Текст книги "Евангелие отца"

Автор книги: Герман Сад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Ахмед хочет с Вами встретиться по поводу конклава, который произойдет очень скоро здесь в Израиле.

– Конклава?

– Ну, такое название, привычное всем нам, дали в Ордене.

– Где, простите, дали?

– Новая организация, объединяющая некоторые спецслужбы основных церковных конфессий. Есть опасение, что через некоторое время в мире появится новая Книга, которая взорвет общество. И, поверьте, это не простые опасения. Части книги уже стали появляться в печати. Пока, к счастью, только в виде небольших публикаций в специальных журналах небольших тиражей. Но этого уже достаточно, чтобы некоторые видные господа, имеющие отношение к нескольким мировым банкам, обществам и организациям, сильно напряглись. Тем более, что этот журнал лег им на столы в один и тот же день, как будто они его заказывали. Никто пока точно не понимает, кто это делает, но за несколько последних дней произошли некоторые события, которые слегка прояснили ситуацию.

–И?

– И вот, мой дорогой Ричард, потребовались Вы, чтобы обезопасить возможные финансовые потери этих господ.

– Вот как Вы представляете мое тут появление? Я понимаю, что моя, с позволения сказать, специфика предполагает не самую интеллектуальную работу. Но все было бы ясно, получи я конкретные указания. В этом же случае происходит, воля Ваша, что-то непонятное: мне предлагают сделать сразу три взаимоисключающие вещи. Я с детства не очень любил ребусы и кроссворды – может быть, Вы дадите мне несколько подсказок? – Мне до чертиков надо получить от доктора хоть что-то, чтобы разобраться в ситуации, в которую я попал не по своей воле. Раньше все было ясно, а теперь мне предлагается сыграть в игру под названием «Хочешь стать миллионером»: один вопрос и три ответа. Выбираешь правильный – едешь спать спокойно и сладко в окружении приятных ощущений от лежащего в кармане чека на приличную сумму. Ошибаешься: получаешь сначала звук, потом удар и спишь долго и без снов. Тем более, что на самом деле у меня вообще совершенно иная задача. Если доктор знает что-то – он должен сказать. Если не знает – я вообще зря сюда пришел. Меня только немного расстраивает Ахмед. Почему я не понял, что не совсем тот, за кого я его принял? Как я не смог понять, что мой уход из конторы не только не был неожиданностью для боссов, а как оказывается, скорее всего, был хорошо разработанным планом? Значит, утка, индейка и гамбургеры с кофе – просто блеф? Обидно. А я так им верил. (Ну, и пусть они так думают.) Пока все правильно, кроме одного. Как сыграть, если не знаешь всех правил игры? – Итак, доктор. Что связывает Вас с Ахмедом?

– Не меня, Ричард. Скорее Вы интересуете того, кого представляет Ахмед. Я, как всегда, просто связываю некоторые явления в единую цепочку. Я должен по просьбе моих работодателей только помочь Вам поступить правильно.

– В ином случае?

– Вы вряд ли думаете, что Вы единственный, кто приехал в эти дни в Израиль. И, конечно же, Вы достаточно умны, чтобы не понять, насколько на Вас рассчитывают, если говорят с Вами, а не просто дают распоряжение.

– Я потрясен, доктор. Вы говорите, что у меня есть шанс не только выйти из игры с прибавлением, но и изменить свой статус?

– Конечно. Вам действительно стоит встретиться с Ахмедом. И пусть Вас не тревожит, что Ахмед представляет одну из самых сомнительных организаций мусульман – Ваш контакт санкционирован на самом высоком уровне.

– Это Ваши слова, а что их подтверждает?

– После встречи с Ахмедом, у Вас будет встреча с представителями тех, кто заинтересован в мирном разрешении сложившейся ситуации. И только после это мы с Вами обсудим возможные пути решения. Вполне возможно, что все обойдется без каких-либо резких движений, но мои боссы хотят быть готовы к любым возможным вариантам.

– Ваши боссы…. Я их знаю, доктор? Понимаю, что мой вопрос некорректен, но раз мне предлагается думать, а не действовать, значит, я имею право на часть информации. – Кто знает, может он и в правду готов мне что-то сказать.

– Часть информации Вы уже получили, Ричард. Поверьте, что и этого уже достаточно, чтобы поверить, пусть с долей скепсиса, мне на слово. Скоро события начнут происходить слишком быстро – мы просто должны быть к этому готовы. А теперь – чай?

– А теперь чай. И я надеюсь, что Вы не отпустите меня без сладостей?

– Конечно, дорогой Ричард. И Вы, надеюсь, простите меня, но я вынужден Вам выписать счет за посещение.

– Что-то последнее время мне все выписывают счета. Раньше этим занимался в основном я. Не могу сказать, что такие перемены не к лучшему, но я вынужден принять это, как неизбежное зло.

– Счет на совсем небольшую сумму, но он даст Вам то, в чем Вы нуждаетесь.

Прошли не более двадцати минут и, уже идя по улице, я понял, что сладости были лишними. Нельзя есть так много. Баранина, конечно, не в счет – ее не должно быть мало, а вот сладости…. Слишком, по моему, много внимания уделяют восточным сладостям: мне ближе китайские или кипрские. Тем более, что встреча с Ахмедом сегодня вечером, наверное, будет опять за столом – фунта три за сегодня я прибавлю точно. Если бы мой счет рос с такой скоростью, как сегодня увеличился мой вес.

Гл. 26

Два конклава (оставим это название для красоты) в одно и то же время в разных места – чудо? Скорее, надежда многих и многих религиозных деятелей. И почему в церкви не может быть альтернативных выборов?

Но, что делают сейчас эти шесть стариков, сидящих по одну сторону стены и шесть, сидящих по другую? Почему они так странно ведут себя? Тихо переговариваются и поглядывают на сидящих напротив. Кто этот тринадцатый седой мужчина, сидящий у алтарной стены алтаря, как судья? Он смотрит на них, и он молчит. Немного похоже на телевизионное шоу, где встречаются две команды, только вряд ли это смешное телевизионное шоу.

Странно и то, как они сидят. Справа шестеро распределены строго под шестью фресками: 1-я картина: "Обряд обрезания Моисея" и "Моисей в Египте", 2-я картина: "Моисей черпает воду для дочерей Федра после того, как он прогнал мадианитян и убил египтянина", 3-я картина: "Переход через Красное море", 4-я картина: "Дарование Закона Моисею на Синайской горе и поклонение Золотому тельцу", 5-ая картина: "Наказание Корея, Дафана и Авирона», 6-я картина: «Чтение завещания и передача розги, символа власти, преемнику». Хорошо. Это понятно – это команда «Ветхого завета». Теперь, сидящие слева: 1-ая картина: «Крещение Христа», 2-ая картина: «Искушение Христа и освящение прокаженного», 3-ья картина: «Призвание к апостольству Петра и Андрея», 4-ая картина: «Нагорная проповедь и исцеление прокаженного», 5-ая картина: «Передача ключей Святому Петру», 6-ая картина: «Вечеря». Хорошо. И это понятно: это команда «Нового завета». А у алтарной стены сидит ведущий шоу под фреской «Страшный Суд».

Захватывающий сюжет: впечатление производят фигуры, окружающие Христа, сурового и непреклонного Судьи. Справа внизу грешники на ладье Харона, проваливающиеся в ад; в небе ангелы, трубный глас которых призывает встать умерших. У ног Христа Святой Лаврентий и Святой Варфоломей с кинжалом в руке. Рядом с Христом смиренная Мадонна. Что делает здесь женщина, рядом с этими мужчинами? Кто знает? Женщины всегда себе на уме.

Ну, и кончено: потолок – это небо – прямая дорога к алтарю (или обратно, это как кому повезет). В центральной части потолка изображены основные библейские события. Начиная от фигуры Пророка Ионы, видим: «Отделение света от тьмы», «Сотворение солнца и луны», «Парящий в бесконечности Бог отделяет землю от воды», «Сотворение Адама», «Сотворение Евы», «Грехопадение и изгнание из рая», «Жертвоприношение Ноя», «Всемирный потоп» и, наконец, дамы и господа, самая пикантная картина – «Опьянение Ноя», как начало или конец. В любом случае, приятно, что вино – один из спутников веры. Значит, принимаем его, как дар небес. А кто будет с этим спорить? Красивая и законченная мизансцена. Художники создали поле битвы двух войск – мало кому приходит это в голову. Мало кто задумывается, что между Ветхим Заветом и Новым Заветом нет ничего общего, если не считать Новый Завет «Ветхим заветом 2 – «Продолжение истории». Две разные истории превращены в сериал: какая из историй важнее? Первая? По логике – да, но причем здесь логика, если кто-то сказал, что продолжение интереснее? Два века, две истории, два учителя. Но всему приходит конец. Итак, о чем они? Почему они здесь и зачем? Все просто, дамы и господа: нет единства в Ватикане. Значит, наступило время прояснить некоторые моменты.

Сидящий по центру, кардинал ди Корсо, молчал уже достаточно давно. Его мысли были далеко. И общее молчание двенадцати кардиналов, конечно, не мешало ему думать. Есть еще немного времени до того, когда придется нарушить возникшую тишину и начать говорить. Кардиналы ждали его первого слова, и начать придется, как бы ему этого не хотелось. Ждали не только они: ждали и в Нью-Йорке, и в Израиле, и, конечно, здесь, в Риме. В Москве? Вряд ли. Там никогда не ждут и не слушают – там делают и говорят. Но, не до Москвы сейчас – она предсказуема. Тут же все намного сложнее.

Сейчас все зависело от того, что он скажет, и что скажут те, кто сидел по разные стороны от него. Сколько лет прошло с того дня, когда первый раз был созван Конклав с одной лишь целью – выбор Папы. Много лет борьбы за Святой Престол, и какой борьбы! Может он сказать, что это была и борьба за Веру? Да. Уверенно. Но у каждого своя вера в Веру. И с этим нельзя ничего поделать: кардиналы – люди и ничто человеческое им не чуждо – пусть даже они чувствуют себя святее Папы. Да, они его выбирают, но – нет – не они столпы Веры. И редко Папа становился таковым. Сколько раз ошибались, а Вера не стала слабее: миллионы человек поклоняются их Богу. Значит ли это, что поклоняются им, сидящим по две стороны стены? Это слишком самоуверенно, но…. Конечно, и кончено с этим. Так было и так будет: вера создавалась ими, их предшественниками, и их учителями. Кто скажет, что они заблуждались? Кто кинет в них камень после того, что может произойти? Они честно делали свое дело – они воины Господа и его рабы. Они и слуги, и его агенты на земле. Только они управляют Его делами и это незыблемо. Кто посмеет сказать что-то вопреки Его воле? И кто знает Его волю, кроме них? Люди ничего не знают. Ни о чем не знают! Не им рассуждать о Вере в Него, и не им пытаться разрушить то, что создано и есть. Хватит и того, что Его разодрали на куски и растащили по разным домам: сколько еще должно появиться толкователей Его учения, и кто еще посмеет встать рядом с Ним – встать рядом с ними! Протестанты, лютеране, англиканская церковь, православные разных вариантов, версий и прочтений…. В каждой деревне есть свой мессия, который превращает воду в вино, и потому каждый день пьян.

Они знают, что все это было и до них. Сколько имен! Сколько слез и крови было пролито во имя других Имен. Египетский Хор, Аттис Фригийский, Кришна, Дионис и персидский Митра. Хватит? Хватит. Уже столько написано разоблачающих книг и снято фильмов на эту тему. Что разоблачать? Собственную веру? Жизнь? Сесть на сук и отпилить его – смешно, но больно в итоге для того, кто сам себя и уронил на землю. В голове кардинала ди Корсо шел странный диалог с самим собой, пока по обе стороны стены кардиналы этого тайного Конклава молчали и смотрели на него.

– Но, ведь это правда? Все они родились 25 декабря от девственниц, все проповедовали и странствовали, все были убиты и все ровно через три дня воскресли. Все творили чудеса и даже превращали воду в вино?

– Да. Это правда, как если бы правдой назвать восход и закат, день и ночь, рождение и смерть. Это – правда, которая выше правды. Все началось более трех тысяч лет до Рождества Христова, но были и до них – другие. И всегда приходили волхвы и говорили нам о Благой Вести.

– Значит, был кто-то кто всегда приходил и говорил? Не они ли и создавали все это?

– Это – смысл, который потерян, забыт, непонят, и потому многократно повторен. Говорить это каждому из них, каждому, назвавшемуся сторонником или противником?

– А, смысл? Какой смысл в истязании простой и элементарной истины: вера в чудо справедливости независимо от места действия, становится Верой в Него, которого каждый называет по-своему. Мы деремся не за Него – мы деремся только за эксклюзивное право на Его имя. Мы зарегистрировали за собой авторское право на Него: нам и собирать камни, которые Он разбросал. Не об этом Он говорил? Но, мы именно так поняли – камни стали золотыми, как все, к чему прикасался Он. Мы будем их собирать и строить Храмы. И потому они сверкают – пусть видит Он, что его дело в надежных руках.

– Разве хотел Он золотые храмы? Разве хотел Он, чтобы Его так поняли?

– В конце концов, каждый все понимает в меру своего заблуждения. И разве это не повод простить нас? Если мы не так поняли Его – это не преступление: вода в вино, камни в золото, а слова…. Что, слова? С них все началось и снова начнется, когда придет кто-то еще.

– А ты помнишь, кардинал, что в греческом языке слово «Логос» можно перевести не только, как «Слово» – «В начале было Слово», но и как «Идея», «План», «Смысл». Да, много еще как…

Ди Корсо не понимал: почему так случилось, что Конклав выбрал не того, кто был достоин стать Папой? Это и стало причиной всего, что произошло, и того, что произойдет. Но, так и было каждый раз – и каждый раз Папой становился не тот, потому что не ты. Потому что не я! Не отсюда ли дурные мысли о Нем, который не слышит, потому что не хочет.

– Не видит, но знает – от этого еще больнее, кардинал?

Глупо льстить самому себе, потому что знаешь об обмане. Тупик! Бег в темной комнате с завязанными глазами без права на отдых – в чем тут смысл? В награде за трудную жизнь? В смерти? Это глупо. Где были их мозги, когда пришло время, одному уйти, и другому придти? Нерешительность! Вот ключевое слово всех ошибок. И нет сострадания, и нет всепрощения, и нет любви, кроме любви к Истинному. И во имя любви свершаем грех – и это простится Им, во имя кого грешим. Рука об руку идет грех с теми, кто любит и верит. Очиститься? От чего? От какого греха? Я стал Воином Того, кто избрал меня: и эти волны, и этот ветер, и эта боль – наслаждение! Сбивает с ног, а дорога далека – значит надо идти, несмотря на голоса за спиной. Им видится только то, что они хотят видеть и слышится только то, что они хотят слышать – и все это ложь! Я есть! Я – Истина.

– Но как трудно жить с этим, когда кругом так много голосов. Правда? Они говорят и говорят – они все время говорят и нельзя их не услышать. Кажется изредка, что сходишь с ума от своей однозначности: их так много, что моего Бога может на всех не хватить. Тогда решаешь: пусть они остаются одни, а я останусь с Богом. Но они не согласны! Они хотят места в первых рядах, чтобы встретиться глазами с Тем, кто начнет Шоу.

Их становиться все больше, и мне трудно дышать от их присутствия – что они делают? Почему их спины так широки, что я уже ничего не вижу, и почему они говорят, когда надо молчать и ждать Его слов? Так сходишь с ума – так теряешь уверенность, что Он тебя увидит и вспомнит твои дела во славу Его.

Кто говорит, что Бог справедлив – тот прав. Но справедливость – не прощение, и любовь – не повод не замечать измену. Он создал Свет из тьмы и согласился с тьмой. Она есть – и значит, так тому и быть. Значит, она необходима Ему. Значит, без нее Ему нельзя…. И нам. И нам, которые вошли в Его покои, где светло, не стоит забывать о тьме. Ночь – не повод, чтобы спать. Ночью рождается свет. Значит ли это, что тьма – начало всего? Нет, вряд ли. Не так. Не может быть так. Но было именно так – и не мне менять порядок вещей. Он делал так – я делаю по образу и подобию Его. И наступает ночь – время принятия решения.

– Наступает время назвать врага, как Он когда-то назвал его. Ты про это? Признать любимого друга врагом?

Я должен сегодня принять одну из этих сторон, чтобы стать тем, кто ближе к Нему. Я должен. Должен. Должен. Но вот, что волнует меня очень давно: я люблю Бога, но поклоняюсь Его сыну, чтобы найти в нем…. Кого? Посредника? Того, кто замолвит слово перед Ним? Я не имею права обратить свои слова напрямую Ему. Я слаб, чтобы дойти до Него. Мне нужен сообщник в моей Вере. Почему?

А эти, которые ждут своей очереди прислонитьcя своими губами к ликам святых, развешанным в миллионах приходах по всей земле? Они чего хотят? У них уже есть свой посредник, который ближе всех к Главному посреднику, который, может быть, замолвит слово.

– Ты про себя?

У них есть я и я смогу замолвить за них словечко, если они того заслужат. И это мне решать. Разве этого им мало? Нет! Они хотят в первые ряды! Каждый из этих миллионов, молящих о прощении или о благе. Конечно, о благе! Им мало Его любви, о которой им говорю я. Они хотят слышать Его голос. Каждый, каждый из них! Им надо быть уверенным, что они войдут в те же врата, что и я. Их становиться все больше, и Он может не увидеть меня за ними. Зачем так происходит? Кто сказал, что у Него должно быть так много сыновей и дочерей? Зачем? Кто позволил им надежду, равную моей? Он? Нет…. Он тут ни при чем. Это я, и такие, как я вселили им мысль о Его доступности. Они уже перешли все возможные границы в своей глупости: они дали ему разные имена, они перепутали все, что можно было перепутать. Они думают, что если в их головах звучит голос, то это Его голос. Безумцы! Какое отношение Он имеет к их сумасшедшим видениям? Он устал – и я Его понимаю. Наступает время помочь Ему – я сделаю это, чего бы мне ни стоили мои поступки и слова. Наступает время ночи и утро зависит от меня…

Подошедший помощник склонился у правого плеча, и дыхание его коснулось выбивающихся из-под шапочки волос.

– Пора, Ваше Высокопреосвященство. Время наступило.

Кардинал ди Корсо очнулся. Его взгляд медленно обвел сидящих по обе стороны стены. Его мысли вернулись в Ватикан, и он встал.

– Братья мои. Я созвал вас потому, что так велел Папа. Его приказ гласит, что каждый из вас именно сегодня не позднее восьми часов вечера должен ответить мне только на один вопрос. Мы проголосуем, и наше общее мнение я доложу Папе. И будет так, как решим мы, и Папа согласится с нашим общим мнением. Я признаю, что решающим будет мой голос, но признайте и вы, что это самый трудный выбор в моей земной жизни. Вы понимаете сейчас и признаете потом, что я приму решение на основании того, что вы скажете. Да простит меня Бог за мое будущее решение.

Наш Малый Конклав собирался в истории Церкви всего несколько раз. Вы знаете его предназначение – не мне вам говорить об этом. Но я все-таки должен сказать, что за многие века Малый Конклав собирался только тогда, когда появлялась серьезная угроза не только Церкви, но нашей Вере в целом. И в этот раз цель его: найти выход из ситуации, грозящей существованию Церкви. И да будет так, как угодно Господу. И дай нам Господи сил понять Твой замысел.

Вы, которые сидите по разные стороны, всегда для всех верующих – едины. Пусть остается так. Пусть один из каждой из сторон встанет и скажет свое слово. Я верю в искренность каждой из сторон, и я хочу, чтобы вы сказали то, что думаете, и что должны сказать, и да пребудет с вами Бог.

Все стихло. Голос перестал звучать под сводами капеллы. Не было ни мух, ни доносились голоса из-за стен. И Вечный Город не беспокоил тех, кто должен был перестать думать про себя и начать говорить в полный голос. И сложность ситуации была в том, что назад слова взять будет нельзя. Сказанного нельзя будет вернуть – все случится и случившегося также будет не вернуть. Просто это? Кажется, что просто – встать и сказать. Попробуйте, если внутри Вас гвоздем застряла только одна мысль: что будет потом? Со мной? Что будет потом со мной? Вот так. Встанете? Скажете? Вряд ли. Вряд ли, потому что Вы трусливы, как и те, кто сидит вдоль стен Сикстинской капеллы. И Вы правы, потому что у Вас только одна жизнь и другой не будет. Но, так же, как в их жизни, в вашей тоже наступит время встать и сказать свое слово, иначе Вы зря появились на этой земле и зря ели ее хлеб.

Выборщиков было двое, и они будут говорить от имени остальных пяти с каждой стороны, которые будут молчать. Таков регламент. Но на этом раз, когда кардинал ди Корсо должен был умолкнуть и дождаться окончания речей двух сторон, чтобы встать и сказать, на чьей он стороне, и чье мнение он поддерживает, чтобы вынести окончательный вердикт. На этот раз он неожиданно продолжил.

– Вы знаете, что случилось, но вы знаете не все. – Он замолчал на несколько секунд, и тишина тоже замолчала и напряглась. Она перестала звенеть и задумалась: «Не все? Что еще приготовил двенадцати апостолам этот никем не любимый кардинал? Выскочка и самонадеянный человек». Так думала тишина, и так думал каждый из двенадцати присяжных, двенадцати апостолов, двенадцати шагов от рождения к смерти. Мы и только мы близки к Нему и тринадцатый из нас был назван Иудой. С тишиной трудно спорить даже тому, кто молчит. И они молчали и слушали.

– Я прошу вас всех выслушать одного человека, который приехал сюда из Франции. Этот человек не должен был никогда входить не только в это зал, но даже пересекать границу Ватикана. Он представляет того, кто посягнул на нашу Веру и нарушил покой границ, которые были установлены много веков назад, когда впервые собрался Малый Конклав, и каждый из Имеющих Право получил свою территорию.

Этот человек много лет хранил веру нашей Церкви и хранил тайну, в которую был посвящен, когда вступил на высокий пост Великого Магистра Ложи масонов. Он был благороден и честен, но настало время испытаний, и он принял то, что отвергаем мы. Мы не суд. Не нам его судить, но, как гласит договор, мы, к сожалению, обязаны его выслушать, не обращая внимания, что он предал нас, Господа и Церковь.

Если может быть тише, чем стало, когда замолчало эхо, много веков живущее в Сикстинской капелле, значит, вы понимает, что я хочу сказать. Никто! Я повторяю – никто и никогда не мог позволить подобного. И если кардинал ди Корсо сказал то, что сказал, значит, настал тот день, который называют Концом Света.

Открылась тяжелая дверь, и Рим вошел в тишину. Свет в проеме высокой двери на минуту (не более) скользнул по лицу Крестителя, внимательно смотрящего уже много лет на Иисуса, который не смотрел на него, а потупив взгляд, думал о чем-то своем. «Почему он так самонадеян – этот юноша? Неужели вера в собственное предназначение может превратить человека в слепца. Кто сказал ему о Нем? Я? Возможно, что и я слеп. Но как верят ему! Истинно говорят, что Вера приходит из пустоты самого себя, а когда наступает Прозрение – уходит вера в Него и приходит вера в себя. Так приходит конец. Боюсь я, что верят уже не в Господа – верят в Иисуса. Разве этого я хотел, когда крестил этого чудесного мальчика?».

Свет ушел. Закрылась дверь и Рим остался с тем, с чем был – в грязи и слепом непонимании. Двенадцать человек повернули головы к двери, а тринадцатый, сидящий в их главе, опустил голову и закрыл глаза. У двери стоял пожилой человек, и никто не смог бы сказать, что он смущен, напуган или удивлен своим здесь появлением. Он с интересом медленно обводил взглядом присутствующих, и, дай Бог, мне ошибаться, но я в его лице и фигуре и тени не заметил того, кто не так давно сидел в скромной комнате Великого Магистра Ложи Джонатана Тиза, и рассказывал ему о письме, о тех, кто заставил его уйти, оставив пост ему. Дамы и господа! Я удивлен не менее вашего: у двери стоял бывший Великий Магистр Ложи Дайс Ледуайен. И никакого раскаянья, следов плохого сна или отчаяния не было на его лице. Прекрасно сыгранная роль, дамы и господа! Но, мы видели только часть его спектакля – увидим ли мы продолжение? Время покажет. В любом случае, пока Дайс Ледуайен с совершенно ясным взглядом стоял у двери в зал Конклавов и с любопытством разглядывал кардиналов, Джонатан Тиз сидел в иерусалимском отеле и смотрел на молодого человека по имени Люсьен. Старый священник, который был тут недавно, куда-то исчез – Тиз его не видел, и рыцарь ему о нем не сказал. Тот, кто говорил с Люсьеном уже вошел в зал и с любопытством смотрел на кардиналов. А Джонатан Тиз, встретившись с рыцарем, теперь сидел на его месте и уже довольно долго молчал. Ему было о чем помолчать – рыцарь своим рассказом о произошедших и предстоящих событиях поверг его если не в уныние, то в шок уж точно…

Пауза закончилась. Кардинал ди Корсо поднял свою голову и сказал:

– Говорите, синьор Ледуайен.

– Мсье, кардинал, называйте меня мсье Ледуайен. Да и титул Великого Магистра все-таки стоит добавить. Позволим себе остаться теми, кто мы есть. Ваше мнение ведь просто ваше мнение, не правда ли? Вряд ли оно может претендовать на истинное положение вещей. – Усмешка появилась на губах мсье Ледуайена.

– Софистика…. Хотя, мы вряд ли будем против, если Вы хотите, чтобы Вы назывались так, как хотите называться. Что ж, мсье Великий Магистр, у Вас есть наше время. Говорите – мы слушаем.

– Хорошо. Это хорошо, что Вы так легко соглашаетесь. Надеюсь, что вы все услышите то, что я скажу. Но, позвольте мне сесть, благоразумные синьоры! Надеюсь, в этих стенах есть лишний стул для странствующего рыцаря, которого Вы так преждевременно назвали предателем? – Тон, который он выбрал, был, скорее всего, правильный. Спесь кардиналов надо было сбить в самом начале – потом с ней трудно будет справиться.

Кардинал ди Корсо кивнул головой, и дверь в капеллу сразу открылась. Молодой монах внес стул и поставил его рядом с Ледуайеном.

– Оперативно и приятно, что у Вас так все отработано, словно Вы понимали заранее, кардинал, что мне все-таки придется сесть. Разговор не из приятных и коротких. Но, эта мелочь, этот стул внушает мне опасения, что ваши разговоры все-таки кто-то слушает? – Усмешка с лица Ледуайена соскользнула на лицо кардинала.

– Вы внимательный человек, Великий Магистр. Фокус со стулом был слишком предсказуемым. Итак?

– Итак, я сел. Синьоры! У нас и в правду очень мало времени. Мне поручено сказать вам, что ваше собрание не имеет ничего общего с тем, что должно произойти. Никто не собирается посягать на вашу веру в том смысле, что никто не ставит под сомнение Иисуса и ваше сегодняшнее положение. Поверьте мне на слово, что никто не хочет отнимать у вас то, чем вы владеете. Речь пойдет о другом. Дуализм вашей веры давно уже мучает вас самих, почему бы не вернуться к истокам? Вы представляете собой два лагеря, разделенных историей и живущий в приблизительном согласии только потому, что ваши лидеры когда-то договорились о разделении полномочий.

Кардиналы молчали. Он говорил ересь, но если и настало время ереси, то пусть она прозвучит именно здесь и не выйдет за пределы этого зала, как может не выйти за его пределы этот человек. Разное случалось в истории Церкви. Бывало и так, что приходилось жертвовать дарованной Господом жизнью ради Истины и Веры. В конце концов, что стоит одно сердце заблудшего? Девять евро за килограмм. Пусть говорит – мы послушаем. Каждый сам выбирает конец своего пути – Господь не спорит: у Господа в этом смысле демократия. Хотя, все может оказаться и не так – этот человек знает зачем пришел – пусть говорит.

Но, хитрый кардинал ди Корсо! Он знал о нем, и о нем не знали они! Хотя, может быть, он совершенно ничего не значит и его роль в истории, как и его жизнь глупа и никчемна? Пусть говорит – они скажут потом свое слово. И вряд ли оно понравится зарвавшемуся кардиналу ди Корсо, решившему, что он вправе посягать на ритуал и допускать к ним безумцев…

– Вам хватило времени, кардиналы мысленно меня распять? Хотя, вряд ли смерть на кресте, подобная смерти вашего Учителя…. Ну, вы меня понимаете. Правда, если вы вернетесь к ее истинной цели: распятию, как позорной казни для вора, самозванца…, ну, или просто сильно заблуждающегося человека…

– Хватит, мсье! – Кардинал повысил голос и был прав. Всему есть предел и никому не позволено, даже не признавая чужую веру, вести себя неподобающе. Ересь – это одно, а презрение к чужой вере – это другое и совершенно недопустимое дело. Говорите только о том, что знаете наверняка.

– Хорошо, синьор председатель. Хотя, дело это наше общее. Да и знаем мы, собственно говоря, наверняка только то, что происходит здесь и сейчас. И то, вряд ли наверняка, не правда ли? Тем не менее, я не буду отнимать у вас всех время. Вам оно еще необходимо до заката. Завтра может случиться совершенно не то, что вы бы хотели, если вы не измените повод вашего собрания и не придете к единственному и правильному решению.

Итак. Господа, уполномочившие меня высказать вам наше предложение, просят почтенный Малый Конклав принять его и поставить Папу перед следующим выбором: утвердить ваше будущее положительное решение, либо отвергнуть его, поставив тем самым Церковь Христову перед самым тяжелым испытанием за все время ее существования. Предложение таково: вы принимаете, что Иисус был, как принимаем это и мы. Вы принимаете, что Святой Дух – есть Бог, как принимаем это мы. Вы принимаете, что Отец – это Святой Иосиф, как принимаем это мы. Тем самым под Святой Троицей мы понимаем Святого Духа – Господа нашего, Отца Иисуса Иосифа и сына его Иисуса. Тем самым, мы принимаем, что роль Отца Иисуса Святого Иосифа должна быть принята Церковью, как краеугольный камень веры Христовой. Кто, как не он хранил и лелеял своего сына, наставлял его, взрастил и подарил ему дорогу к нам? Кто? Кто, как не Святой Иосиф заслуживает большего, чем вы ему дали спустя много веков? Кто хранил матерь его и защищал ее? Я спросил, но не нуждаюсь в вашем ответе, ибо в нем нуждаетесь вы, если хотите, чтобы все было так, как было. Люди ведь ничего не заметят, если вы выйдете и скажите им, что Церковь дарит верующим Истину, к которой они теперь готовы. Готовы сегодня, как не были готовы вчера. Просто вам открылась истина! Именно вам и никому другому. По-моему, это приятно, такое говорить, не правда ли? Вы должны сделать это, ибо Наследник Иосифа жив и завтра об этом узнает мир. И без вашей поддержки мир, может быть повергнут в сомнение об истинной цели двух тысяч лет существования Церкви. Я все сказал. И я счастлив, что именно мне выпало сказать вам об этом, и я не жалею ни об одном из сказанных слов.

Сидящим напротив Крестителя показалось, что изменилось выражение его глаз. Сидящим напротив Иисуса показалось, что он вздохнул с облегчением. Сидящим по обе стороны зала показалось, что сказанные слова сказаны не были, что это просто Рим вернулся на две тысячи лет назад и льется кровь и Константин сидит с Петром за столом. Льется вино рекой, и танцуют обнаженные наложницы, и рабы безучастно смотрят на веселящихся патрициев, уставшие от ежедневных оргий, когда вряд ли что может уже возбудить. Когда смешались вино, кровь, пот и соки жизни в одной чаше. Когда звери готовы стать людьми – столь восхитительны молодые женщины, а люди давно уже стали животными, и этим спасли себя. Когда наступило время смерти, и только она есть избавление от усталости быть человеком. Когда день стал равен ночи…