утра тоже был очаровательным: легкая хрипотца средиземноморской вдовы с устойчивым запахом крепкого кофе и конька.

– Увы.

– Тогда Вам пора на посадку. Ваш рейс 1226.

– Еще раз – увы. Вы ошиблись, милая. Мы не знакомы и Вы, вероятно, приняли меня за другого.

– Нет, сеньор. Вот тот, видите, человек, который выходит из аэропорта с большой сумкой на плече, просил Вам передать конверт (она протянула мне конверт) и вот эти слова: «Вас ждут завтра в Тель-Авиве».

– Где меня ждут?

– Подробности в конверте. – Она продолжала улыбаться.

– А почему тот милый сеньор с большой сумкой сам не подошел? – Я почему-то смотрел на ее не слишком миниатюрные ноги.

– Какой сеньор? – Я поднял взгляд – она смотрела прямо мне в глаза. Я посмотрел в сторону выхода и никого не увидел. Она больше не улыбалась.

– Вы сказали…. – Она уже повернулась уходить, но на секунду задержалась и обернулась ко мне.

– Завтра Вы обязательно должны быть в Израиле. Завтра и не позднее полуночи.

– А я…. – Она больше не слушала. Она уходила: вся такая милая и не слишком миниатюрная….

Я сбежал с красивой яхты, я плыл по морю, я промок и прикидывался сбитым самолетом на ночном и мокром берегу. Я тайно все сделал – никто не знал о моих планах и вот – в аэропорту совершенно неизвестного мне итальянского города, именно ко мне, подходит миленькая стюардесса и предлагает (если можно это принять за предложение) завтра быть в Тель-Авиве…. Это нормально? Я вскрыл конверт, который, безусловно, предназначался не мне…. Увы, мне. Лучше бы я остался сторожить мистера Андреаса и его птичек – там все было понятно – здесь, кажется, начинается чертовщина. Не так – это не чертовщина – это могло бы быть шуткой, если бы не было моего имени на конверте: «Д. Джей. Ливайн».

«Иисус увидел младенцев, которые сосали молоко. Он сказал ученикам своим: Эти младенцы, которые сосут молоко, подобны тем, которые входят в царствие. Они сказали ему: Что же, если мы – младенцы, мы войдем в царствие? Иисус сказал им: Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону, как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной, когда вы сделаете глаза вместо глаз, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа,– тогда вы войдете в царствие». (Евангелие от Фомы. 27)

Милый Ливайн! Надеюсь, что твоя вера столь же сильна, как и желание заработать? До встречи в Иерусалиме. Твой друг.

И что теперь? Прошлое становится прошлым только в том случае, если его не было. Мое прошлое было, и оно держало меня крепко. Как всегда ты думаешь, что откуда-то уходишь, но вот думают ли так те, кто тебя не отпускал? Но, я попробую еще раз. Они думают, что я подпрыгну и поеду в Тель-Авив…. Объявили посадку на Тель-Авив: я подпрыгнул и пошел. Надо же, как Библия работает! Быстро пошел, очень быстро в сторону посадки на рейс… до Ларнаки. (Это на Кипре, если кому интересно). Я спорить не буду – я приеду в Израиль, но дорогу к Храму каждый выбирает для себя сам. Поэтому, если Вам настоятельно советуют быть в таком-то месте, в такое-то время и обязательно добраться конкретным видом транспорта, да еще и ангелом, принесшим эту весть, является хриплая стюардесса с неприличным размером обуви, подумайте, а стоит их желание Вашего времени и может быть Вашей жизни?

Гл. 12

– Послушай, Дайс, – Великий Мастер Джонатан Тиз смахнул рукой несуществующую крошку со столика из тикового дерева. – Послушай…. Давай еще раз. Спокойно. Объясни мне: при чем тут возможные госпитальеры, о которых века ничего не было слышно? Где доказательства? Это просто похоже на помешательство и бред. Давняя паранойя, сродни ревности – храмовники и госпитальеры.

– Нет у меня доказательств, Джонатан, кроме одного…. Поднимись, надень свое пальто, и пройди в зал собраний. Там ты найдешь свой алтарь и увидишь слово. Кто мог на алтаре написать его? Ты веришь в привидение? Или один из братьев сошел с ума? Или все-таки это сделали те, кто знает, что надо делать. Но всех их ты вчера видел перед собой…. Кто еще, кроме церкви и нас существует в этом мире? – Ледуайен поднес к губам стакан, наполненный виски больше, чем на половину, но остановил руку и удивленно посмотрел на него, словно впервые увидел. – Это госпитальеры. Может быть, я прав, может быть – нет. Но, если кто-то из них поступил также как мы тогда, то мог и находиться веками рядом с нами…. Это возможно.

– Возможно, но маловероятно, Дайс. Никто не мог знать Истину. Именно храмовники получили доступ к информации, и именно мы их преемники.

– Перестань, Джонатан. Опять ты с этой истиной. Далась она тебе. Начни думать: если мы смогли возродиться, как утверждают предки, почему никто больше не мог сделать то же? И еще раз спрошу тебя: ты лично знаешь тайну? Ты знаешь, какова она или в чем истина, которую, по твоим словам, мы храним? Нет, ты не знаешь. Потому что, вполне возможно, что масоны были созданы лишь для того, чтобы все думали, что именно они что-то знают. Тебе не приходило в голову, что мы были созданы только для отвода глаз, а настоящая тайна на то и тайна, чтобы ее никто не знал – даже те, кто считает, что хранит ее.

– Они были при церкви. Зачем им это надо было? Церковь не знала ничего, она испугалась….

– Испугалась? Чего? Что могло так напугать Церковь, обладавшую полной властью над всеми и над всем? А если никто ничего не прятал, если никто ничего не находил? Если это всего лишь идеальная и великая Мистификация? Никто не забыл слов Великого Магистра, которые сбылись, Джонатан. Не это ли подтверждение чуда, исполнение которого могло быть совсем даже не в руках Божьи, а совсем наоборот – в руках тех, кто создавал, как теперь говорят, проект.

– Подожди, Дайс, ты думаешь, что они шли все эти годы по нашим следам?

– Но, если никто не шел по следам, Джонатан? Что, если хранители Истины именно они? Что, если истина не в том, о чем думаем мы, а в чем-то ином? Что, если истина всего лишь в знании правил игры, придуманной Церковью? Что, если это всего лишь проект церковников, а мы заигрались и поверили в себя, хотя именно нас-то и не существует? Госпитальеры. Проект мог дать сбой на каком-то этапе. Они получили все, что хотели, кроме одного – того, что они хотели на самом деле.

– Дайс, были те, кто был совершенно открыт…. Может быть, они? Их мрачная слава покрыта не одной тонной крови.

– Ты про Орден Псов Господних?

– Да.

– Маловероятно. Они сделали свою работу. Да и потом это просто инквизиция, то есть служба безопасности. Они не более опасны, чем любая секретная служба, про которую все знают, что она очень секретная. Опасны оказались те, кто, как мы думали, не существуют. Мне почему-то начинает казаться, что вся проблема в нашем собственном выживании, а не в истине. Вот причина, по которой я отдал свое место тебе. Струсил? Да. Устал. Не знаю: и то, и другое.

– И все-таки, я должен знать, что произошло на самом деле, Дайс. Завтра я свяжусь с братьями в Кастилии и Германии. Нам нужно расследовать это дело.

– Тебе надо распустить Ложу, Джонатан. Если ты следуешь закону до конца.

– Я понимаю…. Ложа будет распущена. Я сделаю это завтра. Я напишу Великому Надзирателю. Я должен просить совета перед принятием решения – этого требует этикет.

Ледуайен поставил свой стакан на столик и тяжело поднялся.

– Ты знаешь этикет, но у тебя больше нет времени. Вспомни, Джонатан, алтарь осквернен. И это не просто образ – это катастрофа. Это война. Вопрос только – кого с кем на этот раз! Если мы и вправду наследники храмовников, то пришло время отложить финансовые книги и взять мечи. Хотя, ты знаешь историю не хуже меня: ты знаешь о Кельнской хартии 1553 года, подписанной делегатами девятнадцати лож, активными деятелями Реформации. По словам хартии, масонский орден не происходит от какого-либо другого общества, а древнее их всех и ведет свое начало чуть ли не от учеников Иоанна Крестителя. До 1440 года общество даже называлось по этой версии – «Общество братьев Иоанна». Это многое объясняет. Это объясняет, прежде всего, то, что мы только прикидывались наследниками тайны тамплиеров, а на самом деле, мы плоть от плоти госпитальеры. И если это так, то совершенно ясно, откуда у нас богатства и власть: все это Церковь отобрала у храмовников. И последнее: если это правда, и истина, в своем малом проявлении такова, то те, кто осквернили алтарь, не враги, а друзья. Те, кто после многих веков решил открыть тайный заговор Церкви. То есть, это и есть храмовники. И нам с тобой не бояться их надо, а искать и просить о прощении. Вот такие дела, Великий Магистр того, чего уже нет. – Ледуайен пьяно засмеялся. – Они пришли за своим и они взывают о справедливости. – Он подошел к своему пальто, валявшемуся на кресле. – Глаза бывшего Великого Мастера блестели от слез. Хотя, просто могли слезиться старые глаза, да и выпил он много для своего возраста.