Текст книги "Евангелие отца"

Автор книги: Герман Сад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Петр слушает Константина и понимает его замысел. И молча, в углах зала и по его стенам скользят тени египетских жрецов, убедивших Константина в правильности политического выбора. И слушает Петр, назвавшийся камнем по воле Иисуса.

Симон! Бедный Симон! Как прекрасна доля рыбака – пусть даже его ожидает смерть в бушующем море: у него всегда есть выбор. Можно переждать бурю и остаться на берегу. Можно лечь на дно лодки и держаться за нее крепко-крепко: может статься, что выбросит на берег. У рыбака есть все, что надо для счастливой жизни – нет только одного – нет шанса стать царем. Но, ведь и слава Господу? Нет. Все не так. Когда сети приносят не рыбу, а что-то другое. Когда рыбак встречает на берегу за стаканом вина кого-то. Когда, сидящая глубоко внутри у каждого человека, отвратительная, но такая заманчивая и приятная мысль о своем превосходстве над другими получает свой шанс на жизнь – тогда наступает время танца прекрасных дев в глазах, и застучит по-другому сердце, и уши услышат звуки сладких слов и лживых песен. Такое время наступило для тебя, Симон, и ты стал Петром по воле того, кто испытывал тебя. Ты все понял не так. Или?

Петр слушает Константина. Заманчивые слова! Святая Вера и Святой Престол. И пусть не было этого. И пусть не Константин говорил Петру эти слова! Но, ведь кто-то говорил? Кто говорил? Чей голос он слышал в ушах своих? И он поверил. И человек захотел стать святым, но разве это та дорога? Разве Господь хотел, чтобы ты забыл о своей жизни, дарованной им, и пошел на смерть во имя того, кто назвал тебя камнем? Бедный Симон…

Надо было что-то говорить, и кардинал ди Корсо посмотрел на Великого Магистра Ложи, которую он предал.

– Ты святотатствуешь. Пусть так. Ты или слишком глуп, или слишком самонадеян. Ты пришел сюда, чтобы оскорбить нас и Господа нашего Иисуса Христа. Ты угрожаешь нам и это не ново. Не ты первый делаешь это. Что ты ждешь от нас?

– Видишь, мой дорогой брат, ты говоришь не о том Господе. Две тысячи лет не пошли на пользу церкви. Я сделал то, что должен был сделать – вам решать, что делать с этим дальше. Мое сердце успокоилось, и я могу уйти. – Дайс Ледуайен повернулся и пошел к выходу. Дверь перед ним открылась и молодой монах, почтительно склонив голову, пропустил его. Тринадцать человек молчали и не смотрели друг на друга. Через несколько минут двенадцать из них как по команде повернули головы к кардиналу ди Корсо, и он ответил на их взгляд тем, что встал.

Не первый год он возглавляет Малый Конклав. Не первый год он видит эти взгляды и понимает мысли двенадцати избранных кардиналов. Не первый год он ждал того, что только что случилось. Пусть говорят они – настало время отнестись серьезно к тому, что всегда было рядом, и от чего Церковь пыталась отвернуться две тысячи лет.

А кардиналы думали только об одном: «Кто ты, кардинал ди Корсо? Ты первый среди нас, или ты тринадцатый Апостол? Тот, кто предал Иисуса и имя кому – Иуда? Или тот, кто спас Его».

Гл. 27

Итак, я все-таки сел. Глупо стоять, когда на твоих глазах сидят и собираются выпить.

– Люсьен, Вы слышали, что я Вам сказал? – Голос из преисподней. В смысле, снизу, и как раз в том момент, когда я садился.

– Нет. Я был далеко. Общался с предком.

– И как? – Молчавший рыцарь поставил на стол пустой стакан с когда-то прекрасной «Кровавой Мэри».

– Нормально. Говорит, что вы оба психи, и пора заканчивать концерт. Он боится, что второе отделение будет скучнее первого.

– Это вряд ли, мой дорогой Люсьен. Второе, как раз, может оказаться динамичнее и веселее. – Теперь этот масон молчал. У них что – все расписано по ролям?

– Все. Мне надоели тайны. Говорите начистоту – что Вам от меня надо. – Мне и в самом деле надоело не понимать.

– Мы остановились на том, что…

– Я уже понял: я родственник Иуды, который зачем-то должен встретиться с родственником папы Иисуса, чтобы что? Папа не знает чего-то о собственном сыне?

Они переглянулись, и я хотел бы, чтобы это было в последний раз.

– Вы должны, если захотите, конечно, встретиться с ним для того, чтобы он остановился. Вы должны ему рассказать о документах, которые мы Вам покажем. Вы должны сделать все, чтобы он прервал свои связи с теми, кто обещает ему то, что ему не принадлежит. – Рыцарь вроде бы много сказал, но я, ни черта не понял. Мне, наверное, можно употреблять это нехорошее слово? Я все-таки из команды нехороших? Так?

– Давайте уже поступим со мной по-человечески: вы мне все-все рассказываете, а я постараюсь вам помочь в обмен на мое возвращение к нормальной жизни. Идет? – Если все так далеко зашло – надо как-то выпутываться. И я готов сделать почти все, что они попросят, лишь бы вернуться в старый дом в предместье Парижа. Но, что-то мне говорит, что возврата к прежнему не будет. Все закончиться как-то по-иному. Надеюсь, что они готовы сделать мне предложение, ведь это просто бизнес? Если они предлагают мне работу – они должны предложить оплату, верно? Я согласен: то время прошло. Ветчина, сыр, дешевое вино, нескончаемый счет в банке и деревенская тишина остались в прошлом. А в будущем? Может быть хотя бы программа «защиты свидетелей»? («Иеговы» – кто-то подленько захихикал в левом ухе.)

– Если Вы, Люсьен, думаете о своем будущем, то оно зависит только от Вас. – Рыцарь словно услышал его мысли.

– Каким образом?

– Вы делаете то, что зависит от Вас – мы, в свою очередь, делаем то, что можем сделать для Вас. А можем мы достаточно много, чтобы Вы никогда не жалели об этой сделке.

– Так мы выходим на бизнес отношения, мсье?

– Что в этом плохого? История – это бизнес. И занять в этой истории правильное место, значит, занять хорошее положение в нашей земной жизни. – Рыцарь перестал меня убаюкивать и, кажется, перешел к делу.

– А можно немного подробнее… про историю, в которую я попал?

– Наконец, Люсьен, Вы заговорили правильно.

– А что мне остается? Вы же не отстанете.

– Увы, у нас нет выбора.

– А у меня?

– Есть. Но он так себе, если честно говорить. Вы или выигрываете, или проигрываете. Есть два пути: Вы или все-таки есть, или Вас никогда не было. В первом случае мы сделаем то, что мы должны – с Вашей помощью, конечно. Во втором случае, мы проиграли, а это значит, о Вас никто не должен знать. Слухи и досужие сплетни: Вас никогда не было.

– Весьма внушительно и откровенно. Я подумаю немного…. Я подумал. Знаете, мне как-то по душе первый вариант, когда я есть. Все-таки, привычнее себя ощущать живым. Да и ветчину я люблю – жаль отказываться.

– Правильный выбор. Теперь можно и по делу поговорить или сначала выпьете немного?

– Теперь можно. И не немного.

– Вино?

– Как бы не так. Вы пили «Мэри»? Соорудите мне большой стакан, пожалуйста.

– С удовольствием. Итак, пока я буду Вам делать Ваш напиток, слушайте меня и многое станет понятно, хорошо? Только слушайте, а не перебивайте.

– Мне почему-то кажется, что одним стаканом дело сегодня для меня не обойдется. – Я сдался. Как ни глупо было мое существование до этого дня, как ни прелестно, как ни спокойно – все меняется. Я, конечно, понимал, что когда-нибудь придет кто-то (я вам говорил об этом) и скажет, что пора платить по кредиту. Не хотелось. Как не хотелось! Но, по-другому не бывает – они обязательно приходят, и меняется отражение в зеркалах. И смотрит на тебя уже другое лицо, которое почему-то не улыбается в ответ на твою улыбку. Может быть, потому что она становится жалкой и не настоящей?

– Нет, Люсьен. Напиваться не время. Если все получится правильно – у Вас будет время напиться и превратить в собственном воспоминании эту трагедию в фарс. Только вот штука в том, что и рассказать-то никому не получится. Никто не поверит, а если кто-то и выслушает Вас до конца, то, поверьте мне, сочтет Вас, мягко говоря, не совсем нормальным, начитавшимся бульварных романов. Однако, давайте к делу.

– Давайте уже. Только сначала один вопрос: Вы нормальны? Вы – называющие себя рыцарем и Ваш коллега, каменщик? Вы кто на самом деле? Я читал про бегающих по ночам с огромными мечами в белых балахонах с красными крестами, напоминающих одновременно медбратьев и привидения. И еще я читал про то, как Вы спасали какие-то сокровища. Про сокровища, правда?

– Хорошо. Начнем с этого, Люсьен. Про сокровища – неправда. И пусть Вас успокоит то, что мы с товарищем совершенно нормальны. У нас странная работа. Она немного…. Как бы Вам объяснить…. Неординарная что ли? Я действительно имею непосредственное отношение к одному из рыцарских орденов, которые ведут свою историю существования уже почти две тысячи лет. Только мы не бегаем с мечами. Я меч видел только в кино и в музее. Богатство…. Ну, об этом чуть позднее. Мой, как Вы изволили выразиться, коллега представляет организацию столь же древнюю сколь и таинственную. Если я сейчас Вам скажу, что я – тамплиер, а мой коллега – масон: Вы можете неправильно меня понять. Эти названия – повод для романов уже несколько веков. И, тем не менее, это так. Мы работаем на организации, которые для простоты восприятия представляются именно так. – Он улыбнулся и я понял, что он говорит правду. Не о сказке, совсем не о сказке пойдет речь. Все будет много проще и банальнее. Ну, что ж: по крайней мере, я узнаю, что мифы остаются мифами, а реальность практичнее и проще.

– Я молчу.

– Хорошо. – Он опять улыбнулся. – Понимаете, Люсьен, чтобы спрятать секрет от посторонних глаз, надо придумать сказку, а секрет положить на видное место. Ну, это банальность, конечно. Орден тамплиеров был – это исторический факт, как были сотни других орденов, о которых Вы даже и не знаете. Почти каждый мало-мальски образованный аббат создавал какой-нибудь орден со звучным названием, чтобы получить средства к собственному существованию. Это просто фондовый бизнес – Вы меня понимаете? Как сейчас: создаете неправительственный некоммерческий благотворительный фонд имени кого-нибудь. Собираете деньги, помогаете тем, кто их вложил, сократить их налоги с помощью логистиков, потом переводите проценты пайщикам фонда…. Словом, все, то же самое, что и две тысячи лет назад. Только теперь фонды создаются в основном под прикрытием культурных, врачебных, образовательных и тому подобных целей, а раньше была только одна цель – сохранение и укрепление христианской веры. Соответственно, не было столько коммерческих предприятий, отмывающих деньги, как сегодня, и живущих на комиссионные проценты от вложений, как сейчас. Был только один банк – церковь.

Сегодня, как и тогда, любой банк не что иное, как черная касса. Они делают деньги из денег – вернее деньги на несуществующих кредитных процентах, понимаете? – Я кивнул.

– Азы банковской деятельности мы проходили. Не так уж плохо французское образование.

– Ну, и ладно. Тогда у меня к Вам один риторический вопрос: чем отличается вера в капитализм, в коммунизм, в демократию, в собственную страну и в Христа? Ничем. И даже средствами укрепления этой веры, методами ведения дел и, поверьте мне, даже структурным построением организаций, занимающимися этими вопросами. Скажите, Люсьен, Вы знаете Иосифа Аримафейского? В том смысле, что слышали ли Вы когда-нибудь о нем?

– Это…. Историк? Что-то из жизни Христа? – Стыдно, конечно, но имя знакомо, а вот детали…. Надо было все-таки не пропускать лекции по истории религий. Но! Две тоненькие блондинки и еще одна мулатка в довесок к хорошей траве казались мне достаточным оправданием для иного времяпрепровождения.

– Не совсем. То есть, он, конечно, кое в чем был историком. – Улыбка рыцаря появилась только наполовину, что превратило ее в кривую усмешку, из чего я сделал вывод, что Иосиф не очень нравится этому господину. – Не совсем, Люсьен. Иосиф Аримафейский был воином. Человеком военным со всеми вытекающими из этого последствиями. А Иисус был умным и даже более чем умным и передовым для своего времени. Ему надо было создать новую организационную форму для защиты своей идеи. Вот потому, выражаясь современным языком, Иосиф Аримафейский и стал начальником секретной службы Иисуса. Мы потом перейдем к этому, но ведь именно сотрудники его службы позднее стали инициаторами крестовых походов. И именно они подняли копье, как символ веры в Христа. Вам ничего это не говорит?

– Секретная служба, оружие, люди с каменными лицами и пустыми глазами. Ничего нового пока, кроме того, что в те времена не было солнечных очков. Кто-то же должен был создать первую секретную службу – молодец Иисус. Его портреты должны украшать кабинеты шпионов.

– Ну, служба не первая – были до нее. А портреты украшают – будьте в этом уверены. Хотя, конечно, не из уважения, а, скорее, из страха перед финалом. Но, Иисус ничего нового не создал, если не считать, что его ум, талант и выдающиеся способности заложили основы самой могущественной организации в мире – Христианской Церкви. Я просто хочу коротко донести до Вас основные тезисы того, что стало причиной нашей с Вами встречи. Наберитесь терпения, и Вы очень скоро многое поймете. Дело ведь не в том, что Иисус создал секретную службу для безопасности своей Церкви. Дело в том, что после смерти Иисуса Иосиф Аримафейский, как всегда и было до и после этого, предал его, превратив идею чистой истины в борьбу за власть, которая продолжается до сих пор.

В чем новизна ситуации? В принципе, ни в чем. Всегда все всех ели, убивали, травили, топили, шпионили за родственниками и предавали учителей и так далее. Только еще никогда до этого действия тайной службы не основывали свои методы достижения власти на религиозной идее. Вот в чем ноу-хау Иосифа Аримафейского: он, говоря современным языком, криминализировал веру, как средство достижения абсолютной власти. Опять ничего нового? Конечно. Вы это видите в каждой утренней газете. Потому что именно так и поступают сейчас все секретные службы, все чиновники, вышедшие из их состава или действующие под их контролем и руководством. Только сейчас принципы Иосифа Аримафейского используются по отношению не только к церкви. И не столько к церкви, которая отошла в сторону и занимается прибыльным бизнесом. Эти принципы использования веры, как метода достижения власти работают сегодня в известных Вам рекламных слоганах: любовь к родине, вера в правительство и свою страну. Казалось бы, ничего в этом нет страшного, если бы только хорошие слова не извращались настолько, что теряли свой смысл. Потому что люди уже не оценивают претендента на власть, как профессионала – они оценивают его внешность, ораторские способности и ненависть к его предшественникам. Сегодня претендент на власть, с уважением отзывающийся о своем предшественнике, никогда не получит любовь толпы. Потому как если нет кровавого зрелища – скучно зрителю. Обратите внимание, что каждый новый начальник – это обязательно новая война или новые трагические конфликты. Ну, и, конечно, только во имя страны, во имя толпы и немного шоу при свечах у красивых икон.

– Мы не уложимся в один стакан. Требую долить! – Лекция была небезынтересна, но совершенно непонятно к чему он вел.

– Согласен. Но, я, пожалуй, воздержусь. А Вы выпейте – мы подбираемся к главному.

– Скорее бы.

– Я постараюсь короче. Итак, церковь. Мы христиане и нам не надо друг другу доказывать, что христианская вера истинна. Сегодня у нас есть если не враг, то противник – ислам. Так думают многие. И это не просто заблуждение – это доктрина христианской церкви, которая, к сожалению, ведет к катастрофе.

– Погодите. Стоп. Вы – христианин, как Вы только что сказали и Вы отрицаете постулат Церкви, пусть даже и не самый симпатичный? Разве не полторы тысячи лет назад этот тезис привел к крестовым походам? Чего это Вы мне сегодня рассказываете об этом?

– Потому что Вам видимо невдомек, что ислам был создан именно христианской церковью, мой дорогой Люсьен. Разумеется, не впрямую и не от имени Церкви. Скажем так, что в Церкви всегда были и есть группировки, исповедующие отличные друг от друга христианские тезисы.

– То есть? Вы шутите.

– А я похож на шутника?

– Ага. – Я взял из рук молчавшего священника второй стакан «Мэри» и сделал большой глоток.

– Подумайте, Люсьен. Только представьте себе, что это так и было. Почему? Да просто, потому что Иисус должен был придти снова. Это догмат. На Втором пришествии стоит Христианская Церковь. И, как Вы понимаете, Второго пришествия не должно было быть достаточно долго – иначе терялся сам смысл такой организации, как Церковь, потому что она становилась заложницей времени. Если все истинно, если лидеры Церкви знают о возможности Второго пришествия, значит они знают о приблизительных его сроках – иначе они ничего не знают. Но, точные даты никто не дает, кроме сумасшедших сектантов, возвещающих каждый год о конце света. Так? Поэтому его не должно быть или долго, или вообще не должно быть. Словом, катастрофы Церкви не избежать. Но, неожиданно для них Он пришел. И было Второе пришествие. Только он пришел не к нам, а к тем, кто его еще не знал. Пришел позднее в то же место и с той же историей. Почитайте Коран – чем он отличается от Нового Завета? Почти ничем. Те же события, те же персонажи, то же место действия. Есть одно отличие, и оно в том, что в Коране никто никого не распял. Бывают совпадения в жизни, но не до такой же степени. Получается, что истинный Иисус пришел дважды в одно и то же место. Почему? Потому что его не поняли в первый раз? Тогда первый эксперимент можно считать неудавшимся. А это значит, что Христианская Церковь – ошибка? То есть, получается, что кто-то (или Он сам), предпринял попытку создать ее заново с той же целью – объединить людей вокруг Веры в чудо истины. А, может быть, чтобы использовать ее в своих интересах. И вот тут-то возникла проблема: возникло две одинаковые веры, различия которых только в языке. Ну, Вы же смотрите телевизор, Люсьен.

– Вы про арабо-израильский конфликт?

– Ну, что-то вроде этого. Не понимаю, Люсьен, почему Вы так стараетесь, чтобы я Вас считал слегка… туповатым. Хотя нам все равно придется коснуться иудаизма. – Рыцарь улыбнулся, и мне почему-то сразу захотелось спать.

– То есть, Вы хотите сказать, что брат пошел на брата и крестовые походы – это сражение за первенство любви к усопшему и воскресшему?

– Умница. Но, не совсем так. Это – не более, чем ревность, которая приводит к преступлению. И не более, чем борьба за первенство. Есть несколько различий: Ислам отрицает распятие, отрицает позорную казнь. Ислам – это кино про историю Иисуса с перемонтированным финалом. Так сказать, режиссерская версия, которую продюсеры разрешили сделать автору для повторного показа в маленьких кинотеатрах.

– Однако, сравнения у Вас, милейший рыцарь. Богохульствуете. А Вы, часом, не мусульманин? Что-то Вы ведете куда-то не туда.

– Нет, Люсьен. Я христианин, только моя работа – контролировать ход событий, связанных с историей Иисуса.

– Так Вы из этих? Сотрудников Иосифа Аримафейского?

– Правильно. Только вот тут опять не все так просто. Служители Иисуса тоже подверглись испытанию – раскол был и в их рядах. Кто поверил в идею, кто-то не очень. В конце концов, люди слабы и даже при сильной вере в царство Божие…. Жизнь-то одна, а хочется молодую здоровую жену, дом, коня, и дорогую сбрую. – Рыцарь улыбался. Ловит что ли? Что хочет?

– Я поддерживаю! Хочется новый «Ситроен».

– Все может быть. Давайте продолжим – осталось не так много. Итак – не все пошли за идеей. Кто-то повернул назад. А позади истории Иисуса было много историй. И одна из них – история Моисея. Вы знаете, что Книга Моисея была написана за полторы тысячи лет до рождества Христова?

– Нет. И что?

– Ничего. Простая статистика. А что Новый завет был написан через сто лет после рождества Христова?

– Ну…. Предположим.

– Предположите еще вот что: сто лет после смерти Иисуса происходили события, которые не описываются никем. Несколько незначительных эпизодов и все. Тогда вопрос: что происходило сто лет? Или ничего не происходило? Вы знает эти слова? «Грех глубокой пропастью разделял человека и Творца. Сам по себе человек никогда не смог бы перешагнуть ее и снова приблизиться к Богу. Человек и не узнал бы о Нем, если бы Бог Сам не преодолел эту пропасть, и не дал человеку возможность узнать Его через Иисуса Христа. Когда Сын Божий Христос пришел к нам, к нам пришел Сам Бог. Наша вина искуплена жертвою Христа на кресте, и через искупление снова стало возможным наше общение с Богом»?

– Нет. А кто это?

– Вам ничего не даст имя. Я хочу, чтобы Вы поняли одно. Основная доктрина Христианской Церкви – это обязательный трагический финал. Чтобы через кровь, чтобы обязательно было больно. И через страх. История Иисуса, существовавшего и история Иисуса Христа, созданного – это две истории. Одна – печальная и трагичная, вторая – светлая и возвышенная. Ни в одной из крупнейших религий, в том числе в исламе и христианстве, у Бога нет имени. Никто не знает, кто он и как к нему дойти. Поэтому человеку требовался посредник. Необходимо было объяснение и недостающее звено. Но двух посредников не может быть, правда? Это конфликт интересов. Но это было бы полбеды. Есть еще не менее серьезная и важная история. Это история Иоанна Крестителя. Вот тут мы с Вами подобрались к главному. Христианская церковь не приняла Второе пришествие, как приняли его мусульмане, приняв за Первое. Надо было как-то реагировать и реагировать очень быстро. Потому что ислам с его новым финалом представлял угрозу Церкви, как институту власти. Уходил страх и привычка к крови, как естественному ходу событий. Вот тут-то и были созданы первые военные подразделения, которые скромно хранили свои мечи за ликами святых. Европе необходимо было предпринять оперативные меры против неожиданно появившихся конкурентов. Ведь ислам в своей Книге учел все ошибки предыдущих версий, следовательно, как учение стал привлекательнее и, естественно, сильнее.

– Так кто же конкретно создал ислам? Я имею в виду, что если его кто-то создал без участия Пророка, извините.

– Хороший вопрос, хотя и не ко времени, да и поставлен по-детски. – Рыцарь улыбается, и мне все это по-прежнему не нравиться.

– Имею право – я действующее лицо! – И ты, «Мэри», тоже кровавая! Что ты со мной делаешь? Нельзя так с мужчинами: привлекла, согрела и развязала язык – так неожиданно можно и жениться не подумав.

– А куда Вы думаете, делись несколько апостолов из свиты Иисуса? Я же Вам сказал, что не все пошли дальше. Кое-кто повернул назад. Ну, или просто на время остановился. Но тут вернемся опять к Иосифу Аримафейскому. Разве измену прощают? Разве ее прощают сегодня? Ну, вот и тогда. Только народ такого – «христианского» не было, но была вера, которую предать, все равно, что предать вождя. Но, времена изменились и мы вместе с ними: вождей больше не выбирают – их кто-то назначает. Как назначают Вам цену за Вашу жизнь, так назначают Вам веру в счастливое завтра вместе с тем, кого Вы должны почитать и уважать, и кого Вы знать не знали до его появления перед телекамерами. Так что получается, вождь и вера – это одно и то же. И даже не важно, что вождь – это вера, важно, что Ваша Вера – это Ваш конкретный вождь. Вернее, то, во что верит вождь. А во что верит народ? Кол, дыба, пуля в затылок? Выбор не велик. Их искали, они прятались. Кого-то нашли – кто-то уцелел. Вы помните, что жгли христиан? А которых? Тех, кто за Иисуса, как Господа нашего Иисуса Христа, или тех, кто за Иисуса, как Пророка – Сына Божьего? Вот тут-то и проблема. Но это было бы понятно и было бы просто, если бы не одно «но».

Были еще те, кто отрицал Новый Завет сразу после его появления на Соборе. И они, естественно, поддержали возникшую на Востоке новую религию. Те, кто во главу угла ставил Ветхий Завет, возникновение новой религии воспринял, как естественное течение событий. Как отрицание неудачной редакции. Как логическое продолжение истории. То есть, Коран, как Вторую Книгу после Ветхого Завета. Они не приняли Новый Завет, который появился позже всех описываемых событий и по времени, относительно вечности, конечно, незадолго до появления Ислама. Как так получилось? Что это, как не контрмера против появления новой Книги Пророка? Может так быть, что эти сто лет были потрачены на создание новой веры? Что происходило внутри церкви: она предполагала, что действия отдельных ее иерархов приведут к крупному противостоянию или Церковь знала об этом наверняка? Или Церковь сама и создала новую Книгу. Открытое противостояние противоборствующих группировок или политический проект? Ведь Новый Завет появился через сто лет после смерти Иисуса. Тем более, что через сто лет никого не осталось и появление Книги через такой промежуток времени объяснить чем-то иным, кроме тщательно спланированным проектом трудно. Легче легкого – написать бумагу, положить ее в архив и достать через несколько десятков лет. И ваша бумага станет достоянием истории и в ее достоверности трудно будет усомниться.

– Вы хотите сказать, что все это ложь?

– Я хочу сказать, что все это мог быть неплохо задуманный проект, который дал трещину всего через сто лет.

– Почему?

– Потому что была третья сила – те, кто наблюдали: сторонники Иоанна Крестителя.

– Вот тебе и на! У меня возник вопрос. – Надо было как-то разряжать атмосферу, ибо и «Мэри» и этот масон с рыцарем действовали на мои мозги наперекор их собственному распорядку дня. – Выпьем, рыцарь! Есть причина: за один день я узнал собственную родословную, познакомился с пришельцами из прошлого, наслушался ереси и много нового о религиозных безобразиях. Все было бы супер, если бы меня звали Индиана Джонс. Если Вы сейчас не скажете, что конкретно Вы от меня хотите – я, разочаровавшись с Вашей помощью, во всем чего совершенно не знал до нашей встречи, напьюсь и приму иудаизм. Он-то Вам, надеюсь, ничем не насолил?

– Иудаизм? Это интересная идея. Впрочем, Вы совсем близко от истины и, по крайней мере, Ваше возвращение в лоно Вашей собственной изначальной веры будет совершенно неудивительно.

Масону не хватало в руках циркуля. Он как-то странно посмотрел на меня, на стакан, на рыцаря, встал и вышел в соседнюю комнату.

– Что это было? Я обидел нашего дорогого строителя уж теперь и не знаю, какого культа? – Пора было заканчивать игру. Тем более, что мне уже было понятно, что шансов выбраться отсюда просто так у меня нет.

– Он вернется. Не волнуйтесь.

Рыцарь оказался прав. Только меня почему-то не покидало ощущение, что всю эту длинную лекцию рыцарь читал не мне, а ему. Тем не менее, не прошло и пары минут, как масон вернулся. В руках он держал папку с бумагами. Он сел и положил папку на столик перед собой. Потом открыл ее и достал конверт, который я уже несколько раз видел.

– Забыл…. Какой-то там остров?

– Камышовый. – Масон открыл рот? Значит, все-таки, умеет разговаривать. – Вы помните текст:

Ибо сказал апостол:

«Manduca panem tuum cum silentio»,

что значит:

«Вкушайте свой хлеб в молчании».

И сказано в псалме:

«Posui ori meo custodiam»,

что значит:

«Я думал, мой язык предаст меня»,

что значит –

Я придержу свой язык, чтобы не говорить ничего плохого.

– Текст дословно не помню, но припоминаю. Мне еще тогда показалось, что это угроза. Это угроза? Это же надо так сильно разозлить человека, что он перешел на латынь. Кстати, а Камышовый остров – это где?

– Это в Париже. Посередине Сены.

– Посередине Сены никто не живет. Там есть островки, но там никто не живет.

– Это сейчас, Люсьен, там никто не живет. Впрочем, и раньше там никто не жил – там казнили преступников. Или тех, кого считали преступниками.

– И? Ну, говорите уже.

– На этом острове сожгли последнего Великого Магистра Ордена Храма Господнего.

– И получается…. Что это он мне пишет и пишет? – Ну, ведь язык мой… как там по-латыни? Впрочем, отступать поздно.

– Место это стало святым для тех, кто верен идее Ордена и идее верности Христу. А письмо, которое Вы получили – повестка. Вы должны следовать указаниям тех, кто придет к Вам с этим письмом.

– Понял. Это как повестка в присяжные, да? Отказаться никак?

– Вам лучше согласиться. Это в Ваших интересах. Хотя…. У Вас нет выбора.

– Это я понял уже. Значит, Вы оба тамплиеры. Ну, да. Модная тема.

– Назовите так. Один из нас – да, второй – нет. Тема сама модной не становится – это делает кто-то. Это к слову. Вы плохо образованный человек, но, Вам все станет ясно. Вам, конечно, знакомы названия: госпитальеры и тамплиеры.

– Да. Читал. Даже с интересом. Романы всякие: «Парцифаль» и еще что-то.

– Вот-вот. А Вы действительно прочитали «Парцифаль» или только Вагнера слушали? Хотя, не важно. Вы знаете, что появились эти романы незадолго до уничтожения ордена. Тоже – совпадение?

– Не знаю.

– Коротко, это выглядит так: Орден Госпитальеров был посвящен Святому Иоанну. Орден тамплиеров посвящен Храму Господнему. Долго рассказывать всю историю – об этом мы с Вами поговорим в следующий раз. Но факты следующие: отношения этих двух орденов весьма непростые. Я бы даже сказал, натянутые. Тем более, что все имущество Ордена тамплиеров после его официального уничтожения перешло Ордену госпитальеров. Почему? Вам не интересно?

– Абсолютно. Имущественный спор двух организаций. Обратитесь к адвокату по таким делам.

– Хорошая шутка, Люсьен, если бы все было не так серьезно. Но еще раз скажу: об этом потом – Вам хватит на сегодня. Люсьен, наше с Вами время заканчивается. Здесь, – он указал на папку, – здесь несколько листков бумаги, которые стали причиной большой проблемы. Это главы Новой Книги. Если она появится целиком – наша с Вами встреча была бесполезной.

– Может, тогда подождать? Может, все само собой разрешится?

– Увы. – Они молчали и смотрели на меня. Так можно провести неплохой вечер, если они посидят и помолчат. Моей голове уже казалось мало места на плечах: я понял теперь в чем смысл маленьких китайских фарфоровых фигурок с сидящими в позе лотоса толстенькими человечками, у которых голова, если ее качнуть, совершает движения под названием «туда-сюда». При этом на лице его застыла идиотская улыбка. Это я, синьоры. Это – я! Могу работать ходиками на стене, могу погремушкой, могу греческой статуей в изгнании…. А что это они интересно налили в стакан? Я вроде бы пил из той же бутылки, что и масон? У меня голова болтается и становится темно. Тайное общество педерастов и безобразников. Вот я засну, а они откроют папку и зачитают мне мои права: я имею право терпеть, молчать и улыбаться. Потерять веру, честь и совесть в лапах противных пожилых артистов. И как я сразу не заметил, что они оба теноры? Я должен был это заметить! И какой он рыцарь? Где его меч? Врун. И священник предатель! Где его сутана? И масон совершенно отвратительный. И не тыкайте мне в лицо старыми тяжелыми башмаками! Какое мне дело до его башмаков – я сам могу засунуть визитную карточку под воротничок. И что? Я после этого стану священником? Но он прикольный, и я тихонько засыпаю, а он читает вслух какую-то бумажку из своей папки и дает мне ручку. Надеюсь, это не закладная на мой холодильник. Там еще осталось немного ветчины….