Текст книги "Евангелие отца"

Автор книги: Герман Сад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– Ты и об этом уже знаешь. Быстро у вас информация доходит.

– Бальтазар, ты луковый суп, я же говорил. – Ахмед засмеялся. – Это все Палестина – мы один народ, хоть и говорим на разных языках. У нас одна история, пусть и в разных изданиях. Книжки ведь только для тех, кто слеп и глух. Кто не умеет видеть вокруг себя – для них и пишут книжки. Пусть хоть читают, если не умеют слушать. Так хоть себя услышать смогут, а себе человек предпочитает верить. Пусть Европа думает, как нас помирить, мы будем продолжать этот спектакль ровно столько, сколько нам потребуется.

– Ну, я как-то так себе это и представлял.

– А, что? Это для кого-то секрет? Я имею в виду тех, кто немного умеет слушать, читать и думать. Сегодня мало кто заставляет себя потрудиться во благо себя, во благо собственного духа – все почему-то кричат о благе мира или государства. А что это такое – государство, как не ты сам?

– Софистика, Ахмед. Давай все-таки перейдем из области философии к реальности.

Ахмед опять засмеялся. Пустой разговор и вправду затягивался. Пора было начинать говорить. Если Бальтазар именно тот, кем его представляет себе Ахмед, время на исходе. Есть, конечно, вариант, что он только часть операции, о которой палестинцам сообщил доктор. Если так, то есть еще кто-то, кто действительно имеет своей целью уничтожение Иосифа. Но, кто? Пока не ясно. Ясно другое: Бальтазар встречался с доверенным лицом мистера Ноя. Они говорили достаточно откровенно – значит, Бальтазар их человек. Но, кто предлагает варианты исполнителю, если у него есть цель? Странно это. В любом случае, если Бальтазар не тот, кем его считает Ахмед – его дни сочтены, потому что уже слишком много сказано. Слова ведь материальны, в том смысле, что за словами обязательно следует действие. А как и где это произойдет неважно – важно только когда. Важно только то, что чем откровеннее, в пределах разумного, с ним будет Ахмед, тем быстрее станет понятно кто на чьей стороне.

– Реальность – это только оливы и хлеб, Бальтазар. Но, я согласен – давай о деле. Я действительно готов быть с тобой предельно искренним и того же жду от тебя. Ты спросишь: почему? А я отвечу: потому что у меня нет другого выхода – вот почему. Все настолько осложнилось, что никто не понимает, чем все может закончиться. Стоит ли победа в этой войне такой цены – никто не понимает, дорогой.

– Какой цены? И о какой войне ты сейчас говоришь? Об Израиле, об Афганистане? О чем?

– Цены, которая будет всеми без исключения заплачена, если мы не сможем договориться. А война…. Большая война Востока и Запада. Не в открытую, конечно. Мы не говорим сейчас о террористах: это не война – это политика. Только не говори, что ты не понимаешь.

– Крестовый поход наоборот. Стихи. Но, не смешно. Я понимаю тебя, Ахмед, понимаю. Но, мне кажется, что ничего не получается у тех, кто его задумал.

– Почему?

– А потому что уничтожить христианскую веру невозможно.

– А кто ее хочет уничтожать?

– Вроде, вы собираетесь.

– Наказать не значит уничтожить, Бальтазар. Привести в соответствие равновесия и навести порядок, не более. Никому не надо уничтожать христианскую веру. У нас и своих проблем предостаточно, чтобы ставить такие невыполнимые цели. Христианская церковь нужна, необходима. Вопрос только в том, какая она будет в итоге? Но, уничтожать? Нельзя уничтожать созданное не тобой – это грех. Хотя, конечно, если быть до конца честным, то каждого, кто начинает войну греет прежде всего мысль о мире. Никто не хочет войны, но война – это последняя дорога к миру, если, конечно, начавший ее не последний извращенец, убийца и бандит так что, нет такой задачи: уничтожить христианство. Это никому не выгодно.

– Значит, цель не Иисус? – Бальтазар хитро прищурился.

– Фу. Как можно хотеть уничтожить собственного пророка? Я же говорю тебе: мы одной веры и читаем одни книги только в разных изданиях. Ты, что, серьезно говоришь или прикидываешься? – Ахмед на секунду поверил, что Бальтазар и вправду не понимает. Но, стоп. Что за глупости.

– Я прикидываюсь, Ахмед. Давай говорить действительно начистоту: вам я нужен потому что дела у вас плохи? Совсем все перепуталось?

– Ну, если ты и вправду хочешь так – пусть так и будет. Если ты и вправду веришь, что ты настолько силен, что можешь один исправить ошибку многих, то верь в это. Хотя, это и есть главная ошибка всех, кто начинает войны. Но, помни, что твоя ошибка может стоить тебе твоей жизни. Войны начинают в одиночку, но заканчивают их вместе.

– Не пугай, дорогой. Ты говорил, что знаешь меня – зачем лишние слова? Тем более, что цена твоей жизни ничуть не больше, правда?

– Это так. Все действительно и просто и сложно: чтобы восстановить мир и равновесие в этом мире, надо немного переместить центр тяжести в другое место, но желательно при этом ничего не менять, чтобы не раскачивать лодку.

– Задачка.

– Еще бы. Задачка в том, чтобы поддержать идею унии. Вот, я сказал тебе это.

– Мусульмане и христиане вместе под одной крышей? Вот это идея!

– У вас, я имею в виду, не тебя конкретно, Бальтазар, какое-то превратное представление о мусульманах. Вы представляете их какой-то однородной массой, совершенно противоположной христианству. Но, это ведь совсем не так, ты же понимаешь? У нас своих проблем хватает с течениями, направлениями, сектами и прочее, прочее, прочее. Мало-мальски образованный человек представляет себе разницу хотя бы между суннитами и шиитами. Но, это только два больших движения, а сколько других? Кто сосчитал сколько среди мусульман неверных и идиотов? Да, все так же, как у и христиан: ведь не сосчитаешь ваши церкви, которые сражаются друг с другом за право трактовать ту или иную главу из Библии. А каждый себя считает истинным. Словом, задача объединения мусульман – не ваша задача. Мы как-нибудь сами справимся. Речь идет об объединении основных течений наших учений – тем более, что учение-то одно. Речь идет не меньше, не больше, как о восстановлении или создании, если восстановление невозможно, новой единой веры или церкви, как хочешь назови. Не сейчас надо говорить о ее названии – сейчас надо сесть за стол всем, кто имеет право за ним сидеть. Сесть и договориться. Страшно стало жить, Бальтазар, если честно. И нет другого выхода, как сесть за стол переговоров со всеми основными игроками. Да еще умудриться сделать это так, что бы на пути сближения было как можно меньше крови. Ну, безусловно, кому-то придется замолчать навеки, а что делать? Есть слова, которые говорит не стоит, но если ты их сказал – надо за них отвечать. Пусть не перед Богом – до Него далеко и Его уши могут быть заняты. Перед людьми надо будет отвечать: люди Его создания.

– Интересно.

– Еще как интересно.

– А вот скажи-ка ты мне друг Ахмед вот что: идея Иосифа – ваша затея? Мне тут довелось уже познакомиться с новым явлением отца сыну.

– Нет, ваша.

– Как же так?

– А вот как: кто-то у вас придумал вытащить его на Божий свет, а он пришел к нам. Почему? Не знаю. Почему он не потребовал справедливости у Ватикана? Может быть, потому что знал, что его так не примут ни за что? В любом случае, кто-то его направил к нам. Прежде чем что-то сделать, дорогой, надо получить ответ на один вопрос: от кого он пришел. Но, нам нужен этот ответ, чтобы понять как с ним поступить или подождать и посмотреть, что у вас получиться.

– А больше ничего ты мне не хочешь сказать?

– Хочу. Есть еще одна история: тут появился еще один игрок и говорят, что в противовес Иосифу.

– Кто же это?

– А вот не знаю пока. Но, все должно проясниться очень скоро. А у тебя есть мысли по поводу возникновения время от времени новых текстов и Евангелий? Немного смешно, немного пугает: у вас там где-то склад что ли Откровений и кто-то дозировано вынимает то одно, то другое? С какой целью? У нас ведь все просто: есть Коран и все. Конечно, его читают по-разному и понимают по-разному. Трактуют кто как может, но все-таки Книга-то одна. А у вас время от времени такие откровения появляются, что хоть стой, хоть падай. И самое удивительное, что они все настоящие, не подделки.

– Коран – хорошая Книга. Этакий дайджест самых интересных и правильных материалов Библии. Так сказать, версия «light». Совершенно не понимаю по какому поводу столько шума между вами?

– У дайджестов, мой дорогой, всегда самый большой тираж, не замечал? Да и как одолеть огромный, запутанный труд простому человеку? Ему надо просто и понятно объяснить истину и ценность человеческого бытия – объяснить доходчиво, чтобы направить на дорогу к Храму. А по поводу извечной ссоры между мусульманами и христианами, то тут все очень просто: кто же хочет быть номером вторым?

– Мы с тобой, Ахмед, опять углубились в болтовню.

– Немного, да. Тогда пора заканчивать. Предложение простое и сложное одновременно: в Швейцарию направляется один из Великих Мастеров масонов, которого прочат на папский престол совсем в недалеком будущем. Человек он честный, глубоко порядочный и совершенно не понимающий что происходит именно в силу своей глубокой веры в Христа. Разговаривать с ним бесполезно, потому что он испуган событиями, которые начали происходить. Но, с ним и не надо разговаривать – с ним надо договориться.

– О чем? Что конкретно произошло?

– Кто-то, не будем сейчас об этом, осквернил его веру, нарушив масонские порядки и протоколы. Он думает, что совершается что-то из ряда вон выходящее и эту его уверенность поддерживают некоторые господа, которые руководят основными процессами в мире. Но, его шок пройдет как только ему объяснить, что на самом деле кроется за событиями в его Ложе. Как только он поймет, что ничего вообще не произошло, что он только фигура в игре, что никто его мирную и никому не нужную Ложу не трогал, а подтолкнули конкретно его самого – он откроет глаза. Он должен понять, что процессы, которые происходят, важнее его сидения на одном месте, его веры и его самого.

– Ахмед, какие процессы? Я знаю только один процесс, который заслуживает внимания: процесс перевода денег.

– Ну, конечно. Только деньги переводятся под что-то стоящее, под какие-то проекты, да? Если это не война, то это подготовка к войне, или восстановление после неудачной войны. А если нет никакой войны? Тогда, кризис тоже хороший проект.

– Ну, не только, Ахмед. Вот у меня одна знакомая в Нью-Йорке получает хорошие деньги на постановку всяких опер. Нашла себе психа, который сам оперу ненавидит больше, чем еврей ненавидит субботу, но его имя размером с самолет на афише театра ему нравится – вот она и эксплуатирует его любовь к самому себе стоимостью в двадцать миллионов два раза в год.

– А он?

– Что он?

– Ну, девушка должно быть еще и красивая, чтобы так успешно работать?

– Ахмед, где ты видел красивых или мало-мальски симпатичных женщин, которые бы преуспели в бизнесе? Обычно они страшнее войны.

– А Елена Троянская, а царица Нефертити?

– Уже доказано, что никакой Трои вообще не было, а Елена просто невоспитанная, взбалмошная девчонка. Что же до царицы Египта, то она вообще только в профиль изображается, потому что в анфас она выглядит так, как я тебе и сказал – ужас. Так что там с этим масоном?

– Умеешь ты давать себе время подумать пока болтаешь. – Ахмед рассмеялся.

– Я весь внимание.

– Предложение таково: этот Великий Мастер знает в лицо того, кто вводит в эту игру новую фигуру. Люди говорят, что это может быть очень сильный ход и, опять же по слухам, направлен он против Иосифа. Таким образом, нам надо понять: что он знает, кто этот, второй, и кто тот, на которого делают новую ставку. Мы предлагаем тебе поехать в Швейцарию, встретиться с ним и дать нам ответы на эти вопросы.

– Одного не понимаю, Ахмед. Почему ты и твои партнеры думаете, что я с легкостью соглашусь на сотрудничество с вами, кого я себе слабо представляю? Кто вы? Может, вы вообще террористы, а мне не только вера, мне собственные принципы не позволяют в этом случае даже чай тут с тобой распивать.

– Мы не террористы.

– Мусульмане сегодня все террористы. – Бальтазар хитро взглянул на Ахмеда. – Разве не так вас преподносят средства самой массовой коммуникации? От человека вашей веры не стоит ожидать добра: так говорят.

– Вот странность, да? А наши почему-то пишут наоборот. Чудеса какие-то. Средства массовой информации так преподносят, а средства массовой коммуникации как раз наоборот. Разные есть средства массовой коммуникации: есть например спутниковая связь, радиотелефоны, да и мобильники, в конце концов. Чем тебе не СМИ? По ним, например, те, кто вам рассказывают об угрозе с нашей стороны, друг другу рассказывают совсем другие вещи. Вам говорят, что мы почти абсолютное зло, а с нами торгуют оружием, продают и покупают нефть, уран, да и вообще предпочитают наше золото хорошим отношениям между собой.

– Тем не менее, расскажи подробнее, чтобы я тебе поверил, что вы хорошие ребятами и что я просто должен в силу своего классического воспитания с вами работать и дружить.

– А причем тут дружба? Если есть дружба – это хорошо, но можно и без нее. Можно просто существовать, как среднестатистическая семья: без особых нежных чувств, но с ощущением необходимости друг в друге.

– А вы мне нужны?

– Еще как. У тебя появляется шанс не только выйти из этой ситуации живым, но и получить то, что ты хочешь: свободу, достаточные средства к достойному существованию и безопасную, спокойную старость.

– Это слишком даже Бога – такие радости. Но, зная тебе некоторое время, я готов внимательно выслушать твое предложение.

– А я его, собственно, уже высказал. Могу только более подробно описать то, что происходит. Только лучше это сделаю не я, а тот, кто меня прислал. Хочешь познакомиться с тем, кто прольет свет на таинственные события? Ты же любишь страшные тайны и суперсекретные жуткие секреты?

– Просто даже кушать без этого не могу. Когда и где?

– А что откладывать? Поехали прямо сейчас? Пройдет не более часа и ты станешь пособником злодеев в деле спасения мира от еще больших злодеев. Хочешь?

– Не томи. Поехали уже скорее.

Ахмед встал, достал из кармана сложенную вдвое пачку купюр с серебряным зажимом, вытащил одну и положил на стол, прижав чашкой.

– Забыл только одно сказать, мой друг. Ты не можешь ничего никому рассказывать о том, что услышишь и кого увидишь. Сам понимаешь, что мы вынуждены принимать определенные меры защиты пока цель не будет достигнута. Ну, и после ее достижения тоже.

– Это я понимаю очень хорошо.

– Тогда я все сказал, Бальтазар. Дальше ты сам отвечаешь за свои поступки.

Через пятнадцать минут машина остановилась у ничем не примечательного домика на окраине Иерусалима. Во дворе, под раскидистой оливой стоял стол, накрытый к обеду, пахло жареным мясом, лимоном и жасмином. За столом сидели два человека в белых рубашках: один что-то рассказывал, а второй смеялся над этим. Наверное, просто друзья? Женщина принесла еще кувшин вина и чашу с овощами, запах от которых сразу добавился к общей картине, которая так раздражает обоняние. Яркий пучок кинзы сейчас будет разделен на несколько частей, положен на кусок свежего горячего ливанского хлеба, полит теплым оливковым маслом, соком свежего лимона, пока еще растущего на соседнем дереве. Потом немного долек почти пурпурного помидора, чуть-чуть чеснока и все. Остается немного. Остается понять, что большего в этой жизни не надо и ничего не стоит этого куска хлеба: ни деньги, ни секреты, ни любовь. Может быть только тот кусочек хорошо прожаренной баранины, что лежит совсем рядом в глиняной тарелке без узоров? Наверное, только он. Ну, может быть еще эта минута, когда еще был шанс вернуться назад и эти двое еще не повернули к тебе лицо. Но…. Поздно. Они замолчали и, улыбаясь, отодвинули свои тяжелые деревянные кресла от стола, вставая навстречу вошедшим во двор старого дома на окраине Иерусалима.

Сколько удивленных лиц видел ты, Иерусалим! Лицо Иисуса, так и не понявшего глупость иудеев, лицо прокуратора, так и не понявшего глупость Иисуса, лица иудеев, так и не понявших жертву нового Христа. К ним добавится сейчас еще одно лицо – лицо Бальтазара, который увидит среди этих двоих того, кто точно здесь и сейчас быть никак не мог. Тем более в компании с тем, кто только что рассказывал этому человеку что-то смешное.

Гл. 37

На часах было около шести. Получается, что Люсьен спал так долго? Сон не освежил голову – скорее наоборот: сны были реальнее кошмара, который с ним произошел. Голова была тяжелой, а страх еще тяжелее. Открыв дверь в соседнюю комнату, он опять, как и тогда, когда только вошел в номер отеля, увидел у окна, стоящего спиной к нему человека, назвавшегося рыцарем.

– Вы проснулись, юноша? Это хорошо. Проходите и садитесь. Мне предстоит рассказать Вам нечто крайне важное для Вашего дальнейшего существования. Рыцарь повернулся к Люсьену лицом и подошел к своему креслу.

– Хотите есть?

– Нет. Не особенно. Что-то с головой.

– Голова пройдет. Выпейте вина.

– Вот уж нет. Хватит. После Вашего вина я выключился на несколько часов. Давайте сразу к мучениям приступим – Вы же еще не все мне рассказали. Играйтесь дальше.

– Это не игры, Люсьен. И Вы простите, что мне пришлось так поступить – по-другому было нельзя. Тот человек, который был с нами, должен был уйти с уверенностью, что Вы выпили напиток и уже не сможете вспомнить что было с Вами до этого момента.

– Слава Богу, что Вы меня совсем не отравили.

– Я похож на убийцу?

– Похожи. Даже очень. А еще Вы похожи на сумасшедших заговорщиков, свихнувшихся на почве тайных обществ и мистических романов.

– Судя по Вашему разговору, Вы в полном порядке и мы можем, наконец, завершить начатое. Садитесь. Я расскажу Вам все от начала и до конца, чтобы Вы перестали нервничать и начали мне помогать. Все дело в том, что тот, кто ушел, не должен знать, что Вы объективно оцениваете реальность.

– Почему?

– Да потому, что Вы именно тот, не должен появиться сегодня на Большом Суде в Ватикане.

– Где? Меня собираются судить?

– Именно.

– Но, за что?

– За то, что не смогли сделать тогда, когда это должны были сделать. Они должны были это сделать тогда, но им не позволили – они хотят это сделать теперь.

– Вы имеете в виду, суд над Иудой?

– Конечно.

– А раз я его потомок, то судить собираются меня?

– Именно.

– За то, что сделал он, отвечать должен я? Это же бред какой-то.

– Похоже на бред, но ситуация такова, что последствия этого, по-вашему, бреда, будут более чем реальны.

– Меня повесят на осине?

– Почему на осине? Ах, Вы про это? Нет, не на осине и не повесят. Вас отравят, ну, вернее, Вы сами отравитесь.

– Я сам? Точно бред.

– Вы совсем недавно могли убедиться, то это не так уж и сложно сделать. Кто знает, какая чашка кофе будет последней в нашей жизни?

– Спасибо на добром слове. А Вы, следовательно, не хотите почему-то, чтобы меня…, чтобы я отравился. Вы, вероятно, рыцарь на белом коне. Но, насколько я понимаю, я не принцесса? Какой Вам смысл меня спасать?

– Вы недалеки от истины. Я имею в виду, что я белый рыцарь. По-вашему, я хороший – не для всех, конечно, но для Вас – точно. А спасти мне Вас надо точно, но не для того, чтобы Вы покинули эту историю, а чтобы Вы появились там, где Вашего появления не хотят. Вы должны быть здесь, в Иерусалиме, во время свершения суда.

– Значит, у Вас есть свой интерес?

– Значит, так. Я ведь не по доброте Вас спасать собираюсь – все это одна большая история, в которой и мне и Вам уготована определенная роль. Не стоит мне не доверять, тем более, что у Вас и выбора-то особенного нет.

– Вторая часть марлезонского балета.

– Вы верующий?

– Не очень, а что?

– Вспомните что-нибудь из школьного курса Слова Божия и помолитесь на всякий случай. Важно, чтобы вторая часть была последней, и нам удалось не сыграть часть третью.

– Хорошо. У меня нет никакого выбора, и все что я хочу, это чтобы все закончилось как можно скорее. – Люсьен сел в кресло напротив рыцаря и налил себе вина. Сделал один глоток и действительно почувствовал себя почти сразу много лучше.

– Что это за вино?

– Обычное вино из бара, а что?

– Как-то стало сразу лучше. Вы ничего туда опять не подсыпали?

– Подсыпал, конечно. Иначе, как Вы придете быстро в нормальное состояние? Не пугайтесь, это хороший порошок – качественный.

– Кокаин?

– Почему кокаин? Вы так говорите, словно, кокаин это что-то ужасное. Благородное зелье, между прочим, в определенных допустимых дозах. Морфий – это тоже наркотик и может нести добро, а может и смерть. Ведро выдержанного бургундского Вам тоже не добавит радости и пользы. Во всем надо знать и соблюдать меру. Нет, это не кокаин – это более безопасная смесь. По очень старинному рецепту, между прочим.

– Успокоили. Я за три часа съел две дозы непонятно чего и радуюсь, что пока еще жив – это уже большое достижение. Раньше я позволял себе только ветчину.

– От ветчины тоже можно умереть. От всего можно умереть – даже от самой жизни: жизнь вообще вреднее, чем кажется. А пока Вы здесь, на этом свете, давайте потрудимся во благо этого самого света.

– А по-другому не отпустите?

– Перестаньте кривляться. Вы достаточно умны, чтобы понять, что лучше согласиться со мной, а не пытаться продолжать соревноваться в игре в слова.

– Все, все. Мне просто хочется, чтобы это все закончилось поскорее.

– Тогда я расскажу Вам, Люсьен, то, что напрямую касается Вас лично. Все остальное Вам нет надобности знать. И мы договоримся, что Вы будете внимательно слушать и отнесетесь ко всему, что я расскажу весьма серьезно, хорошо? Просто постарайтесь понять, что это не игра, что все происходит в реальности и что от этого не сбежать. Самый правильный выход их создавшегося положения не прятать голову в песок, а следовать разумным советам. Тогда все закончится с возможно минимальными потерями и для Вас, и для нас.

– Уговорили. Все. На самом деле, мне сильно нехорошо, поэтому давайте – начинайте, я весь внимание и страх.

– А вот бояться не стоит – все не так уж и плохо. Наберитесь терпения и послушайте меня. В конце моего рассказа Вы примете единственно верное решение и мы сможем сделать то, что мы сделать должны. Поверьте мне – действительно должны. Итак, Люсьен, Вы попали в реальный мир. Конечно, очень хорошо сидеть в укромном тихом месте ни о чем не заботясь, не утруждая себя проблемами, размышлениями и заботами о хлебе насущном. На всем готовом, как на хорошей банковской ренте. Но, вся беда в том, что Вы так жили не потому, что кто-то Вам что-то подарил или так сильно Вас любил, что оградил Вас от житейских неурядиц, с которыми сталкиваются все люди. Вовсе нет. Вы так жили не только за чужой счет, но, грубо говоря, в долг. Сейчас наступило время расплатиться по этому счету. Не перебивайте меня, пожалуйста. Я вынужден рассказывать Вам все настолько подробно, насколько это позволяют мне мои обязательства и долг. И отнюдь не перед Вами – это мой личный долг и мои обязательства.

Начнем с того, кто я. Вы, наверное, читали в книжках и в прессе много интересного про разные монашеские воинские ордена, включая самые, как сейчас говорят, раскрученные. Популярнее, чем тамплиеры темы в этой области нет. Странно и загадочно падение самого богатого и успешного во всех отношениях ордена, которому приписывались невероятные грехи и который в то же время, владел какой-то страшной тайной, перед которой не одну сотню лет преклоняли колени и римские Папы, и короли, и европейская знать. Дарение земель, отказ от своих богатств в пользу этого монашеского ордена не могло не запутать людей, не предать ордену ореол не просто таинственности, но даже благоговейного ужаса. Я не буду Вам рассказывать обо всех подробностях, но расскажу главное: то, что Вам следует знать. Храмовники создали модель управления миром, по которой мы с Вами живем и сегодня: тайна – деньги – власть. Надеюсь, что Вы понимаете, что никто просто так ничего не отдаст: ни деньги, ни земли, ни свое родовое имя. Так не бывает, правда? Следовательно, все кто что-то отдавал, что-то получали взамен и это уж точно не обещания вечной жизни на том свете, потому что все предпочитают жить на этом. Среди тех, кто входил в Орден Храма сумасшедших и глупцов не было. Реальна ли тайна: вопрос несущественный. Она должна стать таковой в восприятии тех, на кого рассчитан проект. Безусловно, в основе всего должна лежать информационная составляющая, которая либо досталась случайно, либо куплена, либо украдена. Как досталась рыцарям Храма их тайна никто не знает пока, но время покажет: ничто не может быть секретом бесконечно. Все всегда со временем становится явным – это истина. А все, что происходит вокруг тайны только домыслы, догадки, спекуляции, сплетни и слухи. Но, тайна сама открывается только в трех случаях: по воле создавшего ее, случайно или по причине предательства. Чаще, конечно, последнее. И это естественно, так как тайна возбуждает и чем больше возбуждает, тем выше ее цена. Чем выше цена, тем сильнее возбуждение и желание не только обладать этой тайной, но и желание ее продать. Многие тайны и создаются только лишь для того, чтобы произошел именно этот процесс повышение интереса, а значит и повышение цены. И, безусловно, что большинство тайн вообще тайнами не являются – это не более, чем бизнес проекты. Хорошо продается только то, что высоко котируется на рынке, а секреты всегда в цене. Хорошие бизнес проекты рассчитаны на длительный период, но есть воля, чтобы или закрыть проект, или продлевать его настолько долго, насколько успешно он работает. Вы понимаете меня? За обладание тайной надо воевать, и чем таинственнее и непонятнее причина, тем дольше и кровавее война. Хочешь войны – придумай секрет и ты получишь врага очень скоро. Сегодня мало кого удивишь войной или кризисом, которые длятся несколько месяцев – за это время много не заработаешь. При современных технологиях, такой проект должен длиться года два, чтобы бюджет составил несколько сот миллиардов. А раньше для достижения необходимой цели надо было убивать друг друга десятилетиями. Хотя, это объяснимо: сегодня хватит одной смс, чтобы президент одной страны принял условия президента другой, и каждый получил при этом свое и не остался в обиде на собственный банковский счет. Кризис сразу закончится, и никто не поймет, что же все-таки произошло. А раньше депеша могла идти полгода с одного континента на другой. Обратите внимание, что все войны вроде бы начинались по какой-то не очень важной причине. Важно только чтобы эта причина в принципе была… придумана. Люди даже не обращают внимание, что каких-нибудь сорок лет назад слово кризис вообще употреблялось только в словосочетании «военный кризис», а сейчас это самое любимое слово всех президентов. А первая часть словно подразумевается, потому что, говоря – кризис, президент говорит: война. Это как если из словосочетания «милостивый государь» убрать слово «милостивый», правда? Разница в смысле получается огромной, но всем наплевать. Просто никому неизвестный человек вдруг стал твоим Государем. Вот, что страшно, юноша. Ладно, вступление было слишком длинным, а теперь вернемся к тому, с чего начали.

Тамплиеров в самом начале по всем доступным документам было всего девять человек. Это не подлежит сомнению, так как существуют тому доказательства. Кто конкретно отправил этих достойных рыцарей в Иерусалим уверенно сказать трудно, но совершенно ясно, что это не была случайная экспедиция. Они получили доступ к раскопкам от имени самого короля Иерусалима и очень длительное время занимались поисками того, что в конце концов нашли и после чего удалились туда, откуда пришли. Кто послал и зачем? Ответ есть и это не тайна: на поиски утраченного вследствие войн, неразберихи и борьбы за власть в Палестине эти рыцари были направлены теми, кто спрятал то, что было найдено и возвращено. Кто же они? Немного терпения, Люсьен. Вы поймете, почему я так подробно и издалека начал свой рассказ, который к Вам, вроде бы, и не имеет непосредственного отношения. Но, поверьте, все имеет отношение и к Вам, и ко мне, и к нашей жизни в целом. Все, что произошло, где бы то ни было, в какие бы столетия – все отражается в нашей жизни и составляет ее реальность. Мы, как зеркала, отражаем прошлую, уже разбитую, реальность, составляя из осколков ее – свою. Только потому, что мы отражаем осколки, наша реальность похожа на абсурд. Не задумывались, почему когда-то Пикассо писал картины, а потом стал рисовать нечто странное, не имеющее цельности? Как в капле воды отражается весь мир, так и в одном гении в сжатом времени происходят все те процессы, которые происходят в обществе на протяжении веков. Человек на наших глазах сходит с ума, превращаясь из любящего творца в лишенного разума убийцу – это просто модель нашего времени, которую мы не замечаем, думая, что это отдельно взятая ситуация, не имеющая к нам никакого отношения.

Вера в чудо, в спасение, в заступника, справедливого и всевидящего, и в этом парадокс, удел неверующих. Удел тех, кто не верит ни в себя, ни в тех, кто стоит над ними, ими избранными, обязавшимися их защищать. Вера – удел разочаровавшихся в этой жизни грешников. Ведь, по образу и подобию, верно? А неверие есть абсолютный грех. И если цена веры есть неверие в себя и свои силы, то получается, что нельзя стать истинно верующим, не потеряв веру в себя. Немного путано, да? Попробуйте понять. На мой взгляд, вера в Бога только тогда может стать настоящей, когда Бог увидит, что ты веришь в Его замысел: в создание тебя – человека, как Его образ. Земное существо с абсолютной Верой. Но, человек слаб. И для него вера должна подпитываться реальными чудесами, избавлением от греха, страстей, приводящих ко лжи, войнам, крови. Если этого нет, то через какое-то время на смену старой вере приходит новая: как на смену христианству чуть не пришел ислам. Века прошли, а чуда не произошло: люди ждали и верили в избавление от бед, а Его все не было. Тогда пришел ислам, как новая истинная вера. Но, что принес он? То же самое: ожидание, боль и кровь. Но, это позднее. Вернемся к рыцарям Храма.

Их было ровно девять. Они не нашли сокровищ и не было никакого богатства, которое потом исчезло с Кипра, когда Жака де Моле вызвали на последний суд во Францию. Был небольшой сундук, в котором хранились документы, которые с хроникальной достоверностью, день за днем, фиксировали судьбу одной семьи. Не более, чем подробная летопись, отчеты, хроника событий, которые произошли две с небольшим тысячи лет назад в Палестине. Почему рыцарей было девять? Казалось бы, какая разница, какое имеет значение, сколько их было? Простая случайная цифра? Вряд ли, так как в те времена, ровно, как и сейчас, в делах такого рода никаких случайностей не допускается. Вы понимаете, о какой семье я веду речь?