Текст книги "Евангелие отца"
Автор книги: Герман Сад
Жанр:
Политические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
– Скажите, Вы уверены, что насилие не только допустимо, но и необходимо в настоящей ситуации?
– Мой дорогой и досточтимый Мастер, увы. Время колебаться ушло. Все слишком запуталось: как в табуне мустангов достаточно одному жеребцу взбеситься – табун становится угрозой всему, что попадается на его пути. Кто-то точно взбесился: понять бы точно – кто.
– Вы правы: когда в стоячую воду бросают камни – большие круги расходятся. Да и свойство человека такое: если кто-то первым бросил камень, другие возьмут камни побольше, и уж вряд ли скоро остановятся. Но, мне казалось, что Вы знаете ответ на этот вопрос.
– Знаю ли я? Нет. Я могу предполагать. Что представляет собой то, что происходит – хотите, предположу?
– Да. Меня сводят с ума события последних дней.
– Меня тоже. Мы мирно существовали последние лет триста – наступило время перемен. Хорошо ли это? Безусловно, нет. Вы выполняли свою работу – мы свою и охраняли ваше дело. Но, кажется, что кому-то все это надоело. А похоже все это вот на что: система дала сбой. Четкая иерархия в организации миропорядка не удовлетворяет кого-то, но кого? Церковь, масоны, правительства, состоящие и из тех, и из других, секретные подразделения, выполняющие роль охраны существующего хрупкого мира – все ясно. Но, где-то система дала сбой. В церкви? Не знаю пока. У Вас? Вряд ли. С вашими делами все в порядке. Не обижайтесь: мы взрослые люди. Мы делаем все, что бы люди думали, что масоны – центр и ядро, причина всех явлений. Для этого Вы и были созданы.
– Я не обижаюсь, рыцарь. Я хорошо себе представляю, что масоны были созданы для того, что бы отвлекать, а не действовать.
– Ну, конечно. Вы мудрый человек. В этом столетиями была Ваша роль, и масоны справлялись идеально. Правда, в последнее время вы слегка заигрались, по-моему, но, это ничего. Люди верили в тайный заговор, боялись и не понимали Вас. Да, и понять-то было невозможно то, что было придумано. Но, Вы же понимаете, что есть те, кто устанавливает правила игры, в которую мы все играем. В пятнадцати статьях и пятнадцати дополнительных пунктах масонского законодательства, составленных принцем Эдвином, сыном короля Ательстана, в изложении старейшего документа масонского права – «Поэмы о нравственном долге» мне больше всего нравиться пункт девятый: «Мастер Каменщик обязан брать только ту работу, которую способен завершить». Это суть и принцип присяги. И наступило время ее применить на деле. Тот, кто посягнул на Вашу Ложу – посягнул не на нее. Тот, кто это сделал, просто дал понять, что игра временно прекращается. Кто-то берет тайм-аут. Но, если бы были соблюдены все исторические параллели, Вас должны были бы как минимум подвергнуть более жестоким испытаниям, кроме надругательства над алтарем, верно? Значит, речь не идет о вере в преемственность масонами тайны тамплиеров и прочих наших мифах. В ином случае, ваших братьев должны были бы просто уничтожить, подтвердив тем самым миф о масонах-тамплиерах. Нет. Тут что-то не то. Кто-то двигает фигурки на доске, и этот кто-то или в самой церкви, или где-то выше, или где-то рядом.
– Выше Церкви, говорите? Я надеюсь, что Вы не поддерживаете мистическую теорию о Верховных Жрецах? Вы говорите о пресловутых волхвах?
– Ну, да, в общем.
– Но, это как раз и есть расхожий миф.
– Вы так думаете?
– Вы же не серьезно. Этих людей нет, и не может быть. Так можно договориться до зеленых человечков.
– Ну, хорошо. Пусть пока будет так. Тогда давайте о церкви поговорим. Вы знаете, что Ватикан намеревается реабилитировать Иуду Искариота. Вы знаете об этом. Два достаточно высокопоставленных чиновника Ватикана задались целью кардинально исправить образ Иуды Искариота, чье имя стало синонимом предательства для христиан с подачи Римско-католической церкви, и, в частности, евангелиста Луки. Они сами, самостоятельно такое затеяли без чьей-нибудь высшей поддержки? Представьте себе, что Иуда, ученик, который предал Иисуса за тридцать серебряников в Гефсиманском саду, возможно, будет оправдан самим Ватиканом! Что это значит? Просто Церковь идет в ногу с современными течениями, когда вновь революция становится модным мероприятием? Или это коренное низвержение основ христианской веры внутри самой Церкви? Или, может быть, это и есть возвращение к основам христианства? Как же так: простому человеку это вряд ли придется по вкусу – он не готов предателя назвать героем вот так просто. Ведь христиане издавна связывали имя Иуды с соучастием в распятии Христа, его имя стало нарицательным, оно стало синонимом слова предательство. Да и апостол Лука свидетельствует в своем евангелии, что Иуда «был одержим дьяволом».
Так что же это? Когда близкие соратники Папы Римского Бенедикта XVI – всерьез намерены работать над новым проектом и идеей, что Иуда Искариот вовсе не был предателем, а лишь исполнял волю Божью. Что ж, это не новость, не они первые, но! Это поднято, как новое знамя. Так, что это: вопрос веры или вопрос политики? Если веры, то мы с Вами знаем, что первые христиане верили, что Иуда лишь исполнял возложенную на него Богом миссию – как и остальные участники этой истории. Если политики, то это другой разговор. Что нового? Возврат к старому в отсутствие новых идей, по причине сильного давления со стороны мусульман, по причине совершенно уже неприемлемого разобщения христиан и постоянных войн во имя Христа друг с другом? Что? Или это бунт ветхозаветников? Что Вы слышали за последние лет сто об иоаннитах? Вот-вот. Конкуренция между монашескими орденами в те времена была не меньшей, чем сейчас конкуренция между секретными службами и банками за сферы влияния и чужие деньги. Сегодня предательство не есть что-то из ряда вон выходящее: нормальная политика. Сегодня, когда слабый сильному товарищ, ищи выгоду у одного и ложь у другого. Ладно, вернемся назад.
Мы с Вами знаем, что в соответствии с христианской традицией Иуда был прощен Иисусом, который велел ему уйти в пустыню и там духовными упражнениями достичь очищения. Ушел ли? Очистился ли? Или это и есть ответ и Иуде был подсказан выход из создавшейся ситуации, и Иуда действительно ушел вовремя, чтобы продолжить истинное учение? В Библии есть все ответы, но, боюсь, что дальше Нового Завета люди не заглядывают. Вот если бы современная Церковь могла запретить Ветхий Завет, ей было бы проще, но вот этого сделать никак нельзя: Новый Завет превратится из загадочной волшебной книги в самую непонятную и совершенно бестолковую, в которую никто никогда не поверит. И тогда остается предположить, что Церковь, как институт состоит из двух частей, верно? Из тех, кто ведает Ветхим Заветом и тех, кто Новым. Ведь, если Библия состоит из двух частей, то и Церковь, как институт должна придерживаться той же схемы. Только так возможно единство. И если это предположение верно, то мы с Вами имеем две Церкви в одной. Примите это только как предположение.
И вот тут на смену вопросам веры приходит политика, которая ничем от веры и не отличается. Все принципы, приемы и ритуалы те же. И там, и там преданность чему-то или кому-то, чего на самом деле может и не быть вовсе. Политика – это всего-навсего агрессивное крыло веры. Черное на белом, понимаете? Черные и белые монахи – политики и воины. Те, кто думает и те, кто выполняет. Политики – ястребы в светских одеждах, ибо Церкви сегодня не пристало самой выступать, как сила. И если ранее цари и короли, безусловно, подчинялись Церкви, то сегодня между церковной и светской властью бизнес отношения.
Мы знаем, что образ Иуды стал жертвой теологической провокации, которая послужила затем толчком к появлению антисемитизма. Значит ли это, что это просто вопрос взаимодействия с Израилем, как центра сбалансированного Востока или Германией, как основного центра Европы? Мелко для глобальной политики, управляемой бизнесом. Конечно, в это вписываются и признание холокоста Германией, Ватиканом и другими. Да и сам Понтифик, как говорят, одобряет этот проект, который может оказать серьезную помощь в налаживании отношений между христианами и евреями, которое нынешний Папа считает одним из главных приоритетов своей каденции. Все правильно и все логично: мусульмане стали настолько активны, что набирают все больше очков в этой игре за Бога и за души людей. А что если еще более серьезный приоритет – это активное движение к униатской церкви в части пересмотра приоритетов внутри Библии? Я говорю об унии, включающей в себя и иудаизм. Если вдуматься, то все выглядит и странно, и фантастично, но если при этом не отбрасывать всех возможных вариантов, то нет ничего более естественного, чем что-то кажущееся нереальным.
Великий Мастер не проронил ни слова. Задумался? Еще бы! Много лет назад, когда он только входил в масонский храм, он был уверен только в одном: свершается то, что является единственным и непреложным – истина встречает его на пороге. Теперь не так. Теперь все кажется обманом: если и была истина, то где-то в другом месте. Познавая год за годом, ступень за ступенью, градус за градусом учение масонов, Джонатан Тиз не на йоту не приблизился к Тайне. Что являло собой учение? Дорогу к истине? Возможно, но истина эта не имела никакого отношения к тому, о чем думали все: к познанию божественной тайны. Только теперь, когда он постиг тридцать третий градус, когда он оказался, как ему казалось, на вершине пирамиды, он понял всю суть идеи, созданной когда-то и кем-то: его Храм – это он сам, учение масонов – это только университет, окончив который ты оказываешься в начале пути. Только теперь он понял, что собранные воедино все артефакты и символы, все обряды, смешанные вместе в одно, все слова и действия ритуалов, вся мешанина из язычества, всех возможных религий, всех народов, всех существующих в памяти и записях человечества – все это лишь библиотека. Он понял, что нет никакой тайны – есть только долг хранить все это до времени, когда кто-то откроет двери и скажет: пора. Движение к непостижимому для истины и светлых разумом – идеальный план тех, кто не таясь, на открытом месте, создал масонский храм, как великую иллюзию. Иллюзию тайны, великого секрета, всеобщего заблуждения. А там ничего, кроме хранения накопленного за века и идеальной формы существования веры: формы униатской церкви. И теперь наступило время – открылись двери и вошли те, кто готов открыть миру правду. Является ли она истиной? Те ли вошли, кто имеет право? Вот вопросы. Все ли будет так, как предполагалось, или еще не время? Вот вопросы, на которые ответ будет дан скоро.
Все, что говорил рыцарь, полностью отвечало мыслям Великого Мастера. Но пугала теперь не мысль о врагах Ложи, которых, скорее всего, вообще не было. Где-то внутри появился страх другого, более высокого порядка: страх, что цель и высший смысл масонства действительно под угрозой, которая гораздо более серьезна, чем все, что представлялось Великому Мастеру ранее. Кто направил его сюда? Ведь он никогда не знал тех, кому сообщал все новости и кто направлял его действия. Неужели Дайс Ледуайен был прав, когда говорил о том, что он слишком поверил в свою миссию? Заигрался и перестал думать. Но, разве не абсолютная вера, не абсолютная преданность идее и есть смысл существования? Не думай, не задавай вопросов, ибо сомнения – великий грех. Видимо, нет. Масонский Храм, который стал смыслом жизни для Великого Мастера оказался не более, чем склад, который становится смыслом жизни для его заведующего. Придавать сакральный смысл полкам и шкафчикам с имуществом под инвентарными номерами – это слишком. Но, если это все-таки тот самый храм, который должен открыть свои двери и вернуть религии смысл? Если все же это и есть истина: все едино и все едины перед Богом? Тогда все правильно. Все, кроме того, что происходит теперь. А рыцарь, сидящий напротив, кто он? Он послан теми, кто крайне озабочен происходящим. Скорее всего, так. И действия, которые рыцарь предпринимает, Великому Мастеру начинают не нравиться. Зачем этот мальчик Люсьен здесь и почему он должен поверить в то, что он наследник Иуды? Кто тот, кто приходил только что? Что задумал этот человек, называющий себя рыцарем? Запахло кровью, Великий Мастер. Сильно запахло – так начинались большие войны, которые длились веками. Все припадали на колено и целовали лики святых – одних и тех же святых, и святые молча смотрели на убийц и убиенных во имя Твое. Будут еще и смерть и разрушения, и далеко то время, о котором говорится в Книгах. Время радости и счастья. Но, близко, очень близко время крови и если есть возможность его отдалить – это надо сделать тебе, Великий Мастер, ибо в чем тогда величие, если не в этом?
– О чем Вы задумались, Джонатан?
– О том, что Вы, скорее всего, правы. Настало время задать один вопрос: что будет дальше и что я должен делать в Ваших планах?
– Это не мои планы, Великий Мастер и это не один – это два вопроса. Но, время действительно наступило. Я отвечу Вам, но, только позже, если у Вас еще останутся вопросы. Сегодня Вам предстоит одно дело, которое Вы должны сделать – таков Ваш долг.
– Долг? Перед кем? Моей Ложи больше нет – или у Вас для меня есть новое назначение?
– Вы смущены тем, что Вы не знаете меня. Вы смущены, что у Вас больше нет цели? Но, ведь ее и никогда не было. Вы следовали советам и распоряжениям всю свою жизнь и теперь Вам сказали приехать сюда, и Вы приехали. В чем же дело? Вы верили много лет в истинность Вашей жизни и почему теперь Вас смущает то, что Вы воочию видите, что не видели раньше, но знали, что такое время может наступить? Радуйтесь! Вы начинаете прозревать и если то, что Вы видите, Вам не нравится, что ж, возможно все совсем не так, как Вам представлялось. Но, ведь от этого происходящее не измениться, если Вы будете мучить себя сомнениями. Вы должны принять то, что находится за пределами Вашего Храма, за строчками из Ваших книг. Что теория без практики? Я тот, кто послан уберечь и Вас и Ваше дело от тех, кто хочет разрушить веками существовавшее. Не дело простого человека менять порядок и суть вещей, но ход времени в нашей власти – есть те, кому это дозволено, кто знает, как должно быть. И есть те, кто достоин презрения и кто должен исчезнуть. Сейчас наступает время понять, кто должен уйти: мы или они.
– Они?
– Да. Те, кто посмел заговорить о равновесии, как о термине и образе бытия. Вы знаете, что это такое?
– Треугольник?
– Конечно. Тот самый треугольник, который был Вашим символом всю Вашу жизнь. Я должен предложить Вам выбор, и я предложу его, потому что сегодня произойдут события, которые могут повлиять на завтрашний день.
– Вы заговорили о треугольнике. Вы знаете, в чем смысл, кроме того, что известно всем?
– Вы тоже знаете, просто никогда серьезно об этом не думали. Что – треугольник? Рисунок, отображающий пирамиды древних и только? Графическое отображение пирамиды дает обманку всем, кто пытается понять: в основе рисунка всегда два угла – две опорные точки и потому число три стало главным. Третий угол – это вершина. Мы находим много подтверждений числу три – стоит ли перечислять. Люди доискались аж до Святой Троицы и прикрепили ее значение к собственному рисунку. Какие только объяснения не давались пирамиде! Ахинея! Глупость и не более того. Числа! Просто числа, которым вдруг придают мистический смысл. А на самом деле, в пирамиде в основе квадрат: ровный квадрат с четырьмя углами. И если смотреть с неба – это тоже квадрат, а не треугольник. Квадрат, Великий Мастер! От каждой опорной точки до вершины одно и то же расстояние, одно и то же расстояние друг от друга – совершенное равновесие и совершенный рисунок Божественной власти и ее проекции на землю. Основа жизни на земле может держаться только на четырех столпах: власть, вера, финансы и страх. В любом порядке, как пожелаете. А сверху? Сверху то, что мы называем Божеством. То, что создало этот порядок. Этот рисунок на земле. Но, вот божество ли это? Для нас – да, но для других?
– Это еще одно объяснение, рыцарь, и только. Вы логичны, но не более. Вы говорите: мы, они. Но, Вы не говорите, ни кто такие они, ни даже кто такие – мы. Вот, что странно.
– Что ж в этом странного?
– Давайте от объяснений перейдем к делу. Мне кажется, что наступило время понять окончательно смысл моего присутствия здесь.
– Ну, хорошо. Вы здесь, чтобы встретиться со мной и не более. Я первый из тех, кого Вам предстоит узнать, но я не Первый. Вы здесь для того, чтобы я был уверен, что Вы с нами, что Вы готовы от своего и нашего лица встретится за столом переговоров с людьми, которые представляют других. Тех, кто все это затеял. И я тот, кто должен принять решение: Вы можете это сделать или нет. Я тот, кто должен сделать выбор между Люсьеном и тем, кто претендует на трон.
– Вот это именно то, что мне хотелось бы узнать поподробнее. В этом причина всего происходящего?
– В этом. Но, именно об этом и завтра, хорошо. Подробно. А сегодня Вам надо уезжать в Швейцарию. Вы будете в Швейцарии всего один день и после этого Вы поедете в Бейрут, где и состоится последняя встреча, после которой все должно закончиться.
– Закончиться? Как?
– Вот этого-то никто и не знает, к сожалению. Возможно, что произойдет что-то совсем нехорошее, а может быть, даст Бог, все пройдет спокойно. Но, одно радует – все обязательно скоро проясниться.
– Значит, я теперь подчиняюсь Вам?
– Да, собственно, Вы, в смысле, все масонские ложи всегда подчинялись нам. Хотя, это звучит не очень хорошо: не стоит употреблять слово – подчинялись. Скорее, это многовековая договоренность между Хранителями зеркал и всеми, кто…
– Кем, кем, кем? Подождите. Хранителями зеркал, сказали Вы? Что это значит? Я впервые слышу такое название.
– Вряд ли, мой дорогой Джонатан. Позвольте я Вас теперь, когда мы с Вами познакомились поближе, буду так называть?
– Пожалуйста.
– Так вот, слышите Вы впервые только сочетание этих двух слов. А слова Вам более чем известны. Вы знали, что есть Высший Совет, который направляет деятельность масонских лож? Ну, если и не знали точно, то уж наверняка догадывались, так?
– Я понимал, что мы не одни.
– Все верно. Так какая разница, как называть тех, кто входит в этот Совет? Мы привыкли называть их Хранителями. Что же касаемо второго слова – зеркала, то объяснение этому Вы получите, как я и говорил завтра. Но, не здесь, а в Швейцарии – сам я не уполномочен этого делать. Вы же понимали, что ничто не конечно. Ничто не имеет пределов и границ, так? Следовательно, за тридцать третьим градусом обязательно что-то должно последовать: Вы же не верили никогда в то, что, достигнув последнего градуса, перед Вами раскроются Врата Рая или что-то в этом роде? Вы не настолько наивны, мой дорогой Джонатан. Учение бесконечно и постичь разумом, открыв одну единственную истину, которая лежит где-то, как золотой ключик…. Вряд ли Вы себе представляли так суть масонства, верно? В любой сказке есть правда и вымысел: вымысел для того и существует, что бы правда была видна не всем. В этом смысле самая показательна сказка – это «Золотой ключик», правда? Ведь поле дураков, конечно, правда, а вот нарисованного камина с потайной дверью, за которой счастье, добро и свет, нет. Но, как морковка для осла, должна быть идея – без нее не совладать с человеком. Она должна быть, за ней должны идти…. А вот куда? Это вопрос не человека, а тех, кто управляет им. Бога? Назовите его любым именем, или как иудеи, откажитесь от имени – ничего не изменится. В любом случае для связи людей одной идеей нужен орган, который будет проводить эту идею.
– Вы хотите сказать, что есть некие люди, которые управляют миром от имени Бога? И это не Церковь?
– Конечно, нет. Вернее, конечно, да. – Рыцарь засмеялся, потому что ответ получился двойственным, путанным и смешным. – Конечно, есть такие люди и, конечно, это не Церковь.
– Так значит, я их увижу в Швейцарии.
– Безусловно, но не всех, а только того, кто непосредственно занимается масонами. Все забюрократизировано, мой друг, и, как и в любом учреждении, есть строгая иерархия, этакая модная сегодня вертикаль власти. – Рыцарь опять засмеялся. – Но, Вам не придется выполнять строгие ритуалы и сложные процедуры. Скорее, как в банке: все по протоколу и отнюдь не Сиамских мудрецов – все проще намного, чем придумано у масонов, но не настолько, чтобы в этом мог разобраться простой человек.
– И что я должен сделать?
– Завтра, мой друг, завтра. Сейчас Вас проводят, а мне еще надо поработать. Да и наш юный Люсьен скоро проснется. Поверьте, все не так просто, как я рассказываю – я, конечно, немного упрощаю. Все много сложнее, но Вы, конечно, сможете понять многое. А примите ли – это зависит только от Вас. Прощайте, и увижу ли я Вас вновь сказать сложно. Трудные времена настают для нас с Вами.
Рыцарь встал, протянул руку и, не говоря ни слова, вышел в соседнюю комнату. Открылась дверь и в гостиную вошел один из тех, кто встречал Джонатана Тиза в аэропорту Бен-Гурион. Он молча поклонился, держа в руке небольшой кожаный саквояж и Великий Мастер последовал за ним из номера…
Знал бы ты, Великий Мастер, сколь непрочны и невесомы слова! Слова, которым ты привык верить, слова, которые были в основе всего. Знаки, ритуалы, знания и звания: что это все перед простым законом абсолютной смерти? Но, есть смысл в жизни, Великий Мастер. Есть. Даже если ты не понял его до последней минуты на смертном одре: не все постижимо уму человеческому. Ведь сказано в одном коптском тексте: "На верных чашах и правильным весом измерит Отец Мой долг ваш. И еще о каждом слове праздном, которое скажете вы, будете судимы. Ибо нет возможности избегнуть смерти, так же, как никто не избавит своих добрых или злых дел", т. е. наказания или вознаграждения за эти дела. Все случится очень скоро, и тебе, Великий Мастер, откроется истина, которую ты желал познать. Осознаешь ли ты ее? Успеешь ли?
«Были люди, жизнь которых продолжалась до девятисот лет, но их больше нет. И как бы долга ни была жизнь некоторых из них, все ушли, и ни один никогда не сказал: "Я не вкусил смерти". Но, то были ветхозаветные патриархи – не ты. Тебе идет пятьдесят восьмой год – последний год твоей жизни. Но, радуйся, Великий Мастер, есть надежда, ибо сказано: «Когда вы видите, чей дух скор на гнев, знайте – дни его сочтены, ибо такие погибают во цвете лет». Прожил ли ты достаточно долго и честно, чтобы подтвердить или опровергнуть эту истину? Вопрос не праздный, потому что сказано там же: «Сто одиннадцать лет исполнилось ему, когда он отошел; и никогда ни один зуб во рту его не доставил ему беспокойства, и глаза его сохранили всю свою проницательность, стан его не согнулся, и силы его не уменьшились. Но он занимался своим делом плотничьего мастера до последнего дня жизни. И был это двадцать шестой день месяца Абиб». И сегодня была середина августа – жаркое время в Израиле. День смерти Иосифа, сына Давидова, сына Иакова, сына Илии. И этот благословенный день не самый плохой день для смерти, Великий Мастер.
Гл. 34
На этот раз все оказалось совсем не так хорошо: все меняется со временем – вино становится уксусом, честный человек подлецом, а швейцарские часы вообще оказываются подделкой. И куда катится мир, синьоры? Где penne с сушеными помидорами и черными трюфелями? Где millefeuilles с лесным кремом? Где долгожданный морской лещ al cartoccio? Где они? Вместо этого в меню только жареная полента, pizzelle (вафли такие) и arancini. Зачем? Чтобы убить свои вкусовые рецепторы в угоду самому отвратительному месту на земле – желудку? Можно кого-то удивить рисовыми шариками? Мы с Вами не в Китае, прости Господи. Там – пожалуйста. Там – сколько угодно, но мы в Риме! Если такое возможно в Риме, то, что говорить об остальном мире. Если нечем угостить гостя, то хотя бы перестаньте валять дурака, изображая из себя повара! Возьмите пармской ветчины, возьмите помидоров, олив, латука, чеснока, лука и вина из Кампании. Положите на стол побольше свежеиспеченного хлеба, поставьте уксус и сыр. Пусть все думают, что Вы демократ. Но если Вы готовы на это, Ваше право, а я бы взял только суп Sartú di riso и все.
Виа дела Фонтанелла в этот час немноголюдна. Утро еще не кончилось и не время сидеть в ресторане – время наступит к вечеру, когда найти свободное место будет не просто. Это будет время совершенного безразличия к еде, время акустики, когда гул голосов сливается с голосами машин, время хаоса, когда пиво приходит на смену божественному вину – это время смерти духа и торжества плоти. А кушать надо в тишине, в одиночестве – один на один с Богом. Тогда пища – дар, а не рисовые шарики в животе.
…Я же говорил, что все меняется! Даже метр, который встретил на веранде, был другим. Человек прошел к заказанному столику, пропустив вперед даму. Дама села достаточно резко, так что перевернутые, в ожидании клиента, бокалы на столе чуть не лишили официанта его долга привести их в состояние готовности к наполнению. Она достала сигареты и зажигалку, закурила и откинула назад голову. Лицо ее ничего не выражало, ибо что может выражать лицо, половину которого занимают огромные модные темные очки, а вторую половину рот? Пожалуй, есть только одно портретное сходство с дамой в ее состоянии: пилот «Tomcat» после неудачных стрельб в ожидании разговора с командиром. Но, дама человека не интересовала: она уже получила свой гонорар и некоторую сумму на посещение пары приличных магазинчиков, торгующих готовым платьем. Остался только мелкий запланированный семейный скандал, и она также резко встанет и уйдет, а метр побежит за ней и взмахом руки подзовет ожидающее клиентов такси. А человека интересовал тот, кто уже сидел в дальнем углу веранды и потягивал вино из бокала, в ожидании пасты.
Скандальчик прошел, дама исчезла, как исчезает головная боль – забудем о ней. Не прошло и пяти минут (не очень быстро, чтобы не выглядело неучтиво и не очень долго, чтобы не потерять повод) к человеку подошел с бокалом в руке, сидевший в углу веранды, и попросил разрешения сесть.
– Конечно, синьор.
– Прошу прощения, я стал свидетелем вашей ссоры. Это так печально, когда в семье наступают тяжелые времена. – Подошедший сделал знак метру принести еще бутылочку вина. Метр понимающе кивнул головой.
– Такие времена у нас наступили в день свадьбы, так что ничего нового, синьор.
– Вы англичанин?
– Такой сильный акцент? Мне казалось, что мой итальянский не так плох.
– У Вас прекрасный итальянский, но это видимо врожденное: американец не может не узнать англичанина.
– Вы американец? Никогда бы не сказал.
– Почему? Потому что я не пью бурбон, не хожу в ковбойских сапогах и не заставляю официанта жарить мне стейк с кровью?
– Ну, не так, конечно. Просто Вы выглядите похожим скорее на европейца.
– Слишком долго жил в Европе, это правда.
Метр подошел с бутылкой вина и наполнил бокалы.
– Что-то еще, синьор?
– Нет, спасибо, все замечательно.
Когда метр отошел, человек сделал один глоток из бокала, промокнул губы салфеткой и откинулся на кресло. Никос смотрел на него с нескрываемым любопытством.
– Скажите, я могу теперь называть Вас мсье Дюпон?
– Ну, да. И погромче, чтобы официант в случае чего непременно запомнил мое имя. Как мне Вас называть?
– Лео. Лео Барт. – Никосу всегда нравились неопределенные имена. Кто такой Лео Барт? Вряд ли возможно определить по имени что-либо, кроме половой принадлежности.
– Лео Барт? Ладно. Пусть так. Итак, чем я обязан столь неожиданной встрече?
– Столь ли неожиданной, мсье Дюпон? Вообще-то, не очень получается Вам быть мсье Дюпоном: или уберите английский акцент, или станьте мистером.
– Ок. Мистер Дюпон.
– Ок. Мистер. Когда у Вас встреча с кардиналом?
– Сегодня…. Через два часа.
– Не ешьте в Ватикане.
– Почему?
– Отвратительно. Может это специально так задумано, что в монастырях и церковных заведениях плохо готовят, но я никогда не видел связи между плохой пищей и любовью к Господу.
– Ну, что Вы. Связь есть и непосредственная. Хорошая пища дарит радость и заставляет думать, что жизнь временами прекрасна, а это не входит в планы Бога.
– Вы пессимист. В смысле, что не любите церковь.
– Разве? Я просто объяснил Вам связь. А церковь я люблю… с архитектурной точки зрения.
– Ладно. Поболтали. Теперь, когда мне все ясно, поговорим о нашем деле. Вам передает привет мистер Ной.
– Спасибо, как он?
– Как он? Как всегда – прекрасно. А как Ваши работодатели?
– Вы кого имеете в виду?
– В данном конкретном случае, мистера Гутьереса, конечно. Именно он меня интересует.
– Мистер Гутьерес, я думаю, чувствует себя так же неплохо, как и мистер Ной. А вот, как мы с Вами себя чувствуем в этой ситуации, вопрос более насущный.
– Вы правы. Собственно, именно это и меня сильно занимает. Ну, так что? Будем играть свою игру?
– Свою? Вряд ли это возможно, Лео.
– Свою, в смысле, ту, которой учились в академиях: Вы в своей, я в своей.
– Вольные хлеба. Не рискованно ли?
– Ну, какие могут быть вольные хлеба в наше время. Скорее всего, нам надо выбрать в этой каше кусок побольше и послаще.
– Нам с Вами для полной идиллии на этом пикнике не хватает только третьего партнера. – Мистер Дюпон засмеялся.
– В смысле: водки и селедки? – Шутка пришлась по душе Лео-Никосу.
– В смысле русского и тогда мы с полным правом можем открыть второй фронт.
– Нет. Русские сейчас не самый удачный выбор.
– Думаете?
– А разве нет? Ребятки совсем запутались, да и свалилось на них столько, что вряд ли им до наших дел. Они лучше посидят в сторонке и посмотрят-подождут: как там у нас все сложится. А потом и определяться, когда станет понятно, кто выигрывает.
– Мне кажется, что Вы их недооцениваете. В конце концов, это не самый глупый ход в политике. Пусть они непредсказуемы сейчас, но у них есть опыт.
– Не думаю. Опыт был у их отцов и дедов – у этих другие приоритеты. Тем более, что они категорически не могут разобраться, что делать дальше. Они совершенно запутались и не понимают куда двигаться: назад или вперед. Власть есть, средств с избытком, но вот цели нет – это самая большая проблема. Только цель оправдывает средства, а если цель непонятна, то и средства только перетекают из сосуда в сосуд. Сами знаете, что вино с возрастом становится уксусом, который может отравить, но не составит кампанию Вашему бифштексу.
– Хотите сказать, что их стоит опасаться?
– Хочу сказать, что пока они сами не понимают, что они хотят, с ними лучше не иметь дела. Пусть для начала разберутся со своими паспортами.
– Господи, паспорта то их Вам, чем не угодили? Цвет, как у британских, что уже неплохо.